Текст книги "Южный квартал"

Кристофер Ньюмен
Южный квартал

Глава 1

В комнате было душно и жарко, как в преисподней.

Капли пота стекали по телу Гея. За четырнадцать месяцев он облазил не одну городскую клоаку. И время, проведенное в обществе Микки и его дружков-рокеров, промышлявших сбытом наркотиков, не прошло для Гея бесследно. Он попробовал марихуану, нюхал кокаин... А месяц назад молодой мужчина мочился кровью. На спине у него, в области почек, остались две сочащиеся ссадины – след от ударов ботинком. Но он выдержал все выпавшие на его долю испытания.

Нижний Ист-Сайд переполняли трущобы, похожие одна на другую, как братья-близнецы: четырехэтажные дома, когда-то сдававшиеся в аренду иммигрантам из Европы – итальянцам, украинцам, венграм, литовцам и многим другим... Сейчас стены этих зданий снаружи потрескались, обвалились; кто же живет внутри и что там происходит, можно только догадываться. Одним словом, здесь все перемешалось, словно в огромном котле.

Здешняя нищета пугала, казалось, кого угодно, но только не самих обитателей квартала. А для банды рокеров тут предлагалось настоящее раздолье. Трущобы служили им превосходной стартовой площадкой. Жизнь протекала здесь по своим неписаным законам, с которыми приходилось считаться даже жителям соседних кварталов. Если бы в этой клоаке напали на маленькую девочку, потерявшую дорогу домой, никакая полиция не смогла бы защитить ее. А вот местная банда, скорее всего, взяла бы малышку под свою опеку: рокерам не хотелось иметь лишние неприятности на своей территории. Того, кто не уважал эти порядки, могли отправить в здешнюю тюрьму или, как ее называли, в комнату интенсивной терапии.

Гей предпочел бы провести сделку где-нибудь на нейтральной территории, но условия диктовал Микки, обладающий товаром. Отступать теперь нельзя... Если бы покупка-продажа совершилась удачно, то и всю операцию можно считать отлично проведенной. К тому же самолюбие Гея, нывшее не меньше, чем его отбитые почки, не позволило бы ему уйти с поля боя побежденным. Единственная вещь, связывающая его с внешним миром, – крошечный микрофон, приклеенный изолентой к правому боку.

* * *

В воздухе пахло гнилью и мусорными отходами. В углу комнаты, под забившимся рукомойником со стоячей водой, валялись бутылки из-под пива. Рядом, на перевернутых деревянных ящиках, лежали недоеденные бутерброды и кусочки вяленого мяса.

Микки достал из холодильника банку пива «Будвайзер» и протянул гостю. Гей поставил ее на стол, но открывать не стал: необходимо сохранять ясность рассудка. Он передернул плечами – его правый бок нестерпимо чесался. На соседней улице в обшарпанном фургоне сидел Сэмми, записывая на пленку все, что передавало подслушивающее устройство. Этой «игрушкой» с ними поделилась служба разведки, и Гей впервые нацепил ее на себя. Микрофон казался почти невесомым, а по размеру – не больше чем зажигалка «Зиппо». Однако, ощущая эту штучку на правом боку, обладатель его не чувствовал себя увереннее. Гею казалось, что вместе с микрофоном он приклеил к ребрам свой смертный приговор.

На улице стояла непривычная тишина. Лишь пару раз слышалось гудение припарковавшегося к обочине мотоцикла. С верхнего этажа раздавались барабанная дробь и звон тарелок – кто-то упражнялся в игре на ударных инструментах.

В комнату Микки, находившуюся на втором этаже, не спеша вошел здоровенный кретин со вставными зубами и прядями жирных волос, зачесанных назад. Конечно, это Джонни Громила... Ну, тот самый, что танцевал чечетку на спине у Гея.

Громила прислонился спиной к двери, громко рыгнул и смял в ладони пустую банку из-под пива. Микки вытащил из кожаной сумки первый мешочек и, положив его на стол, усмехнулся.

– Оцени... Настоящий боливийский кокаин! Микки достал обещанное тебе. Теперь твоя очередь удивить меня.

Рокер, словно кобра, не отрываясь следил за каждым движением гостя. Этот бритоголовый панк в узкой черной кожанке внушал ему страх, смешанный с недоверием. Грязный и чудаковатый, с ввалившимися глазами, он, впрочем, очень походил на всех тех, с кем Микки приходилось иметь дело. Еще при первой встрече он со своими дружками здорово припугнул Гея. А затем Джонни вышвырнул его за дверь. Но парень не побоялся снова появиться здесь и принести двадцать тысяч баксов, как пообещал. Видимо, Гей очень нуждался в товаре Микки.

От жары на бритой голове выступили капельки пота, блестевшие, словно росинки. Гей провел рукой по макушке, затем поставил свой портфель и, раскрыв его, вытащил тугую пачку денег.

Микки принялся тщательно и медленно пересчитывать их.

– Умница, – наконец произнес он. – Можешь сделать пробу.

Гей развязал мешочек и зачерпнул кончиком длинного холеного ногтя немного порошка, зацепив вполне достаточную дозу.

Когда Гость дважды смачно втянул кокаин ноздрями, взгляд Микки заметно подобрел. Наркотическая пыль еще не успела как следует впитаться в слизистую оболочку носа, но Гей уже почувствовал легкое головокружение. Проба показала, что кокаин – отменного качества.

– Покупаю, – прохрипел молодой мужчина, толкнув портфель по столу в сторону Микки.

– Я так и думал.

Едва заметная улыбка промелькнула на губах продавца товара.

Под окнами прозвучал рев и кашель моторов: прямо к стене дома припарковалась пара мотоциклистов. Вскоре в коридоре раздались шаги. Дверь за спиной Громилы задрожала от энергичных ударов.

– Микки, это Мат. Открой...

Торговец наркотиками кивнул Джонни. Громила откинул задвижку и отошел, освобождая вход в комнату. В помещение буквально ввалились два плечистых, серых от пыли, рокера.

– Это наш Гей.

Подняв грязную ладонь, Микки указал гостю на своих приятелей:

– Мат и Ральфи.

Прибывшие внимательно окинули взглядом стриженую голову и черную кожанку Гея, а затем подтвердили знакомство кивком головы.

– Парень купил себе немного кокаина.

– Ты обыскал его?

Микки пожал плечами:

– Его уже проверяли... Все – ништяк!

– Какой ништяк? У парня куча денег, а ты даже не обыскал его.

– Слушай, – прервал говорившего Гей, – я пришел сюда за кокаином. Мне не нужны лишние проблемы.

Мат обернулся к нему:

– Заткнись! Не с тобой говорят... Не будешь дергаться – никаких проблем не возникнет.

И он кивнул Ральфу. Тот, ни слова не говоря, взял Гея за воротник кожанки и, заставив его подняться, посмотрел ему прямо в глаза. Затем оттащил парня от стола, прижал к стене и свободной рукой принялся обыскивать. Дойдя до правого бока, под самые ребра, замер и вопросительно взглянул на Микки и Мата.

– Что у тебя здесь, приятель? – Ральф гневно обернулся к друзьям. – Идиоты, он же подослан! Эта блевотина – не что иное, как легавый, собственной персоной.

Поворачиваясь к Гею, Ральфи одновременно ударил его своим огромным кулачищем в солнечное сплетение. Затем еще... И еще... Когда его жертва скрючилась, он нанес удар по затылку. Молодой мужчина ткнулся лицом в острое колено рокера и рухнул на пол.

– Сматывайтесь! – крикнул Ральфи. – Быстрее! Я разберусь с этим дерьмом.

Лежа на полу, Гей попытался глубоко вдохнуть, но воздух никак не хотел проходить в его легкие. В этот момент трое рокеров бросились собирать свои вещи. Ральфи опустился на одно колено, и Гей почувствовал над своим ухом его горячее дыхание.

– Ты – дохлятина! Затраханный ублюдок.

Разорвав на мужчине футболку, рокер сорвал с его кожи микрофон и изо всей силы швырнул «игрушку» об стену. Микки, Мат и Джонни Громила уже направились к двери, как вдруг она распахнулась, и на пороге вырос огромный негр. Такого великана они вряд ли видели когда-нибудь: семи футов росту и трехсот фунтов весом. В руке он держал, словно игрушку, «Вальтер П-5». Сэм Скраггс собственной персоной!

– Держись, Джо! – прогремел его голос.

Скрючившийся на полу Гей тяжело дышал, уже почти придя в себя. Ральфи выпрямился и выхватил «смит и вессон» тридцать восьмого калибра. Но в ту же секунду Сэмми выстрелил – бандит отскочил к стене и, изогнувшись, как резиновая кукла, рухнул на пол рядом с избитым Геем.

Тем временем Громила отпрыгнул назад и вытащил свою «пушку». Он промедлил с выстрелом, так как между Сэмом и Микки завязалась борьба. Гей, успевший забрать пистолет из рук Ральфи, нащупал курок и, почти не целясь, всадил две пули в широкую грудь Громилы. Тотчас прогремел и «вальтер» Сэма. Отброшенные выстрелами, тела Микки и Громилы столкнулись и одновременно рухнули на пол. Мат заметался по комнате. Он оказался безоружен и, видя, что сопротивление бесполезно, сдался.

– Дьявол! – Сэмми покачал головой, осматривая трупы рокеров. Перешагнув через неподвижные тела, он помог Гею подняться на ноги.

– Мы должны были арестовать их, Джо! Хэнрен с нас шкуру спустит.

* * *

Красно-синие огни мелькали в темноте сумерек. Но даже тьма не могла скрыть груды мусора и пищевых отбросов, тянувшиеся по всей длине Третьей улицы и Авеню Б. Грязь и зловоние – неизменные атрибуты этого района в любое время суток или года.

На душе у Данте было тоскливо и пусто. Он слишком много времени провел в местах, подобных этому, но так и не смог привыкнуть к полуразвалившимся домам с осыпающейся штукатуркой, к обрывкам гнилых тряпок и прочей мерзости, постоянно валявшейся под ногами. Казалось, сами жители считали свой район огромным отхожим местом. Данте знал, что стоит здесь пройти по тротуару, как какой-нибудь ублюдок обязательно постарается помочиться из окна тебе на голову.

Уличный шум, вой сирен, голоса полицейских и коронеров[1]1
  Коронер – следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти.


[Закрыть] – все стихло, отторгнутое захлопнувшейся дверцей «седана». Откинувшись на спинку заднего сиденья, Данте посмотрел на затылок своего напарника, сидевшего за рулем.

– Я решил завязать.

Негр обернулся и молча уставился на товарища; после затянувшейся паузы он наконец произнес:

– Твое дело, Джо. Я бы тебя не осуждал. Наверное, никто не представляет, в каком дерьме мы копаемся.

Пять долгих лет... Для такой работы слишком большой срок. За это время Джо и Сэмми не раз ходили по лезвию бритвы. Впрочем, работа шла довольно неплохо. Им чертовски везло, и поэтому начальство доверяло напарникам самые сложные задания.

Данте кивнул:

– Хватит! Я сыт по горло. Мои силы на пределе... Посмотри на меня... Еще немного – и меня понесут ногами вперед.

* * *

Лейтенанта Джима Хэнрена ценили в отделе по борьбе с наркобизнесом не только за твердый характер. Он являлся человеком, работа которого действительно приносила плоды. Если лейтенанту поручали провести какую-либо операцию, то она почти всегда проходила успешно. Впрочем, главную роль здесь играли его методы руководства, а не компетентность или прозорливость. Он зорко следил лишь за тем, чтобы подчиненные в точности выполняли его распоряжения, хотя сам Джим вряд ли хорошо представлял себе, каким образом его люди будут действовать. В последнее время Хэнрена мучил вопрос, куда его направит Первый департамент полиции, если он сдаст экзамен на капитанское звание. Ему казалось, что весь департамент следит за тем, как он воюет с бандой рокеров.

Джим Хэнрен забрался на переднее сиденье и, мельком взглянув на Джо и Сэмми, кивнул последнему, чтобы тот заводил машину; лейтенант явно был не в духе. Глаза его беспокойно смотрели вперед, словно искали, на ком бы сорвать свой гнев; мускулы на лице судорожно подергивались.

– С меня хватит, лейтенант, – объявил Данте.

– Заткнись! – перебил его Хэнрен. – Я знаю, что ты уже сделал свое дело.

– Мы не имели выбора, Джим, – спокойно сказал Сэмми. – Пару секунд промедления – и мы стали бы трупами.

Лейтенант покачал головой:

– Вся операция находилась у вас в кармане... Мы вполне могли выйти на главаря их банды. Вам только оставалось привести ко мне этих ублюдков. С поличным. Вместо этого вы обосрались и открыли пальбу. Так могли бы поступить последние идиоты, но только не вы. Теперь все мы оказались в дерьме по самые уши. Представляю, что скажут мне в департаменте.

– Ты, наверное, не понял, – невозмутимо произнес Сэмми. – Джо сказал о своем выходе из игры. С него хватит...

– Что?! – шеф оглянулся на Данте. – Сейчас мне не до шуток.

Джо заговорил не сразу: у него не было охоты спорить со своим разъяренным начальником. Все, что ему хотелось, – это прийти домой и смыть с себя всю дневную грязь под горячим душем. И хотя главные неприятности остались позади, он по-прежнему чувствовал дрожь в коленях при воспоминании о недавней стычке с рокерами.

– Я не шучу, Джим. Просто не могу всем этим больше заниматься. Или перевожусь на другую службу, или ухожу совсем... Как угодно, но с меня хватит!

Хэнрен изумился:

– Ты продолжаешь меня разыгрывать, Данте? Или, может быть, ты думаешь, что за пять лет службы в нашем отделе стал суперменом и можешь писать мемуары? Напиши, как ты и Сэмми напугали целый квартал...

Джо вздохнул. Лениво повернув голову, он рассеянно взглянул на темную улицу, проплывавшую мимо окон «седана». Этот район по-прежнему казался ему чужим и омерзительным. Но Данте никогда больше не увидит его...

– Что же, подставлять себя под пули, лейтенант? Ты же знаешь, что бросил нас в самое логово, в самую парашу... Ты сидишь в своей скорлупе и требуешь невозможного. Думаешь, после работы мы идем домой и смотрим Барри Манилова?

Хэнрен усмехнулся:

– Я знаю эту игру...

– Знаешь, – Данте утвердительно кивнул. – Если это игра, то только для тебя. Но тебе приходилось иметь дело с детьми, которые в одиннадцать лет становятся наркоманами, а лет через пять-шесть подыхают в канаве? А для меня это – жизнь, лейтенант! Когда я возвращаюсь домой, она идет за мною следом... Из-за нее я не сплю по ночам... И, слава богу, меня еще не приучили спокойно смотреть на нее, потому что я – человек.

Отвращение и ненависть вспыхнули в глазах Данте. Он ткнул пальцем в свою разорванную футболку:

– Посмотри на меня! В какое вонючее дерьмо превратилась моя одежда... Я не могу жить среди людей, которые мочатся из окон мне на голову.

Глава 2

В Манхэттене, на северной стороне Двадцать седьмой улицы, между Девятой и Десятой авеню, стоял ничем не примечательный четырехэтажный дом из серого кирпича. Рик давно уже присмотрел себе убежище в этом районе и несколько лет назад, в конце шестидесятых, купил здесь одну из квартир. В те времена большинство нью-йоркских семей пытались обзавестись отдельными особняками, так что приобрести жилье в многоквартирном доме оказалось несложно. Квартира обошлась Рику совсем недорого, почти задаром.

Под домом находился гараж, двери которого открывались автоматически. Жильцы иногда видели, как Рик заезжал на парковку или выезжал с нее, но почти никто из них не имел возможности пообщаться с нелюдимым соседом. Мужчина всячески избегал любых попыток завести с ним разговор. Вскоре все от него отстали, и теперь угрюмый человек в темных очках мог вдоволь наслаждаться своим одиночеством.

Дважды Рик заводил себе любовниц, но это быстро ему надоело. Он стал приглашать домой уличных женщин... Правда, и этих вскоре возненавидел. В последнее время мужчина занимался сексом исключительно на улицах с проститутками и, приезжая домой, погружался в привычную для него депрессию.

С тех пор как одна юная особа полностью завладела всеми его помыслами, он навсегда лишился покоя. Эта девочка казалась ему верхом совершенства. Ее взгляд или улыбка отдавались в груди Рика бешеным стуком сердца, невыносимой болью. Мужчина осознавал, что не имеет на нее никаких прав. Постепенно он привык наблюдать за ней со стороны, а что происходит в его душе при этом, мог знать только он сам.

Девочка очень часто появлялась на пляже, находившемся прямо под окнами серого дома. Окруженная приятельницами, семнадцатилетняя Афродита принимала солнечные ванны, совсем не подозревая, что за ней следят. Золотистый загар ее тела прекрасно гармонировал с белыми, словно молоко, густыми локонами волос и с таким же белым, почти прозрачным купальником. Ее формы выглядели настолько прекрасно, что даже самый взыскательный мужчина не обнаружил бы никаких изъянов.

Стоя за шторой, Рик сосредоточенно рассматривал в бинокль каждую клеточку ее тела, любовался притягательными светло-карими глазами, беспечной улыбкой, маленькими выпуклостями грудей, выступающими под бюстгальтером. Мужчина знал, что рано или поздно девочка будет принадлежать ему. Однако овладеть ею однажды – значит потерять ее навсегда... И Рик постоянно откладывал на потом это мгновение, сколь ужасное, столь и счастливое.

В этот вечер Рик заехал в гараж и не торопясь вылез из салона машины. Автоматическая дверь гулко захлопнулась за его спиной. Включив свет в помещении, мужчина ослабил галстук и, достав виски, сделал несколько глотков. Сегодня рабочий день длился необычайно долго. К счастью, завтра выходной... Глотнув еще немного спиртного, Рик осмотрел стены гаража, испещренные фотографиями и наклеенными иллюстрациями из журналов; все они в той или иной степени имели сходство с его девочкой.

Поднявшись в свою квартиру, мужчина первым делом снял серый костюм-тройку и, повесив его в гардероб, достал оттуда черные кожаные брюки и такую же куртку. Для Рика эта одежда олицетворяла его ночные прогулки. Узкие брюки и кожанка мало подходили для теплых июльских ночей. От жары его спасал только мощный кондиционер, установленный в салоне его машины.

Почти каждую ночь Рик отправлялся в районы, богатые уличными проститутками, и отыскивал тех из них, кто хоть немного походил на его девочку. Как правило, из дюжины женщин, выстроившихся на обочине вдоль пустынной улицы, всегда находилась одна молоденькая блондинка. Природная или крашеная – для Рика это не имело никакого значения. Занимаясь с ней сексом, он давал волю своей буйной фантазии, представляя себя рядом со своей Афродитой, исполнявшей все его желания. Подобные поездки очень скоро стали для него обычным и обязательным ритуалом.

Сейчас Рик стоял у большого зеркала, встроенного в гардероб, и разглядывал свое обнаженное тело. С возрастом оно немного заплыло жиром, но по-прежнему оставалось плотным и мускулистым. Могучая грудь заросла черным мехом волос, едва начавших седеть. На ногах выступали крупные вены... Рик постоянно следил за своей формой и сейчас, рассматривая себя в зеркале, остался доволен. Его фигура выглядела внушительно, взгляд – властный и непреклонный.

Рик принял холодный душ, оделся и, спустившись в гараж, снова сел за руль своего «БМВ». На руке мужчины блестел браслет с гравировкой его имени, на шее висела цепочка из серебра, а на пальцах сверкали кольца с бриллиантами.

Несколько дней назад Рик увидел проститутку, которая очень напоминала ему его девочку. Во всяком случае, как только он заметил ее, у него перехватило дыхание. Сходство поразительное! В тот момент девушка занималась другим клиентом, а потом Рик ее не встречал. И теперь при мысли, что, может быть, сегодня ему повезет больше, мужчина почувствовал легкое волнение в груди.

Он выехал из гаража и облизал губы, предвкушая удачную охоту.

* * *

Брайан Бреннан слыл талантливым художником и скульптором. Его квартира, которая одновременно служила ему и мастерской, находилась в Манхэттене, на пересечении Одиннадцатой авеню и Двадцать седьмой улицы. Окна мастерской выходили на причал реки Гудзон. Когда-то это место являлось одним из коммерческих центров Нью-Йорка. Сюда причаливали огромные пароходы и баржи, груженые разнообразными товарами, наполнявшими рынки Америки. День и ночь беспокойно работали подъемные краны, и на судоверфях, возвышавшихся неподалеку, также кипела работа. Но со временем славный некогда морской порт постепенно утратил свое значение. Грузы стали доставлять самолетами, а коммерческие центры переместились в Бруклин, Бейонн и Нью-Джерси. С тех пор многие судоверфи сгорели, а на территории порта остались пустовать многочисленные ангары и складские помещения.

Брайан очень скоро свыкся с этим отнюдь не поэтичным уголком огромного города. Казалось, что серая панорама грязи и запустения вдохновляла талант художника гораздо больше, чем какие-либо красоты дикой природы или памятники архитектуры. Люди, которым доводилось видеть его произведения, удивлялись, откуда воображение молодого человека черпает столь живописные пейзажи. Брайан и сам не мог ответить на этот каверзный вопрос.

Его детство и ранняя юность прошли в трущобах на Принс-стрит. Бреннану удалось закончить Роденовскую школу дизайна, а затем он поселился в Городке вместе с художником Чарли Фунгом. В конце шестидесятых строгое классическое искусство переживало не лучшие времена. Художники этого поколения кинулись открывать новые школы и направления, наивно полагая, что цивилизация с восторгом воспримет их экстравагантные идеи. Различные течения в искусстве возникали так же быстро, как плесень на умирающей ветке. Понимая все это, Бреннан больше всего боялся увлечься какой-либо современной идеей и потерять индивидуальность. Поэтому он работал в одиночку.

Раньше его творения обнаруживали смелость и оригинальность. Приятели предрекали художнику большое будущее. Однако молодой человек не спешил. Он перепробовал себя в различных жанрах живописи и ваяния. Особенно ему удавались скульптуры из литой бронзы и алюминия. О личной жизни в то время художник не задумывался. К тому же его заработки были случайными, а годовой доход – совсем мизерным.

Когда Бреннану исполнилось двадцать девять лет, жизнь его круто изменилась. Однажды вечером он гулял по Городку с Чарли Фунгом. Случайно зайдя в кафе «Блю Ноут», Брайан впервые увидел здесь Лизу Гаррисон, Появившись в зале, она изящной походкой прошла мимо художников и села за соседний столик, где ее уже поджидала подруга. Обе женщины выделялись своей роскошной одеждой. Возраст?.. Скорее всего, не более двадцати пяти лет. Однако та, пришедшая позже, без всякого сомнения, была настоящей красавицей. Чарли кивнул головой в ее сторону:

– Как тебе эта?

Брайану девушка понравилась с первого взгляда. Словно в шутку, он ответил:

– Эта хорошенькая будет моей.

Чарли фыркнул:

– Ну уж... Конечно!..

– Посмотрим, – невозмутимо произнес Бреннан и решительно встал из-за стола.

Надо отметить, что в этом месяце молодой человек подрабатывал реставрацией в одном из католических храмов. Художник обзавелся довольно приличной, по его меркам, суммой денег и мог позволить себе немного раскошелиться.

– Ты не пьян часом, приятель? – поинтересовался Чарли.

Бреннан только махнул рукой и подошел к соседнему столику. Не спеша выдвинув свободный стул, Брайан сел рядом с девушкой, решив познакомиться.

– Позвольте, – недовольно произнесла ее подруга, – что вам угодно?

Не обращая внимания на эти слова, Бреннан уставился на красавицу.

– Вы мне очень понравились, – проговорил он. – Вот и все, что мне хотелось бы вам сказать.

Девушка заметно смутилась, а ее подруга удивленно посмотрела на него. Мужчина, сидевший напротив них, выглядел рослым, хорошо сложенным и вообще смотрелся неплохо, если, конечно, не обращать внимания на его одежду. Брайан в этот день надел хлопчатобумажный пуловер с индейской расцветкой, бордовую застиранную вельветку и потертые джинсы.

– Позвольте, я угощу вас хорошим вином, – попросил он.

Девушка покачала отрицательно головой:

– Думаю, не стоит, Спасибо за комплимент, но мне кажется, что вы меня не заинтересовали.

– Вы же еще не знаете меня, – настаивал художник.

– Она и не собирается узнавать вас ближе, – заметила ее подруга.

Брайан ядовито усмехнулся и указал пальцем на Чарли, с интересом наблюдавшего за развитием событий.

– Видите вон того паренька-китайца? Это Чарли Фунг. Скоро он станет знаменитым художником. Если кто-нибудь из вас согласится попозировать ему без одежды, вполне возможно, что он вас увековечит.

Обе женщины вспыхнули.

– Я ухожу, Лиза. Ты идешь со мной?

Подруга красавицы встала и направилась к выходу, оставив на столе почти нетронутый ужин. Лиза тут же присоединилась к ней. Бреннан вышел на улицу вслед за девушками и догнал их.

– Послушайте, – взмолился он, дотронувшись до локтя ускользающей красавицы, – если я обидел вас, то прошу простить меня... Где мне можно увидеть вас? Я не такой уж плохой парень.

Лиза оглянулась на свою подругу. Та стояла у обочины и пыталась поймать такси.

– К сожалению, вы – не герой моего романа, – произнесла девушка.

– Откуда вы знаете? Не думаю, что вам чужды романтика и приключения...

Лиза усмехнулась. Брайан не сомневался в ее знакомстве с темными сторонами жизни, хотя вряд ли она заходила слишком далеко.

– Вы, кажется, художник? – поинтересовалась девушка, нетерпеливо оглядываясь на свою подругу.

– Да. И скульптор... И я не кусаюсь. Может, выпьете со мной кофе? Даю слово: буду вести себя по-ангельски.

– Я же не могу бросить Джози.

– Хорошо. Проводите ее и возвращайтесь. Я буду ждать вас в этом кафе.

Джози, наконец-то поймавшая такси, окликнула подругу и махнула ей рукой. Лиза быстро взглянула Бреннану в глаза и поспешно устремилась к машине вслед за своей компаньонкой. Брайан вернулся к своему столику. Он почти не жалел о том, что девушка покинула его, и уверял себя в бесполезности ожидания. Однако, попрощавшись с Фунтом, молодой человек заказал себе еще виски и стал посматривать на входную дверь. Спешить ему было некуда.

Примерно около часа художник наблюдал, как распахиваются двери кафе, встречая или провожая посетителей. Наконец на пороге появилась Лиза. Бреннан не поверил своим глазам: девушка пришла совсем одна. Правда, выглядела немного растерянной. Но Брайану она показалась еще более привлекательной, чем в первый раз. Он помахал ей рукой.

– Я уж думал, вы не придете, – говорил художник, приглашая свою даму за столик.

– И вы почти правы, – холодно ответила девушка.

Лиза пыталась вести себя непринужденно. Но Бреннан быстро догадался, что встреча с незнакомым мужчиной оказалась для нее довольно смелым шагом.

Выпив кофе, молодые люди отправились прогуляться по Городку. К тому времени как они прошли до площади Вашингтона, Лиза успела многое рассказать Бреннану о себе. Ее полное имя звучало как Лиза Гаррисон. Брайан вначале не очень охотно распространялся о своих делах. Но девушка оказалась ужасно любопытной, и художник своей скрытностью только заинтриговал ее.

Они начали встречаться, и через две недели Бреннан решил пригласить ее к себе, в свою мастерскую. Огромная, плохо прибранная комната, прямо на полу которой валялись рисунки карандашом и гипсовые статуэтки, привела Лизу в восторг. Брайан показал ей свои копии классических произведений, неплохо ему удавшиеся. Художник долго рассказывал Лизе о том, каким диким для него кажется искусство постмодернизма, столь популярное в Америке. Юноша постарался блеснуть своими познаниями в анатомии, которые, по его словам, очень помогали ему в работе с обнаженной натурой.

Нужно сказать, что Гаррисоны не относились безразлично к происходящему в мире искусства. Мать Лизы входила в попечительский совет музея «Уитни. Семья девушки заработала в свое время много денег на перепродаже коллекций дорогих картин. Однако самих художников ни в семье, ни в обществе Гаррисонов никогда не было. Это занятие считалось у них чем-то второсортным. Лиза, давно мечтавшая познакомиться с кем-либо из так называемых „творческих личностей“, не на шутку увлеклась Бреннаном.

Не прошло и месяца со времени их первой встречи, как она уже спала с Брайаном. Для такой женщины, как Лиза, это означало, что она влюбилась.

Еще через месяц она познакомила своего любовника с владельцами двух галерей на Мэдисон-авеню. Брайан показал им свои работы, и им понравилась реалистическая манера письма художника. Один из них, являясь одновременно маклером по продаже монументов и бюстов, поинтересовался у Бреннана, не желает ли тот получить заказ. Некая благотворительная организация, президент которой уходил в отставку, хотела установить у себя его бюст. Если работа окажется удачной, у молодого человека может появиться множество новых заказов. Скульптор охотно принял предложение.

Скульптура получилась замечательной. По крайней мере, так говорили заказчики. Бреннану удалось добиться внешнего сходства, добавив своему произведению умеренную дозу лести, которая, впрочем, не помешала почтенному президенту узнать себя. Очень скоро у Брайана, действительно, появилась возможность получить множество новых заказов подобного рода. Скульптор трудился не покладая рук, и его финансовое положение значительно улучшилось. Художнику теперь казалось, что теперь-то он сможет содержать Лизу, если, конечно, она согласится выйти за него замуж.

Прошло полгода. Бреннан уже давно перестал изучать искусство, искать в нем свою дорогу. Зато с помощью новых работ, а также Лизы, он приобрел много влиятельных знакомых, им стали интересоваться богатые коллекционеры. У Брайана появился свой счет в банке, его личное состояние росло с каждым днем. В семьдесят седьмом году они с Лизой переехали на Пятую авеню у Восемьдесят второй улицы и в этом же году поженились.

Внезапный и яркий взлет молодого неизвестного художника удивлял и восхищал многих. Но только не его самого. Постепенно Брайан начал задыхаться в атмосфере делячества и наживы. Он вдруг обнаружил, что с Лизой у него совсем мало общего. Бреннан откровенно заскучал в ее обществе.

Их дом стал полной чашей. Однако семейная жизнь начала тяготить их обоих. Особенно это коснулось Брайана.

Разрыв состоялся в тот момент, когда Лиза заявила о своем желании иметь ребенка. Он же откровенно признался, что не хочет иметь от нее детей и вообще подумывает о разводе. Между ними произошла крупная ссора. Лиза еще достаточно любила мужа, поэтому не смогла тотчас уйти от него. Но отношения оказались испорченными навсегда.

Брайан и Лиза умудрились прожить в постоянных ссорах еще целых четыре года, пока наконец художник окончательно не решился уйти от своей жены. Шесть месяцев назад они договорились официально развестись. Бреннан купил просторную квартиру в доме на Двадцать седьмой улице, оборудовал там мастерскую и срочно переехал туда. С женой, находясь в состоянии развода, он почти не общался. Пока Брайан не видел никаких новых перспектив в своей полуразрушенной жизни. Художник теперь твердо знал только одно: он может дышать свободно и ни от кого не зависеть.

* * *

Бреннан торопливо наводил порядок в квартире. С минуту на минуту сюда должна прийти Диана Уэбстер, натурщица и одновременно любовница Брайана. Она снимала жилье на Сент-Марк-плейс в восточной части Городка. Девушке шел двадцать пятый год, и, кроме работы натурщицей, она ничем не занималась.

Наброски карандашом, изображавшие обнаженное тело Дианы, валялись сейчас у молодого художника под ногами, и он спешно подбирал их. «У нее прекрасное тело... – подумал мужчина. – Вот только начинает полнеть... Да, но ее выпуклые формы не раз вдохновляли меня на упорную и кропотливую работу». Из их сотрудничества получилось несколько неплохих картин, которые Брайану удалось выгодно продать. Таким образом, нагота Уэбстер стала как бы торговой маркой художника.