Текст книги "Саксонские и нормандские короли. 450-1154"

Глава 2
Как становились королями

В книге профессора Плама «Первые четыре Георга» нам представляют четырех королей, правление которых охватывает чуть более столетия. Задача этой книги – охватить семьсот лет и, наверное, двести королей. Что еще хуже, большинство из них ничем не прославились, и мы знаем только их имена; несколько из них вообще безымянные. И все же исследование этих личностей далекого прошлого обладает особой притягательностью: их неизвестность бросает нам вызов и заставляет искать любую путеводную нить и следовать за ней, куда бы она нас ни привела. И если мы сделаем это, мы узнаем много удивительного о первых английских королях. Окажется, что мы исследуем корни королевской власти в Англии, самого старого и типичного для Великобритании института правления. И это тоже полезно. Это поможет нам понять кое-что об английской монархии, некоторые причины того, почему ее непрерывность так мало нарушалась. Но это случится только в том случае, если мы с самого начала будем четко понимать, что в большинстве частностей королевская власть в саксонские и нормандские времена была совершенно не похожа на конституционную монархию Елизаветы II.

Исторические ярлыки легко вводят нас в заблуждение, а самые обманчивые из них те, что окружают представления о правлении и королевской власти. Никому не приходит в голову, что средневековый король, будь то в Англии, Франции или Германии, был конституционным монархом в современном понимании. Но часто можно услышать или прочитать споры о том, была ли их власть ограниченной или абсолютной, выборной или передаваемой по наследству. Без сомнения, эти вопросы мы будем держать в голове по мере изучения этих королей и способа их правления, но в первую очередь нас должны интересовать менее абстрактные понятия. Если мы будем обращать внимание на то, как эти люди действовали и как они описывали свои действия, мы гораздо лучше поймем их притязания; мы лучше поймем их образ мыслей не как отражение последовательных принципов политической мысли, а как поле боя противоборствующих притязаний и стремлений без явной связи между собой. Человеческая природа, как говорят нам психологи, подвержена изменениям. Но дворянин, шумно приветствующий саксонского короля, действовал, подталкиваемый смешанными побуждениями, такими же сильными, беспорядочными и захватывающими, что и современный избиратель. Это сказано не для того, чтобы преуменьшить интерес к политической теории или ее влиянию на дела людей. Как мы увидим, интеллектуальные влияния, совершенно далекие от местной традиции саксов, сыграли решающую роль в формировании английской монархии. Но значение этого станет очевидным лишь тогда, когда мы тщательно изучим некоторые особенности власти первых королей. И первый вопрос состоит в том, как люди становились королями.

Эта проблема стала предметом многих необычных представлений. В 1867 г. в первом томе своей огромной «Истории Нормандского завоевания Англии» Эдвард Огастес Фриман предложил одно из самых абсурдных. Вот что он написал о витенагемоте, совете англосаксонских королей: «В каком-то смысле он был более демократичным, чем что-либо, о чем осмелился бы мечтать самый продвинутый либерал; но в каком-то смысле – более авторитарным, чем что-либо, что осмелился бы защищать самый несгибаемый консерватор. А на практике он, вероятно, должным образом представлял чаяния народа. А если так, то ни один народ никогда не пользовался более полной политической свободой, чем англичане в эти давние времена. Ведь полномочия древнего витенагемота сверх всякой меры превышали полномочия, которыми наш писаный закон облекает современный парламент. В некоторых отношениях они превышали полномочия, которыми наша традиционная конституция облекает палату общин. Король не мог абсолютно ничего сделать без согласия своих советников. Прежде всего, именно от них он получал свою политическую жизнь, и именно от них он зависел в том, чтобы она продолжалась. Совет избирал короля, и он же мог низложить его. Возможность свергнуть короля – это возможность, которой по самой ее природе можно пользоваться редко, и поэтому не найдется много королей, низложенных по постановлению парламента хоть до, хоть после Нормандского завоевания…

Если витан мог свергнуть короля, то нет никаких сомнений в том, что витан его и выбирал. Удивительно, как люди этого не видят… Королевская власть в древней Англии была выборной. Она была выборной точно так же, как была выборной власть во всех германских королевствах. Люди, в глазах которых рождение имело высокую ценность, желали, чтобы король был потомком прославленных предков королевских кровей. Во времена язычества считалось, что король должен быть потомком богов. Такие настроения повсеместно указывали на какую-нибудь династию как королевскую, члены которой имеют особое право на голоса избирателей. В каждом королевстве имелась королевская семья, из членов лишь которой при обычных обстоятельствах избирались короли. Но здесь витан был волен выбирать».

Фриман имел намерение доказать несостоятельность старой теории тори о божественном праве королей на престол. Он обращает внимание на то, что в разных странах существует бесконечное количество различных правил порядка наследования, и неразумно предполагать, что одно из них более естественное или неизменное, нежели другое. Странно, что он допускает, что английский закон всегда был ясным и последовательным, даже если он меняется в определенные периоды. Он, как и мы сейчас, жил при монархии, правила престолонаследия в которой были точно определены законом. Они, возможно, представляют собой самую точную и четкую схему, окружающую наших современных монархов. Когда умирает король или королева, мы знаем, кто будет их преемником – или, скорее, кто в тот же миг стал им. Вся королевская семья организована согласно порядку наследования в соответствии с четким принципом, установленным законом; в данном случае – письменным законодательным актом.

В раннем Средневековье законы в Англии не имели письменной формы. В этом утверждении есть исключения, как мы увидим, но они не затрагивают нашу нынешнюю проблему. Это значит, что восхождение на престол регулировалось обычаями и традициями. Обычай может быть очень определенным и живучим, но у первобытных народов он имеет свойство казаться определенным и понятным только тем людям, которые живут по нему и принимают его, а для чужака он кажется неясным, неопределенным, даже противоречивым. Особая трудность связана с изучением древних монархий: со временем обычаи менялись, а наши сведения часто настолько скудны, что мы должны пытаться вытянуть путеводную нить то там, то сям, чтобы создать связную картину, охватывающую большой промежуток времени. Еще одной трудностью является то, что в разные времена существовало большое разнообразие точек зрения, больше, чем обычно было позволено. А так как порядок престолонаследия всегда был жизненно важным вопросом, он часто становился предметом обсуждения и споров.

На самом деле никаких четких правил не было. Но порядок престолонаследия в англосаксонских и английском королевствах был окружен рядом условностей, обычаев и допущений, и с учетом этих условностей каждый раз решался вопрос о престолонаследии – иногда мирно, иногда с применением силы. Часто «сильный вооруженный человек» захватывал трон; в более поздние века он, по крайней мере, считал себя обязанным как-то оправдать свой поступок. И по тому, как он оправдывал его, мы можем сказать, каким правилам он делал вид, что следует. Если это было возможно, он демонстрировал свои родственные связи с предшественником, то есть что он имел наследственное право. Он доказывал, что народ принял его власть должным образом – то есть он был «избран», что бы это ни значило, и утверждал, что его предшественник объявил его своим преемником – он был назван правящим королем. Наше изучение того, как становились королями, должно складываться из этих трех составляющих: наследование, избрание и назначение. Так или иначе, каждая из них в большинстве случаев была задействована в процессе появления любого короля в средневековой Западной Европе.

Фриман утверждал, будто короля избирали, и монаршая власть была по своей сути выборной; наследные права уважались, а избрание было законом. Это серьезное и необычное допущение, а мы должны быть очень осторожны, делая их.

Даже самое очевидное общее правило относительно королевской власти, состоящее в том, что правит лишь один человек, имело множество исключений. В давние времена короли не обязательно правили в одиночку: на самом деле вполне возможно, что они обычно этого не делали. Все члены королевской семьи мужского пола могли править вместе, притом что один король мог иметь преимущество – похоже, что так и было в большинстве королевств. Со временем постепенно развилась «монархия» в буквальном смысле этого слова – власть одного человека. В более поздние времена англосаксонские монархии оставались наследными не в том смысле, что королевская власть передавалась согласно строгому правилу первородства от старшего сына к старшему сыну, а в том, что в огромном большинстве случаев преемником короля становился его старший сын или ближайший родственник по мужской линии. Есть случаи, когда наследником становился брат короля, хотя у последнего были дети. Но обычно в таких случаях дети были очень малы. Есть пара случаев, когда оспаривали, что «порфирородный» сын, родившийся, когда его отец был королем, имеет преимущественное право перед тем его сыном, который был рожден до того, как его отец взошел на трон. Ни один из нормандских королей не был наследником по праву первородства. В 1066 г. Эдгар Этелинг был более близким родственником Эдуарду Исповеднику, чем Вильгельм Нормандский, гораздо более близким, чем Гарольд. В 1087 и 1100 гг. наследниками Завоевателя стали младшие сыновья Вильгельм и Генрих, хотя был жив их старший брат Роберт. В 1135 г. на престол взошел племянник Генриха I Стефан, хотя у Генриха оставалась законная дочь, а у самого Стефана был старший брат.

Случаи восхождения на трон королей в 1066 и 1135 гг. являются одними из самых необычных и интересных в истории Англии. Они имели место близко к концу изучаемого нами периода и поэтому относительно хорошо задокументированы. Они обнажают почти все проблемы и силы, действовавшие в Англии при возведении короля на престол. Они послужат нам прекрасными примерами различных условностей и допущений.

Эдуард Исповедник (1042–1066) был бездетным. У него был племянник Эдуард, который жил в изгнании в Венгрии, двоюродный брат Вильгельм, который был герцогом в Нормандии; при этом самым могущественным человеком в Англии после короля был Гарольд, эрл Уэссекский, который доводился ему шурином. Вдобавок его предшественник Хардекнуд, который также был королем Дании, имел договоренность с Магнусом, королем Норвегии, о том, что, если один из них умрет, не оставив наследника, второй должен унаследовать его королевство. На основании этого Магнус вторгся в Данию и заявил свои права на Англию в 1042–1043 гг. И его притязания были унаследованы (что довольно странно) его дядей Харальдом Хардероде.

Ближайшим родственником Эдуарда был его племянник. Но Эдуард-изгнанник умер в 1057 г., а его сын Эдгар Этелинг был слишком юн, чтобы в 1066 г. быть серьезным кандидатом на трон. Против Вильгельма в отношении наследования можно было выдвинуть два возражения: то, что он был незаконным претендентом, и то, что он был родственником Эдуарда по женской линии, а не потомком предшественников Эдуарда. Яснее ясного, что, если наследственность была в этом случае главным критерием, Вильгельм никогда не стал бы королем Англии. Странно уже то, что он вообще стал герцогом Нормандским: когда его отец умер, он был семилетним мальчиком, а в герцогстве бушевали беспорядки; а ведь в Средние века незаконнорожденность обычно считалась препятствием к вступлению в права наследования. Он был исключением, которое доказывало все правила; другого такого случая не было. Генрих I признал по крайней мере двадцать своих незаконнорожденных детей, включая нескольких сыновей; но никто из них не унаследовал его трон.

Вопрос о том, могла ли королевская власть передаваться по наследству по женской линии, более сложен. Краткий ответ, видимо, такой: такое редко случалось во времена англосаксов, но препятствий к этому не было. К женщинам в целом было более уважительное отношение до Нормандского завоевания, нежели после него, но мы должны четко различать правила престолонаследия и статус женщин. Во многих человеческих обществах наследование обычно происходило по женской линии, но это не обязательно и даже нечасто сопутствовало высокому положению самих женщин. А также из отношения к женщинам в период до завоевания мы не можем сделать вывод о правилах наследования. Мы лишь можем с уверенностью сказать, что по англосаксонским законам собственность могла наследоваться по женской линии, но обычно этого не происходило. У всех германских народов наследование происходило в основном по мужской линии, но ни у одного из них в древние времена это не было неукоснительным правилом. Одно время антропологи учили нас, что наследование должно происходить либо по отцовской, либо по материнской линии и что, если мы обнаружили признаки наследования по материнской линии в патриархальном обществе, это должно означать, что в нем когда-то царил матриархат. Эта точка зрения время от времени просачивалась к историкам, и иногда даже сейчас можно услышать ее отголоски. Но антропологи уже давно от нее отказались: обычно в системе наследования присутствуют оба элемента.

Возможно, что наследование по женской линии было не таким уж и редким, как предполагают наши документальные источники. Во многих обществах мужчины, особенно мужчины с высоким положением, с гордостью перечисляют своих предков; генеалогия была излюбленной литературной формой (если ее можно так назвать) во многих уголках мира в разные времена. Королевские родословные древних народов редко являются историческими документами, хотя очень часто они надежно хранят – и могут хранить веками – некоторые элементы реальной традиции (предания). Их цель состоит в том, чтобы соединить правящего короля с предком, с которого началось королевство, а в некоторых случаях с богом, который дал королям их власть. Свойство родословных – давать аккуратный порядок преемственности от отца к сыну, скрывать более дальнее родство, где это необходимо, и перепрыгивать через поколения. Так как наши первые записи о королевских семействах саксов являются в основном родословными, у нас может появиться склонность преувеличивать элемент наследования королевской власти по мужской линии. Но влияние родословных идет в двух направлениях: с давних времен любовь к составлению родословных побуждала людей придерживаться мужской линии, настаивать на том, что король должен быть прямым потомком предка, который дал свое имя династии. В самых первых записях Уэссекса часто подчеркивается, что тот или иной король принадлежит к династии Кердика; а почти все англосаксонские родословные якобы восходят к Водану, главному богу языческого пантеона германцев.

Возможно, как-то оправдать притязания Вильгельма на трон может то, что его двоюродная бабушка была матерью Эдуарда. Но это не сделало Вильгельма потомком Кердика, а еще меньше – Водана. Жена Вильгельма была из рода Кердика, а его младший сын Генрих I, чьи притязания на положение наследника Вильгельма были сомнительны, женился на племяннице Эдгара Этелинга по имени Эдит или Матильда и еще раз привнес кровь Кердика (а возможно, Водана!) в королевский дом (династию) Англии.

Конечно, на самом деле Вильгельм стал королем, потому что ему удалось завоевать эту страну. Именно его сила, а не право убедила витан в том, что они должны признать его королем. Завоевание и узурпация власти были сравнительно обычным явлением в раннем Средневековье, и случай, когда спорное восшествие на престол могло привести к гражданской войне и кровопролитию, объясняет, почему архиепископы и епископы были готовы принять и короновать фактических королей иногда в очень короткие сроки: они пытались заглушить спор, поставив всех перед свершившимся фактом. Уже в начале XI в. Свен Датский и его сын Кнуд были признаны и избраны королями просто потому, что они завоевали страну. Выборы прикрывали узурпатора плащом законности, а Кнуд укрепил свое положение, женившись на вдове своего предшественника, что породнило его, хоть и не кровно, с династией Кердика. Вильгельм Завоеватель пошел дальше: он утверждал и верил в то, что королевская власть принадлежит ему по праву – и не только по праву завоевателя. Эрл Гарольд был шурином Эдуарда Исповедника, так как королева, супруга Эдуарда, была его сестрой. Но это едва ли делало его ближайшим родственником короля. А так как Гарольда выбрали и он взошел на трон, обойдя и Харальда Хардероде, и (на несколько месяцев) Вильгельма Нормандского, можно предположить, что Фриман был прав в том, что монархия была по своей сути выборной. Однако это был бы очень поверхностный взгляд на этот вопрос. Эдуард Исповедник умер 5 (или, возможно, 4-го) января. Гарольд был «избран» и коронован 6 января. Совершенно невозможно, чтобы выборы были какими-то иными, а не формальными: все это должно было быть запланировано еще до смерти старого короля. Бытует мнение, что монархия бывает либо наследной, либо выборной. Эта дилемма и факты 1066 г. плохо стыкуются. Ни у одного из трех кандидатов на трон не было наследных прав, которые могли бы выдержать какую-то серьезную экспертизу. Очевидный «наследник» Эдгар Этелинг не принимался в расчет после битвы при Гастингсе. Безусловно, в английской монархии существовали наследный и выборный элементы, но эти факторы играли роль в более сложной ситуации, а чтобы понять эту ситуацию и значение «избрания», мы должны учесть третий фактор, самый решающий из всех.