Текст книги "Тайны волхвов и пророков"

Махавира

Несмотря на то, что джайнизм ныне несколько утратил популярность, однако о личности создателя этого вероучения и целой философии стоит сказать несколько слов, поскольку это учение определило судьбы развития этой страны и ее народа на много веков вперед.

Этот полулегендарный и изрядно мифологизированный вероучитель и основатель джайнизма (наряду с индуизмом второй ведущей религии в Индии) жил в VI в. до н. э. Несмотря на то, что родился он в семье обычного аристократа, разумеется рождение Махавиры традиция обставила стандартным набором чудес. С его рождением связан сюжет о чудесном перенесении его плода из лона одной женщины в другую.

Сюжет этот тесно увязан с джайнистской верой в переселение душ. Когда Махавира в одном из своих прошлых рождений был неким Маричи, он слышал от деда, что ему предопределено родиться 24-м тиртханкаром (букв. «создатель брода», то есть провозвестником веры). Преисполнившийся в те юные годы гордыни и высокомерия, Маричи создал себе такую карму, чтобы родиться в обеспеченной брахманской семье. Поэтому в назначенный срок после смерти его душа спустилась из верхнего мира на землю и вошла в лоно брахманки Девананды. Узнавший об этом бог Шакра пришёл в волнение, ибо великие люди всегда рождались и должны рождаться в кшатрийских, а не в низких и не в брахманских семьях. Он послал на землю своего военачальника Харинайгамети, и тот на 82-й день после зачатия перенес зародыш будущего ребенка из лона бывшей матери в лоно кшатрийки Тришалы (как это демонстрирует рисунок из старинной джайнистской книги). После этого девушка видит 14 знаменательных снов: прекраснейших белого слона, белого быка, белого льва, посвящение богини Шри, которую окропляют водой из своих хоботов мировые слоны, цветочную гирлянду, спускающуюся с неба, луну, солнце, знамя, драгоценный кувшин, лотосовое озеро, молочный океан, небесный дворец, груду драгоценных камней, огромное пламя, достигающее небосвода. Такие сны предвещают рождение чакраватина или самого тиртханкара. Родившегося в предместье города Вайшали (Бесарх) сына родители назвали Вардхамана(«возрастающий, процветающий»), ибо с момента его появления в лоне Тришалы неизмеримо возросло процветание клана его отца, так как состоящие на службе у Шакры демоны доставляли во дворец несметные богатства.

Мальчиком Вардхамана превосходит всех сверстников талантами и силой. Он укротил неистового слона и смело расправился со змеей, которой испугались игравшие с ним сверстники. Он отвечает на труднейшие вопросы переодетого брахманом Шакры. После его победы над одним из богов, спустившимся на землю, чтобы испытать его отвагу, боги дали ему имя Махавира. Не желая огорчать родителей, юноша решил не уходить в монахи, пока они живы, и вёл жизнь мирянина: женился и имел дочь. Когда же Махавире исполнилось 28 лет, родители его ушли из жизни, умертвив себя по обычаю правоверных джайнов голодом. Через два года после их смерти Махавира, получив разрешение старшего брата и предварительно раздарив всё своё имущество, ушел от мира и начал жизнь странствующего нищего аскета.

Он странствовал 12 лет. При чем через 13 месяцев он отказался от ношения одежды (что в климате Индии, впрочем, не составило особенных проблем). Он бродил по городам и селениям, соблюдая обет молчания, питаясь подаянием, неоднократно соблюдая строжайший пост и стойко перенося тяготы бездомной жизни. Повествования об этом периоде жизни Махавиры уделяют большое внимание описанию унижений и оскорблений, которые претерпел этот странствующий аскет, вызывающий подозрения и неприязнь людей. Его неоднократно избивали, травили собаками, принимали за вора или шпиона, и один раз даже хотели повесить, но верёвка чудесным образом семь раз обрывалась, и перепуганные крестьяне отпустили аскета.

Божества также неоднократно выступают в роли испытателей или искусителей Махавиры, но вместе с тем, зная о его великом назначении, они поклоняются и почитают его и прибегают к его защите. Так, на 11-м году его странствий Чамара (индра южных Асуракумаров) вознамерился начать войну против Шакры, но когда последний метнул в него громовую стрелу – ваджру, он спрятался у ног Махавиры и Шакра с трудом смог догнать стрелу, чтобы она не причинила вреда святому.

На 43-м году жизни на берегу реки Риджупалика, возле города Джримбхикаграма Махавира достиг абсолютного всезнания и стал джиной. Это произошло под деревом шала, которое поэтому считается священным деревом. Другое дерево, связанное с Махавирой, – ашока, под которым он дал обет отречения от мира. Став джиной, он продолжает свои странствия, но уже как проповедник и вероучитель, окруженный почётом и поклонением многочисленных последователей, среди которых были и цари. На 72-м году жизни в городе Пава (или Павапури) – резиденции царя Хастипалы – Махавира достиг конечного освобождения, то есть полностью уничтожил карму и стал совершенным – сиддхом. По одним источникам, это произошло в уединении, по другим, – при обширном стечении людей, которым Махавира, сидя на сияющем бриллиантами троне в роскошном, специально выстроенном зале, в течение 6 суток неустанно читал свою последнюю проповедь, пока не умер. После смерти Махавиры его тело (или то, что осталось, ибо, по некоторым легендам, тело, кроме в ногтей и волос, исчезло в момент ухода в нирвану. Современные джайнисты отмечают конечное освобождение Махавиры в дни индуистского праздника Дивали – осеннего праздника огней, в память о грандиозной иллюминации, устроенной богами и царями после ухода Махавиры.

Полагают, что джайнизм явился реакцией широких слоев населения на ритуализм и отвлеченную умозрительность брахманизма. Джайнисты отвергают авторитет Вед. Махавира открыл доступ в свою общину мужчинам и женщинам всех каст. Он сохранил индуистское учение о переселении душ и воздании за дурные поступки. Но целью джайнов является не перерождение в другое тело после смерти, как можно было бы ожидать, а напротив – освобождение от цепи перерождений (то есть достижения блаженного состояния «нирваны»), состояние достижимое лишь для аскетов, соблюдающих правила ахимсы. Ахимса – означает непричинение вреда живым существам и неиспользование в каких бы то ни было целях их трупов. Таким образом по сей день джайны делятся на монахов-аскетов и мирян, занимающихся преимущественно торгово-ростовщической деятельностью, поскольку согласно Махавире состояние ахимсы делает для джайнов невозможным земледелие (ведь вспашка земли может повлечь за собою убийство живых существ: червей и других безвинных насекомых).

Эта религия, чрезвычайно удобная для правящих классов, поскольку позволяла как угодно издеваться над покорным народом, в конечном итоге привела к потерей Индией самостоятельности и неспособности сопротивляться завоевателям сначала с Востока (Великие Моголы), затем с Запада (Португалия, Англия).

Лао Цзы

Из многих тысяч книг, написанных в Китае, одна, вероятно, переводится и читается за пределами страны наиболее часто. Это тоненький томик, написанный более двух тысяч лет назад и известный как «Лао Цзы» или «Дао-Дэ Цзин» («Классический путь и его сила»), который является главным текстом, на котором основана философия даоизма. Эта книга написана необычным загадочным стилем и имеет много интерпретаций. Основная идея ее касается Дао, что обычно переводится как «путь» или «дорога». Но общая концепция несколько туманна, поскольку «Дао-Дэ Цзин» начинается словами: «Дао – слово, которое можно произнести, не вечное, Дао; имя, которым можно назвать, не вечное имя». Тем не менее, мы можем сказать, что «Дао» примерно означает «природа» или «естественный порядок».

Кем был Лао Цзы, который считается основателем даосизма и автором «Дао-Дэ Цзина»?

Лао Цзы, как говорят, жил в одно время с Конфуцием. Но Конфуций жил в шестом веке до нашей эры, а по стилю и содержанию, как считают некоторые современные ученые, «Дао-Дэ Цзин» был написан раньше. О дате создания книги идут серьезные споры. (В самом «Дао-Дэ Цзин» не содержится ни одного упоминания о личности, месте, дате или историческом событии). Однако, очень хорошо подходит 320 год до нашей эры – ошибка может быть плюс-минус четыре года, а может и меньше.

Впрочем, уже жившему во II в. до н. э. великому китайскому историку Сыма Цяню это было далеко не ясно, и он пускается в гадания, отождествляя Лао Цзы то с одним, то с другим персонажем древности (то ли это некий Лао Дань, то ли Лао Лай-цзы, то ли Ли Бо-ян). Собственно, фактические сведения о великом даосе, сообщаемые Сыма Цянем, первым его биографом, более, чем скудны: Лао-Цзы (собственное имя – Ли Эр) родился в царстве Чу на юге Китая (уезд Кусянь), служил хранителем царской библиотеки и архивов в государстве Чжоу, где встречался с Конфуцием. В преклонном возрасте он отправился куда-то на запад, написав для начальника пограничной заставы Инь Си краткое изложение своего учения – трактат в пять тысяч знаков, теперь более известный как «Канон Пути и его Благой Силы» («Дао-Дэ Цзин»).

Образ Лао-цзы, почти лишенный груза биографической конкретики, и поэтому загадочный и таинственный, привлекал даосов, постепенно начавших процесс его обожествления. В результате, уже к первым векам нашей эры Лао-цзы превратился в бога, вечного и всемогущего. Вот как выглядел в общих чертах миф о Лао Цзы по текстам II–V вв. н. э.

Великое Дао, первоначало вселенной и ее превечный Путь, как бы развертывается, порождая все сущее. Этот процесс миропорождения проходит через ряд стадий. На одной из них Дао обретает форму трех великих богов, Трех Чистых (сань цин), или Небесных Достопочтенных (тянь цзунь), одним из которых и является бог Лао-цзы (точнее, Лао-цзюнь, что означает буквально «Государь Лао») под именем Дао-дэ Тянь-цзунь (Небесный Достопочтенный Пути и Благой Силы). Он величается «корнем Дао», «корнем Неба и Земли», «владыкой всех божеств», «праотцем инь и ян», «душой (хунь-по) всего сущего» и т. п. Этот бог совершает творение мира, который возникает из его собственного тела, подобно тому, как в древнем мифе он возникал из тела умершего первочеловека-исполина Пань-гу.

После порождения им мира, Лао-цзюнь начинает переодически рождаться, или воплощаться на земле, неизменно выступая в образе советника и наставника правителей (со времен мифического Желтого Императора Хуан-ди (о котором мы рассказали в отдельной главе, тогда Лао-цзюнь воплотился как его учитель Гуанчэн-цзы). Советник направляет правителей на истинный путь благого правления и совершенствования. Одно из таких воплощений произошло в чжоускую эпоху, когда Лао-цзюнь родился в царстве Чу под именем Ли Эр (то есть как сам «исторический Лао Цзы»).

Для этого Лао-цзюнь из самого себя создал тело своей матери – госпожи Ли и вошел в ее утробу. В ней он пробыл 81 год (вспомним 81 главу «Дао-Дэ Цзина»), проходя через многочисленные превращения и трансформации. Родился он уже седым старцем, почему и получил прозвище «Лао Цзы», что означает «Престарелый Мудрец» или «Престарелый Младенец» (даосы предпочитали второй вариант). Родившись, он сразу же показал на сливовое дерево и сказал: «Моя фамилия будет «Ли» («ли» по-китайски – «слива») и получил имя Ли Эр.

Дальнейшее содержание мифа совпадает с жизнеописанием Сыма Цяня, хотя сама история ухода мудреца на запад обрастает цветистыми подробностями. Так, сообщается, что прибытию Лао Цзы на пограничную заставу предшествовало появление чудесных пятицветных облаков, увидев которые пограничник Инь Си оказал Лао-Цзы торжественную встречу. Мудреца в его странствии сопровождал слуга Сюй Цзя, который служил ему уже несколько сот лет благодаря магическому талисману, положенному ему под язык.

На заставе Сюй Цзя, воспользовавшись присутствием начальства, стал требовать от мудреца плату за службу за все эти столетия. Однако Лао Цзы поступил с верным слугой, как самый настоящий эксплуататор – вынул из-под языка слуги талисман, и тот тотчас же рассыпался в прах и пришел в то состояние, в котором бы находился, умри он естественной смертью в положенный срок. Пограничник весьма изумился и попросил великого старца-дитя воскресить слугу, что тот и сделал, положив талисман на его останки. Потрясенный Инь Си попросил мудреца изложить письменно свое учение, позволяющее творить такие чудеса, что тот и совершил, написав свою великую книгу. Тот же Инь Си же стал первым учеником Лао Цзы и получил известность под именем Гуань Инь-цзы – Мудрец Инь-с-Заставы.

Приблизительно в III в. появилась легенда (потом даосы неоднократно использовали ее в борьбе с конкурентами – буддистами, пока не навлекли этим на себя гнев монгольского императорского двора в 1281 г.), согласно которой, Лао Цзы, уйдя на запад, пришел в Индию, где стал учителем Будды. Эта легенда была изложена в тексте «Лао Цзы просвещает варваров» («Лао-Цзы хуа ху цзин»), приговоренным монгольским императором Хубилаем к сожжению и сохранившимся только частично.

Что касается последующих воплощений Лао Цзы, то здесь мнения даосов расходились. Так, Небесные Наставники считали, что воплощения Лао-цзюня (одним из них почитался знаменитый комментатор «Дао-Дэ Цзина» II в. до н. э. – загадочный Господин-с-Речного-Берега – Хэшан-гун) продолжались до 142 г., когда он последний раз явился Чжан Дао-лину, передав ему все свои регалии и полномочия и оставив его своим наместником («Небесным Наставником») на земле. Другие школы даосизма допускали продолжение откровения и новые воплощения Государя Лао.

Подобные настроения были особенно распространены среди еретических даосских сект, ожидавших нового пришествия Лао-цзюня или его посланца Ли Хуна для установления на земле царства всеобщего равенства, благоденствия и процветания. Именно эти настроения часто служили идейной основой для различных крестьянских выступлений под даосскими лозунгами.

Был ли написан исторический трактат действительно человеком по имени Лао Цзы? Если считать, что в основе мифов об этом судреце лежит реальное историческое зерно и некий Лао Цзы (Ли Эр) действительно жил в VI в. до н. э., то можно с определенностью сказать, что он не имеет никакого отношения к авторству известного нам текста «Дао-Дэ Цзина», поскольку последний никак не мог быть написан ранее 300 года до н. э. Скорее даже, что он был написан еще позднее, между 300 и 250 годами до н. э. Об этом прежде всего свидетельствует анализ языка текста, сильно отличающегося от более ранних памятников, но вполне соответствующий нормам IV–III вв. до н. э. Во-вторых, «Дао-Дэ Цзин» не упоминается ни в одном из текстов до рубежа IV–III вв. до н. э. О нем молчат «Беседы и суждения» Конфуция, ничего не говорит Мо-цзы (V в. до н. э.) и даже такой страстный конфуцианский полемист как Мэн-цзы ничего о нем не упоминает. Вместе с тем «Дао-Дэ Цзин» цитируется в «Чжуан-цзы», но только в его поздних и явно не написанных самим Чжуан-цзы частях. Другим памятником, не только цитирующим, но и комментирующим «Дао-Дэ Цзин», является «Ханьфэй-цзы», текст философской школы легистов (фа цзя), написанный приблизительно в середине III в. до н. э. Поэтому практически все современные специалисты в области изучения даосизма датируют «Дао-Дэ Цзин» IV–III вв. до н. э.

А из этого следует, что или Лао-цзы жил не в VI-м, а в IV–III вв. до н. э. и никогда не встречался с Конфуцием, скончавшимся в 479 г. до н. э. или же что текст «Дао-Дэ цзина» просто был приписан традицией Лао-цзы, не имея к нему никакого отношения.

Поскольку даже само существование Лао Цзы спорно, следует осторожно относится к биографическим подробностям. Но есть достоверные источники для следующих утверждений: Лао Цзы родился и жил в северном Китае. Часть своей жизни он был историком или управляющим официальных архивов, вероятно, в Лоянге, столицы монархии династии Чу. При этом само слово «лао цзы» – не настоящее имя этого человека, а скорее всего титул, в переводе означающий примерно «старый мастер». Он был женат и имел сына по имени Цанг. Впоследствии Цанг стал полководцем в округе Ви.

Однако гораздо больше чем личность этого человека нас привлекает его учение, которое стало одной из ведущих религий в мире и согласно канонам которой выстраивалась жизнь десятков поколений жителей Китая, Японии и многих других стран Востока. Что же представляет собой «Дао-Дэ цзин»? Это небольшой текст, в современном варианте разбитый на 81 главку (чжан). Книга написана ритмической прозой, чередующейся со стихами, хотя рифма постоянно присутствует даже в прозаических фрагментах этого текста. Для общего представления о стиле «Канона Пути и Благой Силы» приведем его первую главу в русском переводе (от передачи рифмы в основном пришлось отказаться:

 
Путь, который можно пройти,
Не есть постоянный Путь,
Имя, что может быть поименовано,
Не есть постоянное имя.
Безымянное – Неба, Земли начало,
Именуемое – матерью сущего стало.
Поэтому в отсутствии тайну вещей созерцать стремись,
А в наличии – предел сущего созерцать стремись.
Те двое родятся вместе, но их имена различны,
Их вместе назову я Сокровенным.
И Сокровенное вновь Сокровенным стало –
Таковы врата всех тайн!
 

В центре учения «Дао-Дэ цзина» – фундаментальные для всей китайской культуры категории: Дао (Путь) и Дэ (его Благая Сила; Благодать). Дао – это высшее первоначало, первооснова всего сущего («Мать Поднебесной») и вместе с тем – закон бытия всего сущего. Особенностью учения памятника является концепция двух Дао – «безымянного», порождающего весь космос и «именуемого», создающего и «пестующего» конкретные вещи. Последнее и есть Дэ – благодать Великого Пути, вскармливающая все сущее. Большое место в «Дао-Дэ цзине» уделяется учению о взаимопереходе, или взаимопревращении противоположностей: наличие и отсутствие, движение и покой, легкое и тяжелое переходят друг друга в процессе своего взаимопорождения.

Огромную роль в тексте играет категория «недеяния» (у вэй), под которой понимается невмешательство мудреца в естественный ход событий и природу сущего, противоречащую естественности (цзы жань) Дао, порожденной им природы и характеру самого человека как существа свободного и единого с природой.

Даоизм придерживается точки зрения, что отдельный человек не должен бороться против Дао, а должен стараться приспосабливаться к нему и работать с ним. Активное стремление получить или проявить власть для даосиста – не столько аморально, сколько глупо и бессмысленно. Для отдельной личности обычно подходят простота и естественность. Насилия следует избегать, так же как жажды денег или славы. Человеку следует не стремиться изменить мир, уважать его. Каждый вместо этого должен стараться жить в согласии с ним. Недеяние – это также принцип идеальной организации общества, управляемого совершенномудрым (то есть следующим канонам Дао) монархом. Социальный идеал «Дао-Дэ цзина» – маленькая патриархальная страна, максимально обособленная от других подобных стран. Ее жители отказываются от ухищрений цивилизации и даже от письменности и живут простой естественной жизнью. Поэтому автор «Дао-Дэ цзина» резко критикует конфуцианцев с их учением о морали (для даосов она – искусственная конструкция, а не выражение природы сущего) и социальной иерархии.

Ряд фрагментов «Дао-Дэ Цзина» содержит намеки на продление жизни, обретение бессмертия и неуязвимости через причастность к Дао как великому источнику жизни.

В течение последних 150 лет «Дао-Дэ цзин» десятки раз переводился на европейские и иные языки (включая, например, иврит и эстонский). До сих пор на Западе это гораздо более популярное произведение, чем труды Конфуция или любого из его последователей. Опубликовано фактически сорок английских переводов этой книги – больше, чем любой другой, кроме Библии. Этот текст привлекал огромное внимание не только ученых-китаеведов, но и философов, писателей и других представителей творческой интеллигенции. Здесь достаточно назвать Л.Н. Толстого, не только переводившего «Канон Дао и Дэ» с французского, но и редактировавшего в литературном отношении сделанный с оригинала перевод крещеного японца Конисси. Можно привести также американского мыслителя Г. Торо, немецкого гуманиста и философа А. Швейцера.

В самом Китае в целом доминирующей философией является конфуцианство, и там, где возникает четкий конфликт между идеями Лао Цзы и Конфуцием, китайцы придерживаются мнения последнего. Тем не менее, Лао Цзы уважаем приверженцами Конфуция. Более того, во многих случаях даосские идеи просто врастают в философию Конфуция и таким образом влияют на миллионы людей, которые не считают себя даоссами. Похоже, Даоизм оказывает значительное влияние на китайское развитие буддистской философии, особенно на Цен-буддизм. Хотя лишь немного людей называют себя Даоистами, нет ни одного китайского философа, кроме Конфуция, который оказал бы такое широкое и глубокое воздействие на человеческую мысль, как Лао Цзы.