Текст книги "Ты знаешь, что хочешь этого"

У них была вечеринка по случаю окончания четверти. Аарон присел перед ними на корточки, тяжело дыша, и тут девочки его заметили; у них расширились глаза, а потом одна показала на него пальцем, ее лицо исказилось от ужаса, и она тихонько всхлипнула от страха. Аарон оглянулся, и на мгновение, пока поворачивался, поверил во все создания из рассказов Грейс, но потом увидел у себя за спиной только стену и вспомнил, что это он гнался, а не за ним гнались.

Некоторые из девочек помладше заплакали, испуганно подвывая, но потом Рода Кудондо смело выкрикнула:

– Эй! Ночной бегун! – и плач сменился насмешливым улюлюканьем.

Аарон опустил взгляд и увидел себя их глазами: призрачное видение, чужак с кошачьими глазами, бледный как гриб. Трусы изорваны и покрыты грязью; к волосам между ног пристали прутики и листья, кожу озаряет поднимающаяся волна стыда. Смелые девочки, вдруг подумал он, когда улюлюканье встало вокруг них защитным полем. Смелые девочки, превращают ужас в смех, шутят вместо того, чтобы плакать.

– Ссссст! – послышался шепот из дальнего угла двора. – Аарон!

Он поднял глаза и увидел маячащую в сумраке фигуру. Сперва он подумал, что это еще одна школьница, но потом она улыбнулась, и он узнал ее длинные ноги и щербинку между зубами.

– Ссст! – снова послышался шепот.

Она поманила и одними губами произнесла фразу на суахили.

– Ukimbie nami.

Беги со мной.

Грейс, которая его не боялась. Грейс, которая смеялась над ним и рассказывала ему истории, которая дразнила его и приводила в ужас; Грейс, которая не плакала и не злилась, – она бежала. Завтра он начнет долгую дорогу домой, но сегодня Грейс голышом метнулась через двор, и ее не видел никто, кроме него.

И сегодня, гибкий как кошка, он побежал за ней вслед.

Зеркало, ведро и старая бедренная кость

Жила-была принцесса, которой нужно было выйти замуж. Никто и не думал, что с этим возникнут трудности. У принцессы были живые глаза и милое личико. Она любила улыбаться и шутить, обладала острым, пытливым умом, и, если и проводила, уткнувшись носом в книгу, больше времени, чем тогда (или когда угодно) считалось идеальным, – что ж, по крайней мере, это значило, что у нее всегда найдется какая-нибудь история.

К принцессе приезжали свататься со всего королевства, и она всех принимала одинаково любезно. Задавала вопросы и отвечала на вопросы, заданные ей; прогуливалась по саду под руку с женихами; слушала, смеялась, и рассказывала истории, и выслушивала их, и была так мила и так весела, что каждый сватавшийся возвращался домой, думая, что жизнь в браке с принцессой будет не так уж неприятна, даже если не брать в расчет то, что однажды станешь королем.

После этих посещений принцесса сидела в гостиной с королем, королевой и королевским советником, и они просто засыпали ее вопросами. Что она думает о последнем претенденте? Как он ей показался: красив, рыцарственен, умен, добр?

О да, отвечала принцесса, и на щеках у нее от улыбки появлялись ямочки. Безусловно. Все вместе.

И как он по сравнению с прошлым?

В самом деле, тот тоже был очень привлекателен.

Но этот лучше?

Да, возможно. Или нет. Сложно сказать. У них обоих столько прекрасных качеств!

Пригласить их обоих снова, чтобы ты могла сравнить?

О нет, не думаю, что это необходимо.

То есть ты хочешь сказать, что тебе ни один из них не понравился.

Понравился, понравился! Просто…

Просто?

Не дурное ли это предзнаменование, что мне так нелегко выбрать между ними? Я подумала, если это не слишком сложно, может, мы могли бы…

Пригласить еще одного?

Да.

Еще одного претендента.

Да. Пожалуйста.

Если кто-то еще остался.

Да, если кто-то еще остался. Можно? Пожалуйста?

Тут королева поджимала губы, королевский советник принимал встревоженный вид, но не произносил ни слова, а король вздыхал и говорил: наверное.

Так прошел год, потом еще один, потом еще три, и принцесса перебрала всех принцев королевства, всех герцогов и виконтов, всех не-имеющих-титула-но-неприлично-богатых финансистов, и всех не-имеющих-титула-и-не-таких-уж-богатых-но-уважаемых ремесленников, и, наконец, всех художников, у которых не было ни титула, ни богатства, ни всеобщего уважения, и все же, в глазах принцессы, ни один из них не отличался от прочих.

Вскоре и десяти миль нельзя было проехать, чтобы не столкнуться с одним из бывших претендентов на руку принцессы. И одно дело, соглашались все претенденты, быть отвернутым по какой-то причине, но когда тебя просто отставляют, потому что ты каким-то необъяснимым образом нехорош, это настоящий удар.

За пять лет принцесса отвергла почти всех достойных холостяков королевства, и по стране пошли слухи, а с ними и тревога: что, если она просто самовлюбленная. Испорченная. Высокомерная. Или она просто играет в какую-то игру, а замуж вовсе не собирается.

На исходе пятого года король потерял терпение. Он известил принцессу, что на следующий день все отвергнутые соискатели будут приглашены в замок. Принцесса выберет одного из них и выйдет замуж, и на этом все. И принцесса, которая тоже устала от этой вереницы и тревожилась, что никак не может выбрать, согласилась.

Претенденты вернулись, и принцесса снова ходила среди них, болтая и смеясь, обмениваясь историями, но, возможно, не так живо, как прежде, и каждый из соискателей снова решил, что жизнь в браке с принцессой не будет так уже неприятна, особенно если учесть радость от того, что однажды станешь королем.

День прошел без происшествий, и на закате король, королева и королевский советник уселись с принцессой в гостиной и спросили, что она решила. Принцесса ответила не сразу. Она кусала губу. Грызла ногти. Пропускала сквозь пальцы свои длинные черные волосы. Наконец она прошептала:

Пожалуйста, можно я подумаю еще день?

Король взревел и в ярости опрокинул стол. Королева вскочила и дала принцессе пощечину. Принцесса уткнулась лицом в ладони и заплакала, и воцарились беда и хаос, пока не вмешался королевский советник.

Пусть обдумает все еще одну ночь, сказал королевский советник. Она сможет выбрать мужа утром.

Королю и королеве это совсем не понравилось, но королевский советник прежде не направлял их неверным путем, поэтому в тот вечер они позволили принцессе пойти спать, хотя она так и не приняла решения.

В своей комнате, одна, принцесса лежала без сна, ворочаясь в постели, и пыталась понять, что у нее на сердце, как и каждую ночь последние пять лет. Почему ей никто не подходит? Чего она ищет и чего не может найти? Ее измученное сердце не давало ответа. Она едва задремала, обессилевшая и несчастная, когда раздался стук в дверь.

Принцесса села в постели. Это королева пришла поцеловать ее в знак извинения и сострадания? Король, с новыми угрозами и предупреждениями? Или, может быть, это королевский советник с каким-то чудесным заданием, которое она могла бы дать претендентам, чтобы отделить самых достойных от прочих?

Но когда принцесса открыла дверь, за ней в коридоре оказался не король, не королева и не королевский советник. Это был некто, кого она прежде никогда не видела.

На госте принцессы был черный плащ, скрывавший его от шеи до щиколоток, волосы покрывал черный капюшон. Но его лицо, когда принцесса взглянула на него прямо, было милым, привлекательным и теплым. Щеки у него были округлые, губы полные и мягкие, а глаза голубые, и в них можно было утонуть.

О, тихо прошептала принцесса. Здравствуй.

Здравствуй, прошептал в ответ гость.

Принцесса улыбнулась, и, когда гость улыбнулся в ответ, ей показалось, что всю кровь в ее теле заменили смесью мыльных пузырей, света и воздуха.

Принцесса затащила гостя внутрь, и они провели ночь на ее кровати под пологом, целуясь, шутя и болтая до рассвета. Когда принцесса заснула, как раз на восходе солнца, она была счастлива, как никогда, и сны ей снились о жизни, полной такой радости, о которой она и мечтать не смела, о жизни, полной смеха, счастья и любви.

Принцесса проснулась с улыбкой на губах; на бедре у нее лежала рука возлюбленного, а над ней стояли король, королева и королевский советник.

О боже, сказала принцесса, краснея. Я знаю, как все это выглядит. Но послушайте – я это сделала. Наконец-то, после стольких лет. Я сделала выбор.

Она обернулась к своему возлюбленному, которого пока еще закрывало одеяло. Я люблю его, сказала она. Остальное неважно. Вот мужчина, которого я выбрала.

Король и королева печально покачали головами. Королевский советник схватил одеяло и сбросил его на пол, а потом, прежде чем принцесса успела возразить, поднял черный плащ гостя и встряхнул его. Из-под плаща вывалилось треснувшее зеркало, щербатое жестяное ведро и старая берцовая кость.

Принцесса ощутила, как что-то шевелится у нее на бедре, там, где лежала рука ее возлюбленного. Она опустила глаза и увидела, что там только ее рука, дрожащая от страха.

Я не понимаю, прошептала принцесса. Что вы с ним сделали?

Мы ничего с ним не делали, сказал королевский советник. Это все, чем он с самого начала и был.

Принцесса открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни звука.

Сейчас, сказал королевский советник. Я тебе покажу.

Он поднял с кровати берцовую кость и поставил ее к стене. Привязал зеркало веревочкой к концу кости, потом привязал посередине ведро, а потом накинул на все это черный плащ.

Видишь, сказал королевский советник. Когда ты смотрела в лицо своему возлюбленному, ты видела свое отражение в треснувшем зеркале. Когда слышала его голос, слышала лишь свой, эхом отдававшийся в этом щербатом ведре. А когда ты его обнимала, то ощущала, как твои собственные руки ласкают тебе спину, хотя обнимала всего лишь эту старую берцовую кость. Ты самовлюбленная, высокомерная и испорченная. Ты не можешь любить никого, кроме себя самой. Ни один жених тебе никогда не подойдет, так что прекрати валять дурака и выходи замуж.

Принцесса сглотнула. Сжала кулаки и прикусила язык до крови, а потом упала на колени перед тем, что было ее возлюбленным. Когда она поднялась, лицо у нее было спокойное, зубы твердо сжаты, а слезы в глазах высохли.

Да, сказала она. Я все поняла. Позовите претендентов, пусть соберутся. Я готова выбрать.

Претенденты собрались во дворе, и принцесса обошла их всех, прося прощения, что заставила их так долго ждать. Потом без колебаний и без малейших признаков сомнения она выбрала мужа: молодого герцога, красивого, рыцарственного, умного и доброго.

Через неделю принцесса и герцог поженились. Королева была рада. Король был доволен. Королевский советник помалкивал, но не мог не ходить с гордым видом. Беспокойство, нависавшее над королевством, рассеялось, и все были согласны, что дело разрешилось наилучшим образом.

Через год после того, как принцесса вышла замуж, ее родители умерли, что означало, что теперь она уже не принцесса, а королева. Ее муж, ставший королем, относился к жене со всей возможной учтивостью и благородством. Они хорошо ладили, и король много лет успешно правил королевством.

Однако почти через десять лет после того, как они поженились, когда королева родила двоих детей, король обнаружил, что влюбился в свою жену. Это осложнило их отношения, поскольку больше он не мог не обращать внимания на то, что она очень, очень печальна.

Король знал, что обстоятельства, в которых его избрали, окружены какой-то тайной; он был не дурак и хорошо понимал, что во время сватовства никакого особенного впечатления на принцессу не произвел. Когда он думал об этом, – чего он старался не делать, – то приходил к выводу, который был недалек от истины: что принцесса полюбила кого-то, кто ей не подходил, и когда ей запретили выходить за этого человека, выбрала вместо этого его. Король был не то чтобы против того, что на нем остановились за неимением лучшего, но у него разрывалось сердце от того, в какой печали угасает его жена, и он не мог не гадать, не брак ли их тому причиной.

Поэтому как-то ночью король робко спросил королеву, что случилось и не может ли он что-нибудь сделать, чтобы стало лучше. Поначалу королева пыталась отрицать, что она несчастна, но они прожили вместе много лет и научились доверять друг другу, поэтому в конце концов она рассказала королю всю эту историю от начала до конца.

Когда она закончила, король сказал: Это очень странная история. И самое странное в ней вот что: я прожил с тобой так долго и сказал бы, что хорошо тебя знаю, но я не думаю, что ты самовлюбленная, высокомерная или испорченная.

Но так и есть, сказала королева. Я знаю, я такая.

Откуда ты знаешь?

Просто я, прошептала королева, влюбилась вот в это. Я полюбила это так, как никого никогда не любила: ни тебя, ни родителей, ни даже собственных детей. Единственное, что я любила в этом мире, это чудовищное сооружение из треснувшего зеркала, щербатого ведра и старой берцовой кости. Ночь, которую я провела с ним у себя в постели, была единственной ночью, когда я была счастлива. И даже зная, что это было, я тоскую по нему, я извожусь без него, я по-прежнему его люблю. Что же это может означать, кроме того, что я испорченная, самовлюбленная и высокомерная и что не могу любить ничего, кроме искаженного отражения собственного кривого сердца?

На этих словах королева расплакалась, и король прижал ее к груди. Как жаль, сказал он, потому что ничего больше придумать не мог. Что я могу сделать?

Ничего нельзя сделать, сказала королева. Я твоя жена. Я мать наших детей. Я королева этой страны. Я пытаюсь быть лучше, чем я есть. Все, чего я прошу, это чтобы ты попытался меня простить.

Конечно, я тебя прощаю, сказал король. И прощать-то нечего.

Но спал король в ту ночь беспокойно, а когда проснулся, не мог думать ни о чем, кроме того, возможно ли облегчить страдания королевы. Он так ее любил, что если для того, чтобы она была счастлива, нужно было от нее отказаться, он мог на это пойти, – но что толку отпускать ее, если тот, кого она любила, существовал только в ее воображении?

Король размышлял об этом много дней. Наконец, он пошел к королевскому советнику, и вдвоем они придумали план. Уже когда они его обсуждали, король понимал, что план не очень хорош, но королева с каждым днем становилась все грустнее и бледнее, и король чувствовал, что должен что-то сделать, а то вовсе ее потеряет.

В тот вечер, когда королева уснула, король на цыпочках вышел в коридор и облачился в длинный черный плащ. Он постучал в дверь и, когда королева открыла, заслонил свое лицо треснувшим зеркалом.

Зеркало, которое дал королю королевский советник, было никуда не годным хламом. Самая тщеславная, самая бедная женщина королевства выбросила бы его в помойку. Стекло шло волнами и было затуманено, словно покрыто тонким слоем жира, а сверху донизу шла глубокая трещина, словно на стекло приклеили длинный волос. И все же, когда королева взглянула в зеркало, на ее лице отразилась такая нежность, что у короля едва не разорвалось сердце. Королева покачнулась, закрыла глаза и прижалась губами к своему отражению. О, прошептала она. Я так по тебе скучала. Каждый день о тебе думала. Каждую ночь видела во сне. Я знала, что это невозможно, но все, чего я хотела, это чтобы мы были вместе.

Я тоже по тебе скучал, прошептал король. Но едва он заговорил, королева открыла глаза и отпрыгнула.

Нет, воскликнула она. Нет! Все не так. Ты не он. У тебя голос не как у него. Я не этого хочу! Пожалуйста, так только хуже.

Она бросилась на кровать и, когда король пришел и лег с нею рядом, отказалась на него смотреть.

Королева не вставала три дня. Когда она наконец поднялась, дети прибежали и забрались к ней на колени. Королева обняла их, но не улыбнулась, когда они ее целовали, а когда они стали весело рассказывать о том, что случилось за день, она слишком долго медлила с ответом, словно говорила с ними издалека.

Сначала король пытался уважать желание королевы и оставить ее с ее печалью, но однажды увидев ее счастливой, пусть и ненадолго, он обнаружил, что теперь ему куда труднее видеть ее несчастье. Шли дни, королева оставалась печальной, бледной и тихой, и король убедил себя, что, если у него получится сделать иллюзию чуть убедительнее, он сможет в чужом обличье принести королеве радость, а не печаль.

И вот вскоре король стоял у двери спальни королевы, держа в одной руке треснувшее зеркало, а в другой щербатое жестяное ведро. Ведро было в еще худшем состоянии, чем зеркало: ржавое, грязное, вонючее, а по дну его, как пролитое молоко, расползлась бледная плесень.

Король постучал в дверь, и королева открыла, и снова взглянула в зеркало, и снова ее лицо смягчилось, а сердце короля едва не разорвалось, и она поцеловала стекло и стала шептать сладкие слова воображаемому возлюбленному. Но на этот раз король молчал, и единственным, что звучало в комнате, был отдававшийся эхом голос королевы. Плача от радости, королева упала на широкую грудь короля – но едва его руки сомкнулись вокруг нее, она открыла глаза и отшатнулась.

Нет, сказала она. Ты меня так не обманешь. Ты прикасаешься совсем не как он. Зачем ты длишь мои страдания?

Не слушая извинений короля, королева вернулась в постель и больше не вставала – ни когда король ее умолял, ни когда дочь пришла и стала звать маму, ни когда королевский советник явился и потребовал, чтобы она прекратила вести себя так глупо и подумала хоть раз о ком-нибудь, кроме самой себя. Она лежала, не двигаясь, отказываясь есть и пить, пока, наконец, король не решил, что надо действовать, иначе она точно умрет.

На этот раз король оставил надежду обмануть королеву. Он средь бела дня принес в ее комнату старую берцовую кость. Кость была длинная, желтая, и на ней до сих пор сохранились остатки тканей, а по бокам виднелись дырочки – там, где ее грызли собаки. Пахло от нее гнилым мясом, отбросами и желчью, и король едва мог к ней прикоснуться, чтобы его не стошнило. Тем не менее он бечевкой привязал к кости зеркало и ведро, поверх набросил черный плащ и поставил сооружение в угол. Когда он закончил, королева открыла глаза и застонала.

Зачем, взмолилась она. Зачем ты со мной это делаешь, когда я так стараюсь быть хорошей?

Любишь то, что любишь, сказал король. Если это значит, что ты самовлюбленная, или высокомерная, или испорченная, пусть так и будет. Я тебя люблю, и дети тебя любят, и народ королевства любит тебя, и мы не хотим, чтобы ты и дальше страдала.

Королева поднялась с постели и встала на дрожащих ногах. На глазах у короля она взглянула в зеркало, зашептала в ведро, обвила руками старую берцовую кость и улыбнулась.

Следующие несколько дней слуги приносили королеве еду и вино, и вскоре из-под ее глаз исчезли самые темные тени, а провалы под скулами стали не такими глубокими. Король, хотя и радовался, что королева вернулась из глубин отчаяния, счел зрелище того, как она воркует над своим мусором, невыносимым и оставил ее одну, а когда вернулся на следующий день, обнаружил, что она принесла эту мерзость в постель. Он пытался возражать, но едва он приблизился, королева зашипела на него с такой яростью, что он, пятясь и спотыкаясь, покинул комнату.

Прошла неделя, и дети королевы снова стали спрашивать, где мама. Король вернулся в спальню королевы, где она голой лежала в постели, терлась лицом о зеркало, бормотала в ведро и обнимала старую берцовую кость.

Чего ты хочешь? спросила она, когда он подошел, не отводя глаз от зеркала.

Дети скучают по тебе, сказал король. Ты не могла бы выйти и поиграть с ними?

Пришли их сюда, сказала королева. Пусть играют здесь.

Исключено, с отвращением ответил король. Иди и позаботься о своей семье. Это… создание будет тебя ждать, когда ты вернешься.

Королева что-то еле слышно прошептала, потом склонила голову набок, слушая эхо своего голоса. Жуткое, хитрое выражение появилось у нее на лице.

А, хитро сказала она, понимаю.

Понимаю, прошептало ведро.

Да, ответила она ему. Я понимаю.

О чем ты? спросил король.

Ты хочешь меня отсюда выманить, ответила королева. Ты ревнуешь. Как только я выйду из комнаты, ты проберешься сюда и украдешь мое зеркало, мое ведро и мою старую берцовую кость, и я снова останусь одна.

Одна, прошептало ведро.

Да, мрачно сказала королева. Одна.

Прошу тебя, взмолился король. Послушай меня. Я этого не…

Убирайся отсюда! закричала королева, а потом начала визжать, и слова эхом отдавались в щербатом ведре, пока комнату не наполнил оглушительный визг:

Оставь нас в покое! Оставь нас в покое! Оставь нас в покое!

После этого король и сам разгневался. Он приказал отрезать языки слугам, чтобы они не могли рассказать, в каком состоянии королева, потом прогнал королевского советника и нанял убийцу, чтобы удостовериться, что тот никому не раскроет тайну. Он лгал детям, он сказал, что их мать больна, и издал закон, запрещающий говорить о том, что с ней случилось. И все же, несмотря на все его усилия, поползли слухи. Слухи о том, что по ночам королева выходит из спальни и гуляет по галереям, таща за собой своего чудовищного, побрякивающего и позванивающего любовника.

Король правил королевством, как мог, и старался думать, что овдовел. Он больше не навещал королеву, хотя иногда по ночам бродил во сне и просыпался у ее спальни, с занесенным кулаком над дверью.

Прошел год, потом пять, потом десять, пока, наконец, не в силах больше выносить груз своего горя, король не вернулся в спальню жены, решив поговорить с ней в последний раз, а потом лишить себя жизни.

Спальня королевы была освещена одинокой свечой, оплывавшей в углу. Ослепнув от темноты, король поначалу решил, что комната пуста, но потом его глаза привыкли к сумраку, и он увидел бледный силуэт, извивавшийся во мраке. Со стороны кровати доносился шуршащий шепот, похожий на звук, который издают черви, если перевернуть камень, под которым они прятались. Звук был такой пугающий, что король собирался бежать, но потом в окно упал серебристый луч лунного света и озарил то, что лежало на простынях.

Создание, смотревшее на короля, было омерзительной тощей тварью с тусклыми волосами, кожей бледной, как у мертвеца, и огромными невидящими глазами, которые давно привыкли к темноте. Оно оскалило зубы и зарычало, а его голые лопатки заходили под кожей, как короткие недоразвитые крылья. Медленно, как во сне, чудовище, когда-то бывшее королевой, соскользнуло с кровати и поползло в сторону короля, волоча за собой зеркало, ведро и старую берцовую кость.

Король закричал и бросился к двери, но едва добежал до нее, перед ним встало видение: его жена, какой она была, когда он впервые ее увидел – улыбающаяся девочка с нежным лицом, – и жалость поглотила его страх.

Собрав все свое мужество, он вернулся в комнату и встал на колени перед женщиной, которую любил. Прости меня, прошептал он в тишине, и жестяное ведро эхом вернуло ему его слова.

Прости меня.

Нежно, очень нежно король стал вынимать берцовую кость из стиснутых рук королевы. Она тряслась и цеплялась, как могла, но справиться с королем у нее не было сил. Без предупреждения она выпустила кость. Руки короля соскользнули. Берцовая кость упала, щербатое ведро ударилось о камень со звуком, с каким раскалывается колокол, а зеркало разлетелось на тысячу осколков.

Королева растерянно наморщила лоб и на мгновение снова показалась прежней. Потом она рухнула, словно ей перерезали связки, а когда король попытался взять ее за руку, чтобы поднять, махнула рукой и полоснула короля по горлу осколком разбившегося зеркала.

На следующее утро королева вышла из комнаты. Она была все так же бледна, как мертвец, и худа так, что торчали кости, но, когда она заговорила, слова ее были тихи и внятны. Она рассказала народу о трагедии, случившейся прошлой ночью; о том, как король, лишившийся рассудка из-за многих лет горя, пришел к ней в спальню и перерезал себе горло. Она сказала, что долго болела, но теперь ей лучше, и теперь она готова править как наследница мужа. История была неправдоподобная, и глаза королевы мерцали безумием, когда она ее рассказывала, но она по-прежнему была королевой, и никто, даже ее собственные дети, не посмел возвысить против нее голос.

Королева взошла на трон, и вскоре рядом с ней появилась фигура в старом черном плаще. Никому не разрешалось подходить близко, чтобы ясно ее разглядеть, но от нее исходил неприятный запах, а иногда, когда королева склонялась, чтобы послушать ее совета, те, кто стоял перед ней на коленях, думали, что под складками плаща видят лицо самой королевы, только разбитое на тысячу кусочков. Так королева прожила остаток своих дней, а когда умерла, ее похоронили, согласно ее желанию, положив ей в гроб фигуру в черном плаще.

Дети королевы выросли, состарились и умерли в свой черед, а вскоре королевство рухнуло, и его захватили чужестранцы. Глубоко под землей в жестяном ведре эхом отзывался хруст, с которым грызли черви, а зеркало отражало танец мрачного распада. Вскоре историю королевы позабыли. Ее надгробие упало, непогода стерла ее имя, и век спустя старая берцовая кость стала лишь одной среди кучи таких же, щербатое ведро давно умолкло, а разбитое зеркало не отражало ничего, кроме гладкого белого черепа.