Текст книги "Меч для дракона"

Глава 13

Великая битва при Селпелангуме началась. Около ста тысяч одетых во все черное фанатиков-сипхистов встретились с шестидесятитысячным войском Императора, усиленным десятью тысячами северян.

Перед Марнерийским легионом колыхался сплошной лес черных знамен с изображением золотого змея. Под ними, сжимая круглые щиты, украшенные все тем же золотым змеем, наступала черная лавина сипхистов. Они выли, временами даже заглушая непрестанно грохочущие барабаны.

Легион замер, готовясь к столкновению, а тем временем лучники, в основном родом из Кенора, осыпали противника ливнем стрел. Сотни сипхистов гибли от их меткого огня, но это не останавливало идущую в атаку орду. И вот первые ряды сипхистов, размахивая над головой мечами и визжа в безумной ярости, обрушились на северян.

Дракониры могли только поражаться, как обычные люди, многие вовсе без доспехов, бросались на могучих драконов. Результат можно было предсказать заранее. Огромные драконьи мечи сбивали с ног самых сильных людей, разрубая щиты, панцири и все, что только попадалось им на пути.

Вскоре перед драконами громоздились целые горы мертвых врагов. Иногда кому-то все-таки удавалось прорваться сквозь вихрь свистящей стали, но тут их встречали арбалеты и мечи дракониров.

Мало что могли сипхисты сделать и против солдат Второго легиона. Воины Аргоната сражались так, как их и учили. В такого рода бою главное было сохранить порядок и дисциплину. Передний ряд северян был вооружен мечами и щитами. За каждым солдатом стоял еще один, с длинным копьем и метательными дротиками. Снабженные специальными крючками и петлями щиты можно было сцеплять друг с другом, создавая сплошную, неразрывную стальную стену. При первом же удобном случае солдаты смыкали щиты, и под их защитой копьеносцы наверняка разили бессильных ответить им врагов. А потом третий, резервный ряд легионеров наваливался на первый ряд, помогая им плотнее сдавливать противника, сжатого стеной щитов.

Вот теперь плохая дисциплина сипхистов принесла свои смертоносные плоды.

Все новые и новые силы одетых в черное воинов устремлялись в бой, все сильнее и сильнее давя на своих товарищей в первых рядах. сжатые со всех сторон, те зачастую не могли даже поднять рук, не то что эффективно сражаться. Их, как на убой, несло под длинные копья и разящие мечи северян.

Горы трупов росли перед щитами солдат Аргоната. И стоило врагу пробить брешь в стальной стене, как ее тут же закрывали своими телами воины из групп, называемых «закупорщики». Обычно это были самые сильные воины в сотне. Вместе с ними за спинами фаланги двигались и отряды лучников, стрелявших по наиболее соблазнительным целям. В основном они метили во вражеских офицеров и конников.

Спустя полчаса ряды сипхистов напротив легионов заметно поредели. Вскоре враг отступил, оставив на поле боя только раненых да груды мертвых тел. Справа и слева от северян сражение шло полным ходом, но в центре наступило затишье.

Как и всем остальным драконам, за исключением одного Пурпурно-Зеленого, которому было не с чем сравнивать, Базилу не нравился этой бой. Люди, которых он убивал, не умели сражаться. Они были не профессионалы, а любители. Так сказать, солдаты-недоучки. Это была просто резня. Хвостолому даже хотелось, чтобы здесь было хотя бы несколько троллей. Вот тогда бы Экатор поработал по-настоящему.

Но тем не менее, когда на него наступали вооруженные острой сталью враги, дракон сражался так, как полагалось. Главное заключалось в том, чтобы не дать противнику проскользнуть за твой щит. В этом была единственная опасность во время боя с человеком, вооруженным мечом. Следовало держать врагов на дистанции с помощью щита и одновременно разить их взмахами громадного драконьего меча.

Стараясь избежать удара, люди подпрыгивали на высоту почти в три фута или пригибались. Клинок, свистящий над землей на этой высоте, задевал обычно и тех и других.

Копья были более опасны. Здесь полагалось парировать выпады щитом, стараясь перерубить древко ударом меча. Обезоруженный копьеносец уже не представлял опасности.

Базил множество раз отрабатывал такую схему ведения боя и теперь сражался почти не думая. Экатор словно пел в его руке, напоминая дракону его старый меч, Пинокар. Вот только в этом клинке были какие-то живость и энергия, которых Базил не ощущал ни в каком другом.

Сверкающей стальной сетью кружился громадный драконий меч, и мало кто из людей мог устоять под ударом Экатора. Парирующие удар мечи ломались пополам, столкнувшись с его великолепной сталью.

Иногда чей-либо щит останавливал удар, и тогда Базил или бил врага хвостовым мечом, или же пинал когтистой лапой, сбивая противника с ног.

Мало кому удавалось проскользнуть мимо дракона. Релкин пристрелил троих.

Еще один, несмотря на пронзившую его шею стрелу, бросился на юношу. Но Моно отвлек его с фланга, а Релкин, отбив в сторону щит сипхиста, прикончил его своим коротким мечом.

Релкин чувствовал себя настоящим солдатом. Его больше не смущало кровопролитие. Это была его работа. Сердце его закалилось, став словно каменным. И все же было в этой резне нечто отвратительное.

Не всегда сражения были такими простыми, не всегда такими кровавыми. Юноша прекрасно помнил битву у Элгома Лодж во время зимней кампании против теитольцев. Там все было совсем по-другому. Теитольцы на своем горьком опыте узнали, что слепо бросаться на фалангу аргонатского легиона равносильно самоубийству. Они атаковали фланги, устраивали засады и рыли ямы, строили в лесу ловушки, ломавшие драконам ноги, летом поджигали заросли. Да, теитольцы были опасными противниками.

Орды сипхистов понятия не имели ни о какой тактике. Они наступали так, словно один только численный перевес мог обеспечить им победу. А по сути, стали всего лишь посланным на убой скотом в устроенной северянами мясорубке.

Без троллей плохо обученные сипхисты не могли противостоять войскам с драконами. Тут все было яснее ясного.

Однако справа и слева от удерживаемого северянами центра дела обстояли далеко не так гладко. Императорская армия была организована не многим лучше своих противников и при этом не имела их боевого духа. Сперва она еще держалась. Но постепенно, по мере того как в сражение включались все новые и новые отряды сипхистов, положение императорских войск стремительно ухудшалось.

В общей свалке враг рассекал отряды одетых в белое солдат, обходил их с флангов.

К этому времени командиры уже бежали с поя боя. Первыми уехали Император и принцесса Зиттила в сопровождении эскорта стыдливо потупившихся кавалеристов.

За ними бурным потоком потекли повозки и экипажи в панике удирающего двора.

Увидев, как спасается бегством императорский двор, бросились наутек и набранные из стекиров Империи офицеры. За ними устремились и остальные командиры.

Какое-то время солдаты еще продолжали сражаться – без цели и смысла. Но, брошенные своими командирами, перед лицом превосходящих сил противника, их ряды быстро утратили какой бы то ни было порядок. Армия разваливалась на глазах.

Сперва бежали единицы, потом сотни, и вскоре многотысячная толпа в панике разбегалась кто куда. Многие пытались найти спасение в Селпелангуме, но городские ворота оставались закрытыми.

Лишь некоторые отряды императорской кавалерии отступили более или менее организованно.

В погоню за спасающимися бегством солдатами устремились два потока одетых в черное сипхистов. Они справа и слева обтекали легионы северян, как река огибает утесы скалистого островка. Выбираясь с поля боя, вражеские полчища, грабя и убивая, расползались по плодородной равнине Квэ. Сражение под Селпелангумом закончилось. Остались только два аргонатских легиона.

Северяне перестраивались. Полки, обученные фланговым маневрам, заняли свои места на флангах. Фронт легионов сжался. И люди, и драконы – все понимали, что теперь им предстоит от обороны перейти к нападению. Несмотря на превосходящие силы сипхистов, солдаты так и рвались в бой.

Их настроение не коснулось командира Восьмого марнерийского Портеуса Глэйвса. Он видел, как спасался бегством императорский двор. Видел, как без оглядки улепетывали урдхские генералы и офицеры. Видел, как, бросая оружие, разбегалась сама императорская армия.

Легионы остались одни. Со всех сторон их окружало море фанатиков-сипхистов. Глэйвсу было страшно. Ему вовсе не хотелось умирать.

Сипхисты (он это знал) творили страшные вещи со своими пленниками. Глэйвс решил, что, если его будут брать в плен, он должен покончить жизнь самоубийством. Впрочем, толстяк искренне сомневался, что сможет это сделать. С другой стороны, Глэйвс не представлял себе, как он сможет вынести даже самые простые пытки. Сжав зубы, он мысленно посылал проклятия Рувату, втравившему его в эту историю.

В начале боя Глэйвс разъезжал на коне за спинами своих солдат, ободряя их и крича оскорбления врагам. Ему хотелось, чтобы все видели, какой он хороший командир.

Однако солдаты делали свое дело без всяких понуканий. В начавшейся резне не было ничего романтического. Кровь текла рекой, росли груды мертвых тел, в воздухе отвратительно воняло смертью. И понемногу Глэйвс умолк. Взмахнувший мечом дракон забрызгал его кровью и забросал ошметками мяса только что зарубленного врага. Глэйвсу стало нехорошо. Отъехав в тыл, он понуро сидел на коне, время от времени прикладываясь к фляжке с водой и болезненно хмурясь, когда драконий меч с особо громким хрустом рассекал какого-нибудь незадачливого сипхиста.

Глэйвс пытался придумать, как бы ему выбраться из этой западни. Бежать было невозможно. Во-первых, его увидят и заклеймят как труса. А во-вторых, бежать-то было и некуда – вокруг легиона простиралось черное море сипхистов, кавалерия которых с огромным удовольствием подняла бы на копья какого-нибудь одинокого беглеца. Сражаться казалось безумием. Сдаться в плен он не мог.

Короче, не оставалось ничего другого, как сидеть, потеть и молиться о спасении.

А потом генерал Гектор отдал приказ о перестроении. Восьмому полку велено было удерживать свои позиции, взяв на себя дополнительно и часть фронта Шестого полка. Тот, в это время обходя Восьмой, двигался на фланг, на соединение с Седьмым. За Шестым проследовал Третий, еще более усиливая фланг. Вскоре легион превратился в громадный треугольник, готовый обрушиться на врагов.

Еще до завершения маневров Гектор призвал в свой шатер всех старших офицеров. Несмотря на постыдное бегство императорской армии, генерал казался совершенно спокойным. Снова и снова Глэйвс повторял себе, что не понимает и никогда, видно, не сможет понять этих военных.

– Отлично, господа, – сказал генерал Гектор. – Вот наша диспозиция.

Противник, расстроив ряды, своими основными силами преследует императорскую шваль. Перед нами осталось около двадцати тысяч вражеских поиск. Может, даже немного меньше. За ними расположен штаб армии и весь ее командный состав. Мы атакуем немедленно узким фронтом, четырьмя полками. В центре пойдет резерв еще в четыре полка. Второй марнерийский отвечает за фронт и левый фланг. Первый кадейнский – правый фланг и резерв. Выступаем!

Барабанщики ударили в барабаны, запели серебряные аргонатские корнеты, и, поднявшись как один, легионы бегом устремились прямо на толпу врагов.

Засвистели вражеские стрелы, но лучники Кенора открыли ответный огонь, сражая неприятельских стрелков сразу же, как только те появлялись.

Потом в атаку на северян устремилась конница.

– Приготовиться отразить кавалерию! – пронеслось по рядам.

Кавалерия! Сейчас их сомнет конница сипхистов! Портеусу Глэйвсу стало совсем плохо. Он много читал о тактике тяжелой кавалерии Талиона и теперь до смерти страшился любой кавалерийской атаки.

Идти вперед означало погибнуть, но и бежать тоже было невозможно. Глэйвс рыдал от ужаса. И тут внезапно его конь дернулся в сторону, и что-то с силой стукнуло толстяка в лоб. Стальной шлем отразил удар, и вражеская стрела со свистом ушла в сторону. Ошеломленный Глэйвс тяжело выпал из седла.

Голова у него гудела, но сознания он не потерял. Глэйвс приложил ладонь ко лбу и почувствовал кровь. Его ранили. Надежда заново проснулась в его душе.

Может, это путь к спасению? Может, Великая Мать простила ему грехи и наконец-то смилостивилась? Глэйвс лежал не шевелясь. Сопровождающий своего хозяина Дэндрекс соскочил с коня и склонился осмотреть рану.

– Только без шума, дурак, – сердито прошептал Глэйвс. – Крови много?

– Достаточно. Вам надо перевязать рану.

– Позже. Теперь посмотри: мы сумеем отступить в обоз?

Дэндрекс оглянулся. Мимо как раз проходили полки резерва. Штаб генерала Гектора успел уйти далеко вперед. Сзади оставался только обоз – повозки с водой и провиантом, прикрытые от мародеров парой отрядов Талионской кавалерии.

Дальше начиналась пустота. Груды мертвых сипхистов и далеко-далеко удирающие во все лопатки солдаты, одетые в белое.

Дэндрекс оценил сложившуюся ситуацию. Вражеская кавалерия ничего не добилась. Они не умели с копьями наперевес атаковать сплошную стену сцепленных щитов. К тому же их кони панически боялись драконов.

– Вражеская кавалерия отступает, – сказал он. – Скоро все кончится.

Глэйвс лежал и глядел в такое ясное, без единого облачка, голубое небо.

Спасение!

А мимо уже катились повозки обоза. Проезжающий мимо капитан приказал паре своих людей остаться с раненым командиром и попытаться, если это, конечно, возможно, привести его в чувство.

А тем временем Восьмой полк с ходу атаковал Сипхистскую Стражу – отборный отряд, солдаты которого отличались своей силой и яростью в бою. Но воины Восьмого только что узнали, что Глэйвс тяжело, может быть даже смертельно, ранен. От этого известия они так воспрянули духом, что теперь никто не мог их остановить.

Сипхистская Стража, проревев свой боевой клич, с поднятыми над головой мечами устремилась навстречу наступающим северянам.

Легионеры метнули дротики, вонзив их в щиты сипхистов. Дротики гнулись, но вытащить их было практически невозможно. Щит, в котором застряло два-три дротика, становился неудобным и во время боя легко отбивался в сторону другим щитом. И тогда уже ничего не стоило быстро ударить мечом или вонзить копье в открывшуюся брешь.

Воины столкнулись. Щит в щит, меч в меч. Но сипхисты не смогли устоять перед натиском аргонатцев. Их ряды покачнулись, и тут в центр, разрезая позицию Стражи, врезались драконы.

За прорванными рядами Стражи легионеров поджидала кавалерия, прикрывающая верховных жрецов Сипхиса и их генералов. Однако, увидев драконов, лошади обезумели от ужаса, и Стодевятый драконий прошел сквозь конные заслоны, как нож сквозь масло. Расшвыривая врагов направо и налево, драконы и дракониры прорвались к группе насмерть перепуганных людей в черных мантиях, с золотыми повязками на головах и красными фетишами на поясе. Люди эти пытались ускакать, но было уже поздно. Клин Талионской кавалерии отрезал им все пути к бегству.

Релкин с разбегу запрыгнул на коня, на котором сидел какой-то ужасно толстый тип. Он приставил к его горлу кинжал, и жрец с воплем бросился на землю. Хвостолому даже пришлось слегка пощекотать его хвостовым мечом, чтобы он поднялся на ноги. На лбу его красовалась татуировка в виде свернувшегося кольцами змея.

Два легионера, заломив жрецу руки за спину, увели его прочь.

Спешившись, Релкин передал поводья захваченного им коня талионскому кавалеристу. Юноша уже выбрал себе новую цель. Впереди, за небольшим черным шатром, на высоком шесте трепетало главное знамя сипхистской армии. На нем извивался божественный змей, окруженный вышитыми золотом надписями.

– Их боевой штандарт! – крикнул Релкин Базилу, и они вместе ринулись к шатру.

Несколько Сипхистских Стражей с обнаженными мечами в руках загородили им путь. Одного Релкин пристрелил из арбалета, а остальными занялся дракон.

Звенела сталь, и Экатор со свистом рассекал и металл, и живую плоть.

Вот, разрубленный почти пополам, рухнул последний Страж. Спустив сипхистский флаг, Релкин аккуратно спрятал его в свой заплечный мешок. Затем, поднявшись к дракону на плечи, обозрел поле боя.

Битва при Селпелангуме завершилась. Теперь уже окончательно. Армия сипхистов превратилась в неорганизованную толпу. Их командиры, генералы, жрецы по большей части попали в плен. Ядро армии было уничтожено. Отряды, пустившиеся в погоню за разбежавшимися войсками Императора Урдха, вряд ли удастся собрать даже и за несколько дней. А то и за несколько недель. Поле боя осталось за легионами Аргоната. Они вышли из этого сражения со смехотворно малыми потерями и небывало высоким боевым духом. Всего лишь дюжина убитых. Раненых было хотя и много, но врачам не пришлось сделать ни одной ампутации – большая редкость после крупного сражения.

Впрочем, генерал Гектор не дал своим солдатам почивать на лаврах. Он приказал незамедлительно укрепить новую позицию легионов: вырыть ров, возвести вал, установить частокол. Когда все было кончено и солдаты наконец смогли отдохнуть, уже наступила ночь.

Тогда генерал велел выдать воинам по доброй порции виски. Он также освободил Второй марнерийский от караулов – им и так сегодня досталось.

Только теперь командир Портеус Глэйвс присоединился к своему полку. Его голову украшала окровавленная повязка. Недоверчивый Гектор отправил своего личного врача выяснить, в чем там дело. Пока Дэндрекс разбивал шатер, врач осмотрел раненого. Он обнаружил длинный неглубокий порез на лбу Глэйвса и большой вздувшийся синяк.

– Ему повезло, – честно доложил врач генералу. – Немного правее, и стрела угодила бы точно в висок.

Гектор выслушал и отказался от мысли предать Глэйвса военно-полевому суду.

На Селпелангум опустилась ночь. Один за другим в городе загорались фонари.

Вокруг армейских шатров солдаты оживленно рассказывали друг другу о своих переживаниях, пили виски и пели. Все они испытывали странное чувство радости и удовлетворения, как после хорошо сделанной работы. Впрочем, так оно и было. Они провели бой почти идеально, а для этого требовались настоящее искусство. Они косили ряды врагов, словно пшеницу.

А драконы Стодевятого и их дракониры уже крепко спали, слишком устав, чтобы праздновать победу.

Глава 14

Лагдален из Тарчо стояла на веранде верхнего этажа дома купца Ирхана из Би и глядела на раскинувшийся внизу громадный город Урдх.

Сейчас, ночью, он светился тысячами тысяч фонарей. Широкие улицы, словно реки желтого света, разбегались от сердца города, где, с зелеными светильниками под острыми крышами, тянулись в небо башни императорской Крепости Зэдул.

Значительно ближе огромной горой чернела пирамида Эуроса Колосса. На ее вершине, купаясь в золотом сиянии, высилась гигантская статуя Эуроса.

Было тепло, и Лагдален оделась в одну только хлопковую рубашку с юбкой и открытые сандалии. Легкий ветерок нес запахи большого города – жасмина из близлежащих садов, гнили и отбросов с севера и запада, где находились перенаселенные трущобы. Для девушки с севера южное тепло казалось настоящим блаженством.

Увиденное поражало воображение. Подумать только, весь город Марнери можно упрятать внутри города Фидифира, который сам всего лишь малая часть гигантского Урдха. Здесь жили миллионы людей. В одном этом городе их больше, чем во всех городах Аргоната вместе взятых.

Лагдален уже довелось увидеть здесь такое, что она не забудет до конца своих дней.

Ужасы, перед которыми бледнели кошмары Туммуз Оргмеина, чудеса, вроде золотой статуи Гинго-Ла, стоящей перед храмом на Императорской улице. Даже отсюда девушка видела статую древней богини, озаренную серебристым светом из небольшой пирамиды над храмом.

Лагдален вспомнила, как потрясли ее слова Рибелы о том, что здесь не поклонялись Великой Матери. Это качалось невероятным. И как урдхцы не понимают, что Великая Мать стоит за всем творящимся в этом мире, даже за их глупыми богами и богинями?

Великая Мать – во всем. Она и только она есть плоть вселенной. Потому-то ей и не ставили статуй, не позволили идолов в храмах. Она сама себе была храмом.

Лагдален вздохнула. В другое время, наверно, она смогла бы по-настоящему насладиться этим волшебным зрелищем. Она бы с радостью воспользовалась возможностью повидать мир, набраться новых впечатлений. Но сейчас большую часть времени девушка проводила в тоске и печали. Ее мысли непрестанно возвращались к маленькой Ламине. Как она там? Все ли с ней хорошо? Скучает ли она по маме?

Лагдален невольно застонала. Висари была прекрасной няней, и можно было не сомневаться, что Ламине обеспечен нужный уход. Она даже и не заметит, что ее мама куда-то пропала. К тому времени, как Лагдален вернется, се дочь будет считать Висари своей настоящей мамой.

Лагдален крепче сжала зубы. Об этом думать не следовало. Когда-нибудь, как-нибудь она привезет дочку посмотреть Урдх.

У нее за спиной послышались шаги, и Лагдален поспешно обернулась. К ней направлялся хозяин дома, купец Ирхан.

– Как мило, – сказал он. – Тебе нравится вид?

– Да, – кивнула Лагдален. – Очень нравится.

– Это твой первый визит в Урдх?

– Да.

Купец Ирхан, крупный, начинающий полнеть мужчина, носил простой кафтан темного цвета, как раз такой, какой недавно вошел в моду в Кунфшоне.

– Надеюсь, тебе понравится этот старый город. У нас нет ничего подобного.

– Я как раз об этом и думала, – кивнула девушка.

– Ах, этот ветер, аромат цветов, еще какие-то запахи… это Урдх. Да, следует еще не забыть великолепную кухню улицы Горячих Специй.

– Я много раз о ней слышала. Может, нам и удастся как-нибудь там побывать.

– Великая Мать, спаси меня! – воскликнул потрясенный до глубины души торговец. – Вы обязательно должны посетить улицу Горячих Специй. И не один раз, а много. Каждую ночь! Там такая кухня, какой нет больше нигде в мире. Здесь они смешивают кунжут и пшеницу с Севера с оливками, рыбой и вином с южных берегов.

Они добавляют к блюдам тропические деликатесы Кэнфалона и грибы из восточных провинций, а еще чуточку экзотических фруктов из Ииго и с тропических островов.

Ах, эта улица Горячих Специй! Поверишь ли ты мне, если я скажу, что во всем Кадейне есть, быть может, три ресторана, способные сравниться с дюжиной первых попавшихся ресторанов Урдха. Через час мы отправляемся в одно из моих самых любимых заведений. Мы пойдем к Индрио, в прекрасное местечко с удивительным выбором вин. Как тебе это понравится? А? Клянусь Великой Матерью, я думаю, что тебе это очень поправится! И мне тоже. – И он погладил свой выпирающий из-под кафтана живот. – Значит, к Индрио. Запеченная утка и фалафил там просто неподражаемы. Еще тебе должны понравиться пряные угри.

Открылась дверь, и на веранде появилась жена купца, Инула. На ее широкополой шляпе из черного атласа висели, непрерывно позвякивая, маленькие колокольчики. Одета Инула была в вечернее платье из серого шелка и атласные туфельки.

– Моя милая, – она взяла Лагдален за руку, – это такая честь, что ты остановилась в нашем доме. Ты само воплощение марнерийской элегантности. Такая свежесть, такие ясные глазки. Ты живой укор пресыщенной жизни этого полного грехов древнего города.

– Леди Инула, я горда тем, что мне довелось стать нашей гостьей.

– Спасибо, милая. Когда-то давно я знала твоего отца. Знаешь, будучи еще совсем юношей, он пять лет провел в Би. Там мы с ним и познакомились. Передай, пожалуйста, Томазо от меня привет.

– Обязательно передам, леди. Инула взяла мужа под руку.

– Ах, этот город, – вздохнула она. – Однажды узнав, забыть его уже невозможно. Знаешь, когда я в последний раз ездила домой, мне там было очень и очень неуютно. Би такой маленький городок, меньше даже, чем Марнери. Все эти прилепившиеся друг к другу домики за крепостными стенами, теснота неимоверная. И все кругом пропахло рыбой! – Она рассмеялась. – Наверно, мы слишком привыкли к этому великому городу.

– Но ведь здесь совершенно ужасные нравы, – поджала губы Лагдален. – Вчера мы проходили мимо рынка рабов. Там сотнями продавали и покупали людей.

Купец притворно закашлялся, а жена его быстро сказала:

– Нравы Урдха и в самом деле жестоки. Но не будем забывать, что этот древний народ был уже достаточно цивилизован даже в те далекие времена, когда в землях Вероната обитали одни лишь волки да медведи. Этот образ жизни сохраняется здесь испокон веку. Его трудно понять вот так сразу, но нельзя же отрицать, что под внешней жестокостью скрывается богатая, утонченная культура.

Урдх – один из величайших городов на свете. Здесь процветают искусства и ремесла, нигде более в мире не ведомые. Тебе стоило бы посетить последнюю выставку в Галерее Пэлмука. Работы этой новой школы живописи просто великолепны. Удивительное мастерство, хотя временами и весьма забавное.

– И они оставляют тела казненных преступников висеть на виселицах в Зоде, – сказала Лагдален.

– Люди Урдха верят, что жить – значит испытывать не только радость и счастье, но и горе и страдание, – ответил купец Ирхан таким тоном, словно пересказывал нечто, повторяемое им множество раз на дню. – Их система наказаний жестока, но эффективна. Они платят за сведения, проводят расследование и выносят приговор. Те, кто совершил тяжкие преступления, отправляются на виселицу.

Лагдален поглядела на лежащую внизу улицу. По ней сплошным потоком текли пешеходы, экипажи, телеги и бесчисленное множество рикш – маленьких повозочек, Которые тащили закованные в цепи рабы. Пассажиры в них обычно ездили с длинными кнутами, чтобы подгонять заменивших пони людей.

– Ах да, рикши, – небрежно сказал Ирхан. – Здесь мы видим другую сторону урдхской системы правосудия. Рикшами становятся преступники, чьи прегрешения все же не так серьезны, чтобы за них следовало казнить. Осужденные отбывают срок, таская повозки, к выходят на свободу зачастую в куда лучшей форме, чем до того, как они поработали рикшами.

Купец Ирхан, похоже, одобрял подобную систему наказания.

– А откуда известно, что наказание справедливо? – спросила Лагдален. Людей отправляют на виселицу, но всегда ли за дело?

Купец снисходительно рассмеялся:

– Для этого существуют трибуналы и суды. Все делается вполне официально.

Это и есть справедливость.

Фыркнув, его жена отвернулась в сторону. Инула было явно не согласна с мужем, но предпочла не спорить. Впрочем, Лагдален и без слов все прекрасно поняла. Есть справедливость, но есть и коррупция. Здесь, в Урдхе, справедливость была понятием растяжимым.

А тут рядом с ней стояли купец и его жена. И жили пни в доме в два или даже в три раза большем, чем они могли бы позволить себе в Би или Марнери. Пять этажей, двадцать четыре комнаты, включая танцевальный вал и бассейны для купания с подогреваемой водой. Даже для Тарчо, привыкшим к лучшим апартаментам башни Стражи, это было невероятно роскошно. Но для Ирхана и Инулы такая роскошь стала нормой жизни.

За возможность такой жизни они бросили свою родину, променяв ее аскетизм на наслаждения радостями бытия. Ирхан не имел рабов – так он, во всяком случае, утверждал. Инула говорила, что слуги в их доме свободны, но Рибела объяснила Лагдален, что они, словно обычное имущество, намертво привязаны к дому. Им не платили за работу – только кормили и предоставляли крышу над головой. Впрочем, как поняла Лагдален, ни купца, ни его жену рабство не ужасало. Они приняли зло Урдха наравне с его величием.

Почувствовав внезапно, что они не одни, Лагдален повернулась к двери. Там стояла Рибела, по обыкновению одетая во все черное, с серебряными мышиными черепами.

– Леди, – низко кланяясь, сказал купец. Инула встала на одно колено.

– Брат Ирхан, сестра Инула, – вежливо поклонилась в ответ Рибела. Замечательный вечер, как мне кажется.

– Действительно замечательный, леди, – ответила Инула, – и мы подумали пригласить вас с Лагдален вместе с нами посетить улицу Специй, одно из чудес света. После долгого путешествия вам наверняка хочется отведать какие-нибудь необычные яства.

Улыбка на мгновение разомкнула холодно поджатые губы Рибелы. Жена этого купца и в самом деле полагала, что Королеву Мышей может заинтересовать вкус потребляемой пищи?

– Как-нибудь в другой раз, – фыркнула она. – Сегодня вечером, к сожалению, у нас есть работа.

– Нас ждут во дворце, – пояснила Рибела, переходя взгляд на Лагдален. – Я хочу встретиться с Императором. Ты пойдешь со мной и, если потребуется, будешь записывать. Возьми с собой письменные принадлежности.

Инула была разочарована.

– Тогда, может, завтра вечером?

– Возможно, если мы еще не уедем. – Коротко поклонившись, Рибела покинула веранду. Лагдален устремилась за ней.

– Лучше молчи, – прошептал жене Ирхан. – Лучше молчи. Она Королева Мышей, не забывай этого, дорогая. Ей больше шестисот лет.

Инула кивнула:

– Как я могу об этом забыть? Все эти серебряные черепа. Дикость какая-то…

Ирхан пожал плечами и углубился в раздумья о том, как по-разному видят мир жители Урдха и Аргоната.