Текст книги "Полночный поцелуй"

– Внешнее уродство еще не преступление. Что ему инкриминировалось в Сиэтле?

– Давайте посмотрим, что у нас есть. – Гидеон обратился к своему компьютеру, и на втором экране появилась информация. – Итак, привлекался за торговлю… оружием, взрывчатыми веществами и химическими препаратами. Этот парень еще тот засранец. Вляпался в настоящее дерьмо.

– Кто за ним стоит? Есть сведения?

– Здесь нет. По всей видимости, им ничего не удалось из него выудить. Сообщается, что он сбежал из-под стражи, убив двух охранников.

«И с места расправы он сбежал», – мрачно подумал Лукан, жалея, что не испепелил сукина сына тогда, у клуба. Он плохо переносил собственные поражения.

Лукан посмотрел на Нико.

– Тебе этот парень не попадался?

– Нет, – ответил русский, – но я попробую через свои каналы навести справки.

– Действуй.

Николай кивнул и покинул лабораторию, на ходу набирая номер.

– Мерзкие снимки, – сказал Конлан, рассматривая через плечо Гидеона сделанные Габриэллой фотографии. Он выругался. – Раньше, когда люди становились свидетелями кровавых игр Отверженных, было плохо, теперь стало еще хуже – они их снимают.

Данте резко опустил ноги на пол, встал и заходил по лаборатории, словно разминаясь после долгого бездействия.

– Все кому не лень считают себя долбаными папарацци.

– Представляю, как парень, сделавший снимки, наложил в штаны, когда увидел приближающегося к нему воина Рода, – сказал Рио, улыбаясь и глядя на Лукана. – Ты стер ему память или просто вежливо попросил удалиться с места событий?

– Это был не парень, а женщина. – Лукан обвел взглядом товарищей, по выражению его лица едва ли можно было догадаться, что он собирается сообщить. – И она Подруга по Крови.

– Madre de Dios! – воскликнул Рио, запуская пятерню в густую шевелюру. – Подруга по Крови?.. А ты уверен?

– У нее есть метка. Я видел ее собственными глазами.

– И что ты с ней сделал? О боже, надеюсь, ты не…

– Конечно нет, – резко оборвал его Лукан, недовольный намеком испанца. – Я не причинил женщине никакого вреда. Это табу я никогда не нарушу.

Более того, он не сделал Габриэллу своей собственностью, хотя был очень близок к этому той ночью у нее дома. Лукан стиснул зубы, волна дикого голода накрыла его, как только он вспомнил Габриэллу, уютно свернувшуюся калачиком в своей постели. Какой нестерпимо сладкий вкус она оставила на его языке…

– Что ты собираешься с ней делать, Лукан? – взволнованно спросил Гидеон. – Мы не можем оставить ее на растерзание Отверженным. Совершенно очевидно, что она привлекла их внимание, когда делала эти снимки.

– А если Отверженные узнают, что она Подруга по Крови… – подхватил Данте, и все закивали.

– Здесь, под защитой Рода, она была бы в безопасности, – сказал Гидеон. – А еще лучше, если официально признают ее право находиться в одной из Темных Гаваней.

– Я знаю правила! – огрызнулся Лукан.

У него вызывала ярость мысль о том, что Габриэлла может оказаться в руках Отверженных или в руках какого-нибудь представителя Рода, если он поступит по всем правилам и доставит ее в одно из убежищ Темной Гавани. Вспыхнувшее в нем чувство собственника, нежелательное и непреодолимое, не позволяло ему принять ни один из возможных вариантов.

Ледяным взглядом он посмотрел на Гидеона:

– Ответственность за эту женщину лежит на мне. Я сам решу, как поступить.

Никто не посмел ему возразить, он этого и не ожидал. Лукан, как старший, как П1, основатель касты воинов, обладал непререкаемым авторитетом по праву первородства и мощи мечей. Его слово было законом, и все уважали это.

Данте поднялся, подбросил malebranche, одним ловким движением поймал его и спрятал в ножны.

– Четыре часа до заката. – Он бросил взгляд в сторону Рио и Конлана. – Как насчет того, чтобы потренироваться перед выходом на поверхность?

Оба парня с готовностью подхватили его предложение, в знак уважения кивнули Лукану и направились в тренировочный зал.

– Еще что-нибудь нашел на Отверженного из Сиэтла? – спросил Лукан, когда они с Гидеоном остались в лаборатории одни.

– Веду перекрестный просмотр всех информационных источников. Еще минута – и все будет ясно. – Гидеон исступленно колотил по клавишам. – Готово. Кое-чем порадовала Джи Пи Эс Западного побережья. Интел выудил всю подноготную этого парня до его ареста. Взгляни.

На экран монитора вывалилась целая коллекция кадров, съемки коммерческой рыболовной пристани Пьюджет-Саунда велись со спутника ночью. В фокусе был длинный черный седан, припаркованный за полуразрушенным зданием в самом дальнем конце причала. У заднего пассажирского окна, склонившись, стоял тот самый Отверженный, что сбежал от Лукана несколько дней назад. Гидеон пролистал фотографии: Отверженный долго беседовал с кем-то, скрытым за тонированными стеклами автомобиля. Далее на снимках было видно, как задняя дверца открылась и Отверженный нырнул в салон.

– Стой. – Лукан впился взглядом в руку, открывшую дверцу. – Крупный план можешь сделать?

– Попробую.

Изображение увеличилось чуть ли не во весь экран, но Лукан и без того был уверен в том, что увидел. Едва различимые, но не оставлявшие никаких сомнений, на крепком запястье, выглянувшем из-под французской манжеты, красовались дермаглифы П1.

Сейчас их заметил и Гидеон.

– Разрази меня гром, ты только посмотри! – воскликнул он, не отводя взгляда от монитора. – Наш милый парень из Сиэтла водил дружбу с очень интересными типами.

– Может быть, и сейчас водит, – сказал Лукан.

Хуже этого они и представить себе ничего не могли:

Отверженный в компании с представителем первого поколения вампиров. П1 в большей степени, нежели вампиры поздних поколений, подвержены Кровожадности, она у них имеет более тяжелую форму, и П1 превращаются в смертельно опасных врагов. Если в голове П1 созрел план организации восстания Отверженных, это означает только одно – начало беспощадной братоубийственной войны. Когда-то очень давно Лукан принимал участие в подобной войне. Повторения он не желал.

– Распечатай все, что у тебя есть на него, включая несколько фотографий с глифами.

– Пожалуйста. – Гидеон щелкнул клавишей.

– Если у тебя еще что-нибудь появится на эту парочку, всю информацию мне. Я займусь ими лично.

Гидеон кивнул, но поверх очков он с тревогой посмотрел на Лукана:

– Знаешь, не рассчитывай, что сможешь справиться с ними в одиночку.

Лукан пронзил его взглядом:

– Подскажи, кто сможет?

Разумеется, у компьютерного гения вертелась на языке масса предостерегающих аргументов, но у Лукана не было настроения его слушать. Близилась ночь, а с ней и новая охота на врагов. Надо было еще успеть привести в порядок мысли, приготовить оружие и решить, с какого района города они сегодня начнут охоту. Хищник в Лукане испытывал голод и рвался в погоню, но не ради самой битвы он будет охотиться на Отверженных.

Мысли Лукана устремились к тихому дому в Бикон-Хилл, к той ночи, которой никогда не должно было быть. Аромат жасмина, нежная мягкость теплого, томящегося тела отравляли его ядом желания. Он напрягся, возбуждение поднималось волной, стоило лишь вспомнить о ней.

«Черт побери».

Только по этой причине он до сих пор не доставил ее в бункер, где она находилась бы под надежной защитой. На расстоянии она была для него менее опасной, а здесь, в непосредственной близости, превратилась бы в настоящую катастрофу.

– С тобой все в порядке? – спросил Гидеон, развернувшись на стуле и глядя на Лукана. – Дружище, у тебя сегодня лицо – воплощение бешеной ярости.

Лукан так погрузился в свои мрачные размышления, что не заметил, как удлинились клыки и сузились зрачки. Но это была не бешеная ярость. Это была страсть. Рано или поздно ему придется ее удовлетворить. С этой мыслью он взял со стола телефон Габриэллы и вышел из лаборатории.

Глава седьмая

– Еще десять минут – и все готово, – вслух произнесла Габриэлла, глядя в духовку. Соблазнительный аромат домашних маникотти[7]7
  Маникотти (ит. manikotti – муфты) – макаронные изделия в форме больших трубочек, которые фаршируют и запекают.


[Закрыть] наполнял кухню.

Она закрыла дверцу духовки, установила таймер, вновь наполнила бокал красным вином и направилась с ним в гостиную. Тихо играла старая запись Сары Маклахлан. Только к восьми вечера Габриэлла начала приходить в себя после пережитого утром стресса. Она сумела сделать пару приличных снимков, которые могут лечь в основу цикла, но самое главное – ей удалось унести ноги от громилы, по всей видимости охранника заброшенного приюта.

Это событие стоило отметить.

Габриэлла устроилась на подушках в углу мягкого дивана. Волосы, все еще влажные после ванны, она собрала на затылке в небрежный хвост, выбившиеся пряди змейками лежали на плечах. Оттаяв в ванне и надев удобные серые брюки для занятий йогой и розовую футболку с длинным рукавом, женщина наконец-то перестала дрожать и готова была наслаждаться вечером и уединением.

Когда раздался звонок в дверь, она чертыхнулась про себя и решила проигнорировать непрошеного гостя. Но звонок повторился, на этот раз более настойчивый, за ним последовал резкий и сильный стук – неизвестный не собирался сдаваться.

– Габриэлла!

Она уже направлялась к двери, когда услышала свое имя и тут же узнала голос. Безошибочно. Хотя откуда она могла так хорошо его знать? А казалось, знает тысячи лет. Низкий баритон Лукана Торна достиг не просто ее слуха – мозга костей и подействовал на нее, с одной стороны, успокаивающе, с другой – заставил сердце учащенно забиться.

Радуясь его приходу больше, чем ей того хотелось, Габриэлла открыла многочисленные замки-задвижки и распахнула перед гостем дверь.

– Привет.

– Привет, Габриэлла.

Он поздоровался непринужденно, даже с некоторой фамильярностью, глядя ей прямо в лицо. Его пристальный взгляд медленно спустился с небрежно собранных в хвост влажных волос к пацифистскому знаку, вышитому шелком на груди футболки, под которой не было бюстгальтера, а оттуда – к босым пальцам ног, видневшимся из-под длинных, чуть расклешенных брюк.

– Я не ждала гостей, – словно извиняясь за свой вид, произнесла Габриэлла, но казалось, это нисколько не заботило Торна. Когда его взгляд вновь остановился на ее лице, женщина почувствовала, что краснеет. Он не просто смотрел – он пожирал ее глазами. – Принес мой мобильный, – выпалила Габриэлла, заметив в его руке тонкую серебристую пластину. «Как глупо, разве у него есть иной повод для визита».

Лукан протянул ей телефон:

– Прошу прощения за задержку.

Показалось? Или он умышленно погладил ее пальцы, когда она брала телефон?

– Спасибо, – поблагодарила Габриэлла, все еще находясь под его пристальным взглядом. – Ну, как… удалось что-нибудь сделать с фотографиями?

– Да. Они очень помогли.

Габриэлла облегченно вздохнула, радуясь, что полиция наконец-то отнеслась к ее рассказу серьезно.

– И вы сможете найти тех парней по фотографиям?

– Разумеется.

Лукан произнес это таким мрачным тоном, что не оставил ей и тени сомнения. Габриэлла уже верила, что детектив Торн – настоящий кошмар для всех преступников Бостона.

– Рада слышать. Должна признаться, от этой истории у меня голова пошла кругом. Думаю, это вполне естественно, если становишься свидетелем жестокого убийства. Ты согласен?

В ответ Торн лишь чуть заметно кивнул. Немногословный. Но зачем ему слова, если его глаза способны заглянуть человеку в самую душу?

К величайшему облегчению Габриэллы и досаде одновременно, на кухне запищал таймер.

– О черт! Это мой… м-м… мой ужин. Нужно вытащить, пока не сгорел. Подожди минутку… я имею в виду не хочешь ли ты?.. – Габриэлла глубоко вдохнула, чтобы немного успокоиться. Чего ради так волноваться из-за малознакомого человека? – Заходи. Я сейчас вернусь.

С этими словами она поспешила на кухню, положила на стол телефон и принялась вытаскивать из духовки маникотти, а Лукан Торн без лишних колебаний переступил порог ее дома.

– Я не помешал?

Габриэлла немного растерялась, услышав за спиной его голос, он так быстро – на крыльях перелетел? – очутился на кухне. Она поставила дымящуюся сковороду на плиту, чтобы дать ей остыть, сняла кухонные рукавицы и с гордой улыбкой повернулась к детективу.

– У меня сегодня праздник.

Он кивнул в сторону пустой гостиной:

– В полном одиночестве?

Она пожала плечами:

– Ты можешь составить мне компанию.

Он как-то неопределенно качнул головой, но снял черный плащ и бросил его на спинку стула. Габриэлле было так непривычно и странно – практически все пространство ее маленькой кухни заполнил полицейский с крепким, мускулистым телом и невероятно проницательным взглядом, в облике которого было нечто зловещее. Торн привалился к краю кухонного стола, наблюдая, как она хлопочет над пышущей паром пастой.

– Что у тебя за праздник, Габриэлла?

– Сегодня у меня купили несколько фотографий на частном показе в одном из шикарных офисов, расположенном в самом центре города. Час назад мой друг Джейми позвонил и сообщил мне эту приятную новость.

Торн чуть заметно улыбнулся:

– Поздравляю.

– Спасибо. – Габриэлла достала еще один бокал и взяла в руки открытую бутылку кьянти. – Будешь?

Лукан медленно покачал головой:

– Не могу, к сожалению.

– Жаль. – Она тут же вспомнила о его профессии. – При исполнении, да?

Желваки на скулах Лукана пришли в движение.

– Всегда.

Габриэлла улыбнулась и убрала за ухо прядь волос. Взгляд Торна проследил за движением ее руки и остановился на царапине на щеке.

– Откуда это у тебя?

– Да так, ерунда, – ответила Габриэлла, совершенно не желая рассказывать полицейскому, как она сегодня утром незаконно проникла на территорию заброшенного приюта. – Царапины. Иногда такое случается. Издержки профессии. Думаю, ты знаешь, как это бывает.

Габриэлла рассмеялась, немного занервничав, потому что Лукан вдруг с очень серьезным выражением лица двинулся к ней. Всего несколько шагов – и он стоял прямо перед ней. Он смотрел в упор, исходившая от него сила волной окатила Габриэллу. Так близко! Она видела, как перекатывались мускулы под черной тканью рубашки, которая идеально облегала его плечи, грудь, руки и, казалось, была сшита на заказ.

И его запах. Восхитительный. Но не мужского одеколона. Смесь мяты и замши и еще чего-то тяжелого и терпкого, похожего на аромат какой-то специи. Какой? Габриэлла не могла определить. Его запах возбуждал и заставлял тело непроизвольно тянуться к нему. И она потянулась, вместо того чтобы отступить.

Габриэлла почти задохнулась, когда он нежно коснулся ее щеки. Его рука скользнула за ухо, затем к затылку, большой палец погладил царапину на щеке. Днем, промывая царапину, Габриэлла испытывала боль, но сейчас его прикосновение удивительным образом не тревожило ранку. По телу разливалось томное тепло и где-то в самой глубине зарождалось болезненное напряжение.

К удивлению Габриэллы, Лукан наклонился и легонько поцеловал ее в оцарапанную щеку. Его губы задержались надолго, давая ей понять, что это прелюдия к чему-то большему. Она закрыла глаза, сердце колотилось. Она замерла, даже дышать боялась. Он многозначительно поцеловал ее в губы: легкое, голодное покусывание и властное прикосновение мягких, теплых губ. Габриэлла открыла глаза и наткнулась на его пристальный взгляд – взгляд дикого животного, от которого у нее по позвоночнику побежали мурашки.

Когда она наконец смогла говорить, голос прозвучал хрипло и прерывисто:

– Ты уверен, что хочешь продолжения?

Лукан все так же пристально смотрел на нее:

– Да, уверен.

Он снова наклонился, касаясь губами ее губ, щек, подбородка, шеи. Она вздохнула, и он поймал ее дыхание обжигающим поцелуем, проник языком в полуоткрытый рот. Габриэлла смутно осознавала, что его рука скользнула под футболку и гладит ее выгнувшуюся спину, пальцы нежно перебирали позвонки, словно он играл на флейте. Рука медленно опустилась ниже, крепко сжала ягодицу. Габриэлла не сопротивлялась, а он целовал ее с разгоравшейся страстью, все сильнее прижимая к себе.

«Боже, что я делаю? О чем я думаю?» – пыталась мысленно остановить себя Габриэлла.

– Нет, – собрав всю волю, выдавила она. – Подожди. Остановись. – Господи, как она ненавидела слово «остановись», прервавшее ее наслаждение. – Лукан… ты… сейчас с кем-то?

– Оглянись, Габриэлла, – сказал Лукан, едва касаясь ее губ своими; от желания у нее кружилась голова. – Здесь никого нет, только ты и я.

– У тебя есть постоянная женщина, подруга? – между поцелуями выговорила Габриэлла. Возможно, ее вопрос слишком запоздал, но она должна была знать, хотя понятия не имела, что будет делать, если услышит нежелательный для себя ответ. – У тебя есть подруга? Ты женат? Пожалуйста, только не говори, что ты женат…

– У меня никого нет.

«Только ты».

Габриэлла была уверена, что он не говорил последних слов, но они эхом отозвались в ее голове, соблазняя и сводя на нет остатки сопротивления.

«Господи, он так хорош».

Или ей это только кажется, потому что он говорит такие слова… и еще его нежные, сильные руки и жадные, горячие губы… она верила ему без тени сомнения. Она чувствовала, что он весь сосредоточен на ней, словно в мире существовали только он и она… и невероятное взаимное притяжение.

Оно возникло с той самой минуты, как она открыла дверь и увидела его на пороге своего дома.

С легким стоном Габриэлла прижалась к Лукану, нежась в его ласках.

– Что мы делаем, Лукан?

– Думаю, ты знаешь, как это называется, – выдохнул он ей в ухо, и она почувствовала его улыбку и обнажившийся за ней мрак – чернее ночи.

– Я ничего не знаю. Я утратила способность думать.

«О господи».

Лукан на мгновение прервал поцелуй, посмотрел ей в глаза и сделал медленное, многозначительное движение бедрами. Сквозь одежду Габриэлла ощутила упершийся ей в живот член, она чувствовала его твердость, длину и силу. И от одной только мысли, что он войдет в нее, влагалище увлажнилось обильным соком.

– Поэтому я сегодня здесь, – тихо пророкотал он ей в самое ухо. – Я хочу тебя, Габриэлла. Ты это знаешь.

Это было обоюдное желание. Габриэлла сладко застонала, извиваясь в его руках, больше не в силах себя контролировать.

Это только сон, безумный сон, такой она уже видела в ночь его первого визита. В реальности ничего не происходит. Нет, она не стоит на кухне, прижавшись к Лукану Торну, о котором ничего не знает, но которому готова отдаться. Ей это снится – скорее всего, а потом, очень не скоро, она проснется на диване, как всегда в полном одиночестве, на ковре опрокинутый бокал с вином, в духовке сгоревший ужин.

Проснется, но только не сейчас.

«Господи, пожалуйста, только не сейчас».

Наслаждаться его ласками, фантастически возбуждающим языком – это лучше любого сна, даже того, что приснился ей в ночь их знакомства.

– Габриэлла, – прошептал Лукан, – скажи, что ты меня тоже хочешь.

– Хочу.

Она почувствовала, как он поспешно расстегивает ширинку.

– Потрогай, Габриэлла. Теперь ты знаешь силу моего желания.

Он взял ее руку и направил вниз. Она нежно, с восхищением погладила его член. Он был очень большой, брутально-сильный и в то же время шелковисто-гладкий, ощутимая тяжесть подействовала на нее одурманивающе, сильнее любого наркотика. Она легонько сжала руку и провела по твердому члену, пальцами погладила большую головку. Тело Лукана дернулось. Габриэлла почувствовала, что его руки дрожат, поднимаясь по ее бедрам к шнуркам спортивных брюк. Запутавшись в них, он чуть слышно выдохнул, как ей показалось, какое-то иностранное ругательство. Колючей прохладой обдало ее оголенный живот, в следующее мгновение его обожгла ладонь Лукана, скользнувшая в ее трусики.

У нее между ног было влажно, тело горело желанием, голову окутывал сладостный туман. Его пальцы, играя, вызывая в ее теле томительную негу, легко и быстро нашли вход. Габриэлла содрогнулась и вскрикнула, подчиняясь силе сексуального желания.

– Я тоже тебя хочу, – призналась она, голос от возбуждения звучал прерывисто и низко. Вместо ответа он ввел один за другим два пальца во влагалище. Габриэлла выгнулась, предвкушая иное вторжение. – Еще, – выдохнула она, – Лукан… пожалуйста, еще.

Глухой рык растворился в его шумном выдохе, он склонил голову и жадно впился в ее губы. Ее брюки упали на пол, за ними последовали трусики, тонкое кружево треснуло в сильных руках Лукана. Обнаженное тело Габриэллы напряглось, и тут его словно обдало жаром от вспыхнувшего костра – Лукан опустился на колени, в неистовом желании он, раздвигая, гладил ее бедра, целовал, играл кончиком языка во всех изгибах и впадинках ее тела. От прикосновений его языка плоть сладко и остро покалывало, и Габриэлла таяла.

Оргазм наступил быстро, и его сила удивила Габриэллу. Лукан крепко держал ее, прижимаясь к ее влажным бедрам, ее тело дрожало и выгибалось, из груди вырывались глухие, хриплые стоны, но это не помешало ему почти сразу же довести ее до второго оргазма. Габриэлла закрыла глаза и запрокинула голову, отдаваясь Лукану и безумию столь странного и неожиданного свидания. Ноги отказывались держать ее, и она вцепилась руками в его плечи.

И новый оргазм, неистовый толчок из неведомых глубин ее тела, он вознес ее в царство сладостных грез и отпустил, и она падала, падала, падала…

Сквозь густую пелену чувственного полуобморока Габриэлла ощущала, что ее держат. Крепкие руки Лукана подхватили и подняли ее, они оба были обнажены, хотя она не помнила, когда сняла футболку, когда разделся он. Она обхватила его за шею, с ней на руках он вошел в гостиную, где о чьей-то нежной любви тихо пела Сара Маклахлан.

Лукан осторожно положил Габриэллу на диван и склонился над ней, опираясь на сильные руки. Только сейчас Габриэлла увидела его во всем великолепии: стальные мускулы и умопомрачительные татуировки. Начинающая внизу живота замысловатая вязь, разветвляясь, оплетала грудь, плечи и мощные бицепсы. Цветовая палитра плавно менялась от цвета морской волны до охры и винно-красного, и Габриэлле казалось, что чем дольше она смотрит на татуировки, тем ярче они становятся. Когда Лукан склонился, целуя ее грудь, она заметила татуировку на задней поверхности шеи, уходящую вверх и теряющуюся в его густых черных волосах. С их первой встречи ей хотелось рассмотреть этот рисунок. Она самозабвенно гладила его тело, восхищаясь его красотой, изумляясь ореолу таинственности вокруг этого мужчины.

– Поцелуй меня, – попросила Габриэлла, крепко обнимая его за плечи.

Лукан приподнялся, она выгнулась, будто ее тянуло к нему магнитом, ей страстно хотелось ощущать его внутри себя. Его член, прижатый к ее бедрам, обжигал, ее чрево жаждало поглотить его. Ее рука скользнула вниз и погладила член, бедра приподнялись, приглашая.

– Возьми меня, – прошептала Габриэлла. – Я хочу чувствовать тебя внутри, Лукан. Сейчас. Пожалуйста.

Лукан откликнулся на ее призыв.

Головка члена требовательно пульсировала у самого входа, все его тело дрожало, Габриэлла чувствовала эту дрожь, обнимая его за плечи; казалось, до этого мгновения он сдерживался, а сейчас готов был полностью отдаться страсти. Габриэлла так хотела, чтобы он вошел в нее, промедление сравнимо было с мучительной смертью. Сдавленный рык горячей волной опалил ее шею за ухом.

– Ну же, – молила Габриэлла, двигаясь и пристраиваясь под ним так, что теперь ему было достаточно одного толчка. – Не надо деликатничать, я не сломаюсь.

Лукан поднял голову и посмотрел ей прямо в лицо, сквозь полуопущенные ресницы Габриэлла поймала его взгляд и почти испугалась горевшего в его глазах неукротимого огня, в котором зрачки сделались почти невидимыми. Этот огонь наполнял ее каким-то сверхъестественным жаром. Черты лица Лукана заострились, кожа на скулах натянулась.

«Удивительно, как странно освещение гостиной преобразило его лицо», – смутно подумала Габриэлла. И в это мгновение свет каким-то невероятным образом мигнул и погас, а поток ее мыслей прервал тот страстно желанный толчок. Габриэлла не смогла сдержать дикий стон наслаждения.

– О боже! – со всхлипом выкрикнула она, сжимая его член мышцами. – Ты великолепен.

Лукан уронил голову ей на плечо, чуть приподнялся – и вновь последовал толчок, еще глубже. Габриэлла вцепилась в крепкую спину, прижимая Лукана к себе и одновременно приподнимая бедра навстречу его страсти. Он издал какой-то звук, жуткий, дикий. Член двигался с неистовой силой и быстротой и, казалось, еще больше увеличился в размерах.

– Я так хочу тебя, хочу с первой минуты, как увидел, – выдохнул Лукан.

Его признание еще больше возбудило Габриэллу, потому что и она безумно хотела его с первой минуты их первой встречи. Она запустила пальцы в его волосы и что-то нечленораздельно выкрикивала, содрогаясь под его интенсивными толчками. Он вытащил член и тер его между ее ног, она ощутила, как в глубине чрева зародился импульс нового оргазма.

– Я могу заниматься этим всю ночь, – хрипло произнес Лукан, горячим дыханием обжигая ей шею. – Боюсь, я не смогу остановиться.

– Нет, Лукан, не останавливайся… прошу… не останавливайся.

Габриэлла крепко держалась за него, пока он стремительно двигался. Она только и могла, что вскрикивать, сотрясаясь от оргазмов, следовавших один за другим.

Лукан спустился по ступенькам крыльца дома Габриэллы и зашагал по темной тихой улице. Он оставил ее в спальне, сладко утомленную и погруженную в глубокий сон, она ровно дышала, набираясь сил после трех часов непрерывного секса. Он никогда не совокуплялся с женщиной так долго, с такой силой и страстью.

И все же он не чувствовал полного удовлетворения, он хотел еще…

Хотел ее.

Это было просто чудом, что ему удалось скрыть выросшие под наплывом страсти клыки и горящие огнем глаза с узким росчерком зрачков. Еще больше удивляло то, что он сумел не поддаться огромному, как океанская волна, желанию вонзить клыки в ее такое сладкое горло и напиться крови до опьянения. Рядом с ней, когда каждая клетка тела только этого и жаждет, трудно доверять себе.

То, что он пришел к ней сегодня, – чудовищная ошибка. Лукан полагал, что секс немного остудит тот жар, что она в нем разжигает. Еще никогда так сильно он не ошибался. Овладев Габриэллой, войдя в нее, он понял, насколько слабым она способна сделать его. Она пробуждала в нем дикий, животный инстинкт, и он преследовал ее со страстью голодного хищника, каким и являлся на самом деле. Лукан не был уверен, что ему хватит сил и воли сдержать эту страсть.

И она…

Господи, она не отвергла его.

Если бы отвергла, это было бы с ее стороны актом милосердия по отношению к нему, но вместо этого она принимала каждую искру его огня и отвечала, требуя большего.

Поверни он назад, окажись вновь в ее спальне, он бы еще несколько часов провел с ней. По крайней мере, он отчасти удовлетворил бы свою страсть. И если Лукан не сможет погасить растущую в нем мучительную жажду, лучше дождаться рассвета, и пусть солнечные лучи испепелят его тело.

Пожалуй, это будет самым правильным решением, раз уж он так слаб в своем служении долгу.

Лукан выругался сквозь зубы и повернул в сторону, где кипела ночная жизнь. Все тело подрагивало в нетерпении, зрение обострилось, дикие инстинкты проснулись.

Он снова жаждал крови.

Голод пробудился слишком рано, в последний раз Лукан напился достаточно, чтобы хватило на неделю и даже больше. Прошло всего несколько ночей, а желудок уже сводило. В последнее время приступы голода участились, и чем больше усилий Лукан прилагал, чтобы сдержать его, тем нестерпимее была мука.

Ограничение.

Именно оно позволяло ему держаться так долго.

Насколько его хватит… И что потом?

Неужели он действительно поверил, что чем-то отличается от своего отца? Его братья – оба старше и сильнее его – были сыновьями своего отца. Кровожадность поразила обоих: один по собственной воле оборвал свою жизнь, когда пагубное пристрастие достигло опасного предела, второй пошел дальше, стал Отверженным и погиб от меча воина.

Лукан принадлежал к первому поколению и был наделен огромной силой и властью, вызывал у представителей последующих поколений уважение – незаслуженное, как он считал, – но именно эта сила была его проклятием. Как долго еще он сможет бороться и побеждать в схватке с собственной природой, темной и свирепой? Случались такие ночи, когда он чувствовал безмерную усталость от борьбы с самим собой.

Шагая по улицам среди любителей ночной жизни, Лукан внимательно смотрел по сторонам. Он выполнял долг – охотился, но вместе с тем радовался, что Отверженные не попадали в поле зрения. Взгляд выхватывал покинувших Темные Гавани вампиров младших поколений, которые, подобно ему, разгуливали по улицам в поисках добровольных Доноров.

Лукан видел совсем юных вампиров, они толкали друг друга локтями и шептались; шелестом ночной листвы до его слуха долетали слова «воин» и «П1». Их священный трепет и любопытство раздражали Лукана. Вампирам, рожденным в Темной Гавани, редко выпадала возможность встретить воина, одного из оставшихся в живых основателей Ордена, некогда славного, а ныне безнадежно устаревшего.

Многие знали старые истории о том, как несколько столетий назад восемь самых свирепых представителей Рода объединились и уничтожили кровожадных Древних и служившую им армию Отверженных. Те воины стали легендарными. В течение веков их Орден претерпевал всевозможные изменения: во времена конфликтов с Отверженными он увеличивал численность и зону охвата и практически исчезал в мирные периоды.

Сейчас каста воинов ограничивалась рассеянными по миру единицами, предпочитавшими действовать самостоятельно, в большинстве своем к ним относились с некоторой долей презрения. В этот просвещенный век честных взаимоотношений с людьми и твердых правил внутри общества вампиров образ жизни и действия воинов расценивались как препятствие на пути прогресса.

Будто бы Лукан и ему подобные бросали тень на всех вампиров.

Огрызнувшись в сторону разинувших рот юнцов, Лукан мысленно послал приглашение женщинам, с которыми вампиры о чем-то весело болтали. Глаза каждой забегали в поисках источника той дикой, примитивной силы, которая волной пробежала по их чувствительным нервам. Две – блондинка и рыжеволосая, чуть светлее Габриэллы, – отделились от компании и направились к Лукану, мгновенно забыв о своих друзьях.

Но Лукану нужна была только одна из них, и выбор не составил труда. Жестом он отверг блондинку, приобнял рыжеволосую и увлек ее в тень домов. Без промедления он приступил к делу.

Откинув назад пахнущие сигаретным дымом и пивом волосы женщины, Лукан облизнул губы и впился клыками в ее горло. Она судорожно дернулась, инстинктивно вскинула руки. Он сделал первый долгий глоток. Лукан сосал напряженно, стараясь покончить с этим как можно быстрее. Женщина постанывала, но не от страха и боли, а от наслаждения – такова была гипнотическая сила поцелуя вампиров.

Кровь наполняла рот Лукана – теплая, густая.