Текст книги "Совершенство"

Порванная одежда, кровь… И Люси странным образом завораживает, как алое пятно расцветает на ткани штанов, расползается у ног Колина на досках крыльца.

– Я пойду… Позову кого-нибудь, – говорит она.

– Зови Мэгги, – бросает Джей, отрывая кусок собственной рубашки и повязывая вокруг ноги мистера Веласкеса.

– Мэгги?

– Медсестра. Погоди. Я с тобой пойду. Ты здесь справишься, Кол?

Колин растерянно кивает и смотрит, как она отступает и начинает спускаться по ступенькам.

– Что произошло, Люси?

– Он провалился, – оторопело отвечает она.

Алая лужа подбирается к ноге Колина, и он отодвигается. Повернувшись обратно к раненому, он тихо произносит:

– Мы тебя починим, Джо.

Люси поворачивается, чтобы идти; ей не дает покоя непонятное чувство вины, которое охватывает ее при воспоминании об ужасе, проявившемся на лице мистера Веласкеса – будто он понял, что вот-вот случится что-то страшное. Рядом Джей уже прокручивает список имен на ярком, красочном экране, как она поняла, телефона.

– Я пойду с тобой, – говорит он.

Сперва Люси приводило в недоумение, когда она видела, как другие старшеклассники сидят, уставясь в экран чего-то, напоминающего маленький телевизор, да еще стучат по нему пальцами. Она в жизни ничего подобного не видела. «Я не отсюда, – думала она. – Я не из сейчас». Она задумывается, что произойдет, если она возьмет один такой телефон и попытается позвонить в город. Звонок тоже отбросит обратно на территорию школы?

Они идут по дорожке обратно в таком темпе, что, хотя Джей на ходу рассказывает Мэгги о ситуации, Люси еле за ним поспевает – ей трудно подстроиться под его неровный шаг. Перед ними расстилается лужайка, такая ровная и зеленая, что кажется ненастоящей. Неужели они войдут в медпункт вместе? Что, если у нее потребуют объяснений, как могло произойти, что совершенно прочное на вид крыльцо вдруг не выдержало веса не очень высокого человека? В первый раз Люси хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, девушку без ответов.

Она оборачивается и смотрит назад на Колина, который, склонившись над мистером Веласкесом, что-то негромко ему говорит.

– Почему он так расстроен?

– Ты что, не рассмотрела как следует? – спрашивает Джей с ноткой сарказма в голосе. – Человек в крыльце по грудь. Повсюду кровь.

Люси кивает, опустив голову и разглядывая невозможно зеленую траву у себя под ногами. Травинки едва гнутся под ее весом. Собственные слова начинают казаться ей ужасно глупыми.

– Конечно. Я вовсе не имела в виду, что он не должен быть расстроен.

– Да нет, я понимаю, что ты имела в виду. Он, наверное, расстроился сильнее, чем кто-нибудь другой на его месте. – Джей низко наклоняется, чтобы встретиться с ней взглядом. – Просто Колин чудом выжил в той страшной аварии, когда погибли его родители. Так что несчастные случаи несколько выводят его из себя. А Джо – еще его крестный и, типа, его единственный на планете оставшийся в живых полуродственник.

Глава 6

Он

В медпункте Колин бывал уже столько раз, что и не сосчитать, но редко случалось так, чтобы это он сидел у койки, на которой кто-то другой несет всякий бред под действием обезболивающих.

– Как демон. Или привидение. Или… у него лицо плавилось, – бормочет Джо.

– Да все уже в порядке, – успокаивает крестного Колин. Джо всю ночь трепался о демонах. – Это все морфий.

Открывается дверь, и входит Мэгги со свежими бинтами и стаканом воды. Ей немногим больше двадцати, но в глазах, полных заботы, в усталых морщинках на лбу читается мудрость гораздо более зрелой женщины.

– Как он? – спрашивает она у Колина.

– Все несет какую-то фигню насчет демона с расплавленным лицом.

Сжав губы, Мэгги мычит что-то неопределенное и откидывает с Джо простыню, проверить состояние повязки.

– Его надо бы в больницу отвезти, так надежнее будет.

– Да в порядке я, – ворчит внезапно очнувшийся Джо. – Вот еще, два часа езды ради того, с чем ты сама справишься получше.

– Я могу тебя зашить, но рана глубокая. Шрам будет, и немаленький.

– Я остаюсь. Перед кем мне тут щеголять безупречной кожей.

– Шрамы украшают мужчин, – говорит Колин, стараясь его отвлечь.

Джо стонет, когда Мэгги снимает с раны пропитанную кровью повязку. Колин, внутренне сжимаясь, отводит взгляд. Порез глубокий, но чистый, и Колин уверен, что в ране мелькнула кость. Мэгги прогоняет его на другой конец комнаты, пока она накладывает швы. У него все внутри переворачивается, когда он видит Джо таким: старым и уязвимым.

– Иди отсюда, парень, – говорит Мэгги, кивая на дверь. – Ты зеленый совсем.

– Я… никогда его таким не видел.

– Угу. А как ты думаешь, что чувствовал он, наблюдая тебя в гораздо худшем виде, не знаю даже сколько раз?

Колин знает, что она права. Ему вспоминается, как он, бывало, лежал здесь или в больнице после очередного падения: сломана пара ребер плюс огромная дыра в скальпе. Он тогда еще гадал, сумеет ли выжить. Все казалось так просто: либо умрет, либо нет. Ему и в голову не приходило, что могут чувствовать другие при мысли о том, что могут его потерять.

– Иди давай. Поспишь хоть. Я тут пригляжу, – говорит Мэгги.

Колин смотрит на человека в койке.

– Ты как, Джо?

Джо кряхтит, пока Мэгги обрезает нить.

– Завтра на работу пойду, – говорит он.

– Черта с два, – смеется медсестра.

* * *

Колин резко просыпается, когда Джей возвращается в их с Колином общую комнату. Скользнув по стене, тусклый свет из коридора исчезает опять.

– Надеюсь, ты один, – бормочет Колин в подушку. Это был безумный день, и последнее, чего ему хочется – иметь дело с одной из девушек Джея, потихоньку проникшей к ним в комнату Если их поймают, выговор получат все трое.

– Я один. Чувак, как же я устал.

Колин слышит, как шуршит одежда, как, споткнувшись, ругается Джей, и приглушенный стук об пол – ключи, потом кроссовки. Жалобный стон матраса, когда Джей с размаху падает на кровать. Промычав что-то, он переворачивается на живот.

Дыхание Джея выравнивается, и Колин приоткрывает один глаз, пытаясь разглядеть часы рядом с кроватью. Четыре утра, с одной стороны, слишком рано, с другой – слишком поздно; где был Джей, не угадаешь.

– Ты где пропадал? – спрашивает он. Джей не отвечает, и он задает вопрос опять, погромче, потянувшись при этом здоровой рукой за пустой бутылкой из-под воды, которую швыряет в направлении Джея.

Джей вздрагивает, поднимает голову, потом снова роняет ее на подушку.

– Слушай, чувак, я сплю.

– Шелби? – спрашивает Колин.

– Не. С ней вечно сплошные драмы. Не говоря уж о том, что она психованная.

Колин закатывает глаза, а также фыркает, чтобы его неодобрение уж точно дошло до Джея, пусть он его и не видит.

Все девушки, с которыми встречается Джей – психованные.

– Как там Джо?

– Серьезный порез на ноге, – отвечает Колин, потирая лицо. – Но в остальном, когда я уходил, вроде все было нормально.

– Ему ж поди семь тысяч лет, – удивляется Джо. – Но все нипочем. Даже когда все это гребаное крыльцо под ним обвалилось.

– Ему семьдесят два, – ворчит Колин. – И ему просто повезло. Пару сантиметров левее, и он бы истек кровью до смерти.

На это Джей отвечает соответствующим случаю молчанием. Иногда, при удачном положении планет, даже до него доходит, что остроумные комментарии могут быть и не к месту.

– О, – произносит он с большим энтузиазмом. – Я тут твою девушку видел.

– Что?

– Люси. Видел ее по пути сюда. Она сидела пред Этан-холлом. Я ее спросил, не нужно ли ей чем помочь, но она сказала «нет».

– Для начала, она – не моя девушка…

Джей стонет в подушку.

– Поверь мне, – отвечает Колин и, открыв глаза, пялится в потолок: ему теперь не до сна. Над ним в темноте – россыпь звезд из светящейся в темноте пластмассы и модель Солнечной системы. Папа сделал для него эту модель незадолго до смерти, и она переезжала вместе с Колином в каждую новую комнату, где ему доводилось жить. Он вздыхает, опять трет руками лицо и думает, кто же эта странная девушка, и какого черта она делает снаружи, одна, в четыре часа утра. – Она сказала мне оставить ее в покое.

– Господи, – стонет Джей. – Да ты вообще хоть что-нибудь в женщинах понимаешь? Они все говорят подобную хрень. Да они и не могут иначе. Это, типа, прошито у них в мозгу или вроде того. Они так говорят, чтобы не грызть себя потом за то, что им хочется, чтобы мы на них накинулись. Я думал, это всем известно.

– Подобного рода рассуждения приведут к тому, что твоим будущим «сокамерником» будет твой же «малыш», – фыркает Колин.

– Если я не прав, тогда почему мне довелось перепихнуться, а ты лежал тут один в обществе собственной руки и кучи грязного белья?

– Я думаю, ко мне лично это имеет меньше отношения, чем к полной неспособности учениц данной школы делать правильный выбор.

– Ага, ну да, – тянет Джей, который уже почти спит. Он замолкает, и вскоре его дыхание становится ровным. Но у Колина внутри бушует торнадо. Он не в силах прекратить думать о Люси и о том, почему она сидит одна на улице в такую холодную ночь.

В тот первый день она сказала, что она пришла за ним, и хотя он так и не понял, что это значит… Может, какая-то его часть все же в курсе. Совершенно очевидно, что Колин видит ее совершенно по-другому, чем Джей, и трудно притворяться, что это ничего не значит. Если честно, он изо всех сил старается подавить в себе пещерные инстинкты, которые просыпаются в нем всякий раз, как он думает, что она – каким-то образом – его. Но ведь это она сама все начала, она посадила эту идею к нему в голову, как маленькое темное зернышко.

И теперь он не может заснуть. Просто здорово. Действуя потише, чтобы не разбудить Джея, он подхватывает две толстовки и выскальзывает из комнаты.

Он находит Люси именно там, где сказал Джей: она сидит на скамье перед Этан-холлом спиной к Колину, лицом к пруду. В тусклом лунном свете вода кажется странно притягательной – темное, неподвижное зеркало, в которое смотрятся луна и звезды. У берегов курится туман, будто пальцы, заманивающие жертв в ледяную черноту.

Он делает глубокий вдох и приближается к ней.

– Привет, – говорит она, не поворачивая головы.

– Привет…

Наконец она искоса, краешком глаза, бросает на него взгляд.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

– Заснуть не мог. А ты? – Как он и ожидал, ответа нет; он кладет толстовку на скамейку рядом с ней.

– Джей сказал, он видел тебя здесь. Я подумал, ты, наверное, замерзла. – Она до сих пор носит один только синий «Оксфорд»; просто быть не может, чтобы ей не было холодно в одной рубашке.

– Ты поэтому сюда пришел?

– Может быть. – Он растирает руки, дышит на них и косится на нее.

– Как там мистер Веласкес?

Колину хочется петь от радости, что она с ним разговаривает.

– С ним все будет в порядке. Когда я уходил, он уже вел себя, как обычно – заявил, что мог бы работать в кровати, если бы Мэгги ему позволила. Уверен, скоро в медпункт явится Дот и каждые двадцать минут будет запихивать в него еду.

Несколько мгновений Люси молча глядит на озеро, и Колин думает, уж не вернулись ли они к игре в молчанку, но тут она произносит:

– Дот – твоя начальница, верно? У вас с ней, похоже, неплохие отношения.

– Да, начальница. – Он улыбается ее неуверенной попытке поддержать разговор. – Но она всегда была мне кем-то вроде бабушки.

– Значит, твоя вроде-как-бабушка заправляет кухней, а твой крестный отец – директор школы?

– Кррррестный отец, – говорит Колин, подражая Марлону Брандо, но Люси только одаривает его одной из своих снисходительных улыбок с ямочками. – Родители у меня умерли, когда я был совсем маленьким. Они оба были учителями и дружили с Дот и Джо, который тогда работал тут учителем истории. Дот взяла меня на работу на кухне, когда мне было четырнадцать, но она подкармливала меня с пяти лет. Я стараюсь помогать ей, как и когда могу – ну, там, в по вечерам, когда выпечку надо делать, и все такое.

– Жалко твоих родителей.

Он кивает. В животе у него все сжимается; он надеется, что с этой темой покончено. Ему не хочется вспоминать о том, как у матери случился нервный срыв, не хочется вспоминать об аварии, не хочется вспоминать ни о чем. Да почти всем здесь известна его история, и он рад, что ему ни разу не приходилось ее пересказывать.

– И ты живешь здесь с пяти лет?

– Мы переехали из Нью-Гемпшира, когда родители получили здесь работу. Они умерли, когда мне было шесть, и я жил у Джо до девятого класса, пока не переехал в общежитие. – Он наклоняется, чтобы лучше видеть ее лицо. – А ты? Твоя семья в городе живет? Я думал, что ты в школу из дома каждый день приезжаешь, но… – он замолкает, и тишина звенит в ответ.

– Колин… – произносит она наконец.

Странные вещи творятся с ним, когда он слышит, как она выговаривает его имя. Например, он начинает думать о том, что нужно сделать, чтобы она повторяла его вновь и вновь, громче.

Она смотрит на него.

– Насчет того, что я сказала вчера…

– Это ты о том, что попросила меня держаться от тебя подальше, и вот я выследил тебя среди ночи?

– Нет, не это, – вздыхает она, задирает голову, чтобы посмотреть в небо. – Я рада, что ты здесь.

Н-да, полная противоположность тому, что он ожидал.

Легче китайский понять, чем эту девушку.

– И?..

Люси с таким вниманием разглядывает звезды, что Колин начинает сомневаться, уж не собирается ли она их все пересчитать. Или, может, она видит там что-то, что недоступно ему?

– Не надо мне было говорить это вчера. Мне хочется, чтобы ты был рядом. Просто я не думаю, что тебе должно хотеться быть рядом со мной. – Она делает глубокий вдох, словно готовясь к ответственному признанию. – Вот теперь ты точно решишь, что я сумасшедшая.

Он смеется.

– Есть немного.

– Думаю, то, что я собираюсь сказать, и есть полное безумие.

Он глядит на нее, фокусируясь на том, как она слегка задевает зубами за нижнюю губу, когда разговаривает. Он уже знает, что в ней есть что-то странное. И уж точно странно то, что происходит между ними. И только сейчас, в этот самый момент Колин осознает, насколько тщательно он избегал думать обо всех этих странностях. После срыва матери, ставшего причиной смерти обоих его родителей, он приучился тщательно охранять собственный рассудок, никогда чересчур не углубляться в мысли о своем мрачном прошлом или – со временем – обо всем, что могло его обеспокоить. Рассказы о странностях школы Св. Осанны Колин всегда считал легендами, способом приструнить новичков и заманить летом хоть сколько-то туристов в городок по соседству. Но в ночных посиделках со странной незнакомкой на берегу туманного пруда есть нечто, что парадоксальным образом прочищает мозг.

И все же он борется всем своим существом, не желая признать очевидное. Колин буквально чувствует, как его мысли разбегаются, отталкиваясь от реальности, вроде как ему должно быть наплевать на все эти странности. Но в этот раз он сопротивляется, вслушиваясь в то, что говорит ему рациональная часть мозга. Он всегда знал, что Люси – необычная девушка. Ее волосы для него – светлые, а не темные. Ей, кажется, никогда не бывает холодно; она, похоже, никогда не ест. Она такая… другая. И когда он встречается с ней взглядом, цвет ее глаз – текучий, грозовой, тревожный серый, лед и металл, отчаяние и надежда – совершенно не похож ни на что, когда-либо посещавшее его воображение. И на мгновение он задумывается, реальна ли Люси вообще.

Глава 7

Она

Горло у нее будто сжимает невидимая рука, не желающая выпускать слова наружу Но это вовсе не какие-то загадочные сверхъестественные силы. Это самый обыкновенный страх. То, как ее убили – кровь, смерть, беспомощные крики, – самое яркое воспоминание в ее жизни. Она не имеет представления, сколько времени прошло с момента ее смерти и остался ли в городе кто живой из тех, что жили тогда. Парень, с которым она целовалась? Любимый учитель? Ее родители? Прошла неделя блужданий по территории школы. Неделя полного неведения относительно собственного имени или даже того, кто купил обувь, что была у нее на ногах. Неделя нарастающей паники, вызванной ощущением абсолютной внутренней пустоты. Спустя неделю узнать хоть что-то о своей жизни, пусть даже то, что она окончена – стало своего рода облегчением.

Но если правила в мире живых просты и понятны: собственно, главное – это оставаться в живых, то правила загробного существования – полная загадка. Есть ли ее вина в том, что случилось с Джо? Такое ощущение, что да. Тревога леденящим холодом заполняет пустоту в груди при мысли о том, что она могла причинить кому-то боль.

Уверена она только в одном: единственное, что стоит между ней и полнейшим одиночеством в этом мире – парень, который, явно нервничая, сидит рядом. И у нее и правда есть, о чем рассказать. Может, ее рассказ и будет коротким, и неправдоподобным, и с массой белых пятен, но она больше не может скрывать от него правду. Вопрос в том, захочет ли он вообще иметь с ней дело после этого.

– Люси? – спрашивает Колин, пригибаясь, чтобы опять заглянуть ей в глаза. – Я не имел в виду на тебя давить. Не хочется говорить – не надо.

– Нет, я просто пытаюсь подобрать слова, – слабо улыбается она ему и, затолкав поглубже дурные предчувствия, начинает:

– Я проснулась у озера пару недель назад. – Она указывает назад, за плечо. – Помнишь тот день, когда я тебя увидела? Я тогда только что пришла оттуда по тропинке.

Первая его реакция – молчание, ватная тишина между ними. Она украдкой косится на его профиль; он щурится, будто пытаясь перевести что-то с другого языка у себя в голове.

– Прости, не понимаю, о чем ты говоришь, – произносит он наконец. – Ты что, заснула там? Посреди леса?

– Я там появилась, – подчеркивает она последнее слово. – Не знаю, упала я с неба, или из воздуха материализовалась, или я спала там сто лет или один день. Проснулась – ни воспоминаний, ни вещей, ничего.

– Правда? – спрашивает он высоким, неровным голосом. Он опять смотрит ей в глаза – изучающим взглядом. Она видит, как по его лицу проходит тень. Тревога или, может быть, страх.

– Пожалуйста, не бойся, – шепчет она. – Я не причиню тебе вреда.

По крайней мере, я так думаю. Она зажимает ладони между коленками, словно ее руки способны на такое, о чем она пока даже не догадывается.

Он откидывается на спинку скамейки, под высокими скулами ходят мышцы, и по его выражению совершенно ясно, что подобная мысль ему в голову до сих пор не приходила.

Она мотает головой.

– Прости, плохо я объясняю. Понимаешь, мне кажется, я знаю, почему я ничего не помню, и почему мне трудно взять что-то в руки, и почему мне не нужны ни сон, ни еда, ни… твоя куртка. – Она взглядывает на него снизу вверх, ожидая, что он скажет, но Колин молчит. Люси облизывает губы – глаза полны тревоги – и говорит:

– В общем, я уверена, что я мертва.

Глава 8

Он

Колин глядит на нее широко распахнутыми глазами, в голове ужас и полный сумбур.

– Так… – бормочет он, в то время как брови у него медленно ползут вверх; на губах – неуверенная полуулыбка. – Мертва…

Он моргает, прижимает ладони к глазам. Все, диагноз готов. Он спятил.

– Угу. – Она встает и делает пару шагов к пруду. Колин смотрит, как она вглядывается в свое отражение, и думает, бывает ли вообще отражение у мертвых девушек.

– Так значит, когда ты сказала, что ты пришла за мной, то имела в виду, что вернулась за мной из мертвых?

Ему видно, как она кивает, хотя она стоит к нему спиной.

– Да, именно это.

Страх, тяжелый и холодный, поднимается между ребрами. Нет, пожалуйста, нет.

– Но если ты мертва, как у тебя получается двери открывать, или… – он указывает на свою толстовку у нее в руках – держать в руках мою одежду, или даже форму школьную носить?

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Мне кажется, выгляжу я так же, как и раньше. Все такая же долговязая. Но менее неуклюжая. – Она оглядывается и грустно улыбается, потом опять отворачивается. – Но чувствую я себя по-другому я менее плотная, менее…

Она замолкает и трясет головой:

– Просто менее. Я помню, как умерла, но я здесь. Вот и все, что я могу тебе рассказать.

Длинные, почти белые волосы свисают ниже подола ее синей рубашки, и она выглядит такой нереально прекрасной на фоне пруда под идеальным ломтиком полумесяца прямо над головой. Внезапно мысль о том, что он сходит с ума, не кажется такой уж абсурдной. Колин задумывается: а существует ли Люси на самом деле?

– Люси, какого цвета у тебя волосы?

Она поворачивается, на лице – непонимающая улыбка:

– Темно-русые?

При этих словах он роняет голову на руки и издает стон.

Люси подходит, садится рядом на скамейку:

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так, ничего.

Она тянется, берет его за руку, но он сразу же отдергивает ее, вскакивает, как ошпаренный, со скамейки и трет ладони о джинсы.

– Какого черта?

Руку все еще покалывает там, где коснулись ее пальцы, и ощущение постепенно сходит на нет, оставляя щекотное тепло. Ее прикосновение – как статическое электричество, будто она – облако заряженных частиц в форме девушки. Колин глядит на нее, потом тяжело вздыхает.

– Да что происходит? – шепчет он, глядя мимо нее, в небо. Внезапно ему вспоминаются все эти «крутые» ребята, которые возвращались из леса с историями о том, что они там видели. И как мама, бывало, говорила о… Господи, только об этом не думать. Люси – «ходок»? Невозможно. «Ходоки» – это реальность? Тем более невозможно. Оба варианта заставляют его задыхаться от паники. Потому что, если «ходоков» не существует – значит, он сошел с ума. А если они существуют… Значит, есть вероятность, что его мать все-таки не была сумасшедшей.

Но в этот момент во всех остальных отношениях он явно в здравом уме. Это точно. Он не забыл прихватить куртку, когда выходил, вон и обувь на нем. Мыслит вполне последовательно… вроде как. Когда он смотрит вокруг, то не видит ничего необычного – пауки по нему не ползают, звезды в небе не пляшут. Просто девушка с темными волосами, которые ему кажутся светлыми, говорит, что она – призрак, а на ощупь она – как статическое электричество.

Ну вот. Он сошел с ума.

– Почему я раньше-то об этом не подумал?

– Не подумал о чем?

Он машет рукой в направлении ее головы.

– Волосы у тебя светлые, а Джей говорит, они темные. А твои глаза? О, Господи. Что происходит?

– Мои глаза? Мои волосы? – Люси наклоняется, чтобы поймать его взгляд. – Ты что, видишь меня по-другому?

Он пожимает плечами. В груди будто несется галопом табун лошадей.

– Ты видел меня иначе, чем остальные, и раньше это тебя не беспокоило?

– Нет, до этого момента, – стонет Колин. – Наверное, мне тогда просто не хотелось об этом думать. Мне никогда не хотелось бы об этом думать.

– Думать о чем?

– Ни о чем. Забудь. – Он вцепляется руками в волосы.

– Моя рука – какая она на ощупь? – спрашивает она настойчиво.

– М-м-м?.. Как… – он трясет головой, пытаясь подобрать слова. – Энергия… и электричество…

Она опять протягивает ему руку. Он смотрит на нее некоторое время – кажется, вечность, – потом шагает вперед, тяжело дыша, и берет за пальцы. Между ними проскакивает разряд, который переходит в мягкую, мурлыкающую пульсацию. Нетвердым голосом он произносит:

– Как энергия и воздух? М-м-м… – Это мурлыканье пробуждает в нем странную жажду, настолько сильную, что у него кружится голова. Он снова отпускает ее руку и отступает назад, неистово тряся руками, будто пытаясь стряхнуть воду.

– Это безумие, Люси. Это безумие.

Она шагает ему навстречу, но он отступает назад, чувствуя, что ему нечем дышать. Кажется, когда она так близко, у него словно весь воздух из легких куда-то девается. Будто читая его мысли, она прячет руки в рукава рубашки.

Но спустя еще несколько долгих секунд любопытство одерживает верх. Он протягивает руку и высвобождает ее кисть из рукава, тянет к себе. Кончики его пальцев скользят по ее ладони, он поворачивает ее руку и прижимает к своей. Треск разряда, а потом – ровное, жужжащее, чудесное тепло, как облегчение после некой глубокой внутренней боли. Ее рука имеет четкие границы, но сомкнуть пальцы вокруг ее запястья у него не получается. Когда он нажимает слишком сильно, ее энергия, кажется, начинает отталкивать его пальцы.

Неужели это всего лишь работа его воображения?

– Вот это да, – выдыхает он. Она пытается высвободить руку, будто его прикосновение почти болезненно для нее. – Ты в порядке?

– Да… – кивает Люси. – Столько впечатлений. Твоя рука на ощупь такая горячая и… живая? Ощущения немного… слишком сильные.

Колин морщится, отводит взгляд и отпускает ее руку, бормоча извинения.

– Меня вроде как вообще не было, и вдруг внезапно я обнаружила себя там, на тропинке, – пытается объяснить она. – А то платье, которое на мне было? То, с цветочками? И сандалии, как у маленькой девочки?

Она замолкает, и он поднимает на нее глаза, ждет.

– Думаю, это то, в чем меня похоронили.

Да она боится, доходит до него. Глаза у нее глубокого, неистово-фиолетового цвета, в котором играют алые металлические отсветы. Надежда и страх, думает он, но страха больше. Колин крепко зажмуривается. У нее настроение по глазам видно.

– Колин, ты как?

Он прижимает ладони ко лбу и только стонет в ответ. В общем и целом он никак. Она пододвигается поближе.

– После того, как я увидела тебя, у меня было такое чувство, что я должна была тебя найти. Понимаю, что ты подумал. Поэтому я убежала.

– Я почти побежал за тобой, – бормочет он и сразу жалеет об этом. Весь этот разговор – все равно что нестись, сломя голову, в полной темноте к крутому повороту, да еще на незнакомой трассе. Он понятия не имеет, как тут ориентироваться.

– После того первого дня я все время чувствовала, что меня тянет к школе. Я все сидела снаружи и… – Краем глаза он видит, как она поднимает на него взгляд. – Знаешь, когда дыхание задерживаешь, все внутри будто натягивается до предела, и ты думаешь, от чего так жжет в груди? Конечно, это же всего лишь кислород и углекислый газ, которым ты не даешь попадать в легкие и выходить наружу, но все равно жжет, правда?

У него распахиваются глаза, и он еле заметно кивает. Он в точности знает, о чем она говорит.

– Увидеть тебя – это было как снова начать дышать. – Она вглядывается ему в лицо. – Это, наверное, по-дурацки звучит, но когда я с тобой, – даже когда во всем остальном нет никакого смысла – я рада, что вернулась.

Это уже чересчур, и Колин не знает, как сказать ей: это совершенно невозможно, чтобы она была мертва, и весь этот разговор – игра его воображения. Но опять же, если все происходит у него в голове, стоит ли вообще переживать из-за того, что она несет полную чушь? Как вообще люди борются с подступающим безумием? Его мать точно не боролась.

Наоборот, после смерти его сестры она скатилась в депрессию настолько глубокую, что она могла не есть и вообще по нескольку дней не двигаться. Наконец, она стала уверять, что видела свою мертвую дочь на территории школы, потеряла рассудок и бросилась с моста на машине, в которой находились все оставшиеся в живых члены ее семьи.

Он глядит на Люси, и у него такое чувство, будто его вот-вот стошнит. Ее глаза – жидкий металл с искорками цвета. Ее волосы – светлые, почти белые, но только для него. Она говорит ему, что вернулась из могилы и что она пришла за ним.

– Я… Мне нужно…

– Это сумасшествие какое-то. Ты думаешь, я сумасшедшая. Я совершенно…

– Прости. Я должен…

– Пожалуйста, Колин, верь мне. Я бы никогда…

На середине фразы он встает, застывшим телом поворачивается и так быстро, как только может, шагает обратно к общежитию.