Текст книги "Престиж"

В течение нескольких дней меня согревало чувство собственной правоты: как-никак, у безутешных родственников хотели обманом вытянуть деньги, а искусство иллюзиониста использовали в неблаговидных целях. Впрочем, очень скоро в мою душу закрались неизбежные сомнения.

Мне пришло в голову, что на сеансах Энджера люди и вправду получали утешение, каковы бы ни были его истоки. У меня перед глазами всплывали невинные детские лица, на краткий миг озарившиеся верой, что покойная матушка шлет им слова ободрения. Я не мог забыть их улыбки и счастливые взгляды.

Так ли уж это отличалось от желанной мистификации, ради которой публика устремляется в мюзик-холл на выступления иллюзиониста? Если и отличалось, то в лучшую сторону. Разве честнее брать деньги за эстрадное представление, чем за такой вот номер?

С месяц я терзался чувством вины, и в конце концов меня так замучила совесть, что я решил действовать: написал покаянное письмо Энджеру, принеся ему нижайшие извинения.

Ответ не заставил себя ждать – мое собственное письмо вернулось ко мне изорванным в клочки; в конверте также лежала язвительная записка, предлагавшая соединить эти обрывки магическими средствами, подвластными только моей персоне.

Прошло всего два дня, и во время моего выступления в «Льюишем-Эмпайр» он вскочил с места в первом ряду бельэтажа и гаркнул на весь зал:

– Его ассистентка прячется за кулисой, слева от ящика!

Разумеется, так оно и было. У меня оставался выбор: либо дать занавес и ретироваться со сцены, либо продолжить номер, с помпой явить публике ассистентку и услышать жидкие хлопки. В первом ряду бельэтажа зияло пустое кресло, будто щербина от вырванного зуба.

Так началась вражда, которой не видно конца.

Оправданием мне могли служить только горячность молодости, ложно понятая профессиональная честь и незнание светских приличий. Но Энджер тоже не без греха: мои извинения, хотя и слегка запоздалые, были совершенно искренними, отвергнуть их мог только завзятый склочник. Впрочем, Энджер и сам был еще молод. Трудно разобраться в событиях того времени, тем более что наше противостояние длится уже много лет и принимает самые уродливые формы.

Если я тогда поступил опрометчиво, то сразу сделал и примирительный шаг, а вот Энджер все эти годы только разжигает вражду. Сколько раз, устав от его происков, я собирался заново начать и жизнь, и карьеру, но не тут-то было: Энджер каким-то образом добирается до моего реквизита, и номер идет наперекосяк. Однажды вода, которая у меня превращается в красное вино, так и осталась водой, в другой раз вместо гирлянды флажков я театральным жестом извлек из цилиндра голую веревку, а в третий – ассистентка, которой надлежало взмыть в воздух, так и осталась, к моему ужасу, бревном лежать на кушетке.

Был еще случай, когда у входа в театр на всех моих афишах намалевали: «У него меч из картона», «Он достанет из колоды даму пик», «Фокус с зеркалом: следите за его левой рукой» и что-то еще в том же духе. Зрители шли на представление мимо таких вот глумливых надписей.

Возможно, это следовало расценивать даже не как выпады, а как простые розыгрыши, но они могли нанести серьезный ущерб моей сценической репутации, о чем Энджер прекрасно знал.

Откуда мне известно, что это было делом его рук? Иногда он и сам обнаруживал свою причастность: когда мне срывали номер, Энджер неизменно оказывался в зале. При малейшей заминке он вскакивал с места, издавая негодующий возглас. Но главное в другом: провокатор исповедовал тот же взгляд на иллюзионное искусство, что и Энджер. Как мне стало известно, он ставил во главу угла секрет фокуса, или «обманку». Если для выполнения номера требовалась какая-нибудь потайная полочка, укрытая за рабочим столом фокусника, то Энджер сосредоточивался исключительно на ней, даже не допуская, что изобретательный артист может использовать реквизит как угодно. Каковы бы ни были истоки нашей взаимной неприязни, в основе всех разногласий лежало порочное и ограниченное понимание техники трюка, присущее Энджеру. Чудо заключается не в технике, а в искусстве фокусника.

По этой причине «Новая транспортация человека» осталась единственным номером, против которого Энджер ни разу не совершил публичного выпада. Эта иллюзия оказалась ему не по зубам. Он просто-напросто не понимал, как достигается такой эффект, отчасти потому, что я бережно хранил свою тайну, но главным образом из-за моей манеры исполнения.

Глава 7

Каждый номер состоит из трех этапов.

Первый этап – подготовка: зрителю намекают, объясняют, внушают, что ему предстоит увидеть. Реквизит уже стоит на сцене. Иногда в помощь артисту приглашаются добровольцы из публики. Во время подготовки фокусник всеми средствами отвлекает внимание зрителей.

Затем исполнение – сплав многолетнего опыта и артистического таланта фокусника.

Наконец, третий этап, так называемый «эффект», или «престиж», – это продукт магии. Если из шляпы достают кролика, которого раньше как бы не существовало в природе, то он и будет «престижем» этого фокуса.

Среди иллюзионных номеров «Новая транспортация человека» стоит особняком, потому что зрителей, критиков и моих собратьев по профессии интригуют в первую очередь подготовка и исполнение, тогда как меня, иллюзиониста, более всего занимает престиж.

Иллюзионные номера делятся на разные категории, или типы, и таких категорий всего шесть (не считая гипноза – это особая, специализированная область). Любой фокус, который когда-либо исполнялся, подпадает под одну или более из следующих категорий.

1. Возникновение: магическое сотворение предмета или живого существа из ничего.

2. Исчезновение: магическое обращение предмета или живого существа в ничто.

3. Трансформация: кажущееся превращение одного предмета в другой.

4. Перемещение: кажущееся изменение местонахождения двух или более предметов.

5. Опровержение физических законов: например, иллюзорное преодоление гравитации, продевание одного твердого тела через другое, извлечение большого числа предметов или людей из слишком малого на вид объема.

6. Скрытая движущая сила: создание иллюзии самостоятельного движения предметов, например, когда загаданная карта мистическим образом выдвигается из колоды.

Откуда ни посмотри, «Новая транспортация человека» – не вполне типичная иллюзия, потому что подпадает по меньшей мере под четыре из вышеназванных категорий, тогда как большинство номеров принадлежит к одной или двум. Правда, в Европе мне довелось видеть замысловатый трюк, совмещавший в себе признаки целых пяти категорий.

Наконец, в арсенале фокусника есть еще различные иллюзионные приемы.

Их классифицировать труднее: когда дело доходит до техники, опытный иллюзионист не брезгует ничем. Техника трюка может быть совершенно примитивной: например, размещение одного предмета позади другого с целью сокрытия его от глаз публики; а может быть и чрезвычайно сложной, требующей предварительной подготовки сцены и участия целой команды ассистентов и «подсадных».

Некоторые приемы давно стали традиционными. Можно использовать «заряженную» колоду, из которой выдвигается одна или несколько нужных карт, или пестрый задник, на фоне которого незаметно проводятся многие манипуляции, или черный стол, который трудно разглядеть из зала; в ход идут и «куклы», и дублеры, и подсадки, и подмены, и обманки. А фокусник с богатой фантазией обязательно придумает что-нибудь оригинальное. Любое техническое изобретение, любое открытие, даже увиденная в магазине незнакомая игрушка обязательно рождают у него вопрос: «Может ли это пригодиться для нового фокуса?» Так, в последние годы для постановки номеров использовались поршневой двигатель, телефон, электричество, а также игрушечная дымовая шашка доктора Уорбла, с помощью которой был достигнут весьма памятный эффект.

Для фокусника магия не составляет тайны. Мы применяем варианты стандартных методов. Номер, который завораживает публику новизной, рассматривается профессионалами только с точки зрения техники. Если кто-то разработал новаторский иллюзион, его непременно переймут другие – это всего лишь вопрос времени.

Любая иллюзия объяснима: для ее достижения используется потайной отсек, умело развернутое зеркало, подсадка ассистента и выбор его в качестве «добровольца», а то и простой отвлекающий маневр.

А теперь я поднимаю руки – пальцы разведены веером, между ними явно ничего не спрятано – и говорю: иллюзион «Новая транспортация человека» похож на любой другой, его тоже можно объяснить. Однако благодаря сочетанию простого, но тщательно охраняемого секрета, многолетнего опыта и пары отвлекающих маневров вкупе с традиционными приемами этот номер стал краеугольным камнем моего искусства и всей сценической карьеры. А Энджер, как ни бился, не сумел его раскусить, о чем я и собираюсь поведать дальше.

* * *

Мы с Сарой и ребятишками немного отдохнули на Юж. побережье; я брал с собою эту тетрадь.

Сначала заехали в г. Гастингс, где я очень давно не бывал, но долго там не задержались. Город приходит в упадок; боюсь, этот процесс уже необратим. Мастерская отца, проданная после его смерти, опять сменила владельца. Теперь там пекарня. В долине за нашим домом выросло множество новых домов, а вскоре здесь пройдет ж.-д. ветка на Эшфорд.

Из Гастингса поехали в Бексхилл. Потом в Истборн. Оттуда – в Брайтон. Наконец, в Богнор.

Первое, что я хочу сказать по поводу этих записей: это я пытался посрамить Энджера, а я был им посрамлен. Помимо этой детали, которая по большому счету несущественна, мой рассказ вроде бы точен, даже в иных деталях.

Я подробно комментирую свой секрет, тем самым придавая ему особое значение. В этом мне видится некоторая ирония – после всех моих рассуждений о тривиальности большинства иллюзионных секретов.

Однако мой секрет, как я считаю, отнюдь не тривиален. Разгадать его, м. б., несложно, и Энджеру это, скорее всего, удалось, вопреки всему, что тут написал я. Да и нек. другие, возможно, поняли.

Видимо, любой, кто читает эту историю[3]3
  Пока не могу для себя решить, кому адресован этот рассказ. Кто такие эти «потомки», для которых я пишу с полным знанием дела? Предназначена ли эта история для публикации и распространения среди нашего профессионального братства? Тогда надо опустить множ-во подробностей личного свойства. Нек-е мои коллеги (в т. ч., разумеется, Дэвид Девант и Невил Маскелайн) обнародовали технические описания своих номеров, а мой великий наставник, Андерсон, регулярно продавал мелкие профессиональные секреты, чтобы оплачивать счета. Значит, прецедент имеется. Такого рода огласка непредосудительна, но, думается, мои записи должны увидеть свет только после кончины Энджера (т. е. после его безусловной кончины). Я бы сказал, эта история – не для широкой публики.


[Закрыть], тоже сумеет додуматься.

Зато никто не догадается, как этот секрет влияет на мой престиж. В том-то и кроется истинная причина, по которой Энджер никогда не узнает всей тайны, если только я сам не подскажу ответ. Ему не дано представить, до какой степени вся моя жизнь определяется сохранением тайны. Вот в чем суть.

Поскольку процесс создания этих записей пока находится под моим контролем, я расскажу, каким видится этот иллюзион из зрительного зала.

* * *

«Новая транспортация» с годами видоизменяется, но техника трюка остается прежней.

Вначале я использовал два ящика, затем два шкафа, два стола и, наконец, две скамьи. Один предмет ставится на авансцене, второй – у задника. Точность их расположения роли не играет, на разных площадках реквизит устанавливается по-разному, в зависимости от формы и размеров сцены. Непреложно только одно: расстояние между этими парными предметами должно быть максимальным. Весь реквизит ярк о освещен и хорошо просматривается из зала с первой минуты номера до последней.

Опишу первоначальный и, соответственно, самый простой вариант, когда я еще использовал закрытые ящики. В то время иллюзион назывался просто «Транспортация человека».

Как и ныне, этот номер был гвоздем всей программы; изменились только незначительные подробности. Поэтому рассказывать буду так, словно до сих пор показываю на сцене этот ранний вариант.

Либо униформисты, либо ассистенты, а то и волонтеры из публики выкатывают на сцену оба ящика и показывают, что они пусты. Волонтерам разрешается пройти сквозь них, открыв не только дверцы, но и задние стенки, которые крепятся на петлях, а также заглянуть снизу под днище. После этого каждый ящик устанавливается на свое место и закрывается.

После краткой шутливой преамбулы (излагаемой с моим коронным французским акцентом) о том, что иногда весьма желательно быть в двух местах одновременно, я подхожу к ближайшему ящику – будем считать его первым – и открываю дверцу.

Разумеется, внутри все так же пусто. Я беру со стола цветастый надувной мяч и пару раз стучу им об пол, чтобы продемонстрировать его прыгучесть. Вхожу в первый ящик и временно оставляю дверцу открытой.

Бросаю мяч об пол в сторону второго ящика.

Изнутри захлопываю дверцу первого ящика.

Изнутри распахиваю дверцу второго ящика, выхожу оттуда на сцену и ловлю прыгающий в мою сторону мяч.

Как только мяч оказывается у меня в руках, первый ящик эффектно раскрывается створками наружу и оседает на пол; все видят, что он пуст.

С мячом в руках я выхожу к рампе на поклоны.

Глава 8

Позвольте мне кратко суммировать историю моей жизни и карьеры вплоть до последних лет прошлого века.

К восемнадцати годам я стал жить самостоятельно, выступая с фокусами в мюзик-холлах. Но даже при содействии мистера Маскелайна найти работу было нелегко; прошло уже несколько лет, а я так и не добился ни славы, ни богатства, ни упоминания в афишах. В основном ассистировал другим фокусникам, а за квартиру расплачивался из тех денег, которые зарабатывал изготовлением ящиков и другого иллюзионного реквизита. Отцовские уроки столярного дела не пропали даром. Среди иллюзионистов я прослыл безотказным изобретателем и конструктором.

В 1879 году умерла моя матушка, а годом позже не стало и отца.

К концу 1880-х годов, когда мне было слегка за тридцать, я взял себе сценический псевдоним Le Professeur de la Magie и поставил собственную программу, включив в нее «Транспортацию человека» – один из ранних вариантов.

Хотя исполнение самого аттракциона давалось без труда, меня долгое время не удовлетворяли сценические эффекты. Мне не давало покоя, что закрытые ящики лишены таинственности: они не создают у публики ощущения опасности и непостижимости происходящего. Для целей иллюзии такой антураж слишком банален. Шаг за шагом я совершенствовал этот номер: сначала стал использовать шкафчики меньшего размера, в которые едва мог втиснуться; потом столы с маскирующими откидными досками; наконец, в период триумфального шествия «открытой» магии, которую всячески приветствовали в профессиональных кругах, задействовал плоские скамьи, откуда мое тело было хорошо видно из зала вплоть до момента трансформации.

Но в 1892 году у меня созрело решение, которое я столь долго искал. Оно пришло исподволь и словно посеяло семена, из которых впоследствии пробились долгожданные всходы.

В феврале означенного года в Лондон приехал уроженец какого-то балканского государства, изобретатель по фамилии Тесла; он собирался представить общественности новые эффекты, открытые им в ходе изучения электричества. Не то серб, не то хорват по национальности, Тесла, по сообщениям прессы, говорил с чудовищным акцентом, но тем не менее готовился прочесть цикл лекций для представителей научных кругов. В Лондоне такие мероприятия – не редкость; как правило, они не привлекают моего внимания. Но тут оказалось, что в Америке господина Теслу считали весьма неоднозначной фигурой; без него не обходился ни один научный диспут о природе и использовании электричества, о чем охотно сообщали газеты. Из них-то я и почерпнул кое-какие идеи.

Моим выступлениям всегда недоставало зрелищных сценических эффектов, которые могли бы, с одной стороны, усилить впечатление от «Транспортации человека», а с другой – затушевать технику трюка. Как сообщалось в колонках новостей, Тесла умел генерировать высокое напряжение, которое давало безопасные искры и вспышки, не вызывающие ожогов.

Тесла уже вернулся в Соединенные Штаты, но его лекции оставили по себе заметный след. Очень скоро в Лондоне, а затем и в других городах состоятельные люди начали понемногу использовать электричество. Тогда оно еще было в диковинку и часто упоминалось в новостях: где-то с его помощью была решена некая задача, где-то выполнена определенная работа и так далее. Вскоре до меня дошли слухи, что Энджер пытается перенять мою «Транспортацию человека», и тогда я решил в очередной раз обновить аттракцион. Надумав использовать для этой цели электричество, я стал присматриваться к содержимому дальних полок в лондонских лавках механических товаров. Мой конструктор Томми Элборн в конце концов помог мне разработать аппаратуру. Потом мы ее долго совершенствовали, дополняя иллюзию новыми деталями, но, так или иначе, в 1896 году невиданный доселе эффект прочно вошел в программу, получившую название «Новая транспортация человека». Она произвела настоящий фурор, взвинтила кассовые сборы и породила множество бесплодных догадок по поводу моего секрета. Иллюзион сопровождался ослепительной электрической вспышкой.

* * *

Вернусь немного назад. В октябре 1891 года я женился на Саре Хендерсон, с которой познакомился на благотворительном вечере в ночлежке Армии Спасения. Эта девушка оказалась в числе добровольных помощниц и в антракте по-свойски зашла ко мне на чашечку чаю. Ей запомнились карточные фокусы, которые я показывал в первом отделении, и она стала шутливо упрашивать меня повторить их для нее одной, надеясь разглядеть, как это делается. Она была так молода и хороша собой, что я уступил, а потом и сам получил огромное удовольствие от ее неподдельного изумления.

Тогда я показывал ей фокусы в первый и последний раз. Наше чувство крепло и затмевало собою мои карточные манипуляции. Мы стали встречаться регулярно и вскоре признались друг другу в любви. Сара прежде не имела никакого отношения ни к мюзик-холлу, ни к варьете; вообще говоря, она происходит из весьма благородного семейства. Ее преданность мне безгранична; когда отец стал грозить, что лишит ее наследства (и, разумеется, осуществил свои угрозы), она осталась со мною, несмотря ни на что.

После свадьбы мы сняли меблированные комнаты в Бейсуотере, и вскоре ко мне пришел успех. В 1893 году мы купили просторный дом в Сент-Джонс-Вуд, где живем по сей день. Тогда же у нас родилась двойня, Грэм и Элена.

Я взял за правило не смешивать работу и семейную жизнь. В то время, о котором идет рассказ, я вел свои дела из конторы и мастерской на Элджин-авеню и никогда не брал Сару на гастроли. Когда же я выступал в Лондоне или готовил новую программу, мы жили вместе с нею дома, в тиши и покое.

Нужно особо ценить благодать домашнего очага в свете того, что случилось позже.

Мне продолжать?

* * *

Думаю, да; непременно. Полагаю, для меня не секрет, что я имею в виду.

* * *

Я дал в театральные журналы объявление о найме ассистентки, потому что моя постоянная помощница, Джорджина Харрис, собралась замуж. Мне всегда внушали ужас те перипетии, которые связаны с приходом нового члена труппы, тем более такого незаменимого, как сценический ассистент. Получив по почте заявление от Олив Уэнском, я не составил определенного мнения насчет ее способностей и поэтому не торопился с ответом.

В письме говорилось, что ей двадцать шесть лет; мне же хотелось нанять девушку помоложе. Далее она писала, что вначале работала профессиональной танцовщицей, а потом перешла в иллюзион. Известно, что многие иллюзионисты охотно берут в ассистентки танцовщиц, гибких и тренированных; что до меня, я всегда старался выбирать девушек, уже имеющих опыт иллюзионных выступлений, а не тех, кто уцепился за случайно подвернувшуюся работу. Так или иначе, письмо Олив Уэнском пришло в такой момент, когда найти подготовленную ассистентку было нелегко, и в конце концов я пригласил ее на просмотр.

Отнюдь не всякая девушка может стать ассистенткой иллюзиониста. Для этого необходимы определенные физические данные. Само собой разумеется, она должна быть молода; если она не наделена природной красотой, то, по крайней мере, в гриме ее лицо должно выглядеть привлекательным. Кроме того, у нее обязательно должно быть стройное, гибкое и сильное тело. Ей придется подолгу замирать без движения, сидеть на корточках, стоять на коленях или лежать скрючившись в тесном ящике, а при появлении на сцене выглядеть совершенно непринужденно и естественно. Но самое главное, от нее требуется беспрекословное повиновение самым причудливым требованиям и невероятным приказам своего патрона, который воплощает задуманную иллюзию.

Как было заведено, просмотр состоялся у меня в студии на Элджин-авеню. Здесь, среди распахнутых шкафчиков, зеркальных кубов и задрапированных ящиков, неизбежно выплывали на свет некоторые секреты моей профессии. Никогда не вдаваясь в объяснения того или иного трюка (разве что этого требовали особенности номера), я все же внушал своим помощникам, что для всего есть разумное обоснование и каждое мое действие вполне целесообразно. Во время исполнения некоторых иллюзий, в том числе и входивших в мой репертуар, использовались ножи, кинжалы или огнестрельное оружие; из зала это выглядело рискованно. К примеру, «Новая транспортация человека», сопровождаемая электрическими вспышками и клубами дыма, до смерти пугает зрителей первых шести рядов! Вместе с тем мои ассистенты должны были чувствовать себя в полной безопасности. Единственным номером, который держался в строжайшем секрете, оставалась «Новая транспортация человека»; даже ассистентка, находившаяся вместе со мною на сцене в начале номера, не была посвящена в тайну этой иллюзии.

Отсюда можно заключить, что я работаю не в одиночку; то же можно сказать и обо всех других современных фокусниках. Кроме сценических ассистентов у меня работал Томас Элборн, мой незаменимый конструктор, а также двое нанятых им юных подмастерьев, которые помогали изготавливать и содержать в порядке реквизит. Томас был со мной практически с самого начала. До этого он работал у Маскелайна в Египетском театре.

(Томас Элборн знал мой самый потаенный секрет; иначе он не смог бы работать. Но я ему доверял; иначе я не смог бы работать. Я умышленно выбираю однозначные слова – так легче передать мое однозначное доверие. Томас всю жизнь состоял при фокусниках и уже давно ничему не удивлялся. Всеми своими знаниями из области магии я так или иначе обязан ему. Но при этом за долгие годы нашего сотрудничества, прекратившегося только теперь, с его уходом на покой, он не выдал ни единого чужого секрета – ни мне, ни другим. Только умалишенный мог бы усомниться в его преданности. Томас был уроженцем Лондона – он появился на свет в Тоттенхеме. Состоял в браке, однако детей не нажил. По летам он годился мне в отцы, но я так и не узнал, какова же между нами разница в возрасте. Когда со мною начала выступать Олив Уэнском, ему, видимо, стукнуло семьдесят.)

Решение принять на работу Олив Уэнском созрело практически сразу. У нее была прелестная, точеная фигурка – не долговязая, не широкая в кости. Горделивая посадка головы подчеркивала правильный овал лица. Американка по происхождению, она так и не избавилась от акцента, типичного, по ее словам, для жителей Восточного побережья, хотя уже не первый год работала в Лондоне. Стараясь держаться как можно проще, я представил ее Томасу Элборну и Джорджине Харрис, а затем спросил, может ли она предъявить какие-нибудь рекомендации. При найме персонала это немаловажный момент; рекомендательное письмо от известного иллюзиониста почти всегда играло для меня решающую роль. Олив предъявила две рекомендации: одну дал неизвестный мне фокусник, выступавший на курортах Суссекса и Гемпшира, зато вторую – сам Жозеф Бюатье де Кольта, один из виднейших иллюзионистов того времени. Не скрою, это произвело на меня должное впечатление. Я передал рекомендацию де Кольта Томасу Элборну, чтобы посмотреть на его реакцию.

– И долго вы работали у мсье де Кольта? – спросил я.

– Всего пять месяцев, – ответила она. – У меня был контракт только на период гастролей по Европе.

– Так-так.

После этого вопрос о найме стал чистой формальностью, но мне все равно полагалось проверить ее навыки. Именно для этой цели на просмотр явилась Джорджина: было бы недопустимо требовать, чтобы претендентка, даже такая опытная, как Олив Уэнском, демонстрировала свои таланты в отсутствие «дуэньи».

– Вы принесли с собою балетное трико? – спросил я.

– Конечно, сэр.

– Тогда будьте любезны…

Через несколько минут Олив Уэнском, переодевшись в облегающее трико, подошла в сопровождении Томаса к нашему реквизиту, где ей предстояло показать, на что она способна. Появление цветущей девушки из якобы пустого шкафчика – это один из стандартных иллюзионных трюков. Ассистентка должна втиснуться в потайной отсек: чем меньше пространство, тем поразительнее результат. Для вящего эффекта девушку непременно облачают в пышное, яркое платье, расшитое блестками, которые сверкают в огнях рампы. Нам всем сразу стало ясно, что Олив прекрасно знает, что к чему. Сначала Томас подвел ее к «Паланкину» (от которого мы к тому времени практически отказались, ибо трюк получил слишком широкую известность), и нам даже не пришлось ей показывать, где расположен потайной отсек, – она с ходу забралась внутрь.

После этого мы с Томасом решили посмотреть, как она выполняет «Ярмарку тщеславия» – это иллюзия прохождения сквозь зеркало, трюк сам по себе несложный, но требующий от ассистентки значительной ловкости и координации движений. Олив сказала, что ей не доводилось исполнять его на сцене, но стоило нам продемонстрировать ей механизм, как она, ловко изогнувшись, прошла насквозь с похвальной быстротой.

Оставалось только проверить соответствие ее физических данных нашему основному трюку; впрочем, окажись она слишком рослой, мы с Томасом уже были готовы решиться на подгонку части аппаратуры. Но оказалось, что беспокоиться не о чем. Томас поместил ее внутрь ящика, который у нас использовался для номера «Казнь принцессы» (доставляющего массу неприятностей ассистентке, вынужденной надолго застывать без движения в крайне неудобной позе). Она входила и выходила без сучка без задоринки, заверив нас, что готова сидеть скорчившись, сколько потребуется.

Излишне говорить, что Олив Уэнском с честью выдержала и все остальные испытания, по окончании которых я объявил о своем решении и положил ей обычное в таких случаях жалованье. За одну неделю мы с ней отрепетировали все номера программы, которые требовали ее участия. Вскоре Джорджина, выйдя замуж, взяла расчет, и Олив стала моей постоянной ассистенткой.

* * *

Как гладко все выходит на бумаге, как бесстрастно и профессионально! Вот я изложил официальную версию, а теперь слово возьму я; согласно нашей Конвенции добавлю к этому, если позволите, пару непреложных истин, которые до сих пор скрывал от своих близких. Еще немного – и Олив сделала бы из меня полного идиота; т. обр., будет только справедливо, если я открою правду.

Разумеется, Джорджина не присутствовала при этих испытаниях. И я тоже. В студии был Томми Элборн, но он, как обычно, держался в сторонке. Мы с Олив сидели наедине у меня в кабинете.

Я спр., есть ли у нее с собою балетное трико, и она отв., что нет. Глядя на меня в упор, она держала красноречивую паузу, пока я соображал, к чему бы это и что у нее на уме. Все претендентки знают, что их будут обмерять и подвергать всяческим проверкам. Никто не приходит на просмотр без трикотажного костюма.

Ну, для Олив закон был не писан. Помолчав, она произнесла:

– Трико – это лишнее, милый мой.

– Но с нами нет дуэньи, дорогуша, – ответил я.

– Вот и славно!

Она проворно сбросила платье и предстала в таком виде, кот-й уместен только в будуаре: ее нижнее белье было весьма нескромным и никак не подходило для работы с аппаратурой. Я подвел ее к «Паланкину», и она, прекрасно зная, что именно от нее требуется и в каком отсеке ей положено спрятаться, попросила меня ее подсадить. Т. е. мне нужно было коснуться руками ее полуобнаж-го тела! Точно то же самое повторилось и при знакомстве с реквизитом для «Ярмарки тщеславия». Более того, выходя из потайной дверцы, она сделала вид, будто споткнулась, и упала прямо ко мне в объятья. Просмотр завершился на оттоманке в дальнем углу мастерской. Томми Элборн деликатно удалился; мы этого даже не заметили. Во всяком случае, потом его там не оказалось.

А в остальном события описаны верно. Я принял ее на работу, и она оч. хор. научилась управляться со всей аппаратурой, которая требовала ее участия.