Текст книги "Казимир Лыщинский: 330 лет загадок"

Казимир Лыщинский: 330 лет загадок
Л. Дроздов
Д. Жуковский

Дизайнер обложки Г. Альтшулер

Редактор Н. Алексеева

Фотограф Л. Дроздов

© Л. Дроздов, 2024

© Д. Жуковский, 2024

© Г. Альтшулер, дизайн обложки, 2024

© Л. Дроздов, фотографии, 2024

ISBN 978-5-0055-1978-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Итак, вы готовы погрузиться в невероятнейшую историю, которая много лет назад произошла в реальной жизни?

Возможно, эта нарочито интригующая фраза вызвала на вашем лице ироничную улыбку или заставила вашу левую бровь изогнуться в удивлении. А может быть, вы даже захотели возразить, что немало видели собственными глазами и слышали собственными ушами, еще больше узнали из книг и фильмов, да и вообще, все заслуживающие внимания истории, приключившиеся на белорусской земле, давно рассказаны и положены на бумагу, Владимир Короткевич, Василь Быков, Кондрат Крапива и Иван Мележ в белорусской литературе уже случились, а равных им мастеров слова нет и не предвидится в ближайшие сто лет, так что и говорить не о чем.

Однако позвольте все же попросить вашего внимания. Хотите верьте, хотите нет, эта история не оставит вас равнодушными. Вы будете сопереживать и раздражаться, сострадать и возмущаться, сжимать кулаки от сознания собственного бессилия, от невозможности повернуть колесо истории вспять, содрогаться от ужасной несправедливости.

Эта история документальная, основанная на реальных событиях, которые даже изощреннейший писательский ум вряд ли смог бы смоделировать. Она сама жизнь во всех ее немыслимых хитросплетениях – с любовью до гробовой доски, научными исследованиями, способными перевернуть мир, тайными интригами, ночными похищениями, незаконным заключением, несметными сокровищами, войнами, несправедливым судом и жестокой казнью. В ней нет ничего придуманного, только факты – интересные и шокирующие. В некоторые из них невозможно поверить, но отрицание явления, увы, явления не отменяет.

Книга получилась полемической. Мы, конечно, не претендуем на истину в последней инстанции, несмотря на то, что с целью докопаться до этой самой истины вновь подняли и проанализировали немало документов. Как выяснилось, многие опубликованные материалы прошлых веков противоречат друг другу, особенно что касается дат, а каждый факт оброс несколькими толкованиями. Так что изложить все последовательно, логично и системно оказалось совсем непросто. Непросто было и понять, с чего начать. Зацепок в этой истории несколько, и каждая из них по-своему интересна.

Зацепка первая. Помните фразу Михаила Булгакова, которая стала идиомой, – «рукописи не горят». Три коротких слова, в которых заключается глубочайший смысл. Нельзя уничтожить человеческую мысль – ни запрещая, ни сжигая, ни даже убивая.

У белорусов подобные фразы тоже имеются. Я. Купала в знаменитой поэме «Курган» утверждал, что «не скуеш толькі дум ланцугамі». А драматург А. Петрашкевич назвал пьесу о Франциске Скорине «Напiсанае застаецца». Правда, это не находка автора, а всего лишь калька известного латинского выражения: verba volant, scripta manent – слова улетают, написанное остается.

К большому сожалению, в физическом смысле рукописи горят. Возьмем, к примеру, Полоцкую летопись, которая исчезла то ли в огне многочисленных войн, то ли в руках российских захватчиков. Все, что от нее осталось, – три небольших абзаца. Та же судьба, скорее всего, постигла «Рассказы о деяниях царя Дмитрия» (Opowiedzanie zdarzeń Dymitra cara) за авторством сына Льва Сапеги Криштофа Николая.

Вот и трактат De non existentia Dei («О несуществовании Бога»), написанный нашим героем, по официальной версии, публично сожгли на Старой площади в Варшаве 30 марта 1689 года. Только его название было способно повергнуть в шок практически любого в то время живущего, ибо, как учит Библия, Бог создал и мир и все в нем. В трактате же доказывалось отсутствие Бога. Сама эта мысль считалась величайшей крамолой.

Трактат был главным научным трудом нашего героя, свидетельством его незаурядного ума и… главным доказательством в уголовном преследовании. Считается, что от этой работы сохранилось всего лишь пять небольших фрагментов объемом меньше чем полстранички текста. Но и того хватило, чтобы мысли пережили автора.

Зацепка вторая. Человеческая память избирательна. На первом плане у нее люди, которые пролили реки крови: полководцы, тираны, диктаторы. Люди-людоеды, люди – военные преступники. Если бы и следовало о них писать, то лишь с непременным осуждением, как о вселенском зле. Их-то, по большому счету, и людьми назвать нельзя. Это скорее нелюди, маньяки и убийцы. Александр Македонский, Чингизхан, Ганнибал, Юлий Цезарь, Тимур-Тамерлан, Атилла, Наполеон, Гитлер, Сталин… На их совести миллионы смертей ни в чем не повинных людей. Но именно они становятся кумирами, именно о них снимают фильмы, пишут романы и поэмы, слагают легенды. Похоже, человечество ничему не учится, и все в этом мире повторяется, трагедии в том числе.

На втором плане у человеческой памяти политики более мирного толка. В их ряду Черчилль, Рузвельт, генерал де Голль, премьер-министр Витте, канцлеры Бисмарк и Сапега, министры иностранных дел Талейран и Громыко, первые секретари компартий Брежнев и Машеров.

Третий эшелон – творческие работники: писатели, поэты, ученые, артисты, композиторы. Вряд ли стоит приводить примеры этих великих личностей, потому как наверняка каждый из вас сформировал их ранжир, исходя из собственного вкуса и предпочтений.

Задворки памяти отведены для жертв. Все, чего их удостоивают, – одна-две строчки (Жанна д’Арк не в счет, она немногочисленное исключение из правила). Удел жертв – сухая статистика. Немало людей ею даже владеют. Многим, например, известно, что во второй мировой войне только в одной Беларуси погибло от 2,5 до 3 миллионов человек. Эти цифры никого не оставляют равнодушным. Но лица среди них неразличимы – только океан преждевременных смертей. А ведь за каждой насильственной смертью стоит личная трагедия. Трагедия, которая уже, по сути, никому не интересна: был человек – нет человека. Трагедия, которая стала привычной, рядовой, обыденной.

Жизнь нашего героя тоже закончилась трагически. Он тоже пал безвинной жертвой, но оказался слишком яркой звездой, свет которой не могут скрыть плотные ряды великих. Уже к 1986 году о нем написали как минимум 600 раз, причем не только белорусы, но и поляки, литовцы, немцы, французы, русские, итальянцы.

Получается, наш герой не просто жертва, а жертва знаменитая. Во время сеймового суда поляки с пеной у рта требовали его казни и состязались в изобретении самых изощренных и чудовищных способов умерщвления, а немцы и французы невозмутимо описали события этой трагедии в своих хрониках, чтобы приспособить их для своих нужд. Среди поляков и этнических литовцев не нашлось ни одного, кто бы встал и открыто выступил в поддержку. Лишь три литвина-белоруса рискнули высказаться против большинства. Зато сейчас, спустя 300 лет, одни называют свою жертву «великим польским атеистом», другие – «основоположником литовского атеизма». Они зачислили эту жертву себе в актив, потому что трактат жертвы, даже изъятый и недоступный для чтения, оказался на удивление провидческой и чрезвычайно влиятельной работой, которая на сотню лет опережала достижения лучших умов человечества той поры.

Зацепка третья. Любите ли вы разгадывать исторические загадки? Желает ли кто-нибудь из вас почувствовать себя Антоном Космичем, главным героем знаменитого романа Владимира Короткевича «Черный замок Ольшанский»? Если да, тогда вы наш читатель. Вместе нам предстоит разобраться с одной из самых запутанных головоломок в судебной истории Беларуси, во всех ее подробностях и деталях, которые до сего дня вам точно не были известны. Вы, конечно, можете упрекнуть нас в самонадеянности, но, поверьте, исторические документы, которые нам посчастливилось держать в руках, дают право говорить так и позволяют углубить знания о главном герое самого скандального судебного процесса в истории Беларуси.

Эта история сплошь состоит из загадок. Проверке и перепроверке подлежит каждый факт. Делать сколько-нибудь вразумительные умозаключения, не сверив с первоисточником выводы предшественников, невозможно. Один неверный шаг – и вся концепция разваливается на глазах.

Главные герои этой головоломки – престарелый отец Гераним Казимир Лыщинский, бывший судья городской брестский и подстолий мельницкий, действующий подсудок брестский земский, его жена Софья Балынская и их четверо сыновей: Матвей, Казимир, Петр и Викентий.

Самый знаменитый из них – подсудок воеводства Брестского Казимир Лыщинский, жертва и герой.

Всех участников этой истории и не перечислить. Свой неизгладимый след в ней оставили король польский и великий князь литовский Ян III Собеский и все высшее католическое духовенство Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Королевства Польского. Через личного представителя Джакопо Кантельмо действовал папа римский. К ним присоединились сенаторы и депутаты обеих палат объединенного сейма Речи Посполитой, главный государственный обвинитель ВКЛ, маршалок Варшавского сейма, адвокаты и еще много-много заинтересованных лиц, большей частью завидующих чужому богатству и чужому успеху.

Три с лишком столетия множество людей пытались разобраться в этой исторической загадке. Однако и на сегодня все точки над «i» расставить не получилось. Так что, вооружившись представленной здесь информацией, вы сможете заняться расследованием самостоятельно.

Л. М. Дроздов

Слова ад суаўтара

Человека, человека давайте мне!

Гончаров. «Обломов»

У сумнай гісторыі жыцця і смерці Казіміра Лышчынскага ўсё проста і зразумела толькі на першы погляд: жыў-быў шляхціч сярэдняе рукі, пазычыў грошы суседу, а той замест каб аддаць з падзякай, напісаў данос, абвінаваціўшы крэдытора ў атэізме. На двары канец XVII стагоддзя, абвінавачаны трапляе ў вязніцу, а пасля – на вогнішча разам са сваім атэістычным трактатам, ад якога толькі й засталося, што быў ён вельмі атэістычны.

Чытаючы шматлікія, чаго тут хаваць, артыкулы, кнігі і дакументы, датычныя Казіміра Лышчынскага, немагчыма адпрэчыць адчуванне, што гэта сцэнар вострасюжэтнага серыяла «Юрыст, спалены на вогнішчы» ў стылі unreliable narrator, бліскуча рэалізаваны Уілкі Колінзам у класічным «Месячным камені». Упэўненыя галасы ненадзейных або недасведчаных сведкаў ткуць супярэчлівую і шмат у чым непераканаўчую гісторыю. Што там казаць, гісторыю, у якую амаль немагчыма паверыць, калі б не надавала ёй незваротную сапраўднасць жудасная сцэна смяротнага пакарання: чалавеку адсякаюць галаву, цела спальваюць, а попелам страляюць з гарматы.

Глыбейшае знаёмства з гісторыяй Казіміра Лышчынскага здзіўляе, з аднаго боку, колькасцю пытанняў, якія дагэтуль застаюцца без адказу, а з другога – колькасцю дакументаў, якія патэнцыйна могуць гэтыя адказы прапанаваць, але дзесяцігоддзі ляжаць у архівах некранутымі. Тым больш, што дзякуючы сучасным тэхналогіям шмат якія рэдкія выданні і нават архіўныя матар’ялы можна атрымаць праз інтэрнэт малым коштам і не злазячы з канапы.

Уражваюць, не заўсёды прыемна, яскравыя характары. Вось інтэлектуал Лышчынскі, седзячы ў сваіх Лышчыцах, выпісвае ў таемны сшытак «чалавек есть творцам Бога». Вось Пётр Станіслаў Грэк адчайна шукае шляхоў заняць добрую пасаду ў берасцейскім ваяводстве. Вось Людвік Пацей бароніць на варшаўскім сойме свайго калегу і земляка Лышчынскага, але ў нейкі момант адыходзіць у цень – каб праз некалькі год зрабіць фантастычную кар’еру аж да найвышэйшай у Вялікім княстве пасады ваяводы віленскага. А вось Анжэй Хрызастом Залускі, біскуп, лацініст, палітык і садыст у адной асобе, нават пасля смерці Лышчынскага не можа супакоіцца і распісвае на паперы тыя пакуты і здзекі, якія, на шчасце, у самых варварскіх сваіх падрабязнасцях не адпавядаюць рэчаіснасці. Вось і папскі нунцый Якуб Кантэльмі, які шкадуе, што не атрымалася ўжыць да абвінавачанага «належныя» па стандартах інквізіцыі катаванні.

З расправы над брэсцкім падсудкам паўстала і паўстае дагэтуль шмат пытанняў. Часткаю – да ягоных сучаснікаў, але немалая доля – да даследчыкаў двух апошніх стагоддзяў. Можна зразумець, чаму савецкіх філосафаў (у большай ступені) і гісторыкаў (у значна меншай) надта ж цікавіў атэістычны трактат Лышчынскага, але падрабязнасці жыцця прадстаўніка паноўнага класу шляхты Рэчы Паспалітай былі забароненай тэмай. Нашмат цяжэй уцяміць, чаму асоба Лышчынскага, гісторыя яго роду, абставіны яго жыцця і дзейнасці на ніве асветы, палітыкі, правасуддзя, нарэшце, гісторыя яго міфа застаюцца ў значнай ступені па-за ўвагаю сучасных беларускіх гісторыкаў, нягледзячы на відавочную патрэбу ў пераасэнсаванні ранейшых ацэнак.

Прыкладам, даследчыкі дзесяцігоддзямі прастадушна пішуць пра пазыку ў сто тысяч талераў – грошы, ад якіх не тое што ў князя, але ў караля вочы загарэліся б. І гэта сярэдняе рукі шляхціч пазычае суседу? Адкуль такія капіталы і навошта яны Яну Казіміру Бжоску, які, мяркуючы па сціплых пра яго звестках, не будаваў над Мухаўцом другі Вэрсаль і не ладзіў экспедыцыю для захопу Стамбула?

А ягоны крэдытор Лышчынскі, гэты прыхаваны граф Монтэ Крыста зямлі берасцейскай? Спачатку іезуіт-навіцый, пасля соймавы палітык, паспяховы судовы чыноўнік і, урэшце рэшт, выкрыты блюзнер і «забойца Бога», ён сапраўды пісаў у вольны ад шматлікіх заняткаў час лацінскі трактат, які па смеласці пераўзыходзіў усё створанае на той час у хрысціянскім свеце? Хто ён – чалавек, які паводле абвінавачвання ні больш ні менш кінуў выклік Богу, або правінцыйны дзівак і ахвяра суседскае хцівасці?

Кніга, якая прапануецца вашай увазе, не адказвае на ўсе гэтыя пытанні і не прэтэндуе на статус навуковае працы. Яе задача – сабраць і выкласці перад чытачом як мага болей пра лёс чалавека з роду Лышчынскіх, ягоную асобу і атачэнне, у якім ён жыў, працаваў і загінуў, ды пра памяць, якую аб сабе пакінуў. На першым плане не філасофія, а факты біяграфіі праз погляд юрыста – бо ў працэсе Лышчынскага з выключнай яскравасцю адлюстраваліся асаблівасці дзяржавы Рэчы Паспалітай і яе грамадства ў эпоху Контррэфармацыі, сутыкненне ідэалаў хай сабе феадальнай, але прававой дзяржавы, шляхецкай вольнасці і рэлігійнага фанатызму, адвечныя канфлікты паміж асобай, прагнай ісціны, грамадствам, прагным стабільнасці, і ўладай, прагнай… абсалютнай улады.

Калі гісторыя, выкладзеная на гэтых старонках, падштурхне кагосьці працягнуць даследванні ў гэтым напрамку – цудоўна. Калі нехта з чытачоў вырашыць зрабіць тое ж сродкамі мастацтва – выдатна. Калі, нарэшце, нехта проста задумаецца над паралелямі паміж мінулым трохсотгадовай даўніны і нашай, не заўсёды прыўкраснай, рэчаіснасцю – таксама адна з мэтаў будзе дасягнутая.

* * *

У дадатак – некалькі заўваг асабістага характару. Мне было, мусіць, гадоў шаснаццаць, калі да нас у школу завітаў з лекцыяй па навуковым атэізме Я. Н. Мараш. Калі б хто мне тады сказаў, што я якім-небудзь чынам працягну ягоныя даследванні, я быў бы моцна здзіўлены: навуковы атэізм не выклікаў у мяне энтузіязму. Але сталася так, што знаходкі Якава Навумавіча занялі ў кнізе пачэснае месца. Таму на завяршэнне гэтае прадмовы дазволю сабе выказаць падзяку ўсім, хто ахвяраваў свае сілы і час разблытванню абставінаў трагедыі Казіміра Лышчынскага, вышукванню ацалелых фрагментаў ягонага трактату, а таксама Валянціну Пятровічу Грыцкевічу, які шчырымі натхнёнымі размовамі перадаў мне крыху свайго захаплення навукай і рамяством гісторыі.

Д. А. Жукоўскі

Глава 1. Родословная

Эта глава не только дань традиции. Чтобы лучше понимать человека, важно знать, где находятся его исторические корни, на какой земле он вырос. Мы расскажем о прародителях нашего героя, о тех, кто непосредственно принимал участие в его воспитании и кто мог повлиять на него косвенно. Чувство принадлежности к роду, тем более к роду дворянскому, очень много значило в те времена.

Невдалеке от нынешней юго-западной границы Беларуси с Польшей и примерно в паре десятков километров к северо-западу от центра Бреста стоит небольшая деревенька Лыщицы. Фамилию нашего героя всегда напрямую связывали с родовым имением его семьи. На протяжении нескольких веков эта деревенька упоминалась в различных документах, которые хранятся в архивах Беларуси, Литвы, Польши и Украины. Долгое время Лыщицы были главными в этом регионе. Например, в 1913 году волость в Брест-Литовском повете, где располагались основные земельные владения Лыщинских, официально называлась Лыщинской.

Сегодня Лыщицы – это несколько десятков жилых домов, магазин да кладбище. Они входят в состав крупного сельхозпредприятия «Остромечево». Впрочем, кое-что напоминает о былом значении этого селения: одна из улиц вымощена бутовым камнем. Это, конечно, не тысячелетняя римская дорога, но все же показатель того, что Лыщицы знавали и лучшие времена.

Статистика утверждает, что в 2018 году в Лыщицах числилось чуть меньше 80 человек. Однако прежде народу там жило много. В 1878 году, например, раз в шесть больше.

Рядом с ныне захудалой деревенькой расположено крупное месторождение торфа. Однако знаменита она совершенно другим.

Здесь, как утверждают многие отечественные и зарубежные историки, 4 марта 1634 года появился на свет маленький шляхтич, который впоследствии проявлял большие способности к разным наукам, отличался свободомыслием, владел несметными богатствами. Звали его Казимир Лыщинский.

У белорусской шляхты в крови было желание возвысить свой род, да так, чтобы у соседей дух захватывало. Грешили этим и представители знаменитых магнатских фамилий, и те, кто оставались в тени. Сапеги, например, выводили свой род от великого князя Витеня, хотя никакого отношения к нему не имели, Винцент Дунин-Марцинкевич – от датчанина Петра Дунина, который якобы прибыл в Польшу в 1124 году и за свою жизнь построил там 30 монастырей и 77 костелов.

Не был оригинален в этом смысле и князь Лев Лыщинский-Троекуров. В 1907 году он опубликовал книгу «Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий». Он не только напечатал свое исследование на двух языках – русском и польском, но и написал поэму «На плаху» (1910), в которой создал поэтический образ Казимира Лыщинского. Этим исследованием Лев Лыщинский прославлял и свой род, и себя самого. Он публично демонстрировал, что является прямым потомком (в 12-м колене) Никиты Романовича Захарьина-Юрьева – основоположника царского рода Романовых. Правда, потомком он был «по кудели», а не «по мечу».

В общем, если верить Льву Лыщинскому-Троекурову, его род по древности не уступал царскому дому Романовых. На это прямо указывает родословная таблица, содержащаяся в книге11
  Лыщинский Л. Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий. Спб., 1907. С. 157.


[Закрыть]. В ней автор находится на одном уровне с наследником российского трона Алексеем Романовым, сыном императора Николая II.

История Лыщиц по документам прослеживается с начала XVI века. В 1522 году владельцами Лыщиц числятся Васко и Ивашко Лыщинские. В 1528 году некто Михно Дробишевич Лыщинский отписал свое имение в Лыщицах и Кустыне Александру Хадкевичу, берестейскому старосте и маршалку. Еще один из Лыщинских, Богдан Пронкевич, отметился судебным спором с брестским евреем Гошкой Кожчичем в январе 1542 года. Спор заключался в следующем. Лыщинский задолжал Кожчичу 10 коп литовских грошей, долг длительное время не возвращал. Не надеясь найти на него управу в ВКЛ Кожчич арестовал и упрятал должника в тюрьму с помощью властей королевства польского. Это было грубейшим нарушением законов ВКЛ. В порядке компенсации за бесчестье Лыщинскому присудили 20 рублев, то есть 20 коп грошей22
  Документ №166 // Литовская метрика (1541—1542). 27-я книга записей. Вильнюс: изд-во Вильнюсского университета. 2016. С. 147.


[Закрыть]. Столько же взыскали в казну. В итоге брестский еврей и долг не вернул, и потерял в 4 раза больше.

Первый известный по документам Лыщинский – Лев, полный тезка автора книги. Возможно, этот факт стал отправной точкой в генеалогическом исследовании. Несмотря на неправдоподобное описание глубокой древности, это исследование ценно тем, что в нем собрана и проанализирована информация по истории рода с начала ХVI века до начала ХХ.

Лыщинские были весьма целеустремленными людьми. В первой половине ХIХ века они проделали титаническую работу, собирая документы, относящиеся к своей родословной. Отчасти их действия были вынужденными, ибо российские власти после разделов Речи Посполитой и захвата ВКЛ требовали документально подтвердить принадлежность к дворянскому сословию. Белорусы делали для этого все, что могли: обивали пороги судов и архивов (благо архивы в ВКЛ велись с незапамятных времен и метрика ВКЛ (государственный архив) насчитывает сотни томов) и даже фабриковали недостающие документы. Но Лыщинским прибегать к фальсификации не было необходимости: они шляхтичи с вековыми корнями. А вот времени пришлось потратить немало.

Как утверждает Лев Лыщинский-Троекуров, основоположник рода был внуком или правнуком Юрия Дмитриевича, владевшего имением Мальчицы. Тот, в свою очередь, приходился сыном Дмитрию Дмитриевичу, канцлеру земель русских, и внуком Дмитрию Божидару. Юрия Дмитриевича предлагается считать родоначальником всех Лыщинских – выходцев из ВКЛ, а его братьев – родоначальниками польской ветви. Приводятся сведения и о некоем Чупе Корчаке, в качестве представителя ВКЛ подписавшем акт Городельской унии с Польшей в 1413 году33
  Лыщинский Л. Указ соч. С. 150.


[Закрыть].

Однако все вышеприведенные сведения относятся к разряду легенды, поэтому мы не станем дальше пересказывать исторические анекдоты. Желающие могут самостоятельно прочитать книгу Льва Лыщинского44
  Там же. С. 9.


[Закрыть], которая ныне доступна в интернете.

Нам точно известны прадед и прабабка, дед и бабка Казимира Лыщинского по отцовской линии, отец и мать. Его предков до 1506 года идентифицировать по документам невозможно.

Первым официально известным владельцем Лыщиц значится Лев Лыщинский герба «Корчак» (~1506 – ~1577)55
  Nowicki A. Kazimierz Łyszczyński (1634 – 1689). Wydawnictwo Towarzystwa Krzewienia Kultury Swieckiej. Lodz. 1989, S. 6 (указаны две даты рождения Л. Лыщинского – 1506 и 1509 годы, вероятно, ошибка при наборе текста).


[Закрыть]. Это прадед нашего героя. Годы его жизни мы можем указать только примерно («согласно семейной традиции»66
  Лыщинский Л. Указ. соч. С. 14.


[Закрыть]). Он владел Лыщицами как вотчиной («отчиной, отчизной»). То есть это имение досталось ему от отца по праву наследования, а не было получено им на службе у великого князя литовского.

Лев Лыщинский был женат на Барбаре Мысловской герба «Налеч», которая принесла ему в приданое имение Доброниж, расположенное невдалеке от Лыщиц. В работах белорусских историков и философов написание фамилии жены Льва несколько отличается от польского варианта – Варвара Мыславская77
  Прокошина Е., Шалькевич В. Казимир Лыщинский. Мн.: Беларусь, 1986. С. 22.


[Закрыть]. Мы придерживаемся версии, подтверждаемой документально, – «Барбара з Мыслова».

Доброниж на многие годы стал вторым родовым имением Лыщинских. При любом раскладе они всегда старались сохранить эти земли за собой: в период феодализма земля была главным богатством.

У Льва Лыщинского и Барбары Мысловской родились три сына: Константин, Станислав и Ян (Иван). Возможно, детей у них было больше, но выжили только эти. Именно о них сохранились сведения в письменных источниках.

Лев Лыщинский прожил более 70 лет, а его жена пережила мужа. Вероятно, она была значительно моложе. Браки взрослых самостоятельных мужей на юных девицах в ту пору были не в диковинку.

В истории он отметился двумя судебными тяжбами, которые подтверждаются документально. С первым иском обратился в Брестский городской суд 17 августа 1569 года, буквально спустя месяц после утверждения Люблинской унии королем польским и великим князем литовским Сигизмундом II Августом. Иск касался расхищения скирды хлеба88
  Иск Л. Лыщинского от 17.08.1569 г. // NIAB_LA_319_2_1884_069—069b.


[Закрыть]. Второй иск был подан в суд 9 мая 1577 года против пана Крупицкого. Этот шляхтич действовал как заправский разбойник с большой дороги. По пути из Лыщиц в Доброниж Крупицкий отнял у слуги Льва Лыщинского двух волов (гнедого и черного) и коня99
  Иск Л. Лыщинского от 09.05.1577 г. // NIAB_LA_319_2_1884_068—068b.


[Закрыть]. Мы не знаем, чем закончились оба эти дела, но хочется верить, что справедливость восторжествовала.

Незадолго до смерти Лев Лыщинский разделил свое имение Лыщицы поровну между тремя сыновьями.

После его смерти жена недолго вдовствовала и в скором времени вышла замуж за местного шляхтича Василия Горновского, родила ему двух сыновей (Петра и Андрея) и дочерей. Барбара была женщиной бережливой и с деньгами дружила, но в детях своих от первого брака души не чаяла. А потому в январе 1597 года выкупила у пана Петра Добронижского имение Доброниж за 110 коп литовских грошей и тоже разделила перед смертью между своими сыновьями от первого брака1010
  Дарственная Б. Мысловской от 29.01.1597 г. // NIAB_LA_319_2_1884_066—067b; Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.


[Закрыть]. Лев и Барбара – прадед и прабабка Казимира Лыщинского.

Дедом нашего героя был их сын Константин. Он родился примерно в 1550 году и был практически ровесником знаменитого Льва Сапеги (разница в возрасте у них составляла семь лет). Константин женился на Анне Суходольской, и они произвели на свет двух сыновей – Геранима (старший) и Луку (младший).

Отцом Константин стал в зрелом возрасте – в 44 года. Он состоял на государственной службе, занимал должность ловчего. В его ведении была организация охоты для великого князя, когда тот находился в Брестском воеводстве.

В архиве Брестского городского суда сохранился подписанный Константином Лыщинским документ о разделе имения между сыновьями. Он датирован 22 октября 1639 года. В момент подписания дележного документа его внуку Казимиру уже шел шестой год от роду. А значит, дед вполне мог принимать посильное участие в воспитании мальчика. Этот документ – пример истинной отцовской любви и заботы. Начинается он с декларации целей: «Я, Константин Лыщинский, желая, чтобы братняя обоюдная любовь между сыновьями моими Иеронимом и Лукой была нерушима, постоянно в смирении соблюдаема, в предупреждение распрям и междуусобиям, которые нередко происходят и могут в отношении мыз (отдельно стоящие усадьбы. – Прим. авт.) встретиться, постановляю…»1111
  Лыщинский Л. Указ. соч. С. 150.


[Закрыть]

В 1639 году Константину Лыщинскому было примерно 89 лет. Для той поры возраст уникальный. Впрочем, в семье Лыщинских это не было редкостью. Ум, поздние браки, богатырское здоровье и невероятное долголетие – приметы мужчин этого рода.

Но здоровье здоровьем, а песка в песочных часах становилось все меньше. Вот и позаботился он о сыновьях – составил дележный документ. Сам же остался жить у младшего, Луки, которому перешла усадьба в Лыщицах. Поскольку она была побогаче, старший, Гераним (отец Казимира Лыщинского), помимо новой собственной усадьбы, тоже в Лыщицах, в порядке компенсации получил дом в Доброниже, который стоял у самого пруда, но для равновесия должен был отдать Луке свою старую усадьбу в Лыщицах. В общем, каждому из сыновей Константина Лыщинского досталось по два дома с хозяйственными постройками, землями и прочим. Отец едва ли не с математической точностью разделил имущество поровну.

Дележный документ однозначно указывает: сыновья выросли, крепко стали на ноги, женились, а потому и хозяйствовать должны самостоятельно.

Константина Лыщинского похоронили в родовом поместье в Лыщицах вместе с женой, вероятнее всего, на территории местной церкви. В пользу церкви, а не костела говорят документы, в частности завещание младшего сына, в котором указано: «Прошу сыновей моих похоронить меня по христианскому обряду в нашей церкви в Лыщицах, где почивают тела предшественников и родителей наших»1212
  Духовная Л. Лыщинского // Лыщинский Л. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть]. Обращает на себя внимание и тот факт, что Лука Лыщинский называет церковь нашей. Возможно, построили ее как раз Лыщинские.

Гераним Лыщинский – несомненный католик по вероисповеданию. Целую страницу в своем завещании он отводит перечислению пожертвований монастырям, костелам, церквям в Бресте и его окрестностях. При этом обычное пожертвование на костел составляет не менее 15 злотых, на церкви – по 10 злотых, а на Лыщинскую церковь – 20 злотых1313
  Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.


[Закрыть]. Сверх денежного взноса Гераним Лыщинский жертвует Лыщинской церкви «черные камлетовые ризы». За этим загадочным подарком скрывается верхнее облачение священника, сшитое из черного сукна и надеваемое во время богослужения. По всему видно, что старший сын Константина тоже питал особую привязанность к этой церкви. Полагаем, потому, что там покоились его родители.

Говорит о церкви в Лыщицах в своем завещании и старший брат Казимира Лыщинского Матвей: «Тело мое грешное… должно быть похоронено в церкви Лыщинской»1414
  Завещание М. Лыщинского от 13.01.1673 г. // NIAB_LA_319_2_1884_076.


[Закрыть].

Эта церковь неоднократно упоминается в архивных документах. Например, зафиксированы вот такие истории. 13 сентября 1726 года с иском в Брестский городской суд обратился митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси Лев Кишка по факту убийства лыщицкого священника Фомы Крымского. Претензии в суде были заявлены предстоятелем униатской церкви1515
  Документ №102 //Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Том III. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1870. С. 152.


[Закрыть]. 15 июня 1795 года в Брестский земский суд был представлен документ от местной помещицы Марианны Лыщинской, которым подтверждалось право на приход Лыщицкой церкви, данное ею священнику Хацкевичу1616
  Документ №53 //Акты, издаваемые археографической комиссией, высочайше учрежденной в Вильне. Том II. Акты Брестского земского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1867. С. 118.


[Закрыть].

Исходя из этих пусть и косвенных фактов, можно с большой долей вероятности утверждать, что первые Лыщинские были православными (на это указывают и их одинарные имена: Лев, Петр, Ян (Иван), Лука, Константин, у католиков были приняты двойные), а после 1596 года они перешли в униатство.

Версия о том, что Лыщинские изначально конфессиально принадлежали православию, бытует и в сочинениях белорусских историков1717
  Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 21.


[Закрыть]. Польские ученые эту тему особо не затрагивают, им она крайне невыгодна.

Нельзя не сказать несколько слов о гербе, которым многие столетия пользовались Лыщинские. Это герб «Корчак». В Польше он известен с 1142 года, в 1413 году упоминается в документе Городельской унии ВКЛ и Королевства Польского. По мнению Яна Длугоша (1415 – 1480), герб был создан королем Людовиком I1818
  Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.


[Закрыть]. Полагаем, Чупа Корчак получил этот герб по Городельской унии.

Помимо Лыщинских, гербом «Корчак» пользовались более 270 шляхетских родов Беларуси, Украины, Литвы и Польши. Частновладельческий герб Лыщинских включает шлем и щит. Шлем венчает княжеская корона, поверх нее – золотая чаша, из которой смотрит влево собака с согнутыми передними лапами. На щите изображены три серебряные реки примерно одинаковой длины. Вверху щита – крупный крест, внизу – охотничий рог. Последние две детали характерны только для герба Лыщинских. Щит справа и слева поддерживают два льва, стоящие на задних лапах1919
  Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.


[Закрыть].

Лыщинские в самом начале ХVI века облюбовали Брестское воеводство. ВКЛ – это их родина, они основательно обосновались здесь, занимали государственные должности, защищали свою страну с оружием в руках, представляли ее интересы на сеймах. Изначально Лыщинские исповедовали православие, затем – униатство и католичество, что типично для белорусской шляхты. Лыщицы и Доброниж стали их родовыми усадьбами. Тут рождались наследники. Именно здесь появился на свет Казимир Лыщинский – брестский шляхтич как минимум в четвертом поколении. По гражданству он стопроцентный литвин, в нынешнем понимании – белорус. Считать Казимира Лыщинского поляком нет никаких оснований. Об этом еще 100 лет назад однозначно заявили белорусские ученые2020
  Дружчыц В. Казімір Лышчынскі – беларускі бязбожнік XVII веку // Полымя. 1927. № 2. С. 156.


[Закрыть] и неоднократно подтверждали свою точку зрения2121
  Алексютовіч М. З глыбінь стагоддзяў. Беларускі філосаф Казімір Лышчынскі // Полымя. 1966. №1. С. 142; Майхровіч С. Выдатны беларускі філосаф// Беларусь. 1968. № 11.


[Закрыть].