Текст книги "Девушка в золотом"

Глава 7

По степи мчались молодые всадники. Впереди всех на высоком, стройном и сильном жеребце, чья белая, как снег, шерсть переливалась в лучах яркого солнца, скакала Кунке. Она была одета так же, как и все остальные наездники. Со стороны и не скажешь, что это двенадцатилетняя девочка. Казалось, что тело Кунке плавно перетекает в тело её четвероногого друга Жела и они составляют единое целое. Каждое движение наездницы моментально улавливалось скакуном и служило командой для его крепких мышц. Голова Кунке приникла к мускулистой шее коня. Он чувствовал её горячее дыхание и в такт ему раздувал ноздри. Оставив позади всех соперников, принцесса, как стрела, выпущенная ловким и сильным лучником, быстро приближалась к финишу.

– Поздравляю, доченька. Ты, как всегда, первая. В очередной раз утёрла носы юношам, – смеялся довольный Спаргап. – Ты быстра и ловка, как я в твои годы, – удовлетворённо заметил он.

– Спасибо, отец. Я тоже довольна сегодняшними скачками. Тем более что в них участвовал Марлух. – Кунке зарделась после этих слов.

– Кто? Это тот, что из рода тырау? – недовольно спросил царь, глядя на опустившую глаза дочь.

– Да, – тихо произнесла принцесса.

– У него, конечно, есть чему поучиться, – задумчиво заметил Спаргап. – Он прекрасный наездник, ловко владеет оружием, смел, когда чувствует за спиной поддержку, как я слышал. Пожалуй, и всё, чем он может похвастаться. – Царь обнял дочь и легонько встряхнул её. – Выбрось его из головы. Рано заглядываться на юношей, – отрубил отец.

– Почему рано? Все мои сверстницы уже просватаны, а многие и замуж вышли. А ты говоришь «рано». – В голосе Кунке слышались нотки недовольства.

– Не забывай, что ты дочь царя, – резко остановившись, ответил Спаргап. – У меня нет сына, зато есть ты, – строго, даже строже, чем следовало, закончил он.

– Слушайся отца. Он знает, что говорит, – услышала Кунке голос Милисы.

– Хорошо, – прошептала она и, опустив голову в знак покорности, пошла за Спаргапом: Кунке привыкла подчиняться голосу своей подруги, которая никогда не подводила её.

Отец, заметив шевеление губ дочери, сначала усмехнулся, а потом довольно улыбнулся.

Кунке к своим двенадцати годам славилась и красотой, и умом. Светлые, чуть волнистые волосы и синие с чернотой глаза, выгодно оттенявшие её слегка матовую кожу, унаследованы были от Адель. От неё же досталась Кунке необыкновенная проницательность и чувственность. Она часто вглядывалась в маленькое бронзовое зеркальце, подаренное ей отцом. Она искала общие и необщие черты со Спаргапом. Однажды Кунке стала расспрашивать о матери.

– Отец, можно мне задать тебе вопрос? – тихим голосом спросила она за ужином.

– Спрашивай, доченька. Надеюсь, я знаю ответы на все твои вопросы, – улыбаясь ответил Спаргап.

– Почему у меня нет мамы? У всех детей есть, а у меня нет. – Глаза Кунке были наполнены слезами.

– Понимаешь, доченька, – после длительного молчания стал говорить Спаргап, – женщина, которая родила тебя, – его голос вибрировал от нервного напряжения, – оказалась плохой матерью.

– Что значит «плохой матерью»? Не понимаю, – сглатывая слёзы, спросила Кунке.

Спаргап молчал. Он не знал, как рассказать дочери, что женщина, родившая её, невзлюбила своё дитя, оказавшееся не того пола. Он боялся, что дочь не поймёт его и возненавидит за то, что лишил её матери. Он молчал. А Кунке с волнением ждала ответа. На помощь пришла Милиса.

– Кунке, послушай, что я тебе расскажу. – Голос подруги звучал требовательно и таинственно. – Я помню, с какой нежностью и любовью ждала твоя мать рождения своего дитя. Я помню её руки, гладившие твои ножки и ручки, когда ты вытягивалась в её чреве. Но я также помню, с какой неприязнью она смотрела на тебя, только что родившуюся, красненькую, сморщенную, с какой ненавистью швырнула тебя на пол только потому, что её дитя, которое она носила под сердцем и которое тогда любила, оказалось девочкой. Ей нужен был сын, чтобы Спаргап взял её в жёны и она стала царицей. – Милиса перевела дух и продолжила: – Я помню, с какой любовью твой отец впервые взял тебя на руки и не мог налюбоваться на тебя. Это он поднял тебя, кричащую от боли, с пола, с нежностью обнял и дал клятву любить за двоих – за отца и за мать. И он выполнил и выполняет своё обещание. Разве ты когда-нибудь ощущала себя обделённой любовью? Ты купаешься в ней. Не так ли?

– Да, ты права.

Глубокая нежность, любовь и благодарность объяли сердце Кунке. Она бросилась к Спаргапу и стала его обнимать, шепча:

– Спасибо, отец, спасибо за твою любовь.

В глазах Спаргапа появились слёзы – впервые после ухода его отца Арлана. Но это были слёзы радости. Он в который раз благодарил свою мать, которая, по его разумению, приняла имя Милиса, за помощь.

С того времени Кунке ни разу не возвращалась к разговору о матери. Она решила стать достойной продолжательницей дела своего отца. С всепоглощающим упорством Кунке получала навыки наездника, овладевала умением пользоваться луком, поражая цель на всём скаку. Вместе с мальчишками Мермер обучал её и борьбе.

– Скоро мне нечему будет учить твою дочь, – обращаясь к Спаргапу, не без гордости говорил Мермер накануне тринадцатого дня рождения Кунке. – Эта девочка превосходит по ловкости всех юношей. Я удивляюсь, как она при её хрупком телосложении умудряется их побороть. Я уже не говорю о скачках, и стрельбе из лука, и метании копий. – Голос Мермера звучал восторженно и победоносно. – Кунке превратилась в настоящую воительницу.

– Благодарю тебя, друг, – с широкой радостной улыбкой ответил Спаргап. – Ты меня порадовал.

Кунке мечтала стать воином и сопровождать отца в походах. Более того, она страстно хотела стать девушкой-батыром. Правда, об этом она никому не говорила, кроме, конечно, своих единственных друзей – Милисы и Жела. Жел, когда узнал, радостно заржал, давая тем самым понять, что готов помочь в достижении цели. Милиса же более спокойно восприняла это желание, понимая его опасность и трудность реализации.

Приближался период бакьятис, время почитания богов, главным из которых считался Митра. Племя готовилось к нему заранее. Отмечали широко. Несколько дней посвящали проведению скачек, состязанию в борьбе, метании копий. Все молодые воины участвовали в этих соревнованиях. К ним готовилась и Кунке. Считалось, что побеждает тот, кому благоволит бог Митра. Поэтому перед состязаниями участники стремились к скале, что одиноко высилась над бескрайней степью. Там, в глубине её, находилась глубокая и просторная пещера – место поклонения Митре. Вставали рано, до восхода солнца, и с первыми его лучами заходили внутрь. Сначала заходил жрец, за ним следовал тот, кому надо было поговорить с богом.

Кунке прежде никогда не была внутри святилища: до сегодняшнего дня она не испытывала потребности в общении с Митрой. Ей вполне хватало верных друзей и отца. Накануне она не могла уснуть, всё думала, о чём будет просить бога. Кунке вспомнила, как однажды, играя в царском шатре, услышала требовательный голос жреца, убеждавшего Спаргапа просить у Митры совета. Правда, какого совета, она не расслышала: жрец понизил голос. Кунке также вспомнила, что ответил отец.

– Я почитаю Митру. Но этот вопрос буду решать сам. Не следует беспокоить великого бога по пустякам. – Голос Спаргапа был непререкаемым.

– Это не пустяк, царь, многие из старейшин недовольны тем, что у тебя нет наследника.

Жрец при последних словах повысил голос, заставив Кунке вздрогнуть. Она поневоле напряглась, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Прекрати, жрец. Ты не первый год требуешь от меня невозможного, – рассердился Спаргап. – Тебе же всё известно, не так ли?

– Да, я знаю о твоих проблемах, – слегка сконфуженно ответил жрец. – Но думаю, что Митра способен тебе помочь. Вчера я получил знак от него. – В голосе жреца зазвучали восторженные нотки.

– Я понимаю твоё радение за судьбу племени, – перебил жреца царь. – Но ты забываешь, что у меня растёт наследница Кунке, которая по уму и ловкости превосходит многих юношей не только её возраста, но и старше. В этом есть и твоя заслуга, – смягчил свои слова Спаргап, а потом решительно подытожил: – И закончим на этом.

Жрец, не получив должного удовлетворения от разговора, резко вышел из шатра. А сердце Кунке забилось в восторге от отцовских слов.

– Ты должна сделать всё, чтобы не разочаровать отца, – услышала Кунке голос Милисы. – Это очень важно для тебя, для него и для всего вашего племени. Ты должна доказать, что достойна быть его наследницей, продолжательницей его дел. Это должны увидеть все, и прежде всего старейшины племени.

Кунке лежала на мягкой кошме и мечтала. Мечты не были характерны для её возраста. Казалось, тринадцатилетней девочке следовало бы грезить о юношах, нарядах и будущем замужестве. Об этом мечтали все её сверстницы, кому ещё не посчастливилось стать чьей-то женой. Но у Кунке была своя цель в жизни, и связывать себя узами брака она не собиралась. Она ясно понимала, что в этом случае у неё не будет той свободы действий, которая необходима для реализации её жизненных планов. Глаза Кунке были закрыты, тело расслаблено, но внутри кипела работа: принцесса решала, о чём поговорить с Митрой.

Незаметно Кунке заснула. Сон её был беспокойным: она видела себя то скачущей на своём верном друге Желе во главе отряда воинов племени, то сидящей в большом богатом шатре в белом длинном платье, свободно облегающем её стройное тело, и в длинной остроконечной шапке, вышитой причудливым узором, то в центре сражающихся всадников, где лихо отбивала своим отливающим золотом мечом удары вражеских воинов. Проснулась она от крика. Долго не могла опомниться, перед глазами стояла картина из её сна: тонкая стрела с медным наконечником, смазанным каким-то неизвестным ей, противно пахнущим составом, вонзилась в шею – единственное место, не закрытое золотыми пластинами, защищающими тело всадника от стрел. Она ясно ощутила боль, а затем огонь во всём теле, как будто в её сосуды стали вливать кипящее масло.

Кунке озиралась по сторонам, силясь понять, где находится. Сон был настолько реальным, что она никак не могла унять дрожь страха, овладевшего ею. Трясущимися руками она обхватила сосуд с водой и жадно стала пить, пытаясь заглушить жар внутри себя. С каждым глотком Кунке успокаивалась и отрезвлялась. Выпив последние капли воды, она окинула просветлевшим взглядом шатёр и облегчённо вздохнула. И тут неожиданно на её лице появилась удовлетворённая улыбка.

– Я знаю, о чём буду просить Митру, – тихо, но убеждённо воскликнула Кунке, вскочила на ноги и вышла из шатра.

Стояла предрассветная темнота. Требовалось время, чтобы глаза привыкли к полумраку и вновь обрели способность ясно видеть. Принцесса глубоко вдохнула свежий воздух и медленно пошла к шатру жреца. Стойбище только просыпалось. Послышалось призывное блеяние коз и овец, лёгкое ржание лошадей, тихий и смешливый говор соплеменников, вышедших справить нужду. Кунке улыбнулась и ускорила шаг. Шатёр жреца находился на восточной стороне стойбища. Когда принцесса дошла до него, первые лучи солнца уже начинали золотить войлок жилища.

– Красиво, не правда ли, принцесса? – услышала Кунке слегка скрипучий голос жреца, который стоял у входа, опираясь на отполированную годами палку, похожую на большой крюк, и любуясь восходом солнца. – Жду тебя. Знаю, что хочешь поговорить, – более буднично произнёс он, не дожидаясь ответа.

– Здравствуйте, учитель. – Голос принцессы дрожал от нервной слабости, что нахлынула на неё. Она постоянно чувствовала рядом со жрецом робость. – Вы правы. Мне нужно с вами поговорить. – Её всегда поражала способность жреца предвидеть события.

– Хорошо, Кунке. Вижу, что ты готова встретиться с великим богом Митрой, – немного подумав, скорее прошептал, чем сказал жрец. – Ступай за мной. Поговорим по дороге.

Жрец вспомнил разговор со Спаргапом трёхлетней давности, который он завёл по настоянию совета старейшин.

– Кунке вырастает в прекрасную девушку, – начал издалека жрец. – Она умна чрезвычайно. Уроки со мной много дали ей. Принцесса не только овладела письмом и изобразительным искусством, она получила сакральные знания, которые передаются, как ты знаешь, только избранным. В их число входил ты в своё время, а теперь и она, хоть это и против правил: Кунке всё-таки не мужчина. – Голос жреца звучал жёстко. Он остановился, чтобы перевести дух.

Спаргап молчал. Он ждал продолжения, стараясь понять, к чему клонит жрец.

– Спаргап, я хочу знать, какое будущее ты предназначаешь для своей дочери.

– Странный вопрос у тебя, – после непродолжительного молчания произнёс Спаргап.

– Она вступила в возраст, когда девочкам пора готовиться к замужеству, – слегка сконфуженно промолвил жрец. – Надо думать о будущем своего рода и нашего племени. Кунке…

– Молчи, жрец, дабы не сказать то, о чём можешь потом пожалеть, – резко бросил Спаргап. – О своём народе я побеспокоюсь сам. Если будут проблемы, обращусь к тебе и совету старейшин. Но сейчас я их не вижу, – уже мягче продолжил он. – Кунке – воительница. Она будет сопровождать меня в походах. А там посмотрим.

– Я понял тебя, Спаргап. – Жрец говорил тихо и спокойно. – Вижу, ты всё решил. Тогда как мы поступим с телом Кунке? – неожиданно спросил он.

– Не понял тебя, жрец, – удивлённо отреагировал Спаргап.

– Кунке в том возрасте, когда неприметная личинка превращается в прекрасную бабочку под названием девушка. У неё начинает расти грудь. Ты знаешь, что это помеха для лучника, метателя копья, наездника, в конце концов.

– И что ты предлагаешь? Обратиться к опыту наших предков? Я не дам вырезать правую грудь Кунке. Она ей ещё пригодится, – взволнованно выкрикнул Спаргап.

– Нет, конечно. Этого не надо делать. Достаточно крепко перевязать ей грудь. Я пришлю знахарку. Она всё сделает.

На том и порешили.

Жрец, глядя на Кунке, шедшую с ним рядом, удовлетворённо осматривал мальчишескую фигуру принцессы – ровную, без каких-либо возвышений грудь, тонкий, но мускулистый стан, сильные ноги и руки, угадывавшиеся под кафтаном из тонкого двойного войлока и такими же узкими, в обтяжку штанами. Он улыбнулся мысли о том, что Кунке готова в любой момент вскочить на лошадь и сопровождать отца, а вслух попросил рассказать, что волнует её сейчас.

– Учитель, сегодня мне приснился удивительный сон. – Голос девушки звучал мечтательно, что насторожило жреца. – Вы всегда говорили, что сны нам посылает Митра, что он так беседует с нами.

– Да, Кунке, это правда. Митра с помощью снов указывает нам наш жизненный путь. – Жрец внимательно посмотрел на принцессу, которая вся съёжилась от его ответа. – Что тебе приснилось, Кунке? Расскажи, и мы вместе попробуем понять, о чём предупреждает тебя Митра.

Кунке уже хотела было рассказать о своём сне, как услышала голос Милисы, которая просила не делать этого.

– Лучше сначала побеседуй с Митрой сама в его святилище. Если получишь ответ, который тебя не удовлетворит, поговори со жрецом, – посоветовала тайная подруга.

– Можно я сначала поговорю с великим богом Митрой? – вежливым тоном, дабы не расстроить жреца, спросила Кунке.

– Хорошо, принцесса, тебя проводить к нему? – слегка озабоченно спросил жрец.

– Я хотела бы побыть с ним одна, если можно, – с почтением ответила та.

– Ну что же, вот мы и пришли. Я останусь здесь, а ты иди по этой тропинке до той горы. Тропинка заканчивается у входа в пещеру. Войдёшь, увидишь зажжённый факел. Возьми его и спускайся по лестнице. Попадёшь прямо в святилище. – Голос жреца звучал глухо и наставительно.

– А что мне потом делать? – взволнованно спросила принцесса. – Как к нему обратиться?

– Когда будешь там, сама поймёшь, – с лёгким раздражением ответил жрец, недовольный тем, что Кунке отказалась от его услуг.

Расстояние до пещеры она не прошла, а пробежала. Остановилась у входа немного запыхавшаяся. Боязливо заглянула внутрь. Поразилась призрачному свечению и приятному запаху, исходившему из глубины пещеры. Кунке потребовалось время для того, чтобы успокоить вдруг усилившееся волнение. Она вспомнила, как отец учил считать от большего к меньшему, чтобы успокоиться.

– Десять, девять, восемь, семь, шесть, – медленно считала Кунке, чувствуя, как уходит дрожь, яснеет голова, внутри живота перестают копошиться «червячки». Когда она произнесла последнюю цифру под номером один, то была полностью готова к спуску в пещеру.

Освещая путь факелом, она неторопливо приближалась к своей цели. Она не спешила, хотела всё рассмотреть, запомнить, но главное, прочувствовать это путешествие к великому богу Митре. Она помнила все уроки жреца.

– Наш мир создан богами, главным из которых является Митра, – учил жрец. – Он многолик и многогранен. Он колесит в своей золотой карете по небу и видит всё, что творится на земле. Его тысячи ушей слышат всех живущих в ойкумене. Он знает, кто о чём думает, кто честен, а кто обманщик, кто добр, а кто зол и преступает законы. К праведникам Митра приходит в виде тёплого, яркого, похожего на солнце шара и помогает обрести силу и добро. Преступников же Митра обжигает своим огнём, очищая от зла, что таится в них. Он наказывает разными путями: насылает болезни, лишает ума, забирает богатство.

Кунке внимала каждому слову жреца, но не понимала его. Для неё Митра был чем-то недосягаемым, а его действия – абстрактными. Своё мнение она переменила, когда жрец указал ей на Тарула, их соплеменника. Когда-то, будучи молодым, тот совершил жуткое убийство своего соседа из-за нескольких баранов. А через год Митра наказал его ударом своего огненного копья, лишив зрения. А ещё через полгода Тарул лишился рассудка. С тех пор этот бедняга стал наглядным свидетельством гнева великого бога Митры. Родители пугали Тарулом детей, воспитывая в них добродетель. Кунке часто встречала несчастного слепца, сидящего в густой пыли рядом с овечьим загоном. Его выжженные глаза были направлены в сторону толкающихся баранов и овец. Мальчишки кидали в него специально собранными для этой цели камнями, а он не обращал на них никакого внимания, как будто ничто в этом мире не имело значения для него, кроме грязных, постоянно блеющих животных. Кунке всегда было жаль Тарула. В свои сорок лет он выглядел на двадцать. Казалось, время – единственная субстанция, которая пощадила его. Кунке, когда случалось проходить мимо, часто останавливалась и наблюдала за ним.

– Тебе больно? – однажды, не удержавшись от любопытства, спросила она Тарула и тут же осеклась, увидев невероятное страдание на его лице.

– Это ты, принцесса? – с почтением спросил он, медленно повернув голову в её сторону. Тарул долго смотрел пустыми глазницами на Кунке. Она была уверена, что он видит её каким-то своим внутренним зрением, которое обнажало её душу. – Ты проживёшь недолгую, но яркую жизнь. – Голос его звучал глухо и откуда-то со стороны.

Внезапно Тарул утратил интерес к Кунке и повернул голову в сторону овечьего загона. Его лицо, приобретшее было разумное выражение, вновь выглядело безразличным и страдальческим.

Сказанное сумасшедшим соплеменником удручило принцессу. Она заплакала – сначала тихо, а потом навзрыд.

– Ты что? Расстроилась? Не стоит, – послышался голос Милисы. – Это же всего лишь полоумный человек, который мелет языком что попало.

– Голос Тарула звучал так, будто говорил не он, а кто-то за него, – утирая слёзы, произнесла Кунке. – А что, если это Митра через него вещал? – испуганно заметила она.

– Ерунда, – жёстко перебила Милиса. – Ты должна видеть то, что можешь разглядеть сама, а не то, что тебя пытаются заставить лицезреть другие. Будущее увидеть никому не суждено, – уверенно закончила она.

Кунке помнила, что эти слова Милисы успокоили её, она перестала думать о предсказании безумного соплеменника, а потом и вовсе забыла о нём. Пока она спускалась по неширокой лестнице в глубь пещеры, из подсознания всплыло пророчество Тарула. Кунке вспомнила его слова, которые вновь заставили её содрогнуться.

Внезапно она увидела яркий свет, побудивший закрыть глаза. Вначале Кунке испытывала лёгкий страх, вызвавший дрожь в коленях и боль во всём теле. Захотелось сесть, что она и сделала: медленно, опираясь руками на холодный пещерный камень, Кунке опустилась на очередную ступеньку, которая оказалась на удивление тёплой. Принцесса снова стала считать от десяти до нуля, чтобы унять обуревавшее её волнение. Постепенно страх и тревога сменились желанием открыть глаза и осмотреться.

Перед Кунке была комната, в центре которой находился огромный столообразный камень, светящийся изнутри. На середине его стояла правильной формы золотая тарелка, от которой в разные стороны расходились яркие лучи, окрашивающие стены комнаты в жёлтый, красный, оранжевый цвета. Принцесса, движимая любопытством, которое перебороло страх неведения, осторожно подошла к камню. Она не нашла ни одной опоры, позволяющей золотой тарелке стоять на ребре. Это изумило её до такой степени, что она невзначай вскрикнула. Её крик эхом отдался в просторной комнате, и почти одновременно она услышала мягкий голос, который не принадлежал Милисе. Он звучал нейтрально: не женский, не мужской, но чёткий и совершенно бесцветный, лишённый какой-либо эмоциональной окраски. При этом лучи, отходящие от тарелки, меняли с каждым произнесённым словом свою интенсивность: они то усиливались, то меркли, и казалось, что это тарелка разговаривает с Кунке.

– Все твои желания исполнятся. Именно это ты хотела узнать? – прозвучало в голове Кунке.

– Все-все? – с надеждой спросила Кунке.

– Да. Ты станешь великой воительницей. Ты объединишь народы. Тебя будут почитать и стар и млад.

– А я долго буду жить? – с трепетом спросила Кунке.

– Ты не должна бояться смерти. Тебе следует бояться пустой жизни, – изрёк напоследок Митра.

Кунке была уверена, что именно Митра с ней разговаривает. При последнем слове лучи, исходящие от тарелки, заиграли разными цветами, переходя от жёлтого к оранжевому и красному, затем вновь к жёлтому, и остановили свою игру на золотом свете. Кунке стояла, заворожённая этим зрелищем.

– Думаю, Митра попрощался с тобой, – изумлённым голосом произнесла Милиса. – Пора уходить. Аудиенция закончена.

– Что закончено? – огорчённо спросила Кунке.

– Митра дал тебе понять, что встреча с ним закончена, – тихо ответила Милиса. – Пора подниматься к выходу. Главное ты узнала, не правда ли?

Кунке ничего не ответила. Она в последний раз окинула взглядом необычную комнату, обошла вокруг столообразного камня, хотела было прикоснуться к тарелке, протянула к ней руку, но почувствовала беспокойство и усиление жара. Она испугалась, что может разозлить великого Митру, пошла к лестнице и, осторожно ступая по ней, двинулась наверх. Потом спохватилась, развернулась в сторону тарелки и поблагодарила Митру за честь быть принятой.

– Будь уверена в себе, и ты многого достигнешь – эти слова прозвучали для Кунке как напутствие.

Она поклонилась Митре ещё раз, поблагодарила и, довольная, стала подниматься по лестнице к выходу из святилища.

Выйдя из пещеры, Кунке вдохнула во всю мощь своих лёгких свежий воздух и, широко улыбаясь, пошла туда, где её с нетерпением ждал жрец. Когда она приблизилась достаточно для того, чтобы старческие глаза жреца смогли её рассмотреть, он удивился увиденному. К нему подходила совсем не та девочка, что была накануне. Лицо Кунке светилось уверенным спокойствием и необычайной внутренней силой. Её глаза имели то глубокое и таинственное выражение, что характерно для человека, познавшего нечто сокровенное и очень важное. В другое время жрец обнял бы по-отечески Кунке и стал бы расспрашивать о результатах похода в святилище, сейчас же он не посмел этого сделать. Напротив, он почувствовал почтение к принцессе; сейчас он точно знал, что Кунке – достойная дочь царя.