Текст книги "Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. Нассим Талеб. Кратко"

Культур-мультур
Хорошая жизнь. Уроки самого продолжительного научного исследования счастья. Роберт Вальдингер, Марк Шульц. Кратко

Бестселлер Amazon. Кратко

© Культур Мультур, 2025

Пролог
Оперение птиц

До открытия Австралии в Старом Свете считалось, что все лебеди белые. Наблюдение черного лебедя иллюстрирует ограниченность нашего знания, основанного на опыте: одно наблюдение может опровергнуть тысячелетние устоявшиеся представления. «Черный лебедь» – это редкое, непредсказуемое событие с огромным влиянием, для которого люди постфактум придумывают объяснения. Влияние таких событий растет и ускорилось в ходе индустриальной революции, делая обычные события менее значимыми. Примеры: Первая мировая война, приход Гитлера к власти, распад СССР, интернет. Люди, в том числе «социальные ученые», игнорируют существование «черных лебедей». Книга посвящена нашей «слепоте» к случайности: почему мы фокусируемся на мелочах, а не на крупных событиях? И почему чтение газет уменьшает знание о мире? Жизнь – это результат нескольких значительных потрясений, «черных лебедей».

Неизвестное важнее известного. Террористическая атака 11 сентября не произошла бы, будь она предсказуема. В бизнесе, науке и предпринимательстве успех часто обратно пропорционален ожиданиям. Цунами 2004 года не нанесло бы такого ущерба, будь оно предсказуемо.

Невозможность предсказать «черных лебедей» означает невозможность предсказывать историю. Мы делаем долгосрочные прогнозы, не осознавая их неточность. Войны непредсказуемы. Многие «эксперты» лишь лучше рассказывают истории, но не знают больше остальных. Нужно приспосабливаться к «черным лебедям», собирая положительные. В науке и венчурных инвестициях отдача от неизвестного выше, чем от планирования. Свободные рынки работают, потому что позволяют быть удачливыми, а не благодаря «стимулам».

Мы учимся конкретному, а не общему. После 11 сентября люди усвоили правила безопасности, но не осознали непредсказуемость некоторых событий. Мы не усваиваем метаправила. Наш разум не предназначен для самоанализа, мышление энергозатратно.

Мы неблагодарны к «молчаливым героям», предотвратившим катастрофы. Признание – мощный стимул, но молчаливые герои его лишены. Мы награждаем тех, кто на виду, а не тех, кто предотвращает проблемы.

Чтобы понять явление, нужно изучать крайности. Нормальное часто неважно. Социальная жизнь – продукт редких, но важных событий. «Кривая колокола» – «великое интеллектуальное мошенничество», игнорирующее большие отклонения.

Платонизм – склонность путать карту с территорией, фокусироваться на идеальных формах. Он заставляет думать, что мы знаем больше, чем есть. Модели реальности не всегда неверны, но опасны в некоторых случаях. «Платонический излом» – граница между моделью и реальностью, где рождаются «черные лебеди».

В мире доминирует крайнее, неизвестное, невероятное, но мы тратим время на обыденность. Нужно исходить из экстремальных событий. Будущее все менее предсказуемо, но люди это скрывают. Книга основана на структуре случайности, а не на подборе примеров.

Ученичество эмпирического скептика

Более тысячи лет на восточном побережье Средиземного моря, в Сирии Ливанской, мирно сосуществовали различные секты и этнические группы. Ливан воспринимался как стабильный рай с христианским большинством. Статичное мышление не позволяло учесть разницу в рождаемости, предполагая, что христианское большинство сохранится.

Семья автора происходила из греко-сирийской общины, последнего византийского форпоста в северной Сирии. Они мирно сосуществовали с мусульманами более тысячи лет. Ливан, с его утонченным образом жизни и процветающей экономикой, привлекал разнообразных представителей богемы. В юности автор был бунтарем-идеалистом, чуждым материалистических ценностей левантийской культуры. Образование он получил во французском лицее, отличавшемся высоким уровнем подготовки.

В 15 лет автор был арестован за нападение на полицейского во время студенческих волнений. Его дед, занимавший пост министра внутренних дел, подписал приказ о подавлении восстания. Стойкость юноши впечатлила его семью. Публичность инцидента позволила избежать внешних проявлений бунтарства.

Ливанский «рай» исчез с началом гражданской войны. Затяжной конфликт разрушил многовековую интеллектуальную атмосферу Леванта.

Отключения электричества во время войны позволяли любоваться звездами. Идею равновесия, которую преподавали в школе, автор воспринимал критически.

История непрозрачна. Мы видим результаты, но не механизмы событий. Выделяется триада непрозрачности: иллюзия понимания, ретроспективное искажение и переоценка фактов.

Мир воспринимается более предсказуемым, чем он есть. Во время войны была распространена уверенность в ее скором окончании. Аналогичное восприятие наблюдалось и у беженцев из других стран. Несмотря на непредсказуемость событий, все были уверены в своем понимании ситуации.

Человеческий разум стремится к объяснениям, отрицая непредсказуемость. Можно наблюдать, как люди постфактум рационализируют события. История Леванта – это череда неожиданностей: кто мог предсказать расцвет христианства или распространение ислама? История развивается скачками.

Восприятие истории искажено: запоминается лишь то, что соответствует фактам.

Дед автора, министр, и его водитель одинаково не могли предсказать события, но водитель осознавал пределы своего знания. Информированность не равнозначна точности прогнозов. Чтение газет давало все меньше новой информации.

Журналисты мыслят одинаковыми категориями, упрощая картину мира. Категоризация – проявление платонизма. Случайность категорий иллюстрирует ливанский опыт, где христиане стали сторонниками рынка, а исламисты – социалистами. Категоризация упрощает мир, что может привести к негативным последствиям.

Знакомство с теорией эффективного рынка побудило отказаться от чтения газет, освободив время и защитив от «токсичности информации».

В Уортонской бизнес-школе пришло понимание, что даже топ-менеджеры крупных корпораций не всегда понимают, что происходит. Стала очевидна высокомерность человечества. Возник интерес к изучению «крайне невероятных событий».

19 октября 1987 года автор стал свидетелем биржевого краха – события, соответствующего понятию «черный лебедь». Пришло осознание, что финансовые потрясения могут быть более разрушительными, чем война. Автор специализировался на ставках на редкие события, изучая недостатки финансовых моделей. Он признавал свою неспособность предсказывать рынок, отмечая общую некомпетентность в этой области.

После краха 1987 года финансовая независимость позволила автору заниматься исследованиями. Он продолжил работать в финансовой сфере, но сосредоточился на технических аспектах.

Война и биржевой крах – явления одного порядка. Люди склонны игнорировать или быстро забывать «черных лебедей». Проблема не в самих событиях, а в их восприятии. Чтобы избежать ненужных разговоров о своей работе, автор представлялся водителем лимузина.

Черный лебедь Евгении

Евгения Краснова, нейробиолог с философским уклоном (трое ее первых мужей были философами), решила изложить свои идеи в литературной форме. Ее рукопись, сочетавшая научные теории с автобиографическими элементами, смутила издателей. Они не могли определить жанр и целевую аудиторию книги. Евгению критиковали за нежелание следовать стандартам и предсказывали провал. После негативного опыта с писательским семинаром, она опубликовала свою книгу «История рекурсии» в интернете. Небольшой издатель предложил ей контракт с условием сохранения оригинального текста. Книга неожиданно стала бестселлером, а Евгения – литературной сенсацией. Издатели, ранее отвергавшие рукопись, теперь утверждали, что сразу разглядели в ней потенциал. Появились теории о преемственности ее стиля и влиянии других авторов, хотя Евгения их не читала. История Евгении – это «черный лебедь».

Спекулянт и проститутка

Успех Евгении возможен только в среде «Экстремистана». Вводится различие между «Экстремистаном», порождающим «черных лебедей», и «Медиокристаном» – средой с предсказуемыми событиями.

Большинство полученных советов оказались бесполезными. Самый важный совет, хотя и ошибочный в контексте выбора профессии, оказал наибольшее влияние. Он подтолкнул к размышлениям о «черных лебедях»: выбирать «масштабируемую» профессию, где оплата не зависит от затраченного времени.

Некоторые профессии (стоматолог, массажист) не масштабируемы: доход ограничен количеством клиентов, которых можно принять. Доход в этих профессиях зависит от постоянных усилий, а не от качества решений и в целом предсказуем. Евгения не смогла бы достичь такого успеха в одночасье, будь она бухгалтером.

Другие профессии позволяют увеличивать доход без пропорционального увеличения усилий. Это характерно для «людей идей» (писатели, трейдеры, музыканты), чей продукт – интеллектуальный. Один и тот же труд затрачивается на создание продукта независимо от масштаба его тиражирования.

Совет выбирать масштабируемую профессию оказался ошибочным с точки зрения выбора карьеры. Масштабируемые профессии чрезвычайно конкурентны, порождают неравенство и сильно зависят от случайности. Одни получают львиную долю прибыли, другие остаются ни с чем. В одних профессиях господствует средний уровень, в других – либо гиганты, либо карлики.

До изобретения звукозаписи оперный певец в небольшом итальянском городке был защищен от конкуренции звезд «Ла Скала». Его присутствие было необходимо на каждом выступлении. Неравенство в доходах существовало, но было незначительным.

Звукозапись привнесла несправедливость. Теперь можно слушать записи Владимира Горовица, а не местного, пусть и талантливого, музыканта. Масштабируемость существовала и раньше – в эволюции: успешные гены воспроизводятся и распространяются, как бестселлеры.

Изобретение алфавита и печатного станка позволило тиражировать информацию, что привело к несправедливости в распределении внимания. В прошлом у каждого барда была своя аудитория. Сегодня немногие получают все, остальные – почти ничего. Кинематограф вытеснил местных актеров. В технических профессиях талант очевиден, несправедливость возникает, когда маргинально более талантливый получает все. В искусстве «талант» часто – следствие успеха. Успех фильмов зависит от «вирусного» распространения, а люди любят искусство не только за него само, но и чтобы принадлежать к сообществу.

Америка более креативна, чем страны «музейных посетителей» и «решателей уравнений», благодаря терпимости к экспериментам. Глобализация позволила США сосредоточиться на создании идей – масштабируемой части продукта, передавая менее масштабируемые компоненты развивающимся странам. Дизайн обуви приносит больше денег, чем ее производство. Американская экономика основана на генерации идей, что объясняет рост уровня жизни при потере производственных рабочих мест. Недостаток – растущее неравенство.

Различие между масштабируемостью и немасштабируемостью позволяет различать два типа случайности. В Медиокристане отдельные события мало влияют на совокупность. Даже самый тяжелый человек не изменит существенно суммарный вес большой группы людей. То же самое с потреблением калорий. Экстремальные отклонения здесь невозможны.

В Экстремистане неравенство таково, что одно наблюдение может сильно повлиять на совокупность. Например, состояние Билла Гейтса составляет 99.9 % совокупного богатства тысячи случайно выбранных людей. То же самое с продажами книг (Джоан Роулинг) и другими социальными показателями. В Экстремистане одно событие может непропорционально повлиять на итог. Здесь всегда следует сомневаться в знаниях, полученных из данных.

До развития технологий войны принадлежали Медиокристану. Сегодня оружие массового поражения делает их принадлежностью Экстремистана.

В Медиокристане знание быстро растет с поступлением информации. В Экстремистане знание растет медленно и неравномерно.

Примеры Медиокристана: рост, вес, доход пекаря, прибыль игрока (при постоянном размере ставки). Примеры Экстремистана: богатство, доход писателя, известность, население городов, ущерб от землетрясений, рынки, цены на сырье. Список Экстремистана гораздо длиннее.

В Медиокристане – тирания коллективного, рутинного, предсказуемого. В Экстремистане – тирания единичного, случайного, непредсказуемого. Похудеть сильно за день невозможно, нужно время. Стоматолог не разбогатеет за день, но может хорошо зарабатывать годами. А спекулянт может разбогатеть или разориться за минуту.

Тысяча и один день, или Как не быть лохом

Проблема «черного лебедя» в исходной форме: как авторитетные люди реагируют на неожиданные события, которые не вписываются в их картину мира? Это иллюстрируется примером с перышком в носу или кубиком льда за воротником. Такие розыгрыши показывают, насколько люди в темных костюмах и со «стандартным мышлением» уязвимы перед неожиданностями.

Бертран Рассел описывает «проблему индукции»: как мы переходим от частных случаев к общим выводам? Как мы знаем то, что знаем? Пример с индейкой, которую кормят каждый день, показывает ловушки индуктивного знания. Индейка уверена в своей безопасности, пока не наступает День благодарения. Это можно обобщить на любую ситуацию, где кормящая рука может оказаться губительной. У индейки опыт не просто бесполезен, а вреден: чем больше ее кормили, тем ближе была опасность. Проблема индукции заключается в том, что прошлое может быть не просто нерелевантным, но и опасным для предсказания будущего.

Мы слишком поздно начинаем беспокоиться – постфактум. Наивное восприятие прошлого как гарантии будущего – причина нашей неспособности понять «черного лебедя».

Банкиры, которые годами получают стабильную прибыль, могут все потерять в одночасье. Они выглядят консервативными, потому что банкротства случаются редко. Но в 1982 году американские банки потеряли почти все свои доходы из-за дефолта стран Южной Америки. То же самое повторилось в 1990-х с обвалом рынка недвижимости. «Консервативные» банкиры присваивают прибыль, а убытки оплачивают налогоплательщики.

«Черный лебедь» – это проблема восприятия. Для индейки – это сюрприз, для мясника – нет. «Черный лебедь» относится к ожиданиям. Его можно исключить наукой или открытым мышлением, но можно и создать с помощью науки, вселяя ложное чувство безопасности. «Черные лебеди» могут развиваться постепенно: например, рост продаж книг или развитие технологий. Позитивные «черные лебеди» развиваются медленно, негативные – быстро.

Проблема индейки (проблема индукции) – старая проблема, часто называемая «проблемой Юма». Юм был скептиком в философии, но не в жизни. Автор же скептичен в вопросах повседневной жизни. Цель – не быть индейкой. Речь идет не об избегании риска, а о принятии решений с открытыми глазами.

Жить в Медиокристане удобно, так как это исключает «черных лебедей». Такое допущение устраняет проблему индукции. Но мы живем в Экстремистане, поэтому нужен другой подход. Наша слепота к «черным лебедям» проявляется в следующем: а) мы обобщаем видимое на невидимое; б) обманываем себя историями; в) ведем себя так, будто «черных лебедей» нет; г) история скрывает от нас «черных лебедей»; д) мы концентрируемся на ограниченном числе известных неопределенностей.

Подтверждение – чушь!

Подтверждение может быть опасной ошибкой.

Наблюдение тысячи дней жизни индейки (до Дня благодарения) не дает доказательств возможности крупных событий, но это не означает, что их нет. Люди склонны путать отсутствие доказательств с доказательством отсутствия. Это «ошибка обратного перехода».

Люди склонны путать утверждения «почти все террористы – мусульмане» и «почти все мусульмане – террористы». Это приводит к завышению вероятности того, что случайно выбранный мусульманин является террористом. Такая же ошибка лежит в основе стереотипов. Люди путают утверждения «ключ к успеху – не всегда навыки» и «ключ к успеху – никогда не навыки, а всегда удача». Наше мышление не приспособлено к сложной среде, где небольшое изменение формулировки сильно меняет смысл.

«Наивный эмпиризм» – склонность искать подтверждения своей картины мира. Примеры: дипломат, хвалящийся достижениями, математики, приводящие примеры пользы своей науки. Подтверждения легко найти, если искать.

Ряд подтверждающих фактов – не доказательство. Видеть белых лебедей не значит подтвердить отсутствие черных. Исключение: можно знать, что утверждение ложно, но не обязательно знать, что истинно. Один черный лебедь опровергает утверждение, что все лебеди белые. Негативные примеры важнее для установления истины. Нужно быть «полускептиком», сомневаясь в одних вещах и принимая другие. В принятии решений важна только одна сторона – например, уверенность в наличии рака важнее уверенности в его отсутствии. Значение информации неодинаково: тысяча дней не докажет правоту, один день может доказать неправоту.

«Предвзятость подтверждения» – склонность искать подтверждения, а не опровержения.

Мы не настолько наивны, чтобы верить в бессмертие из-за того, что не видели смерти. Мы избирательно обобщаем опыт. Например, ребенок не будет обобщать избыточный вес на всех членов племени по одному примеру, но обобщит цвет кожи. Мы наследуем инстинкты, пригодные для выживания в определенной среде, но не всегда адекватные современной статистически сложной среде.

Современный мир – Экстремистан, где доминируют редкие события. Нужно дольше воздерживаться от суждений. В прошлом люди делали выводы быстрее и точнее, источники «черных лебедей» были ограничены. Сегодня их стало гораздо больше. Наш инстинкт делать быстрые выводы и «туннелировать» (концентрироваться на небольшом числе источников неопределенности) – наша проблема.

Ловушка повествования

В Риме автор познакомился с профессором из южной Италии, который поздравил его с демонстрацией влияния причинно-следственных связей, более распространенных в человеческом разуме, чем в реальности. Профессор утверждал, что автор смог увидеть влияние случая и отделить причину от следствия благодаря своему восточно-православному средиземноморскому наследию. Этот пример иллюстрирует ловушку повествования: нашу склонность к упрощению и поиску объяснений даже там, где их нет. Ловушка повествования искажает наше представление о мире, особенно в отношении редких событий.

Противостоять стремлению к объяснению трудно, так как интерпретация – автоматический процесс. Эксперименты с пациентами с расщепленным мозгом демонстрируют это. Если попросить изолированное правое полушарие выполнить действие, а затем спросить левое о причинах, пациент придумает объяснение. Если же попросить левое полушарие выполнить действие, а правое объяснить его, ответа не последует. Левое полушарие отвечает за язык и дедукцию, правое – за новизну и восприятие фактов.

Восприятие закономерностей связано с концентрацией дофамина. Дофамин также регулирует настроение и систему внутреннего вознаграждения. Высокая концентрация дофамина снижает скептицизм и делает человека более уязвимым к обнаружению закономерностей.

Информация дорога в получении, хранении и обработке. Чем упорядоченнее информация, тем легче ее хранить и извлекать. Люди стремятся к правилам, чтобы упростить мир и уместить его в своих головах. Это приводит к недооценке случайности и «черных лебедей». Искусство и наука – продукты нашей потребности в упрощении. Мифы упорядочивают хаос восприятия.

Повествование уменьшает размерность информации, делая ее легче для запоминания и распространения. Пример: «Король умер, а затем королева умерла от горя» легче запомнить, чем «Король умер, и королева умерла». Повествование может исказить оценку вероятностей.

Мы склонны запоминать факты, соответствующие повествованию, и пренебрегать другими. Память – динамический механизм, постоянно переписывающий прошлое в свете последующей информации. Мы невольно и бессознательно пересматриваем воспоминания.

У нас слишком много способов интерпретировать прошлые события. Параноики могут построить правдоподобные теории заговора на основе незначительных деталей. Существуют множество логически согласованных интерпретаций для одного набора фактов. Отсутствие абсурда не гарантирует истинность. Чтобы избежать ловушки повествования, нужно строить гипотезы и проводить эксперименты.

Повествование может быть терапией против случайности. Записывая свои проблемы, люди чувствуют себя лучше, так как события кажутся более неизбежными. Это полезно для тех, чья профессия связана со случайностью.

СМИ всегда ищут причины для рыночных колебаний, даже если они противоречивы. Журналисты стремятся к «бесконечной точности» в ошибках, вместо того чтобы принять приблизительную правильность. Люди склонны объяснять поведение через национальность, хотя пол, социальный класс и профессия – более надежные предикторы. Проблема не в журналистах, а в публике, жаждущей историй. Академики в гуманитарных дисциплинах делают то же самое.

Ученые тоже подвержены влиянию повествования, предпочитая броские заголовки существу. Мета-анализ научных исследований – способ решить эту проблему.

Повествование и сенсационность искажают наше восприятие вероятностей. Примеры: люди считают наводнение в Калифорнии, вызванное землетрясением, более вероятным, чем просто наводнение; люди переоценивают вероятность рака легких, вызванного курением, по сравнению с раком легких без указанной причины. Добавление «потому что» делает события более правдоподобными.

Существуют два вида редких событий: описываемые и неописываемые. Первые переоцениваются, вторые – недооцениваются. Покупатели лотерейных билетов переоценивают свои шансы. Исследования подтверждают эту тенденцию. Люди учитывают маловероятные события, когда им о них напоминают, но пренебрегают ими при покупке страховки. Мы учимся на повторяющихся событиях, игнорируя неповторяющиеся до их наступления. После «черного лебедя» люди ожидают его повторения, хотя вероятность снизилась.

Абстрактная статистика не влияет на нас так, как конкретные истории. Мы склонны переоценивать вероятность событий, о которых нам рассказывают живо и эмоционально.

Наше поверхностное мышление объясняется двумя системами мышления: «Система 1» (эмпирическая) и «Система 2» (когнитивная). Система 1 – быстрая, автоматическая, интуитивная, но склонная к ошибкам. Система 2 – медленная, рассудочная, логичная, но более точная. Большинство ошибок происходит, когда мы используем Систему 1, думая, что используем Систему 2.

Нейробиологи проводят аналогичное разделение между кортикальной частью мозга (мышление) и лимбическим мозгом (эмоции). Однако мозг – сложный механизм, и его анатомия может быть обманчива.

Наше непонимание «черных лебедей» связано с использованием Системы 1, повествования и сенсационности. Мы быстро забываем об абстрактной природе случайности и концентрируемся на конкретных событиях. Чтобы избежать ловушки повествования, нужно предпочитать эксперименты историям, опыт – истории, а клинические знания – теориям. Другой подход – делать прогнозы и отслеживать их точность. Можно также использовать повествование для передачи правильного посыла.