Текст книги "Благодарна тебе, Светлый столб…"

Ора замерла. Она не обращала внимания на дождь и время – ей было интересно. Похоже – опять чувства?.. Ребенок так потерян, словно от матери оторвали, но, в этом возрасте мать не имеет такого значения… Что в этих людских чувствах было такого, что заставляло столь юного экземпляра терпеливо стоять – Ора посмотрела на часы – уже пару часов? Что?.. Она простояла здесь, наблюдая за ним, два часа?! Она – сумасшедшая! Между тем, уже совсем стемнело. В парке зажглись старинные, художественной ковки, фонари, узкие дорожки извивались темными лентами и пацанячья норка под деревом в этом призрачном освещении, казалась ведьме даже уютной. За все это время юноша не сдвинулся с места. Что у них в головах – у этих людей?! Зачем стоять тут?! Что это решит?.. Дождь старался изо всех сил – укрывал пацана каплями, осень убаюкивала, а мелкий все так же, не шевелясь, потерянно стоял почему-то в луже.

Ведьма заворчала вслух – совсем по-стариковски и уже даже собралась вывести мальца из-под дерева и погнать домой, как…

– Леша! Ты совсем меня не понимаешь! Ты хоть любишь меня?.. Скажи мне это! Я испереживалась вся!

Ора недоверчиво морщила нос, осторожненько выглядывая из-за ствола огромного тополя.

– Я места себе не находила, я даже чай не пила!

Ну да… Чай она не пила… Кто в это поверит?! Ведьма не верила ушам. Мальчишку допрашивала звонким писком девчонка в какой-то дурацкой светлой куртенке, в смешных наушниках из какой-то драной крольчатины. Она была еще более мелкая, чем пацан, а отголоски взбалмошного характера этой особы сейчас мог услышать весь, до того безмолвный, парк.

– Как ты мог? Как ты мог пойти с этой кривоногой Надькой за билетами?! А я? Что, по-твоему, я чувствовала? Да я себе все локти искусала от ревности!!!!! Да я…

Больше Ора ничего не услышала – юноша крепко притянул к себе свою голосящую подругу и, уткнувшись лицом в его грудь, она была вынуждена замолчать.

Ора снова любовалась. Любовь, наверное, единственно прекрасное чувство на земле – будь то материнская или вот такая – юношеская. Любовь – всегда бескорыстна и всегда жертвенна. Если нет первого или второго – это совсем не любовь, даже почти сорокалетняя ведьма, ни разу не испытавшая этого чувства, понимала это.

Любовь здесь присутствовала. Девчонка беззастенчиво кормилась безоглядной любовью этого мальчишки и вот, что самое смешное (Ора это чувствовала) – скоро она жить не сможет без этого его чувства. Юнец терпеливо взращивал росток любви своей подруги – скоро она станет отдавать все больше и больше тепла и заботы своему уже любимому детенышу, ведь Любовь – это взаимность. И эта молодая пара в этот осенний вечер – уже на пути к этому. Они – пара. И они будут парой… Ведьма бродила по парку, наблюдала за милотой объятий молодых людей и вспоминала их уже взрослыми – наверное, двадцатипятилетними – они жили в ее районе и она часто их видела. В нынешнем времени они женаты и у них недавно появился второй ребенок. Молодая мамочка часто гуляет с детьми в этом парке, папа присоединяется к ним вечером. Милота… Ора вздохнула. Красивая пара. Эти молодые люди не растеряли за прошедшие годы своих чувств, может быть, сама их любовь стала взрослее. Они росли вместе со своей любовью. Эта история осеннего парка впервые так близко показала ведьме свет любви – свет блистающего облака вокруг мальчишки. Свет ее защиты…

В тот вечер Ора почти из-под ног няшной парочки подняла мокрый грязный березовый листок и положила в карман своего черного пальто, чтобы дома определить в прозрачную посудину. Этот листок стал для нее пропускным билетом в волшебную реальность того далекого осеннего вечера. Ведьма появлялась тут, когда ей нужна была подпитка, когда она уставала – от суетного мира и его ежедневных ненужностей.

Она стояла за огромным тополем сейчас и любовалась обнимашками, когда зазвонил ее телефон. Охренеть! Эти несносные технологии не оставляют в покое даже в прошлом, где она сейчас и находилась! Очуметь! Фыркая и злобно ворча, поспешила ответить на звонок:

– Да! – и вложила в это короткое слово все свое справедливое негодование.

– Ора… Я под твоей калиткой стою… – ответил ей нежный голосок.

Ведьма вздохнула, посмотрела досадливо на телефон (словно он мог ей посочувствовать), закрыла глаза и, зажав в ладошке листок, провалилась в реальность коридора своего дома. Опасливо подошла к окну… Да, за калиткой она наблюдала темную Танину макушку! Наморщила нос и нехотя открыла входную дверь. Не любила она гостей! Совсем не любила… Не привыкла она к ним – долгие годы жила здесь одна и только вот прошлым летом как-то на пороге ее дома нарисовалась приятно-круглопопая малышня с огромными черными глазами, которая заявила:

– Здравствуйте, я – Таня Волотка, Ваша племянница, дочь сестры мужа какой-то-юродной сестры Вашей мамы… На что Ора, даже не могла подобрать слов в ответ. Во-первых, она слабо разбиралась в родственных связях, но вполне могла допетрать, что дочь сестры мужа какой-то-юродной сестры мамы – это вовсе не племянница, а горааааздо дальше! Во-вторых, и в последних – она малость остолбенела и стояла сейчас решала, как и куда максимально вежливо спровадить это «сокровище», свалившееся так некстати на ее голову. По всей видимости, ее гадские намерения тут же отразились на ее же мордашке, поскольку глаза темноглазой крошки стали вдруг еще больше и она, почти всхлипывая, добавила:

– У меня совсем нет никого в этом городе. Я уже четыре месяца здесь одна. Я поступила в университет в Вашем городе. А сегодня… У меня кошелек украли… А в милиции сказали, что сама виновата – нечего «гав» на рынке ловить! И я решилась прийти к Вам… Мне тааак плохо… Моя мама так хорошо о Вас отзыва-а-а-е-е-е-ется…

И тут она все-таки заревела. По-всему, первые морщинки появятся на Орином носу – ее нос опять сморщился, как старый рваный башмак. Она представляла себе, что это были за отзывы… И зачем ей эта маленькая темноволосая неожиданность? И что делать с этим страдальческим взглядом новоявленной родственницы? И нахрена ей все это? Нет (нос опять сморщился негодующе), быть такой доброй – роскошь для ведьмы! Она помогла малышне – тогда. Так и повелось – детеныш потянулся к ней и повадился ходить в гости, тем более, что они, действительно, кажется, были условной родней (что там маман говорила о дочери сестры мужа тетки Зои? Кажется, ее Таней звать?).

– Входи… – бросила родственнице, взглянула на нее и задержалась на этом больном темном взгляде. Глаза Татьяны – это было нечто! Сами по себе волоокие, темноманящие (и зачем этой малышне такие глаза?!) сейчас были словно блюдца – широко-раскрытые, с капелькой слезы – где-то на донышке…

«Опять понесло меня куда-то… романтики, мабуть, не хватает. Надо дорамку какую-нибудь пересмотреть…» – грызнула себя Ора.

– Что случилось?..

Вопрос ведьмы словно повис в воздухе. Темноглазый ребенок смотрел на нее, а видел… Фигу, что ли?.. Ведьма потихонечку, стесняясь так, начала ржать. Эти ехидные примочки приросли к ее языку, словно новый вид рецепторов. Особый ведьминский вид, позволяющий не скиснуть от скуки. Нет, действительно, Татьяна смотрела на нее затуманенным взглядом и по всему…

– Ты влюбилась! Блин, вот же, Господи, наказание-то! Даже и не думай мне! Прекрати немедленно! Безобразия всякие вытворяет, вот же, Господи! Даже и не думай!!!! – гаркнула раздосадовано на младшую. – Вот же, не хватает людям всяких неприятностей – влюбляются они! Чиряков на попе недостаточно – заиметь надо новых! Да что же это такое, а? – вопрошающе уставилась на племяшку.

Племяшка пребывала сейчас в своем уютном мирке и только непонятно-грустно-блаженно улыбалась ей в ответ.

– Кто он? Да, что же это такое? Я ли тебе не говорила, я ли не предупреждала! Кто этот негодяй? – с пристрастием допрашивала она Татьяну.

– Парень один… Программист из соседнего вуза… Мы завтракали всегда вместе – в одной компании… и вот… – выдавила из себя девушка.

Япо-о-онский сад! Нахрен такие завтраки! Неплохо пацан позавтракал – сердцем этой дурочки! Мозговыносящий вариант! Ну, как же так, а? Ведьма разочарованно хмурила брови. Любовь – она хороша и прекрасна… Только если она чужая, если она далеко – где-то лет воосемь назад, и вынимается из белого шкафчика на час – посмотреть… Вот такая любовь – хороша! И это было ее искреннее убеждение! Ни к чему она – любовь, одни только проблемы создает в жизни! Удачный вариант – один из ста, а остальное – пустая трата здоровья, сил и драгоценного времени.

Поглядев еще пару минут на эту новоявленную сомнабулу, ведьма решительно дернула ее за руку, поднимая из кресла:

– Поехали! Тебе нужно проветриться и все обдумать! Нихрена ты не соображаешь сейчас!

– Поехали! – Ора толкала Татьяну в спину, уже запихивая в машину.

Она не позволит мелкой так позорно сдаться на милость какому-то сопляку! Нет! Малышне нужно проветриться, подумать обо всем на свежем воздухе и вытрясти все романтические бредни «во широком поле»! Ну… Как-то тааак! Они ехали за город.

Городок, в котором проживала Ора, был маленьким – несколько церквей, пара кладбищ, несколько сотен тысяч душ мирян.

«А… Опять колючки на языке…»

Ведьма улыбалась и гнала машину по трассе. Городок был красивым. Красивым – для нее, потому что был старым – все крупные строения датировались многими десятками лет назад. А еще город был чистеньким, светлым и зеленым – зеленых насаждений было несметное море, даже странно, для нынешней высокотехнологичной действительности…

«Словно воздушный шар из мультика о Винни-Пухе – маленький и зеленый…» – вреднющие рецепторы продолжали топтаться на языке.

У этого населенного пункта были две особенности местоположения, они удивляли-радовали гостей города и давали массу поводов для шуточек – его жителям.

Одной из них был Темный Лес – он начинался сразу за постройками на окраине, казалось даже – дома выползают из чащи, словно стайка бронзовок неспешной поступью – из желтого бутона розы. Местные жители ходили в лес за грибами, ягодами и просто – за хорошим настроением, несмотря на то, что с первого взгляда лес был мрачным. Ора, как никто понимала, почему – просто он был густым, старым и мудрым. Темный лес пережил рождение города и ей казалось, что также безмолвно это скопище зеленых великанов когда-нибудь переживет и закат городской жизни…

Другой притягательной особенностью расположения города были великолепные луга, что омывали его с противоположной лесу стороны. Орина машинка крохотной божьей коровкой неслась по дороге, которая вела в Светлое Разнотравье – так назывались луга. Женщины почти высунули носы в окна, так как просто проехать мимо и остаться равнодушными – здесь это было невозможно! Сочная зелень мелких представителей растительного мира умиротворяла, запах цветущих трав – опьянял, синева неба – дразнила непознанной глубиной и, вот уж точно – все это заставляло забыть о мелких неприятностях и обыденности городской жизни. Таня высунула ладошку в окно и это приветствие было встречено беззвучным многоголосым ликованием обитателей Разнотравья…

«Нет прекраснее природы того места, где живешь…» – продолжал муроводить романтик внутри Оры.

«Или то же самое я говорила про Любовь полчаса назад?» – это уже выежнулись колючки.

Покинув черту города, девицы оставили машину на дороге, а сами решили прогуляться по лугу – побродить по густой траве. И здесь – в этом храме жизнеутверждающей радости Ора приступила к препарированию племяшки.

– Зачем тебе это надо? – пыталась добиться ответа. – Зачем все это соплежуйство? Не факт, что у Вас что-то получится, тем более, ты совсем не знаешь этого человека…

– Ты посмотришь на него и скажешь мне – какой он… Я приведу его! И еще: погадай мне, Ора! – заканючила темноглазая малышня. – Я хочу знать, что у нас с ним будет дальше!

От неожиданности этой просьбы и еще более – от комичности далеко-идущих планов Татьяны, ведьма малость не совладала с ногами, запуталась в траве и споткнулась! Охренеть! Оглянувшись, она рассматривала Татьяну с превеликим удивлением. Малышня явно чего-то объелась… Мабуть – белены. Беленой, что ли этот сопляк на свиданиях ее кормит?!

– Тебя это не спасет. Тебе сейчас гадай, не гадай – проку не будет! У тебя на лбу сейчас написано: Вечная любовь, верны мы были ей… и прочее по тексту песни! – фыркнула.

Малая недоверчиво покосилась на нее и зачем-то начала старательно тереть лоб.

– Ну зачем ты, Ора?… Он хороший… кажется. Не ворчи, а? – и без того обычно тихий нежный голосок Тани, сейчас был аки елей – хоть на раны прикладывай. – Я понимаю, ты волнуешься за меня, но… Это моя жизнь, аха? Ведь ничего же еще плохого не случилось… – протянула малышня.

И тут же вскинула голову:

– Ты же мне погадаешь? А? О-о-о-ра-а-ааа…….

Да что же это такое? Может, надо было завезти ее на другую сторону дороги из города – в Темный Лес и забыть там… Глядишь, и дурь бы эта прошла. Без еды и воды. Через пару-другую дней… Ведьма почти с остервенением пробиралась сквозь цветущие полевые цветы, бессовестно затаптывая оные, почти жалея (и ерничая!) о ненужной свое доброте – в данной ситуации, как вдруг…

Некомфорт. К раздражению от легкомысленных действий малышни добавилось еще одно ощущение: ей было некомфортно. Оглянулась. Вокруг никого не было. Но, что-то мешало жить… Что-то ей мешало в этой ситуации, муляло, словно камешек попал в туфель… Неуютно так было, словно в их беседу с малой вмешался еще кто-то, точнее, словно этот третий подсматривал… Да, хотя бы и из-за во-он-того сваленного определенно каким-то двуногим раздолбаем ствола дерева! Она еще раз оглянулась, повела носом, как собака, пытаясь определиться с источником дискомфорта… И пошла вперед! Кто-то был рядом. Что-то маленькое и отчаянно нуждающееся в помощи. Таня, как щенок, поспешила следом за ней! Ближе, ближе… Орин нос вел ее вперед! Еще ближе… Там кто-то был. Кто-то маленький и хрупкий. Она снова запуталась в ворохе высокой травы, потеряла сандалию и как раз скакала на одной ноге, пытаясь выловить пропажу в снопах синеньких и желтеньких цветочков, как…

– Ора! Тут человек! Иди скорее сюда! – Танин писк подстегнул ее, словно хлыстом.

Человек…. Он лежал лицом вниз на траве и был почти скрыт от любопытствующих глаз в буяющем ворохе великолепной цветущей растительности. Одежда найденыша была грязной, местами изорванной, он не шевелился, но, даже неподвижный внушил женщинам некоторые опасения. Маленький и хрупкий?!.. Нууу, нет! Маленьким и хрупким он не был… Она сморщила нос, принюхиваясь: от мужчины несло смятением, неустроенностью, потеряшеством… Точно!

«Он словно потеряшка! – пришло в голову Оре. – Кто его тут забыл?..» И тут на рубашке незнакомца чуть ниже спины она заметила грязновато-розоватое пятно, потом – еще одно на рукаве рубашки…

– Он в крови! – бросила Тане.

Девчонки впопыхах бросились переворачивать незнакомца.

Какой там мужчина, разве это – мужчина?!.. Это был молоденький парень, совсем еще мальчик! Нежное измазанное личико, красивый ровный нос, иссиня-черные шелковистые волосы, ссадина на скуле, уголок рта – безобразно расквашен, глаза… Глаз он не открывал. Он был без сознания. Несмотря на грязь и видимые побои впечатления лица без определенного места жительства он не производил. Ора потянулась к нему – потрогать зачем-то лоб. Словно малышу…

– Какой хорошееенький! – протянула Таня за ее спиной. И тут ведьма прыснула:

– Что ль, снова влюбилась?! Полегче, малая, эка тебя несет! Вперед! – указала лапой путь. – Его еще в больницу надо доставить…

Они с трудом доволокли мальчишку до Ориной машины, запихнули его на заднее сиденье и почти галопом понеслись в город к приемному отделению ближайшей больницы.

Его трясло. Ему снова было лет шесть и сейчас он катался на карусели. Лошадка ритмично скакала вверх– вниз и он плыл вместе с ней. Вверх-вниз… Здорово! Тем более – это было так давно… Он вцепился в уши лошади, пытаясь удержаться изо всех сил, когда, внезапно эти своенравные уши деревянного коня стали удлиняться и ритмично бить его по лицу… Хлоп-хлоп… Хлоп-хлоп… Он открыл глаза.

– Ора! Хватит лупашить его по щекам! Он пришел в себя!!!

Ее трясли за руку. Танька, кажется, сейчас выдернет ей руку в попытке защитить этого красавца с зеленющими глазами… И все потому, что этот дохляк внезапно, после пары-тройки пощечин (и Ориной полугневной тирады о том, что доброта – ни к чему и в данном случае это ненужное качество приведет ее к инвалидности – в том случае, если она еще раз попытается потащить на себе этого пацана) открыл глаза. Ступор. Глаза этого малыша – бездонная ямища… Зеленющие, с неожиданно-хищным разрезом, с темными искрами, опушенные опахалами ресниц, они уставились на Ору, не мигая. Блин, какой кавайный пацан!.. Это ж что ж за дичь такая, а?.. Ведьма заклякла малость соляным столбом на заднем сиденье и рука ее тоже замерла – в нескольких сантиметрах от лица мальчишки.

– Ора! Да прекрати ты уже!!! Ты же ему шею свернешь раньше, чем мы его в приемное отделение дотащим! – малышня желепала совсем не по-детски, явно пытаясь спасти жизнь этому красавцу. Это где ж такие берутся, а?.. Ведьма рассматривала малыша. Идеальное личико. Идеальные девичьи ресницы. Идеальная родинка на нижнем веке левого глаза. Идеальные в своей роскоши соболиные брови. Та-ак… Куда это ее занесло?.. СО-БО-ЛИНЫЕ??!! Япо-онский саад! Надо накрыть его зонтом (где-то зонт валяется в бардачке), пока она доведет его до приемного отделения – он же опасен для окружающих девиц! Благо, у нее иммунитет на эти глупости! Кажется, был у нее иммунитет… Точно – был! Она явно пыталась собрать остатки хваленого «иммунитета против глупостей», когда этот малолетка перехватил ее все еще занесенную над ним лапу в попытке наградить очередной пощечиной и сказал грудным таким тихим голоском:

– Мне нельзя в больницу. Меня убьют там, – словно контрольным в голову отоварил. – Помогите… – шепнул-мяукнул мягко, словно котенок у мамкиной сиськи.

Контрольный в голову… Мало того, что голосок у него сладкозвучный – только серенады под окнами распевать, так еще и руку ее они – эта мелкотня – теперь вдвоем удерживают, того и гляди – вывернут!

– Эй! – возмутилась ведьма. – Отдайте руку! Вы бы еще зубами в нее вцепились… – заворчала.

Малышня тут же переглянулась (словно сто лет друг друга знали), синхронно испуганно выпустила ее руку и начала хохотать, Танька – во весь голос, мелкий – осторожно, растянув губы в полуулыбке, даже не всхлипывая, словно стакан на голове нес.

– Кто тебя отлупил? За что? Почему в больницу нельзя? Ты же избит – как отбивная сейчас! – грозно принялась выспрашивать. – Ты же даже смеяться толком от боли не можешь!

– Я виноват. Меня за дело избили. Я… – он сморщил нос (совсем, как Ора!). – Я убил человека. Любимого человека… – пробормотал он уже с закрытыми глазами, затем сложил руки в молитвенном жесте раскаянья. И отключился! Пооодлец…

Яппоонский саад… Он не был похож на убийцу. Ора вглядывалась в его личико – совсем не находя в нем садистских и прочих наклонностей. Что он там лепетал? Убийца? Ему приснилось? Этот детеныш не мог быть убийцей… Дикой тоской, смирением несло от его слов, щенячьи глаза были полны невыплаканных слез и… он сам был сломан. Словно тюльпан. И… уже свыкся с этим. Абсолютное смирение. Как-то так! Или она уже перестала что-либо чувствовать.

Ее руку все-таки трясли:

– О-о-ора! Ора! Разворачивайся! Ему нельзя в больницу – ты слышала! Ты его смерти хочешь?!

Эта девчонка смерти ее хочет! Так орать…

– Куда разворачивать?! Детеныш помят изрядно! Вдруг ему чего-то там переломали?.. – покосилась недоуменно старшая женщина.

На что младшая выдала уж совсем невообразимое:

– Ничего там не переломано! Я уже его всего общупала, пока ты заправлялась (на заправке? – мелькнула мысль. – И когда же она успела, то?!) Он – в порядке, только избит уж очень, это я тебе как будущий врач заявляю! – отчаянно пропищала Танюша.

Это когда же эта девчонка его тискала? Это что за безобразие такое, а? Будущий врач… Таня, конечно, будущий хирург даже – это вам не цацки-пецки, но сия предрасположенность к хорошеньким пациентам… Опасливо покосилась на младшую – в глазах той горел священный докторский гнев и, кажется, запал – спасти рядового… Как зовут этого младенца на заднем сиденье ее машины? Ну, да ладно. Не бывать этому! Малышня походу взбесилась – гормоны жить ей спокойно не дают, поэтому рядового надо вывезти… Куда? В больницу – нельзя, куда его везти? Она стояла на обочине дороги и размышляла. В больницу – нельзя, у Таньки – тем более, бросить – не по-людски. Ащ!

– Ора… Котеночек мой, а, что если он у тебя побудет до вечера, а?.. Мы посмотрим за ним вдвоем… А вечером он уйдет… А? А я ему перевязку сделаю, а?.. Ты же не против?

Эта мелкая, что ли, в медсестричку решила поиграть? Блин… И зачем ей все это? Нахрен ей эта родня?.. И этот раненый… Тоже – нафиг!

– Он же попросил, Ора! Ты же слышала! Он попросил помощи у нас! Разве мы можем его бросить?.. Ты же не можешь! Ты же не бросишь! Ты же доообраяяяя!!!

Ора с сомнением внимала этой малолетней истеричке. Она, Ора – добрая? Да… Особенно она. Попросил помощи? Да у нее каждый день просят. Не бросит?.. Да как же! Триста лет оно ей… Она скоро и пописать не сможет сходить без того, чтобы не натолкнуться на кого-либо из потерявшихся в собственной жизни.

Но… Не бросила. Что-то помешало ей забыть мелкого на лавочке/в приемной больницы/где-то еще. Что-то помешало… Зеленющие глаза? Взгляд потерявшегося щенка? Пятна крови на грязнющей порванной рубашке? Приподняла удивленно брови. Нечто необъяснимое. На заднем сиденье ее машины лежал сейчас ненужный ей «выстрел в голову».

Ей было комфортно – одной. Ей хватало себя, она никогда не чувствовала себя чьей-то потенциальной половинкой, более того, отношений она сторонилась, как чумы. И… Она прекрасно осознавала, что такую, как она – не каждый потянет… Боятся. Ну и ладно! В жизни много всякого-другого-такого, смысл жизни вовсе не в любви, пеленках и бесконечных никому не нужных ожиданиях встречи с предметом обожания. Смысл жизни… Ора улыбнулась. А был ли у жизни смысл?.. Был ли смысл в этом отрезке существования? Вряд ли. Ее жизнь – это всего лишь топтание возле распределительного щитка – подзарядить, обесточить, перенаправить потоки энергии. Она была оператором. И в этом даже был свой дзен – страждущих было много, дармовой энергии хватало, а столбы не забывали о своей «батарейке» – обеспечивали относительный покой и финансовую стабильность. И все бы хорошо… Но, она словно была отрезана от человеческих эмоций, причем добровольно – эдакая жертвенная ампутация чувств. Иногда, она все же задумывалась: а что, если бы… Двух шагов в «если бы» для нее было достаточно – опасливо оглядываясь, она поспешно возвращалась и продолжала наслаждаться покоем в своем сверчковом королевстве… Она всегда была одна. В одиночестве есть своя прелесть.

Орина машинка торопливо пересекла светлую, улыбчивую, еще украшенную шарами и лентами после недавнего городского гуляния, центральную городскую площадь и, мгновенно, словно оказалась по другую сторону горизонта – за окном будто бы потемнело. Высоченные старые разлапистые деревья, хищно подмигивая, норовили задеть ветками юркое средство передвижения, приземистые дома из замшелого местами темного кирпича нехотя расступались, позволяя себя объехать… Эта старинная, любимая для Оры, половина города была словно привита от назойливости городского движа, суетности мирских развлечений. Пухлые низкорослые тельца домов были рассыпаны по тропкам улиц и напоминали женщине стайку грибов, что расположилась россыпью вокруг белокожей березки. В данном случае березкой была высоченная резная, выкрашенная в белый цвет деревянная церковь – батарейка Белого Столба. Церковь… Статная прелестница, увенчанная золотистым кокошником купола, отчаянно тянулась к небу – словно в противовес окружающей серости. Поразительный контраст – между этой златоголовой стройняшкой и окружающим ее полумраком местности. Белокожая одаривала сиянием, словно была наместником света. Духовного света… Может быть, поэтому жителей города так тянуло к этой красавице – двор церкви всегда был заполнен людом, а в церковные праздники живой хвост из мирян, желающих присутствовать на богослужении, заполонял собой и проезжую часть ближайшей улицы. В такие дни энергия здесь бурлила – словно кипяток в кастрюльке! Ора плутовато улыбнулась, проезжая мимо церкви, склонила голову в почтительном приветствии. Места силы бывают разные…

Машину, осторожно переползавшую через бордюр тротуара, пару раз тряхнуло и от этого мальчишка, прикорнувший на заднем сиденье, очнулся. Громадные ворота – кованые черные пыльные – заграждали въезд в дом. Многоголосье острых шипов по верхнему срезу, вразнобой, лаем цепных псов говорило посетителю: Остановись, оно тебе надо? Куда ты прешь? Не страшно?.. От неожиданности парень почти испуганно съежился, наблюдая за тем, как тощая, словно черная колкая шпилька, женщина лет тридцати пяти открывала ворота. Женщина… Взрослая, черное платье, черный шлем волос, бледное лицо, черные брови, глаза… Она как раз шла к машине, намереваясь сесть за руль, и мельком скользнула взглядом по боковым стеклам машины. Вот это жесть! Прожигающий взгляд темных глаз – словно ожог! Как от сварки – ему приходилось разок наблюдать, как подваривали раму мотоцикла… Те же ощущения – смотреть больше не хочется в эту сторону! И эта недовольная мина на немолодом лице… Крайне неприятная особа!

Между тем, ворота распахнулись, и его взгляду открылся небольшой дом из темного кирпича, под старым замшелым шифером, весь обвитый цепкими лапками плюща-трилистника, словно укутанный заботливо зеленым живым пледом. Множество узких готических окон смотрелись несколько нелепо (учитывая возраст постройки) в этом низеньком строении. Окна подслеповато щурились от яркого солнца – это стеклянное «решето» создавало впечатление открытости маленького дома, его доступности всем быстротечным новшествам современного мира…

Дом и его подворье – особенно запущенный сад, где многие розаны устали бороться с судьбой и просто переродились в необъятные кусты шиповника, напомнили ему старого дружелюбного пса, что беспечно дремал на подворье сельского двора за огромным забором. Отчего-то юноше вспомнилось объявление на воротах двора приемной мамы: «Осторожно, злая собака!», а за воротами его обычно встречала добрая сельская моська.

Этот дом был не похож ни на один из тех, что ему доводилась видеть раньше. Но, странное дело, отторжения в восприятии не вызвал, так как, в силу своего возраста и особенностей постройки он был скромнейше-темным. Темный цвет – идеальный поглотитель, как энергии, так и всех видов эмоций.

Въехав сюда, ведьма ничего не меняла, в обличьи этого строения ей все было по душе: и потемневший кирпич постройки, и плющ, тянувшийся вверх по стенам, и запущенный сад. Только грозным забором отгородилась. Покой – должен оставаться покоем…

И что он там замешкался – в машине? Спать укладывается? Или его на руках выносить?.. Ироничной ухмылкой ведьма скомкала уже не только нос, но и уголок рта.

– Вылеза-а-ай! – она стучала по стеклу машины, приглашая молодого человека покинуть транспортное средство. Таня, минутой ранее, выбравшаяся на волю, уже топталась рядышком, ожидая появления на свет божий (из машины) своего первого пациента.

Как не хотелось выходить… Ему не хотелось покидать эту металлическую коробку – его временное пристанище – и обращать внимание женщин на себя и свои проблемы. Да, он попросил помощи – он сам не знает, как это вышло. Наверное, надоело скитаться или он совсем уже ополоумел. Мальчишка прерывисто вздохнул и скорчился – осколок боли, что притаился в его груди, встрепенулся, заполонил щитом ноющей раны пространство от плечей до поясницы, цепляясь рваными краями, пытаясь удержаться внутри человеческого тела…

Ён затаил дыхание, прикрыл глаза. И снова услышал противный стук в окно.

– Он там жить собирается, что ли?.. – этот спокойный выверенный недовольный тон мог быть только у «Шпильки».

– Ора… Остынь, он же болен. Давай я его попытаюсь выманить, я же – будущий вра-ач… – ответил ей звонкий голосок, наверное, той молоденькой кареглазой девчонки.

– О том, что ты якобы врач, я уже пару раз сегодня слышала… Ты в оказании помощи этому красавцу до искусственного дыхания «рот в рот» не доберись только, а?.. Малышня… – снисходительно протянула Шпилька.

Ён осторожно, не веря своим ушам, попытался улыбнуться, но тут дверь машины распахнулась и его робкая улыбка торопливо спряталась. Копна длинных каштановых волос всунулась в проем двери и откуда-то из этого вороха раздался голос:

– Вы бы вышли… Прррр! – раздалась команда, словно лошадям.

На самом деле, Таня пыталась сдуть непокорный клок волос, закрывающий ей глаза.

– Выйдите из машины, пожа-алуйста, мы ждем Вас… – показавшийся из-за каштанового беспредела карий глаз умоляюще смотрел на него.

Эта комичная парочка начинала его смешить. Одна – похоже, вредная и ворчливая, вторая – добрая и милая. Несовместимая разноплановость – только глазами немного похожи, хоть и глаза эти – тоже разные. У одной – колючая ледяная темная пропасть, у второй – теплая весенняя пашня плодородных украинских полей.

Все еще продолжая бороться с непокорными уголками рта, которые норовили разъехаться в полуулыбке, он выбрался из машины и замер: парочка несносных дам заняла позицию напротив его появления и вовсю разглядывала его сейчас. Особенно ему не нравился взгляд старшей… Этот взгляд ползал по нему, как стая черных жирных тараканов, причем эти виртуальные милые друзья совсем не стеснялись в своих поисках – их конечностями был облапан каждый сантиметр его тела. Приятным выражением лица Шпилька по-видимому не баловала окружающих – сейчас на нем застыла брезгливость. Пауза затянулась… Назойливые шестилапые продолжали таскаться по нему, принося хозяйке: сомнение, негодование, разочарование. Калейдоскоп переживаний сменял друг друга на лице Оры, в свою очередь, найдя свое отражение и в эмоциях юноши – он словно впитывал ее колебания и в какой-то момент не справился с ними. Покачнулся, тяжело оперся на дверь автомобиля и попытался снова потерять сознание – тяжело осел на плитку двора, чем вызвал негодующий возглас младшей:

– Ора! Хватит уже его смущать! Он совсем на ногах не держится! Он же помощи у тебя попросил! Пошли! – с этим возгласом она подхватила парня с одной стороны, гневным взглядом подталкивая ведьму к активным действиям по спасению рядовых.