Текст книги "Аспид"

В коридоре послышались шаги, и я увидела Морин – медсестру, которая часто появлялась в нашем доме, чтобы помогать мистеру Флинту. Она же приглядывала за дедом, когда у того обострялось старческое слабоумие.

– Где они? – спросила я у Морин.

– Уехали вчера вечером, – ответила она.

Волна отчаяния и удушливой тоски подступила к горлу. Я прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением.

– Ему стало лучше?

– Да, – ответила она, раздвигая шторы и распахивая окно. – Кристи, я должна закрыть комнату и отдать Рейчел ключ.

– Можно я сделаю это сама? – спросила я, и Морин разрешила.

Когда она ушла, я легла на матрас, обняла подушку и лежала так какое-то время, глядя в потолок. Странное это было чувство – лишиться того, что никогда не было твоим. Вроде бы и горевать было не о чем, но почему же тогда стало так больно и так тоскливо?

Дверь скрипнула, и внезапно я увидела на пороге взъерошенную, заспанную малютку Агнес, свою младшую сестру, которая пару секунд сонно разглядывала меня, а потом опустилась на четвереньки и полезла под кровать.

– Эй, ты что там делаешь?

– Потеряла свою куклу, – ответила она, стуча голыми коленками по паркету.

– Где-где, а в этой комнате твоей куклы точно нет, – сказала я тоном старшей сестры, строго и авторитетно.

– Но вчера я оставила ее тут, – возразила Агнес из-под кровати. – Она должна быть тут… а вот и она! Моя Дженни!

– Ты была здесь вчера?! – подскочила я.

– Ага, – ответила Агнес, выползая из-под кровати и сдувая с куклы пылинки.

– Здесь? Вот прямо в этой комнате?

– Прямо в этой комнате.

– Ты ничего не путаешь, Агнес? Посмотри вокруг: кровать, занавески, вот эта картина на стене – все было так же?

– Ну да. Только тут лежали Дэмиен и Дженнифер, а не ты, балда.

Поверить в это не могу! С ума сойти! Умереть не встать!

– И сколько раз ты сюда заходила?

– Не помню.

– Один или два?

– Где-то примерно вот столько, – сказала Агнес и потрясла перед моим носом растопыренными пальцами обеих рук, вымазанными во что-то липкое. Судя по запаху – арахисовое масло.

– Ты была здесь десять раз?!

– Значит, примерно десять, – задумчиво ответила Агнес, сосредоточенно пересчитывая свои пальцы.

Скажите мне, что я не сплю! Что меня не держали под замком, совершенно позабыв про Агнес, которая тайком приходила сюда, сколько вздумается! Конечно, зачем же за ней присматривать? Ведь на пятилетнего ребенка чары Стаффордов все равно не подействуют. По крайней мере, пока на кухне есть арахисовое масло, а в телевизоре – «Свинка Пеппа»!

Агнес уселась на пол и стала причесывать куклу, щедро осыпая ее комплиментами:

– Ты такая красивая, Дженни. Ты просто изумительна…

«Изумительна – не слишком обычное слово для пятилетнего ребенка», – осознала я, наблюдая за сестрой. По крайней мере, я никогда раньше не слышала подобного из ее уст.

– Ты назвала куклу Дженни? – спросила я.

– Да, – кивнула она. – Дэмиен сказал, что это самое красивое имя на свете, и поэтому я решила так ее назвать.

Меня аж перекосило от умиления.

– А что он еще говорил?

Агнес склонила набок голову, как пташка.

– Что ему нравится мой нос!

– Да ладно! – рассмеялась я.

– Он так сказал. Дженни нравится ему вся, а из меня ему понравился мой нос.

– Прекрасно, – кивнула я. – Ну а ты? Ты сказала ему что-то приятное в ответ?

– Я сказала, что ему надо помыться, потому что он весь в краске.

– В какой еще краске?

– Дэмиен был фиолетовый почти везде.

– Ох, Агнес, – покачала головой я. – Это была не краска, а синяки… а он что ответил?

– Он сказал, что он шел по улице и попал в краску. Кто-то забыл на улице краску, и он в нее упал.

Ну надо же! Оказывается, у Дэмиена талант ладить с маленькими детьми.

– Но я думаю, что это неправда, – продолжила Агнес. – Я думаю, это Дженни пошутила и добавила ему в еду фиолетовый фломастер. Я видела, как странно она улыбалась, когда мы с Дэмиеном говорили…

Да знаю я, от чего улыбалась Дженни – от умиления. Женщины почти всегда его испытывают, глядя на парней, которые умеют общаться с детьми.

– Он понравился тебе?

– Почти весь, – ответила Агнес, серьезно хмуря лоб.

– Почти? – рассмеялась я.

– Он бы понравился мне больше, если бы не убегающая рука!

– Кто-кто?

– Убегающая рука, – шепотом повторила Агнес. – Я спросила, почему он привязал к себе руку, а Дэмиен сказал, что у него убегающая рука! И что если ее не привязать, то она убежит в Африку и съест там всех слонов.

Я повалилась на кровать, умирая от смеха.

– Дженни сказала Дэмиену, что я буду плохо спать ночью, если он и дальше будет рассказывать мне про убегающую руку. А Дэмиен сказал, что не беда, потому что он знает, как хорошо спать ночью, – надо просто кого-то обнимать. Я сказала, что буду обнимать свою куклу. А он тогда сказал, что будет обнимать Дженни… Но потом я забыла куклу тут и пошла ночью обнимать Сета… Кстати, Сет храпел, как чудовище…

– Иди сюда, Агнес. – Я помогла взобраться сестре на кровать, и мы легли, обнявшись.

– Я очень-очень завидую тебе, – прошептала ей я и легонько щелкнула по носу. – Как бы я хотела приходить сюда с тобой…

– Дэмиен тоже хотел, чтобы ты пришла.

– Что?

– Он сказал, что будет рад, если ты придешь, потому что он прийти к тебе не может. Но я сказала, что ты не можешь, потому что твоя дверь больше не открывается. Дженни спросила, почему она не открывается, и я сказала, что, наверно, эльфы украли ключ…

– Да, все было именно так, Агнес, – вздохнула я.

– Поганые эльфы! Я написала им письмо в их эльфийский почтовый ящик и попросила их вернуть ключ. Но они не вернули. Мои пушистые полосатые носки тоже куда-то пропали! И мои конфеты. Невыносимая дерзость, – заявила Агнес голосом Рейчел.

– Давай я им напишу письмо. Они сразу испугаются и больше никогда не будут воровать.

Агнес с сомнением посмотрела на меня и заявила:

– Дэмиен писал эльфам тоже, и они его тоже не послушали. А он пострашнее тебя будет. Особенно с фиолетовой краской.

– Дэмиен писал эльфам?! Точно?

– Писал, писал…

– А письмо где? В твоем эльфийском ящике?

– Да, я его туда отнесла. Но эльфы его даже не распечатали. Невыносимая дерзость… Эй, ты куда?!

Я добежала до комнаты Агнес, перевернула вверх ногами ее эльфийский почтовый ящик, доверху забитый всякими записками, и действительно обнаружила там свернутый лист бумаги, на котором было написано: «Для Кристи». Для меня! Пальцы тряслись, когда я развернула его…

Дорогая Кристи, я уверен, однажды мы снова встретимся и я смогу поблагодарить тебя лично за все, что ты сделала для меня. Твоему брату и Рейчел я уже успел сказать спасибо примерно триста раз – осталась ты. Жаль, что эльфы украли ключ. Невыносимая дерзость, как говорит твоя сестренка. Но знаешь что? Главное, чтобы открытым оставалось сердце, а закрытые двери не проблема. Они все однажды откроются.

Знаю, мы живем в мире, где проблемы легче всего решать с помощью ножа и пистолета, а проблем у нас – выше крыши. Но что, если есть какой-то иной путь и какие-то другие решения? Я не философ, но точно знаю: доброта так же заразна, как и ненависть, а пожимать руку – так же просто, как и жать на курок.

Пусть хранит тебя тот, в кого ты так сильно веришь, Кристи. А я помогу ему. Стаффорды больше не тронут тебя. Даю тебе слово.

Д.

Я перечитала это письмо много-много раз. Почти запомнила его наизусть. Мне даже показалось, что это лучшее из когда-либо прочитанного мной.

Дэмиен все же смог попрощаться со мной, и его не остановила даже запертая дверь! И еще он пообещал, написал своей собственной рукой, что Стаффорды больше не тронут меня! И я бы рассказала об этом целому миру, но боялась, что отец заберет и уничтожит это письмо.

* * *

После окончания осенних каникул я вернулась в школу Святой Агаты. Жизнь там стала еще невыносимей, чем была раньше. Маккензи отселили в другую комнату, а ее место заняла странная, нелюдимая девчонка по имени Мэри-Лу, которая, по слухам, шпионила за другими и все докладывала комендантам. Мисс Де Вилль отныне видела во мне крайне испорченное существо, которое способно на что угодно, лишь бы погулять ночью с мальчиками из другой школы, – даже подделать почерк мачехи! – и отныне стерегла меня, как цербер. Любую исходящую от меня информацию теперь перепроверяли, названивая моим родителям. Отличие от тюрьмы было одно: красивая бордово-золотая униформа. Ну и браслет на лодыжку пока не надели, спасибо большое!

Но я не унывала.

Всего три года – и мне исполнится восемнадцать. Я выберусь из этой школы, из этого города, а возможно, даже из страны. Никто больше не сможет шпионить за мной, приказывать мне, запирать на ключ и требовать письменные разрешения от родителей. Я найду работу и жилье, заведу друзей, собаку, куплю музыкальный плеер и – найду Дэмиена Стаффорда. Мы с ним разработаем план по примирению наших семейств, и все заживут спокойно и счастливо.

Я надеялась, что даже ангелов с демонами можно помирить. Все возможно, если захотеть этого по-настоящему (и немножечко помолиться Иисусу).

Глава 5

Пять лет спустя

После знакомства с Дэмиеном Стаффордом я словно парила над землей. Не знаю, была ли это влюбленность или просто огромная благодарность, но одно его имя приводило меня в трепет, и я усердно выискивала крупицы любой информации о нем: в машине всегда включала радио в надежде услышать что-нибудь о Стаффордах; проходя мимо газетных раскладок, внимательно читала заголовки; регулярно сбегала из дома в город и засиживалась в интернет-кафе, разыскивая свежие новости.

Хью Стаффорд, отец Дэмиена и глава клана Стаффордов, скончался от рака в своей постели в окружении родных. Об этом трубили все газеты. Для моего отца это известие стало и праздником, и головной болью. Он радовался, потому что был уверен, что Стаффорда наказал смертью сам Бог и не просто так, а услышав его, отцовские, молитвы. А нервничал, потому что совершенно не знал, чего ждать от «этой демонической бабы», как он называл жену Хью Стаффорда, Джовану. Она была деятельной, властной и ни черта не боялась. МакАлистеров в том числе.

Ее предвыборная программа, обещавшая Дублину легализацию практически всего, что только требует легализации, пользовалась огромным успехом – все только об этом и говорили. Отец считал, что Джована приближает апокалипсис, но ни его дурное настроение, ни вспышки раздражения, ни попытки разжечь во мне ненависть к Стаффордам – ничто не могло подрезать мои крылья и заставить ненавидеть их. Дэмиен спас меня. Я спасла его. И это протянуло незримую, но прочную нить между нами.

Рассказы отца о том, что Стаффорды едят детей и прислуживают Сатане с каждым днем казались мне все менее реалистичными. Они скорее были похожи на страшилки, которые рассказывают друг другу в ночь Хеллоуина, но уже на следующее утро вспоминают со смехом.

Да, в Стаффордах, в их внешности угадывалось что-то демоническое: высокий рост, загорелая кожа, слишком много татуировок, ярко-синие, словно горевшие газовым пламенем глаза, опасный прищур, надменные губы и улыбки, не сулившие ничего хорошего. Да, у них были деньги, связи, гипнотическое обаяние и способность выходить сухими из воды. Да, они могли стать реальной угрозой для тех, кто становился им поперек горла. Да, Тайлер и Линор, вероятно, заслуживали колонии для несовершеннолетних.

Но они не были сатанистами или прислужниками дьявола. Они были людьми. Иначе бы Дэмиен не смог влюбиться в ту, что знает наизусть молитвы и носит крестик. Иначе он превратился бы в горсть пепла, как только переступил порог нашего дома: над ним у нас висело распятие в пол моего роста. Иначе бы он не воскликнул «Иисусе» в тот момент, когда увидел меня на своей кухне, прикованную к батарее.

Иначе бы Эмилия Рейнхарт, первая жена Хью Стаффорда, не погибла бы в огне со своими детьми, ибо демонам не страшно пламя.

Дэмиен упомянул о ней, когда вез меня домой в ночь похищения, и еще о том, что это моя семья виновата в ее смерти. Я начала искать информацию о ней и выяснила, что Эмилия Стаффорд, Рейнхарт в девичестве, действительно погибла вместе со своими детьми в большом пожаре больше двадцати лет назад. Вполне вероятно, что МакАлистеры приложили к этому руку, потому что в то время война между кланами была на пике.

Потом на одном из деловых банкетов Хью повстречал Джовану, дочку сербского медиамагната и, по слухам, мафиози. Она родила ему сыновей Десмонда, Дэмиена и близнецов Тайлера и Линор. Все они родились в Ирландии, и никто никогда не заподозрил бы в их облике смешанной крови, но на одном видео, которое кто-то из друзей Дэмиена загрузил в «Инстаграм», он бегло говорил на сербском с кем-то, кто не попал в кадр. Его голос звучал совершенно иначе – ниже и опасней. И он словно весь сам перевоплотился в другого человека, с которым лучше не встречаться на темной улице. Ох уж эти славянские языки с их рычащими «р» и гортанным выговором – они необъяснимым образом тут же превращали джентльмена в революционера и бунтаря. Я даже могла вообразить Дэмиена на броневике, в шапке-ушанке и красным знаменем в руках, участвующего в боях Февральской революции.

После смерти отца Дэмиен возобновил отношения с семьей. На одном из новостных порталов я нашла фотографии, где он с братьями пьет коньяк на какой-то приватной вечеринке. Там же была Дженнифер – в черном бархатном платье, вся в бриллиантах, с сияющими глазами. Настоящая принцесса, которая однажды станет полноправной хозяйкой дома Стаффордов.

Стаффорды жили к югу от Дублина, в старинном поселении Эннискерри, что в графстве Виклоу, среди живописных ирландских лесов и долин. В огромном доме, который когда-то был замком, но затем его модернизировали и усовершенствовали. Я разглядывала его на «Гугл-картах» и узнавала те места, где волей судьбы однажды уже побывала. Узнала подъездную дорожку, сад и шарообразные деревья, что окружали его по периметру.

В мечтах я воображала, что однажды приеду туда снова. Но не как пленница, а как гостья.

В моей голове зрели грандиозные планы по примирению наших семейств, и отступать просто так я не собиралась.

* * *

Незадолго до моего двадцатилетия на продажу было выставлено историческое здание в богатом пригороде Дублина, и глаз на него положили и Стаффорды, и МакАлистеры. Первые, думаю, устроили бы там вип-клуб, место для закрытых тусовок или музей рок-музыки, потому что в здании раньше жил какой-то богемный музыкант. А мой отец планировал открыть там школу иконописи или другого богоугодного искусства. Он был просто одержим идеей купить этот дом, потому что когда-то давно – еще до богемного рок-музыканта – там жил то ли епископ, то ли кардинал. На потолках до сих пор сохранилась лепнина, а на стенах – остатки фресок.

Продавец объявил дату аукциона, и в назначенный день на торги явилась куча народу. Я напросилась пойти с отцом, потому что надеялась увидеть там Дэмиена. Надела лучшее платье и долго колдовала над прической. Но тот так и не явился. Сражаться за желанную недвижимость туда пришла сама Джована Стаффорд – пчелиная королева дома Стаффордов. Вся в черном, темные волосы убраны вверх в затейливую прическу, дымчатые солнечные очки, которые она не спешила снимать, и драгоценности, стоившие, наверно, столько же, сколько и дом, который она собиралась купить.

Расположившись со своими советчиками и телохранителями на другом конце зала, она была полностью поглощена торгами и сидела на стуле совершенно неподвижно. Только один раз обернулась и посмотрела туда, где сидели МакАлистеры и, соответственно, я. Только тогда Джована наконец сняла очки, и я увидела ее лицо. Вот от кого Дэмиен и его братья унаследовали свою надменную красоту. Ее губы выгнулись в едва заметной ухмылке, когда она увидела моего отца. Словно говоря ему: «Тебе нужно продать душу дьяволу, если хочешь тягаться со мной, МакАлистер».

Пока все были заняты торгами, меня внезапно осенила идея, настолько безумная, что я задержала дыхание. Такие безумные идеи еще не приходили в голову ни одному из МакАлистеров. Я вынула из сумочки записную книжку, выдернула из нее двойной лист и написала записку. Или лучше сказать «письмо», потому что такие женщины, как Джована Стаффорд, наверняка читают только письма – записки ей просто никто не смеет отправлять.

Да, я написала письмо Джоване Стаффорд, от волнения глубоко продавливая ручкой бумагу. Как положено, представилась, пожелала удачных торгов, попросила ее передать привет Дэмиену и Дженнифер и – я еще раз оглянулась на отца – пригласила Стаффордов на свой день рождения. Я пообещала стать гарантом их неприкосновенности. Заверила, что праздник будет хоть куда. И в самом конце написала, что даже древняя вражда может закончиться, если найдется хоть один человек, готовый протянуть руку. Потом я быстренько перекрестилась, каменея от страха, сложила лист бумаги вчетверо и шепотом попросила официанта, разносившего шампанское, передать записку «во-о-он той женщине. Да, Джоване Стаффорд, вы не ослышались».

Джована получила мою записку вместе с бокалом шампанского, развернула ее и прочла. Затем обернулась и уставилась на меня так, словно меня никогда не существовало, но я вдруг появилась из ниоткуда, как на магическом шоу. Что-то вроде говорящего кролика из шляпы фокусника. Я робко улыбнулась ей, надеясь, что моя улыбка не выглядит так, будто меня шарахнуло электричеством.

Потом она отвернулась, допила шампанское и поставила бокал на поднос официанта. Туда же отправилось мое письмо. Я указала в нем свой номер телефона, так что, по-видимому, названивать мне она не собиралась.

Отец в ту ночь проиграл аукцион. Дом ушел Джоване вместе со всем, что в нем было: фресками, лепниной, мебелью и призраком епископа. Она послала моему отцу еще одну надменную улыбку и вышла из зала, неся на голове невидимую корону.

Я ждала, что отец начнет орать в машине и размахивать в воздухе кулаком. Что он поочередно помянет всех Стаффордов недобрым словом, а когда доберется до Джованы – лучше затыкать уши. Но он молчал всю дорогу. В дом ввалился, шатаясь словно пьяный. Рейчел все поняла, как только увидела его. Предложила ему коньяка и сигару. Он прошел мимо нее в свой кабинет, вынимая на ходу телефон и сминая ковер шаркающими шагами.

Предчувствуя неладное, я отправилась следом и припала ухом к двери его кабинета. Он открыл бутылку, налил себе стакан и кому-то позвонил. Я слышала обрывки разговора: «Узнай, где… Чем раньше, тем лучше… Здесь не ты должен задавать вопросы… Я просто хочу знать, где эта потаскуха шатается… (я выкатила глаза от изумления: отец никогда не использовал подобных слов). Поэтому ты выяснишь… Нет, я не поменяю мнение утром, Харт! Поэтому просто выясни, где ее будет носить в ближайшее время!»

Паника и ужас шевельнулись внутри. Отец говорил с кем-то из своих людей и явно замышлял что-то недоброе. Что-то плохое должно было случиться в скором времени с Джованой Стаффорд. Я чувствовала это нутром, а нутро меня редко подводило. Я вошла в комнату, как только отец закончил разговор. Обняла его и, прижавшись к его плечу лицом, сказала:

– Пожалуйста, не делай ничего, что может…

– Все, что я делаю, угодно Богу! – перебил он, дыша на меня алкоголем и злобой. – Ступай в кровать.

Я была готова умолять, но его глаза заставили меня умолкнуть – красные, навыкате и будто бы слегка расфокусированнные. Знак, что нужно убираться в комнату и не дергать – как там говорят? – дьявола за усы. Забавно, что слово «дьявол» было весьма применимо к моему, такому набожному и такому праведному, отцу.

* * *

Я пыталась предупредить их. Искала в сети номера телефонов Стаффордов (безуспешно), писала им в соцсети (все мои сообщения так и не были прочтены), и даже забралась в кабинет к отцу, чтобы разыскать какое-нибудь досье на Стаффордов, где был бы указан их адрес или телефон. Рейчел застукала меня, когда я рылась в ящиках отцовского стола. Я, бегая по комнате и заламывая руки, призналась, что отец затевает недоброе. Она выслушала меня и сказала:

– Бог не позволит плохому случиться.

Почему-то для меня это прозвучало как дурная шутка. Я даже хотела вспылить в ответ: «Что за бред?! Да посмотри вокруг! Бог только этим и занимается: позволяет, позволяет и позволяет!» Но Рейчел крепко обняла меня и повторила:

– Бог не позволит плохому случиться. И если твоя вера сильна, то ты сама знаешь это.

В тот день я пошла к самой большой иконе в доме и молилась, пока колени не одеревенели. Вложила в молитву всю себя, всю энергию, так что, когда поднялась, почувствовала себя обесточенной и пустой.

Утром следующего дня я узнала из новостей, что машина Джованы Стаффорд взорвалась на парковке возле того самого дома, который она купила. Сама она осталась цела, потому что механизм сработал чуть раньше, чем должен был. Утирая слезы, я побежала к иконе, у которой молилась накануне, и расцеловала ее.

Отец все эти дни подолгу закрывался в кабинете, и я надеялась, что он выйдет оттуда нескоро. Мне было страшно. Я избегала встречаться с ним взглядом, если оказывалась с ним в одной комнате. И Рейчел тоже смотрела на него не так, как раньше, а иначе: пристально и отчужденно.

* * *

Ответ Стаффордов не заставил себя ждать.

Двумя неделями позже я возвращалась из церкви вместе с Эдди, моим охранником. Машина, на которой меня обычно забирали, сломалась, так что Эдди взял внедорожник отца.

Мы ехали по шоссе через лес и внезапно увидели стоящий посреди дороги обшарпанный грузовик, нагруженный колотыми дровами. Грузовик перекрыл дорогу так, что не объехать. Эдди выругался, вышел из машины и отправился искать шофера. Он отошел совсем недалеко, метров на двадцать, как я вдруг услышала металлический щелчок, повернула голову и увидела человека в маске, наставившего на меня дуло винтовки. Он стоял на обочине, в тени деревьев, Эдди не видел его и продолжал идти к грузовику.

Я знала, что меня уже ничто не убережет. С такого расстояния не промахиваются. Даже если это не киллер Стаффордов, а обычный головорез, то и он не промахнется. Я знала: нужно упасть на пол, открыть противоположную дверь, спрятаться за машиной и звать Эдди – у того при себе всегда пушка. Но меня просто парализовало от ужаса. Вот-вот должен был грохнуть выстрел, но звук я, скорей всего, уже бы не услышала.

Но ничего не произошло. Снайпер внезапно исчез и я, на грани обморока, медленно сползла на пол. Эдди вернулся через две минуты, обматерил водилу грузовика, на которого, со слов Эдди, должно быть, понос напал, – и спросил, почему я лежу на полу.

Я плакала и дрожала, и он тут же почуял неладное. Выхватил пушку, начал озираться по сторонам – тишина, никого. Потом прыгнул за руль и, пригнувшись, рванул в обратную сторону, на поиски объездной.

Должно быть, киллер Стаффордов охотился за отцом, а потом увидел меня и передумал. То ли рука не поднялась прикончить юную девчушку, то ли Стаффорды запретили своим людям стрелять в меня.

Так или иначе, но я вернулась домой в целости и сохранности. Только спать потом не могла пару недель и начала замечать, что у меня чаще обычного дергаются веки и дрожат руки. Иногда так сильно, что я даже не могла играть на фортепиано: пальцы попадали не на те клавиши.

Отец пришел ко мне тем вечером – мрачнее прежнего. Мы не говорили с ним почти две недели, но сейчас его кое-что очень сильно интересовало.

– Я все думаю о том, почему киллер не выстрелил в тебя, – сказал он. – Нет никакой логики в том, чтобы…

– Быть милосердным? – усмехнулась я, намекая ему на его собственное покушение на Джовану.

– Когда-нибудь ты поймешь меня, – произнес он.

– Нет, не пойму! Меня убьют раньше! А все потому, что ты не можешь найти способ не провоцировать Стаффордов!

– Тебя не убьют, моя пташка, – с сарказмом ответил отец. – Стаффордам по вкусу то, что ты делаешь.

– И что же я делаю? – вскочила я. Я была почти такой же высокой, как и он, и смотрела ему прямо в глаза.

– Отращиваешь свое маленькое жало, которым однажды отравишь меня.

– Что?! – воскликнула я.

– Когда-то давно, еще до того, как я ступил на путь служения Господу, одна гадалка сказала мне, будто бы я умру от руки женщины. – Он взял мою фотографию со стола, повертел ее в руках и поставил на место. – Потом я узнал, что гадания – это игры дьявола и никто, кроме Бога, не может знать твою судьбу. Но знаешь, что, Кристи? Ни дня не проходит, чтобы я не думал об этом. О, эта женщина должна быть коварной, как аспид, чтобы добраться до меня… Что ты на это скажешь?

Я отступила, вглядываясь в его лицо и разыскивая в его глазах признаки злости. Но он не был зол. Скорее, полон горечи и разочарования. И тогда я просто шагнула к нему и робко обняла.

– Тебя убьет старуха по имени Подагра, – сказала я ему. – Или старуха по имени Пневмония. Придет за тобой, когда тебе будет сто лет, папа! Когда ты уже и сам будешь рад сбежать отсюда в рай!

Он пожал плечами и сказал:

– Шофер уже ищет другую работу.

– Что? Нет! – выдохнула я.

Эдди мне нравился, Эдди был отличным парнем. Я успела привыкнуть к нему, пока он работал моим телохранителем.

– Вести себя так, будто ты только вчера родилась, – нормально для тебя, но не для твоего бодигарда. Он с таким же успехом мог привести тебя в тир и поставить там вместо мишени.

– Да ладно, он не виноват!

– Не становись на защиту того, кто облажался. Никогда. Не стоит ходить по гнилым доскам.

* * *

Встречая подъезжающих гостей, я все надеялась, что из очередной машины выйдут Стаффорды в сопровождении телохранителей. Что я протяну им руку – такая взрослая, такая демократичная и готовая стать гарантом их неприкосновенности. Семья, конечно, придет в бешенство, но вряд ли осмелится сказать или сделать что-то противозаконное в присутствии всех этих гостей и фотографов, которых я специально позвала целую толпу! Конечно, все будут поначалу на взводе, но потом я налью всем вина, усажу в саду за один стол и, возможно, один простой разговор решит то, что до сих пор не могли решить ножи и пистолеты?

Но Стаффорды так и не появились.

Я почти смирилась с этим поражением, как вдруг вслед за последним прибывшим гостем подъехала машина доставки и из нее вышел курьер с огромной коробкой, перевязанной красным бантом.

– Кристи МакАлистер? – спросил он, переводя взгляд с меня на моих подруг, стоявших рядом.

– Это я! – воскликнула я.

– Я возьму, – оттеснил меня Сет и взял вместо меня коробку. – Интересно, от кого!

– Не знаю, но я открою ее прямо сейчас!

– Не раньше, чем ее проверит сапер, – заявил Майкл и приказал нашим людям нести коробку в сад, подальше от дома.

Мне так и не позволили открыть ее и унесли так далеко от дома, как только смогли. До всех гостей тем временем уже дошел слух, что я получила подарок, который мог быть опасен. Прекрасно, ничего не скажешь… Когда я танцевала с приятелем из универа, мне позвонил отец и сказал, что проверка окончена и я могу узнать, что было в коробке.

Я оставила гостей и побежала прямиком в сад, где уже находилась вся моя семья, за исключением малышки Агнес – ее уже отправили спать. Рейчел шагнула мне навстречу, крепко взяла за руку и повела обратно в дом.

– Ты не будешь на это смотреть, – взволнованно сказала она.

– Что там было? Надеюсь, не бомба? Никто не пострадал?

– Кристи, поди сюда, – позвал отец, заметив меня.

– Иди в дом, – шепнула мне Рейчел.

– Дорогая, не уводи ее, – предостерегающе сказал отец. – Она должна на это посмотреть.

Он взял меня за руку и повел к поляне, на которой уже стояли Сет, Майкл и люди из нашей охраны. Место освещал тусклый свет садовых фонарей, и если бы не музыка, доносившаяся из дома, то атмосфера была бы чудовищно мрачной.

Посреди поляны лежала разрезанная на части коробка. Что-то округлое лежало под упаковочной бумагой.

– Ничего она не должна, – запротестовала Рейчел.

Пока снова не начались споры и ругань, я быстро подошла к холмику и сорвала с него бумагу. На траве лежала голова овцы – еще теплая: в теплом свете садовых фонарей было отчетливо видно, как над ней курился пар. В ее зубы была вложена роза. Ее срезали совсем недавно, она еще не успела увянуть. На шипах и стебле запеклась кровь.

На гербе МакАлистеров был изображен ягненок с нимбом и красные розы. Поэтому этот подарок означал не что иное, как разрушение и смерть.

* * *

Пытаясь унять отчаяние и тоску, я выпила три стакана крепкой выпивки и, не зная толком своей дозы, прилично опьянела. Чувство было такое, что я перемещаюсь в пространстве без помощи ног. Все лица слились в одну пеструю пелену. Духота и взрывы смеха сводили с ума.

Я оставила гостей и снова пошла в сад, к тому самому месту, где раньше лежал мой «подарок». На поляне уже было чисто, убрали обрывки упаковочной бумаги и, собственно, сам «подарок». Я села на скамью, поставила рядом стакан с коктейлем, а потом меня стошнило. Прямо на дорожку. Помню, что кто-то из проходящих мимо гостей – боже, какой стыд – принялся приводить меня в чувство. Мне протянули платок, а потом повели к фонтану, где я могла бы умыть лицо.

– Я сама виновата, мне не нужно б-было приглашать Стаффордов, – принялась вслух размышлять я, громко икая и снимая с лица мокрые волосы. – Вот и получила. Но, п-понимаешь, я должна была попытаться, поэтому и написала Джоване ту записку на аукционе. И все надеялась, что они придут. И мой отец ни-и-и-ичегошеньки не смог бы сделать с ними на глазах у всех моих гостей!

Тот, кто помогал мне прийти в себя, внезапно рассмеялся, а потом переспросил:

– Стоп. Вы пригласили Стаффордов на свой день рождения, ничего не сказав отцу? Серьезно?!

Алкогольный туман стал немного рассеиваться, и я обнаружила себя сидящей на корточках у фонтана. На мои плечи был заботливо накинут пиджак. Рядом сидел какой-то парень с сигаретой в зубах и надвинутой на глаза шляпе. Лет двадцать семь-двадцать восемь на вид, выбритый подбородок, белоснежная рубашка со свободно расстегнутым воротом. В общем, гангстерский видок, даже слишком.

– Кто вы? Я вас не приглашала.

– Зашел к вашему отцу на пару слов. По работе, – ответил он.

– Вы киллер? – ровно спросила я, словно речь шла о чем-то до ужаса обыденном.

– Нет, – фыркнул он.

– Телохранитель?

– Не думал, что выгляжу настолько хорошо, – сострил он. – Что, если я просто курьер…

Я еще раз окинула его взглядом. Он кто угодно, но не сантехник и не курьер. Скорее все-таки киллер. Для телохранителя слишком умное лицо и проницательный взгляд, а для курьера слишком хорошо одет. Дорогая, судя по крою и фактуре ткани, рубашка, часы Patek Philippe, запонки с камнями – стекляшки так не сверкают, рубашка навыпуск скрывала пояс брюк, а за поясом обычно носят оружие.

– Могу поспорить, что если сейчас залезу к вам под рубашку, то обнаружу там пистолет, – сказала я.