Книга: Убиты под Москвой. Крик. Повести - Константин Воробьёв

Я люблю эти книги «Школьной библиотеки» еще и потому, что они почти всегда сопровождаются вступительной статьей или послесловием некоего критика. Произведения обычно не сильно устаревают, а вот критика почти мгновенно превращается в документ своей эпохи, а я страсть как люблю копаться в напластовании идей. Вот и здесь прозу Воробьева предваряет чудовищная по глупости и по стилю статья В.А. Чалмаева. В вики-статье об этом критике есть примечательная фраза: «Одним из первых советских литературных критиков начал открыто выступать с позиций национальных интересов русского народа». Относится она к 60-м, что как бы намекает нам, что головою критик поехал крайне давно. Статья же к этому сборнику, если верить копирайту, написана в 2000-м, так что задор критик сохранял долго, радуя читателей своими фантазиями о войне (и кто их пускает к текстам для школьников?). Проза самого Воробьева, к счастью, гораздо лучше карикатурных измышлений Чалмаева о ней. Она своей неизбывной болью напомнило знаменитый рассказ Гаршина с турецкой войны - такая же жуть и бессмысленность происходящего. Вероятно, составитель решил поставить повести в порядке их публикации, что, однако, несколько мешает восприятию, так как последней оказалась опубликованная в середине 80-х повесть, написанная по авторской версии в Литве в 1943-м. Лучше было бы все же расставить тексты по дате написания, так была бы более выпуклой эволюция авторских взглядов и стиля. Позволю себе поговорить об этих повестях именно в хронологическом порядке.

«Это мы, Господи!..» рассказывает о злоключениях советского офицера в немецком плену, беллетризируя авторский опыт. Здесь просто, без авторских оценок и отвлечений. Смерти, смерти, смерти, кровь, расправы. То эсэсовцы людей лопатами рубят, то от скуки стреляют, то еще как забивают. Есть и коллаборационисты, полицаи, есть лагеря, есть изменники, а есть простое, наполняющее человека желание жить. Именно это желание, кроме обстоятельств написания, делает повесть столь примечательной, живой и яркой. Один местный рецензент написал, что повесть неполна, так как рассказывает только о мучениях героя в немецком плену и оставляет за кадром его послевоенную судьбу и мыкания в советских лагерях. Как же меня раздражают люди, которые ленятся проверить дату написания, а еще больше те, кто требуют править реальность в соответствии со своим стереотипом. И коли реальность не соответствует стереотипу, тем хуже для реальности.

«Крик» (опубликован в 1961) о том же (будем честны, автор все время писал об одном и том же, о своей травме), о том, как некий высокий (это каждый раз подчеркивается) молодой человек попадает в плен. Здесь больше до плена, больше лирики (хорошей, терпкой и простой), но столько же личной боли и мучительных переживаний.

Заглавные «Убиты под Москвой» (публикация в 1963 в «Новом мире» Твардовского, sic!) интересны тем, что они, в отличие от более ранних вещей, рублено конъюнктурны. И здесь есть место личному опыту, однако автор решил поймать волну. После XXII съезда КПСС ругать Сталина стало куда легче и отчасти модно, поэтому здесь будет много прямых апелляций к его просчетам, многозначительных умолчаний и многозначительных же отсылок. Недаром упомянутый выше Чалмаев именно на этой повести с душой оттоптался, занимаясь в ней поиском глубокого смысла. Мне же было любопытно – как меняется историческая мода. Вот здесь автор, рассказывая о пути роты кремлевских курсантов к первому и для многих последнему бою, натужно поругивает СВТ, рассказывает о том, как немцы непринужденно сбивают наши неназванные устаревшие истребители, слабость которых якобы выявлена еще в Испании. Затем он бодро нахваливает немецкие автоматы, да и вообще из его текстов складывается впечатление, что немцы вооружены ими поголовно. А сейчас вроде бы принято хвалить СВТ, насколько я информирован, И-16 в умелых руках не уступал немецким самолетам, а автоматов у немцев было сравнительно мало, да и боевые характеристики их были сомнительными. Но дело даже не в смещающихся оценках, а в том как вроде бы сугубо технические вещи становятся политическими, элементами, прости господи, черной легенды, в данном случае легенды о просчетах перед войной (и дело не в том, что просчётов не было, а в том, как эта информация усваивается и упрощается людьми).

Из любопытного стоит упомянуть то, что картинка на обложке не имеет отношения ни к одному тексту (я все ждал, до последней страницы ждал). Спасибо автору за такие детали прошлого, что я люблю и выискиваю – за кировские часы и дээсовские пулеметы. Человеком он, кажется, был стоящим, но война его сильно исковеркала.

Чтоб снова На земной планете Не повторилось той зимы, Нам нужно, Чтобы наши дети Об этом помнили, Как мы!

Я не напрасно беспокоюсь, Чтоб не забылась та война: Ведь эта память — наша совесть. Она, Как сила, нам нужна... (Ю.Воронов)

Они сражались, умирая выполняли приказ, это герои , почему в книге материал преподноситься так? почему в 9 роте Бондарчука выживает только один, и в результате одна из лучших операций спецназа превращается в "все пропало", "нквд с пулеметами", "командиры дураки". у Симонова в ситуации атаки вместо обороны без приказа, офицер отдавший приказ атаковать стреляться от стыда, и для всех однозначна оценка его поступка, тут .... много вопросов.