Текст книги "Настоящее сокровище Вандербильтов"

– С удовольствием! – просияла я. Про этот знаменитый пляжный бар я много читала.

И тут я осознала, что, находясь в чужой стране, я зачем-то согласилась на морскую прогулку с едва знакомым мужчиной на яхте, которая даже ему не принадлежит. Пожалуй, это была не самая блестящая идея. Но коктейль, солнце, спокойное море притупили мою бдительность. Умиротворенная, я отмахнулась от тревог, думая лишь о том, какой красивый у меня будет загар.

Тремя часами позже мы снова подплывали к берегу в своей надувной лодке. Волны разбивались о борта ялика, грозя его перевернуть.

– Зря я отказался от помощи Акселя, – сказал Коннор и рассмеялся, когда нас опять окатило брызгами.

Аксель. Первый помощник капитана. Интересно, сколько человек обслуживает эту яхту?

– Тогда это было бы не приключение, – заметила я, перекрикивая рев прибоя. На удалении от берега море было спокойно, но вблизи прибойные волны бесновались, взмывая под небеса, хотя погода была ясная.

Наконец мы каким-то чудом добрались до берега, и я помогла Коннеру вытащить лодку на песок.

Мое белое платье-макси, которое еще утром казалось исключительно элегантным, теперь липло к телу, как тряпка. Я сомневалась, что прилично появляться в баре в купальнике, но мокрое платье тоже не вариант. Я стянула его с себя и разложила сушиться на борту ялика.

– В таком виде можно идти в бар? – спросила я Коннера, глядя в сторону бара – пыталась рассмотреть, во что одеты посетители, сидевшие за столиками под открытым небом.

– Можно ли идти в «Согги доллар» в бикини? – переспросил он. – Думаю, в этом заведении посетителей в других нарядах не обслуживают.

Коннер взял меня за руку, подвел к одному из столиков и плюхнулся на пластиковый стул. Я жалела, что не взяла с собой полотенце. Впрочем, оно, наверно, тоже промокло бы насквозь. Я с опаской посмотрела на стул.

Только я села, козел – самый настоящий – запрыгнул на наш низкий столик и с любопытством уставился на меня.

Я расхохоталась.

– Я вожу тебя только в самые изысканные заведения, – сказал Коннер.

Но именно это я рисовала в своем воображении, мечтая о поездке на острова – непритязательные пляжные бары, разгуливающая живность, живописная атмосфера.

Коннер попытался стащить животное со стола, взяв его за ошейник, – на нем я заметила эмблему университета – конкурента того, в котором училась я, – но козел и не думал повиноваться, стоял как вкопанный, жалобно мекая ему в лицо.

Мы оба зашлись истерическим хохотом.

– Победа за ним, – заключил Коннер, откидываясь на спинку стула.

– Козел – не самая худшая компания, в которой мне приходилось обедать, – отозвалась я.

В этот момент мною овладело острое желание написать письмо бабушке, что я делала очень, очень часто. Мне хотелось сообщить ей, что я чудесно провожу время, мне весело, и я напрочь забыла про свою свадебную драму, про дом, про работу, про все на свете. Что для меня сейчас существуют только Коннер и этот сказочный день. И я знала, что еще раз отправлюсь с ним на морскую прогулку, если он меня пригласит.

Эдит. На возвышенности. 16 июля 1916 г.

Из-за дождя, лившего стеной, Эдит почти ничего не видела. На ней самой нитки сухой не осталось; она с трудом удерживалась в седле на мокрой лошади. Господи Всемогущий, сделай так, чтобы дождь прекратился, молилась она про себя. Из-за проливных дождей, что шли неделю назад, значительно поднялся уровень воды в эшвиллской реке Френч-Брод-Ривер. Четыре дня погода стояла сухая, но потом опять зарядил дождь, да еще какой! Рядом верхом ехал Нобл, вызвавшийся сопровождать Эдит.

– В газетах написали, что вчера в районе Блу-Ридж осадков выпало больше, чем за одни сутки во всех Соединенных Штатах! Представляете? – прокричал он Эдит, чтобы его слова не потонули в шуме дождя.

– Очень хорошо представляю, Нобл, – насмешливо отозвалась она, чувствуя, как дождь заливает ее лицо.

Никто не знал, чего ждать дальше. Одно можно было сказать наверняка: вода в реке прибывала. Помимо Эдит и Нобла еще с десяток обитателей поместья разъезжали верхом по округе, помогая переселять семьи из домов, которые могли быть затоплены.

Корнелия, старшая экономка и камеристка Эдит, оставались в особняке, организуя прием беженцев. Корнелия была недовольна, что ее не взяли с собой.

– Я должна привезти Роуз! – запротестовала она, когда Эдит велела ей остаться дома. Она очень волновалась за свою близкую подругу, жившую в деревне.

– Ее семья приедет сюда, дорогая. Я вчера говорила с ними. Ты должна быть здесь, чтобы встречать семьи, которые спасаются от наводнения.

Корнелия не обрадовалась решению матери, но подчинилась ему, и теперь вместе с домашней прислугой носилась по особняку, готовя спальные места, чтобы разместить как можно больше работников поместья, которые в основном проживали в деревне Билтмор. Для женщин и детей были отведены одни комнаты, для мужчин – другие.

Эдит с Ноблом уже два дня ездили от дома к дому, стучали в двери, отсылая тех, кому некуда было податься – в том числе Роуз и ее родных, – в Билтмор. Эдит была изнурена, угнетена, напугана и в то же время горда собой. Она с ужасом думала о тех, кто отказался покинуть свои дома. Что станется с ними?

Не слезая с лошади, она наблюдала, как Нобл яростно колотит в последнюю дверь на их маршруте. Один раз. Второй. Третий.

– Думаю, мы сделала все, что могли, – крикнула Эдит слуге, когда на его стук никто не отозвался. – Едем домой!

Нобл кивнул, снова вскочил на коня и последовал за госпожой. В смятении Эдит приближалась к особняку. Если дождь утихнет и паводковая вода сойдет, тогда, возможно, беда их минует. Если нет… Что ж, Эдит не понаслышке знала о трагедии.

У центрального входа в особняк Эдит встретила Эмма.

– Скорее, мэм, – засуетилась она. – Вам нужно быстрее снять с себя мокрую одежду и принять горячую ванну, а то еще простудитесь и умрете.

При этой мысли Эдит содрогнулась. Корнелия уже потеряла одного родителя. Эдит не должна рисковать собой. Но она знала, что одним своим присутствием заставляла многих, кто не хотел покидать свои дома, передумать и отправиться в самое безопасное, как она надеялась и молилась, сооружение в горах Блу-Ридж.

Несмотря на страх, Эдит улыбнулась, заслышав шум, производимый десятками гостей. Беготня детей, их звонкие голоса, разговоры взрослых, строящих планы, вырабатывающих стратегии. Воздух гудел, словно наэлектризованный, вибрировал от нервного напряжения снедаемых тревогой людей. Зато они были вместе, и это делало их немного сильнее.

Эдит глубоко вздохнула. Она должна быть храброй. Ради тех, кто от нее зависит.

– Мама! – В комнату влетела Корнелия. – Эмма спрашивает, что мы хотим взять с собой наверх.

Что она не смогла бы заменить?

– Папины читательские дневники и мою фату! – внезапно решила Эдит.

Дочь умчалась, а она закончила одеваться.

Вдвоем с Корнелией они расположились в обсерватории. Во-первых, для ее дочери это было самое безопасное место во всем Билтморе; во-вторых, обсерватория являлась самой высокой точкой, с которой просматривалось все поместье. Река Френч-Брод являлась главным украшением эшвиллского ландшафта, но красота – ненадежный друг, а в данный момент – опасный. Билтмор находился далеко от реки, и в этом было их спасение. Они не должны пострадать.

Корнелия каждые несколько минут выглядывала в окно.

– Вода уже залила первую ступеньку лестницы у входа, – доложила она. Потом, через несколько часов: – Вода почти подступила к постаментам львов. – Речь шла о львах из итальянского розового мрамора, охранявших дом.

Несмотря на надвигающуюся катастрофу, Эдит была неестественно спокойна, – вероятно, потому, что знала: она уберегла от беды всех, кого могла.

– Теперь уже ничего не сделать. Остается только ждать, дорогая, – сказала она. – И, что бы ни случилось, у меня есть ты, а у тебя – я, а значит, все будет хорошо.

Корнелия храбро кивнула. От стука дождя, барабанившего по крыше, в комнате стоял почти оглушающий шум. Мать с дочерью сидели бок о бок на диване Джорджа. Эдит смотрела на фату, перекинутую через спинку стула, но вспоминала не только день своей свадьбы. Она также думала о матери и сестрах – сильных женщинах, надевавших эту фату, о женщинах, благодаря которым она стала такой, какой была теперь.

Эдит взяла в охапку фату – объемный ворох кружева и тюля – и снова опустилась на диван.

– Я показывала тебе секрет в шапочке Джульетты?

Корнелия, широко распахнув глаза, покачала головой.

– Видишь эту полоску шелка? – Эдит оттянула ткань. – Под ней – инициалы всех женщин, которые надевали эту фату.

– Ух ты! – Корнелия провела пальцами по инициалам своих предков, по своей родословной. – Мои инициалы тоже когда-нибудь будут здесь вышиты?

Эдит кивнула.

– Однажды, когда ты станешь взрослой и встретишь благородного мужчину, который будет обожать тебя за все твои достоинства, ты тоже наденешь эту фату. – И произойдет это скоро, подумала Эдит, глядя на свою красавицу дочь. Ей было почти шестнадцать, и она быстро взрослела с каждым днем.

– Так было у вас с папой? – спросила Корнелия, пропуская через пальцы струящийся тюль.

– Да, – без колебаний ответила Эдит. На самом деле, она знала, все было гораздо сложнее. Конечно, они с Джорджем заключили брак в силу взаимных обязательств между их семьями, но со временем она полюбила мужа всем сердцем. – Дня не проходит, чтобы я не тосковала по нему, – добавила она.

– Я тоже, – сказала Корнелия. Ветер швырнул на оконное стекло струи дождя, и девочка поспешила прижаться к матери.

– Папа построил крепкий дом, который устоит в любую непогоду, – произнесла Эдит, успокаивая дочь, а заодно и себя тоже. Она подумала про мешки с песком, уложенные под каждой дверью, под каждой оконной рамой на нижнем этаже и едва не рассмеялась при мысли, что они рассчитывают сдержать натиск наводнения. Это все равно что пытаться поймать мышеловкой оленя.

– Мама, ты нервничаешь? – спросила Корнелия.

– Разве что чуть-чуть, – честно ответила Эдит.

– Хочешь, я расскажу тебе какую-нибудь историю?

– Очень хочу, – улыбнулась Эдит.

Ветер завывал, взметая в воздух нападавший на землю мусор, плакали дети, то и дело смывались унитазы. Но перекрывавший весь этот шум стук дождя по черепично-медной кровле вкупе с неспешным ритмичным голосом Корнелии действовал умиротворяюще. И, когда вода достигла лап массивных львов, стоявших на страже у парадного входа в особняк, Эдит, недосыпавшая последние дни, ненадолго задремала.

И во сне ей грезилось, что она снова храбрая невеста, голову ее венчает волшебная фата, мужчина, которого она полюбит, тепло улыбается ей, оберегает ее. Потом она увидела, как надевает ту же самую фату на прелестную головку дочери. Фата символизировала все, что она надеялась ей передать, представляла своего рода переходящий факел. И когда Корнелия, в ее сне, вернула ей фату, Эдит резко проснулась с гулко бьющимся сердцем. Оглядевшись, вспомнив, где она находится, Эдит увидела в окно, что небо чуть посветлело. Буря улеглась, погода изменилась.

Стараясь дышать размеренно, постепенно успокаиваясь, она убеждала себя, что, возможно, это все был просто кошмарный сон. Как бы то ни было, они снова выжили. Есть за что благодарить судьбу.

Джулия. «Согги доллар»

Я твердила себе, что не останусь с Коннером на целый день. Но, вообще-то, когда у меня снова появится возможность еще раз побывать в баре «Согги доллар»? Да и торопиться тоже ведь некуда. И здесь действительно подавали самый лучший в мире «Пейнкиллер»[16]16
  Painkiller (букв. «болеутоляющее») – фирменный напиток бара «Согги доллар», где и был изобретен рецепт этого коктейля.


[Закрыть] (коктейль на основе рома, а не болеутоляющее средство). К тому же официант, принеся нам сэндвичи с мясом омара, наконец-то согнал козла со стола, и я теперь прекрасно видела сидевшего напротив Коннера.

Ничто не заставит тебя с головой окунуться в романтику свидания и забыть, что парень, с которым ты проводишь время, один из твоих героев, пока этот названный парень не уронит на свою белую футболку кусочек залитого соусом омара из булки, а потом подберет его пальцем, не замечая, что испачкался. Даже в таком виде для меня он был самым симпатичным парнем. Кроме того, с ним было легко. Мы час с лишним просидели в баре, болтая обо всем – о друзьях, о жизни, о всяких забавных случаях. Словно сто лет знали друг друга.

– Что теперь будешь делать? – спросил Коннер. Удивительно, но я даже не запаниковала.

– Ты не сочтешь это странным, если я скажу, что моя дальновидность не простирается дальше следующей недели?

– Нам ничто не мешает угнать эту яхту, – серьезно произнес он.

– Ну да, – кивнула я, пригубив коктейль. – Мы будем невидимками на стофутовой яхте, и никому из экипажа даже в голову не придет сообщить о нас по радио,

– Так и есть, – согласился он. – Я в этом даже не сомневаюсь. Правда, нам очень скоро нужно будет где-то запастись провизией. А то я дня не могу прожить без черной икры…

Мы оба рассмеялись.

– Над чем ты сейчас работаешь? – полюбопытствовала я.

– В настоящий момент я пишу рассказ, а не проектирую.

– Так ты еще и пишешь?

Он положил в рот последний кусочек омара, прожевал его и проглотил.

– Пока еще я ничего не написал, но этот рассказ будет о дьявольски красивом архитекторе, который сбегает на Британские Виргинские острова и там знакомится с потрясающей загадочной женщиной. Она только что бросила жениха у алтаря, и у него есть всего несколько дней, чтобы убедить ее в необходимости продолжить знакомство, когда они вернутся домой. – Коннер помолчал. – Вот. Ну а ты теперь подскажи, как он помогает ей это делать.

Глупости, конечно. Мы знакомы всего ничего, и будущего у нас нет. Но лестно, черт возьми. Последние годы я жила с ощущением, будто я застряла в стеклянном лифте и не могу из него выбраться, и вот теперь, избавившись от давления Хейза, окончательно порвав с ним отношения, я наконец-то получаю удовольствие от жизни.

– Судя по всему, героиня твоего рассказа – удивительная женщина, – шутливым тоном заключила я. – Умная, непретенциозная, восхитительная, но не зацикленная на собственной внешности.

– Да, да, всё верно, – энергично закивал Коннер.

– А если серьезно, у моей бабушки в Эшвилле есть милый домик. Думаю, какое-то время я поживу там.

– И чем будешь заниматься?

Я пожала плечами.

– Прости, может, я лезу не в свое дело, – сказал Коннер, – но, если ты так любишь архитектуру, то вообще-то могла бы стать архитектором…

– Вообще-то, у меня есть диплом архитектора.

Он наморщил лоб.

– Но если ты больше не хочешь быть архитектором, тогда почему, когда мы встретились, повела себя так, будто увидела Брэдли Купера[17]17
  Популярный американский киноактер.


[Закрыть]?

Я почувствовала, как мое лицо заливает краска смущения.

– Было так ужасно?

– Ну…

Коннер пытливо смотрел на меня.

– Экзамен на гослицензию сдала?

Экзамен на получение государственной лицензии архитектора являлся завершающим и наиважнейшим этапом курса обучения. Я покачала головой.

– Но стажировку прошла.

В его лице читалось замешательство.

– Прости. Я зарабатываю тем, что решаю проблемы и свожу воедино отдельные части целого, но в твоем случае у меня ничего не складывается.

Внезапно у меня отпало всякое желание сидеть в этом баре. Я не хотела ничего обсуждать, не хотела говорить о том унизительном дне, который заставил меня отказаться от своей мечты. Но ведь просто взять и убежать, как тогда, я не могла. Я находилась на острове, причем не на том, где располагался мой отель. Посему я была вынуждена оставаться со своим спутником, нравилось мне это или нет.

Я встала, надеясь, что не выгляжу взволнованной, хотя на душе кошки скребли.

– Ну что, давай попробуем еще раз бросить вызов свирепому морю? Бог даст, нас не смоет его безжалостной лапой.

Коннер просто сидел, с любопытством глядя на меня.

– Шучу. Мы от яхты всего в пятидесяти ярдах, – указала я.

– Морские расстояния исчисляются не в ярдах. Когда мы угоним яхту и тебя будут допрашивать, все сразу поймут, что у тебя нет опыта в морском деле.

Я кивнула, радуясь, что он не заметил моей тревоги, что мы снова перешли на шутливую манеру общения. И, пожалуй, больше всего меня утешало, что мы отвлеклись от неприятной темы, портившей мне настроение.

– Полезная информация.

Мы столкнули ялик в воду, мне тут же в лицо полетели брызги, и сразу стало ясно, что зря я сушила свое платье.

– Ладно, – спокойно произнес Коннер. – Ариэль к восьми часам готовит для нас шикарный ужин из пяти блюд.

– Это которая Русалочка?

– Да, – кивнул он. – Неистовое море до сих пор полнится ее голосом, поэтому мы будем играть в шарады и попробуем угадать, что нам подадут к столу.

– Коннер, на ужин я не останусь. Все это здорово, но я должна вернуться в свой отель.

– И сидеть одной в пустом номере?

Жестоко, но на правду не обижаются.

– Да. Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством.

– Ты не можешь вернуться, – продолжал он, – потому что после ужина мы отправимся в «Фокси».

«Фокси» слыл одним из самых знаменитых баров на Британских Виргинских островах. Обязательным к посещению. Даже я это знала.

– А потом… Ты когда-нибудь видела Марс?

Я саркастически фыркнула.

– У тебя есть не только яхта, но и космический корабль?

Как я ни пыталась сохранять серьезность, мы оба расхохотались.

– Не-е-ет. Но Марс появится на небосводе в 4.03 утра, и с нашей стороны было бы безответственно – нет, безрассудно – не увидеть его восход. А для этого лучше лечь спать на носу яхты, под звездами.

– Я не взяла с собой ничего для ночевки в гостях, – промямлила я. На самом деле, я немного приврала: в пляжную сумку я положила смену одежды и кое-что из косметики. Всего необходимого у меня не было, но я вполне могла бы обойтись тем, что имела. Мне вспомнилось, как бабушка говорила, что никогда и никуда не ходит без паспорта. «Нужно быть готовой к приключениям», – заявляла она. Обычно я с ней соглашалась. Так почему же в последнее время я всего боюсь?

– Разве Амелия Эрхарт[18]18
  Амелия Мэри Эрхарт (1897–1937) – пионер авиации, амер. писательница. Первая женщина-пилот, совершившая перелет через Атлантический океан. Автор нескольких книг-бестселлеров о своих полетах.


[Закрыть] сказала бы, что не может совершить очередной полет из-за того, что у нее нет соответствующей одежды?

Я склонила голову набок.

– Не вижу связи.

– Она – искательница приключений. И ты любишь приключения.

Бабушке понравился бы этот парень.

До яхты мы добрались без особых эксцессов. Промокли, конечно, зато нас не швыряло во все стороны. Тем не менее я не могла избавиться от чувства, будто делаю что-то плохое – обманываю Хейза. И мне приходилось напоминать себе, что это не мой случай, что я вольна делать что хочу. Хейз был не мой человек, я ему не доверяла. Так мастерски, как он, никто больше не мог манипулировать мной, заставляя забыть о себе, о самоуважении. А я заслуживала лучшего отношения.

Коннер помог мне подняться на борт, потом взял из корзины на корме огромное пушистое полотенце в черно-белую полоску и укутал меня. Так за мной с детства никто не ухаживал.

Чтобы я согрелась, он стал ладонями растирать мои руки по всей длине, а сам стоял без полотенца – красавчик, глаз не оторвать. Но я видела, что ему зябко. Поэтому развела в стороны руки, распахивая на себе полотенце. Он шагнул ко мне, обнял меня, и я – вместе с полотенцем – сомкнула руки вокруг него.

От его близости меня обдало жаром.

– Ты такой горячий, – прошептала я.

– Разве? – шепотом отвечал он, наклоняясь к моему лицу, чтобы меня поцеловать.

Я ощутила покалывание во всем теле. Это было приятно, волнующе и – главное – ново. Никаких тебе разочарований прошлого, никаких старых ран. Просто страстный поцелуй на корме роскошной яхты в прекрасный день, смягченный ромом, наполненный ожиданиями. Я знала, что никогда больше не увижу его, но как раз это мне и нравилось. Не нужно ни о чем думать, что-то планировать. Целуйся и целуйся в свое удовольствие.

Мы с Коннером целовались при свечах на корме, лакомясь креветками и филе. Целовались в танцующей на песке толпе в баре «Фокси». Целовались, когда я лежала у него на груди в два часа ночи на носу яхты. Целовались в 4:03 утра, когда я открыла глаза и увидела красную планету во всем ее великолепии. Целовались в семь часов утра, когда нас разбудило яркое солнце.

И теперь на причале перед моим отелем мы опять целовались.

– Мне пора, – кокетливо произнесла я. Коннер схватил меня за руку, привлекая к себе.

– Еще один поцелуй, – сказал он.

Ром давно выветрился из головы, но я была опьянена Коннером, свежими чувствами, сладостным трепетом, владевшим моим существом, и вожделением, какого, пожалуй, никогда еще не испытывала.

– Мне нужно в душ, – запротестовала я.

– Здесь на островах настоятельно рекомендуют принимать душ с другом – в целях экономии воды. – Коннер щекой прижимался к моему лицу, карябая своей щетиной. Сразу чувствовалось, что это прикосновение настоящего мужчины.

Я знаю, что шокировала его, сказав:

– Все, что угодно, ради Матери Природы.

Я повернулась и зашагала в отель, но через несколько секунд обернулась через плечо.

– Ты идешь?

Он просиял, словно я сообщила ему, что он стал лауреатом Притцкеровской премии – самой престижной награды в области архитектуры. Коннер нагнал меня, поймал мою ладонь, и мы пошли вместе, размахивая сцепленными руками, как дети на игровой площадке. Под ногами хрустели битые ракушки. Непринужденность исчезла, мы оба были напряжены в предвкушении того, что последует дальше.

У подножия лестницы, ведущей в мой домик на дереве, Коннер заключил меня в объятия и опять поцеловал. И это было так естественно, что даже верилось с трудом. Я не обольщалась, не рассчитывала, что наше сегодняшнее свидание может перерасти в продолжительный роман. Но, может быть, я сумею принять наши отношения такими, какие они есть: как короткую интрижку, которая будет напоминать мне, что я готова открыть свое сердце.

Коннер положил ладонь мне на спину, пропуская меня вперед. На середине лестницы я обернулась к нему с улыбкой. Поднявшись почти на самый верх, я внезапно остановилась, так что Коннер чуть не налетел на меня.

Глаза мои полезли из орбит. У моего порога сидел мужчина.

– Хейз? – выдохнула я, когда он обернулся.

У меня не было причин чувствовать себя виноватой, однако я сгорала от стыда. Коннер просунул палец в петлю для ремня на моих джинсовых шортах. Как ни странно, на меня это подействовало успокаивающе. Он мог бы уйти. Но он остался. Если б ушел, может, так было бы лучше. Но зная, что он будет рядом, пока мне придется объясняться с Хейзом, я испытала облегчение. И невольно подумала, что, возможно, все-таки это не мимолетный курортный роман.