Текст книги "Первый полет"

– Замечательно. И что же дальше?

– Смеешься, что ли? Мы каждый день из кожи лезем, чтобы любым доступным способом вышибить друг другу мозги. Что ярче воплощает квинтэссенцию любви по-американски между мужчиной и женщиной?

– Очень остроумно.

Николь скривилась. Ее чай совсем остыл, но она все равно осушила чашку. Хана заказала еще одну.

– На орбите было недосуг. А после… Не знаю. Он – сама деловитость, а я привыкла схватывать все на лету. Я видела его без маски; быть может, это его напугало. А в маске он страшит меня до полусмерти. А как твои дела? Как там у вас с Паоло?

– Он прелесть. – Увидев утвердительный кивок Николь, Хана улыбнулась и поводила указательным пальцем из стороны в сторону. – А вы двое… м-м?..

– Однокашники. Друзья. Партнеры. Я слыхала, он называет нас «Суперкомандой». Пару раз во время практики на выживание в экстремальных условиях ночевали в одном спальнике, но ничего сногсшибательного не было. Не мой тип мужчины.

– Только пойми меня правильно, он мне очень нравится…

– Он славный паренек, – согласилась Николь.

– …и еще никто не заставлял меня так смеяться. Но это лишь мимолетное увлечение.

– Надеюсь, Полю об этом известно, – проронила Николь, а затем поинтересовалась: – Тебя кто-то ждет?

– Ждет? – Хана перевела дух, избегая взгляда Николь, затем деланно улыбнулась. – Боже милостивый, конечно, нет! Я не настолько жестока. – Снова возникла пауза. Хана тщетно пыталась отогнать воспоминания, и улыбка ее угасла. – Иногда я испытывала что называется настоящую страсть. Один раз в Японии, еще во время учебы, второй раз в Стэнфорде. Почти три года мы были неразлучны. Вместе работали, вместе отдыхали, вместе… жили. Я не скрывала, что подала заявление в НАСА. За этим-то я и приехала в Стэнфорд. Но мы легкомысленно к этому относились. Пока не пришел вызов.

– Что же было тогда?

Голос Ханы вдруг лишился выразительности, глаза померкли. Николь захотелось обнять ее, но Хана отстранилась.

– Много воплей, – тихонько проронила она. – Море слез. А однажды ночью вдруг приехали полицейские. Соседка вызвала, опасаясь, что мы изувечим друг друга. Но она вряд ли зашла бы так далеко. Всю жизнь я мечтала о космосе. Я просто знала, что именно здесь мое место. И не могла отказаться, даже во имя любви.

Теперь Николь накрыла здоровой рукой ладонь Ханы. Они посидели молча, потом Хана всхлипнула и высморкалась.

– Извини, – проговорила она, утирая лицо.

– Перед отлетом из да Винчи я получила от Бесс весточку. Она перебралась на Восток, преподает в Массачусетсском технологическом, по-прежнему одна. Но хотя бы не отказывается со мной разговаривать. Я действительно причинила ей сильную боль. Боялась даже, что она никогда меня не простит.

– Будь у тебя выбор, ты поступила бы так же?

– А ты?

– У меня так вопрос не стоял.

– Везет тебе. – Хана со вздохом отвернулась и набрала код на интеркоме. – Я устроила званый обед, Андрей Микхайловитш, не почтите своим присутствием?

– Шэгэй, как обычно, с головой ушел в работу. Вытащить его теперь не легче, чем медведя из берлоги. Но лично я, милые дамы, с удовольствием подкреплюсь.

– Тогда кончай трепаться и приходи.

Зимянин двигался в невесомости с раскованной грацией. Рядом с ним экипаж казался стайкой неуклюжих подростков – пожалуй, кроме Бена Кьяри. Настолько высокий, что едва прошел под установленной нормативами планкой предельного роста, стройный и мускулистый, как танцор, Андрей оказался самым красивым мужчиной их всех, когда-либо встречавшихся Николь. Жаль, что он состоит в счастливом браке, и хотя всегда готов пофлиртовать, дальше этого не идет. Возлюбленный Зимянина – психолог на русской базе в Гагарине —настолько хороший, что сфера его деятельности охватывает и американскую зону. Николь встретилась с ним на предполетных тренировках и ошарашенно обнаружила, что он еще красивее Андрея. Помнится, тогда она подумала, что в мире нет справедливости, но постепенно Николь узнала обоих мужчин поближе и поняла, что это один из тех редких союзов, когда партнеры воистину созданы друг для друга. Связывающие их узы гораздо крепче, чем у всех известных Николь пар – в том числе и ее родителей. Если ей повезет в супружестве хотя бы наполовину, она будет довольна.

Заглянув в тарелки, Андрей состроил гримасу:

– И это называется перекусом?

– Нас устраивает, – отозвалась Хана. Его взгляд был красноречивее слов. Мгновение поразмыслив, Андрей при помощи своего компьютерного блокнота забрался в корабельную базу данных, хранящую рецепты блюд и список провизии, что-то туда вписал и сделал заказ через главную консоль.

– Я тебе не говорила, Андрей, – подала голос Николь, – что в детстве видела, как катаются на коньках твои родители?

– Это видел почти весь мир – если не на их первой Олимпиаде, то на второй уж наверняка.

– Они были великолепны!

– Они были лучшими.

– А ты не катаешься?

– Здесь – нет.

– Ты прекрасно понял, что я имела в виду, черт побери!

Сняв пробу, он вернулся к консоли и запрограммировал чуть больше специй. Потом покачал головой и сообщил:

– Так, как они, – нет. Мне это и в голову не приходило.

– Но почему?!

– Николь, а почему ты не стала адвокатом, как отец, или писателем, как мать? Пишет она бесподобно.

– Ее Пулитцеровские премии это подтверждают.

– Вот именно. А в нашем доме над камином висят три золотые медали. В течение десяти лет и трех Олимпиад родители были сильнейшими спортсменами в мире. Им до сих пор нет равных, так что я не хотел и пробовать. Как и они, я не люблю быть вторым. Я хочу прославиться как Андрей, а не сынишка Михаила и Ларисы.

Тут консоль звякнула, и Андрей с минуту хлебал суп. Потом протянул ложку Николь:

– На-ка, попробуй. Только осторожно, горячо.

– Пахнет чудесно! – Хана подалась вперед, чтобы тоже отведать супа.

– М-м-м, – замычала Николь. – Как ты заставил эту тварь состряпать такое чудо?

– Я не новичок в космосе.

– Не сыпь мне соль на раны.

– У нас с Федором такая же система установлена дома, так что у меня было время попрактиковаться… – он помахал руками, застенчиво усмехнувшись, – и малость побаловаться с ней. Так сказать, раздвинуть рамки кулинарной посредственности.

– А Полю не останется? – справилась Николь. – Он сейчас на вахте.

– Бери. – Андрей закрыл миску герметичной крышкой, закрепил на подносе и вручил Николь, невзирая на протесты. – Себе я еще сделаю. Основной рецепт внесен в меню, можно вызвать его в любой момент и только добавить специй по вкусу. Потом, если хочешь, запиши этот вариант в память, а уж дальше «Странник» возьмет всю работу на себя. А если вдуматься… – он набрал команду на клавишах блокнота, – стоило бы отнести контейнер Медведю. Он так увлекся, что, если я не принесу поесть, помрет с голоду.

– Вы с ним два сапога пара, – ухмыльнулась Хана.

Но Андрей ответил совершенно серьезно, удивив их с Николь.

– Наверно, мы последние из могикан, – задумчиво проронил он. – Еще поколение, и подобный стиль жизни – медленные полеты в пределах Солнечной системы – уйдет в небытие. Нужда в людях вроде нас отпадет.

Николь поняла, что он подразумевает всех сразу, а не только себя с Шэгэем.

– О ком ты говоришь? – уточнила она.

– Об отшельниках, способных месяцами высиживать в этих претенциозных жестянках. Даже подлодки изредка всплывают на поверхность, чтобы экипаж размялся, подышал свежим воздухом, полюбовался пейзажем. Здесь такой возможности нет. Ближайшая аналогия – антарктические исследовательские станции, где люди зимой заперты в четырех стенах, отрезаны от внешнего мира. Для подобной жизни нужен особый склад характера вроде нашего. Нам прощают наши маленькие чудачества только потому, что пока заменить нас некем. Но все впереди. Такой закон. У вас на Диком Западе, Николь, горцы были в большой чести, но их время прошло. Наше тоже пройдет.

– Спасибо, утешил, – проворчала Николь.

– По-моему, Поль предпочел бы съесть суп горячим? – Андрей указал подбородком на контейнер в руках у Николь.

– Тьфу ты, совсем забыла!.. Ладно, увидимся позже. Хана, спасибо за рыбу! – последние слова она бросила через плечо, направляясь к люку. На полпути к рубке она вдруг передумала и сделала крюк, заглянув к себе и прихватив кожаную эдвардсовскую летную куртку, а уж потом отправилась прямиком на мостик, в носовую часть корабля.

Едва люк распахнулся, Николь улыбнулась, мгновенно узнав сочное контральто, пьянящее, будто вино.

– С каких пор ты фанат Лайлы Чени? – крикнула она.

Поль оттолкнулся от кресла, установленного справа от капитанского, и убавил громкость.

– Недурно, но я слыхивал получше.

– Не пори чушь!

– У меня в Хьюстоне есть дружок, приятель которого вертится в ее свите – технарь, из команды звуковиков, вот мы и договорились насчет кое-каких записей.

– Это «Раскат грома». Там слышатся крики толпы… Запись что, концертная?

Поль расплылся в широченной улыбке.

– Сан-Франциско, ровно одна календарная неделя назад.

– Сукин ты сын, врешь небось!

Он отрицательно замотал головой.

– Это – легальная, санкционированная артисткой только для друзей выборка лучших мест кругосветного тура Лайлы Чени. И кое-какие студийные джем-сейшны, от которых у тебя волосы встанут дыбом. А если этого мало…

– Куда же большего желать?!

– Господи, ты будто ребенок в Рождество! Жаль, фотоаппарата не захватил.

– Благодари свою счастливую звезду, пустомеля!

– Данно заодно подбросил архивные записи «Назгула».

Николь хотела сказать, как много это для нее значит. Ее преклонение перед Лайлой Чени стало дежурной шуткой с тех пор, как они познакомились; Поль столь же страстно обожал классический рок-н-ролл, и сойтись во мнениях им никогда не удавалось. Николь оставила контейнер с супом плавать посреди рубки, а сама подтянулась к креслу и заключила Поля в объятия.

– Ради этого можно было постараться, – сказал он, когда Николь его наконец выпустила.

– Наверно, это целое состояние…

– Пустяки. Мы с Данно вместе росли. Более того, он утверждает, что Лайле это даже пришлось по душе. Похоже, она решила, будто оказанная тебе любезность поможет ей получить ангажемент на Луне.

– Это было бы чудесно!

– Я хотел отблагодарить тебя за доброту, с какой ты и твои родители относились ко мне много лет.

– Проклятие, Паоло, что я могу для тебя сделать?..

– Я могу удариться в сантименты, командир, и сказать, что для меня нет большей награды, чем сияние ваших глаз.

– Не верю!

– Жаль. Ничего, думаю, когда-нибудь счет уравняется сам собой. А что это у тебя?

– Подарок из камбуза.

– Можно, я пропущу? Я уже перекусил.

– Попробуй, не пожалеешь!

– Как автобус? – поинтересовалась Николь несколько минут спустя.

– В норме. В основном разъезжает по домашним делам. Если почту загрузили по графику, должен быть минут через пятнадцать. По-моему, Медведь ждет результатов обработки экспериментальных данных, которые мы вчера выслали в Хьюстон. – Нахмурившись, Поль отставил суп и указал на забинтованное запястье. – Кьяри?

Николь кивнула.

– Я бы вышиб ему мозги при первом удобном случае.

– Ах, мой рыцарь в сверкающих латах! Лучше присмотри за собой; он учит меня, как убивать людей, одетых в скафандры полной защиты.

– Боже, он же изувечил тебя!

– Не больше, чем тебя, сорвиголова.

– Он показывает тебе намного больше приемов и гоняет гораздо жестче, чем меня. Я против тебя не выстоял бы и минуты.

– Ты и раньше не мог.

– И то верно, – криво усмехнулся Поль. – Потому-то я здесь, а ты… – он ткнул пальцем в сторону левого кресла, по обычаю принадлежащего первому пилоту.

– Когда-нибудь, сынок, – с шутовской торжественностью отозвалась Николь, – оно достанется тебе.

– Да я и не стремлюсь.

– Вот так новость! Насколько я помню, Поль да Куна…

– …собирался зажигать звезды. Вообрази мое удивление, когда я узнал, что они уже горят.

– Ужасно смешно.

– Да ничуточки. Речь не о том, Николь. Я знаю свои возможности. Главным образом потому, что ты придаешь мне большую значимость.

– Чокнутый.

– Разумеется. Есть у кого учиться. Эй, командир, а Хана внизу?

– Подозреваю, что ей пришлось убирать за всеми.

– Как, по-твоему, она станет отказываться от помощи?

– Попытайся. За хозяйством я присмотрю. Только не засиживайся!

Когда Поль ушел, Николь выключила музыку и перемотала пленку, предпочитая немного посидеть в тишине. Пением Лайлы она насладится после, наедине. Машинально она запустила проверку систем «Странника». Все показатели были в норме. Устроившись поудобнее в кресле, Николь отрегулировала привязные ремни так, чтобы не терять бдительности, потом запахнулась, мимоходом погладив серебряные «крылышки», приколотые слева. Температура не изменилась – здесь было не менее уютно, чем в Карусели, но Николь вдруг почувствовала холод. Куртка осталась у нее в память о пребывании в Эдвардсе как знак избранных; такие куртки старшие пилоты-испытатели вручают тем, кого считают ровней. Этой чести удостаивают независимо от чинов или возраста; признавая отвагу, мастерство и талант, а также миллион прочих качеств, необходимых прирожденному пилоту. Гарри Мэкон накинул тужурку на плечи Николь через день после безупречного полета в качестве второго пилота спускового аппарата XSR-5 – челнока, призванного поднимать грузы и пассажиров на орбиту и, главное, спускать их обратно на поверхность планеты. То был первый полет не только для нее, но и для корабля. А всего неделю спустя она летела четвертым номером, отдавая Гарри последние почести. Немного не долетев до кладбища, Николь свечой взмыла в небо, чтобы разрыв в строю символизировал погибшего летчика. Выждав, когда остальные самолеты повернут к дому, Николь с высоты заметила, как люди потянулись с кладбища к автомобилям, и бросила машину в пике, выжимая из двигателей все, что можно. Такова была ее личная дань, полет валькирии. Машина пробила звуковой барьер прямо над могилами, и гром грянул над пустынным плоскогорьем, как грохотал десятилетиями, со времени полета Йейджера[5]5
  Чак Йейджер – первый пилот, преодолевший порог скорости звука на экспериментальном самолете Х-1, 14 октября 1947 года пролетев на высоте 12 000 м со скоростью 1066 км/ч.


[Закрыть], ставшего вехой в истории авиации. Николь устремила ревущую машину навстречу заходящему солнцу, полуослепнув от его сияния и от слез.

С тех пор утекло немало воды, но взор снова затуманился.

Смахнув слезы, Николь обратилась мыслями к Хане, гадая, насколько глубоки чувства Поля к ней и как это может сказаться на экспедиции. Она видела личное дело Ханы – та покинула Стэнфорд больше двух лет назад, перебравшись в учебный центр НАСА, но до сих пор в ее голосе звучала боль, когда она говорила о Бесс. Боль и утрата.

«Каково ощущать подобную привязанность? – задумалась Николь. – Смогла бы я так же пожертвовать любимым человеком во имя мечты? Или во имя долга? А если бы произошло обратное? Сумела бы я вынести, если бы меня бросили?»

Подумав о Кьяри, она тут же услышала его и чуть не подскочила от неожиданности.

– Ты хотела видеть меня, Кэт?

Голос доносился с нижней палубы, от пультов специалистов; надо полагать, там же находится и майор Гарсиа. Наверно, они решили, что здесь больше никого нет – должно быть, видели, как Поль спустился в Карусель; во всяком случае, говорили они не таясь, и скоро Николь поняла, что не хочет обнаружить свое присутствие.

– В какие игры ты играешь с Ши? – настойчиво осведомилась Гарсиа.

– Я делаю свое дело.

– Чушь, Кьяри, ты учишь ее собственному арсеналу уловок, показываешь приемы, о которых мне даже не намекал!

– Ревнуешь?

– Требую объяснений. Ты даешь больше, чем может когда-либо понадобиться в ее положении.

– Сомневаюсь.

– Да Куну ты так не натаскиваешь.

– Пустая трата времени. Надо отдать должное, парнишка и сам знает об этом.

– Почему?

– Лишен способностей.

– Не рожден убийцей?

– Если хочешь, – вздохнул Кьяри.

– Это относится и ко мне?

– Не наезжай, Кэт. Я слишком устал, чтобы устраивать сцены.

– Николь тебе всыпала?

– Не так сильно, как пытаешься ты.

– И как она тебе?

– Одна из лучших.

– То же самое говорили в Эдвардсе. И в Хьюстоне. Но тем не менее на симуляторе челнока она допустила элементарнейшую, классическую ошибку.

– А я думал, симуляторы для этого и нужны.

– А как она по сравнению со мной, Бен? Повисла пауза. Николь физически ощутила жаркую волну гнева, испепеляющего Кьяри. Голос его так же зазвенел, как у собеседницы; она хватила лишнего.

– Опыт на твоей стороне, но она проживет дольше.

– Даже так?

– Ты легкомысленна, майор. Ты не проигрываешь варианты загодя, реагируешь эмоционально, нутром. Как сейчас, подзуживая меня.

– Зато добиваюсь желаемого.

– Флаг тебе в руки. Не знаю, что ты пытаешься доказать, почему видишь в Николь угрозу…

– Да что ты?! Бен, ты же слышал разговоры о ней и Кэнфилд. А до того – на Земле, с Гарри Мэконом.

Николь едва не выдала себя. Стон чуть не сорвался с губ, когда она машинально стиснула пострадавшую руку.

– Ты полагаешь, что теперь моя очередь? Ответом ему послужило красноречивое молчание.

– Кэт, ты в этот ряд не вписываешься. И даже если это действительно так, вся справедливость Вселенной теперь не в счет; девчонка может полагаться лишь на себя, точь-в-точь как и остальные. А она не давала повода усомниться в своей компетентности.

– Я остаюсь при своем мнении.

– Ну, если уж на то пошло, майор, я тоже.

– Я не хочу, чтобы она у тебя числилась на особом счету.

– Я учу ее всему, что она способна усвоить. К тому же это моя прямая обязанность.

– Если занятия пойдут во вред работе экспедиции, я положу этому конец. Медэкс говорит, что Николь будет неработоспособна почти неделю; это дополнительное бремя для остальных. Я не потерплю никаких помех. Так что поумерьте свой пыл, мистер Кьяри. Это приказ.

Кьяри не ответил, а Кэт вылетела с мостика как ошпаренная. Тягостная тишина обступила Николь, погрузившуюся в раздумья. «Господи, с какой стати?!»

– Ты ничего не слышала, – прошелестел Кьяри у нее под ухом.

– Боже! – Николь подскочила с перепугу. Если бы не привязные ремни, она непременно вылетела бы из кресла. Сердце молотом колотилось о ребра, и пришлось крепко сжать зубы, чтобы они не клацали; Кьяри застал ее врасплох. Но когда она успокоилась, ей пришло в голову неуместное: «Пожалуй, надо еще многому научиться. Интересно, выпадет ли мне такая возможность?» И, к собственному изумлению, поняла, что отчаянно нуждается в этом.

– Ни слова, – продолжал он тем же бесцветным голосом, словно не заметив ее реакции. – Вас, юная леди, здесь никогда не было, ясно?

Николь молча кивнула. Лишь когда Кьяри собрался уходить, она окликнула его.

– Да?

– Что все это значит?

– Наше личное дело.

– Черта лысого. Раз мусолили мое имя – значит, это касается и меня!

– Оставь, Николь.

Ослабив ремни, Николь села повыше, лицом к нему.

– Экспедиция только началась, так как же я должна работать и рассчитывать уцелеть, если мой командир ненавидит меня до печенок?!

– По большому счету, Николь, она не желает тебе зла.

– Обалденное утешение, комиссар.

– А есть ли альтернатива? – пожал он плечами.

– Не надо меня опекать! Мы с ней не единственные женщины в ВВС, в космосе и даже на этой жестянке. Ума не приложу, за что она взъелась? До этих особых тренировок мы по крайней мере сносно ладили друг с другом!

– Знаю.

– А фиг ли толку?

– Это зависит от твоих видов на будущее, не так пи? Нынешние преходящие боль и ярость против неминуемой гибели. Мне не до игр, старлей. Я оттачиваю твое мастерство во имя спасения твоей жизни – а может, попутно и наших.

– Сперва этот паяц Морган намекает о какой-то связи между мной и Кэнфилд, теперь Кэт… Что это за огромный секрет, который известен всем, кроме меня?

– Спроси у генерала.

– А я спрашиваю у тебя!

– Прекрати, Николь. Пожалуйста!

– Кьяри, я не люблю, когда меня отшивают! Ты не имеешь права так поступать со мной.

– Если тебе хочется сорвать злость, Николь, ты знаешь, где меня найти, – невесело усмехнулся он.

– Ты еще об этом пожалеешь!

Тут запищал интерком, и Николь отвлеклась, чтобы принять сигнал с Луны.

– Народ, почта пришла, – объявила она, щелкнув тумблером «ОБЩИЙ ВЫЗОВ». – Компьютер уже сортирует информацию и вот-вот разошлет ее по вашим личным базам данных. – Она переключилась на лабораторное кольцо К-2. – Шэгэй, похоже, скверные новости.

– Проклятый черт-дьявол побери! – буркнул тот. – Мне потребуется время, мисс Ши.

Она вызвала полетный график из памяти компьютера на экран.

– Кажется, в ближайшие десять часов напряга не будет. Хватит вам этого?

– Полагаю, достаточно.

– Если нет, дайте знать, как-нибудь утрясем. – Кнопка вызова К-1. – Паоло, старичок, ты здесь нужен.

Не дожидаясь ответа, она отключилась и искоса оглянулась. Кьяри и след простыл. Запястье снова заныло, и Николь принялась поглаживать его, озабоченно нахмурившись и пытаясь утихомирить не только боль.