Текст книги "Базил Хвостолом"

Кристофер Раули
Базил Хвостолом

Глава 1

Ясно и четко пропели горны на Сторожевой башне города Марнери, возвещая серебристыми голосами о приходе Дня Основания. Старый год был завершен, начиналась зима, и вот-вот должны были закружиться в воздухе снежные хлопья.

Ветер по ночам уже пронизывал до костей, дети не бегали допоздна по улицам, и матери подкладывали больше поленьев в очаг; но сейчас наступило время для самого главного праздника в году. Урожай был собран, солнце все еще пригревало, и пришел день отметить завершение старого и начало нового года.

По всей Империи Розы от островов Кунфшона до западных границ Кенора люди, все, как один, вышли праздновать День Основания.

Но для города Марнери, расположенного на берегу Длинного залива, День Основания был днем особым: в торжественном великолепии возобновлялись Великие Чары, усиливая неприступность городских стен в следующем году. Барабаны и трескучие голоса фейерверков гнали людей на улицы, через массивные Северные ворота на Зеленый луг за городскими стенами.

Сегодня! – пели горны – сегодня день Великих Чар и должна прийти каждая опытная ведьма. Чтобы стены стояли высокие, в рост пятнадцати человек, чтобы выдержали они любые штурм и натиск. Чтобы орудийные башни были крепки и несокрушимы. Чтобы духи ворот – Освер, Йеперо, Афо и Илим – получили силу противостоять вражеской магии.

На угловых башнях развевались яркие разноцветные флаги знатных семей стражников. Взлетали воздушные шары, и на траве кружились карусели. Народ в цветастых шелках откалывал коленца древних танцев Дня Основания. В толпе было много людей в сине-красных шапках Марнери. Мужчины носили белые шерстяные рубахи, называемые «копа», и плотные зимние штаны из коричневой и черной кожи.

Большинство женщин было одето в традиционные, цвета сливок, льняные платья с красными кушаками Ордена Сестер.

В десятом часу утра город был почти пуст. Звуки дальнего фейерверка, горнов и барабанов превращались в приглушенное эхо, долетев до вымощенного камнем внутреннего двора позади могучей Сторожевой башни.

В конюшнях стражи, где тихонько фыркали шестьдесят коней, отзвуки далекого веселья заставляли сердце юной Лагдален из Тарчо холодеть и каменеть в груди.

Иногда казалось просто ужасным принадлежать к знатному роду, имея все привилегии этого положения, но и всю ответственность тоже.

Барабаны и флейты смолкли, и опять стало тихо, если не считать фырканья сытых коней. Лагдален вновь вернулась к своему заданию: выгребать навоз из конюшен.

С какой стороны ни смотри, это ужасно несправедливо. Как будто весь мир был настроен против нее, начиная с леди Флавии и офицеров Новициата до ее собственного семейства. А она была просто влюбленной молодой девушкой, и вот по этой причине – выгребает теперь навоз в День Основания. И пока весь город танцует на зеленых лужайках, она будет час за часом отбывать эту повинность, которая продлится весь день. А к тому времени, когда она закончит и начнется празднество, сил хватит только на то, чтобы помыться и отправиться на свою койку в Новициате.

Праздник Дня Основания пошел прахом, и все из-за безумной страсти к мальчишке, глупому мальчишке, мальчишке, по которому она все еще сохнет.

Мальчишке с крохотными зелеными треугольными веснушками на коже, отметкой отродья деревьев, эльфийскому дитя.

К мальчишке по имени Уэрри, мальчишке из племени эльфов, тех самых эльфов, что растут из деревьев на священных полянах и дают взаймы свои знания в помощь людям Марнери и всей Империи Розы. Мальчишке, который работал в литейной, днем плавил металл, а на ночь оставался в эльфийском квартале, погруженном в таинственный мир ритуалов и транса. Мальчишке, которого она видела лишь несколько раз, мальчишке, которого она едва знала; хотя это знание было для нее новым, и дошла она до него лишь в последние дни.

Весть о ее крушении не вызвала в Уэрри никакого отклика. Никаких романтических предложений оставить привычную жизнь в Сторожевой башне, стать его женой и жить в эльфийском квартале с его забавными узкими улочками и тесными жилищами.

Уэрри повел себя в точности так, как предсказал ей отец.

– Вот увидишь, – сказал он с презрительным всезнайством взрослого. – Ему интересно распутничать с нормальными людьми. Для него ты реальна не более какого-нибудь фантома.

Она краснела от смущения, потому что сердцем знала, что отец прав. Она-то вообразила, что это любовь, но когда после всего, что между ними было, Лагдален пришла к Уэрри, он едва признал ее, едва нашел время попрощаться, прежде чем отправиться со своими приятелями, облаченными в зелень эльфийских платьев, в пивную в своем квартале.

Со слезами горького унижения она вернулась в Новициат. Мечты ее были разбиты вдребезги, Уэрри она была не нужна. Теперь, добившись наконец своего, он вообще не хотел ее знать.

Леди Флавия вынесла ей суровое наказание: долгая и тяжелая работа в День Основания.

Конечно, Уэрри – привлекательный юный дьявол с продолговатым, как водится у его народа, худым подбородком, изящным прямым носом и каре-зелеными глазами, танцующими, когда он говорит. И волосы у него длинные, зеленовато-русые, падающие на плечи, и он отбрасывает их назад, с глаз, или перевязывает за плечами серебристой эльфийской лентой.

Но те треугольные веснушки были меткой дикой эльфийской лощины, знаком вступления в этот мир через чрево дерева. Ни одна женщина не могла бы дать жизнь такому, как Уэрри, ибо последствием подобных связей были бесы, испорченные и злые.

И быть пойманной в постели с таким, как Уэрри, – серьезная провинность для юной ведьмы из Новициата. А на Лагдален из Тарчо возлагались большие надежды; так говорила леди Флавия, прописывая наказание.

– За подобного рода вещи следовало бы пройтись палкой по твоей спине и назначить полное песнопение Декадемона плюс месяц служения в Храме. Чтобы ты поняла, как глупо ведьме из Новициата влюбляться в эльфийского мальчишку, и чтобы напомнить тебе твое место в нашей миссии. Но ты не просто послушница, Лагдален. Мы питаем большие надежды, что ты многого достигнешь в этом мире. Ты должна поехать на Кунфшон к тамошним учителям. Если будешь продолжать обучение, то сделаешь хорошую карьеру в Храме или на административной службе.

Затем, рассматривая кипу бумаг у себя на столе, Флавия нахмурилась скорее задумчиво, чем сердито:

– Итак, вместо этого ты будешь чистить конюшни в День Основания и представишь к концу недели полное песнопение Декадемона. Ты меня поняла?

На сердце у Лагдален сделалось тяжело, она любила День Основания больше всех других праздников и охотнее предпочла бы подставить свою спину под палку хотя рука у Флавии была тяжелая, она это знала, – вместо того чтобы провести любимый праздник на конюшне.

После этого Флавия добавила:

– Ты должна понимать, Лагдален. Вожделения тела посланы нам для мучений и дабы отвратить нас от нашей исторической миссии. В годы учебы надо всячески избегать мыслей о любви и семье. И само собой разумеется, мы не должны иметь сношений с эльфами. От таких союзов происходят лишь бесы и несчастья. Эльфы не понижают, какие страдания они причиняют своим поведением; для них мы игрушки. А уж для ведьмы – это серьезное преступление, мерзость.

И хотя при медицинском обследовании, последовавшем после беседы с Флавией, Лагдален с облегчением узнала, что в животе у нее никаких бесов не завелось, День Основания все равно пропал.

С тех пор она много и горько плакала. И мысленно снова и снова возвращалась к жуткому унижению, которое пережила в то мгновение, когда Хелена из Рота, злейший враг Лагдален, распахнула дверь и показала прокторам, что происходит в маленькой прачечной позади общей спальни.

Хелена была старшей послушницей и получала особое удовольствие, третируя «это мелкое отродье Тарчо». Лагдален с холодной дрожью у позвоночника вспомнила мстительный смех, с которым Хелена встретила арест Лагдален и препровождение ее в кабинет Флавии.

И вот она горбатится, убирая навоз в стойлах. Обычно эту работу выполняли мальчишки-конюхи, но освобожденные от своих обязанностей по случаю Дня Основания, они оставили на полу грязь и солому, накопившуюся за два дня. Они знали, что в День Основания всегда найдутся какие-нибудь бедолаги, вынужденные работать в качестве наказания.

Лагдален подняла очередную лопату навоза и бросила его в тачку; работы впереди была прорва. Чтобы все разгрести и увезти, потребуется целый день.

Она наполнила тачку, взялась за ручки и покатила к куче компоста, расположенной в закрытой яме прямо внутри Старых ворот, под уходящими ввысь стенами башни. Чтобы добраться туда, ей пришлось покинуть конюшни и пересечь гладко отполированные булыжники Башенного двора, где муштровали солдат из казарм. Это был самый опасный участок дороги, так как ни капли содержимого тачки нельзя было выплеснуть на камни из страха перед старым смотрителем Саппино. Саппино был помешан на чистоте, он требовал, чтобы булыжники мостовой блестели. Громкими будут его причитания, если она устроит тут беспорядок. Долго будет ползать она на коленях, до блеска полируя камни, если Саппино пожалуется настоятельнице Флавии.

За пределами конюшен, защищенных заклятием, на солнце по-прежнему энергично жужжали жирные летние мухи, и вскоре они обнаружили груз Лагдален.

Лагдален ненавидела мух и быстренько попыталась сотворить собственное противомушиное заклинание. Но ей потребовались два полных речитатива и параграф из Биррака, а в речитативах она допустила ошибку, и мухи продолжали жужжать.

Проклиная невзгоды, мух, садящихся на лицо, на волосы, вокруг глаз, Лагдален толкала тачку так энергично, насколько быстро та могла катить по булыжникам.

Муха поползла по ее носу. Взвизгнув от отвращения, Лагдален остановилась, чтобы ее смахнуть. Тачка накренилась и опрокинулась, вывалив содержимое на мостовую.

Лагдален ударилась в слезы, а тем временем проклятые мухи с победным, возбужденным жужжанием пикировали на навоз.

Откуда-то слева раздался торжествующий взрыв радостного смеха. Лагдален подняла глаза, в порыве внезапного гнева забыв про слезы. В дверях сложенного из красного кирпича Драконьего дома стоял юный нечесаный драконопас. Он, смеясь, показывал на нее.

Лагдален, забыв все на свете, полезла в карман блеклого балахона послушницы, вытащила пращу и запустила в парня один из круглых камней, которые всегда носила с собой.

Мальчишка мгновенно исчез, а камень отскочил от стены и упал во двор.

Лагдален подбежала и подняла его для следующего залпа.

Когда она подняла голову, то обнаружила угрюмую фигуру наблюдающей за ней Хелены из Рота. С нескрываемым ликованием Хелена указывала на нее длинным бледным пальцем.

– Носить оружие! Строго запрещено! Использование против другого человека!

Тебя отстегают кнутом! Не говоря о той куче дерьма, которую ты вывалила на чистую мостовую смотрителя Саппино. Подожди, я расскажу ему, что ты наделала. Я думаю, что, когда Флавия с тобой разберется, ты получишь работу на год вперед!

С едва сдерживаем воплем триумфа Хелена развернулась и бросилась на поиски смотрителя, который по обыкновению в День Основания спал, как, впрочем, спал он и по всем другим праздникам, освобожденный от забот о своих полированных булыжниках на плацу.

Лагдален оглянулась на место происшествия. Смотритель двора Саппино вернется задолго до того, как она сумеет сгрести навоз в тачку и облить мостовую водой. А когда он увидит, что она натворила, он тут же накатает жалобу Флавии.

Сами собой на глаза навернулись слезы. Похоже, она обречена работать на конюшне до конца своих дней.

Лагдален почувствовала, что ее слегка подтолкнули. Она повернулась, перед глазами плыло, но в нескольких шагах она обнаружила того самого смешливого драконопаса.

На вид ему было не больше четырнадцати. Пастуший костюм из бурого сукна был стар и изношен, сапоги стоптаны, а шапку он носил задом наперед. В руках он держал две лопаты.

Лагдален подавила первый порыв сбить с него шапку и дернуть за нос. Парень протянул ей лопату, беспутно и задиристо ухмыляясь.

– Возьми эту, а мы поработаем нашими. Баз приволочет воды. Меня зовут Релкин, Сирота Релкин, к вашим услугам.

Лагдален всхлипнула. За мальчишкой маячил боевой дракон десяти футов ростом, с зелено-коричневой кожей и большущими глазами, которые в упор уставились на нее. Дракон держал лопату больше метра шириной.

Лагдален почувствовала, что ее охватывает оцепенение, инстинктивная реакция человека на взрослых драконов.

– Я… я… я не знаю, что и сказать.

Драконья пасть раздвинулась в широкой ухмылке, глаза блеснули. Мальчишка поднял голову и щелкнул пальцами, выводя Лагдален из транса.

– Да, я знаю, что ты подавлена, так всегда бывает с девчонками, когда мы находимся рядом, но лучше захлопни рот и поработай лопатой, пока та гадюка не разбудила смотрителя.

– Почему ты это делаешь? – наконец спросила она.

– Мы все обсудили. Решили, что ты нам нравишься, а другая не нравится эта вредина Хелена из Рота. Мы думаем, гнилое это дело, что кто-то должен торчать тут во дворе весь праздник Основания.

Лагдален уставилась на него. Релкин ответил легкой усмешкой и принялся работать лопатой. Хотя, в общем-то, им с Лагдален не стоило и трудиться.

Взявшись за лопату, дракон двумя мощными взмахами собрал всю кучу.

Лагдален смотрела на груз, столь быстро вернувшийся в тачку. Релкин взялся за ручки и покатил тачку через двор к аллее и дальше, к компостной яме.

Дракон тем временем побрел к высокой дождевой бочке под желобом конюшни и поднял ее, как будто она ничего не весила. Потом он трижды окатил булыжники мостовой. Вода забулькала, стекая по дренажной канавке; двор стал мокрым, но без единого пятнышка.

Лагдален ветошью из конюшни вытерла камни насухо и вновь отполировала до блеска.

– Благодарю вас, мастер дракон, – сказала она, когда все было сделано.

Физиономия чудища расплылась в жуткой улыбке, обнажив над длинным, зеленым, раздвоенным языком двухдюймовой длины клыки. Чудовище заговорило с характерным драконьим пришептыванием:

– Ну, мисс, лучше зовите меня по имени – Базил из Куоша, к вашим услугам.

При этом он выпрямился и стал по стойке смирно, отдав витиеватый легионерский салют с такой энергией, что ее хватило бы на землетрясение.

Малость ошеломленная, она отсалютовала в ответ, надеясь, что выполняет ритуал правильно. Мальчишка Релкин вернулся с опорожненной тачкой и пристроил ее за воротами конюшни.

– Всегда рад помочь девице в беде, – сказал он, отвесив легкий поклон и широко и витиевато взмахнув перед Лагдален шапкой.

Лагдален улыбнулась, несмотря на свои опасения: что-то клоунски светлое было в этом юном головорезе.

– Конечно, мы были бы очень признательны, если б, к примеру, узнали имя нашей девицы, – сказал Релкин с лукавой улыбкой.

– Что ж, благодарю, мастер Сирота Релкин. Мое имя Лагдален из Тарчо.

– Лагдален из Тарчо, ишь ты? Ну-ну. Он ухмыльнулся. Это был полезный союз.

По голубой оторочке ее рукава Релкин ясно видел, что Лагдален из старших классов Новициата, а Тарчо – одно из влиятельнейших семейств в Марнери.

– Хорош был выстрел, Лагдален из Тарчо. Не увернись я вовремя, ты обязательно наградила бы меня синяком.

– Извини.

– За что извинять? Не надо мне было смеяться, знаю, но сначала-то я подумал, что это кто-то другой, конюший какой-нибудь. Тут есть один, у него волосы темные и подстрижены как у тебя. Не ладим мы с этими конюшими. Им всем больше шестнадцати и всем в голову стукнуло, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Думаю, что понимаю.

– А кроме того, мне нравятся девушки, которые могут пульнуть прямо в цель и таскают с собой булыжники.

– Ну, спасибо. – Лагдален не знала, что отвечать, очарованная этим диким чадом драконьих дворов. Чадом со странно расчетливым взглядом.

Кажется, он колебался, как будто боясь произнести нечто неуместное, а потом выпалил:

– И интересно, не слишком ли это дерзко с моей стороны… э-э… спросить леди Лагдален из Тарчо, как бы ей понравилось составить нам компанию на вечер праздника Дня Основания.

Лагдален смотрела, как он комкает шапку.

– Ну, я не знаю. Вообще-то я сегодня весь день на конюшне. Мне не закончить до темноты, так что думаю, я не смогу…

У Релкина сияли глаза.

– Мы поможем, верно. Баз?

Лагдален посмотрела на дракона, все еще опирающегося на лопату. Тот разинул пасть в бездонной крокодильей улыбке:

– Буду рад помочь, Лагдален из Тарчо. Я притащу драконью тачку; в нее поместится гораздо больше, чем в ту малышку, которой ты пользуешься.

Лагдален вновь поразилась. Она в изумлении смотрела на них. Они говорили серьезно. Многие годы никто к ней не был так добр, если вообще когда-либо был.

– Спасибо, Релкин и Базил, – выговорила она наконец. – Думаю, что если я все сделаю вовремя, то госпожа Флавия вряд ли станет возражать против моего присутствия на вечерних церемониях.

– Здорово! – воскликнул мальчишка. – Насчет горячего яблочного вина и хороших мест в кукольном театре не беспокойся. Это я беру на себя.

Дракон вдруг зашипел:

– Кто-то идет.

– Быстро прячемся, – сказал Релкин. Лагдален затащили через заднюю дверь в огромный мрачный зал Драконьего дома. Внутри витал какой-то странный травяной аромат, а из-за внутренних дверей, ведущих в невидимый коридор, шел поток теплого воздуха.

Сквозь дверную щель она наблюдала, как вместе со смотрителем Саппино, который не без труда очнулся от утренней дремы, вернулась Хелена из Рота.

Естественно, Саппино пребывал в раздражении, а вид чистого двора привел его в ярость. Он всегда подозревал этих хитрых молодых девиц из Новициата, всегда догадывался, что они появляются, чтобы подшутить над ним и смутить. Он развернулся и отправился искать настоятельницу Флавию.

– Ничего, пара ударов палкой вылечит тебя от бесстыдства! – огрызнулся он через плечо.

Хелена с пылающим взором бешено озиралась по сторонам. Как удалось этому маленькому отродью Тарчо проделать такое? Здесь же лежала огромная куча конского навоза. Никогда ей не убрать эту кучу так быстро.

Тут Хелена услышала смех, повернулась и увидела круглолицего мальчишку, ухмыльнувшегося ей, прежде чем лицо его исчезло в щели двери Драконьего дома.

Хелена нахмурилась, озадаченная и расстроенная неожиданным поворотом событий.

Бегло осмотрев конюшни в поисках Лагдален, она в отвращении бросила это занятие и направилась к воротам, надеясь, что до конца Дня Основания не попадется Флавии на пути.

А позже, после полудня, когда она протиснулась на стоячие места в кукольном театре, так далеко от сцены, что фигурки Старой Ведьмы и Младенца едва различались, она с досадой заметила, что Лагдален сидит на гораздо лучшем месте, в первых рядах, а рядом с ней – какой-то мальчишка в костюме дракониров.

Хелена заскрежетала зубами. Вот бы это видела Флавия! Но Хелена была беспомощна. Доложить об этом преступлении означало, что ей самой придется навестить настоятельницу Флавию, которая, как ей было отлично известно, в этот день пребывала в чрезвычайно опасном расположении духа. Флавия терпеть не могла старика Саппино и отомстила бы любой девушке, давшей Саппино повод войти к Флавии, чтобы высказать громкие и многословные жалобы.

Глава 2

Позже, когда поднялась луна и День Основания близился к завершению, Релкин и Лагдален присоединились к толпам, заполнившим пространство за Северными воротами, где, как войска на параде, верховные ведьмы построились в два каре.

Площадь освещали тысячи факелов на десятифутовых шестах. Глаза людей блестели в ожидании.

Настало время обновления. Еще раз были почти завершены Великие Чары, в великолепном колдовском единодушии произнесены шепотом слова, придавая узам чар полную силу. Уже были прочитаны многие тысячи строк речитативов, тексты из Биррака, парадигмы Декадемона, ибо создание этих чар занимало многие часы подготовки. И декламация требовала огромной сосредоточенности, исключающей фейерверки, барабаны и крики простонародья на празднестве.

Теперь, когда основа была заложена, начались более высокие пассажи, ибо в полнолуние заклинания набирают полную мощь и усиливаются Великие Чары.

Толпа затихла, слышался лишь негромкий гул отдельных приветствий, это люди подходили с полей.

Релкин и Лагдален устроились позади толпы на невысоком холме. Отсюда хорошо были видны сомкнутые ряды верховных ведьм, облаченных в черное, с нашивками Ордена на правом плече. Приглушенные слова заклинания обволакивали их со всех сторон.

Нарастающая сила заклинания уже ощущалась явственно: древнее искусство колдовства Кунфшона вновь принялось сплетать магические энергии вокруг стен Марнери.

То было самое священное мгновение года; этим действом отмечался тот день, когда колонисты, присланные из Кунфшона с требованием своих прав, вступили во владение землями Аргоната. В давние времена эти земли томились под гнетом вражеских слуг, повелителей демонов, Мача Ингбока и Чо Куада, которые правили, наводя ужас, там, где когда-то процветали прекрасные королевства Аргоната, пока не постиг их жестокий упадок от злого умысла.

Освобождение Аргоната было долгим и кровавым, но и по сей день победа еще не была окончательной. Шесть раз приводил с севера могучее войско Чо Куад и осаждал прекрасный Марнери. Шесть раз терпел он поражение у городских стен и был вынужден отступить под натиском легионов из других городов.

Отгремела дюжина великих сражений, прежде чем был разбит непристойный мерзавец, Мач Ингбок из Дуггута. Длинны были списки павших храбрецов, их имена были зашифрованы в стенах Марнери. Город не забывал о погибших, помнил доблестную их смерть, восстанавливая законы цивилизации на восточных границах великой Ианты.

Одинокая нота рожка возвестила короткую паузу в сотворении заклинания.

Лагдален и Релкин обменялись счастливыми взглядами.

– Тебе понравилось, Лагдален из Тарчо? – сказал драконопас.

– Да, Сирота Релкин, понравилось. Еще раз спасибо.

– А ведь есть способ нас отблагодарить, особенно База.

– Как? Я с радостью сделаю все, что в моих силах. Релкин наклонился к ней ближе и понизил голос до шепота:

– Есть у нас одна проблема. Наши бумаги. У нас нет печати об увольнении от нашего прежнего хозяина. Понимаешь ли, мы с ним повздорили.

– А я думала, ты новобранец, – так же тихо ответила Лагдален.

– Ну, мы решили, что сможем записаться в Новый легион, его тут набирают.

– И я больше тебя не увижу, – сказала Лагдален, притворившись печальной.

– Нет, леди Лагдален, мы еще встретимся, – сказал Релкин. – Но только если я сумею раздобыть для База драконью печать. Без нее нам не поступить на военную службу.

– А как я могу помочь?

– Один наш друг служит в Административной палате, у него есть нужная нам печать. Но он боится вынести ее из конторы. Может быть, ты сумеешь?

Лагдален на мгновение замешкалась.

– Ну… думаю, что смогла бы.

– Здорово! – с восторгом ответил Релкин. – В любом случае ты скоро пойдешь в административный блок, Чтобы получить штамп дня рождения, – правильно?

Лагдален была потрясена. Как он узнал? Она чувствовала, что посягнули на ее личную жизнь.

– Да. – Голос ее стал громче. – Я иду завтра. На прошлой неделе мне исполнилось семнадцать.

– Ты извини, но мой друг в Палате просматривает такую информацию ежедневно, поэтому, когда я узнал, кто ты, то попросил его взглянуть на твое досье. Я знаю, это нехорошо с моей стороны, но мы в отчаянном положении. У нас совсем не осталось денег, вот мы и не можем оставить Марнери, и надо искать работу. Ты наша единственная надежда.

– Я?

– Слушай, Баз – первоклассный боевой дракон, считается здесь одним из лучших. Он нужен Марнери.

– Какой он огромный! – воскликнула девушка.

– Вообще-то Баз еще средний для кожистоспинника. Но с мечом он страшен и обладает удивительной выносливостью. У многих кожистоспинников нежные подошвы, они не могут участвовать в походах, но Баз – настоящий солдат, он выдержит драку с кем угодно. И ему нравятся лошади, и не только в качестве провианта, поэтому проблем с кавалерией у него нет.

– Уверена, он именно такой, как ты рассказываешь, Релкин. Но то, что ты делаешь, – вторжение в чужие тайны. Я считаю, что ты мог бы спросить меня открыто, в лицо.

Релкин понуро опустил голову; кажется, его шанс уплыл. А он так надеялся, что девушка им поможет. Он не так подумал о ней, не рассчитал, что ее волнует вопрос о возрасте.

– Но я помогу, если получится, – сказала она.

– Да?

Надежды, которые, казалось, были повержены в прах, вновь возродились. Да разве она могла сказать ему «нет»?!

– Конечно, придется пройти мимо проверяющих. – Эта мысль беспокоила Лагдален. Она ни разу в жизни ничего еще не украла, поэтому никогда не страдала от страха перед проверяющими.

– Ты же старшая послушница. Ты можешь использовать укрывающее заклинание и пройти мимо них, не боясь разоблачения.

– Могу, но говорят, проверяющие всегда обращают внимание на послушницу, если она осмеливается укрыться при них заклинанием.

Релкин кивнул в знак согласия:

– Ну да, поэтому-то наш благодетель и не может вынести печать. Как и других работников Палаты, его всегда тщательно проверяют в конце работы.

– Да, понимаю.

Лагдален действительно понимала. Релкин помог ей, это верно, но теперь он просил ее пойти на большой риск, чтобы принести ему печать. Совсем недавно все только и говорили, что о шпионах, просочившихся в город.

Могучий враг с севера вновь собирался с силами. Жуткая тень Повелителей.

Рока протянулась по миру.

Она отбросила эту мысль. Ни один дракон не станет служить злым Повелителям. Ненависть драконьего племени к Повелителям была всеобщей и неутолимой. А если Базил не может быть шпионом, как может им оказаться его пастух?

Лагдален пожала плечами. Паранойя в те дни была явлением повсеместным, и было так просто пасть ее жертвой; шпиономания стала вещью обычной, а слухи правили миром.

– Ну ладно, я пройду мимо проверяющих, а что мне делать потом?

– Не бойся. Я буду следить за тобой из-за ворот. Ты просто пойдешь вниз вдоль набережной, а я встречу тебя, когда удостоверюсь, что все в порядке и никто за тобой не следит.

Кошмар! Что будет с ее репутацией, и так уже запятнанной из-за истории с Уэрри?

– А если ты попадешься, то я выйду и сознаюсь, клянусь всеми моими предками! Она улыбнулась:

– Но, Релкин, ты же не знаешь, кто твои предки. Как ты можешь ими клясться?

– Тогда клянусь собственной совестью, которая никогда не позволит мне предать тебя, Лагдален.

– Ладно, спасибо, Релкин. Думаю, это сойдет. Но все же кое-что меня беспокоит.

– Да?

– Твоя ссора с вашим прежним хозяином. В чем было дело?

Лагдален не спускала с Релкина глаз. Момент был критический. Она знала, что метка убийцы обязательно проявится, если она на нем есть.

– У нас был контракт с бароном из Боргана. Борган, если ты никогда о нем не слыхала, расположен неподалеку от Риотвы в Холмах Синего Камня. Барон решил, что драконы слишком уж дороги, поэтому он закупил беглых троллей – жуткие твари, их вывели от лося и черепахи.

Лагдален побледнела:

– Но ведь тролли запрещены по всему Аргонату.

– Рассмешила, да их тут сколько угодно. Мы с Базом всю жизнь с ними боремся – в основном, в Стране Синего Камня.

– Но почему?

– Они дешево стоят. Питаются отбросами, их легко содержать. Дай им слабого пива и секса с животными на ферме, и они счастливы.

Лагдален почувствовала отвращение.

– Какая мерзость? Релкин кивнул:

– Лично я тоже так думал.

– Так что же произошло? – сказала она.

– Когда?

– Когда барон купил своих троллей. Релкин прикрыл глаза и пожал плечами.

– Неприятность вышла.

– Неприятность? Что за неприятность?

– Ну, эти тролли становятся агрессивными, когда напиваются, а барон давал им слишком много пива. В конце концов они напали на База, битва была просто адская, и Базу пришлось убить одну из этих поганых тварей, а другому переломать ноги. После этого барон перестал нам платить и задолжал за шесть месяцев.

– И что же ты сделал?

– Ну, мы подумывали, не грабануть ли его, но на черта нам клеймо преступников. Нам просто хотелось честной солдатской службы, то есть быть там, где мы на своем месте. Поэтому мы разорвали контракт, пробрались сквозь холмы, и вот мы здесь. Мы услышали, что набирают Новый легион, понимаешь?

Да, Новый легион вербовал добровольцев повсюду. Лагдален подавила страх.

На его лице она не заметила ни следа обмана, а уж она-то сумела бы различить.

– Хорошо, Релкин Сирота, я помогу тебе. Но если ты мне солгал, то я обязательно узнаю, и тогда берегись!

Лагдален оглянулась на шеренги ведьм. Их волосы были длинные и серебрились при лунном свете, лица исчерчены суровыми морщинами, глаза погружены в тень.

Лагдален знала, что когда-нибудь сама будет стоять среди них и повторять заклинания. Мысль была привлекательна и ужасна. Ведьмы казались столь мрачными, столь целеустремленными, столь далекими от жизни, которую она знала. Интересно, сможет ли она научиться такому терпению, проникнуться такой решимостью? Примут ли ее когда-нибудь в их ряды?

У подножия шестидесятиметровых Северных ворот был разложен костер.

Верховная жрица Эвилра руководила мужским хором Храма, поющим гимны Основания, и многие в толпе, пока ведьмы отдыхали, пели вместе с ними, без ошибки произнося слова заклинаний.

Скоро прозвучат заключительные речитативы. На алтаре благоговейно совершили воскурение из трав, и сладкий аромат их дыма разносился над толпой.

И вот ведьмы собрались для произнесения завершающих слов, девяноста строк силы, выкованных на основе Декадемона.

Загрохотали барабаны, действо началось.

Быстро произносились строки, и мощь заклинания увеличивалась до тех пор, пока невидимым туманом над полем не повисло напряжение. Голоса становились все громче, и последние строки ведьмы практически прокричали; огромная возбужденная масса людей кричала следом за ними.

Ярко запылали костры, ударили в цимбалы и барабаны, все было кончено.

Великие Чары были наведены. На какое-то время воцарилась абсолютная тишина: ни покашливаний, ни шепота, даже щебет птиц не нарушал торжественного покоя.

Затем взревели трубы, народ закричал, музыка стала громкой.

Торжественным маршем люди двинулись вслед за ведьмами, чтобы пройти через каждое из Великих ворот и прошествовать по улицам города. Сначала вошли в Северные ворота, находящиеся под покровительством духа Освера.

– За Освера и его здоровье! – Толпа осушала бутыли с элем, провозглашая тост за стража ворот.

Затем вошли в город и двинулись по широкой Башенной улице по направлению к изящной Шлюзовой башне. Сторожевая башня осталась позади. У Шлюзовых ворот подняли тост за здоровье Йеперо, и раз уж ее дух охранял заодно и гавань, продолжали выкрикивать ее имя, маршируя мимо причалов и доков к западной части города.