Текст книги "Обри. Файл №212"

Она осеклась и замолчала.

– Вы кому-нибудь рассказывали об этих кошмарах? – мягко спросила Скалли.

Морроу покачала головой, постепенно приходя в себя:

– Нет уж… наверняка все это последствия беременности. Если бы кто-то узнал, что я беременна… Брайан бы меня убил, расскажи я кому. – Она невесело улыбнулась.

– И что же вы будете делать?

– Ну, я не знаю… – сказала Би Джей и надолго замолчала.

– …Би Джей беременна, и Тильман – отец, – первым делом выпалила Скалли, вернувшись к Молдеру, дремлющему перед монитором в позе роденовского мыслителя.

Следом в комнату вошла Морроу – притихшая и поникшая. Впрочем, несмотря на заплаканные глаза и частично смытую косметику, обморочная бледность покинула ее лицо, и всем своим видом Би Джей демонстрировала бодрость и готовность к сотрудничеству.

– Э-э… Я выделил точки… – с полуслова, чтобы скрыть неловкость, начал свой отчет Призрак, стараясь не смотреть в сторону Би Джей, – совместил их и получил буквы.

Он ткнул пальцем в экран, где зеленые линии решительно перечеркивали грудную клетку, образуя легко различимые латинские литеры. Во втором окне четко высвечивалась изумрудным только одна буква.

– Вот, смотрите. Если вероятность девяносто процентов, то это буква «Р». Если снизить вероятность распознавания до семидесяти девяти, то у нас получаются еще «А» и «Т». А может быть, это и какие-то иные буквы. В конце концов, никто не может поручиться за почерк убийцы, особенно если учесть, что писал он бритвой на ребрах еще живых жертв…

– Может, это вообще не слово, а случайные царапины, – Скалли не спешила разделить даже этот, весьма относительный энтузиазм напарника.

– Если бы мы могли вскрыть могилы еще кого-нибудь из жертв Лезвия… – почти мечтательно пробормотал Молдер. – Мы бы наверняка определили, что и как…

– Но нам потребуется постановление суда… На это уйдет еще пара дней.

Тем временем Би Джей вновь склонилась над многострадальным костяком, беззвучно шевеля губами.

– «Брат», – произнесла она наконец.

– Что? – не понял Молдер, все еще погруженный в размышления об эксгумации.

– Я знаю, что здесь за надпись, – дрожащим голосом объяснила Морроу. – На ребрах написано «брат».

Пальцы Призрака забегали по клавишам.

– Точно! – выдохнул он, с обожанием глядя на новый рисунок, складывающийся на экране. – Вы правы!

Стопроцентно верная реконструкция…

– Би Джей! – на пороге лаборатории, нахмурив брови, стоял шеф полиции Брайан Тильман, собственной персоной. Заглянув напоследок пожелать припозднившимся федеральным агентам удачи, он никак не ожидал встретить здесь своего лучшего сотрудника, активно помогающего чужакам. – Би Джей, что здесь происходит?

– Да так, ничего особенного… – детектив Морроу обняла себя за плечи и зябко поежилась под грозным взглядом начальника.

– Ну, мы… – начал, вставая со своего места Молдер. но Тильман не стал его слушать. Шеф полиции сделал один широкий шаг и подхватил со стола папку с личным делом агента Чей-ни, раскрытую на фотографии одной из жертв Лезвия.

– А это у вас откуда? Это фото с места преступления! Они были опечатаны. Никому не разрешено иметь к ним доступ.

– Это ошибка, – стараясь сохранить вежливость, попытался объяснить Молдер. – Фото было сделано в 1942 году.

– Но убийство произошло три дня назад!

– Нет, – вступила Скалли. – Эти фотографии сделали федеральные агенты Ле Беттер и Чейни, расследуя убийства, случившиеся перед самым их исчезновением. В конце концов, посмотрите на переплет.

Брайан захлопнул папку и озадаченно уставился на украшающий переплет ветхий клочок бумаги с выведенными словами: «Дело закрыто. 1942 год.»

– Три дня назад убили молодую женщину, – после долгого молчания, не поднимая глаз, устало сказал он. – На груди у нее было вырезано слово «сестра». И это же слово – написано на стене. Только я, патологоанатом и мой ближайший помощник знали все обстоятельства дела…

На пороге лаборатории возник запыхавшийся детектив Джон Хангселл.

– Шеф, извините что прерываю, но только что сообщили: еще одно убийство!

Здание городского спортивного комплекса было достаточно велико, чтобы неподготовленный человек мог в нем запросто заблудиться. Шагая вслед за провожатым по бесконечным запутанным полутемным коридорам и петляющим гулким переходам, федеральные агенты оценили размах, с которым строители Обри подходили к вопросу обустройства мест коллективного отдыха населения.

В этот час в коридорах комплекса было безлюдно, под потолком горели редкие дежурные лампы. Глухая дробь шагов, усиливаясь, отражалась от свежепокрашенных стен.

В помещении пустого резервного бассейна агентов уже ждали. Усатый полицейский в легкомысленной летней форме помог Скалли и Морроу спуститься по еще влажной лестнице и подвел их к лежащему на дне бассейна телу. Покойницу обнаружил здешний сторож, когда совершал рутинный обход. Яркий свет переносного полицейского прожектора, косо падающий на стену, выхватывал размашистую, уже успевшую побуреть надпись «сестра». Через расположенные под потолком окна в зал врывались отсветы полицейских мигалок, сверкала фотовспышка: полицейские эксперты фиксировали следы, которые преступник мог оставить на подъезде к спорткомплексу. Впрочем, любой, у кого хватило бы решительности и смекалки, чтобы вскрыть хилый навесной замок черного входа и пробраться через лабиринт подсобных помещений и служебных коридоров, мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности: на ближайшие три дня в спорткомплексе был объявлен выходной, а для того, чтобы старик-сторож мог справляться со своей работой в одиночку, здание было слишком велико.

– Жертву звали Верна Джонсон, – встретивший начальство полицейский откинул простыню.

Открывшееся взглядам зрелище тяжело было назвать сколь-либо эстетичным: обескровленное, посиневшее лицо покойницы перекосила предсмертная судорога, грудь покрывали глубокие резаные раны, складывающиеся в то же слово, что было написано на стене. Морроу, которую отделяли от носилок широкие спины мужчин, подалась вперед и тут же отшатнулась, с трудом сдерживая крик:

– Боже ты мой!

– Что такое, Би Джей? – встревоженно спросила Скалли.

– Это она, – чувствуя на себе удивленные непонимающие взгляды Тильмана и полицейских из опергруппы, проговорила Би Джей мертвым голосом. – Это та самая женщина, из моего сна…

В парке имени Авраама Линкольна, центральном месте активного отдыха жителей Обри, наступление осени чувствовалось особенно остро. Опавшая желтая листва устилала аккуратные дорожки; деревья растопыривали голые ветви, еще блестящие от недавнего дождя. Меж ветвей просвечивало неяркое утреннее солнышко. Би Джей любила этот парк. Она могла подолгу бродить по темным аллеям, выходя то к укромному пруду, то к спрятавшейся под сенью платанов летней эстраде, пустующей в это время года; могла часами сидеть на скамейке, наблюдая, как падают листья, а в летние дни любила полежать на мягкой шелковистой траве. Но сегодня парк ничем не мог помочь ей – разве что слегка успокоил расшатанные нервы.

…Аккуратно одетая девочка, игравшая с большой забавной собакой, поскользнулась на опавших листьях, и Би Джей сделала рефлекторное движение, чтобы подбежать на помощь, но тут же остановилась.

– Материнский инстинкт, – словно оправдываясь, проговорила она, обращаясь к Молдеру и Скалли. – Я очень остро его чувствую в последние дни.

Она снова опустилась на скамейку перед узким, мокрым от дождя деревянным столом. Дул не сильный, но промозглый ветер, заставляющий поднимать воротники плащей, и сегодня все прохожие были похожи на шпионов из старой комедии.

– Когда-то я этого терпеть не могла, – продолжила Морроу. – Мне не нравилось, что мама постоянно во всем предлагала мне свою помощь, как будто я не могу ни с чем справиться сама. Я клялась, что никогда не буду вести себя подобным образом.

– Рано или поздно мы все через это проходим, – глубокомысленно заметил Молдер.

– …Отец мой был полицейским, хорошим полицейским, одним из тех, кто делает эту профессию чем-то большим, чем просто забота о личной безопасности граждан и профилактика правонарушений. Таких всегда мало. Он и погиб на посту – получил заряд картечи от парня, который взял в заложницы собственную жену. Сколько себя помню, я никогда не представляла для себя иной работы, чем работа в полиции. Отец сказал бы, как мне кажется, что мы занимаемся ерундой, что нельзя найти преступника, основываясь на снах и видениях.

– Я считаю, что сны дают нам ответы на те вопросы, которые мы не осмеливаемся задать себе, когда бодрствуем, – заметил Молдер. – Вы сказали, что увиденный во сне дом был вам знаком?

– Там была та самая женщина. Я знала, что ей очень больно, и я смотрела в зеркало и видела отражение мужчины, но ничем не могла ей помочь…

– Как он выглядит?

– У него… – Би Джей в затруднении пошевелила пальцами в воздухе – …что-то вроде сыпи на лице. И глаза очень упрямые.

Вдалеке на шоссе прошелестела шинами одинокая машина.

– Можете вы еще что-нибудь вспомнить? Поймите, с первым же трупом ваши видения перестали быть вашей личной проблемой.

– За спиной у того мужчины, на стене… Там висит очень странная картинка. Здание, немного похожее на видоизмененный памятник Вашингтону. И такая большая круглая штука рядом…

– Вы не могли бы нарисовать?

– Да, конечно…

Морроу взяла ручку и блокнот и через минуту протянула обратно:

– Что-то вроде этого.

Равнобедренный треугольник рядом с неровным овалом напоминал рисунок первоклассника на уроке математики.

– И что же это? – с любопытством спросила Скалли, заглядывая через плечо напарника, и так и этак крутившего блокнот в руках.

– Треугольник со сферой… – задумчиво протянул Призрак. – Би Джей, вы никогда не бывали в Нью-Йорке?

Детектив отрицательно качнула головой.

– Там на Таймс-Сквер, в антикварном полно открыток с таким изображением. Это, если мне не изменяет память, символ Всемирной выставки тридцать девятого года.

– Так вы не знаете, кто был тот мужчина во сне? – спросила Скалли.

– Я? – Би Джей пожала плечами. – Нет. Понятия не имею…

Молдер тем временем буквально впился взглядом в лежащий перед ним схематичный рисунок – первую реальную зацепку, дающую шанс выйти на убийцу, вернувшегося к своему кровавому ремеслу пятьдесят лет спустя…

Следующий день в полицейском управлении прошел без особых происшествий. В отделение доставили нескольких пьяных, разняли семейную драку – одну из тех, в которой непонятно, кто кого избивает, жена мужа или муж жену; получили из министерства («мини-стервства», по выражению Тильмана) пару циркуляров «Разыскивается». Рутина. В этот день Морроу решила задержаться в конторе после работы. Не исключено, что убийца, сумевший пятьдесят лет назад виртуозно убрать со своего пути двух федеральных агентов, напавших на его след в Обри, засветился на каком-нибудь более мелком преступлении – вроде давешнего избиения. Вероятность обнаружить его, конечно, мала, но почему бы не предпринять такую попытку?

За окном уже стемнело, и общий зал давно опустел, а Би Джей все сидела за своим столом с лампой, отбрасывающей уютный круг света на бумаги, и переворачивала толстые картонные листы альбомов с наклеенными на них фотографиями осужденных преступников – в фас и в профиль. Еще несколько пухлых гроссбухов, отложенных на потом, громоздились на краю стола.

В коридоре, за фанерной перегородкой, кто-то из ночной смены громко прощался с шефом полиции:

– Уходишь? Что так поздно? Ну, спокойной ночи, Брайан…

За спиной у Би Джей заскрипела дверь, – это Тильман заглянул в общий зал.

– Ты что-то припозднилась, – он с кряхтением опустился на стул. Почему-то именно сейчас Морроу особенно отчетливо ощутила, что Брайан – не слишком молодой, усталый, уже не столь легкий на подъем человек. – Что ты ищешь?

– Да вот, хотела кое-что проверить. Брайан с сомнением посмотрел на альбомы:

– Я не понимаю. Это том за 1942 год… Послушай, мне надо с тобой поговорить. Я мог бы сходить с тобой на прием…

– Знаешь, я что-то не уверена, что мне действительно этого хочется, – холодно заметила Морроу, не отрываясь от работы.

– Но мы же договорились, что так будет лучше для нас обоих! – Тильман начал закипать.

Раньше Би Джей в подобной ситуации попыталась бы свести все к шутке и поспешила бы загладить свою вину, но сейчас она продолжала спокойно, как ни в чем не бывало, листать страницы альбома.

– Я передумала, – после томительно-долгой паузы произнесла она наконец, поднимая глаза на своего возлюбленного. Или бывшего возлюбленного? Эта беременность проложила между ними пропасть пошире Долины Смерти.

– Как это передумала?!! – взорвался Тильман, с размаху грохнув кулаком по столу. – Нельзя же взять так просто – и все перерешить! Это ведь не только твое решение – оно наше общее! Как и ребенок! Нам вместе решать, что с ним делать!

Морроу непонимающе посмотрела на взбешенного шефа полиции, непосредственного начальника и еще недавно – да что там «недавно», все еще! – любимого человека. Потом перевела взгляд на фотографию, на которой случайно распахнулся лежащий перед ней альбом. Молодой человек с некогда симпатичным, но изъеденным оспой лицом, с поджатыми губами и решительным взглядом глядел на нее со снимка…

– О господи, Брайан, это он! – мигом обо всем позабыв, хрипло выговорила Морроу. И добавила, резко отодвигая стул и поднимаясь из-за стола:

– Мне нужно идти.

Молдер уверенно вел потрепанную «Вольво» на максимальной скорости, и деревья, растущие вдоль федерального шоссе номер 337, Миссури-Небраска, проносились мимо, размазываясь в серую полосу. Скалли придирчиво рассматривала лежащий у нее на коленях увеличенный фотопортрет опознанного Би Джей человека.

– Это тот, кого она видела во сне. По крайней мере, она в этом уверена. Некто Гарри Коукли. Он живет в Геймсвилле, у границы Небраски, после того как его выпустили из тюрьмы Мак-Алистер пятого декабря девяносто третьего года. В сорок пятом его обвинили в изнасиловании и попытке убийства женщины. Коукли успел вырезать слово «сестра» на груди жертвы, Линды Тибидо, а потом женщина все-таки вырвалась и позвала на помощь соседей, – Скалли взяла другую фотографию, с которой улыбалась молодая миловидная блондинка. – Ему дали пожизненное, и выйти он смог только по амнистии в связи с возрастом…

– И полиция так и не заметила сходства между убийствами в сорок втором и тем, что он сделал в сорок пятом? – хмыкнул Призрак.

– Нет. К чему им? Убийство произошло в соседнем штате, на чужой территории. Кроме того, они могли попросту не знать всех обстоятельств. Вспомни, какое это было время. Война… Если уж ФБР, потеряв двух специальных агентов, не сумело раскопать концов этого дела…

– Я, конечно, не хочу торопить события, но я бы сказал, что этот тип, Коукли, наш первый и единственный подозреваемый. Если этот хитрый сукин сын сумел в одиночку управиться с Чейни и Ле Беттером…

– Не забывай, Молдер, что человеку, о котором мы ведем речь, семьдесят семь лет. Уважительная причина, чтобы снять с него подозрение в последних двух убийствах, не находишь?

– Ну, некоторые старики в его возрасте еще играют в теннис… Может, к нему пришла вторая молодость?

– Это все равно многого не объясняет. Например, как Би Джей связана с этим делом.

Разве что криптоамнезия… – предположила Дэйна.

– Сознательно забытая информация? Откуда бы?

– Би Джей говорила, что ее отец был полицейским в Обри. Она вполне могла слышать, как; тот обсуждает дело сорок второго года, может быть, даже видеть фото Коукли.

– Это все равно не дает объяснения, почему она посреди ночи выехала во чисто поле, – выразительно пожал плечами Фокс, – и с первой попытки раскопала могилу агента ФБР, которого безуспешно ищут вот рке полстолетия.

– Что, если информация о предыдущих преступлениях, похороненная у нее в памяти, в сочетании с последними событиями вызвала у нее прозрение?

– То есть как это – наитие, что ли?

– Да, исключительное наитие…

– А ты еще называешь меня фантазером… У тебя вот тоже интуиция исключительная – и часто с тобой случаются «проколы истины»?

– Нет, что ты, – Скалли улыбнулась слегка завуалированному комплименту. – Ничего подобного у меня никогда не бывало…

С федерального шоссе машина свернула на разбитый проселок, обсаженный могучими облетевшими вязами, за которыми тянулись черные осенние поля. Наконец машина поравнялась со старым, неряшливым домом, обнесенным покосившимся, давно некрашеным забором. Картину заброшенности и запустения довершал остов какой-то домашней техники, догнивающий во дворе.

На стук в дверь долго никто не открывал, и озабоченный Молдер даже стал всматриваться в широкое окно, но так ничего и не сумел разглядеть: в доме было темно, как в старом, давно не проветривавшемся склепе. Между рамами скопились пыль, паутина и трупики мух. Наконец дверь с протяжным скрипом отворилась, и в дверном проеме появился сгорбленный старик с лицом, изъеденным оспой. От ноздрей старика к газовому баллону, закрепленному на тележке, ручку которой тот сжимал в руках, тянулся целый шлейф прозрачных пластиковых трубок.

– Гарри Коукли? – скорее для проформы поинтересовался Молдер. – Прошедшие годы и тяжелые испытания (а как иначе назвать пожизненный срок, который преступник отбыл едва ли не «от звонка до звонка»?) не сумели оставить на его чертах достаточный след, чтобы неузнаваемо изменить характерное лицо, опознанное Би Джей Морроу.

– Д-да…

– Я специальный агент Молдер. это специальный агент Скалли. Мы из ФБР.

Старик со вздохом отступил в глубь прихожей. Вслед за ним спецагенты поднялись в спальню, где Коукли, закурив вонючую сигарету, немедленно погрузился в глубокое кресло, установленное – и, как показалось Молдеру, намертво закрепленное – напротив допотопного черно-белого телевизора.

– Мистер Коукли, – Скалли осторожно оперлась о край журнального столика, стоящего рядом с креслом, – судя по нашим записям в сорок втором году, вы жили в городе Тернесси, штат Небраска, всего лишь в часе езды от Обри, штат Миссури. В то время в Обри были убиты три женщины, и их тела оказались изрезаны бритвой точь-в-точь так, как вы изрезали тело миссис Линды Тибидо в сорок пятом…

– Вы знаете, я не очень четко помню тот период, – хрипло перебил Коукли.

– Я уверена, миссис Тибидо его никогда не забудет.

Старик затянулся и сквозь клубы сигаретного дыма посмотрел в сторону занавешенного окна.

– Врачи мне тогда говорили, что я больной, – заметил он после непродолжительного молчания. – Они кормили меня пилюлями. Я свой срок отсидел. Теперь мне стало легче.

– Какими пилюлями вас кормили?..

– Такими красно-желтыми, сестренка, – старик ухмыльнулся.

– Вы узнаете этого мужчину? – Молдер достал фотографию. – Его звали Чейни.

Старик без интереса посмотрел на фото.

– Нет.

– Он был агентом Федерального Бюро, которого также убили в Обри в тысяча девятьсот сорок втором году, – Призрак свернул фотографию в трубочку и спрятал в карман. – Скажите, где вы были вчера без четверти девять вечера, мистер Коукли?

– Да здесь и был, где сейчас, – старик пожал плечами.

– У вас есть свидетели, которые могли бы это подтвердить? – преувеличенно вежливо поинтересовался Молдер.

– Да вы что, ослепли?!! – Коукли раздраженно ткнул рукой в сторону тележки с кислородным баллоном. – Я не могу из дома выйти без этой гребаной штуки, так и сижу здесь, перед этим гребаным телевизором, двадцать четыре часа в сутки! И в тот вечер, о котором вы говорите, сидел здесь, – по ящику еще крутили какую-то дурацкую передачу про какой-то Международный конгресс в Питсбурге, а потом…

– Ладно, ладно, это лишнее, – поспешила прервать поток излияний Скалли.

– Как скажете, – старик снова затянулся сигаретой, закашлялся. – Ну а теперь, сестренка, надеюсь, это все? А то мне надо сходить в туалет, и я не хотел бы делать это при посторонних.

…Близкий гром накатывался волнами, оглушительно и неритмично, словно какой-то начисто лишенный музыкального слуха божок, устроившись точно над черепичной крышей коттеджа, однообразно лупил по ударным, стремясь извлечь как можно более громкий звук. Детектив Морроу беспокойно разметалась на широкой кровати, стоящей посреди просторной спальни, вздрагивая во сне, когда вспышка молнии освещала комнату.

Снова гулко ударил гром, на сей раз совсем рядом, и порыв ветра распахнул неплотно закрытое окно. Потоки дождя, текущие по стеклу, хлынули внутрь, заливая подоконник. Беззвучно вспухла занавеска. Далеко-далеко, по федеральному шоссе, проползла машина, и свет фар слабо мазнул по стене над кроватью. Но не это разбудило Би Джей. Детектив Морроу рывком села в постели и судорожно сжала в руке старый отцовский пистолет, с которым с некоторых пор не расставалась даже по ночам. Холодный пот покрывал ее с ног до головы, а в глазах еще стояла картина из только что увиденного кошмара – отточенная бритва, занесенная над ее горлом… В спальне было темно, тихо и пусто, только снаружи ветер истерично хлопал оконными ставнями. Би Джей провела ладонью по лицу и замерла: ладонь была покрыта чем-то теплым, липким… и солоноватым на вкус. Чувствуя, как нарастает паника, Би Джей щелкнула кнопкой ночника, Да, так и есть: руки, грудь, лицо, все залито свежей кровью. Ночная рубашка промокла насквозь… Не чувствуя под собой ног, Морроу бросилась в ванную комнату – смыть, стереть, скорее избавиться от этого овеществившегося кошмара! Ее подташнивало. Встав перед раковиной, Би Джей принялась судорожно сдирать бурую подсохшую корку. И только сейчас, плеская горстями воду себе в лицо, Морроу заметила, что ее грудь представляет собой одну сплошную рану. Несколько неглубоких, уже начинающих запекаться порезов, сходящихся под неожиданными углами, складывались в слово «сестра», в последние дни прочно связанное для Би Джей с болью, страхом и унижением, – хотя сама она боли сейчас странным образом не испытывала. Би Джей в ужасе отшатнулась от зеркала и кинулась обратно в спальню. Там остался лежать пистолет, там был телефон, там, в конце концов, было окно, разбив которое можно бежать из этого ужасного дома… Очередная вспышка молнии застала ее у маленького настенного зеркала, и Би Джей замерла: в темном стекле отражалось лицо того самого человека с фотографии, стоящего в глубине комнаты и пристально глядящего на детектива. И взгляд его… этот взгляд… сочетающий безумие, упрямство и какое-то мрачное, нечеловеческое веселье… Остатки самообладания покинули Би Джей, и она с воплем обернулась.

Комната была пуста – только за окном не на шутку разгулялась последняя в этом году осенняя гроза…

По странному стечению обстоятельств, в ту ночь, когда в отделение позвонила взволнованная женщина и сообщила, что в ее дом с непонятной целью проникла неизвестная, дежурным по участку снова оказался Джон Хангселл. Можно представить, каково было его удивление и чувство неловкости, когда прибывшие на место происшествия оперативники сообщили, что в неизвестной взломщице была опознана детектив Морроу, лучший детектив отдела по расследованию убийств. По словам оперативников, Би Джей явно была не в себе.

Она проникла в дом, буквально сорвав хилую щеколду, вся мокрая от дождя и пропитавшей одежду крови, и тут же, в прихожей, при помощи стоявшего в углу металлического прута взломала старые половицы и попыталась спуститься вниз, – вовремя подоспевшие полицейские едва успели остановить ее. Но недоумение Хангселла возросло еще сильнее, когда несколькими минутами позже ему сообщили, что в проломе, сделанном детективом Морроу, обнаружился старый скелет, хозяйственно завернутый в полуистлевший холщовый мешок…

В отдельной палате Мемориального госпиталя было светло и чисто. Раздражали только неистребимый запах лекарств и озабоченно снующий персонал в белых халатах. Подождав, пока медсестра, помогавшая заторможенной из-за действия транквилизаторов Би Джей одеться, уйдет, Молдер плотно закрыл дверь в коридор. Скалли, улыбаясь, шагнула к кровати детектива и протянула ей объемистый бумажный пакет.

– Я подумала, что это вам может понадобиться.

– Спасибо, – Би Джей благодарно улыбнулась, вытягивая из пакета мягкий домашний свитер, – это именно то, что нужно.

За прошедшие дни лицо ее осунулось, щеки и лоб покрылись нездорового вида пятнами.

– Вы поранили руку, – заметила Скалли. Морроу опустила глаза, – по сравнению со всем остальным эта ранка выглядела ничего не значащим пустяком…

– Вы можете рассказать, что у вас произошло? – вступил Молдер.

– Коукли. Он был в моей комнате.

– Коукли? – Скалли наморщила лоб. – На вас напал Коукли?

– Да. Наверное, он напал на меня, пока я спала.

– Вы уверены, что это был он? – недоверчиво переспросил Молдер.

– Я знаю, что это был он. Я видела его отражение в зеркале – близко, как вас сейчас. Он был в точности похож на свою фотографию…

– Какую фотографию? Ту, что была сделана в тюрьме? – все еще не мог поверить Молдер.

– Да.

– Но ведь это было почти пятьдесят лет назад! Тогда он был совсем молодой!

– Это был Коукли, говорю же я вам, клянусь, это был он!

– Я скажу Тильману, чтобы его арестовали, – успокаивающе произнесла Скалли и повернулась к напарнику.

Молдер чуть заметно пожал плечами.

Обычно процедура снятия показаний проводилась в полицейском управлении Обри – как и во всех остальных полицейских управлениях штата – в специально оборудованном помещении, так называемой «допросной комнате». Но на сей раз дело затрагивало слишком многих людей, и шеф Тильман, под свою ответственность, приказал доставить подозреваемого в личный рабочий кабинет, не менее надежный, чем камера, но при этом способный вместить всех заинтересованных лиц. Помимо прочего, такой маневр позволял Брайану на правах хозяина решительно взять ход допроса в свои руки. После вчерашних событий шеф был настроен грозно. Достаточно было посмотреть на его насупленные брови и встопорщенные усы, чтобы у вас пропало всякое желание шутить. Впрочем, ни Молдер. опиравшийся на крышку массивного швейцарского сейфа в углу, ни Скалли, пристроившаяся на краю письменного стола, не испытывали ни малейшего желания перехватывать у Тильмана инициативу. На улице стояло раннее осеннее утро, прозрачное и спокойное. Было решено начать работу как можно раньше, чтобы вынуть «старого душегуба» – иначе шеф полиции в частной беседе Коукли теперь и не называл – из належанной постели тепленьким, что, как известно, не способствует душевному спокойствию. А «работать» с человеком, в любой момент готовым выйти из себя, как успел выяснить за годы практики Тильман, гораздо легче, чем с человеком спокойным и невозмутимым.

– Где вы были вчера вечером? – угрюмо спросил шеф.

Его слегка оттопыренные уши просвечивали на солнце, пробивавшемся сквозь щели в ставнях.

– В Гонолулу, – сердито буркнул старик. – Именно там. Где же мне еще быть?

– Вы были в Обри, не так ли?

Жестокий приступ кашля, скрутивший Коу-кли, лучше всяких слов ответил на этот вопрос. Несколько минут старик перхал, согнувшись в три погибели и ухватившись рукой за грудь.

Однако главного полицейского Обри не так-то легко было сбить со следа, даже если след этот на первый взгляд и выглядел ложным.

– Очень артистично, – пригвоздил Тиль-ман. – Но не убеждает. Как вы проникли в дом инспектора Морроу?

– Я только и могу проникнуть что в свой сортир, идиот! – выдавил Коукли сквозь зубы.

– Жертва недвусмысленно указала на вас, мистер Коукли.

– Не выйдет! Я уже расплатился за свое преступление! Вешайте своих «глухарей» на кого-нибудь другого!

– Ничего, я прослежу, чтобы ты расплатился сполна! – в голосе шефа полиции прорвалась затаенная ярость – это дело задевало его лично.

– Да я пальцем не трогал эту бабу, начальник! – старик сжал кулаки, в груди у него заклокотало. – И больше ни на один вопрос я без адвоката не отвечу! Найдете мне адвоката – тогда, может, и поговорим.

– Кажется, я наконец нашел наиболее рациональное применение для отдельных материалов дела, – заметил Призрак.

Стоило им вернуться в отель, где они снимали два номера (причем «штабным», по обоюдному молчаливому согласию, был выбран именно номер Молдера), и Фокс немедленно завалился с ногами на гостиничную кровать, лузгая подсолнечные семечки и сплевывая кожуру на полувековой давности фотографию .Коукли.

– Да? – Скалли, увлеченно шелестевшая бумагами за столом, даже не повернула головы.

– Рационализация с дальнейшей утилизацией. А что у тебя?

– Предварительные результаты анализа крови, найденной под ногтями Верны Джонсон из спорткомплекса. С кровью Коукли совпадают структуры Ди-Кью Альфа, Дэ-один, Эс-восемьдесят…

– Короче, это кровь Коукли? – Молдер поднялся, заправляя выбившуюся рубашку в брюки.

– Похоже на то. Представь только, какой сильный психоз у этого человека, если через пятьдесят лет он все еще совершает убийства.

– Да уж, «старый душегуб», тут наш приятель Тильман прав… Но ведь он по какой-то непонятной причине оставил в живых Би Джей?

– Это не первый случай. Миссис Линда Тибидо тоже вьокила в сорок пятом после его нападения.

Молдер покивал, соглашаясь с какими-то своими мыслями.

– Я думаю, самое время нанести визит миссис Тибидо, – заметил он, снимая с вешалки пальто.

Дом семьи Тибидо располагался в часе езды от Обри, в поселке Эдмонд, штат Небраска. Большой, опрятный, свежевыкрашенный коттедж – по нему сразу было видно, что, несмотря на все превратности судьбы, его хозяева не махнули на себя рукой, как это сделал некогда Коукли.

– …Это фото сделано за три недели до происшествия, – миссис Тибидо с легкой грустью глядела на портрет молодой женщины на стене. Точно такая же фотография была подшита к делу Коукли. Сейчас миссис Тибидо выглядела под стать своему старому дому: крепкая пожилая леди, опрятная, аккуратно одетая, – и только на лице, там, где маньяк прошелся некогда бритвой, белели сохранившиеся навечно шрамы. – С тех пор я никогда больше не фотографировалась.

– Скажите, это ваш муж? – Молдер с неподдельным интересом разглядывал увешанную фотографиями стену над лестницей, ведущей на второй этаж.

Скалли, слегка склонив голову к плечу, пристально смотрела на старую даму, ища следы пережитого. Но нет, ничего особенного не чувствовалось ни в облике, ни в словах этой женщины – разве что нарочитая педантичность и демонстративная аккуратность…

– Да, это Мартин. Он умер в прошлом июне. Это был очень хороший человек, – если бы не он, я не пережила бы случившегося.

– Я знаю, история давняя, – извиняющимся тоном сказала Скалли, – но не могли бы вы рассказать, что конкретно произошло в ту ночь, миссис Тибидо?

– Коукли напал на меня здесь, прямо на лестнице. Дело было поздним вечером. Прекрасно помню, как лунный свет отражался от лезвия бритвы. Бритва у него еще была такая… Знаете, наверное? Дорогая, с ручкой из слоновой кости. И он все повторял, – Тибидо прикрыла глаза, чтобы поточнее припомнить детали той страшной ночи, – «Кто-то должен взять ответственность на себя, сестренка, и это буду не я!» – женщина помолчала минуту, собираясь с мыслями. – На суде защитники рассказывали, что отец часто избивал его, что Коукли был единственным сыном в семье, где, помимо него, было пять девочек, и как его жестоко наказывали за каждый проступок. Но, если вы спросите меня, я скажу: этот человек был чудовищем с самого рождения.