Текст книги "Вдох света"

Кристина Бельбезекова
Вдох Света

История основана на реальных событиях

Все права защищены. Эта книга, за исключением отдельных цитат, не может быть использована в каком-либо виде, включая размещение в сети Интернет, без письменного разрешения автора.

lkr.beliagmail.com

Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, – и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие.

Александр Сергеевич Пушкин

Предисловие

У последней черты мы вспоминаем о Боге. Когда я оказалась у этой черты, моя загнанная в угол и рыдающая от боли душа умоляла спасти ее. Нет, я не умирала и ничего страшного не случилось, даже наоборот, в жизни происходили хорошие события. Но тяжелая тоска, поселившаяся во мне, убивала охоту жить. Я погибала морально.

Мне подумалось, что я просто устала и нужно отдохнуть, чтобы почувствовать себя хорошо. И, в надежде избавиться от подавленного состояния, я поехала на Кипр. Казалось бы, сплошные удовольствия: шикарный отель, свежая рыба, солнце, море, развлечения, интересные люди. Но почему меня ничего не радовало? Вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом, я сидела в номере и горько плакала. По приезду в Москву у меня оставалось несколько дней отпуска, и мама посоветовала поехать во Владимир: «Там находится женский монастырь Боголюбово. В городе живет сын моей подруги Саша, он встретит тебя, все покажет и расскажет. Он и сам живет духовной жизнью».

Когда я ехала в поезде во Владимир, то снова рыдала всю дорогу. Я не знаю, отчего мне было тоскливо и тошно. Были неприятны даже люди, которые находились со мной в одном купе: «Что же я не купила билет в СВ, там хоть получше было бы!» Разные мысли захватывали меня, я запуталась, не видя, что есть хорошо, а что – плохо. Одно я знала точно: мне очень хотелось туда, куда я направлялась.

Когда я вернулась в Москву, меня спрашивали об отдыхе на Кипре. Но не об этом мне хотелось рассказывать. Я была под впечатлением от поездки во Владимир. Какое облегчение я ощутила после посещения монастыря в Боголюбово! Мне нравилось рассказывать, как монахиня Ирина, продававшая свечи и церковные товары, отругала меня за накрашенные ногти и сказала, что мне нужно пожить у них на послушании. Это вызвало удивление, улыбку и, конечно, неудобство за яркий маникюр.

За два дня мы с Сашей обошли все храмы. Он рассказывал мне о христианстве, об истории возникновения церквей и посвящал в житие святых.

О Боголюбском монастыре мне было слушать особенно интересно. В 1155 году его основатель Андрей Боголюбский вез из Владимира в Ростов греческую икону Богоматери. Недалеко от Суздаля кони внезапно остановились. Князь Андрей приказал переменить лошадей, думая, что они устали. Но и другие кони не могли сдвинуть саней с места. Андрей признал это событие волей Божией и приказал остаться на ночлег. Уединившись в своем навесе, князь молил Господа открыть ему волю Свою. Во сне явилась ему Сама Богоматерь: «Остановись здесь, – сказала она Андрею, – я не хочу, чтобы Образ мой был унесен в Ростов, но поставь его во Владимир. На том же месте воздвигни храм в память моего Рождества. Я умоляю Сына Моего и Бога, да благословит Он место это, Мною избранное». Послушный воле Божией Андрей вернулся во Владимир. Через год на месте видения он построил церковь в честь Рождества Богоматери. Князь приказал написать Образ Богородицы в том виде, в каком она явилась ему. Эта икона Боголюбской Божией Матери скоро стала известна во всей Владимирской губернии.

Проведенные во Владимире и его храмах дни подарили мне частичку какой-то спокойной радости. А разговоры с Сашей были как бальзам на душу. Будто мне дали аспирин, и на какое-то время боль прошла. Но действие любой таблетки имеет свойство заканчиваться. Боль появилась снова.

Потом была Греция. «Может, там ты избавишься от хандры», – сказала мама. И я очень надеялась на это. Но нет, мне снова было грустно и тоскливо. Я не ощущала счастья.

Вообще, надо сказать, что по жизни я человек позитивный и улыбчивый. Но в последнее время меня будто стало преследовать какое-то темное облако. Оно нависло надо мной, и я никак не могла его прогнать и вновь ощутить солнце. А все потому, что тогда я еще не знала, что есть солнце.

В Греции я познакомилась с Татьяной. Это стало единственным положительным событием за неделю. Она отличалась от людей в нашей группе, которым надо было только поесть, попить, посплетничать и поспать. Татьяне за шестьдесят, женщина она духовная, от нее исходили теплота и спокойствие, и я тянулась к ней. Мы часто беседовали, и я с удовольствием слушала ее речи – было в них что-то очень нужное для меня. Я словно получала аспирин, а вернувшись в Москву, не могла забыть сказанную ей фразу: «Ты потеряла связь с Богом, съезди в монастырь, поживи там».

Спустя какое-то время «таблетка» снова прекратила свое действие. Тогда я позвонила Саше во Владимир и сказала, что хочу пожить в Боголюбово. Он очень удивился. Впрочем, этому желанию изумились все, потому что от монастырской жизни я далека.

Меня зовут Кристина, мне 28 лет, я живу обычной жизнью: работаю, воспитываю дочь, люблю вкусную еду и интересных людей. В детстве меня крестили, я верующая, в церкви бываю, но редко. Раньше перед сном я обращалась к Богу и говорила спасибо за то, что у меня все есть и я счастлива. С просьбой к Нему прибегала два раза, и Он дал мне то, что я просила. Но спустя время больше не благодарила, забывала, принимала все как должное и даже перестала ценить то, что имею, меня стало что-то не устраивать, мои поступки были все темнее, я теряла внутреннюю силу и все легче поддавалась искушениям. И чем ниже я спускалась в своих деяниях, тем тяжелее мне становилось, будто тянул огромный груз, и свет все угасал и угасал.

После принятия непростого для меня решения уехать на несколько дней в монастырь начался ужас. Все как сговорились, и я повсюду стала слышать, что люди, которые живут верой и ходят в церковь… Я не буду продолжать предложение, чтобы не марать книгу грязными словами.

Спустя несколько дней меня пригласили на день рождения друга. Алкоголь лился рекой, истории заставляли смеяться, я чувствовала действие «аспирина», тоска приглушалась вином и шумной компанией. И подумалось о том, что здесь мне весело, а что там, в монастыре… Да зачем мне это надо?

Но однажды ночью я будто дошла до края – наверное, это и называют последней каплей. Внутри все разрывалось, мне было так тяжело и плохо, что я с трудом могла дышать, заливая в себя успокоительные, говорила: «Ну что же ты, Бог, дал мне дойти до такого состояния? Где ты вообще? Почему тебя нет со мной?» Я схватила иконы, что купила тогда в храме в Боголюбово и подошла к окну, чтобы их выбросить. Но что-то остановило меня, и я небрежно положила их на прикроватную тумбочку. В ту ночь у меня опустились руки, я перестала верить. Я отвернулась от Бога, словно обиженный ребенок. Ехать в монастырь больше не собиралась и спасалась вином – тот же «аспирин».

Я позвонила Саше и сказала, что Господь оставил меня, и теперь я совсем одна. В Боголюбово не поеду. И, не признаваясь самой себе в этом, я ощущала, как мне хочется, чтобы Саша произнес что-то такое, чтобы я передумала. Он что-то рассказывал и не уговаривал, а я, слушая, плакала и беззвучно шептала: «Спасибо». Говорила я это Богу, благодарила за этот разговор, за эту ниточку, за которую я могу ухватиться и все же поехать. Я знала, что там есть тот свет, который я перестала видеть.

И вот, я сижу у компьютера поздним вечером, чтобы купить билеты на завтрашнее утро во Владимир, где находится женский монастырь Боголюбово. Да, нет, да, нет, да, нет… Волнами эти слова сменяли друг друга, боролись, как чистое и нечистое. Тут позвонил телефон. Я словно знала, что сейчас услышу предложение, которое не даст мне уехать, и не взяла трубку. Я боролась за то, чтобы поехать. Потом вдруг посыпались смс, и у меня округлились глаза. В каждом сообщении было предложение на предстоящую неделю. Интересный тур в Испанию. Позвали на финал Чемпионата мира по футболу (вдруг откуда-то для меня появился бесплатный билет). Пригласили на закрытую вечеринку, где будет много известных людей: «Такого больше может не случиться, такие связи лишними не будут».

Я отошла от компьютера, где оставалось нажать лишь одну кнопку, и билет был бы куплен. Снова начала думать, что, может, лучше остаться, такие события предстоят, а туда я и потом могу поехать. Эти предложения все больше заглушали зов, который я ощущала внутри себя. «Хочу в монастырь», – этот голос был светом среди тьмы. Не забывая и о разговоре с Сашей, и о моем «спасибо», которое шептала, я села за ноутбук и нажала кнопку «оплатить».

Не помню, как добралась, но это и не важно, важно то, что я приехала.

Первый день в монастыре

Во вторник в 9 утра я была на территории женского монастыря у здания, где жили монахини. Я стояла среди деревьев на дорожке в своем длинном темно-сиреневом сарафане, с небрежно завязанным синим платком на голове, в босоножках, где виднелся красный педикюр, и держала белую сумочку, в которой не было ничего, кроме еще одного сарафана, паспорта и пары мелочей. Стояла одинокая и беззащитная, не зная, что меня ждет, как примут, как будут обращаться.

Ко мне вышла монахиня – на вид ей было около тридцати. Среди черного одеяния ее лицо сияло в улыбке и доброте.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Кристина.

– Христина, значит. На послушание приехала?

– Да, – волнуясь, отвечала я.

– Меня зовут сестра Мария, я паспортистка, и буду тебе давать послушание[1]1
  Покорность и повиновение и заключается в определенной обязанности или работе, которая может возлагаться на монаха или послушника в монастыре. Оно может выполняться во искупление какого-нибудь греха или поступка.


[Закрыть]. Откуда ты приехала?

– Из Москвы.

– Что умеешь делать? Где трудишься?

– Работаю в банке.

Она так мило засмеялась, что я начала смеяться вместе с ней.

– Ну, у нас тут компьютеров нет. При выходе с территории храма спроси у охранника, где наша гостиница – она в 3 минутах отсюда, и как заселишься, приходи ко мне, дам тебе задание.

Мария очень красива, весела и легка, меня обрадовала встреча с ней.

Большой неожиданностью было то, что ко мне отнеслись с уважением и заботой. В нашем мире все реже встречается искреннее, бескорыстное внимание и доброта. Сестра Надежда, что регистрировала меня в гостинице монастыря, с удовольствием рассказывала, что у архимандрита[2]2
  Высший монашествующий чин.


[Закрыть] отца Петра завтра день рождения, ему исполнится 92 года. Он уже не принимает людей, его берегут. Люди часто приезжают ради того, чтобы встретиться со старцем, и живут здесь месяцами, но так и не имеют возможности подойти к нему.

Однако с отцом Петром можно общаться через записки, которые передают через монахиню.

Голос Надежды звучал, словно нежная и успокаивающая музыка, которая легко обволакивала душу, в ее глазах было столько доброты, что я не могла отвести взгляда. Я была благодарна, что она с такой вежливостью и заботой приняла меня. Беседовали мы долго, она рассказывала про Бога и Его законы, ее умиротворяющий тон словно приковал меня к креслу, где я сидела. В этом было что-то похоже на «аспирин», и мне становилось хорошо.

Мы так долго беседовали с Надеждой, что, когда я вернулась на территорию храма, сестра Мария меня уже потеряла. Мария проводила меня в коридор, который следовало помыть, показала, где взять ведра и тряпки, помогла найти для меня рабочую одежду. И вот мое тело после европейских брендов покрыла бежевая старинная юбка, мужская застиранная рубашка прошлых веков с порванными рукавами и оторванными пуговицами, а сверху – грязно-серая джинсовая куртка на три размера больше моего.

Теперь внешне я не отличалась от всех паломников, и мне это нравилось, я не хотела к себе излишнего внимания и взглядов. С особой тщательностью и старанием я очистила от грязи коридор, находящийся в жилой части трапезной – там на втором этаже жили братья-паломники. Мне ощущалось, что я сделала что-то важное для себя, и я направилась сообщить, что все сделано. Как вдруг произошло это…

Когда я поднималась в корпус, где жила Мария с другими сестрами, подъехала машина, из нее вышли две монахини, и одна громко и неприятно приказала мне: «Отойди с лестницы, сейчас батюшка пойдет». Я быстро спустилась и встала в стороне. Дверь машины открылась, вышел священнослужитель, – как я узнала потом, это был тот самый архимандрит Петр. Он развернулся и посмотрел прямо на меня. В его руках был большой крест, и женщина, чей тон мне вновь показался неприятным, сказала: «К кресту прикладываться будешь?» Я растерялась, не понимая, что это значит, и тогда отец Петр сам подошел ко мне. Его лицо сияло от радости, он широко улыбался, а в глазах было столько любви, что я растерялась еще больше. Он спросил, как меня зовут, сколько мне лет и из какого я города. В связи с его возрастом он плохо слышит, и эта женщина громко повторяла мои ответы. Потом он поинтересовался, на сколько дней я приехала и наклонился ко мне, чтобы расслышать ответ. Я во весь голос сообщила, что на четыре дня, после чего он обнял меня, поцеловал два раза, первый раз угодил прямо в глаз, но я успела его закрыть, сказал: «Побудь здесь подольше», – и ушел.

Позже до меня донесли суть сего события. Архимандрит за свою жизнь так намолен, что ему открываются невидимые для нас вещи. Бог сам не может спуститься к нам и поведать Свою волю, Он говорит через знаки и события, через уста других людей. И подошел ко мне не отец Петр, а сам Господь, и через него благословил.

Меня отправили полоть грядки, но стоило мне приступить, как сразу пошел дождь. Тогда я направилась в храм, но по пути меня поймала сестра Мария и отправила на ужин, после которого велела помыть полы в трапезной и отправляться на вечернюю службу.

После ужина меня долго тошнило, но не от еды, а от людей. В монастырь приходят не от хорошей жизни. Народ этот немощный, с больной душой и грузом совершенных грехов. Я ела с теми, кому было негде жить, кто остался один в престарелом возрасте, с алкоголиками и только что вышедшими из тюрьмы – слабыми и надломленными. В повседневной жизни к таким людям я не могла прикоснуться даже взглядом, а если и видела, то с отвращением отворачивалась – они мне были неприятны. Я ощущала себя выше всего этого, а теперь мне предстояло есть с ними за одним столом, и не единожды.

Как только я переступила порог трапезной, меня скорежило от противного запаха намешанной еды. «Да, не ресторан Новикова», – подумала я. Эта пугающая меня трапезная находилась на первом этаже двухэтажного здания. Мы ужинали при входе, где стояли два длинных стола, покрытых клеенчатыми скатертями, а по бокам – деревянные лавочки. Дальше шел длинный узкий коридор, в начале которого была кухня, в конце мойка, а по обеим сторонам располагались столовые комнаты, в которых принимали пищу некоторые монахини и гости храма.

Я через силу пихала в себя еду, сама атмосфера давила, для меня это было катастрофой. Я старалась не смотреть, но все равно замечала, как люди брали еду из общей посуды руками, как кто-то поднял упавший кусок и положил в рот. Я видела плохие зубы и грязные пальцы, слышала чавканье, а одна женщина, после того как доела суп, в эту же тарелку положила картошку, а после – варенье. Я старалась не осуждать их, но ощущала огромную брезгливость, находясь рядом. И успокаивалась тем, что завтра пойду есть в платную трапезную для прихожан.

Все еще ощущая тошноту, я зашла в храм и встретила сестру Ирину, ту самую, что два месяца назад отругала меня за накрашенные ногти и рассмешила своим приглашением у них пожить. Она все так же предлагала прихожанам продукцию монастыря. Ирине за 60 лет и она мастер продаж. Это настоящий талант. Монахиня общительна, но не со всеми, она спокойна, любит бывать наедине с собой, а когда говорит о чем-то важном, то всегда снимает очки с лица. Я подошла поздороваться, но не успела промолвить ни слова:

– Христина, приехала, ну, слава Богу.

Я приятно удивилась. Она начала рассказывать мне о двух книгах с такой любовью, а может быть и с профессионализмом, что по ее наставлению я их приобрела, все это время пряча свой французский маникюр.

На службе меня настигло следующее испытание – терпение. Я не из тех усидчивых людей, что могут часами заниматься скрупулезной работой, я эмоциональна, не всегда довожу до конца начатое дело, не люблю ждать и сохранять спокойствие. Крайне сложно было заставить себя стоять на службе почти неподвижно целых три часа, я вся искрутилась, извертелась и уже направилась к выходу, как невольно стала свидетелем разговора:

– Тяжело, конечно, – пожаловалась прихожанка, опустив голову вниз.

– Бог терпел и нам велел, – сказала монахиня и посмотрела на меня с такой смиренной улыбкой, что я заулыбалась в ответ и потопала обратно. Это высказывание помогло мне отстоять службу до конца.

Вдруг я увидела среди прихожан мальчика-инвалида семи лет. Его ноги переплетались, он не мог ходить, мама таскала сына на руках и подносила к иконам. Мне захотелось познакомиться с ним, но я не осмеливалась подойти. Я злилась и задавала Богу вопрос, ну как же так, почему он позволяет людям страдать? Последние полчаса я умоляла Господа помочь мальчику и его близким. Когда мама с мальчиком направились к выходу, я помчалась помогать: спустила инвалидную коляску с крыльца церкви и сказала, что побуду с мальчиком, пока его мама найдет вызванное такси. Какая радость, что мы смогли поговорить! Я надеюсь, что мои добрые, искренне сказанные слова и безграничная вера в силу этих слов помогут Артему, что мысли, посеянные мной в его голове, не забудутся и дадут хорошие плоды. Подробности этого разговора я оставлю нашим секретом.

Под конец первого дня мне стали приходить мысли о том, что нужно быть смиреннее – не нужно вмешивать свои эмоции в приходящие нам ситуации, пусть они идут своим чередом. «Покорность и спокойствие», – звучало в моей голове, когда я уже погружалась в сон.

Что? Время 22:40, зачем меня разбудили? Ах! Еще и ночная служба есть. Иду.

День второй

В отпуске за границей мое утро обычно начиналось так: я просыпалась от лучей солнца, светивших сквозь открытый балкон, смотрела, как легкий ветерок колышет шторы, не спеша собиралась и в коротком летнем платьице шла в ресторан на завтрак, пить фреш и есть свежую морскую рыбу. Пробуждение в монастыре начиналось со звона в колокольчик в 5:30 утра. Взамен красивого вида перед глазами – двенадцать человек, которые жили в той же комнате, что и я. Вместо легкой одежды и вкусного завтрака я закрывала все свое тело, завязывала платок на голове и голодная шла на службу. «Бог терпел и нам велел», – повторяла без конца я себе.

Гостиницу я выбрала платную, всего за сто пятьдесят рублей в сутки, – там было довольно мило. Двухэтажное здание, у входа невысокий шкаф для обуви, дальше комната дежурной, где мы и беседовали с сестрой Надеждой. Чистые коридоры, комнаты, в каждой из которых было семь двухъярусных деревянных кроватей, четыре тумбочки и стол с торшером. На стенах висели иконы. Мне нравились высокие потолки, старинные окна и теплый красный цвет, окутавший наружную сторону здания. Такой кукольный особнячок, будто в Зальцбурге. К храму вела неширокая асфальтированная дорожка, с одной стороны которой тянулся высокий забор, прячущий автомобильную дорогу, с другой росли кусты и деревья. Идя по этой аллее на службу, я решила после завтрака купить билет в Москву и через день уехать. Мне думалось, что четырех дней будет более чем достаточно.

Недалеко от монастырских ворот располагалась платная трапезная, куда я и отправилась после службы. Там познакомилась с сестрой Ангелиной. Женщиной она оказалась доброй, но с характером, любила анализировать события и вести беседы. Ангелина всю неделю была на послушании, которое заключалось в продаже еды прихожанам. Я ела вкуснейшие пирожки и слушала историю, которую она отчего-то решила мне рассказать:

– Приехал к нам один футболист на часок, и вдруг встречается с батюшкой! Это просто чудо – встретиться с ним. Отец Петр ему и говорит: «Не уезжай, пока не покрестишься!» Ну, тот узнал, что крещение состоится только через неделю, и решил, что вернется как раз к этому событию. У него же матчи, сборы – уезжать пора. Батюшка, узнав, что тот собирается сделать по-своему, встал перед ним на колени, просил остаться и именно в монастыре дождаться крещения. Футболист все же ослушался, приехал домой, а там застал жену в постели со своим другом, ну и полез в драку, а тот ударил его чем-то и убил. Умер он некрещенным, душа его в аду теперь горит. Жена до сих пор приезжает, плачет. Знаки – они повсюду. Бог говорит устами других людей и событиями, а люди не прислушиваются и страдают.

– Ничего себе! – с удивлением сказала я и поделилась своей историей о встрече с архимандритом.

– Вот видишь, это нечистая сила не пускает тебя. Отойди с лестницы, отойди, говорят, от батюшки, не пускают к Богу. А Он сам к тебе подходит, благословляет и целует тебя в лице отца Петра. Христина, вокруг тебя крутится нечистая сила.

После этих слов в трапезную зашла группа прихожан, и Ангелина приступила к своему послушанию. Я уже позавтракала и направилась к выходу, как вдруг зашел высокий спортивно сложенный мужчина с большой черной сумкой, поставил ее прямо передо мной и начал в ней что-то искать, потом достал икону и протянул ее мне со словами: «На тебе, от нечистой силы». И я с круглыми глазами и иконой в руках направилась в храм.

После послушания – мытья крыльца церкви, я вернулась в гостиницу, забралась на второй этаж кровати, открыла в телефоне сайт РЖД и начала вводить свои паспортные данные. Я не считала, что ослушаюсь батюшку, ведь я уеду не сегодня и не завтра. Открылся календарь на 3 месяца, я выбрала послезавтрашний день, билет был куплен. Сохранив его в телефон, еще раз пробежала глазами и… что? Не может быть. Я выбрала пятницу не июля, а сентября. Как же я так…надеюсь, его можно будет вернуть. Я начала вводить все данные снова, но как только я собралась нажать «оплатить», телефон отключился. Мое терпение было на пределе. Собравшись, я снова заполнила все поля, но во время последнего действия на сайте появилась надпись: «Что-то пошло не так, повторите попытку позже». Я бросила телефон на кровать и вышла из гостиницы. Идти мне было некуда, и я отправилась в храм. Встала в уголок и пыталась растолковать произошедшее. Ну что за сложность просто взять билет? Значит, куплю его в кассе на вокзале. Тут ко мне подошла сестра Ирина:

– Ты только не уезжай.

– Почему? Я в пятницу собралась.

– Как? У нас же в субботу Соборование[3]3
  Церковное Таинство, во время которого при помазании тела специально освещенным маслом (елеем) призывается на человека благодать Божия, исцеляющая немощи душевные и телесные.


[Закрыть].

– Что это?

– Это Таинство, которое очистит тебя, больные телесно и душевно становятся здоровыми. Тебе простятся грехи, которых ты не помнишь. Соборование бывает только в пост, и тебе повезло, что оно состоится и что есть возможность на него попасть. Случайности не случайны. Летать потом будешь.

– Ну раз так, останусь, – промолвила я со смирением.

– И молись Богу, чтобы набралось десять человек, иначе оно не состоится.

Так сестра Ирина оставила меня в монастыре до субботы.

Чем дальше, тем тяжелее давались мне службы, особенно ночные. По ощущениям они отличаются от утренних и вечерних, в ночных больше тайны. Говорят, что в это время суток лучше пишется и думается о жизни, ничто не отвлекает – ни суета, ни телефон, ни детали интерьера или пейзажи, которые видны при дневном свете. В ночи мозг отдыхает, и душу слышно больше.

На исповеди прихожане писали грехи на листочках и зачитывали их священнику. Количество моих, наверное, не уместятся и в четырех томах, но я написала три самых серьезных и страшных для меня, которые терзали душу. Легко было излагать письменно те кошмары, что я наделала, но как сложно было это озвучить! Слезы переполняли мои глаза, когда я стояла с этой бумажкой перед крестом и Библией под взглядом священника. О Боже! Как мне было стыдно! Захлебываясь слезами, я сказала, что мне сложно говорить об этом, и тогда он перевел взгляд на мои записи и молча читал. На этом мои муки не закончились: священник начал добавлять мне грехи, которые я совершала, но не написала о них.

– Родителей не слушала, огрызалась с ними?

– Да.

– Обманывала?

– Да.

– Мечтала о многом ненужном?

– Да.

– Завидовала?

– Нет. Вот чего нет во мне, того нет.

Он наклонил мою голову к Библии, накрыл епитрахилью[4]4
  Принадлежность богослужебного облачения православного священника и епископа – длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь.


[Закрыть] и произнес молитву. После чего я с растормошенной душой отправилась в другой конец храма на Причащение[5]5
  Таинство, через которое человек приобщается к Богу, получая из рук церковного служителя освещенные хлеб и вино, символизирующие плоть и кровь сына Божьего Иисуса Христа. Причастник целует край Святой Чаши и отходит к специальному столику, где принимает запивку и съедает частицу просфоры (чтобы ни одна частица Святых Даров не осталась во рту). Этот обряд предполагает чистоту человека как душевную, так и телесную. Поэтому причастие неразрывно связано с исповедью.


[Закрыть]. Стыда уже не было, было что-то вроде: «Ай-яй-яй, Кристина, – будто я ребенок и мама в одном лице, которая смотрит на проказничающего ребенка и качает головой – ай-яй-яй!»

Если у вас, уважаемый читатель, промелькнула мысль: «О чем же она там написала?» или «Что же могло уместиться в четырех томах?», прошу вас не размышлять об этом. Как сказал святитель Иоанн Златоуст, «нет ничего в такой степени не приличного в женщине, как всячески разузнавать чужие дела, впрочем, не только женщине, но и мужчине, потому что это величайший признак бесстыдства и наглости».

После исповеди, уже на причастии, я сделала земной поклон[6]6
  Стояние на коленях. Знак раскаяния, плача о грехах.


[Закрыть], скрестила руки как положено и в порядке очереди подошла с сияющей улыбкой к священникам. У одного в руках была Святая Чаша, из которой он давал людям Святые Дары[7]7
  Плоть и кровь Иисуса Христа (освященный хлеб с вином).


[Закрыть], двое других стояли по левую и правую руку от него и держали под чашей широкую красную ткань, которой вытирали губы прихожанам.

Мне было радостно от этого события, что происходило со мной, я чувствовала очищение души.

– Кому из нас ты улыбаешься? – спросил у меня священник, державший чашу.

– Себе, – не ожидав такого вопроса, ответила я.

Я произнесла свое имя как это было положено, священнослужитель дал мне из лжицы[8]8
  Небольшая ложка с крестом на конце рукояти.


[Закрыть]

Святые Дары, и я хотела быстрее уйти – эта интерпретация моей улыбки ввела меня в недоумение, и я забыла поцеловать Святой Сосуд.

– Чашу! – все вместе сказали священники.

Я приложилась к ней.

– Думай, куда пришла, – строго сказал священник мне напоследок.

Внутри меня все разрывалось от того, как он был неправ, хотелось объяснить ему истинную причину моей улыбки, но пока я в негодовании сидела на лавочке в храме, в мои уши вдруг врезалась кем-то рядом сказанная фраза: «Не оправдывайся, Бог все видит». Я повернулась и увидела, как монахиня сказала это бабушке, которая, видимо, в чем-то объяснялась. После сказанной фразы монахиня посмотрела на меня с улыбкой и удалилась. Да и действительно, продолжила я мысленно возмущаться, какая разница, что думают другие и как они это для себя видят. Это всего лишь люди. Важно, что видит Бог.