Текст книги "Красавицы Бостона. Злодей"

Л. Дж. Шэн
Красавицы Бостона. Злодей

L.J. Shen

THE VILLAIN

Copyright © 2021. THE VILLAIN by L.J. Shen

The moral rights of the author have been asserted

© Перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Посвящается Кори и Лане

Заблудшую в аду, о Персефона,

Прими, пригрей и молви ей:

«Не плачь, о милая, родная,

Не так уж страшно в адской вотчине моей».

Эдна Сент-Винсент Милли. Сборник стихотворений

«Разбитое сердце»[1]1
  «Разбитое сердце», или дицентра великолепная, – однолетнее и многолетнее травянистое растение, знаменитое оригинальными цветками в форме сердечек.


[Закрыть] – это бело-розовый цветок, который обладает поразительным сходством с традиционной формой сердца. Его также называют «цветок сердца» или «дама в ванне».

Растение известно тем, что ядовито при контакте и смертельно опасно при приеме внутрь.

И, подобно мифической богине Персефоне, оно цветет только весной.

Плейлист

Sub Urban – Cradles

Bishop Briggs – River

White Stripes – Hardest Button to Button

Gogol Bordello – Sally

Milk & Bone – Peaches

Nick Cave and the Bad Seeds – Red Right Hand

Пролог

Персефона

Моя история любви началась со смерти.

Со звука, с которым моя душа разбилась о пол хосписа, словно хрупкий фарфор.

И с тетушки Тильды, которая увядала на больничной койке, а ее дыхание дребезжало в пустых легких, словно одноцентовая монета.

Я промочила слезами ее больничный халат, сжимая ткань в маленьких кулачках и не обращая внимания на мамины тихие просьбы отойти от ее больной сестры.

– Пожалуйста, не уходи, тетушка, – прохрипела я.

Рак распространился на легкие, печень и почки, отчего моей тете было мучительно тяжело дышать. Последние несколько недель она спала сидя, то приходя в себя, то отключаясь.

Когда мне было двенадцать, смерть казалась абстрактным понятием. Реальным, но все же чуждым и далеким. Чем-то, что случалось с другими семьями, с другими людьми.

Тетушка Тильда больше никогда не подхватит меня на руки, поигрывая по мне пальцами, будто по воображаемой гитаре.

Никогда не заберет нас с Белль из школы с пакетами, полными нарезанных яблок и клубники, когда наши родители работают допоздна.

Она больше никогда не заплетет мне косу, нашептывая волшебные сказания о греческих богах и трехглавых монстрах.

Тетя заправила пряди светлых локонов мне за ухо. В ее глазах так ощутимо мерцала болезнь, что я могла почувствовать ее вкус на языке.

– Не уходить? – фыркнула она. – Боже мой, какое громкое слово. Я бы никогда так не сделала, Перси. Живая, мертвая, в небытии, я всегда буду рядом с тобой.

– Но как? – Я потянула ее за халат, цепляясь за ее обещание. – Как я узнаю, что ты правда здесь, когда твоего тела не станет?

– Просто посмотри вверх, глупышка. Небеса всегда будут нашими. Там мы и встретимся среди солнечных лучей и облаков.

Когда стояло жаркое, влажное лето, мы с тетушкой Тильдой ложились на траву возле реки Чарльз и наблюдали за облаками. Они прибывали и уносились, как пассажиры на железнодорожной станции. Сначала мы считали их. Затем выбирали самые пушистые и забавные по форме. А потом давали им имена.

Мистер и миссис Тучия и Облок Облоктон.

Дымка и Туманный Холодок.

Тетушка Тильда верила в волшебство, в чудеса, а я? Ну а я верила в нее.

И пока моя старшая сестра Эммабелль гонялась за белками, играла с мальчишками в футбол и лазала по деревьям, мы с тетушкой Тильдой любовались небом.

– Ты подашь мне знак? – не отступала я. – Что ты там, на небе? Пошлешь молнию? Дождь? О, знаю! Может, на меня накакает голубь.

Мама положила руку мне на плечо. Выражаясь словами моей сестры Белль: мне нужно угомониться, да поскорее.

– Давай договоримся, – предложила тетя, беззвучно посмеиваясь. – Как ты знаешь, облака надежнее падающих звезд. Они обычные, но все равно волшебные. Когда придет время, и ты вырастешь, попроси о том, чего хочешь – хочешь по-настоящему, – как только увидишь одинокое облако на небе, и я дарую тебе это. Так ты поймешь, что я наблюдаю. Ты получишь только одно чудо, Персефона, поэтому будь осторожна в своих желаниях. Но я обещаю: каким бы ни было твое желание, я исполню его для тебя.

Я хранила свое Облачное Желание одиннадцать лет, оберегая его, как фамильную ценность.

Я не воспользовалась им, когда ухудшились мои оценки.

Когда Эллиот Фрейзер в десятом классе придумал мне прозвище Писифона Членрайз, и оно привязалось до окончания школы.

Даже когда папу уволили, а «Макдоналдс» и горячая вода стали редкой роскошью.

В итоге я растратила Облачное Желание в одно безрассудное мгновение.

На злосчастную страсть, глупую влюбленность, безответную любовь. На мужчину, которого все СМИ называли Злодеем.

На Киллиана Фитцпатрика.

Три года назад

В день свадьбы моей лучшей подруги Сейлор я напилась еще до полудня.

Обычно я была веселой во хмелю. Ответственной. Из числа тех, кто, выпив, говорит чуть громче, смеется, похрюкивая, и танцует так, будто никто не видит. Но при этом вызывает Uber, спасает друзей от неудачных мимолетных связей и никогда не позволяет никому поблизости сделать татуировку, о которой они пожалеют на следующее же утро.

Но не в этот раз.

На этот раз я напилась до состояния «запускайте Энолу-Гей»[2]2
  Энола-Гей – стратегический бомбардировщик ВВС США, сбросивший первую атомную бомбу на Хиросиму.


[Закрыть]. Накидалась так, что могла закончить в больнице под капельницей, с залетом и судимостью.

У меня было множество причин напиться, и я бы назвала их все, если бы могла устоять на ногах.

Дело в том, что сейчас было самое неподходящее для недомогания время. Я была подружкой невесты. Двадцатитрехлетней – барабанная дробь, пожалуйста, – девочкой, несущей букет!

Странно ли быть взрослой девушкой, несущей букет? Вовсе нет. Это честь.

Ну ладно. Это было немного неловко.

И под «неловко» я подразумеваю «вопиюще унизительно».

И все же о том, чтобы отказаться, не могло быть и речи.

Я же Персефона.

Беззаботная, невозмутимая, легко приспосабливающаяся к трудностям, ответственная подруга.

Та, что поддерживала мир и бросала все, когда кому-то была нужна помощь.

Эшлинг, которая вот-вот станет золовкой Сейлор, должна нести шлейф длиной в два с половиной метра, как Пиппа Миддлтон[3]3
  Младшая сестра принцессы Уэльской Кэтрин Миддлтон, которая несла шлейф ее платья во время свадьбы с принцем Уильямом.


[Закрыть], а моя сестра Эммабелль отвечала за кольца.

Часовня Тернового Венца была роскошным местом для проведения свадеб на побережье штата Массачусетс. Средневековый замок, высящийся на краю скалы, мог похвастаться пятьюдесятью акрами старинной архитектуры, завезенным из Франции известняком, частными садами и видом на океан. Номер для новобрачных представлял собой апартаменты овсяного цвета с ванной на декоративных ножках, верандой и четырьмя полностью оборудованными туалетными столиками.

Все расходы на роскошную свадьбу оплачивались семьей жениха, Хантера Фитцпатрика. Выходя замуж, Сейлор высоко поднималась по социальной лестнице.

Фитцпатрики стояли плечом к плечу с Рокфеллерами, Кеннеди и Мердоками.

Богатые, могущественные, влиятельные (по крайней мере, по слухам) и с таким количеством скелетов в шкафу, которого хватило бы, чтобы открыть кладбище.

В голове не укладывалось, что девчонка, с которой я в детстве играла в классики и которая давала мне подстричь ей челку, меньше чем через час станет американской принцессой.

Еще большим безумием было то, что именно она познакомила меня с мужчиной, который теперь занимал девяносто процентов мыслей в моей голове и почти все мои мечты.

Злодеем, который разбил мне сердце, даже не заметив моего бесконечного присутствия.

Пытаясь протрезветь, я расхаживала по комнате и остановилась у окна. Склонилась над подоконником и подняла лицо к летнему небу. Одинокое облако лениво плыло за солнцем, тая обещание прекрасного дня.

– Тетушка Тильда, не ожидала тебя здесь увидеть! Как ты?

Я уже не впервой говорила с облаком, будто оно было моей покойной тетей, поэтому не могла винить степень своего опьянения в этой конкретной причуде.

– Похоже, погода сегодня прекрасная. Сейлор это оценит. Как я выгляжу?

Я покрутилась перед окном в платье цвета сосновых иголок и игриво взмахнула волосами.

– Думаешь, он, наконец, заметит меня?

Облаку не нужно было отвечать, чтобы я узнала ответ – нет.

Он меня не заметит.

Никогда не замечал.

Я очень сомневалась, что он вообще знал о моем существовании.

Я знала его пять лет, а он до сих пор не сказал мне ни слова.

Судорожно вздохнув, я взяла цветы, которые сорвала возле номера, поднесла к носу и жадно вдохнула. Они по-весеннему пахли теплом и свежестью.

Сами цветки были розового цвета, а формой напоминали сердечко. Я вплела несколько в волосы, часть которых была собрана на макушке.

Я уколола палец об один из них и, поднеся его к губам, высосала выступившую каплю крови. Вязкая жидкость попала в рот, и я застонала.

– Знаю, знаю, я должна просто забыть о нем. Жить дальше.

Я быстро облизала все пальцы от цветочного сока.

– Между романтиком и идиотом тонкая грань. Мне кажется, я уже балансирую на ней на четыре года дольше, чем следовало бы.

Я таила свою одержимость старшим братом Фитцпатриком последние пять лет. Половину долбаного десятилетия. Сравнивала каждого парня, с которым встречалась, с этим недосягаемым финансовым магнатом, бросала на него мечтательные взгляды и навязчиво зачитывалась всей доступной информацией в прессе. Простое решение забыть о нем ничего не изменит. Я уже пробовала.

Надо действовать по принципу «все или ничего».

В этом случае мне нужно воспользоваться желанием тетушки Тильды и попросить, чтобы я смогла жить дальше.

Я уже собралась загадать желание, но едва начала произносить слова, в горле встал ком.

Я бросила цветы, которые держала в руке, и поплелась к зеркалу. Шею окутала сыпь, словно ладонь властного мужчины. Красное пятно расползлось ниже, уходя в ложбинку между грудей. Каждый сантиметр моей кожи становился ярко-красным.

Откуда у меня аллергическая реакция, черт подери? Все утро я была слишком взволнована, а потому ничего не ела.

Может, это все от зависти.

Зеленый монстр с острыми зубами вырывался из моего сердца. Напоминал о том, что это я мечтала стать невестой, а не Сейлор, чтоб тебя!

Конечно, это было не по-феминистски, не вдохновляюще, не прогрессивно, но оттого не переставало быть правдой. Моей правдой.

Я хотела выйти замуж, хотела белый заборчик из штакетника, хотела, чтобы смешливые малыши в подгузниках свободно разгуливали по моему заднему двору, а за ними бегали пахучие лабрадоры.

Каждый раз, когда я позволяла себе подумать об этом (что случалось нечасто), то становилось трудно дышать от чувства несправедливости. До встречи с Хантером Сейлор была самым асексуальным созданием на свете, после медицинской маски для лица.

И все же она в итоге вышла замуж раньше всех нас.

Стук в дверь вывел меня из оцепенения.

– Перс? – пропела с другой стороны моя старшая сестра Эммабелль – или просто Белль. – Церемония начнется через двадцать минут. Что ты так долго возишься?

Что ж, Белль, я поразительно похожа на Читос и цветом, и внешним видом.

– Лучше поторапливайся. Нашу девочку уже дважды стошнило в мусорку в лимузине. Она обматерила жениха за то, что не сбежал в Вегас, а один из ее наращенных ногтей разыгрывает Амелию Эрнхарт[4]4
  Первая женщина-пилот перелетевшая Атлантический океан. В один из полетов самолет Амелии бесследно исчез над океаном. Причина ее гибели до сих пор остается загадкой.


[Закрыть].

– Что ты имеешь в виду? – прокричала я через дверь номера.

– Он исчез. Надеюсь, не в ее прическе. – Я услышала улыбку в голосе сестры. – О, кстати. Можешь принести кольцо Хантера, если его брат не объявится, чтобы его забрать? Строго говоря, это задача Киллиана, но он, наверное, в саду, сдирает кожу с какой-нибудь сотрудницы и шьет из нее модные пальто.

Киллиан.

При упоминании его имени свело живот.

– Поняла. Буду через пять минут.

Я услышала стук каблуков сестры, когда она ушла обратно к ожидающему лимузину.

Я обвела комнату взглядом.

Как мне избавиться от этой дурацкой сыпи?

Мысленно щелкнув пальцами, я огляделась в поисках сумочки Эшлинг «Эш» Фитцпатрик, и нашла ее на кровати. Порылась внутри, перебрав пластыри, швейцарский нож и косметичку размером с большой палец. У нее точно должны быть антигистаминные средства. Она же девчонка-скаут, готовая к любой ситуации, будь то сыпь, сломанный ноготь, мировая война или внезапная пандемия.

– Есть! – Вытащила тюбик с успокаивающей кожу мазью из украшенной бриллиантами сумки Hermes.

Я втирала крем в кожу, довольная своей пьяной личностью, как вдруг дверь позади меня распахнулась.

– Пять минут, Белль. – Мое внимание было все еще приковано к покрытым пятнами рукам. – Да, я помню, кольцо Хантера…

Я подняла взгляд. Моя челюсть отвисла, а все остальные слова так и застряли в горле. Мазь выпала из рук.

На пороге стоял Киллиан «Килл» Фитцпатрик.

Старший брат Хантера Фитцпатрика.

Самый завидный холостяк Америки.

Наследник с каменным сердцем и высеченным из мрамора лицом.

Недосягаемый, как луна, и такой же холодный и непоколебимый.

А самое главное: мужчина, которого я втайне любила с того дня, как впервые увидела.

Его каштановые волосы были зачесаны назад, а глаза – как пара манящих янтарей. С ободком медового цвета, но напрочь лишенные теплоты. На нем был смокинг в эдвардианском стиле, массивные часы Rolex и слегка хмурый вид человека, который считал обузой любого, кого не мог поиметь или на ком не мог заработать денег.

Он всегда был спокойным, молчаливым и сдержанным, никогда не привлекал к себе внимания, но все равно завладевал им всюду, где бы ни появился.

В отличие от брата и сестры, Киллиан не был красив.

Во всяком случае, в общепринятом понимании. Черты его лица были слишком резкими и выраженными, ухмылка слишком насмешливой. Сильная челюсть и глубоко посаженные глаза не гармонировали друг с другом в симфонии безупречных черт. Но было в нем нечто до неприличия прекрасное, что казалось мне более привлекательным, чем бесхитростность в достойном Аполлона совершенстве Хантера или красоте похожей на Белоснежку Эшлинг.

Киллиан был темной колыбельной, манившей меня пасть в его когтистые лапы и уютно устроиться в его мраке.

И я, очень кстати названная в честь богини весны, жаждала, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Жаждала упасть в его подземный мир и никогда оттуда не возвращаться.

Ух ты. Последняя выпитая «Мимоза» и правда добила все оставшиеся клетки моего мозга.

– Киллиан, – пролепетала я. – Добрый день. Привет. Здравствуй. – Как красноречиво, Перс.

Я дополнила свое приветствие тем, что почесала шею. Такое уж мое везение, что я впервые оказалась с ним наедине, когда выгляжу и чувствую себя, будто шар из лавы.

Киллиан неспешно направился к сейфу с ленивой грацией большой кошки, источая истинную опасность, от которой у меня поджались пальцы на ногах. Его безразличие часто заставляло меня сомневаться, что я вообще нахожусь с ним в одной комнате.

– Лимузин отъезжает через три минуты, Пенроуз.

Так значит, я все-таки существовала.

– Спасибо.

Дыхание стало затрудненным, медленным, и я начала понимать, что мне, возможно, придется вызвать «Скорую».

– Волнуешься? – сумела произнести я.

Никакой реакции.

Металлическая дверь сейфа открылась с механическим щелчком. Киллиан достал оттуда черную бархатную коробочку с кольцом Хантера, а затем остановился на мгновение, чтобы посмотреть на меня. Его взгляд прошелся от моего красного лица и рук к бело-розовым цветам на моей голове. На его лице что-то промелькнуло – мимолетное сомнение – после чего он покачал головой и пошел обратно к двери.

– Подожди! – закричала я.

Он остановился, но оборачиваться не стал.

– Мне нужно… мне нужно… – Видимо, словарный запас получше. – Мне нужно, чтобы ты вызвал «Скорую». Кажется, у меня аллергическая реакция.

Он развернулся на каблуках и окинул меня оценивающим взглядом. С каждой секундой под его пристальным взором моя температура снижалась на десять градусов. Находиться в одном пространстве с Киллианом Фитцпатриком было уникальным переживанием. Все равно что сидеть в темном пустом соборе.

В этот момент мне очень хотелось быть моей сестрой Эммабелль.

Она бы велела ему засунуть свое высокомерие в одно место. А потом утащила бы его после церемонии в один из частных садов и уселась ему на лицо.

Но я не Белль. Я Персефона.

Застенчивая, милая, примерная девочка Перси.

Перс, которая занимается сексом только в миссионерской позе и с выключенным светом.

Неуклюжий романтик.

Любительница угождать.

Скучная.

На мгновение наступила тишина, а потом он шагнул обратно в комнату и закрыл за собой дверь.

– В этой хорошенькой головке совсем пусто?

Киллиан вздохнул, бросил пиджак на кровать, а потом расстегнул запонки. Закатал рукава рубашки по мускулистым предплечьям, не сводя с меня недовольного взгляда.

Мое тело решило, что сейчас самое время рухнуть на пол, поэтому так и сделало. Я повалилась на ковер, тяжело дыша и с трудом пытаясь сделать следующий вдох.

Так вот как себя чувствовала тетушка Тильда.

Оставшись равнодушным к моему падению, Киллиан включил кран над ванной с декоративными ножками, стоящей посреди комнаты, и повернул его в сторону синей отметки, чтобы вода была ледяной.

Довольный ее температурой, он подошел ко мне, перевернул на живот носком ботинка, будто мешок с землей, и опустил ладонь мне на поясницу.

– Что ты… – ахнула я.

– Не волнуйся. – Он сорвал с меня платье с корсетом одним протяжным движением. Окружающее пространство пронзил звук рвущейся ткани и отлетающих пуговиц. – Маленькие девочки не в моем вкусе.

У нас и правда была разница в возрасте. Двенадцать лет так просто не оставишь без внимания. Однако меня это никогда не беспокоило.

А что и впрямь беспокоило, так это моя нынешняя степень наготы. Я дрожала под ним, словно осиновый лист.

– Что ты наделал, черт возьми? – взвизгнула я.

– У тебя отравление, – констатировал Киллиан.

Его слова привели меня в чувство.

– Что?

В ответ он пнул лежащие рядом со мной розовые цветы в дальний конец комнаты.

Мое дыхание стало более поверхностным, затрудненным. Жизненная сила покидала мое тело. Отзвук воды, льющейся в ванну, был монотонным и успокаивающим, и внезапно я почувствовала себя, как выжатый лимон. Мне хотелось спать.

– Я нашла их в саду возле номера, – пробормотала я, еле шевеля губами. А потом вытаращила глаза, как только кое-что осознала. – И на вкус тоже попробовала.

– Кто бы сомневался, – его голос сочился сарказмом.

Киллиан закинул меня на плечо и отнес в уборную. Бросив мое обмякшее тело возле унитаза, он за волосы приподнял мою голову. Колени заныли от боли. Он был отнюдь не нежным.

– Я вызову у тебя рвоту, – объявил он и безо всяких дальнейших вступлений сунул мне два своих крупных пальца прямо в горло. Глубоко. Я подавилась, и меня тут же вырвало, пока он придерживал мою голову.

Говоря словами Джо Экзотика, я никогда от этого не оправлюсь. Киллиан держит мои волосы, пока вызывает у меня рвоту.

Я опустошала желудок, пока Киллиан не убедился, что в нем больше ничего не осталось. Только после этого он вытер мое лицо голой рукой, даже не смутившись остатками рвоты.

– А ш-што это воо-ще такое? – пролепетала я, опустив голову на стульчак. – За цветы.

Он с пугающей легкостью подхватил меня на руки, пронес через всю комнату и бросил на кровать. Я была совершенно голой, если не считать стрингов телесного цвета.

Я слышала, как Киллиан роется в шкафчиках. Открыла глаза. Прихватив аптечку, он достал оттуда маленький пузырек с лекарством и шприц, а потом, нахмурившись, прочел крошечную инструкцию на флаконе и ответил:

– «Разбитое сердце». Известны тем, что красивы, редки и ядовиты.

– Совсем как ты, – тихо сказала я. Неужели я правда отпускаю шуточки, лежа на смертном одре?

Киллиан пропустил мое захватывающее наблюдение мимо ушей.

– Ты чуть не отравила всю часовню, Эммалинн.

– Я Персефона. – Я нахмурила брови.

Странно, что я едва могла дышать, но все же сумела обидеться за то, что он спутал меня с моей сестрой.

– А мою сестру зовут Эммабелль, а не Эммалинн.

– Ты уверена? – спросил он, не поднимая взгляда, затем вставил шприц во флакон и набрал в него жидкость. – Не припомню, чтобы младшенькая была такой болтливой.

Я запомнилась ему как Младшенькая. Зашибись.

– Уверена ли я, что я та, кто есть, или в том, как зовут мою сестру? – Я снова принялась чесаться со скромностью одичалого людоеда. – В любом случае ответ утвердительный. Я уверена.

Моя старшая сестра была незабываемой.

Более шумной, высокой, соблазнительной; с волосами ослепительного оттенка шампанского. Обычно я была не против, что она меня затмевала. Но мне было тошно оттого, что Килл запомнил Эммабелль, а не меня, пусть и неправильно произнес ее имя.

Я впервые в жизни обиделась на сестру.

Килл опустился на край кровати и хлопнул себя по коленке.

– Ко мне на колени, Цветочница.

– Нет.

– При разговоре со мной в твоем лексиконе вообще не должно быть такого слова.

– Оказывается, я полна сюрпризов. – Я шевелила губами, уткнувшись в постельное белье. Знала, что у меня текут слюни. Теперь, когда дышать стало легче, я заметила, что у меня изо рта пахнет рвотой.

Повернула голову в другую сторону. Возможно, умереть – не такая уж плохая мысль. Мужчина, которым я одержима на протяжении многих лет, был большим мерзавцем и даже не знал моего имени.

– Мне плевать, если я умру, – прохрипела я.

– Мне тоже, милая. Но, к сожалению, тебе придется сделать это под присмотром кого-то другого.

Киллиан обхватил меня руками и перекинул через свои ноги. Моя грудь распласталась по его мускулистым бедрам, соски терлись о его брюки. Моя задница оказалась вровень с его лицом, представ перед ним во всей красе. К счастью, я так ослабла, что даже не могла испытывать смущение.

– Замри.

Он осторожно ввел иглу в мою правую ягодицу, медленно выпуская жидкость в кровоток. Стероиды сразу же подействовали на организм, и я набрала полные легкие кислорода, приоткрыв рот возле его бедра. Я застонала от облегчения и выгнула спину дугой. Почувствовала, как к моему телу прижался его член. Он был толстым, длинным, и тянулся вдоль большей части живота. Этой штуковине место в чехле для винтовки, а не во влагалище.

Интрига нарастает.

Но не только из-за этого.

Мы пробыли в этом положении еще секунд десять: я восстанавливала дыхание, жадно глотая драгоценный воздух, а он с удивительной нежностью вынимал цветы из моих волос. Киллиан завернул цветы в салфетку, а потом несколько раз ее сложил. Опустил ладонь на мою ягодицу и медленно вынул шприц, отчего по моему телу пронеслась дрожь желания.

Я опустила голову на кровать.

Я была постыдно близка к оргазму.

– Спасибо, – тихо сказала я, упершись ладонями в кровать, чтобы подняться. Он надавил рукой мне на поясницу, чтобы я снова легла ему на колени.

– Не двигайся. Ванна будет готова с минуты на минуту.

Он обладал жуткой, раздражающей способностью обращаться со мной по-свински, в то же время спасая мне жизнь. Застыв в состоянии опьянения, благодарности и унижения, я выполнила его указания.

– Итак. Персефона. – Киллиан произнес мое имя, будто пробуя его на вкус, пока спускал мои трусики по ногам своими длинными пальцами. – Твои родители наперед знали, что ты будешь невыносима, и заранее наказали тебя именем стриптизерши, или они в то время увлекались греческой мифологией?

– Имя мне дала тетушка Тильда. Временами она боролась с раком груди. На той неделе, когда я родилась, она как раз выздоровела после первого курса химиотерапии. Моя мама в качестве подарка разрешила ей выбрать мне имя.

Теперь, по прошествии времени, понятно, что они поторопились с празднованиями. Через несколько лет рак вернулся в полную силу и забрал жизнь моей тети. Но я хотя бы провела с ней несколько хороших лет.

– Они не могли отказать. – Киллиан бросил мои трусики на пол.

– Мне нравится мое имя.

– Оно вульгарное.

– Оно имеет свое значение.

– Ничто не имеет значения.

Я повернула голову, чтобы бросить на него сердитый взгляд, а мои щеки так и пылали от злости.

– Как скажете, доктор Сьюз.

Киллиан снял с меня туфли, оставив полностью обнаженной. Скинул меня на кровать, встал и выключил кран, а потом сел на край ванны.

– Дама в ванне. – Он покрутил пальцем в воде, проверяя температуру.

Я приподняла голову с кровати.

– Еще одно название цветка «разбитое сердце», – сухо пояснил он. – Садись.

Он повернулся ко мне спиной, давая личное пространство. Я опустила ногу в ванну и сделала резкий вдох. Вода была ледяной.

Киллиан переписывался по телефону, пока безумно холодная вода успокаивала мою кожу. После укола я уже чувствовала себя намного лучше. Но, хоть и выдала почти все, что съела и выпила утром, я все еще не протрезвела. Между нами повисла тишина, нарушаемая персоналом и координаторами мероприятия, которые выкрикивали распоряжения за стенами номера. Я знала, что, несмотря на неловкость ситуации, у меня не будет другой возможности рассказать ему о своих чувствах. Обстоятельства играли против меня. Если не брать во внимание его эрекцию, возникшую оттого, что я голая лежала у него на коленях, казалось, Киллиана отвращал сам факт моего существования.

Сейчас или никогда. А «никогда» – слишком долгий срок, чтобы жить без любимого мужчины.

– Я хочу тебя. – Я опустила голову на прохладный бортик ванны.

Слова окутали стены и потолок, правда наполнила воздух, заряжая его электричеством. Использовать слово на букву «Л» было слишком интимным. Я знала, что испытываю к нему любовь, даже несмотря на его грубое поведение, но также знала, что он ни за что мне не поверит.

Киллиан продолжал копаться в телефоне. Может, он меня не услышал.

– Я всегда тебя хотела, – сказала я громче.

Никакой реакции.

Я продолжала, словно жаждая наказания, а моя гордость и уверенность планомерно рушились.

– Порой я хочу тебя так сильно, что становится больно дышать. А иногда эта боль помогает отвлечься от желания, которое я к тебе испытываю.

Стук в дверь заставил Киллиана вскочить. На пороге стояла Эшлинг, держа в руках точную копию платьев подружки невесты, которые мы все надели.

– Ты сказала, тебе нужно мое запасное платье? Зачем вообще… – Она замолчала, глядя на меня из-за плеча своего брата. Ее глаза вспыхнули.

– Матерь божья. Неужели вы двое…

– Да ни за что на свете, – огрызнулся Киллиан, вырывая платье из рук сестры. – Задержи лимузин. Она спустится через пять минут.

С этими словами он захлопнул дверь у нее перед носом, а потом запер вдобавок.

Ни за что на свете.

Жгучая паника вместе со старым добрым чувством стыда понеслась по моим венам.

Меня настигла реальность.

Я отравилась.

Спьяну бессвязно лепетала перед Киллианом.

Позволила ему раздеть меня, вызвать рвоту, сделать укол и бросить в ванну.

Потом призналась ему в вечной любви, пока мой рот все еще украшали остатки рвоты.

Килл с серьезным видом бросил мне в руки халат.

– Вытрись.

Я вскочила на ноги и принялась делать, как велено.

Он повернулся ко мне с запасным платьем Эшлинг в руках, помогая его надеть.

– Я не хочу твоей помощи, – процедила я, чувствуя, как пылают щеки.

Глупая, глупая, глупая.

– Мне плевать, чего ты хочешь.

Поджав губы, я наблюдала за его темной фигурой в зеркале, пока он завязывал корсет быстрее и сноровистее любой швеи, которую я когда-либо видела за работой. Это было неожиданно. Его пальцы, словно по волшебству, управлялись с лентой, умело продевая ее в колечки, чтобы связать меня, как подарок с бантом.

Меня вдруг осенило: Киллиан понял, что я отравилась, как только вошел в комнату и увидел цветы в моих волосах, но не предложил мне помощи, пока я сама не попросила его вызвать «Скорую».

Я могла умереть.

Он не шутил, когда сказал, что спас меня только потому, что не хотел, чтобы я умерла у него на глазах – ему было искренне наплевать.

Киллиан потянул за атласные завязки моего платья, затягивая его вокруг меня.

– Ты делаешь мне больно, – шикнула я, с прищуром глядя в зеркало перед нами.

– Вот и поделом тебе за разбитое сердце.

– Ты про цветок или орган?

– И то и другое. Одно – быстрый яд. Второе – медленный, но такой же разрушительный. – Я не сводила с него глаз в отражении. Грациозный, самоуверенный. Всегда держался с достоинством и высокомерием, никогда не сквернословил и был самым педантичным человеком из всех, кого я знала.

Именно это восхищало меня в нем больше всего. Тонкий налет правильности, окутывавшей бурлящий внутри него хаос. Я знала, что под безупречной внешностью скрывалось что-то неукротимое и опасное.

Это казалось мне нашим секретом. Безупречный Киллиан Фитцпатрик на самом деле был не лишен изъяна. И все, чего я хотела, это выяснить, в чем он заключался.

– Ты не собирался мне помогать. Думал оставить меня умирать, – мой голос прозвучал пугающе спокойно. С каждой секундой я становилась все более трезвой. – Почему помог?

– Отравленная подружка невесты создаст нелестные отзывы в прессе.

– А говорят, эпоха рыцарства мертва, – съязвила я.

– Она, может, и мертва, а ты нет, так что замолчи и будь благодарна. – Он снова дернул за атласные завязки. Я поморщилась.

В его словах был смысл. Киллиан не только спас мне жизнь этим утром, но к тому же даже не попытался вытворить какую-нибудь глупость и наверняка опаздывал, как и я теперь, потому что мне хватило ума нарвать ядовитых цветов.

– Спасибо, – неохотно пробормотала я.

Он приподнял бровь, будто спрашивая: «За что»?

– За то, что повел себя как джентльмен, – пояснила я.

Мы встретились взглядом в зеркале.

– Я не джентльмен, Цветочница.

Он закончил, в последний раз дернув за ленты, а потом отошел и взял свой пиджак с кровати. Мне нужно было соображать на ходу и побыстрее. Мой взгляд устремился к окну. Одинокое облако все еще виднелось на небе.

Наблюдало за мной.

Дразнило меня.

Ждало, когда я им воспользуюсь.

Ты получишь только одно чудо.

Это того стоило.

Я сделала глубокий вдох и произнесла слова вслух, не желая схалтурить, если прилагались какие-то дополнительные условия мелким шрифтом, и мне нужно было проделать весь фокус целиком.

– Я хочу, чтобы ты влюбился в меня.

Слова вырвались из моего рта, подобно вьюге, заставив Киллиана замереть на полпути к двери. Он обернулся, а на его лице застыла маска непоколебимой жестокости.

Сделав вдох, я продолжила:

– Я хочу, чтобы ты влюбился в меня так сильно, что не мог больше ни о чем думать. Не мог есть. Не мог дышать. Перед смертью тетя Тильда обещала мне одно чудо. Вот мое желание. Твоя любовь. За пределами твоих стен изо льда есть целый мир, Киллиан Фитцпатрик, и он полон смеха, радости и тепла. – Я сделала шаг в его сторону, и колени задрожали. – Я отплачу за твою любезность. Я спасу твою жизнь по-своему.

Заклинание.

Чары.

Надежда.

Мечта.

Впервые с тех пор, как он вошел в комнату, я увидела на его лице нечто сродни любопытству. Даже мое обнаженное тело, распростертое у него на коленях, не вызвало почти никакой реакции. Но это? Мои слова пробили его оболочку, пусть даже оставили в ней только крошечные трещины. Киллиан нахмурил брови и устремился ко мне, стирая расстояние между нами в три уверенных шага. Снаружи Белль и Эшлинг колотили в дверь кулаками, крича, что мы опаздываем.