Текст книги "Золотые купола над Парижем"

II
Воскрешение из мертвых

Начало 90-х годов ознаменовалось необыкновенным событием. Русская Церковь десятилетиями гонимая, разграбленная, расстрелянная большевиками, поруганная в 60-е годы Хрущевым, обещавшим «показать по телевизору последнего попа», да и при брежневском застое, когда с большой опаской люди крестили детей, венчались и отпевали, – стала воскресать. В равной мере, те же явления пробуждения от вечного сна, стали происходить и у иноверцев. «Советы» отучали от веры не только православных, большой кровью и насилием заставили верить советский народ в КПСС и светлое будущее. Но уже в 70-х годах все больше стало проходить тайных крещений, чтений Писания, распространялись самиздатские листочки с молитвами. Трудно жить без веры, а потому, когда в 1991 году все поменялось, страх исчез и люди пошли в храмы.

Церковь оказалась не готовой к такому наплыву вновь уверовавших. Не хватало священников, а потому массовые рукоположения в те годы были обычным явлением. Часто священники даже не имели специального образования, многие технари и интеллектуалы оставили свои светские профессии и рукоположились. В середине 2000-х появились православные СМИ, Интернет-издания, первые богословские конференции, публикации; возродились братства, общины, школы, семинарии. Началось строительство новых храмов и восстановление монастырей. Скептики скажут: «Мало, капля в море!» Да ведь капля камень точит. Результат, который многие наблюдали в 90-е, поражал: казалось, что за годы Советов все умерло, ан нет, старушки в белых платочках, остатки церковной интеллигенции чудом сохранили нам веру.

Молитвами Новомучеников загорелись лампады и свечи в отстроенных храмах, согрели они охладевшие сердца, вдохнули жизнь. Да, конечно, было очень много званых, осталось мало избранных.

Важнейшим событием для Церкви и верующих стал Архиерейский собор Русской Православной Церкви 2000 года. Для возрождающейся Церкви стало поистине искупляющим прославление новомучеников и исповедников российских. К этому чину канонизации была написана замечательная икона Собор Новомучеников и Исповедников Российских за Христа пострадавших явленных и неявленных, на ней в клеймах – изображения жизни и мученических кончин отдельных святых, убитых большевиками. Средник иконы, где представлен собор святых, предстоящих в прославленном состоянии, группа страстотерпцев, семья Государя Николая П. В 2018 году исполнилось сто лет со времени этих кровавых событий.

Помню, как мы привезли из Москвы эту икону и захотели подарить одному из храмов Архиепископии. Это вызвало неоднозначную реакцию. Собрание прихожан потребовало икону убрать. Мы ее забрали и передали в храм РПЦЗ, где она сразу же нашла свое место рядом с алтарем… ведь семья государя императора была причислена к лику мучеников Русской Зарубежной Церковью в 1981 г. Отношение в эмиграции к почитанию и поминовению императорской семьи всегда было неоднозначно. Так, архиепископ Василий (Кривошеин) и митрополит Антоний (Блум), принадлежащие к Патриаршей Церкви, всегда почитали их святыми и совершали по ним панихиды и молебны. Парадокс, но церкви, возведенные государем во Франции, которые после раскола 1931 г. перешли с митрополитом Евлогием под омофор Вселенского патриарха, никогда не поминали страстотерпцев панихидами и мучениками их не считают.

В годы возрождения Церкви открылся для посещения Бутовский полигон, на нем была возведена маленькая деревянная церковь, а 8 августа 2007 года на этом погосте, где в сталинские годы шли массовые расстрелы, был установлен большой поклонный крест в память о Новомучениках. Он был доставлен с Соловков, еще одного страшного места, великого поруганного большевиками Соловецкого монастыря, превращенного в лагерь «СЛОН».

Церковь, униженная и практически исчезнувшая из жизни советских людей, вернула нам память невинно убиенных, за веру пострадавших. Поклонные кресты и часовенки, а теперь и храмы возникли по всей России. Но, кажется, что все равно мало говорят, мало рассказывают подрастающему поколению о десятилетиях страданий не только священства, но и простых мирян. Вехой памяти о тоталитарном режиме стал «Соловецкий камень» на Лубянской площади, установленный в 1990 году. Каждый год сюда приходят сотни людей независимо от их вероисповедания, кладут цветы, читают списки погибших.

Для тех эмигрантов, которые не знали своей исторической родины, жили только рассказами о том, как было «до 1917 и как стало потом», поездки в новую Россию стали открытием. Для тех же, кто еще помнил «от чьих пуль» они уходили с войсками Врангеля, возвращение стало неожиданностью! Никто не верил, что СССР когда-нибудь закончит свое существование.

Александр Исаевич Солженицын в конце 80-х жил в Вермонте, писал «Красное Колесо» и пристально следил за происходящими переменами в России. Его звали вернуться, тогда он сказал, что вернется, если будет издан «Архипелаг ГУЛАГ». Это было своего рода критерием дозволенной свободы. «Архипелаг» был издан, и Нобелевский лауреат вернулся… А вот условие, выдвинув которое, митрополит Евлогий в 1931 году ушел под омофор Вселенского Патриарха – «до восстановления правильных нормальных отношений с Матерью Русскою Церковью»[4]4
  Газета «Возрождение» за 30 января 1931 г., Париж «Обращение митрополита Евлогия к пастве православных русских церквей в Западной Европе»


[Закрыть] – не было выполнено. Хотя была попытка объединения с РПЦ в 1945 году, оно не состоялось, и Архиепископия осталась разделенной между сторонниками и противниками сближения с РПЦ. В конечном итоге, после многолетнего отчуждения, отношения с РПЦ перешли на новый этап развития в 90-е годы прошлого века. Неисповедимы пути Господни: остается надеяться, что ученые богословы, историки и архивисты будут и дальше раскрывать нам глаза на прошлое, чтобы молитвами Новомучеников не вернулась к нам кромешная тьма, чтобы покаянные слова были услышаны, а сердца черствые стали добрыми и милостивыми…

Эти этапы большого пути, которые прошла РПЦ вместе со своим Патриархом с 1990 по 2000-е годы обернулись прозрением. Пусть многие этого не видят, сомневаются, сердятся, но все же постепенно Церковь гонимая постаралась стать Церковью доступной для всех.

Тем не менее в общественном сознании в России и за рубежом произошли колоссальные изменения, появилось логическое желание вернуть Церкви потерянное единство. Процесс собирания размежеванной паствы под покровительство Московского патриархата шел непросто, и многие иерархи за рубежом после распада СССР ставили целый ряд условий для воссоединения, тем самым только усугубляя раскол.

В 2003 году русских эмигрантов в Париже потрясло сообщение, пришедшее из Москвы об инициативе РПЦ объединить церковные юрисдикции, которые входят или входили в состав Русской Церкви, то есть поступило предложение о создании единой Митрополии. Могу только сослаться на свою память, когда владыка Антоний Сурожский получил это письмо, он воскликнул: «Наконец-то!». Владыка Антоний с радостью принял весть о единой Митрополии. К сожалению, жить ему оставалось несколько месяцев. Последовавшие после его кончины тяжелейшие качания, бури и расколы сохранили Сурожскую епархию в составе РПЦ. А вот для Экзархата это письмо пришлось как бы не ко времени. Замечательный иерарх, внимательный пастырь и друг Русской Церкви архиепископ Сергий (Коновалов) скончался 22 января 2003 года, и после его ухода политика Архиепископии резко изменилась. На его место был выбран временно управляющий архиепископ Гавриил Команский (де Вильдер).

В то время я была членом совета в одном из приходов Архиепископии. Помню, как настоятель нашего храма созвал собрание, и мы составили обращение в епархиальный Совет с просьбой отложить хотя бы на год выборы главы Архиепископии, подумать о кандидатах. Просьба была разумная, ситуация сложилась непростая, временно управляющий плохо знал традиции Экзархата Русской Церкви. Но письма и просьбы ни к чему не привели. Небольшая группа (как это уже бывало в истории переворотов) волевыми усилиями сделала свое дело, и владыка Гавриил был избран 1 мая 2003 года главой Экзархата.

Архиепископ Сергий за время своего управления собрал вокруг себя людей, неравнодушных к будущему Дарю[5]5
  Так по названию улицы rue Daru, где находится собор св. Александра Невского, обозначают Экзархат в Париже.


[Закрыть], по его благословению в 1997 году был создан «Кружок митрополита Евлогия». Члены его регулярно собирались и сослужили с клириками РПЦ. С 2000 года по инициативе вл. Сергия была образована комиссия «Местная Церковь», чуть позднее переименованная в «Будущее Архиепископии». К большому сожалению, владыка Гавриил все эти инициативы не поддержал, и кружок и комиссии были распущены. Многие прихожане, занимавшие сторону владыки Сергия, подверглись отмежеванию, а позже и епархиальному суду с наказанием в виде лишения Причастия.

1 апреля 2003 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II направил Преосвященным митрополиту Сурожскому Антонию, архиепископу Брюссельскому и Бельгийскому Симону, архиепископу Корсунскому Иннокентию, епископу Команскому Гавриилу, временно управляющему Архиепископией Русских Православных церквей в Западной Европе, епископу Женевскому и Западно-Европейскому Амвросию (РПЦЗ), а также всем православным приходам русской традиции в Западной Европе письмо, в котором содержалось предложение образовать в Западной Европе единую автономную митрополию на основе Архиепископии, Московского патриархата и РПЦЗ. Он мог бы состоять из нескольких епархий и включать в себя все православные приходы, монастыри и общины русского происхождения и русской духовной традиции, которые пожелали бы вступить в него. Также он мог бы иметь право самоуправления и избрания предстоятеля собором иерархов, клириков и мирян округа на основе устава, который предложено было разработать при участии представителей всех групп православного русского рассеяния в западноевропейских странах. До принятия устава и выборов предстоятеля попечение о новоучреждаемой церковной структуре было предложено Преосвященному митрополиту Сурожскому Антонию.

Предложение Патриарха было весьма достойным, тем более что ни о каком «подавлении» особенностей эмигрантских структур – традиции служения на местных языках, владения собственностью – не упоминалось. Алексий II предложил план создания полунезависимого Митрополичьего округа, объединяющего все ветви Русской церкви под формальным руководством Московской патриархии с перспективой предоставления автокефалии в обозримом будущем. Напомню, что такой автокефалией, полученной в 1970 году от Москвы, обладает ПЦА (Православная Церковь Америки).

Иерархи, перечисленные в письме, имели непосредственное отношение к трем ветвям Церкви: Русская Православная Церковь Московского патриархата, Русская Православная Церковь Заграницей и экзархат Константинопольского Патриархата (с центром в Париже и собором св. Александра Невского).

Последовавшие переговоры привели в результате к подписанию в 2007 году исторического «Акта» с РПЦЗ, а вот с Экзархатом все вышло не так, как писал митрополит Евлогий. По прошествии 10 лет после этих событий, можно констатировать, что Архиепископия, оставшись в изоляции, с трудом сохраняет память и следует традиции своего великого духовно-богословского прошлого. Ее знаменитый Свято-Сергиевский богословский институт, сердце и кровь высших интеллектуальных умов русской мысли, сумевших в изгнании стать «в послании», сохранить живую церковь и создать «Парижскую школу», постепенно теряет свое предназначение… Храмы, построенные эмиграцией в 20–30 гг. XX века, расписанные известными мастерами, ветшают и закрываются. Не буду перечислять всех бед, личных трагедий и даже гонений на священников и мирян Архиепископии Русских Православных церквей в Западной Европе (КП), последовавших после этого послания Патриарха.

В тот момент, когда стало известно о решении строительства собора с одобрения французского правительства, сразу начали возникать вопросы: «Зачем нужен православный собор в Париже? Ведь есть собор Архиепископии?». Ответ прост: если бы не было гневной реакции на письмо Патриарха в 2003 году, то и Троицкого собора на набережной Бранли могло не быть, даже не возникала бы идея его строительства, а объединенная православная паства соборно молилась бы в храме св. Александра Невского на улице Дарю.

31 марта 2004 года было образовано Движение за Поместное Православие в Западной Европе (ОЛТР). Изначально активисты движения преследовали цель способствовать объединению трёх ветвей Русской Православной Церкви. С самого начала во главе Движения стоит председатель Серафим Александрович Ребиндер. Члены-основатели – 25 православных из трех юрисдикции (РПЦ, РПЦЗ, Архиепископия КП)[6]6
  См. сайт ОЛТР-OLTR http://www.oLtr.Fr/qui-sommes-nous


[Закрыть].

За прошедшие годы ОЛТР провело немало круглых столов, на которых выступали священники, иерархи и миряне. Так, например, несколько раз выступал с докладами Епископ Берлинский Марк (РПЦЗ), митрополит Иларион (Алфеев), протоиерей Николай Артёмов, журналист Сергей Шмеман, историк церкви Жан-Франсуа Колосимо, епископ Василий (Осборн), игумен Савва Тутунов, протоиерей Николай Балашов и другие. К созданию ассоциации подвело само время: кончина владыки Сергия (Коновалова), а также избрание нового главы Архиепископии в лице владыки Гавриила (Де Вильдера). Активное братское сослужение с иерархами РПЦ сразу же прекратилось, как только пришёл к власти вл. Гавриил, в адрес Московской Патриархии зазвучали незаслуженные обвинения.

В задачу написания этого текста не входит анализ евлогианской Архиепископии, но для того чтобы хоть приблизительно представить ситуацию, в которой пребывала паства на Дарю к моменту получения письма от Патриарха, приведу отрывок из доклада Серафима Александровича Ребиндера, председателя движения ОЛТР «Верна ли Архиепископия Вселенского Патриархата своему призванию?».

«Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала себе представить, какое именно призвание имела эта Архиепископия. Судя по тому, что говорилось и писалось её членами в былые времена, можно констатировать, что эти люди определили для себя несколько задач. Первая из них, самая очевидная, заключалась в необходимости дать возможность десяткам тысяч русских беженцев, оказавшимся за пределами своей страны, продолжать жить церковной жизнью. В этой церковной жизни должны были воплощаться заветы Московского Собора 1917-18 годов, так как этот Собор увенчал славный период возрождения Русской Церкви в 19-м веке. У русских эмигрантов почти сразу появилось осознание того, что нужно свидетельствовать о православии на Западе. А когда стало окончательно ясно, что возвращение на родину невозможно в течение ближайшего времени, то возникла необходимость не только в укоренении православия на Западе, но и в сбережении русской церковной традиции. Эти мысли были вполне оправданы теми событиями, которые происходили в СССР, и у эмигрантов были основания для беспокойства в связи с опасениями, что советская власть могла окончательно уничтожить следы христианства на Руси.

Вначале Экзархат вполне успешно шёл по намеченному пути, легко достигая цели. Благодаря самоотверженному служению священников и епископов, оказавшихся в эмиграции, и благочестию паствы было открыто много церквей, в частности во Франции. Они были открыты даже в самых отдалённых местечках, как Южин или Тараскон сюр Арьеж, для этого было достаточно даже малого скопления русских беженцев. Эмиграция жила интенсивной литургической, приходской и духовной жизнью. Позднее, после окончания второй мировой войны 1939–1945 гг., Экзархат сумел принять в своё лоно представителей второй волны эмиграции.

Необходимо отметить, что в настоящее время многие из потомков первой волны эмигрантов покинули Церковь.

Интеграция новых эмигрантов (которых, скорее, можно назвать мигрантами) из стран, где есть Русская Церковь, связана с большими трудностями. На Западе на них смотрят с некой опаской, или иногда даже с некоторым снисхождением. Подобное отношение, свидетельствующее о трудностях интеграции новоприезжих, можно часто наблюдать в Архиепископии Православных Церквей в Западной Европе (Вселенского Патриархата). Эта проблема заслуживает особого внимания, поскольку легко обвинять в трудностях интеграции самих новоприбывших: «Они, мол, не как мы». Но «разность» не может быть для Церкви поводом для исключения человека или разделения паствы на «своих и чужих».

К тому же создаётся парадоксальное впечатление, что нынешнее руководство Архиепископии хотело бы, чтобы Русская Церковь «не составляла ей конкуренции» в окормлении «новой паствы» и чтобы «юрисдикция РПЦ» покинула Западную Европу. С другой стороны, Архиепископия не имеет достаточного количества русскоязычных священников, способных понимать вновь прибывших и говорить с ними. Вот почему с ее стороны ощутимы попытки как можно быстрее «освоить» этих новоприезжих или привлечь священников – перебежчиков из Московского Патриархата.

Но известно, что переходы из одной юрисдикции в другую часто происходят после неких проблем в покидаемой юрисдикции. Причинами возникающих сложностей считают недостатки Русской Церкви, где, мол, священники подвергаются «произвольной власти епископов». Но на поверку оказывается (и мы знаем это), что реальные причины этих «переходов» чаще всего прозаические.

Со своей стороны РПЦ считает в равной степени своей обязанностью вести миссионерскую работу среди русских, покинувших свою родину; ведь именно так было до революции. И со стороны Архиепископии обостряется некая «конкуренция», возникает раздувание постоянного болезненного конфликта и напряженность в отношениях. Тогда как всем понятно, что в этой области единственно разумным решением было бы сотрудничество между обеими сторонами, каждая из которых внесла бы как вклад свой незаменимый опыт.

Сегодня видно, что первоочередная задача, которая стояла перед Архиепископией в отношении русской эмиграции, ею больше не выполняется.

Что касается реализации решений Московского Собора 1917-1918-гг., можно констатировать, что и здесь ситуация пришла в упадок. В Архиепископии кое-кто до сих пор придаёт большое значение тому, что миряне будто бы участвуют в жизни Церкви. Но внешность обманчива.<…> К тому же эти православные люди (прихожане Экзархата) думают, что Архиепископия, отрезанная от своих корней, идёт в никуда и уже не способна на истинное свидетельство о православной вере. Наоборот, в силу своей замкнутой обособленности она рискует потонуть в сектантстве, как это уже произошло с другими структурами, отрезанными от своих корней.

<…> Судьба Экзархата Вселенского Патриархата показывает, что он был верен своему призванию с начала своего существования до не столь давнего прошлого. Но условия его существования коренным образом изменились вследствие распада Советского Союза и наплыва новых эмигрантов из восточной Европы, и новой России. Он больше не является центральной православной структурой в Западной Европе и не может выступать от имени православного мира. Перемены, произошедшие после распада СССР и падения коммунизма, оказали сильное влияние на Экзархат, который погрузился в глубокий кризис, силы его поубавились. <….>»[7]7
  См. Образование и Православие www.orthedu.ru/hppc/news-hppc/1562-10.html


[Закрыть]

Постепенно Дарю замкнулся, превратился в некий остров, «вид на жительство» предоставлялся не всем и, как пишет С. Ребиндер, «болезненность конфликтов и подозрительность постоянно выливались даже на простых прихожан, которые делились на «своих и чужих».

Вот собственно краткий обзор событий, результаты которых застал в 2007 году Святейший Патриарх Алексий, приехавший во Францию и обратившейся к Президенту Саркози с просьбой о строительстве собора для Корсунской епархии. Забегая вперед, могу только добавить, что на протяжении всех 10 лет подготовки и строительства Троицкого Собора, недоброжелательная полемика велась и обострялась не только со стороны некоторой части французского общества и СМИ, но протестные петиции составлялись и русскими, далекими от Православия, а также членами Архиепископии.

III
«Святой подвал» – колыбель Корсунской епархии

В XIX веке Российская империя возвела большие парадные православные соборы на Лазурном берегу, в Париже, на Атлантическом побережье в Биаррице, а также в Германии, Прибалтике, Финляндии, Италии и Швейцарии. Архитектурный стиль, внутреннее убранство и необычайной красоты росписи стилистическим эхом повторяют грандиозные по своему великолепию храмы, построенные в России (храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге, Морской собор в Кронштадте, Владимирский собор в Киеве).

Самый величественный из всех построенных в Европе – русский православный собор св. Николая в Ницце (Корсунской епархии). Над ним трудились прекрасные флорентийские мастера и знаменитые московские ювелиры, создавшие уникальный трехъярусный иконостас «в старинном русском стиле».

Красивейшие православные храмы до сих пор остаются достопримечательностью европейских городов. О русском присутствии и культурно-исторических связях с Францией наш рассказ впереди.

Из-за большого присутствия русской знати не только на побережье, но и в Париже, уже в XVIII веке назрела необходимость постройки русского православного храма. Петр Великий двадцать лет мечтал побывать во Франции, и в 1717 его мечта сбылась, он провел в Париже шесть недель, молился в походной часовне, православного храма еще не было. Известно, что после визита государя Александра I в Париж в 1814 году указом от 12 февраля (с 1816 до 1917 года) была учреждена посольская церковь греко-российского исповедания, которая и расположилась в здании посольства. В 1819 году эта церковь обретает новые стены, для нее арендуется специальное помещение. В 1830 году церковь была перенесена в здание на улице Бери, 4 (4 rue Neuve de Berry). Ежегодная арендная плата обходилась посольству в 6 тысяч франков, затем она увеличилась до 17 тысяч франков в год. Церковь состояла из двух комнат, соединенных пролетом; стены не окрашены, «обстановка бедная, иконостас маленький дубовый, и весь храм неуютный, темный»[8]8
  Одерова М. В. Православная церковь при русском посольстве в Париже: (1816–1917 гг.): диссертация кандидата исторических наук: 07.00.02. – М., 2009


[Закрыть].

Проект постройки собора св. Александра Невского был принят в 1847 году, но до завершения строительства и освящения прошло долгих четырнадцать лет (1861 год). Деньги собирали всем миром, от простых русских до аристократии, государь Александр II лично пожертвовал 150 000 тысяч золотом.

Парадные соборы, о которых идет речь, были построены по всей Европе на деньги государственной казны Российской империи. Несмотря на войны, эти шедевры русской архитектуры остались нетронутыми, не разграбленными, в них до сих пор идут службы. Да, они прекрасны! Но самыми трогательными и душеполезными стали эмигрантские приходы, которые были оборудованы из гаражей или заброшенных помещений руками русских, оказавшихся во Франции после революции 1917 года.

На собственные скудные средства, малыми силами, в складчину, они открывали «свои» храмы, столь не похожие на соборы с золотыми иконостасами. Расписывали эти храмы мастера эмигранты, многие из них были знаменитостями в России, а кто-то неожиданно открывал свой талант на чужбине. Православному трудно жить без церкви, особенно в инославной стране!

Пятнадцатый район Парижа считался бедным (это в последние годы он стал буржуазным и дорогим), а тогда в этом месте селилось много русских, а в 20–30-х годах появилось несколько церквушек. Денег не было, их хватало только на то, чтобы снять гараж да переоборудовать его в храм, церковная утварь обычно жертвовалась добрыми людьми или покупалась на «блошином рынке». Несмотря на нищету, люди собирались в общину, устраивали воскресную школу для детей, все говорили только на русском. Вплоть до начала 90-х годов в этих храмах священники служили в облачениях, сшитых прихожанами, они ветшали, но расстаться с памятью было невозможно, да и денег не было на «новые ризы». Прихожанки-рукодельницы творили чудеса: их заботами облачения штопались, латались – жизнь церквей продолжалась.

Карта Франции в последние годы заметно изменилась: исчезло очень много эмигрантских общин, основная причина – смерть «старых русских» прихожан, отсутствие средств. Новые поколения далеко не всегда сохраняют язык и традиции, не хотят помогать материально, а ведь эти церкви всегда жили «только с тарелочки» или два раза в год устраивали благотворительные «пасхально-рождественские» ярмарки.

В самом Париже сейчас около тридцати православных храмов, среди них есть и украинские, румынские, греческие, болгарские, сербские, грузинские и коптские…Русских осталось около десяти, а было гораздо больше. Для многих до недавнего времени самым большим и красивым в Париже считался собор святого Александра Невского, который находится в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Русская Православная Церковь Корсунской Епархии (МП) вплоть до 2016 года не имела ничего подобного, а ютилась в храме, перестроенном в 1931 году из гаража. Мал золотник да дорог. Все стены этого маленького Кафедрального храма в честь Трёх Святителей украшены красивейшими фресками Леонида Успенского, помогал ему в работе инок и иконописец Григорий Круг. Сейчас трудами Эмили ван Таак, ученицы Л. В. Успенского, духовной дочери о. Сергия Шевича, исследовательницы наследия русских мастеров эмиграции, издано несколько монографий и цветных альбомов, посвященных этому уникальному живописному шедевру, истинному «богословию в красках». Службы здесь идут круглый год, утром и вечером… Народ прибывает, очень много молодёжи, детей, воскресная школа, лагеря, конференции – полнота приходской жизни.

В этом подворье, по великой милости Господней, находится чудотворная икона Иверской Божией Матери. И сегодня, каждую среду вечером, православные христиане самых разных национальностей поют акафист перед Её образом. История спасения этой драгоценной иконы от рук ростовщиков на Парижской барахолке русскими эмигрантами похожа на детектив.

В 1930 году эмигрант-москвич А. Н. Павлов в одной из парижских антикварных лавочек через витрину увидел огромную икону. Он вошёл в магазин и сразу узнал в ней образ Иверской Божьей Матери. Павлов стал расспрашивать хозяина, как к нему попала эта икона, и выяснилось, что она была вывезена одним французским офицером в 1812 году из Москвы, а теперь потомки этого офицера хотят продать её. Весть об иконе быстро облетела всю русскую эмиграцию, это было воспринято не только как особый знак, но и как чудо! Как известно, в 1812 году французские солдаты, разграбившие Москву, не пощадили и церквей. Из одного только Успенского собора было вынесено драгоценной утвари 18 пудов золота и 325 пудов серебра, были сорваны оклады с икон, а из Иверской часовни пропала главная святыня – Иверская икона. Позднее, в 1852 году, была написана её точная копия, которая оставалась в часовне вплоть до революции 1917 года, именно её образ и остался в памяти москвичей. В 1922 году всё убранство часовни было опять изъято, но уже большевиками, а икона перенесена в храм Воскресения Христова в Сокольниках, но уже без жемчужной ризы.

Но вернёмся к Иверской Богоматери, обнаруженной в Париже. Русские эмигранты привели в магазин специалистов, которые внимательно изучили поверхность доски, взяли пробы лака и краски и в результате пришли к выводу, что перед ними вероятнее всего именно та самая икона, которая исчезла из Москвы в 1812 году, и промыслом Божиим находилась почти 120 лет в безвестности. Хозяин-антиквар довольно быстро понял, что является обладателем музейной редкости, а потому сразу взвинтил цену. Он запросил 250 000 франков. (200 франков считалось очень хорошей месячной зарплатой).

Для выкупа иконы был создан специальный комитет, и эмиграция сумела собрать деньги, чтобы внести задаток, это позволило взять икону из магазина. Икона торжественно была принесена в собор св. Александра Невского на Дарю. После окончания торжественного молебна по случаю обретения иконы Иверской Божьей Матери при огромном скоплении верующих митрополит Евлогий (Георгиевский) сказал очень важные слова: «Пусть этот образ Владычицы послужит нам символом единства и откроет двери в нашу многострадальную Родину». С этого момента икона стала путешествовать по всей Франции. Перед ней совершались молебны в православном соборе в Ницце, в Каннах. Все радовались появлению иконы, слёзно молились и продолжали собирать деньги для её окончательного выкупа. Несмотря на все усилия, нужная сумма так и не была собрана. Пришлось икону вернуть в магазин! А. Н. Павлов, её первооткрыватель, был в отчаянии, и летом 1931 года он пришёл за советом к епископу Вениамину (Федченкову), основателю подворья Трёх Святителей. Приход только образовался, и денег не хватало ни на утварь, ни на иконы. Каменные неоштукатуренные стены, фанерный иконостас, духовенство в облачениях, сшитых руками прихожанок. Но сколько любви и заботы было вложено во всё это!

Епископ Вениамин выслушал удручающий рассказ Павлова и усмотрел в его обращении особое знамение для прихода. Он немедленно поехал в магазин и узнал, что икону уже отправили в подвал как трудно продаваемый «предмет». Епископу Вениамину было разрешено спуститься вниз и с трудом, из-под завалов самых разных вещей он увидел Иверскую, перевернутую вниз головой! Владыка Вениамин был в ужасе от надругательства над святыней. Он стал на колени перед образом и на глазах потрясённого хозяина стал молиться. Слёзы текли по его лицу, он был в отчаянии от безденежья и от безысходности. И вдруг он услышал голос: «Как ты можешь сомневаться? Где же твоя вера?». Вероятно, состояние владыки, его коленопреклонённое моление, произвело на «антиквара» сильное впечатление, и после непродолжительного разговора владелец снизил цену и даже согласился продать образ в рассрочку. Более того, он разрешил владыке забрать икону в храм.

Велико было сомнение, что удастся собрать нужную сумму, но владыка Вениамин стал рассылать письма по всей Франции. Эмигранты состоятельные и бедствующие, и те, кто откладывал «на похороны» и на «чёрный день», – все стали присылать деньги. Но самым неожиданным было пожертвование от прихожанки Наталии Соболевой[9]9
  Через несколько лет Н. Соболева приняла постриг, уехала в Эстонию. Она похоронена в Пюхтицком монастыре.


[Закрыть]. Она продала своё единственное изумрудное кольцо, этот вклад окончательно решил дело выкупа иконы. В январе 1932 года деньги были полностью выплачены. Владыка Вениамин отслужил благодарственный молебен, после чего двери храма по его благословению в течение месяца не запирались круглые сутки. Люди со всей Франции ехали приложиться к святыне, которая обрела своё место в центре Парижа в Трёхсвятительском подворье. С этого времени храм стал расцветать и приумножаться молящимися и красотой – стены украсились иконами и фресками.

* * *

В эмигрантской церкви с начала 20-х годов XX века начались расколы. Многие приходы ушли в РПЦЗ, а к 1930-му эти нестроения и политические взаимные обвинения в «лояльности» и «нелояльности» к Советской власти еще больше обострились; в результате Митрополит Евлогий (Георгиевский) был уволен митрополитом Сергием (Страгородским) от управления русскими православными приходами МП в Западной Европе и принят в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Верное ему священство, прихожане, храмы и соборы «ушли» за ним. Московская Патриархия оказалась практически на улице.