Текст книги "Омерта"

Глава 3

 
Коль буйны радости, конец их буен;
В победе – смерть их; как огонь и порох,
Они сгорают в поцелуе.
 

(Ромео и Джульетта)

МИА

Суеверный ужас плотно берет меня в свои крепкие оковы.

Мне давно не было так страшно в реальной жизни.

Во сне меня часто преследуют кошмары, а наяву моя рутина представляет собой иллюзию счастливых и роскошных будней.

Я вижу в них родителей и снова теряю их, самыми разными, изощренными способами. Не только в автокатастрофе.

Иногда, я вижу, как в маму и папу стреляют, и они резко падают на землю, устремляя на меня свои пустые, стеклянные взгляды.

Пробуждаюсь от ощущения липкой испарины на коже и не могу прокашляться, побороть беспощадный приступ удушья.

Но одно дело – просыпаться в холодном поту в своей теплой и уютной постели. Нервно выдохнуть и прогнать чудовищный сон, а другое – оказаться в реальной ситуации, когда все нервы оголяются до предела.

Вены внутри превращаются в раскаленные проводки.

Внутренности скручивает от страха, а сердце стучит в рваном ритме «умри или беги».

Когда двое грубых ублюдков схватили меня с Майклом, я сначала ничего толком не поняла. Просто закричала от резкой боли, потому что церемониться со мной они явно не собирались и обхватили меня с такой силой, что я поняла сразу, если буду сопротивляться и пытаться освободить запястья, они мне непременно сломают руки.

Поведение мужчин, которых я, вроде как, приняла за подчиненных опекуна, повергло меня в негодование. Полнейший шок и состояние аффекта. Потому что вели они себя не как охрана моего дяди. Доминик Ди Карло никогда бы не позволил своим пешкам так обращаться со мной.

Прозвучит странно, но дядя любит меня. Знаю, что держит меня на поводке в целях безопасности. Я не могу этого понять и принять, но это действительно так. Других причин быть не может. Он просто слишком сильно переживает, пока я маленькая. Когда мне исполнится двадцать один, все изменится, по крайней мере, хочется в это верить.

Да только ждать нет сил…

«– Я люблю тебя, моя принцесса. Никто не посмеет причинить тебе боль. Никто не заберет тебя», – он частенько повторял нечто подобное с маниакальной одержимостью в голосе. Лицо его при этом оставалось каменным и бесчувственным.

Сильно сомневаюсь, что напавшие на нас с Майклом и, заставшие врасплох подонки, посыльные дяди.

Тогда кто они? Меня хотят похитить? Зачем? Что будет, если со мной такое случится? Я никогда не контактировала с «чужими людьми», с миром. Да, я всегда мечтала об этом, но не с преступниками же и не таким образом!

Но пистолет, который хладнокровно сжимал в ладони тот самый Призрак Оперы, добил меня окончательно.

Одно нажатие на спусковой крючок и я стала бы свидетельницей убийства либо уже была бы мертва.

В тот момент мой разум отключился, поднявшиеся из глубин сердца страхи, сорвали в паническом вихре плотину спокойствия, и вот я уже бегу куда глаза глядят, не видя никого и ничего вокруг.

Не чувствуя, как подворачиваются до адской боли ноги, как слетают с них босоножки, и как морозит сырая трава ноющие стопы.

Все тело бьет мелкий тремор, я обхватываю плечи двумя руками, делая глубокий вдох. Вокруг ночная тьма, подсвеченная фонарем на пирсе. Я и не заметила, как миновала огромный сад особняка и оказалась у воды.

Порывы ледяного ветра пронизывают до костей лютым холодом, напоминая дыхание смерти, которое я уже не раз чувствовала на себе…

Нервно сглатываю, давясь раскаленными слезами, пытаясь понять, что происходит и помолиться за жизнь Майкла, который остался там, в холле, с двумя долбаными гангстерами и чертовым Призраком.

Он ещё жив? Конечно, жив. Кто же совершит убийство при толпе свидетелей в фамильной резиденции федерального судьи? Только полный идиот.

Сердце танцует гулкое танго где-то под ребрами, пока я кусаю губы до боли, которую едва чувствую, словно после укола анестезии. Внезапно, пелена паники рассеивается и, кажется, что тревога отпускает меня из своих смертельных оков…

Я вдруг прислушиваюсь к своему телу, к истинным своим желаниям. Разве этот вечер не мой шанс изменить всё? Сбежать, уйти, не вернуться в особняк дяди, где меня ждет одинаковый день сурка и вечная душевная мерзлота.

Идея побега парализует меня, полностью захватывает разум в этот момент.

Наверное, я обезумела окончательно, сошла с ума от столь насыщенных событий вечера.

Слишком много противоречивых эмоций: внутренняя дрожь, желание вырваться из привычной колеи жизни, страх возвращаться в особняк, по коридорам которого ходят люди, которые меня ищут. Забыв о том, что я плохо плаваю, словно не отдавая себе отчет в свои действиях, я с разбега прыгаю в воду, твердо решив доплыть до ближайшей лодки, которая все это время маячит на горизонте. Прямо-таки настойчиво мелькает, словно её обитатели специально гипнотизируют и призывают меня к себе.

С разбега прыгаю в пролив, и только погружаясь в ледяную воду, осознаю, что натворила глупость.

Поддалась порыву, сдавшим нервам, состоянию аффекта.

Как я могла забыть? Глупая…

Я чертовски несамостоятельна, в кармане у меня с собой ни цента, вдобавок к этому, я не умею ориентироваться в пространстве. Окажись я в незнакомом месте одна, в любом месте, за пределами особняка Ди Карло – я тут же сойду с ума от неизвестности.

Холодная вода превращается в ледяные иглы и с остервенением впивается мне под кожу. Берет в плен, беспощадно лишая воли.

Я беспомощно барахтаюсь на поверхности, пока запасы энергии довольно быстро и резко не покидают меня. Всего лишь один глоток воды приводит к ощущению удушливого ужаса.

Теперь, мне действительно страшно, как никогда. Осознание того, что я умру через несколько минут, ослепляет, заставляет бороться изо всех сил с холодной стихией, но все тщетно.

Тело наполняется невыносимой тяжестью, руки немеют. Ноги, словно финальным аккордом, сводит невыносимой судорогой. Это становится последней каплей.

Легкие пустеют, а перед внутренним взором мелькают лица родителей. Они качают головой и шепчут мне о том, что наша встреча не должна была состояться сегодня…

Я не хочу умирать.

Какая ирония… В особняке Ди Карло, мне, порой, казалось, что все что угодно может быть лучше, чем жизнь в изоляции.

Я никогда так не ошибалась, но, к сожалению, человеческая психика способна познать лишь в сравнении…

В тот момент, когда я уже окончательно прощаюсь с солнцем и воздухом и принимаю то, что мне не суждено больше никогда спеть ни единой песни, в мой мир иллюзий врываются предсмертные, сладостные галлюцинации.

Сначала мне кажется, что я лечу сквозь кометы и звезды, неудержимым кораблем покоряя вселенные, минуя пространства, галактики и скопления космической пыли.

Потом вижу большой взрыв, яркую вспышку перед внутренним взором. Ослепительную, нереальную, огненную… сильную.

Такую невероятно сильную, как и мужские руки, которые обхватывают мою талию.

Руки, будто выкованные из гранита. Твердые. Уверенные. Горячие. В них вибрирует власть и воля, острые чувства пронзают меня, словно удар молнии.

Судя по ощущениям, мужчина достает меня из воды.

Сквозь вату слышу его голос. Незнакомец задает какие-то вопросы и похлопывает меня по щекам, но я не могу разобрать и слова. Все тело трясет мелкой дрожью, хочется свернуться в позу младенца и прижаться к тому, кому доверяю… кому, например?

Наконец, я широко распахиваю глаза, резко приходя в сознание.

Ещё бы я не пришла в себя. Многое бы пропустила. Например, то, что этот подонок полностью нарушает мою зону комфорта, несмотря на то, что я пришла в себя и уже явно не нуждаюсь в его помощи.

Черт возьми, я даже неба из-за ширины его плеч не вижу.

А от того, что он возвышается прямо надо мной, удерживая вес своих мощных мышц на одной руке, вода с его темных волос капает мне прямо на ресницы.

К тому времени, когда мой любопытный взгляд прекращает скользить по четкому рельефу крепких бицепсов, которые облегает его черная мокрая рубашка, я окончательно прихожу в себя. Смотрю прямо перед собой, замечая две расстегнутые верхние пуговицы и треугольник бронзовой кожи. Несмотря на то, что он только что вышел из холодной воды, его тело будто излучает тепло, вполне осязаемый жар, словно по его венам бурлит кипяток, а не кровь.

Мое дыхание непроизвольно учащается, когда я провожу взгляд по массивному кадыку и четкой линии челюсти мужчины. У него легкая двухдневная щетина и в меру полные губы с ярко выраженной ямкой над ними. Совершенно нет морщинок, которые бы охарактеризовали незнакомца, как улыбчивого и жизнерадостного, позитивного человека. Прямой и довольно крупный нос, а вот все остальное… скрывает та самая маска, с которой я уже прекрасно знакома.

Призрак наклоняется чертовски близко ко мне и все внутри меня сжимается от страха. Кажется, что мой пульс и дыхание зависят сейчас только от одного показателя в мире – миллиметров, разделяющих наши лица. Свет от фонарей сада и яркой полной луны, бросает блики на его кроваво-красную маску, в прорезях которой я могу разглядеть его глаза.

Непроглядная тьма. Черный омут, не имеющий дна. Цвета вороного крыла, цвета обсидиана. Пугающие, сводящие с ума… я проваливаюсь в магнетическую бездну его взгляда, ощущая, как волоски на теле встают дыбом, а затылок покрывается инеем.

Невероятные ощущения. Он приближается ещё на несколько сантиметров. Чувствую себя жертвой дементора[4]4
  Существа, которые питаются человеческими, преимущественно, светлыми эмоциями. В особых случаях, если предоставляется такая возможность, высасывают душу человека, примыкая ко рту жертвы.


[Закрыть], который собирается даровать мне «поцелуй смерти» и испить мою душу до дна, вдоволь полакомившись моими страхами.

И вот, он ещё ближе, словно… словно мы очень близки, мать его. Я теряю способность дышать, забываю набирать воздух в легкие, теряю дар речи окончательно. К такой ситуации меня жизнь не готовила. Я не была в таком тесном контакте с мужчиной, никогда…

Держа вес своего тела на одной руке, второй… мужчина вдруг с нежностью прикасается к моей щеке. В глазах вспыхивает дюжина бесов, я начинаю видеть в черных стекляшках свое отражение и вздрагиваю всем телом. Проводит по моей скуле, не скрытой маской, костяшками грубых пальцев. Едва касаясь, мягко изучает, пока его взгляд медленно ласкает моё лицо, заставляя ощутить, как к щекам приливает кровь и пульсирует в них. На мгновение кажется, что я, в самом прямом смысле этого слова, пылаю.

Время замирает и я даже не дышу, пока мужчина ко мне прикасается.

– Bella… uccellino[5]5
  С итальянского. – красивая… птичка.


[Закрыть], – а у него чертовски приятный баритон, я бы с таким непременно спела дуэтом. Если бы не считала мужчину маньяком, которому явно от меня что-то нужно, раз он целый вечер то на меня пялится, то меня преследует, то меня спасает! То не спешит убирать от моего тела подальше груду своих напряженных мышц.

Черт. А если он, правда, маньяк? Вечеринка в масках – идеальное место, чтобы сначала найти себе жертву, а потом истязать её где-нибудь в темном саду, вдали от увлеченных беседами гостей… открываю рот, намереваясь заорать, но, будто предугадывая мое действие, мужчина глушит мой крик ладонью.

– Тихо, птичка. Я не причиню тебе вреда. Только не кричи, – спокойно, даже как-то безэмоционально, выдыхает мой Призрак. Часть меня хочет ему верить, и до одури жаждет его узнать, а вот другая… сомневается, мучается, боится, в конце концов. И совершенно не понимает, что происходит.

Почему в сказках все так красиво? Золушка отправляется на бал, убегает, теряет туфельку или телефон. Не поймите меня неправильно, но этот мужчина ведет себя так, словно жаждет, чтобы на этом балу я потеряла девственность.

Но, разумеется, не дождется. Если дядя узнает, что какой-то незнакомец лапает меня в саду, пусть даже после спасения моей жизни, он ему руки оторвет. В лучшем случае.

Мой мыслительный процесс останавливает то, что Призрак проводит большим пальцем по моим губам. В его жесте столько власти, покровительства и превосходства, что меня будто током бьет в очередной раз. Он меня хочет до приступа довести? Сердце в груди пылает, стучит до боли.

Волны несокрушимой мужской энергетики ощущаю всей кожей, чувствуя внутри совершенно новый фейерверк эмоций и чувств, которые мне мало знакомы, но очень приятны. Как-то по-особенному сладки, томительны. Низ живота тяжелеет, когда незнакомец слегка раздвигает мои губы, проводя по их влажной, внутренней стороне… с ума сойти, он точно маньяк. К моему большому удивлению, его палец мне не противен. Более того, сам запах его тела мне приятен, притягателен. Чувствую себя фетишисткой. Я хорошо разбираюсь в парфюмах. Нужно же себя чем-то развлекать, пока сидишь дома. элитную, дорогую парфюмерию, я узнаю, так сказать, «с первого глотка». Мускатный орех, дубовые нотки, шафран и немного табака. Все эти запахи вместе с ароматом его кожи, создают бурную симфонию. Если бы я могла её послушать, она бы выражала запретные чувства… олицетворяла грех, который мне нельзя совершать.

И о чем я вообще думаю? Почему лежу, завороженная его действиями?

Для меня совершенно очевидно, что он вот-вот раздвинет мои ноги коленом, сменит ласку на грубость и изнасилует меня! Есть в его движениях, дыхании, и голосе что-то маньячное, дьявольское, хищное.

То, от чего лучше держаться подальше. И такие хорошие девочки, как я, всем своим нутром это всегда чувствуют.

Дальше я не думаю, просто бью своего спасителя коленом в пах. Резко, с силой, лишь бы ослабил хватку. Действует, несмотря на то, что Призрак не издает ни звука. Ну, только нечто похожее на подавленный рык ярости.

Не совсем логичный поступок, но я ещё маленькая и глупая, и мне можно, а вот он, чтобы избежать подобного, мог бы и не приставать ко мне.

Ощущая, как грудь сдавливает в тиски от страха и набранной скорости, несусь без оглядки вперед, только бы ближе, ближе к особняку, к людям, где могу почувствовать себя в безопасности. Невольно проскальзывают мысли о Майкле и о том, обнаружен ли мой побег людьми дяди. Сердце вновь разрывается от волнения и проигрывания в голове сценариев, в которых я буду жестоко наказана. Сад, как назло, просто огромный. Не проходит и двух минут, как я, с недовольным всхлипом, вскрикиваю, почувствовав, что не могу бежать дальше.

Его сильные руки обвивают меня свинцовым лассо.

Сопротивляюсь, брыкаюсь, кричу, поднимая вверх ноги, пока мужчина не прижимает меня к ближайшему дереву. Резко, грубо. Ударяюсь затылком об кору, едва ли не прокляв подонка сквозь зубы. Короткие ветки, словно ядовитые шипы, царапают обнаженную спину.

Но деваться некуда. Он снова поймал меня, прижал бедрами со всей силы. Так, словно мы одно целое. Дрожу, глядя на мужчину снизу вверх, нервно покусывая губы, и, наконец, выдыхаю:

– Кто ты? Что тебе от меня нужно? Откуда у тебя оружие? Ты преступник? Или охранник? – все это волнует меня сейчас больше всего.

– Это не так важно, птичка, – Призрак поддевает мой подбородок жестом собственника, и мои ноздри раздуваются от возмущения в ответ. – Я тот, кто спас твою жизнь, – напоминает мужчина, при этом его лицо остается каменным, бесстрастным. – А ты меня так решила отблагодарить? Отбить мне яйца? – вздрагиваю от столь вопиющей откровенности.

Я общалась с мизерным количеством мужчин в жизни, но ничего подобного из их уст никогда не слышала.

– Знаешь, чем заканчиваются подобные игры? Большая же уже девочка. Тебе же есть восемнадцать? – мне кажется или в его вкрадчивом голосе звучит надежда?

И это явно не комплимент. Я знаю, что выгляжу очень юной, но чтобы настолько? Это все из-за маленькой груди, роста или…? О, черт, откуда во мне столько комплексов? Не припомню, чтобы подобные мысли терзали меня в непосредственной близости с Майклом. Призрак плохо влияет на мою самооценку. Потому что, черт возьми, мне по какой-то необъяснимой причине хочется ему нравиться.

Хочется вызывать у него взрослые чувства, которые для меня пока заблокированы и мне неведомы. Но так притягательны.

Ответить я не успеваю. Дар речи пропадает вновь, когда я начинаю чувствовать, как ощущение близости его сильного, натренированного, доведенного до совершенства, тела, завязывает в груди горячий узелок. Чистое пламя из пустоты, возникшее внутри. Горит сердце, легкие, изнанка кожи… я умираю от переизбытка чувств, и сгораю от желания увидеть его лицо. Настоящее лицо. Целиком и полностью.

– Не трогай меня, – шиплю я, когда чувствую, как ладони Призрака сжимают мою талию, а большой палец настойчиво скользит по ребрам, посылая табун мурашек по телу.

– Ты убил их, тех людей? У тебя был пистолет… есть и сейчас… – нервно сглатываю, припоминая об это жуткой детали. – Ай, – вырывается на выдохе, когда рывком он прижимается ко мне всем телом. Вдыхает мой запах, проведя кончиком носа в двух миллиметрах над шеей. Мне становится по-настоящему жутко и жарко. Ядерная смесь. Не знаю, может ли женщина испытывать возбуждение и страх одновременно. Наверное, что-то мне подсказывает, что он не убьет меня, что он не хочет мне причинить вред, и поэтому все превращается для меня в мучительную игру, которую так страшно начинать, но которую так не хочется заканчивать.

– Прекрати, пожалуйста. Я не позволяю, обычно, вот так себя трогать… не знаю, что ты обо мне думаешь… не делай мне ничего плохого, – лепечу я, чувствуя себя беззащитным ребенком. А он манерно, будто играючи, касается языком уголка моих губ.

А потом усмехается так. Сладко-горько.

– Ты ничего не видела, птичка, – звучит, как утверждение. Точнее, приказ.

– Когда обернулась, я все видела. Если ты убил их, я осмелюсь быть свидетелем! Ясно тебе? И ты не убьешь меня, если не хочешь погибнуть сам. Мой дядя не простой человек. Он тебя уничтожит, – осыпаю угрозами Призрака, но, кажется, будто он меня не слышит, не слушает. Просто смотрит на мои губы, словно одурманенный. – Кто ты, черт возьми?

– А ты как думаешь? – дразнит он вкрадчивым шепотом. Это секс в чистом виде, а не голос.

– Призрак Оперы. Маньяк? Ты же с самого начала на меня пялился, когда я пела. Преследовал меня в холле. И вообще…

Все мысли разом растворились, исчезли. Весь внешний мир погас, но огнем вспыхнул внутренний.

Обхватив мою шею ладонью, мужчина зафиксировал мою голову так, чтобы я не смогла избежать его приговора. Точнее поцелуя, который он на меня обрушил. Бесцеремонно раздвинув мои губы, вторгся языком в рот, глухо застонав, будто от боли или удовольствия… я позволила, обмякла в его руках.

Не верила, что могу найти в себе силы сопротивляться. Мой первый поцелуй и при весьма странных обстоятельствах. Плевать…

В моей крови нет алкоголя, наркотиков. Я должна отдавать себе отчет в своих действиях, оттолкнуть, но не могу. Меня ведет. Глаза закрыты. Он не причиняет боли, несмотря на крепкий захват шеи.

«Поцелуй смерти» наполняет меня жизнью.

Самыми яркими эмоциями, каких никогда не испытывала прежде.

С моих губ срываются тихие стоны, которые успеваю выдохнуть в коротких перерывах между горячими поцелуями-укусами. Бедра предательски сжать хочется, я чувствую, как внутри между них все дрожит, пульсирует. Вкус горячих губ дурманит, я даже не могу думать о том, что не умею целоваться, просто отдаюсь порыву, чувствуя, как загадочный незнакомец пьет меня, бесконечно пьет… и словно не может напиться.

– Проклятье, – выдыхает он в губы, сильнее сжимая мою шею и тяжело дыша. – Хочу, – коротко, с надрывом. Снова приказ. Нормальный, а?

Зато это «хочу» помогает мне прийти в себя.

– Что? – начинаю вырываться, но это лишь вызывает боль в шее и легкое удушье.

– Не отпущу. Не дергайся.

– Ты не так меня понял. Я не целуюсь обычно на первых свиданиях, – стоит ли говорить, что у меня вообще нет свиданий?

– Конечно. Такая святая невинность. Такое впечатление ты производишь, – едва ли не цокнув языком, кивает мужчина снисходительно.

– Ты не понимаешь. Я просто…

– Ты просто позволила трахнуть свой рот языком и продолжения не хочешь? – вновь бьет откровением он, взывая во мне новый приступ негодования. Черт возьми, он живет в мире, где такие слова – это в порядке вещей? Они возмущают меня.

Возбуждают немножко. Точнее, то, каким импульсивным и полным жажды голосом, он произносит их.

– В тебе есть что-то, bella. Что-то особенное. Хочу понять, что, – слышу, вновь чувствуя его ещё ближе.

– Это такой способ соблазнения? Я должна растаять? – дерзко бросаю я, глядя на него из-под опущенных ресниц.

– Если я захочу – растаешь, – он самоуверенно поддерживает нашу странную, но манящую игру слов.

Глава 4

Там, в его руках, она стала другой женщиной. Она стала самой собой.

(Соблазн)

КИАН

Я, конечно, знаю, что мной на девяносто процентов управляют инстинкты, но основной из них, я давно не ощущал так остро, так ярко. Безрассудно.

Ослеп от жажды и похоти, прижав эту хрупкую птичку к дереву. Обхватываю за шею и чувствую, как мелко содрогаются её бедра, обтянутые тонким шелком платья, который хочется стремительно задрать до талии, порвать. Толкнуться в чувственное тело каменной эрекцией, увидеть её невербальный ответ и откровенное приглашение в льдисто-бирюзовых глазах.

Вогнать до упора член, ощутить её жар каждой веной, и вдалбливаться в это нежное тело, пока не станет ненужным.

Не интересным. Обесцененным. Использованным.

Фак, я двинутый извращенец.

Я почти не думаю о работе. Откровенно говоря, меня конкретно размазало. Не узнаю себя, но оторваться от пойманной в капкан птички – невозможно в данный момент.

Опрометчиво. Глупо. Действия инфантильного мальчишки, а не того чудовища, которым я когда-то был вынужден стать. Может, поэтому все вдруг ушло на второй план? Я изголодался. По собственной, бл*дь, человечности.

Рик справиться самостоятельно с операцией по похищению, я поставил перед ним задачи. Прерогатива капо и бойцов в нашей семье – выполнить всю грязную работу. Я был на их месте, каждый из нас через это проходит. Когда дело касается капитанов, стоящих ниже меня по семейной лестнице, я являюсь тем, кто дергает за веревочки.

В голове почти ни одной мысли – лишь упоение страхом моей птички и её хрупкостью.

Проклятые триггеры, включающие во мне звериное безумие, необузданную потребность подмять под себя пугливую девчонку. Хочется клацнуть зубами у её розовой шейки и растерзать, поглотить, взять, не оставив выбора… но я знаю, чувствую, что с ней нужно немного иначе.

Не так, как с другими.

В ней действительно есть что-то особенное, но я не хочу знать, что. И хочу подавить в себе желание узнать самым простым для себя способом.

Меня до одури возбуждает ощущение её дрожащего тела, зажатого в моих ладонях. И действительно… словно маленькая птичка в кулаке трепещет и бьется, а я купаюсь в ощущении власти, что мощным потоком опускается в пах приливом крови, делая мое намерение поиметь её чертовски твердым.

Сам не понимаю, почему так смертельно накрыло.

Невероятно, бл*дь.

Мне почти тридцать и подобное состояние мне не свойственно. И я не должен волноваться, как чертов школьник, когда смотрю в её чистые искристые глаза, а после медленно опускаю взор на влажные, распухшие, персиковые, едва приоткрытые губки. Сладкие, чертовски сладкие… мне слишком мало просто пригубить их на вкус.

Ещё больше будоражит то, как моя bella ведет себя. Нежно, чувственно, тихо постанывая, смиренно и робко сдаваясь мне. Её ответ, все её поведение, уносит меня в далекое прошлое, где я позволил себе неосторожность – познать похожие чувства. Позволил себе… привязаться, стать уязвимым. Обозначить на себе мишень, болевую точку.

Но сейчас я даже уже не вспоминаю о Несс, не думаю о прошлом… ощущаю яркость момента, находясь в полном шоке от того, что происходит внутри и предвкушаю наше кратковременное будущее с птичкой.

Хм, этот день явно перетечет в интересную ночь. Справиться с наваждением будет очень просто.

– Не стоит бояться, птичка. Ты в безопасности, – шепчу на ухо разомлевшей, но упрямой малышке. Влажной с ног до головы, чертовски мокрой, из-за ночного купания и уверен, не только из-за него… остатки капель воды всё ещё стекают по её коже, обводя ниточки вен, проступающих сквозь прозрачную и бледную кожу.

Она полна внутренних зажимов и блоков, что-то мешает её отдаться нашему общему порыву и раскрыться мне, хотя не нужно быть гением физиогномики и превосходным психологом, чтобы всем нутром чувствовать, что женщина тоже тебя хочет.

А эта птичка хочет меня.

Её нравится каждое мое прикосновение, и это подтверждает её томный, глубокий взгляд с расширенными зрачками, как будто она под кайфом. Химия страсти мгновенно проявляется в теле, и оно никогда не обманывает наши истинные желания. Глаза тем более – это всегда зеркало души, «лакмусовая бумажка» всей сути человека.

Мои глаза почти всегда смертельно черного цвета.

Не говоря уже о том, что сама фамилия Морте, с латинского имеет значение «смерть». Я несу смерть всему, к чему прикасаюсь, bella… и вряд ли ты станешь цветком бессмертия в коллекции переработанных бутонов, которые я вдохнул, пропустил через себя, смял и вышвырнул в урну.

Но это не значит, что я не сорву тебя. Прямо сейчас.

– Просто расслабься. Я не возьму того, что ты не сможешь отдать, – эти слова ничего не значат.

Просто игра, просто соблазнение жертвы.

Просто касаюсь большим пальцем её подбородка, поддевая и лаская костяшками пальцев, словно кошку.

Заставляю смотреть в глаза, завораживая, гипнотизируя девушку. Маски чертовски мешают прочувствовать друг друга до конца, но определенно обостряют все ощущения.

К каждой женщине нужен свой подход.

И каждую я чувствую.

Разница лишь в том, что к большинству я эгоистичен и отношусь максимально потребительски.

С этой иначе, я знаю, что открытое давление никогда не заведёт её, а наоборот – испугает. А сухая малышка меня мало интересует.

Надо же, рассуждаю не как законченный эгоист. Даже как-то непривычно. Даже радует, что во мне не так много животного, как я предполагал… но ненадолго. Ведь когда она позволит мне… пощады не будет. Я трахну её так, что она никогда меня не забудет, будет чувствовать в себе мой член в себе, мечтая о повторе нашего случайного свидания.

А я забуду.

Мне это просто необходимо, чтобы вернуться в рутину, особенно когда семья стоит на пороге войны. Не самое лучшее время, чтобы повторять тот урок, который мне преподнесла смерть Ванессы.

Сам не понимаю, почему все тело вдруг охватывает волна ярости к самому себе. До зубного скрежета, до напряжения в скулах и кулаке, который вновь берет в плотный захват нежную шею птички.

Резко выдыхаю…

Мимолетный обмен взглядами.

Секундное сражение отражения наших душ.

Я побеждаю, ощущая как по венам бежит ток… срывает окончательно, ждать я больше не намерен. Не разрывая зрительного контакта, резко опускаю руку с её горла на лиф платья.

Секунда – и я смахиваю тонкую бретельку с аккуратного, женственного, миниатюрного плеча. Ещё одно мгновение уходит на то, чтобы сорвать ткань вниз, обнажая её маленькие, но идеально округлые грудки.

Во рту пересыхает, дыхание схватывает, острые ощущения бьют по телу огнестрельными вибрациями. Это безумие, сумасшедшая энергетика… между нами искрит, так словно мы тьма и свет слившиеся в бурном танго. Меня трясет внутри, хотя внешне удается оставаться снисходительно каменным, почти равнодушным. Обхватываю упругую грудь правой ладонью, подушечкой большого пальца обводя напряженную вершинку соска. Безупречная bella. Такая острая и твердая вишенка, которую я хочу попробовать на вкус. Черт.

Не выдержав, я издаю глухой стон на тяжелом выдохе, и она вторит мне… сдавленно хныкает в ответ, непроизвольно призывая меня к активным действиям. Резко, немедля ни секунды, приподнимаю её над землей, сминая ягодицы и вновь прижимаю к коре дерева. Так, чтобы её умопомрачительные сиськи оказались напротив моего рта. Губами втягиваю, пробуя и умирая от переизбытка эмоций, дурея от запаха кожи. Перебираю языком её острые узелки, лижу и пробую на вкус, срывая с птички отчаянные, сдавленные стоны, по которым слышно, как она блокирует весь поток бушующих внутри неё чувств. Кажется, она даже слабо и упрямо пытается меня оттолкнуть. Борется, но я этого даже не замечаю. Мне плевать, её сопротивление не способно остановить мои животные инстинкты.

Почему она себя сдерживает? Позволила раздеть себя за несколько минут. А значит, все предельно ясно – несмотря на внешнюю невинность и робость, она вполне зрелая девушка и знает, чего она хочет. Я, итак, дал ей время проявить свои возражения, устроив целую прелюдию.

Когда мои губы оставляют красные, влажные следы от неудержимых поцелуев в ложбинке её груди, я опускаюсь ниже, и она вдруг с ожесточением хватает меня за волосы, но не для того, чтобы прижать к себе ближе, как это обычно делают мои женщины, а наоборот – сильнее оттолкнуть, принять ещё одну отчаянную попытку жалкого сопротивления. Утробный рык вибрирует на моих губах, одномоментно с её ударом по моему виску, от которого я охреневаю морально, хотя не чувствую боли.

Маленькая дрянь, что она о себе возомнила?

Я ей бл*дь доставляю удовольствие и почести, которыми награждаю не многих, а она бить меня словно щенка, вздумала? Рык становится громче, а мои движения грубее, ожесточеннее, резче.

В какой-то момент мне хочется наплевать на все, прижать ладонь к её горлу. Оставить птичку обездвиженной, развернуть к себе спиной, засадить член в её влажную глубину и поиметь без разговоров, прелюдий, и всех этих обменов взглядами. Но… что-то останавливает, хотя с десятками других я не церемонился.

– Пожалуйста, не надо, – вдруг подает голос птичка, нервно покусывая покрасневшие губы. – Не надо, Призрак. Не надо так прикасаться ко мне… и делать такое… – смешная. Мы что, в детском саду?

Я хочу женщину, женщина хочет меня. Что значит «не надо»?

– Тебе не нравится? – спрашиваю надменно низким голосом, ласково прикасаясь к её впалому животу ладонью. Очерчиваю ребра большим пальцем, наблюдая за тем, как бушуют волны наслаждения в бирюзовых глазах.

Ей нравится. К чему это все тогда?

– Хочешь, чтобы я остановился? – убираю обе руки от девушки, приподнимая ладони вверх. Создаю видимость поднятого «белого флага», отступая на пол шага назад. Но она вдруг хватается за мою ладонь. Сама. Смотрит как-то странно, немного отчаянно. Дрожит, боится, но тянется и подается вперед неуверенно… честно говоря, весь этот разрыв шаблона меня заводит и будоражит. Ну и разумеется, её красота, и этот свет изнутри, добавляет всему происходящему особой магии. Черт, если бы я только знал, что все это – только начало изменений в моей сущности, что она возьмет меня за руку и обнажив мое тело и душу, проведет по раскаленным углям жизни… я бы убежал или убил её у этого дерева.

Я бы никогда на неё взглянул.

Работа над собой – самая тяжелая работа в жизни, и ни один человек не встречается нам случайно. Правда в том, что мы никогда не готовы к встрече с тем партнером, кто заставит, пусть через боль и испытания, стать настоящим.