Текст книги "Четверо. Трое. Двое. Один"

Ксения Игоревна Хотина
Четверо. Трое. Двое. Один

© Ксения Хотина, 2021

Оранжевые кеды

1

Лиза с Сашей проснулись рано – то ли от голода, то ли от солнечных лучей, которые бессовестно ворвались в комнату через старый узорчатый тюль. Тюль когда-то был белый, но сейчас цвет его изменился, застирался, посерел. Местами виднелись дырочки, но другой занавески просто не было. В животе у Лизы урчало, есть хотелось точно, потому она растолкала долговязого подростка, который спал наверху двухъярусной кровати. Для этого девочке потребовалось забраться наверх, несколько ловких движений, и она уже сидела на коленях, поджав ноги под себя, и глядела на худого парнишку. Лизе не хотелось будить брата, она бережно провела исхудавшей рукой по черным локонам.

Есть все-таки хотелось.

– Сашка, вставай, – голос у девочки был тонкий, еще детский. – Саш, я есть хочу, – тягуче произнесла она.

– Дай поспать еще, – не открывая глаз, протянул мальчишка.

– Пойдем, надо чайник согреть.

– Ладно, ставь, – нехотя отвечал Саша.

В соседней комнате стоял затхлый запах, несвежим выглядело и белье, оставленное с ночи на раскрытом диване. Девочка заткнула нос ладошкой и постаралась миновать комнату как можно быстрее. Интересно, дома ли мама? Лиза окинула взглядом маленькую кухоньку, обставленную старой мебелью, прошла по скрипучему полу, приоткрыла дверь на веранду. Небольшую захламленную веранду солнечные лучи пронизывали насквозь, пробегали по грязному полу, освещали обшарпанные стены. Здесь пол тоже скрипел, пусть Лиза и казалась очень легкой и невесомой. Она перепорхнула через веранду, толкнула тяжелую дверь, ведущую на улицу. Дверь поддалась не сразу – разбухала от дождя, сырости, поэтому с утра поддавалась плохо. Девочка высунула голову на улицу, вытянув длинную шею, но мамы не было и во дворе, тогда она вернулась в дом.

На кухне, умело чиркнув спичкой, Лиза зажгла газ и взгромоздила на горелку тяжелый металлический чайник. Больше готовить завтрак было некому. Когда чайник принялся попыхивать, в дверях наконец появился Саша – высокий, худой, он немного сутулился, будто стесняясь своей нескладной фигуры. Он был старше Лизы на два года, но они выглядели ровесниками. Лицо острое, волосы взъерошены со сна. Лиза бросилась к брату, чтобы пригладить непослушные черные пряди:

– Ой, да отстань! – небрежно, но беззлобно отмахнулся Саша.

– Не отстану, вот еще, будешь непричесанный ходить.

Саша с надеждой заглянул в маленький холодильник, но там было пусто, в шкафчике тоже, только черствый кусок булки. Саша положил его на стол. Лиза плюхнулась на стул несколько неуклюже, подобрала под себя ноги. Вдохнула жаркий дух крепкого чая, который она уже успела заварить. Чашка в форме цветочного бутона, напротив ручки – трещина, но пока чашкой еще можно пользоваться. Для Лизы чашка была особенно дорога, ведь ее подарила бабушка. Это был единственный подарок от нее за последние несколько лет.

Брат постарался как можно аккуратнее разломать засохшую булку, а она не слушалась и крошилась. Кое-как это наконец получилось. Лиза взяла свой кусок и обмакнула в несладкий чай. Ела с удовольствием, будто это была не булка, а настоящий деликатес.

– Мамка с утра пошла в деревню? – осторожно спросил Саша.

– Угу.

– А чем обедать будем?

– Как-нибудь не помрем, – отмахнулась Лиза.

– Давай на рыбалку, что ли? – предложил Саша. – Хотя бы ухи сварим.

Девочка кивнула. Предложение пришлось ей по душе.

– Тогда одевайся, бери удочки, а я червей накопаю, хорошо? – Саша вопросительно посмотрел на сестру.

Ребята выскочили на улицу, солнце уже припекало. На грядках, разбитых под самыми окнами, росли морковь, свекла и лук, а чуть подальше – укроп. Влажные с ночи удочки стояли за белым шкафом. Сашина удочка немного длиннее Лизиной. Вдобавок на леске у Лизы завязалось два узелка. Однажды на рыбалке Лиза ее порвала, из-за этого Саше пришлось привязывать другую леску. Девочка проверила крючки, поплавки, грузила. Всё было на месте, и она отнесла удочки к невысокому деревянному крыльцу.

Дело оставалось за малым: одеться, чтобы и жарко не было, и комары бы не покусали. Лиза приоткрыла шкаф, на минуту задумалась, а потом вспомнила про топ, который ей привезла тетка Марина из города. О, это была ее драгоценность, такой топ был не у всех. Белый, короткий, а на нем нарисованы герои из популярного фильма «Титаник». Но, увы, не на рыбалку же его надевать. Еще порвет ненароком. У тети Марины дочка была постарше Лизы на год, потому девочка и донашивала за ней одежду, хотя далеко не все нравилось, к тому же Лиза была слишком худенькой, и платья двоюродной сестры болтались на ее хрупком тельце вот именно как на вешалке.

И все равно, когда приезжала тетка Марина, у детей случался настоящий праздник, ведь та привозила им одежду, какие-нибудь игрушки и сладости. В последний раз тетя Марина привезла Лизе яркие оранжевые кеды. Наверное, дочка тети Марины фыркнула, когда увидела их, вот они и достались Лизе. Удобные, конечно, кеды, но уж слишком яркие для деревни. Девчонки дразнили Лизу, мол, где такие взяла, в них только в цирке выступать. А что поделать? Другой обуви у Лизы попросту нет, не босиком же ходить. Поэтому Лиза, вздохнув, натянула свои оранжевые кеды и туго затянула длинные белые шнурки.

2

Дорогой было даже немного весело. Нет, в самом деле, девочка не думала ни о маме, ни о том, что у нее до сих пор урчит в животе, ни о том, что нечего надеть, ни о девчонках, которые ее постоянно задирали, потому что она, по их мнению, слишком плохо одевалась. Солнце слепило глаза, не спасала даже кепка. Легкую тень на дорогу бросали деревья, провожающие подростков до заветного рыбацкого места. Назойливое солнце пробивалось сквозь пыльные листья, лучи приятно грели Лизу. Девочке же солнце казалось невыносимым. Посмотрев на Сашу, она поняла, что брат тоже хочет пить.

– Скоро придем, Лизочка, – он ласково приобнял сестру.

Подростки свернули с основной дороги направо и стали спускаться с горки. Лиза внимательно оглядела ветхий, заброшенный дом, который стоял по правую сторону, и тяжело вздохнула, набрав в грудь побольше теплого воздуха. Они с Сашей переглянулись и вдруг захохотали. Смех разносился по всей округе, звонкий, тонкий девичий смех наполнял пространство. Он расходился по окружавшим их полям, по пыльной траве, терялся в кустарнике за полем и замолкал где-то между деревьев. Главное, что Лиза с Сашей были вместе…

За пару часов им удалось выловить только двух окушков. Рыбачили они с берега, который находился в тенечке из-за густо растущих ив, поэтому солнце не так допекало. Лиза, опустившись на колени, наклонилась к воде, набрала ее двумя ладонями, сложенными лодочкой.

– Айда купаться! – Саша стянул одежду и плюхнулся в озеро. С утра вода была довольно прохладной, поэтому он моментально вынырнул. По его долговязому, еще не сформировавшемуся телу побежали крупные мурашки.

– Ну, а ты идешь?

– Я лучше вечером… – неуверенно произнесла Лиза, поежившись.

– Не-не-не, давай сейчас, – Саша прищурил глаза и хитро улыбнулся.

– Саша, не надо, – закричала девочка, но брызги уже окатили ее. Визг и смех наполнили этот небольшой уютный залив. – Да отстань! – визжала Лиза.

Ей пришлось стянуть сырую одежду, развесить ее на ветках и тоже окунуться в освежающую воду…

Потом они еще некоторое время сидели на берегу, сохли и вслух размышляли, что все равно же очень хорошо жить на свете.

И ни о чем другом разговаривать больше не хотелось, поэтому по дороге домой Сашка с Лизой молчали, лишь изредка мальчик тыкал в сестру веткой, которую подобрал около залива, а она только ойкала и лениво отмахивалась. Волосы уже успели высохнуть, одежда обвеялась на ветру. Лиза щурилась при каждом дуновении, морща веснушчатый нос. Дорога пылила, поэтому влажные после купания ноги сразу запачкались, пыль даже пробралась в модные оранжевые кеды. Ощущение было не из приятных, и Лизе хотелось сбросить ненавистные кеды.

В пакете, который Сашка волочил почти по земле, томились два окушка, один из них средних размеров, а другой совсем маленький. Нужно было зайти к бабке Ане, чтобы та дала хотя бы несколько картофелин на уху.

Вдалеке Сашка завидел Лизиных одноклассниц, которые шли им навстречу.

– Вон, смотри, твои подружки, – подмигнул он.

– Какие они мне подружки? – обиженно произнесла Лиза.

Три девчонки ворковали и над чем-то смеялись. Шли они, растянувшись по всей дороге, то и дело меняясь местами. Лизе хотелось провалиться сквозь землю, только бы не видеть так называемых «подруг». Приблизившись, самая наглая из девочек закричала что есть мочи, так, чтоб было слышно на всю деревню: «Танцы-обниманцы, вокруг танцуют испанцы, а мы танцуем лезгинку в оранжевых ботинках». Девчонки тут же подхватили дразнилку.

Лиза вспыхнула, загорелась алым румянцем, ей вдруг стало недоставать воздуха, глаза наполнились слезами. А девчонкам было весело, задиристая Светка откровенно пялилась Лизе прямо в глаза. Она явно хотела, чтобы девочка расплакалась и убежала, но Лиза твердо решила не поддаваться. «Танцы-обниманцы…» – все ближе подходили девчонки. Достигнув своей цели, они сцепились за руки, будто случайно оттолкнули оторопевшего Сашку с пакетом и веткой в руках и закружились в бешеном хороводе вокруг раскрасневшейся Лизы.

– Танцы-обниманцы, вокруг танцуют испанцы, а мы танцуем лезгинку, в оранжевых ботинках, – веселились девчонки, а Саша стоял и не понимал, что происходит.

Лиза склонила голову, ее длинные волосы свисали безжизненными прядями.

– Ха-ха-ха, ха-ха-ха, лахудра в оранжевых ботинках, – девчонки все кружились и заливались смехом. Они запрокидывали головы и хохотали над Лизой.

Но это было последней каплей, девочка набрала в грудь побольше воздуху и, растолкав оцепивших ее девчонок, вырвалась вон из круга.

– Проклятые, проклятые ведьмы! – закричала Лиза, и тут слезы брызнули из ее глаз, потекли ручьями по пылающим щекам.

Она кинулась прочь от этих несносных девчонок. Бежала что есть мочи, не смея поднять голову от стыда и душевной боли. В ушах шумело, и все же расслышала, как девчонки-задиры хотели было броситься за ней, но вступился Саша. Лиза не думала останавливаться – бежала, бежала до самого дома…

Ворвавшись в квартиру, она упала без сил на колени и разрыдалась. Всё, что скопилось внутри, вырывалось наружу – и обида на мать, которая пропадала в деревне с алкашами, и злоба на девчонок, которые постоянно задирали ее, считая гадким утенком, и яркое ощущение беспомощности. Лиза плакала громко, в голос, пока не иссякли слезы. Всхлипнув в последний раз, она глубоко, с надрывом, вздохнула. Затем закрыла лицо ладонями и сидела так, пока не услышала шорох на веранде.

– Где ты шлялся? Я вас ищу по всей дерёвне, – орала мать. – Можно подумать, у меня других дел нет!

В квартиру ввалилась женщина средних лет, а за ней и Сашка. Черноволосая, высокая, в грязной мятой одежде, она ежилась и кривила лицо, Лиза поняла, что мать еще не успела похмелиться.

– Мы были на озере, есть хотелось, вот и поймали рыбешек, – весело сказал Саша, которому и дела не было до состояния матери. Он потряс перед ее лицом пакетом с двумя пойманными рыбинами, обеспокоенно поглядывая на Лизу.

– Какая гадость, да от них воняет! – поморщилась мать еще сильнее.

– Мама, мама, мамочка, – запричитала Лиза, вцепившись в спортивки матери, – купи мне новую обувь, пожалуйста!

– Что? Совсем сдурела? Вы где-то шатаетесь, а я вам обувь еще покупай?

– Мама, я больше не могу так, надо мной девочки смеются, издеваются, – Лиза умоляюще смотрела на мать. Но та и в голову не брала.

– Я тебе что говорила, нет у меня денег, нет!

– Мама, ну с зарплаты, пожалуйста, – красные заплаканные глаза Лизы вновь наполнились слезами.

– Нет, я сказала, жрать ты что будешь? Ходи в чем есть, – отрезала мать.

Лиза посмотрела на стол: есть же все равно нечего.

– Я… я.… Порву их, разрежу ножницами, – воскликнула девочка, вскочила на ноги и в одно движение стянула ненавистные оранжевые кеды. Она моментально выдвинула ящик кухонного стола и достала заржавевшие ножницы.

– Посмей только! Будешь босиком ходить, тварь! – бросила женщина злобно и, что-то прихватив из серванта, преспокойно вышла.

Лиза замерла. Руки опустились сами собой. Сашка подошел сзади к сестре и обнял ее своими длинными худыми руками:

– Сейчас я сварю уху. Там ее мужики на улице ждут, она уйдет сейчас, – Саша аккуратно забрал у сестры ножницы.

– За что она так с нами? – посмотрела на брата Лиза.

– Иди полежи, я тебе чай заварю, – Саша набирал воду в чайник. – Бабка хлеба дала, полбуханки, правда, старая скряга.

– Неужели наконец поедим? – слегка улыбнулась Лиза.

– Только матери про хлеб не говори, вдруг не ушла, – кивнул Сашка в сторону дверей, – а то унесет еще к собутыльникам…

3

На горушке стояла женщина в хлопковом платье до земли. Темно-зеленое в мелкий цветочек платье казалось невзрачным и старым. Голова обмотана платком, который не позволял жестким темным волосам спускаться на лицо. Женщина стояла, опустив голову, переминалась с ноги на ногу и теребила в руках пакет, свернутый вчетверо. Руки ее были худыми, под кожей проступали синие жилы, хотя сама женщина была болезненно опухшей и смотрела себе под ноги, будто боясь поднять глаза. Ветер гонял клубы пыли по дороге, иногда подбирался к женщине и развевал подол ее платья-халата.

Наконец со стороны школы показались девочки. Женщина всплеснула руками, попыталась что-то сказать, но слова словно застряли, она так и осталась стоять, смиренно ожидая, когда девочки поднимутся в гору. Среди девочек была Лиза.

В выпускном классе Лиза наконец поняла, к чему стремится, чего хочет от жизни. Она скоро поступит на медицинский! Еще немного – и она уедет, оставит все, что здесь у нее есть, сбежит от этой нищеты и убожества. Исчезнет все, от чего ей приходилось страдать: не будет ни голода, ни издевательств, ни этого жуткого запаха перегара, часто царящего в доме. Скоро новая жизнь!

Когда компания почти поравнялась с женщиной, она воскликнула:

– Лиза, Лизочка, ну как? Сдала?

– Мам, да. Я сдала на четверку, – спокойно и равнодушно проговорила девушка, сомкнув пухлые губы, словно больше не хотела ничего рассказывать.

– Я… я так рада, моя девочка, – на глаза женщины навернулись слезы, одна слезинка не удержалась и спустилась по морщинистой щеке. – Поздравляю, милая!

– Спасибо, – сдержанно и несколько холодно ответила Лиза.

– Прости меня, – мать виновато обняла Лизу, притянув ее за стройную талию к себе и неуклюже положила голову на грудь к девушке. Лиза была смущена, на щеках появился легкий румянец. Но Лиза отстранилась.

– Мам, я пойду.

– Это тебе, – женщина неловко протянула сверток. – Там шоколад.

– Спасибо, мама, – с трудом сдерживая наворачивающиеся слезы, вымолвила девушка. Она не ожидала подарков от матери.

Лиза еще хотела добавить, что прощает маму, что хочет все исправить, что будет рядом, но не смогла. Слишком много обиды, горечи и детских слез скопилось внутри.

Лиза вспомнила, как приходилось оставаться у бабушки, только чтобы не видеть маму с заплывшими от алкоголя глазами. А как часто приходилось отправляться по деревне на поиски мамы! Не подаренные куклы, не рассказанные сказки, не заплетенные косы и эти оранжевые ботинки… Лиза молча отправилась дальше. Мать только успела провести сухой ладонью по ее руке. И осталась стоять на горушке смотреть, как удаляются девочки.

Четверо. Трое. Двое. Один…

1

Наталья Аркадьевна неустанно думала о Левушке, даже по прошествии стольких лет не могла оставить привычку разговаривать с ним про себя, мысленно, он словно стал ее внутренним голосом. Она облегченно вздыхала, когда разговаривала с внучкой, на это время внутренний Левушка замолкал, ведь внучка в детстве была точной копией ее мальчика, да и сейчас она больше походит на Левушку, чем на своего отца.

– Ты спрашиваешь, как я могла его отпустить? А я так думаю, что корректнее бы спросить – как я могла не отпустить своего ребенка туда? Он всю жизнь мечтал стать морским пехотинцем. Мечта! Дело такое. Мы с отцом его заставили учиться. И все без толку!

– Бабушка, может, отложим подготовку к экзамену? Расскажи про дядю Леву!

– Ну, – помедлила Наталья Аркадьевна, но начала свой рассказ. – Хорошо. Нужно делать перерывы…

Он окончил университетский лицей, мы заставили его пойти в университет. Так и знала, что добром это не кончится. Смотрю, значит, как он учится, открываю его лекции – стихи, море, чайки, морские пехотинцы по всем тетрадям. На всех страницах. Я и говорю отцу его, Федору Ивановичу, как, что делать-то с ним? А сам Левушка позицию какую занимает? Отвечает нам: мол, вообще, здесь не хочу учиться, буду поступать в морское училище.

– А вдруг тебя туда не примут? – на то время конкурс довольно большой был. – А ты здесь бросишь учебу, год потеряешь. Как так?

В конечном итоге мы уговорили его доучиться год, чтобы было к чему вернуться. Скривив губы, он продолжал рисовать море в тетрадях, но на лекции ходил, а летом взял и поступил.

2

Физкультура у Левушки проходила на улице. Представляешь, бегали в Петергофе вокруг известных всем фонтанов все пять лет. Где учились, там и бегали, выбирать не приходилось. А всего их на учебе было четверо друзей. И такие все красавцы. Нет, ты не думай, все мамы своих детишек красивыми считают. Но тут как на подбор, это же генофонд! Богатыри русские, не иначе.

Четверо друзей – мальчик один из Мордовии, как же его звали, кажется, Сережа; сын петрозаводских врачей Леша Гуляй, да еще Вася. Вот и бегали бы они вокруг фонтанов, но пришло время определить, что дальше-то делать. Сережа одновременно с окончанием училища женился, знаешь, на очень красивой девочке из Москвы, потому-то его и направили в общие войска. Руководство тоже люди, взяв в учет свадьбу, сказало, что морская пехота – слишком рисковое дело для молодоженов, что тут скажешь? Да и мальчишкам решать не позволили, выбора не дали.

Ты знаешь, Левушка, как и мечтал, попал в морскую пехоту в Чечню. В своих письмах он ничего и не писал, только что-то банальное, что все у него хорошо. О страхе тоже не заикался, это он потом уже рассказывал, как боялся, например, когда стоишь в дозоре, страшная темнота вокруг, и все кругом ползет, а ты смотришь и не знаешь, то ли это чеченцы ползут, то ли живность какая, то ли вообще тебе все это чудится.

Дело было под Новый год, он прилетел на вертолете из месторасположения своего отряда в Каспийск за оружием и звонит нам из какого-то переговорного пункта – поздравляет.

Чтоб ты понимала, в чем дело, поясню: Левушка относился к северным войскам в Североморске, а его в южные направили, вместо другого командира в Каспийск.

Судьбу эту не знаешь, как понять. Судьба не любит, когда с ней играют, а сама подшутить не прочь, только шутка ли – человеческие жизни? Северян под Новый год бросают в самые горы, чтобы перекрыть путь чеченцам, у тех же тропы везде по горам. Северяне, так случилось, не успевают укрепиться в темноте, их бросают, а они ко времени не успевают. Чеченцы все видят. И всю роту, в которой Левушка должен быть, его родную роту принимают, словно та на блюдечке подана. Всех парней. Вся морская пехота легла. Вся.

Погиб этот первый друг, с которым Левушка вокруг фонтанов бегал. Ему дали Героя России, он во главе роты стоял вместо Левушки. Героя России, значит, дали. Но как это, я до сих пор не понимаю, а если бы это был мой сын, мой Левушка? Чем бы ему звание помогло, разве оно могло бы утешить мое сердце, эта надпись на клочке бумаги, никчемная отписка? Для меня они все – мальчики, до одного…

3

После этого случая письма перестали приходить. Писем нет и нет. Мы тогда могли звонить на горячую линию и узнавать информацию о пропавших без вести, о раненых, ведь все это регистрируется.

А я боюсь звонить. Представь. Когда не знаешь, есть надежда, надежда – такая субстанция, которую уничтожить практически невозможно. И мне страшно утратить эту надежду.

Я так и не решаюсь позвонить сама, на помощь приходит директор. Я подле нее сижу, а она звонит. Мы слушаем гудки, громкие такие, на всю комнату, бьют по ушам, а у меня такое чувство, что сердце вот-вот выскочит из груди. Директор сообщает кому-то в трубку, что нас интересует лейтенант, командир такого-то взвода. Они на горячей линии начинают искать. Потери смотрят. Чувствую, пот струйкой стекает на лицо, приходится достать платок. Среди убитых – нет. Смотрят раненых. Мое сердце замирает, на какую-то секунду я думаю, как бы хорошо, чтобы он оказался ранен, это же прямой билет домой. Среди раненых – нет. Смотрят среди пропавших. Надежда внутри меня поскуливает и скребет лапкой. Тоже нет! Где-то же он есть? А где – непонятно.

Потом, уже в феврале, я решила позвонить, нашла телефон, в Нижний Новгород, маме этого друга Сережи, который женился. У Сережи и жена красавица, и сам статный, я уже говорила, все парни высокие, накачанные, красивые. Подбирали в пехоту не хилых, а именно таких, чтобы можно было все эти упражнения делать, бегать и прыгать. И мне отвечает женский голос.

– Вы знаете, это мама Сережи Смирнова, Мария Степановна, – спокойно так говорит, я вначале не поняла, почему такое мертвецкое спокойствие. – Вы звоните в день похорон Сережи.

– Как в день похорон? – не поверила я телефонной трубке.

Сережу с войсками отправили в Чечню в противоположную часть страны по отношению к Левушкиной, а там снайперы отстреливали командиров. Знаки различия же у них были. Вот Сереже и попали в голову. У противника стояла четко поставленная задача – обезглавить, что он и сделал. Так погиб второй друг Левушки.