Текст книги "Скандал в личной жизни"

Глава 2

Меган и Алекс помирились только в восьмом классе, к концу первого полугодия. До этого, забыв о восьмилетней дружбе, они вели борьбу по всем правилам военного искусства. Сначала, уверенные в своей правоте и неуязвимости, девочки полностью избегали друг друга. С самодовольными улыбками на лицах, даже садились в противоположных концах класса. Потом уверенность в правильности избранного пути исчезла. Каждая из них проводила бессонные ночи, уставившись к потолок и думая, не позвонить ли подруге, как ни в чем не бывало, притворись, что ничего не произошло. Но в последнюю минуту решимость продолжать борьбу брала верх, девочки отходили от телефонов, так и не позвонив.

Шло время. Причины ссоры забылись или, по крайней мере, потеряли свое значение, и началась схватка самолюбий. Каждая старалась не уступить другой, притворился, что потеря ближайшей подруги – сущая чепуха.

Оружием в этой войне стали письма. Умело сложив их раз в шестнадцать, девчонки просовывали письма в замочные скважины шкафчиков в раздевалке. Еще в начальной школе, во время многочисленных ссор, Алекс и Меган писали и получали сотни таких писем. Годы упорных тренировок превратили их в профессиональных военных писательниц.

Вооружившись словарем, Алекс достигла совершенства в выборе самых язвительных кличек и прозвищ, тем более, что она прошла великолепную практику, обзывая мальчишек во время жарких футбольных баталий, приобретя репутацию самого острого язычка во всей школе. Но в случае с Меган ей потребовалось больше, чем просто парочка грязных слов. Алекс проводила часы, придумывая самые унизительные и подлые фразы, выискивая наиболее уязвимые места Меган. В этот раз она начала так: «Дорогая Меган! Ты самое неряшливое, толстое, хитрющее, презренное, уродливое, с волосами как пакля, чудовище. Я тебя ненавижу». Удовлетворенно вздохнув, Алекс накарябала свою подпись.

С другой стороны, Меган, решив, что вся ее жизнь была сплошным мучением по вине Алекс, сделала эту вину главным козырем защиты. Засиживаясь допоздна, она писала свои послания на самой лучшей бумаге, стараясь, чтобы они сохранили следы ее слез. Однажды даже не заметила, как исписала семь листов, жалуясь, что Алекс никогда не любила ее по-настоящему, бросала ее ради новых подруг, садистски обращалась с ее бедной ранимой душой, и она, Меган, не знает, сумеет ли когда-нибудь оправиться от страшной боли.

Вдобавок, у противниц появились союзники. У Алекс – подруги из волейбольной команды и математического кружка. Они бросали на Меган свирепые взгляды и обходили ее в школьном коридоре, будто она была заразная. У Меган – Клементина. Хотя она и говорила, что не желает впутываться в эту историю, но не любила Алекс, за то, что та не любила ее. К ним примкнули некоторые девочки, мстившие Алекс за популярность и непринужденность в обращении с мальчишками. Они надоедали Алекс убийственными взглядами и бумажными самолетиками. Джонни Пидмонт, считая ниже своего достоинства, как и другие мальчишки, участие в подобном, все же сказал Алекс, что это чертовски классная схватка.

Но, как обычно и бывает, письма вскоре надоели, от свирепых взглядов устали глаза, ряды сторонников уменьшились. Все чаще девочки вспоминали проведенные вместе выходные, задушевные беседы, прошлое веселье и все чаще подумывали о перемирии. Конечно, не о явном, когда надо признать свои ошибки, а об искусно замаскированном, лишь бы вновь сблизиться.

Выход предложила Клементина.

– Послушай, Меган, – сказала она как-то раз, когда они возвращались из школы. Дул сильный и холодный ветер, приближалось Рождество. – Я не хочу давить на тебя или что-то в этом роде, но я считаю, что схватка с Алекс слишком затянулась. Не хочешь же ты выглядеть ребенком, не так ли?

Меган отвернулась. Конечно, она не желает, чтобы ее считали маленькой. Именно этого Меган боялась больше всего. Наверное, и Алекс втерлась в волейбольную команду, чтобы общаться со взрослыми девицами. Меган действительно, чувствовала себя маленькой, когда девчонки хихикали по поводу «французских» поцелуев, и сгорала от желания спросить, что же это такое. Такое же чувство испытывала она рядом с Клементиной, ни разу не повышавшей голос, не смеявшейся громче, чем принято, всегда модно одетой. Клементина даже ходила по-взрослому, высоко подняв голову, не размахивая руками. Она никогда не показывала пальцем и не роняла учебники, как Меган.

– Вы были раньше лучшими подругами, – продолжала Клементина, – и глупо вести себя так из-за дурацкой размолвки.

Меган остановилась. Ветер чуть не сбивал ее с ног, так что ей пришлось напрячь все силы, чтобы не упасть.

– Почему ты заговорила об этом? – спросила она. – Ты ведь совсем не любишь Алекс. Зачем же хочешь, чтобы я помирилась с ней?

Клементина обернулась, взглянула на свои сверкающие дешевым розовым лаком ногти. Меган удивилась, казалось, даже ветер не задевал Клементину. Ее волосы порхали как пушинки одуванчиков, в то время как у Меган они развевались во все стороны, хлопая по лицу.

– Честно говоря, – помедлила Клементина, – из-за предложения мистера Хандельмана устроить конкурс по биологии. Ты ведь знаешь, мне нужны хорошие оценки, а естественные науки не мой конек. Но я уверена, мы добьемся успеха, если Алекс будет в нашей команде. Она в биологии молодчина. Кроме того, – продолжала она, поправляя прядку волос и окидывая взглядом ребят, толкавших в гору велосипед, – я не думаю об Алекс плохо, фактически, я совсем не знаю ее.

Меган засунула холодные, как лед, руки в карманы пальто и пошла дальше.

– Так что мне делать? – спросила она, когда они дошли до места, где обычно расставались и Клементина шла вверх, а Меган поворачивала за угол, направляясь в свой престижный квартал. – Чтобы я попросила Алекс присоединиться к нам? Скорей всего, она скажет какую-нибудь гадость.

– Ей-богу, Меган, временами ты просто ребенок, – заметила Клементина, перекладывая учебники из одной руки в другую. – Скажи ей, что тебе очень жаль и ты хочешь помириться, и, как бы между делом, спроси, не хочет ли она войти в нашу команду по биологии. Уверена, ее, как и тебя, ужасно огорчает ваша ссора.

* * *

Меган замерла перед яркой красной дверью дома Алекс и глубоко вздохнула. Сколько раз она стояла здесь? Сто, двести, тысячу? Ей очень нравился этот необычный веселый дом, но сегодня он напоминал ей затаившееся чудовище, готовое ее проглотить.

Решившись, Меган постучала. Дверь тотчас открылась, и она увидела Джо, младшего братишку Алекс.

– А, привет, Меган! Проходи. Алекс у себя наверху. Идя вслед за Джо, девочка разглядывала его светлые волосы над воротником свитера. Он всегда поражал ее своей непохожестью с Алекс. Словно его выхватили из другого мира и времени и бесцеремонно бросили в эту живую, шумную семью, к которой он не имел никакого отношения. Джо был кусочком мозаики, не вписывающимся в картину семьи Холмсов.

Он был нормальным. Все другие члены семьи – необыкновенные личности, о них можно сочинить толстенный роман. Мать Алекс работала в музее искусств. Она беспрестанно двигалась, смеялась, болтала, обладала несметным количеством шелковых шарфов и духов. Отец, Пол, отличался редкостной привязанностью к работе. Профессор математики в Беркли, либерал, он имел обыкновение приглашать студентов на пикники в свой дом. Однажды его даже показали по телевизору. Он бросился под гарпун рыбака, мстившего в кита.

И, наконец, Алекс. Всякий раз, заходя в дом, Меган поражалась, как каждая вещь, произведение искусства, безделушка и даже цвет подчеркивали ее индивидуальность. Заурядную тахту в гостиной покрывал необычный красно-золотистый ситец. На нем торжествовали полосатые черно-белые подушки, а рядом на черном лаковом полу сияла лампа. Перед тахтой пристроился маленький треугольный столик, позади возвышался письменный стол из красного дерева. Стены завораживали смесью картин абстракционистов и французских импрессионистов. За входной дверью вилась лестница с медными перилами и красной дорожкой. Казалось, все вещи в доме собраны из разных мест и эпох, но вместе они составляли чудесное целое, как и Алекс. Непослушные темные кудри, густые брови, полные, всегда готовые к улыбке губы, смех, яркая одежда, резкие манеры. И в то же время никто не выглядел такой собранной и целеустремленной, как она.

Меган наблюдала, как Джо подходит к роялю в углу гостиной. Был бы он на четыре года старше. Мальчик сел, глубоко вздохнул, благоговейно опустил пальцы на клавиши. Полилась классическая музыка. Меган смутно припоминала мелодию. Джо начал брать уроки игры лишь неделю назад, а успех был очевиден. Окунувшись в мир звуков, он забывал обо всем. Пальцы, маленькие и неловкие, еще не способны охватить октаву целиком, но мелодия была потрясающе прекрасна. Меган, зачарованная, прислонилась к двери, волнение на мгновение оставило ее. Джо смотрел в ноты, не замечая, что Меган любуется его лицом. Оно было нежным и красивым, и таким непохожим на угловатые черты Алекс. Джо напоминал утонченную мраморную статую с чудесными волнистыми волосами. Играл ли он на рояле, читал ли таинственные истории, он всегда был застенчивым и спокойным мальчиком. Всегда обдумывал свои слова и осматривался, как будто не был уверен в окружавшей его действительности. Но ему только девять лет, а Меган – тринадцать. Пропасть, разделяющая их, равнялась столетиям, и через нее не было мостов.

– Я поднимусь наверх, – сказала Меган, хотя прекрасно знала что, погрузившись в царство музыки, Джо ничего не слышит.

Поднимаясь по крутой винтовой лестнице, она, как всегда, не отрывала глаз от потолка, чтобы не закружилась голова. На площадке верхнего этажа Меган оглушил рев проигрывателя. Она успела забыть, как сильно Алекс включает звук, чтобы волосы вставали дыбом, чтобы каждая клеточка вибрировала и дрожала. Алекс считала это нормальной громкостью.

Вздохнув, Меган подошла к двери. Сделав несколько безуспешных попыток достучаться, она вошла в комнату.

На Алекс была ее любимая белая футболка и ярко-желтая трикотажная юбка. Сочетание довольно странное, но ей шло. С последней встречи на стенах появились новые плакаты. Изображение малыша тюленя соседствовало с Джеймсом Дином, а знамя Сан-Францисской команды – со шлемами оклендских налетчиков. Алекс сидела на подоконнике, разглядывая дерево магнолии над окном. Она обернулась, когда Меган появилась в дверях.

Казалось, что они смотрят друг на друга целый час. Алекс не удивилась. Она просто пристально уставилась в глаза Меган, до тех пор, пока та, как всегда, не выдержала и не отвела взгляд.

Алекс встала, подошла к противоположной стене, где рядом со стереопроигрывателем лежали и стояли альбомы, книги по математике и биологии, привезенные отцом из университета. Выключив музыку, вернулась на подоконник.

– Итак? – спросила она.

– Итак, я…, – слова, которые Меган заранее подобрала, повторив раз двадцать, застряли в горле. Глаза ее наполнились слезами, и, несмотря на все свои клятвы и намерения, Меган заплакала. Закрыв лицо руками, она рыдала, пока Алекс не подошла к ней и не обняла ее. Девочки присели на кровать.

Наконец, рыдания Меган стихли. Взглянув на Алекс, она с удивлением увидела, что глаза подруги тоже покраснели от слез.

– Прости меня, – произнесла Меган. Не сказав ни слова, Алекс бросилась в ванную и вернулась, держа маникюрные ножницы.

– Дай твой палец! – воскликнула она. Меган протянула указательный палец и зажмурилась от боли, то же самое Алекс проделала над собой. Девочки прижали пораненные пальцы.

– Вот, – сказала Алекс, – теперь мы – кровные сестры. Это значит, что мы останемся лучшими подругами, что бы ни случилось.

– Ты уверена? – спросила Меган.

– Конечно, давай никогда не устраивать ссор, о'кей?

Меган кивнула, и, не разжимая рук, они отправились смывать кровь.

* * *

Прошло три месяца. Распрощавшись с Меган и Алекс, улыбаясь, Клементина шла к своему дому на вершине холма. Время от времени она торжествующе поглядывала на зажатое в руке свидетельство. Дойдя до дома, крайнего у дороги, девочка остановилась под большим искривленным дубом, росшим в конце двора. Прижавшись щекой к шершавой коре, она пристально смотрела на свой дом.

До сих пор Клементина не понимала, почему мать и отчим поселились именно здесь. Казалось, что более старого и уродливого дома просто невозможно отыскать. Краска, вернее, то, что от нее осталось, своим серым цветом напоминала небо в пасмурный день. Земля на участке была такой твердой и каменистой, что на ней ничего не росло, кроме сорняков.

Но отчиму Клементины, Джону, дом понравился.

– В нем чувствуется характер, – заявил он, – представьте только, как мы все вместе наведем здесь порядок.

Клементину передернуло. Будь она уверена, что он говорит серьезно, она сказала бы ему напрямик, что не желает работать с ним бок о бок. Но она знала, что это всего лишь напыщенные фразы. Если бы он только мог, то давно бы нашел ее отца и избавился от Клементины. У Джона не было ни времени, ни желания заниматься ею. Клементина догадывалась об этом по недовольным морщинкам в углах губ каждый раз, когда она заговаривала с ним. Стоило матери выйти из комнаты, голос отчима становился громким и неприязненным. Широко улыбаясь, произнося теплые, нежные слова, он старался хитростью заставить ее делать то, что хотел. Подобным образом отчим заставлял обвиняемых сознаться, ссылаясь на улики или свидетельские показания, которых и в помине не было. Он говорил, что действует в интересах правосудия. Черта с два! Клементина знала, что все, что делает Джон, он делает только в своих собственных интересах. Вздохнув, она вошла в дом.

– Клем, это ты? – окликнула ее мать, – я в библиотеке.

Клементина усмехнулась. Интересно, с каких это пор комната, в которой стояли три непрочитанные книги Хемингуэя и словарь, стала называться «библиотекой»?

– Привет, мам! Как дела?

Анжела Монтгомери тщательно вытирала пыль с кофейного столика.

Каждый день, придя из школы, Клементина заставала мать что-то протиравшей. Ни единой пылинке не дозволялось присутствовать в доме.

– Прекрасно, дорогая, – ответила мать. – Я ходила в магазин и купила баранью ножку. Помнишь, Джон как-то говорил, что ел восхитительное блюдо в одной из компаний и ему очень понравилось? Я нашла рецепт в «Домоводстве» и хочу приготовить. Я так переживаю, вдруг выйдет неудачно. Я…

Клементина подошла к окну, откуда открывался вид на дома у подножья холма. Темные завитки дыма поднимались из печных труб, еще больше омрачая ненастный мартовский день. Мать что-то бубнила о сметанном соусе и овощах. Дождавшись, когда она замолчит, чтобы передохнуть, Клементина смущенно заговорила:

– Мама, ты только представь! Меган, Алекс и я получили первое место за проект на конкурсе по биологии. Взгляни на свидетельство, которое мне дали.

Анжела стояла на коленях, вытирая пыль с деревянных ножек стола. Она отложила тряпку и медленно, тяжело дыша выпрямилась. Клементина протянула ей свидетельство.

– Подумать только! Замечательно!

– Смотри, здесь написано, что наш проект крысиного лабиринта победил, благодаря своей оригинальности и полезности. Многие мальчики из нашего класса сделали радиоприемники и прочую чепуху, но их делают каждый год… А вот крысиный лабиринт никто никогда не делал. Это первый случай.

– Я горжусь тобой, дорогая. По-настоящему горжусь. Жаль, что нет времени поговорить обо всем подробно, но пора начинать готовить барашка. Еще я хочу убрать в спальне, пока не вернулся Джон. Ты же знаешь, как он любит чистоту. Еще раз поздравляю, дорогая.

Анжела запечатлела поцелуй на лбу дочери и пошла на кухню, прихватив тряпку и полироль. Свидетельство о первом в жизни успехе оттягивало руку Клементины, словно она держала его много часов, чтобы хоть кто-то обратил внимание. На минуту девочку охватило желание разорвать его на мелкие клочки. Успокоившись, Клементина выпрямилась и вскинула подбородок. Она прикрепит свидетельство на доску в своей комнате, по соседству с бланком об окончании балетного класса в Денвере. Кто знает, в каких еще состязаниях ей предстоит участвовать и победить? Надо будет оставить местечко, так, на всякий случай.

Клементина села на тахту и уставилась на свое отражение в зеркально отполированной крышке столика. Крысиный лабиринт – идея Алекс. Как только она согласилась войти в их команду, после многодневных уговоров Меган, идеи переполняли ее. Так как Клементина твердо знала, что для победы им с Меган просто необходима Алекс, не составило большого труда отбросить личную неприязнь. Она проглотила свою гордость и уступила первенство идеям Алекс. Алекс, кстати, оказалась не такой уж плохой. Важнее всего была победа.

Мысленно Клементина вернулась на год назад, к тому дню, когда впервые появилась в Саусалито. Увидев Алекс, шутившую с ребятами за спиной миссис Кармикел, она поняла, что у нее будет достойная конкурентка. Клементина обратила внимание, как благоговейно и восхищенно смотрели на Алекс девочки. А когда Алекс сломя голову носилась по футбольному полю или моментально справлялась с тестами по математике, Клементина видела, как уважительно и восхищенно блестели глаза мальчишек.

В те первые дни, несмотря на свой успех, она изнывала от зависти и жгучей ревности. До этого Клементина никогда не ревновала. И что было хуже всего, она знала, что ревность ее необоснованна. Все шло так, как планировалось. Алекс, несомненно, проигрывала ей во внешности, считала Клементина, окидывая соперницу пристальным взглядом. Слишком большой нос, слишком полные губы, слишком густые брови, темные волосы слишком завиваются. Но когда Алекс находилась в шумной компании (а так обычно и бывало) и становилась центром всеобщего внимания (что тоже было обычным делом), Клементина чувствовала исходившее от нее притяжение. Глаза Алекс сияли, руки постоянно жестикулировали, черты лица преображались, становились четкими и прекрасными. В такие минуты Клементина была уверена, что никогда не видела более привлекательной и красивой девушки. В этом и заключалась загадка Алекс. Она постоянно менялась, подобно хамелеону, меняющему окраску. В ней звучала и вибрировала такая жизненная сила, такая энергия, что Клементина чувствовала себя обессиленной и опустошенной, находясь рядом.

Удивительно, но стоило начать совместную работу, объединившись общим желанием победить, и все переменилось. Ревность постепенно проходила, пока в один прекрасный день, рассмеявшись над очередной шуткой Алекс, Клементина поняла, что больше не завидует и не ревнует. Правда, сначала они относились к друг другу довольно подозрительно, каждая настаивала на своем. Сказать по правде, если бы не Меган, они вряд ли ужились.

Проработав вместе всего несколько дней, Клементина отмстила, насколько серьезной и упорной была Алекс. Она вкладывала в дело все, что знала и умела. Раньше Клементина думала, что хорошие отметки Алекс – результат невероятной удачи, но, увидев однажды Алекс за работой, она изменила свое мнение. Алекс любила пошутить, посмеяться, зачастую бывала грубовата и резка, но, когда дело касалось работы, она отрешалась от всего и с головой уходила в проблему. Причем не останавливалась до тех пор, пока не отрабатывала до совершенства каждую мелочь. Наблюдая, как Алекс работает, думает, движется, смеется, не испытывая ни малейших колебаний или сомнений, Клементина осознала, наконец, причину своей ревности. В Алекс не было страха. Хотя многие могли бы сказать то же самое и о ней, Клементина знала, что это – неправда. Она многого боялась. Просто скрывала свой страх.

Через неделю они стали вместе возвращаться домой. Началось это со случайной просьбы Меган избавить ее от неразрешимой задачи выбирать, с кем из подруг идти, и предложения узнать друг друга получше. Так как ни Клементина, ни Алекс не хотели признаваться в своих сомнениях или неловкости, они согласились. Поначалу девочки шли на расстоянии, как будто между ними стояла невидимая, но непреодолимая стена. Сближались они медленно, постепенно, зато сейчас возвращались чуть ли не сталкиваясь лбами, заливаясь смехом.

Первое время Клементина чувствовала, что они с Алекс – бисер, не подходивший друг к другу и свисающий по обеим сторонам от Меган. Дни летели. Они стали собираться вместе сами: Алекс, с ее энергией, Клементина, со своими амбициями, и Меган, желавшая только мира и спокойствия. Удивительно, как они уживались втроем, такие разные. И еще удивительнее было то, что росла привязанность Клементины к обеим девочкам. Впервые за всю свою жизнь она почувствовала, что такое дружба и подруги. Клементина вновь вспомнила церемонию награждения победителей в конкурсе по биологии. Вся школа собралась в зале чествовать 'их, а потом они втроем выбежали из зала и так сильно сжали друг друга в объятиях, что заболели руки.

– Мы победили! – воскликнула Алекс. – Я знала, что так и будет. Конечно, это все благодаря моей идее.

Меган и Клементина рассмеялись.

– Хорошо, мисс Великолепие, – согласилась Меган, – но Клементина проделала большинство опытов, а идея проверить, запомнят ли крысы, где находится еда, принадлежит мне. Мы работали на равных.

– Я знаю, вы, ребята, здорово потрудились. Клементина внезапно ощутила страстное желание высказать им свою благодарность. Раньше у нее никогда не было друзей. Она даже гордилась своей способностью оставаться в одиночестве. Но вот подруги стоят рядом и крепко обнимают ее, доверяют ей свои секреты, вместе ходят из школы. Ей было так хорошо, как будто ее закутали в теплое пушистое одеяло, защищающее от холода и всех невзгод.

Клементина размышляла над этим, пока они шли домой. Алекс и Меган смеялись и болтали без умолку всю дорогу, а она ломала себе голову, пытаясь найти слова, чтобы выразить свою благодарность и не выглядеть при этом идиоткой. Раньше у нее не возникало необходимости выражать свои чувства. Никто ими не интересовался. Ее отец не удосужился даже сообщить, где он живет, ее мать совершенно не волновало, что чувствует дочь, пока не затрагивали ее жизнь с Джоном, а о чувствах, которые Клементина испытывала к Джону, лучше не говорить.

Они подошли к месту, где расставались: Меган и Алекс поворачивали к своим домам, а Клементина поднималась дальше. Ока еще раз попыталась найти какие-то особые слова, но не сумела.

– Ну, все. Увидимся в понедельник, – попрощалась Клементина.

Девочка сделала несколько шагов, когда услышала голос Алекс.

– Эй, Клементина! – Она обернулась. – Спасибо, что была в нашей команде. Мне не хочется признавать, но, возможно, мы не смогли бы победить без тебя.

Клементина улыбнулась. Алекс и Меган улыбнулись в ответ, и стало ясно, что они понимают ее и не нужно ничего говорить, никаких слов. Воспоминания согрели Клементину. Она встала и пошла наверх в свою комнату. Не потребуется больших переделок в планах на будущее, чтобы включить в них подруг. Она была уверена, что сможет втиснуть их куда-нибудь между всемирной славой и будущим богатством.

* * *

Никто не сомневался, что Алекс закончит девятый класс – последний класс неполной средней школы – лучше всех. Единственный вопрос – насколько близко сможет подойти к ней Клементина.

Меган испытывала удовольствие от мысли, что помогла им обеим. Ведь бывало, хотя и очень редко, что Алекс допоздна просиживала в кино или на катке и не успевала сделать домашнее задание. Меган давала ей списать. И хотя Клементина всегда подчеркивала свою самостоятельность, она тоже иногда спрашивала совета Меган, какое сочинение понравится тому или другому учителю.

В конце года Алекс получила табель успеваемости с оценками «отлично». Клементина – «отлично» по большинству предметов, с небольшим количеством «хорошо», а Меган отделалась от всех хвостов и получила «хорошо» вперемежку с «удовлетворительно». Она была средней ученицей, и учителя знали это. В графе «примечания» они вписали фразы типа «средние способности» и «без выдающихся талантов, но старательна». Ее родители знали ее возможности и никогда на нее не давили. Но лучше всех остальных уровень своих способностей знала сама Меган.

В тот июньский день, последний день занятий, Меган вышла на балкон и опустилась в кресло. Она, Алекс и Клементина так много говорили об этом дне и предстоящем сентябре, когда они начнут учиться в Линкольнской средней школе, что он превратился в далекую, прекрасную мечту, которая вряд ли когда-нибудь сбудется. Но сегодня мечта стала реальностью, и Алекс с Клементиной, похоже, утратили способность сдерживаться. Они постоянно щипали друг друга, хватали за руки, смеялись, представляя будущее, раскинувшееся перед ними. Когда они повернулись к ней, Меган изобразила на лице такую же глупую улыбку, что и у них. Если она и извлекла что-то из долгой дружбы с Алекс и короткой с Клементиной, это то, что никто из них не понимал ее страха, нервозности и тревоги по поводу будущей учебы. То, что розовые мечты о самостоятельности, о великолепных мальчиках и интересных занятиях могут превратиться в кошмар, лежало за пределами их понимания. Меган представляла чужую школу с незнакомыми преподавателями и сотнями учеников, которых она никогда не видела. В мечтах ее подруг дорога в будущее была усыпана прелестями, восторгами и борьбой. Одна мысль о будущем вызывала у них решимость завоевать его. Закутавшись в свитер, Меган пристально смотрела на море.

Родители уехали на уик-энд к бабушке в Монтэри, оставив ее дома с пятой по счету экономкой, нанятой за последние три года. Они извинились, что пропустят ее выпускной, но это ведь только неполная средняя школа, и Меган, конечно, должна понять, что бабушка старенькая и головные боли, которыми она страдает, возможно, признак удара. Не могут же они с чистой совестью пойти на ее выпускной и оставить бабушку совсем одну. Конечно же нет, согласилась Меган. Она понимает. Она всегда всех понимает. Именно за это ее и любили. Они могли говорить и делать все, что хотели, а она улыбалась и отвечала, что все хорошо. Родители не пошли на концерт ее танцевального класса, их не было на представлении в пятом классе, сейчас они проигнорировали выпускной, но она все понимала. На вечеринках мальчики пробегали мимо, спеша к Алекс или другой хорошенькой общительной девице, и она понимала. Меган была уверена, что скажи ей кто-нибудь «Я – психопат-убийца», она только улыбнется и ответит: – «Как это мило». Она до смерти боялась сказать что-нибудь не то, боялась кого-нибудь обидеть, боялась даже подумать о том, чтобы высказать свои истинные чувства. Иногда Меган сомневалась, а остались ли у нее, вообще, свои собственные чувства и мысли.

Девочка встала и подошла к перилам. Снова опустился туман. Если ты живешь в Саусалито, рядом с заливом, то хочешь не хочешь, а должна привыкнуть к плотным, похожим на привидения, облакам, нависающим над берегом почти весь год. Но Меган по-прежнему ненавидела их. Она хотела жить, купаясь в солнечных лучах; ярких, теплых, желтых солнечных лучах все триста шестьдесят пять дней в году. Она хотела, чтобы кожу ее покрывал золотисто-коричневый загар, а не этот красноватый, с уродливыми пятнами веснушек. Она хотела весь год ходить в шортах, маечках и топах.

Вместо этого Меган живет в туманном Саусалито. Здесь же живут и ее лучшие подруги – прекрасная Клементина и потрясающая Алекс. И Меган могла с уверенностью сказать, что они-то окажутся на высоте в любой новой школе, благодаря своей решительности и очевидным достоинствам, а ей придется уцепиться за фалды влиятельных подруг, как она всегда и делала, чтобы только удержаться на плаву. Робкая, скучная, ничем не примечательная Меган. В конце своих размышлений она задумалась, с какой кстати они вообще теряют время на дружбу с ней.