Текст книги "Бесстрашная Игрэйн"

К. Функе
Бесстрашная Игрэйн
сказочная повесть

Cornelia Funke

IGRAINE OHNEFURCHT

© Text and illustration © Cornelia Funke, 2007

© Набатникова Т.А., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2019

Machaon®

* * *

Крепость у леса

Игрэйн проснулась: что-то ползало по её лицу, что-то со множеством лапок. Она открыла глаза – и вот он, прямо на кончике её носа, толстый чёрный паук. Больше всего на свете Игрэйн боялась пауков.

– Сизиф! – прошептала она дрожащим голосом. – Сизиф, проснись! Прогони паука!

Кот поднял серую морду с живота Игрэйн, сверкнул глазами, потянулся – и заглотил паука с кончика носа Игрэйн. Хоп! Паука как не бывало.

– Разве я велела его съесть? – Игрэйн смахнула со щеки кошачью слюнку и столкнула Сизифа с кровати. – Паук на носу, – проворчала она, откидывая одеяло. – И прямо накануне моего дня рождения. Это не предвещает ничего хорошего.

Она босиком прошлёпала к окну и выглянула на улицу. Солнце уже стояло высоко над крепостью Бибернель. Башня отбрасывала тень на весь двор. Голуби чистили пёрышки на зубчатых стенах, а внизу в конюшне фыркала лошадь.

Бибернель, больше трёхсот лет принадлежавшая семье Игрэйн, построил ещё прапрапрапрадедушка её мамы. (Может, там было и больше «пра», Игрэйн не знала точно.) Крепость была небольшая, в ней имелась всего одна покосившаяся башня, стены не толще метра, но для Игрэйн она была лучшей на целом свете.

Во дворе Бибернеля между камнями брусчатки цвели дикие цветочки. Под крышей башни ласточки лепили весной свои гнёзда, а в крепостном рве под голубыми кувшинками жили водяные змейки, которых Игрэйн кормила с руки. Ворота крепости охраняли два сидящих на выступе стены каменных льва. Когда Игрэйн счищала мох с их гривы, они мурлыкали как кошки, но, если к крепости приближался чужой, скалили свои каменные зубы и рычали так грозно, что даже волки прятались в ближнем лесу.

Львы были не единственными стражами Бибернеля. Со стен глядели каменные физиономии, строя страшные гримасы всякому чужаку. Если пощекотать их носы ласточкиным пером, они смеялись так громко, что с зубчиков крепости сыпался голубиный помёт, но их широкие пасти могли заглатывать и пушечные ядра, а горящие стрелы они перекусывали так, будто не знали ничего вкуснее.

Но к счастью, в их каменные пасти уже давно не попадали ни стрелы, ни пушечные ядра. На Бибернель уже много лет никто не нападал. Раньше, ещё до рождения Игрэйн, времена были менее спокойные, потому что у её семьи хранились колдовские и чародейские книги, которыми мечтали завладеть многие могущественные люди. Рыцари-разбойники, герцоги, бароны и даже два короля нападали на Бибернель, чтобы отнять книги. Но все уходили ни с чем, а потом наступили более мирные времена.

– Чуешь запахи? – Игрэйн усадила Сизифа рядом с собой на подоконник и вдохнула прохладный утренний воздух.

До неё доносился тонкий запах древесной золы, мёда и вербены. Из верхнего окошка башни в утреннее небо поднималось розовое мерцание. За тем окном находился кабинет родителей Игрэйн. Благородный сэр Ламорак и прекрасная Мелисанда были самыми могущественными чародеями на всём пространстве между Шепотливым лесом и Гигантскими холмами.

– Зачем они колдуют в такую рань? – обеспокоенно шепнула Игрэйн на ухо Сизифу. – Пожалуй, ещё и не завтракали. Может, боятся, что не успеют приготовить мне подарок?

Она быстро согнала моль со своих шерстяных штанов, влезла в них и через голову натянула на себя прадедушкину кольчугу. Хотя та и доставала ей до колен и, признаться, была не очень удобной, Игрэйн надевала эту кольчугу каждый день с тех пор, как нашла её в оружейном зале. Альберт, старший брат Игрэйн, хотел, как их родители, стать чародеем, но Игрэйн находила всё это колдовство ужасно скучным. От заучивания заклинаний, состава ингредиентов для магических порошков и растворов у неё начинала болеть голова. Нет уж. Лучше быть как прадедушка, Пелей фон Бибернель. Если верить семейным преданиям, он был рыцарем, сражался на турнирах и с утра до вечера переживал разные приключения. Альберт смеялся над её желанием, но так уж устроены старшие братья. Время от времени Игрэйн мстила, подсовывая в его чародейскую мантию мокриц.

– Смейся-смейся! – говорила Игрэйн, когда он разыгрывал её. – Мы ещё посмотрим. Спорим на десять твоих дрессированных мышей, что однажды я выиграю королевский турнир.

Альберт любил своих мышей, но пари Игрэйн всё-таки принял. А сэр Ламорак и прекрасная Мелисанда обеспокоенно переглядывались всякий раз, когда дочь являлась к завтраку в кольчуге. Нет, семья не считалась с её планами на будущее.

– Идём, Сизиф. – Игрэйн застегнула ремень и взяла под мышку зевающего кота. – Пошпионим немного.

Она в несколько прыжков сбежала по лестнице в рыцарский зал, миновала галерею портретов своих предков (вид у всех был безрадостный) и толкнула двустворчатую дверь, ведущую во двор. Стоял чудесный тёплый день. Аромат цветов запутывался между крепостных стен, смешиваясь здесь с запахом мышиного помёта.

– Ах, Сизиф, Сизиф! – корила Игрэйн кота. – Если ты и дальше будешь смиряться с мышами Альберта, их разведётся столько, что некуда будет ступить! Не мог бы ты их хотя бы припугнуть?

– Слишком опасно, – проворчал кот и сонливо прикрыл глаза. Он умел говорить с тех пор, как Игрэйн посыпала его красным волшебным порошком Альберта. Но желание поговорить у кота возникало крайне редко.

– Ты трус, – сказала Игрэйн. – Альберт никогда не превратит тебя в собаку, хотя и грозится это сделать. Он просто не умеет. Да если бы и умел, родители никогда ему не позволят.

Сизиф только зевнул в ответ и притворился спящим на руках у Игрэйн, которая несла его к башне. Единственная башня Бибернеля, окружённая глубоким рвом, находилась прямо посреди двора крепости, вдали от дома и стен. В этой башне предки Игрэйн пережили не одну осаду, потому что здесь можно было укрыться, даже когда вся остальная крепость была захвачена. Через ров к башне вёл узкий деревянный мост, который поднимали во время войн. Раньше под мостом жил дракон (в семейной хронике его называли «пожирателем рыцарей», хотя он был не очень большим). Игрэйн бы очень хотелось, чтобы он по-прежнему там жил, ведь теперь под мостом кишмя кишели пауки, из-за чего у неё каждый раз тряслись поджилки, когда она навещала родителей в башне. А иногда Альберт, чтобы досадить Игрэйн, немного приподнимал мост, чтобы ей пришлось прыгать. Как и сегодня. Проклиная брата, она прыгнула, держа Сизифа под мышкой.

– А теперь тихо! – шёпотом скомандовала Игрэйн, крадучись по мосту с трясущимися из-за пауков коленками. – Не мяукать, не фыркать, не мурчать, ни звука. Ты знаешь, у Альберта слух как у летучей мыши.

Кот лишь презрительно глянул на неё, когда она поставила его на землю у двери башни. Ещё бы! Он мог красться куда тише, гораздо тише, но Игрэйн очень старалась. На цыпочках она поднималась по бесконечным ступенькам, ведущим прямо к чародейской комнате, а кот в это время не торопясь абсолютно бесшумно следовал за ней. По дороге они спугнули нескольких летучих мышей. Ручные мыши Альберта сидели почти на каждой ступеньке, но Сизиф делал вид, будто не видит их.

На тяжёлой дубовой двери, за которой находился кабинет родителей Игрэйн, были нарисованы магические знаки, а ручкой служила латунная змея, любившая кусать непрошеных гостей за руку.

Игрэйн приложила ухо к двери и прислушалась. Слабо доносилось тихое пение чародейских книг. Сизиф тёрся о её ноги и мурлыкал. Он хотел получить свой завтрак.

– Что я тебе сказала? – зашипела Игрэйн, отталкивая кота. – Ни звука!

Но в этот момент дверь приоткрылась. В щель просунулась голова Альберта.

– Так я и знал! – сказал он и улыбнулся своей традиционной улыбкой «какая-же-ты-глупенькая-младшая-сестра». Нос его был испачкан древесной золой, а в волосах запутались две мыши.

– Я здесь случайно, – огрызнулась Игрэйн. – Я только хотела узнать, когда же будет завтрак.

Альберт улыбнулся ещё шире.

– Ты всё равно ничего не разведаешь! – пропел он. – Тебе никогда не удавалось ничего разузнать заранее и сейчас не удастся! Так что иди и корми змей.

Игрэйн встала на цыпочки, чтобы заглянуть через голову Альберта, но он оттолкнул её.

– Иди играй в рыцарей, сестрица! – сказал он. – А к завтраку я позвоню в колокольчик, когда мы тут управимся.

– Доброе утро, милая! – донёсся из комнаты голос матери.

– Доброе утро! – крикнул сэр Ламорак, её отец.

Игрэйн не ответила. Она показала Альберту язык и с высоко поднятой головой спустилась по лестнице вниз.

Водяные змеи и фехтовальные упражнения

Корм для водяных змей был на кухне. Когда Игрэйн вошла, со стола спрыгнули полдюжины мышей Альберта. Они опять грызли сыр, а когда Сизиф выскользнул из-за ног Игрэйн, они просеменили мимо него так невозмутимо, будто перед ними был не живой кот, а чучело. «Когда-нибудь я их переловлю, – подумала Игрэйн, – даже если Альберт превратит меня за это в паука».

– Каждый год эти секретные перешёптывания, – возмущалась она, накрывая подъеденный сыр кастрюлей. – Но в этот раз они перегнули палку. Уже пять дней колдуют там, у себя наверху. Уж не хотят ли подарить мне слона?

Она налила Сизифу в миску молока, достала из печи ведро с отходами от волшебства – мама всегда прятала его там от мышей – и потащила во двор. Сизиф с испачканной в молоке мордочкой неотступно следовал за ней.

Подъёмный мост противно скрипел, когда Игрэйн его опускала. Ещё бы! Во всей этой чародейской суете никто не удосужился смазать цепи. Сизиф проскользнул между её ног и затаился у края моста. Рыбы, плавающие во рву, не были под защитой Альберта, и кот с удовольствием этим пользовался. Удивительно, как он до сих пор не истребил их полностью, и они там водились целыми стаями. Игрэйн взяла из ведра пару яиц в голубой скорлупе и бросила их в ров.

Вода среди кувшинок тотчас пришла в движение, и пять змей, высунув язычки, потянулись к Игрэйн своими сверкающими головками.

– Мне очень жаль, – сказала она, наклоняясь к ним. – Опять только сухое печенье Альберта да голубые яйца.

Ведро было до краёв наполнено этим добром. Даже Игрэйн признавала, что Альберт колдует довольно умело для своего возраста, но, как только он пытался наколдовать себе что-нибудь съестное, получалось только сухое печенье и голубые яйца.

Змеи, однако, неприхотливы. Вот и сейчас они с восторгом проглотили этот несчастный случай колдовства Альберта. А Игрэйн побрела на другой конец моста и взглянула на болотистые луга, окружающие крепость. Всё было спокойно под утренним солнцем, лишь несколько кроликов прыгали по траве. Игрэйн вздохнула.

– Каждое утро кормить змей, – ворчала она, – по средам и субботам вытирать от пыли волшебные книги, раз в неделю счищать мох с гривы каменных львов – и только раз в год проходит турнир в крепости Дюстерфельс. И больше здесь не случается ничего захватывающего, Сизиф, никогда.

Она со вздохом опустилась на корточки подле кота, и Сизиф принялся тереться серой головой о её колено.

– Завтра мне исполнится уже двенадцать, Сизиф! – продолжила Игрэйн. – Двенадцать! И до сих пор ни одного настоящего приключения. Разве станешь тут знаменитым рыцарем? Не спасать же мне кроликов от лис и белок от куниц!

– И рыб от меня, – мяукнул Сизиф и сунулся когтями в воду, но на сей раз чешуйчатая добыча от него ускользнула.

Игрэйн посмотрела вверх на каменные рожи. Некоторые из них зевали, остальные недовольно косились на жирных мух, которые любили загорать у них на носах.

– Видишь, даже каменные рожи изнывают от скуки, – сказала она. – А уж они бы не отказались для разнообразия перегрызть пару стрел или проглотить по пушечному ядру.

Сизиф только покачал головой и продолжал терпеливо таращиться в тёмную воду.

– Да, я знаю! Глупо мечтать о таком.

Тут Игрэйн вскочила так стремительно, что кот недовольно фыркнул:

– Ты распугаешь мне всю рыбу!

– А ты думаешь только о еде! – огрызнулась она и взяла пустое ведро. – Я умру со скуки, вот увидишь. Может быть, не сегодня, но к следующему дню рождения точно!

Сизиф ударил лапой по воде и тут же бросил на мост барахтающуюся рыбу.

– Учись колдовать! – проворчал он.

– Нет, колдовство не для меня, ты же знаешь, – ответила Игрэйн и с недовольной миной поплелась к воротам крепости. – Колдовать! – бормотала она. – Зубрить наизусть состав зелий, формулы, заклинания… нет уж, спасибо.

– Не жабудь поднять мошт! – мяукнул Сизиф, волоча мимо неё рыбу в зубах.

– Зачем? – ответила Игрэйн. – Всё равно никто не придёт… Двенадцать лет, – шептала она, направляясь к оружейному залу, который находился справа от ворот. – Мой прадедушка уже в семь лет участвовал в королевском турнире!

Хотя её родители не признавали оружия, так как магия защищала их надёжнее, оружейный зал Бибернеля был полон доспехов и мечей, щитов и турнирных пик Пелея, её прадедушки. Он был вдохновенным рыцарем, но вот наездник из него был никудышный. Он не выиграл ни одного турнира, потому что падал с коня ещё до того, как его соперник поднимал пику. Игрэйн проводила здесь много времени, очищая его старые мечи от ржавчины или до блеска полируя щиты с гербом.

– Я просто родилась не в то время! – горевала она, беря в руки один из помятых щитов. – Да, уж это точно.

Родителям не нравилось, когда их дочь брала настоящие мечи, но ведь они, должно быть, ещё колдовали в своём кабинете, и Игрэйн засунула за пояс меч, похожий на тот игрушечный, который ей наколдовал отец, и надела шлем с серебряной птицей – к сожалению, он был великоват ей, но уж очень красив. Затем сняла со стойки кожаное чучело для упражнений – ей на десятый день рождения его наколдовали родители и Альберт.

Стоило Игрэйн три раза подуть в лицо чучелу, как оно вмиг оживало, вытягивалось в струнку, поправляло пояс с мечом и маршировало во двор. Сизиф зашипел, прижав ушки, когда эта кукла вышла из оружейного зала.

– Да ладно тебе! – усмехнулась Игрэйн. – Он тебе ничего не сделает, ты сам знаешь. Не с тобой же мне упражняться в фехтовании.

Чучело, скрипя кожаными конечностями, проследовало за ней вверх по лестнице, ведущей к зубчатой стене над воротами. Сизиф недовольно бросил обглоданный рыбный скелет и поскакал за ними.

Пока кот устраивался поудобнее на тёплой стене, чучело в ожидании прислонилось к зубцу крепости. Игрэйн же взобралась на парапет стены и огляделась.

Небо было голубым, как цветущая незабудка. Лишь пара облаков плыла над Шепотливым лесом. Воздух был так прозрачен, что на западе просматривались угодья Одноглазого Герцога, который, по слухам, целыми днями охотился на драконов и белок. Ближайшая деревня располагалась на юге, на холме, путь туда был неблизкий, но в такие ясные дни, как этот, среди деревьев были видны крыши домов. На востоке возвышались пять круглых башен крепости Дюстерфельс. Эта крепость была в десять раз больше Бибернеля, а её хозяйка – старая баронесса – любила лишь две вещи на свете: лошадей и медовое пиво.

– Ничего не происходит, – буркнула Игрэйн. – Абсолютно ничего. Это невыносимо. Стоп! – Она подалась вперёд. – Что это, у баронессы новый флаг? И что это за герб на флаге? Ну да, наверное, бочка с медовым пивом.

Она со вздохом спрыгнула с парапета и ткнула мечом в грудь чучелу.

– К бою, кожаный рыцарь! – воскликнула она и опустила забрало. – Вы отпилили рог моего единорога. За это вы поплатитесь!

Чучело выдернуло меч и, широко расставив ноги, встало перед ней в боевую позицию. Как всегда, оно с невероятной грацией отражало её атаки, и вскоре Игрэйн в кольчуге стало так жарко, что она побежала вниз к источнику. Она как раз выливала себе на голову ведро воды, когда каменные львы над воротами вдруг начали рычать.

Нежданные гости

Львы рычали хрипло, будто их глотки пропылились. Игрэйн испуганно протёрла глаза от воды, снова запрыгнула на лестницу, оттолкнув застывшее на пути чучело. Сизиф стоял на стене, шипя и ощетинившись. Игрэйн присела рядом с ним и глянула вниз.

Каменные львы оскалившись сидели на своём карнизе, били хвостами о стену, а напуганные их рыком змеи в ужасе высунулись из воды.

С востока галопом приближался всадник.

– Что это значит? – сердито крикнула львам Игрэйн. – Это не враг, каменные вы морды! Это Бертрам, конюший из Дюстерфельса!

Львы озадаченно захлопнули пасти.

– И правда! – прорычал левый, прищурившись. – Она права.

– Это голуби виноваты! – обиженно оправдывался правый. – Как же тут вести наблюдение, если птицы загадили нам все глаза! Я скоро не смогу отличить коня от единорога.

– Да, вопиющее неуважение! – рыкнул левый.

Но Игрэйн их уже не слушала. Гремя кольчугой, она сбежала вниз по лестнице и ринулась через двор. Сизиф едва поспевал за ней.

– Кто там, моё сокровище? – крикнул сэр Ламорак, выглянув из окна башни.

– Ах, львы опять подняли ложную тревогу! – ответила Игрэйн. – Это Бертрам, конюший из Дюстерфельса.

– О нет! – застонал отец. – Это может означать только одно. Баронесса опять устраивает свои скучнейшие лошадиные бега. Скажи, что мы не сможем присутствовать, мой ангел. Хорошо? – И он тут же снова исчез в окне – ещё до того, как Игрэйн могла ему напомнить, что она вовсе не считает лошадиные бега скучными.

Конюший въехал во двор крепости. Его лицо было красным, как чародейская мантия родителей Игрэйн, а взмыленная лошадь хрипела. Игрэйн принесла ей ведро воды и насухо вытерла пучком соломы, пока её хозяин обессиленно сползал из седла.

– Ну и погода! – с трудом переводя дух, сказал Бертрам. – Чёрт! По мне так пусть уж лучше льёт как из ведра. Где твой отец, Игрэйн?

– Колдует мне подарок ко дню рождения, – ответила Игрэйн, отводя гриву со лба лошади. – Увы, ты им помешаешь. Что, баронесса устраивает скачки?

Конюший покачал головой:

– Нет! Хотел бы я, чтоб это было поводом моего прибытия, но, к сожалению, у меня совсем другие вести. Позови родителей, Игрэйн, с подарком придётся повременить.

Дурные вести

– Что случилось, Бертрам? – спросила прекрасная Мелисанда, входя с сэром Ламораком в рыцарский зал.

Альберт конечно же тоже явился, пусть Игрэйн и велела Сизифу ему передать, что хотя бы он должен остаться и дальше колдовать над её подарком. Волосы брата были покрыты серебристым блестящим порошком, и родители выглядели не лучше, но конюший всё равно низко поклонился прекрасной Мелисанде.

– Тревожные вести, ваша милость, – сказал он.

Отец Игрэйн озабоченно поднял брови:

– О нет! Неужто старая баронесса…

– Нет-нет! – Конюший опасливо огляделся, как будто картины на стенах могли подслушивать. – Она здорова, но несколько дней назад к ней нагрянули непрошеные гости – её злосчастный племянник Осмунд, которого все зовут не иначе как Алчный, и начальник его крепости, который поднимает забрало, только когда ест.

– О, он рыцарь? – Игрэйн присела на край длинного стола, на котором ещё её прадедушка Пелей выцарапал свои инициалы. – А какие у него доспехи?

– Его доспехи все – от шлема до ножных лат – покрыты железными шипами, – ответил Бертрам. – Они так же ужасны, как и человек, который их носит. Вчера утром, – продолжил он, понизив голос, – когда я как раз велел покормить лошадей, Осмунд вдруг ни свет ни заря объявил, что баронесса якобы отправилась в паломничество и вернётся не раньше чем через год. И представьте себе, он утверждает, что тётушка назначила его на это время владыкой Дюстерфельса и всех её владений.

– Баронесса отправилась в паломничество? – Сэр Ламорак нахмурился. – Она же покидает свои покои только для того, чтобы проверить, всё ли в порядке с её лошадьми.

– Или чтобы выпить медового пива, – добавила Игрэйн.

– Вот именно! – Бертрам кивнул. – Никто не видел, чтоб она уезжала, и в конюшне её не было. Думаете, она бы ушла, не попрощавшись с Ланселотом, её любимым конём? Спросите у вашей дочери. Игрэйн частенько навещала баронессу.

– Это невозможно, – подтвердила та, вытирая голубиный помёт с кольчуги. – Баронесса даже спать не ложилась, не навестив Ланселота. И каждое утро перед завтраком подливала ему немного пива в воду, хотя я ей всегда объясняла, что для него это вредно.

Альберт наморщил лоб (у него это всегда выглядело очень эффектно), а родители тревожно переглянулись.

– Это и впрямь настораживает, Бертрам, – сказала Мелисанда. – Что вы предлагаете? Сопроводить вас в Дюстерфельс? Призвать Осмунда к ответу и выяснить, куда именно отправилась вдруг баронесса?

Но конюший энергично помотал головой:

– Нет-нет, ваша милость! Я здесь не затем, чтобы просить о помощи. Я приехал предостеречь. Боюсь, что вашей крепости и вашей семье грозит опасность!

– Нам? С чего бы? – спросил Альберт, вытаскивая мышь из волос.

– Я думаю… – Бертрам снова огляделся, словно боясь быть подслушанным. – Я думаю, этот Осмунд прибыл в Дюстерфельс, чтобы завоевать Бибернель.

– В самом деле? – Сэр Ламорак поднял брови. – Ну, у вас, конечно, есть основания так предполагать.

– Осмунд жаждет заполучить ваши волшебные книги, сэр! Его слуги только об этом и говорят. С помощью ваших книг он хочет стать самым могущественным чародеем на свете. И поверьте мне, Осмунд всегда добивается того, чего хочет. Недаром его зовут Алчным.

– Да, слухи о нём и его колючем начальнике крепости дошли и до меня, – пробормотал сэр Ламорак. – Довольно неприятные слухи. Притом что его тётя, баронесса, просто очаровательная старая дама. Хотя и пьёт многовато.

– Осмунд настроен против вас, господин! – продолжал Бертрам. – Он всем говорит, что вы не заслуживаете распоряжаться такими могущественными книгами, если всё, на что вы способны, – это заставить деревья цвести зимой и наколдовать подарки для ваших детей!

– Так-так… – пробормотал сэр Ламорак. Он провёл рукой по волосам, и серебристый порошок посыпался на его ботинки.

– Начальник крепости Осмунда сулит жителям деревни золотые горы, если они ему расскажут, какая оборона у вашей крепости, – сказал Бертрам. – Тем, кто отказывается от платы и молчит, приставляет меч к горлу. Он хочет знать всё: могут ли каменные львы ещё что-то, кроме как рычать, насколько опасны змеи в крепостном рве и действительно ли каменные рожи на стене способны глотать стрелы и изрыгать огонь. – Бертрам обеспокоенно посмотрел на сэра Ламорака. – Деревенские любят вас, сэр Ламорак. Вы добры и великодушны. Почти каждому в деревне вы хоть раз, хоть чем-то да помогли. Но начальник крепости Осмунда знает толк в устрашении!

– Бедные люди! – возмутилась Мелисанда. – Бертрам, сделай милость, когда в следующий раз будешь в деревне, скажи всем, пусть спокойно рассказывают этому начальнику крепости всё, что знают. Что уж такого он может выведать? И если он всё-таки нападёт на Бибернель, мы с сэром Ламораком покажем ему несколько волшебных сюрпризов. Не так ли, дорогой?

– Ещё бы! – ухмыльнулся сэр Ламорак.

– А он нападёт, ваша милость! – сказал конюший осипшим голосом. – Каждый день в Дюстерфельс приходят всё новые солдаты. Бог знает откуда Осмунд их берёт. Они стекаются в крепость со всех сторон, и начальник крепости снабжает их лошадьми, доспехами и оружием. Как вам известно, баронесса хранила в тюремной башне только бочки с пивом, но Осмунд снова велел устроить там темницу, и я боюсь, что вы станете первыми её насельниками. – Бертрам покачал головой. – Сдаётся мне, он очень скоро нанесёт вам визит, и отнюдь не дружеский.

– Ну что же, – сэр Ламорак вздохнул и бросил взгляд на портреты предков, – Бибернель не раз принимал непрошеных гостей, которые хотели заполучить волшебные книги заклинаний. Но книги всё ещё здесь. Я не об этом беспокоюсь. Нет! Меня намного больше волнует исчезновение баронессы. Сразу же после дня рождения Игрэйн я отправлюсь в Дюстерфельс, чтобы выяснить, действительно ли наша старая подруга в отъезде. В любом случае спасибо, что вы сообщили нам об этом, Бертрам. Не хотите ли остаться на обед?.. Бог ты мой, да мы же ещё не завтракали!

– Благодарю, сэр, – Бертрам поклонился родителям Игрэйн, а затем и самой Игрэйн и Альберту, – но мне надо вернуться, пока никто не заметил моего отсутствия. Будьте осторожны, я вас прошу, и отнеситесь к моему предостережению серьёзно!

Он развернулся и твёрдой поступью зашагал к двери.

– Погоди, Бертрам! – крикнула Игрэйн и выбежала за ним во двор.

– Подними мост, как только я уеду, Игрэйн, – сказал конюший, садясь на лошадь. – Запри ворота и держись подальше от Дюстерфельса, пока этот Осмунд изображает там господина! Никаких упражнений в фехтовании с работниками, никаких тайных выездок верхом на Ланселоте! И мы с тобой, увы, некоторое время не увидимся.

Игрэйн ничего не ответила. Она смотрела на восток, где на башнях Дюстерфельса развевался чужой флаг.

– Игрэйн! – сказал Бертрам, склоняясь к ней из седла. – Обещай мне!

– А ты не думаешь, что было бы неплохо немного пошпионить за этим Осмундом? – возразила она. – Он же не узнает, кто я!

– Не смей! – Конюший взялся за уздечку. – Я собственноручно столкну тебя в ров, если замечу возле Дюстерфельса, и никогда не возьму на турнир, как обещал! Я сообщил вам всё, что мне удалось узнать в Дюстерфельсе. Празднуй свой день рождения и молись, чтобы Осмунда хватил удар прежде, чем его жадные пальцы дотянутся до Бибернеля. Ах да! – Он сунул руку в свою подседельную сумку и достал оттуда белую уздечку. – Это для твоего пони. Маленький подарок от меня и от конюхов, чтобы ты вспоминала о нас, когда станешь знаменитым рыцарем. Вообще-то считается, что не к добру получать подарок раньше дня рождения, но кто знает, когда мы теперь увидимся.

– О, спасибо, Бертрам! – пролепетала Игрэйн, поглаживая пальцами мягкие поводья.

– До встречи! – крикнул конюший. Затем направил лошадь через мост и ускакал. Назад в Дюстерфельс.