Текст книги "Рыцарь, куколка, царевна и Вася"

Вопросов осталось больше, чем ответов. Инна решила, что вечер только начался, успеет еще разобраться, что к чему. Пока можно присмотреться к нему внимательнее.

Мама дорогая, что же он такой некрасивый?!

Во внешности Василия ничто не указывало на воротилу бизнеса или сколько-нибудь умного человека. Разве что дорогая одежда. Он был похож на казаков, какие были нарисованы на сувенирных деревянных досках у бабушки дома: низкого роста, ширококостный, с крупным квадратным лицом, низким покатым лбом, круглым носом, короткой шеей и короткими руками и ногами. Надеть на него вышиванку и шаровары, прилепить чуб и усы, всунуть в рот чубук – будет точно лубочный казак! И стрижка у него абсолютно идиотская, под машинку, как стригут первоклассников.

Василий улыбался так же широко и часто, как Инна. У него это тоже было отвлекающим маневром: открытостью улыбки он гасил хитринку в глазах и непрекращающуюся аналитическую работу ума. Как и Инна, он редко смеялся глазами.

У Инны не получалось кокетничать с ним и очаровывать его: во-первых, ни одна струна ее души или тела на него так и не задрожала, во-вторых, руки опускались от его некрасивости. Ей всегда нравились рослые, атлетически сложенные красавцы. Сама она была крошечной, собственные сто пятьдесят восемь сантиметров составляли ее тайную печаль и вынуждали носить каблуки неимоверной высоты. Василий был лишь немногим выше нее. Как не посмотри – не ее формат. Но через какое-то время Инна поймала себя на том, что после знакомства с Васей не видит, не слышит и не общается с другими мужчинами. У Васи, что называется, говорили и зубы, и губы. Он не отпускал ее внимание ни на секунду, бесконечно шутил, и через полчаса после знакомства они просто покатывались со смеху. И так весь вечер, перемещаясь от стола к дивану, от дивана на танцпол, с танцпола на балкон и обратно за стол или диван.

Иногда Инна на какое-то мгновение трезвела и недоуменно смотрела на Васю: чем он ее взял и держит? Только языком молотил! Ничего привлекательного, даже просто примечательного для нее в его лице не было. С тех давних пор, когда Инна увидела длинные брови и густые ресницы Киры, она стала млеть от длинных бровей и влюблялась только в длиннобровых. Это был ее критерий отбора. У Васи брови были широкие, редкие, русые и короткие, едва достигали внешнего края глаза, если провести перпендикуляр. Инна имела такие же брови, поэтому нещадно их выщипывала, красила и удлиняла карандашом. Глаза у Васи были тоже как у Инны – серые, глубоко посаженные, скрытые вечной улыбкой. Рот отличался от Инниного только шириной, у нее ротик был маленький, а губы у обоих тонковатые. Украшением ее лица всегда служил изящный курносый носик, Вася не мог похвастаться подобным убранством. Зато от него исходило ощущение силы, скрытого ума, хитрости, он подчинял. Напоминал то ли неповоротливого от мышечной мощи вола, то ли медведя, а взгляд имел паучий, выжидающий. С него в пространство стекала энергия больших денег, для мужчины это бесспорный плюс. Еще ему в плюс можно было поставить то, что он выбрал ее, Инну. Она иногда ловила на себе любопытствующие взгляды, что, мол, за барышня привлекла не последнего человека в компании. Это льстило.

Очень скоро Инна поняла, что Вася изучает и оценивает ее не менее пристально и внимательно, чем она его. И надо сказать, в отличие от нее, Вася не был растерян. Он вел их разговор, задавал тон, менял диспозиции, вообще, руководил ею. Несколько раз Инна мимолетно чувствовала, что если он решит, что она будет принадлежать ему, то у нее не останется выбора. Ей становилось и страшно, и сладко. По его взгляду Инна угадывала, что он еще не решил, принадлежать ей ему или нет. Он думал! Это не нравилось. Она сама привыкла думать, будет ли ей принадлежать кто-то. Было в принципе неприятно, что он раздумывает, вместо того, чтобы естественным образом пасть ниц перед ее очарованием. Разве есть сомнения в неотразимости и губительности ее чар?

Иногда Инна терялась, не знала, как себя вести. Пару раз на автомате «включала очаровашку», начинала капризно выпячивать губки и делать недовольное лицо, зная, что от этого выглядит кукольно и мило. Вася саркастически поднимал правую бровь и усмешкой стирал с ее лица всякую нарочитость. Вообще, он вел себя таким простаком, что собственные приемы очарования представлялись Инне глупыми и искусственными. При этом ей казалось, что он специально навязывает ей естественность, хотя в других обстоятельствах был бы не прочь полюбоваться на кокетство. Он хотел видеть Инну без масок, да только она сама не знала, какая будет, если выйдет из образа куколки.

Несколько раз к ним подходили с поздравлениями сотрудницы, и Вася с каждой из них вел себя по-разному. В зависимости от занимаемой должности поздравительницы он был то любезен, то снисходительно приветлив. Если Инну Кира называла акулой, то как бы она назвала Васю? Инна заметила немую сцену, незаметно разыгравшуюся в зале: какой-то мужчина хотел подойти к ним с явным намерением пообщаться с Василием, но Вася взглядом пресек его, и мужчина стушевался, подчинился, отступил. Почему-то стало жутковато, и Инна в который раз покосилась на Василия, пытаясь разгадать его. Как ни крути, а его сила покоряла, граничила с красотой, может быть даже была выше красоты, потому что рядом с ним было не стыдно и… почетно, что ли?

Иногда Инна робела и даже паниковала: почему и зачем он выбрал ее? Здесь были две девушки яркой внешности, броской красоты, все на них заглядывались, а Вася нет. Что это значит? Вряд ли Вася делает что-либо без цели. В том, что он ее выделил и не просто так проводит с ней весь вечер, Инна не сомневалась. Если бы она его не заинтересовала, то он сидел бы, ел и лениво посматривал на остальных. Интересно, долго он за ней наблюдал, прежде чем подошел? В том, что наблюдал, Инна не сомневалась. Сидел, небось, как паук в каком-нибудь углу и изучал присутствующих. Почему-то выбрал ее.

За столом Василий повел себя необычно:

– Что же ты за мужиком не поухаживаешь? – спросил он как-то совершенно по-свойски, даже фамильярно.

Инне показалось, что она дома и слышит отца. Не стряхнув наваждения, она встала, взяла Васину тарелку и стала перечислять все, что клала ему, так делала мама:

– Балык из осетрины, блинок с семгой, одну картошину, грибочки маринованные. Все, на закуску хватит. Хотя, вот еще яичко с икрой положу.

– Гарно, – одобрил Вася неожиданным образом.

Растерянная, Инна села и не могла отделаться от чувства, что ее загипнотизировали.

– Хлеб забыла, – попенял Вася.

Инна встала, дотянулась до хлеба и подала ему белый и черный кусочки.

– Сама ешь, – услышала она.

Инна вновь встала и положила чего-то и себе.

Выйти из затмения получилось благодаря соседке слева, которая заговорила с Инной. Но растерянность осталась. Почему Василий так говорил с ней и вел себя? Почему он вдруг сказал «гарно»? Инна могла отдать руку на отсечение, что с другими барышнями он себя так не вел.

С этого момента стало тревожно и страшновато: Вася сменил тон общения и вел себя иначе. Шутки и улыбки прекратились, он смотрел на нее хозяйски. Мелькнула мысль, что он на ее счет уже принял решение. Какое?

К концу вечеринки Вася все чаще смотрел Инне в глаза и все ближе придвигался. Ощущая его близость, Инна интуитивно угадывала, что в паре с Васей не сможет быть на равных, не говоря уже о том, чтобы командовать им. Он – дирижер, и если она будет чувствовать себя свободной, то только потому, что ему захочется, чтобы она себя так чувствовала. Она будет отдающей, а он – берущим. Берущим без особой признательности и благодарности, просто потому, что так для него и должно быть. Она всегда должна будет доказывать, что не зря существует в его пространстве. Доказывать делом. Он будет участвовать в отношениях дозировано, чтобы не дать лишнего, не заслуженного, не отработанного. Нет, он не дирижер – хозяин.

И Инна поняла: в Васе было что-то от ее дядьки из Днепродзержинска. У того дом был полной чашей, крепкое хозяйство и большая семья. Все завидовали его жене, но Инна, когда гостила у них, замечала, что общается и относится дядя Володя к тете Наде не так, как остальные знакомые ей мужчины относились к своим женам. Как к капиталу, как к активу, который обязательно должен отрабатывать свое и оправдывать вложения. Как к имуществу. Он называл ее «хозяйка». «Хозяйка, ужинать давай! Что это у тебя свет везде горит, а, хозяйка?» Дядя Володя никогда не шутил, не ласкал, не разговаривал с супругой просто так. Сколько молока надоила, проверила ли тлю на картошке, помыли ли бочки для засолки капусты, нарвали ли дети травы кроликам. Ни разу за все годы Инна не видела, чтобы он улыбнулся тете Наде или обнял ее. И тетя Надя почти никогда не улыбалась. А когда ей завидовали, махала рукой и отворачивалась.

В Инне встрепенулся бунтарь и упрямец, она захотела предстать такой, из-за которой Вася превратился бы в отдающего. Захотелось подчинить его, чтобы для него было счастьем ждать ее с работы и мыть за собой посуду, лишь бы сделать ей приятно. Она, конечно, в своих мыслях забежала далеко вперед, и про посуду было чистой фантазией, но что делать, если мысли шустрые?

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Тридцать шесть.

«Представляю, сколько женщин у него было, – подумала Инна. – Попробуй, удиви такого. Наверное, и с моделями крутил». Ей уже рассказали, что мужчины в их компании помешаны на моделях. По соседству была школа моделей.

– А тебе? – услышала она.

– Девушкам такие вопросы не задают.

– Да ведь узнать не проблема. Двадцать пять?

Инна удивленно посмотрела на него.

– В точку, да? Ты так и выглядишь.

– Обычно дают чуть ли не восемнадцать.

– Это из-за роста. Маленькая собачка… Сама знаешь. В глаза надо смотреть, в глазах опыт видно.

Инне стало обидно, что у нее в глазах не романтическая легкость, а опыт. Опыт! Нашел, что сказать! Как же, вдова, перехоронившая трех мужей! Но Вася не тот человек, чтобы развивать обиду, он только посмеется.

– Какая у тебя фамилия? – спросила она.

– Коваль.

Коваль красивее, чем Пацюк, но все же не так, как Зимовский.

– А у тебя? – спросил Вася.

Инна вздохнула:

– Пацюк.

Он чуть улыбнулся, мол, понимаю, почему ты такой вопрос задала.

– Откуда ты? – снова спросила Инна.

– С луганщины. А ты?

Вот в чем дело! Они с одного корня, поэтому, наверное, показалось, что она знает его.

– Из Астраханской области, – Инна решила не вдаваться в подробности своего происхождения. – Ты говоришь чисто.

– Да, специально избавлялся от южного говора. Ты тоже говоришь чисто, не сразу расслышал хохляцкие нотки.

– Что? – Инна никак не ожидала подобного заявления.

– У меня слух идеальный. Я музыкальную школу окончил, на баяне играю.

Инна разозлилась, потом взяла себя в руки: какая к черту разница? Понял и понял, что теперь? Он тоже не голубых кровей. У них одинаковый путь. Тоже, видимо, выгрызал себе место под московским солнцем.

Почему-то Инне стало грустно: встретила почти земляка, а не сказать, что он ей очень приятен. И хочется скрыть общие корни, отгородиться от него, показать, что она не такая. А может, не так уж они и похожи?

– Ты в театры ходишь? – спросила она, желая показать, что не лаптем щи хлебает.

– Нет, мне в них скучно, – ответил Вася так, как она сама отвечала Кире, когда та тащила ее на спектакль.

– Музыка, кино?

– Что по радио передают, то и слушаю. А из фильмов боевики смотрю, экшены, фантастику, так только, чтобы без соплей и слюней.

Инна почувствовала, как грубо звучит ее обычная отмашка про слезы и сопли, когда Кира зовет пересмотреть «Английский пациент» или «Грозовой перевал».

– Там Шванрценеггер или Стэтхем снимаются? – обычно язвила Инна.

– Ты воспринимаешь красоту мужчин исключительно в мышечной массе. Как так можно? – удивлялась Кира.

– Еще важны длинные брови и кошелек, – уточняла Инна.

– Маленькая боевичка и натуралистка в одном флаконе! – вздыхала подруга.

Вася как-то неприятно преподносил ей ее саму. В Кириной характеристике Инна представлялась юной и неуемной егозой, которая еще не познала главное в жизни, а у Васи выходило, что она неотесанная деревенщина.

– Тебя спрашивать не буду, – сказал он, – вижу, что тебе это все тоже до потолка.

Инна не нашла сил опровергать.

– Знаешь, чего бы я сейчас с удовольствием съел? – спросил Вася, ковыряя вилкой жульен. – Свежего черного хлеба со смальцем. Посолить сверху, как следует и – ам!

Инна испуганно уставилась на Васю: она перестала есть смалец с тех давних пор, когда пришла домой от Киры, и мама протянула ей бутерброд. Зареклась, что это не ее уровень. Впервые с тех пор встретила человека, знающего, что это такое, и любящего смалец.

– Вижу, ты знаешь, что это такое, – засмеялся Вася. – Здесь никто не знает. У меня дома есть, приходи, угощу.

Инна насупилась: совсем не то впечатление она производит на Васю, какое хотелось бы. Совсем не то. Вот с чего он про смалец сказал? Моделям тоже говорил? Лучше бы спросил, какой воды бриллианты ей нравятся! Все идет не так, как полагается. Не под ее дудочку.

– А где ты живешь? – спросила она.

– В районе Кутузовского.

Инна еще даже не успела проникнуться уважением, как он добавил:

– Пять лет назад купил четырехкомнатную квартиру, сто двадцать квадратов, два балкона, потолки три десять, паркет, высокие двери, сталинка, газ. Увидишь еще.

Это «увидишь еще» было не совсем приятно, как будто не ей решать, пойти к нему или нет.

– Один живешь?

– Один.

– Сам убираешь?

– Уборщица приходит два раза в неделю, влажная уборка, стирка, глажка.

Инна уважительно подобралась:

– Дорого? Не боишься воровства?

– Нормально, только надоело мне это, чужой человек в доме. Жениться хочу.

Снова стало неприятно, словно он хочет жениться, чтобы не было нужды в служанке. И как будто он это ей специально говорит, готовит, так сказать, к тому, что ее ждет. Жуть какая.

Инна почувствовала усталость. Вася как вампир высосал из нее все силы. Хотя обычно мужчины ее окрыляют и заставляют порхать.

– Мне домой пора, – сказала она и даже не улыбнулась. Кажется, за последние часы она перестала улыбаться, что на нее не похоже.

– Я с Ирой поеду, мы договаривались, – добавила она на случай, если Вася вздумает проводить ее.

– Ладно, – сказал он. – Еще увидимся.

– Приятно было познакомиться, спасибо за компанию, – сказала и улыбнулась Инна на манер Киры.

– Угу, – кивнул Вася.

Защищенной и спокойной Инна почувствовала себя только дома под толстым одеялом, в которое зарылась как в сугроб. Ну его, этого Васю! Волкодав какой-то. Забыть, не вспоминать! Познакомиться с кем-нибудь другим, поприятнее.

***

В один из дней после праздников Василий вошел в Иннин отдел, вызвав смятение и переполох среди сотрудниц. Он улыбался, наговорил всем комплиментов, заставив четырех женщин ожить и ерзать в креслах, потом подошел к Инниному столу и предложил пойти пообедать.

– Работы столько, не знаю даже, – струсила Инна.

Она про него уже и думать забыла, а он взял и нарисовался. Нашел же! Искал, выходит.

Инна почувствовала, что девчата слишком старательно смотрят в экраны мониторов и шуршат бумагами. Означало это только одно: она в центре их внимания. Конечно, хотелось впечатлить приятельниц, чтобы они увидели, как ее уговаривает птица высокого полета. И в то же время было желание избежать Васи, не попадать больше под его влияние. Вася Инну подчинял как удав кролика. Он ее душил, это она прекрасно помнила.

– Пойдем, пойдем! – взял ее за локоть Василий и потянул из-за стола, – работа не убежит, а обед полагается по штатному расписанию.

Инна пошла. А что делать? Не драться же.

Она попыталась щебетать, навязать Васе свою линию поведения, но глаза его не загорались, он снисходительно улыбался, и Инна оставила свои попытки.

В кафе она принялась изучать меню, однако Вася подозвал официанта:

– Две лапши, две порции пельменей, чай с мятой и штрудель.

На Инну даже не посмотрел, а когда она собралась возразить, что хочет другое, и даже уже набрала воздуху в грудь, то так и не возразила.

– Тебе надо чуточку поправиться, – смягчил ситуацию Василий, – а то наберешь травы и будешь пастись.

Это уже хоть какая-то забота и внимание, пусть даже маскировка под заботу и внимание, хотя бы оговорил свою безапелляционность. Инна чуть раздвинула губы в улыбке. Василий, видимо, почувствовал, что перегнул:

– Надоело досок видеть, хочется нормальную женщину обнимать.

– Ты собрался меня обнимать? – отпрянула Инна.

– Думаю, да. По-моему, мы идеальная пара.

– С чего ты это взял? Мы даже толком не знакомы.

– Я это сразу почувствовал. Мы с тобой одного поля ягодки. Ты и сама скоро в этом убедишься, если еще сомневаешься.

– Мне, вообще-то, мужчины другого типа нравятся, – повела плечами Инна.

– Ты еще себя не поняла. Мне раньше тоже всё модельки нравились. Потом поумнел. Разницу надо проводить, кто для чего подходит. Я – мужчина для жизни.

Инне стало обидно. Как это Вася все время умудряется ее обижать? Главное, сам же за ней бегает, и еще гадости говорит! Противопоставил ее моделям, она, что, не хороша собой? Очень даже ничего! И для чего это она подходит? Заменить служанку? В то время как она сама всегда мечтала завести домработницу.

– Не надо кукситься, – сказал Василий, – я дам все, о чем мечтает любая нормальная женщина. Квартира есть, дом собираюсь покупать, высокий уровень жизни, заботу и уважение.

Инна, нахохлившись, молчала.

– Чего молчишь? Что-то не так?

– А любовь?

Василий ухмыльнулся:

– Чтобы бабочки в животе порхали? Это тебе по молодости лет счастье в бабочках видится. Потом уже будет хотеться надежного тыла и стабильной обеспеченности.

– Потом – это когда? – Инна вложила килограмм яда в слово «потом». Мол, что это за такое «потом», после которого любви не хочется?

– Когда дети появятся, – просто ответил Вася.

Дети, конечно, важнее всего на свете, но разве они не должны быть результатом любви? Перемудрил Вася! Пропускает первое, основу.

– Значит, буду хотеть того, что полагается по возрасту хотеть. Любви хочу.

– Ты бедного полюбить можешь?

Инна поджала губы. Бедные – не ее песня.

– Вот! – легонько стукнул пальцем по столу Василий, – значит, не любви ты ищешь, а уверенности в человеке и обеспеченности. Ты такая же здравомыслящая, как и я.

– А что, богатого любить нельзя? Бедного можно, а богатого нет? Почему это, если бедного любишь, то это любовь, а если богатого, то брехня? Они не люди, что ли?

– Понять трудно, его любишь или его возможности. Деньги глаза застят.

– Ты вот человек не бедный, однако, я к тебе равнодушна. Мне ты глаза не застил! – злорадно отомстила Инна.

– Да. Но крутилась ты на банкете не среди мелких служащих.

– Чем же тебе именно мое здравомыслие понравилось? – ехидно спросила Инна. Ей хотелось говорить ему гадости и перечить. – Или модели попадались сплошь не здравомыслящие?

– Ты будешь хорошей хозяйкой и традиционной женой.

– С чего ты взял?

– У тебя руки и ноги крупные, ногти квадратные, ты – крестьянка. Лицо может соврать, руки – никогда. Всегда смотрю на руки. Ты, сто пудов, знаешь, что такое хозяйство, огород, скотина. И потом, я видел, как ты ела. Тебя явно учили уважать продукты и ничего не оставлять на тарелке.

Инна не знала, как реагировать. За собственные руки и ноги было обидно, еще и манеру есть назвал крестьянской. Родители, действительно, уважительно относились к еде, даже крошки со стола мама высыпала кошке в миску, и плесневелый или засохший хлеб подкладывала птицам и муравьям. И Инна не стеснялась испорченный хлеб выносить на крышу будки для мусорных баков. Что в этом плохого? Так бы и вцепилась этому мерзкому Васе в рожу!

– И ты спросила, кто убирает мою квартиру и дорого ли. Никто не спрашивал. А ты с хозяйской позиции смотришь, на себя примериваешь.

Инна сидела букой.

– Заметь, это все комплимент тебе! Я сам такой.

Инна все еще поджимала губы. Не таких комплиментов она ждала от мужчины.

– Я давно считаю чушью, что женщина должна быть нежным цветочком и что половинками становятся противоположности. Цветочек будет детей рожать и у плиты стоять? И противоположности довольно быстро бесить начинают. Я решил найти похожего человека. Земного. Тебя. Это, между прочим, было непросто и заняло несколько лет. – Вася сделал паузу, чтобы Инна заметила, что он считает ее уникальной.

Инна сидела с таким лицом, будто ее обманули. Продукты она уважает и знает, что такое хозяйство! Нашел, чем девушку взять! Да у них в городке таких уникальных каждая первая! Еще лучше найдутся. Лучше бы сказал, какая она красавица и как он от нее без ума.

– Почему бы нам не объединиться и не попробовать пожить вместе? – продолжил Вася.

– Да ты меня даже не привлекаешь!

– На этот счет не беспокойся, пока еще никто не жаловался. Попробуй сначала.

Инна была обескуражена, так ее еще никто не соблазнял, если это вообще соблазнение. Сделка какая-то.

– Сделка какая-то, – недовольно сказала она, – никакой радости.

– Это поправимо. Будем называть друг друга ласково и вообще сыпать нежностями, раз ты без этого не можешь. Со временем все равно это надоедает и люди перестают говорить или реагировать на сюси-пуси. – Вася улыбнулся: – Заметь, ты готова попробовать. Бабочки бабочками, а здравый смысл если есть, то никуда от него не денешься.

Инна презрительно хмыкнула.

Принесли обед, Василий галантно сказал:

– Положить тебе сметанки, дорогая?

Инне стало смешно.

– Приятного аппетита, розочка моя! – как ни в чем не бывало, пожелал Вася и принялся есть.

На «розочку» у Инны сама собой выпрямилась спина, расправились плечи и заиграли глазки. Глянув на нее, Вася ухмыльнулся:

– Детский сад.

А Инна с воодушевлением подумала, что еще заставит его за ней побегать. Она ему нравится! Козыри у нее на руках.

***

Две недели Василий заходил забирать Инну на обед. И каждый раз честно вел себя как ухажер: приносил ей шоколадки, конфеты, цветы, милую безделушку на рабочий стол. При этом смотрел восхищенно, называл дорогой и целовал ручку. Девчонки в отделе Инне завидовали, спрашивали, как ей удалось из него такого шелкового и внимательного кавалера сделать. Инна считала его поведение своей победой и, хотя и была внутренне настороже и никак не получалось очароваться Васей, все же старалась соответствовать ситуации: блестела глазами, завивала кудри, принаряжалась, плакала, но ходила на высоченных каблуках.

Вася не экономил, водил в хорошие рестораны и больше не навязывал свой выбор блюд. Инне это льстило, иногда, правда, холодком сердце сжимало понимание, что он вкладывается в ее согласие и с каждым днем все больше робела отказать. Даже будучи деликатным и внимательным, Вася умудрялся загонять ее в угол. Инна его немного боялась, сама перед собой храбрилась и обещала развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов. Пока не получалось.

Иногда она спрашивала себя, почему встречается с ним? Как ни странно, с Васей ей было комфортно и естественно. Он никогда не умничал. Заезжие саксофонисты или открытая лекция о творчестве Караваджо в Музее изобразительных искусств его совсем не интересовали. Он всегда говорил о простом, земном, понятном. Что надо быть идиотом, чтобы менять машинное масло в авторизованном автосервисе и платить за это шесть тысяч вместо четырехсот рублей. Что только лохи не ставят счетчики воды в квартире и платят за чужие расходы. Что пиццей на тонком тесте наесться невозможно и людей вынуждают заказывать что-то еще. Это находило живейший отклик в душе Инны. Она, в свою очередь, наконец-то нашла человека, которому могла сказать, что считает расточительством и барством сдавать вещи в прачечную. Кроме того, мало ли как они там постирают! Вася согласился с ее подозрением, что в ресторанах в еду добавляют усилители вкуса, и лучше питаться дома. Оба кривились в гримасе отвращения от того, что кто-то держит собак в квартире.

– Грязища, вонища, шерсть, испорченная мебель и лишние заботы с выгулом.

– У нас собаки жили во дворе в конуре, никто их к ветеринару не таскал, не расчесывал, корм не покупал, не выгуливал.

– Да, сами себя как-то вылизывали, линяли и лопали, что дадут.

Оказалось, что оба в детстве ненавидели срезать виноград, каждый имел порезы от секатора и был укушен пчелами. Дергать траву для Васи было такой же постылой повинностью, как и для Инны. Оба получали ложкой по лбу, если неаккуратно брали еду из общей миски, например, роняли пельмени. Про лбы смеялись долго, потому что о лоб каждого кто-нибудь из родни норовил смеха ради разбить вареное яйцо.

Васю лупили ремнем, а Инну, мамину и папину ягодку, никогда.

– За что лупили-то?

– Да для профилактики! Я потом у бати спрашивал, чего он меня сек нещадно, вроде, причин не было? Говорит, так надо: его дед дубасил, деда прадед дубасил, вот хорошие люди и получились.

Признались друг другу, что с детства мечтали жить в Москве и разбогатеть. Единственные из всех родственников! Собственная смелость и амбиции обоими были подчеркнуты поднятым вверх указательным пальцем.

– Я хотел стать богатым не в том смысле, чтобы большего размера дом построить и иметь больше всех скотины на базу. Нет. Я хотел занять верхнюю позицию, как в цепи питания, помнишь, в зоологии? На тех, кто наверху, никто не рыпается даже. Наверху вообще другая жизнь. И самое главное, мне нужно было быть львом среди львов, а не среди баранов. Поэтому только Москва. А ты?

– А я хотела и хочу быть такой богатой, чтобы ни от кого и ни от чего не зависеть и никогда не боятся за настоящее и будущее. Хочу быть уверенной в своем положении и позволить себе все, что пожелаю.

– Понял. Как ты училась?

– По математике пятерка была, все остальное так, через пень-колоду. А ты?

– Я отличник, медалист. Гордость школы и все такое.

После школы Васю провожали в Москву с пожеланиями стать президентом и всем селом гордились его успехами. Инна домой не ездила, что там делать, в дыре этой? Ей желали выйти замуж за олигарха, но об этом она не сказала.

От таких воспоминаний и откровений они становились ближе и роднее, и старались показать себя с лучшей стороны. Лучшая сторона у обоих была своеобразной и называлась «Я самая(ый) умная(ый), практичная(ый), хозяйственная(ый) и умелая(ый)»

– До чего же бестолково парковку расчертили, – говорил Вася, глядя в окно ресторана, когда они обедали. – Выезжать же неудобно, и еще три машины можно было бы поставить.

– Ага, – соглашалась Инна, – и клумбу по-дурацки поставили, солнца цветам не хватает и людям мешает.

Они начинали обговаривать, как надо было сделать, и чувствовали себя редкими людьми практического склада ума среди общей недалекости и безрукости.

В рыбном ресторане им показали свежую рыбу, которую намеревались для них приготовить. Василий согласно кивнул, а Инна взяла салфетку и посмотрела жабры:

– Вот эту поменяйте, она несвежая!

Вася глянул на Инну больше, чем с уважением, с восхищением!

Инна обожала критиковать блюда.

– Корочка подсохла. Или передержали или подачи пара в духовке нет.

– Пар в духовке? – удивлялся Василий.

– Да. У них же профессиональные печи. Если уж дома в духовку миску с водой ставят, то тут что говорить! Тесто же заварное, влагу любит.

Вася уважительно качал головой.

– Вот балбесы, – крушила поваров Инна, ковыряя салат, – морковку на мелкой терке натерли, а сыр на крупной.

Вася довольно улыбался. Такие знания в женщине ему нравились. Не то, что, где какие наряды завезли, а в холодильнике магазинные пельмени.

Еще ему нравилась Иннина простота во вкусе, она всегда выбирала простые сытные блюда, не рисовалась, что жить без мидий и креветок не может. Совсем как Вася. Можно подумать, они на кальмарах и кольраби выросли, чтобы нос от котлет и киселя воротить! Вася терпеть не мог позерства и рисовок.

Однажды официант предложил им новый десерт – шоколадное фондю:

– Представьте себе, накалываете на шпажки клубнику, киви или виноград и макаете в молочный шоколад. Ммм! – изобразил он блаженство.

– Кошмар какой, – сказала Инна, – какое блаженство? Кому может нравиться свежий виноград или киви или та же клубника в шоколаде? По-моему, это не «Ммм!», а «Бррр!»

Василий засмеялся, а официант шепнул:

– Вообще, да. Согласен, странное сочетание. Но люди ведутся, берут.

***

В пятницу Вася пригласил Инну к себе на ужин. Она испугалась. Это означало, что может быть секс. А желания в ней не было ни капельки. Да и Василий, не сказать, что излучал страсть, за все время ни разу на нее с желанием не посмотрел.

– Не бойся, – прочитал он ее сомнения. – Не пойдет – не будем. Просто посмотришь, как я живу. Но попробовать перейти на другую стадию отношений уже можно, я думаю.

– Хорошо, но если нет, то нет.

– Да ради Бога, – пожал он плечом, но тут же спохватился, – в смысле, я готов тебя ждать, сколько потребуется, дорогая.

Заручившись уверением, что принуждать ее не станут, Инна расслабилась и почувствовала себя безопасно. Чувство безопасности не терпит пустоты и взывает к приключениям, это всем известно. Поэтому в Инне почти сразу закономерно включилось прямо противоположное желание соблазнить Василия. Или хотя бы выглядеть соблазнительно. Видеть, что он ее желает, как минимум.

Инна была абсолютной женщиной и не беспокоилась, что ход ее мыслей или поведение могут показаться непоследовательными. Для нее все было весьма логично: одно следовало из другого, цепляло третье, рождало четвертое. И так без перерыва. Причем всегда по конкретной причине. Например, сейчас (впрочем, как и всегда) ей хотелось сражать наповал и засчитывать победы. А потом вить веревки из сраженного и побежденного мужчины и получать от него все. Это ли не радость? Какие веревки можно свить из Васи она пока не думала, он все никак не падал к ее ногам. Но квартира на Кутузовском у него есть. И потом, жуткая неправильность была уже в том, что он не горел к ней желанием. Разве это нормально? Любую неправильность следует исправлять.

Всю дорогу до дома она продумывала, что ей надо сделать до свидания. Много чего, а времени в обрез! Еще толком не раздевшись, стала доставать из недр шкафа воск и воскоплавы. Она должна была явиться во всем блеске и великолепии, чтобы знал, что под одеждой фея, а не завхоз!

За три часа надлежало сделать эпиляцию везде, натереть все тело скрабом, подержать маску на лице, полежать в ароматической ванне, нанести на кожу самый дорогой лосьон, освежить лак на ногтях, полчасика вздремнуть или хотя бы просто расслабиться с закрытыми глазами. Потом накраситься, нарядиться в новое белье, чулки, платье, уложить волосы и отбыть к месту встречи. Давно такого аврала у нее не было!

Пока лежала с огуречными кружочками на глазах и отдыхала, представляла, как она, покачивая бедрами и играя плечами, зайдет в его квартиру. Он поможет снять с нее шубку, и она так небрежно на низких тонах, может быть даже с хрипотцой, бросит: «Благодарю». И в глаза ему не смотреть. И рассеянно улыбаться. Пшикнуться духами или нет? Лучше не надо, итак лосьонами благоухает. Что там дальше? Значит, шубку он снимет. Блин, а сапоги как царственно снять? Чтобы эротично и впечатление от хрипотцы не перебить? У него в прихожей банкетка есть? Ногу бы закинула. Интересно, а какая у него прихожая и вообще квартира? На Кутузовском! Сто двадцать квадратов. Инна встрепенулась, забыла про соблазнение, принялась фантазировать о более интересном, о квартире. Какая она? Даже представить себе Васин вкус не могла. Он такой непонятный, то пентюх, то себе на уме, не поймешь, что любит. В любом случае, счастливчик, у него уже все есть. Ничего, ничего, у нее тоже скоро все будет. Не может такого быть, чтобы не было.