Текст книги "Дары и причуды"

Дары и причуды
Лариса Бухвалова

Стихи из зелёного блокнота (1993—1997г.г.)

Дизайнер обложки Владимир Фуфачёв

© Лариса Бухвалова, 2024

© Владимир Фуфачёв, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-4117-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта книга долго ждала издания. После первой книжечки 1993 года, написанном в двадцать лет, на взлёте вдохновения я вошла в период окружающей глухоты и невозможности финансирования. Так стихи и лежали в рукописном варианте, в толстом зелёном блокноте.

Вот – теперь сама себе я и стала меценатом-издателем собственной книги своих стихов. И хорошо. Никому я не должна. Всё здесь авторское, кровное. Моя любовь, мои переживания и мечты. Мои дары и причуды.

В книге несколько фотографий. На двух из них я читаю в актовом зале стихи, держа в руке этот самый блокнот. С ним я побывала во многих уголках Нижегородской области. С ним я ездила в командировки по работе в Минск, Харьков, в Москву, в Иваново… Читала стихи с блокнота на многих литературных встречах.

Эта книга – мечта, исполненная через годы ожиданий.

Лариса Бухвалова, член Союза писателей России.

«У истока, в начале начал…»

 
У истока, в начале начал,
Я хотела так много свершить.
Мелкий дождик по крыше стучал.
Парка в небе свивала мне нить.
 
 
Говорила себе – всё смогу.
Прядки с неба дождями лились.
Не останусь пред Богом в долгу —
Совершу переход через жизнь.
 
 
Полагала всё в мире понять,
Глядя в дождик за мокрым окном.
Парка с неба спускала мне прядь
По листве в пелене дождевой.
 
 
Это было – как будто игра —
Нить атласных, неведомых рун.
Эту нить из окна приняла
Я как дар на дожде, на ветру.
 
 
1996.
 

1. ВСЯ В ОЖИДАНИИ…

«Вся в ожидании мгновенья…»

 
Вся в ожидании мгновенья,
невероятного, конечно.
Которое зовётся Вечность,
На цыпочках у вдохновенья.
 
 
Вся в ожидании у окон
и в поиске, и в невезенье,
и в коконе пыли музейной,
ещё не бабочка у Бога…
 
 
1994.
 

«Сбежать из дома, вспомнив смысл…»

 
Сбежать из дома, вспомнив смысл,
И не принять земную плоть.
Оранжевый кленовый лист
Как брошку к сердцу приколоть
 
 
Быть сумасшедшей, неземной,
Змеиться в жёлтой чешуе.
И не кончаться – Бог с тобой,
А начинаться – Бог в тебе.
 
 
И без пути увидеть путь,
Привычную разрушив клеть.
Как душу телу не вернуть
И ничего не заиметь.
 
 
И не поняв – как жить и лгать,
Судьбу, как город, обогнуть.
Посеять с тайнами тетрадь,
И вообще земную суть.
 
 
И жёлтым клювом бить в стекло,
В непонимание разлук.
И ощущать – как повезло
Мне на стеченье слёз и мук.
 

1994.

«Услышав голос, я смолкаю…»

 
Услышав голос, я смолкаю,
боясь прервать дрожащий звук.
Я эту женщину не знаю,
недосягаемых тех рук.
 
 
Как будто письмена сжигаю.
Вдруг встречи жажду и боюсь.
Стихов её я не читаю,
как будто Бога сторонюсь.
 
 
Я понимаю, что так надо —
В глазах, чернеющих её
Живёт не радуга, не радость,
а одиночество одно.
 
 
Хитросплетения из терний,
Какие всё тесней и злей…
Но в даль гляжу, за ветви терний,
На тайный зов души моей.
 
 
1994.
 

«Весь мир теперь поделен…»

 
Весь мир теперь поделен:
Чужие и друзья,
Цветение, метели.
И кто, среди них, я?
 
 
Нескладная, чудная.
И чувства на разрыв.
Живу, не замечая
Соперников своих.
 
 
И, может, в том спасенье.
Кто он – ближайший друг?
А если рядом мщенье
От обнимавших рук?
 
 
Не дозволенье чуда,
Несправедливый суд.
Я странник ниоткуда.
Меня не узнают.
 
 
1994
 

«На шпагах! Да! Дуэль на шпагах!..»

В гавань заходили корабли…

(из песни)

 
На шпагах! Да! Дуэль на шпагах!
Ты – принц. Он – бешенный пират.
И, непременно, виноват.
А ты – невиннее святого.
Я – дева юная меж вас —
Над лазуритом вод бездонных
Бушующая амазонка.
Платок летит, в ветрах кружась,
Над шхуной ввысь, под голос звонкий.
 
 
Гляди, махровый волк морской,
Кто биться кинулся с тобой —
Он – как свечи святое пламя.
Ты – в чёрных, резких шрамах камень.
Полощется любовь над нами
Корсарским флагом беззаконным.
На шпагах! В крике оголтелом
Смешаются, столкнуться маски.
Пират с ножом и принц мой смелый…
Ал непорочный парус белый
Из вечной сказки.
 

1994.

«Так встречи ждёшь, но час ухода…»

 
Так встречи ждёшь, но час ухода.
Лишь прикоснёшься – век разлук.
Наперекор – когда-то всё же
Нам эти двери распахнут?
 
 
Когда-нибудь, по мановенью
Волшебной палочки мечты,
Исчезнут стены отчужденья,
И, вмиг, сойдёмся – я и ты.
 
 
Но чуда нет. И мне не слышен
Заветный голос, сердца стук.
И не видны сквозные нити
Лучей стремящихся от рук.
 
 
1994.
 

«Странно писать о несчастной любви…»

 
Странно писать о несчастной любви.
Или я что-то забыла в минувшем?
Сердцебиение ль тише и глуше
От совпаденья не встреч и обид?
 
 
Мне ли чужую слезу выбивать,
Тем, кому болью чужою живётся?
Только – однажды увидевшей солнце
Нечего мне в этом мире терять.
 
 
Нечего от пересудов беречь,
Если так просто понять и поверить.
Будто уже открывала все двери.
Или – стояла на месте всех встреч.
 
 
1994.
 

«Ни стихам, ни душе отпущенья…»

 
Ни стихам, ни душе отпущенья.
Под дождём облетает листва.
Это беглая боль подозренья,
Словно в чём я себе солгала?..
 
 
Только ветра истома больная
Кружит лёгкий клубок паутин.
Это имя отбилось от стаи,
Этот голос остался один.
 
 
1994.
 

«Устала года пролистывать…»

 
Устала года пролистывать,
Счастливые в них мгновения
Считать опавшими листьями,
Свершёнными, тем не менее.
 
 
Всё глупости и нелепости,
Стремления и сомнения.
А скажут иные, в Вечности,
Что были мы современники.
 
 
И двадцать как зёрна зрелые
Покатятся в травы встречные.
И разница, несовпадения
Покажутся просто мелочи.
 
 
1994.
 

«Нет. Всё иное. Эта осень…»

 
Нет. Всё иное. Эта осень
Иная. Лет бы сто назад
Здесь было непременно проще,
Был светел сад.
 
 
И девушка была иная.
И ты иной.
Тогда она, всё понимая,
Шла за тобой.
 
 
Но старый сад, увы, утрачен.
Погас твой взгляд.
Лишь призрак бродит в сне вчерашнем,
Смотря назад.
 
 
1994.
 

«Зачем-то хотела первой…»

 
Зачем-то хотела первой
Быть, самой. И так летела,
что не признавала ценность
Взросления – жизни целой.
 
 
Лишь била по нервам клавиш,
Карябала больно память
За то, что причин не знает,
И даже не помнит Рая.
 
 
Вздохнула светло и грустно,
Услышав однажды фразу:
Всё будет – и взлёт, и мудрость.
И, даже, небо в алмазах.
 
 
1994.
 

«Нет, я не улетаю, а сказку вам слагаю…»

 
Нет, я не улетаю, а сказку вам слагаю.
И рвусь, и возвращаюсь, стихая на пути.
Затем, что дорогое, как жемчуг, предлагаю —
Пылинку золотую с протянутой руки.
 
 
Я верю – если рядом пульсирует живое,
То это чьё-то сердце, что степлилось со мной.
И я ему без страха, без робости открою —
Какая бесконечность в пылинке золотой.
 
 
В ней сад, где свет струится, щебечут птицы звонко,
Всё проникают нити, и голос – сладкий стих.
Там друг мой будет нежно, медлительно и тихо
Волос моих касаться в пылинках золотых.
 
 
1993.
 

«Не печальтесь – я просто свободна…»

 
Не печальтесь – я просто свободна,
Не спешите – я в детстве живу.
Потому и смеюсь беззаботно,
Мчась открыто навстречу всему.
 
 
Я взметаю так радостно руки —
Это крылья, представьте себе.
В них невидимой музыки звуки,
Беззаботность и радость на всех.
 
 
Или завидно чистому счастью?
Иль негоже мне крылья иметь,
Так любить, улыбаться и мчаться
Среди взрослых проблем и сует?
 
 
В небе звёзды горят и не гаснут.
Кружат листья – посланья берёз.
Всё на свете настолько прекрасно,
Что нет места для дум и для слёз.
 
 
В сердце чувств бесконечная бездна,
Краски лета для юных сердец.
Став земной – в толчее я исчезну.
Всё свершится и, верно, конец.
 
 
1994.
 

«Осень…»

 
Осень.
Эта осень – странность.
Зябкий стих.
Хрустнувший, вдруг,
Под ногами
Льда триптих.
 
 
В осени
Притихшей, мудрой
На двоих
Как же много веток бурых
Мокрых лип.
 
 
1994.
 

«Слушать мысли и быть спокойной…»

 
Слушать мысли и быть спокойной.
Не боящейся гулких бед.
То не листья по свету гонят —
Возвращают меня к себе.
 
 
И такой моросящий дождик,
Как улыбка сквозь лёд и мёд.
Это небо, касаясь, с дрожью,
Гладит чёлку мою и жжёт.
 
 
В мокром сене ищу иголку,
Намекнув в золотую высь:
Обожаю сбивать всех с толку
И смотреть – в чём упрятан смысл?
 
 
1994.
 

2. Разрешение жить

«Я решенье искала…»

 
Я решенье искала…
Сколько раз, сколько лет
Мне лететь сквозь провалы,
Где не виден ответ?
Осуждения ближних,
Ставших будто стена.
За юродство, за близость,
За слова: «Я сама!»
Пробиваясь сквозь тернии
Я ли стану просить
Дозволенья петь песни,
Разрешение жить?
 
 
1994.
 

«Не обошла. И в сотый раз уже…»

 
Не обошла. И в сотый раз уже
Я эту участь чёрную встречаю —
Как цепью, кандалами обручают
Меня на судьбоносном вираже.
 
 
Отмечена я ей, не превозмочь.
Её гвоздём прибита я сурово.
Ни на секунду ввысь, ни на полслова…
Не отойдёт она, не сгинет прочь.
 
 
Заметит и бежит издалека:
– Ну как? Я ненаглядная? Сладка ли?
И, будто что-то встречное вплетая,
Упрямо отвечаю ей: «Сладка!»
 
 
1994.
 

«Мэтр рассуждает глобально…»

 
Мэтр рассуждает глобально:
«Реальный масштаб таланта?..»
А может я нереальна
От этого непонятна.
 
 
Кружусь я над пастью грозной,
Где ветры и вьюги колки.
Видны из колодца звёзды!
Пошли мне, Господи, стойкость.
 
 
Да выдержит дух, опора
Нахлынувшую стремнину
и невероятность спора
за жизнь и её причину.
 
 
1994.
 

Лукошко

 
Подожди, говорят, подожди.
Повзрослей ка ещё немножко.
Вот возьму и уйду по дожди
В дальний лес с золотым лукошком.
 
 
С тем, что в детстве, ещё цветном,
Мне для ягод лесных купили.
С окаёмочкою цветной,
Да ценой-то всего полтинник.
 
 
С тем, в котором в чужих краях
Письма с родины буду прятать,
Где на донце ещё горят
Отоспевшей малины пятна.
 
 
1992.
 

«Чувство – словно в чужом краю…»

 
Чувство – словно в чужом краю
Я обряд совершаю странный —
Заодно с суетою пью
Я из чаши свою же старость.
 
 
В бесконечных теряясь днях
Забываю родные речи,
Песни жаворонка, соловья,
Сладость сказки у тёплой печки.
 
 
В деревеньке, где тишь кругом,
Не бегу с золотым лукошком.
И над долом не мой уж дом,
И герань не в моих окошках.
 
 
1994.
 

3. ЦВЕТЫ ЗАБЛУЖДЕНИЙ

«Разгадка – мы любим цветы заблужденья…»

 
Разгадка – мы любим цветы заблужденья.
Дороги смыкаются – чудо сбылось.
Нам надо. Нам трезвость повсюду последней
Приходит, как это уже повелось.
 
 
Стучаться к нам в двери, приходят за нами.
И мним, что открытие нам удалось.
Нам верится слепо: вот – чудо поймали!
А гвоздик ладонь проникает насквозь.
 
 
1994.
 

«Лучше себя не знать…»

 
Лучше себя не знать.
Легче тогда смириться.
А я не хочу синицей
В цепких объятьях стать.
 
 
Что законы велят?
В небе жизни неладной
Лишь сначала нескладно,
Но судьба мне – Летать!
 
 
Вам ли об этом знать,
Осмеивая вдогонку?
Маяться журавлёнку,
На крылья пытаясь встать.
 
 
1995.
 

«Я не на небесах, как то ни грустно…»

 
Я не на небесах, как то ни грустно.
Не в сбывшихся мечтах, как ни печально.
Души котомочку одни суеты грузят.
И крылышки опали за плечами.
 
 
Я на задворках мира. Шлю по факсу
Для Господа сплошные телеграммы:
«Живу в глубинке. Те-Че-Ка. Без фарса,
В преддверии зимы вставляю рамы.
 
 
Дел насовали – до скончанья света.
Нет времени на поиски значенья жизни.
Боюсь сойти с ума от рамок этих
И поломать капкана механизмик.
 
 
1995.
 

«Устала просто верить…»

 
Устала просто верить,
Всё понимать и ждать.
И, встретившись, скорее
От взгляда прочь бежать
 
 
В мир голубого снега
В вечерней волглой мгле.
И думать – чувство небыль,
Узор лишь на стекле.
 
 
1995.
 

«Ну вот – все смыслы поняты…»

 
Ну вот – все смыслы поняты.
Друзья в пути растеряны.
И можно жить в приземистой
Избушке. И стареть.
И, намотавшись досыта,
Подолгу лузгать семечки.
И не влюбляться впредь.
 
 
1995.
 

«Я поняла – всё в детском Рае…»

 
Я поняла – всё в детском Рае.
Наивное тепло и радость.
А дальше – Ад. Стихи сгорают.
Уже недостижима святость.
 
 
Ещё вселяются сомненья,
Соизмерения и зависть.
Мы обожаем свет молений,
Страшась при этом наказаний.
 
 
Нам всё насущнее земное,
Необходимее спасенье.
Мы умножаем семя злое,
Впадая в большее мученье.
 
 
Наощупь в детство проникая,
К истокам, постигая душу
Я понимаю – там святая.
А здесь – уже грубей и глуше.
 
 
1995.
 

«Это просто усталость…»

 
Это просто усталость.
Это не наяву.
Что-то страшное вкралось
Утром в душу мою.
 
 
Ветер в сумке дорожной.
Демон то или бог?
Роковая возможность
Отличать явь от снов.
 
 
1995.
 

«Я возвращаюсь в старый дом…»

 
Я возвращаюсь в старый дом,
Где по старинке жгут свечу
На кухне. И в окне сенном
Не изменился мир ничуть.
 
 
Шагну с вокзала в давний сон.
Вот дверь избная, круг огня.
Но – словно что произошло
Пока здесь не было меня.
 
 
1995.
 

«Всё бы стереть из памяти…»

 
Всё бы стереть из памяти.
Прошлое чаще лжёт.
Это обман сохранности.
Просто ячейка сот.
 
 
Пыльные крылья бабочки,
Что не блестят в плену.
Те, что превратно кажется,
К жизни можно вернуть.
 
 
Он не придёт – загаданный,
Богом даденный в срок.
Сердце с петелькой замкнутой
Превратилось в замок.
 
 
1995.
 

«От дома и до дома побираться…»

 
От дома и до дома побираться.
Сколь милостынь у нищего в руке…
Мне б с лёгкостью любить и расставаться,
Быть ветреной и мчаться налегке.
 
 
Так чередою засиневших просек,
Где брезжит то колючка, то люпин
Бежать без промедления, без просьбы,
Без памяти, без встреч и без смотрин.
 
 
1995.
 

«Уже всё есть, а я искала…»

 
Уже всё есть, а я искала.
Живёт безмолвная зима.
И счастье даже эта малость —
Стоять и ждать на гране сна.
 
 
Не улетать и не клубиться,
Не соглашаться ни на что.
Там просто небо, просто птицы.
Летят снежинки на пальто.
 
 
1995.
 

«Я много ещё напишу…»

 
Я много ещё напишу.
Я много ещё скажу.
Замкнут – сбегу по дождю
В холодную ночи жуть.
 
 
И не убоюсь небес,
Где слышен печати хруст.
Я… я докажу тебе
Всю трепетность сильных чувств!
 
 
И слухи мне нипочём.
Затем, что источник чист.
И ангел, взмахнув мечом
Не может нас разлучить.
 
 
1995.
 

«Ни встреч чтоб, ни добрых рук…»

 
Ни встреч чтоб, ни добрых рук…
Всё к лучшему? Злая ложь!
Я руку твою беру.
Ты руку мою берёшь.
 
 
Меж нами дремучий лес.
Он чёрный кромешный страж.
Хочу, желаю чудес!
Но вижу опять мираж.
 
 
1995.
 

«Я что-то значу для тебя?..»

 
Я что-то значу для тебя?
Ты понимаешь – сердце плачет.
Неразрешимая задача.
Я что-то значу для тебя?
 
 
Ты далеко. Я тщусь, моля
Послать сигнал от края света,
Чтоб угадать, хоть по приметам —
Среди других… тебе кто я?
 
 
А может нас Господь разъял?
Пропала я. И что мне делать?
Ищу на этом свете белом
Куда в тебе пропала я?
 
 
1995.
 

«Как ты меня приручил…»

 
Как ты меня приручил.
И стала бескрыла я.
Птичья стая летит.
Но держит меня земля.
 
 
Я каюсь перед собой —
Придавлена я к земле,
И душит меня любовь.
И сотни причин во мне.
 
 
1995.
 

«Как могла?! Отпускала в ветреность…»

 
Как могла?! Отпускала в ветреность.
На тебя не имела прав.
А потом умирала медленно,
За колени себя обняв.
 
 
В этой битве сражаться б воину.
Уступила судьбе в бою.
Знаю – сложно понять, особенно
Душу странствующую мою.
 
 
Но сегодня во тьме расслышала —
Ты пришёл пичугу обнять.
И теперь я слепая, нищая —
Сладких слёз не могу унять.
 
 
1995.
 

4. ГРОШИК

Песенка нищенки

 
Меня из дома выгонят.
Пойду я побираться.
На дудочке наигрывать,
Да над собой смеяться.
 
 
Сошью ка юбку до полу
Из шали старой девы,
Чтоб шли со мною по миру
Бок о бок быль да небыль.
 
 
Нанищенствую грошик я.
Покроют ноги цыпки.
Забуду всё из прошлого
И стану неказиста.
 
 
Усну дождём настигнута
На чердаке, хранима
Соломой хрусткой с иглами,
Где мыши и крапива.
 

1991.

«Я не беспечная. Остановись…»

 
Я не беспечная. Остановись.
Мгновения полны случайностей.
Понятие большое – Жизнь
Сейчас звучит в моём отчаянье.
 
 
И у дверей, ведущих в Рай,
Да не застигну постороннего,
А научившегося принимать
Мольбу души, её особенность.
 
 
Не рассуждающего в пустоте
О чистоте невинной совести,
А согласившегося претерпеть
Все промахи мои и горести.
 
 
Того, кто всё ж не зачерствел,
И за года не сник, до тления.
И рад изгоем по земле
Пройти за это откровение.
 
 
1995.
 

Одному мальчику

 
Кто знает нас? Наш мир о чём?
Подкидыши мы на крылечке
Вселенной? И у старой печки
Наш век нечаянно сочтён?
 
 
А, может, в снежности зимы
Нас Богородица носила
По сёлам, городам… и ты —
Тот самый – маленький Мессия.
 
 
И я не стебелёк пустой,
Не чёрточка в ночи, а прежде —
Стремление к мечте, к надежде
От безысходности земной.
 
 
Ведь есть Он – Бог – любая весть
Так бередит, собой пленяя.
Возможно ль нас побить камнями
Из-за того лишь, что мы есть?
 
 
Да не однажды ещё страх
вселишь ты плача и пророча.
И образа замироточат
В провинции, в глуши, в церквах.
 
 
Кто знает нас? Какие мы?
Мы грешные и мы святые…
Затеряны в снегах России,
Как будто на краю земли.
 
 
1995.
 

«А всё-таки в тайгу…»

 
А всё-таки в тайгу.
А всё-таки в скиты
От слёз, от бесконечного волненья
Бежать и увозить себя, свои стихи,
И руки, и глаза, и вдохновенье.
 
 
Я здесь не ко двору – с оранжевым крылом,
С косичкой детской, в васильковом платье…
Я четверть века есть… но только в черновом,
Написанном вслепую, варианте.
 
 
1995.
 

Путь на восток

 
Может это сон? Или явь окрест?
Вижу чёрный дол, да дремучий лес.
 
 
Мы бредём пешком, не жалея ног.
От родимых мест прямо на восток.
 
 
Поезда стоят. Нет простых дорог.
День за днём идём мы на свой восток.
 
 
Далеко идти. Это путь такой.
Там, за синью гор, обретём покой.
 
 
Позади страна. Вся она в огне.
Гибнут города в мировой войне.
 
 
Больше нет её. И осиротев
Чёрной дверью бьёт однокрыло хлев.
 
 
В пустоту кричит обожжённый рот.
Это в жизни всей, точно, поворот.
 
 
Непонятно нам – будем спасены?
Нет обжитых мест. Пилигримы мы.
 
 
Хлеб сиротский наш скудный горевой.
В глубину лесов мы идём – домой.
 
 
1995.
 

Трудный вопрос

 
Где до жизни были мы? В потёмках.
Ничего нет больше тайны той.
Что же выбрать – посох и котомку?
И дорогу серою строкой…
 
 
Поиск смысла – вот оно – терзанье.
Хочется разрушить тишину.
Разве нас втолкнули в мирозданье
Не сказав при этом – что к чему?
 
 
1996.
 

«Что это? Детское виденье?..»

 
Что это? Детское виденье?
Лишь сон… А, может быть, судьба?
Бродить по свету, в чудо веря.
Питаться тем, что Бог подаст.
 
 
Жить и глядеть в большое небо
Продрогшей птахой на юру.
И не понять, что я – потеря.
Монашка глупая в миру.
 
 
1995.
 

Одна

 
Я привыкну мотаться по свету.
Я не сахарная, не хрупкая.
А покажется – это сослепу —
Не пойму, потому что глупая.
 
 
Ошибусь сотни раз. Ну высмейте.
Это в жизни моей намечено.
Скажут сказки. Нет! Всё же Истину
Я, однажды, постигла в вечности.
 
 
Мне приснилась она – посмейтесь все.
Я листала ту Книгу тайную,
Что хранима за тьмами светлыми,
За пределами всякой памяти.
 
 
1996.
 

«Дымной холстиной неба…»

 
Дымной холстиной неба,
Вышитой крестиком встарь,
Я улетаю в небыль
Изб лубяных и бань.
 
 
Старой деревни бытность,
Тонущей в тополях,
Где безмолвием дышит
Настасья – прабабка моя.
 
 
С непостижимым взором
Староверки святой,
В чёрной одёже суровой
На фото в рамке простой,
 
 
От предела былого,
Глазами упёршись в твердь,
Глядит печально и строго,
Тщась меня разглядеть.
 
 
1996.
 

Русская сказка

 
Россия – бессонная птица
На крыльях в ночное несёт.
С жеребчиком кобылицу,
Где с месяца млеко течёт.
 
 
А её в лугах, в травах мнится
Толь плач, толь в надрыв кто поёт,
Забытая нами криница,
Где сказка с жар-птицей живёт.
 
 
Там в небе в зарницах мальчишка
Пасёт белогривых коней.
И Сивка игривая мчится
Простором пшеничных полей.
 
 
За речкой зарницы померкнут.
Во тьму окоём окунёт.
Лишь дух промелькнёт и исчезнет
Над кровлей горбатый конёк.
 
 
Там сад осыпает порощу
Душистого цвет-покрова.
Зовёт кобылица за рощу
Чужих лошадей со двора.
 
 
Наличники – конки резные.
Резьба как дуга по лицу.
Бубенчики слышно родные
Узором дуга по венцу.
 
 
Звезда за звездою родится,
Пока все окрестности спят.
За млечною сон-кобылицей
Лубочные кони летят.
 
 
1996.
 

5. СЕРДЦЕ НАВЫВЕРТ

«А сегодня в душе моей пусто…»

 
А сегодня в душе моей пусто.
И сердце моё навыверт.
Вот сейчас точно небо хрустнет
И в виске моём будет дырка.
 
 
Я тихонько посмеюсь о мире,
Приложив к кривым губам ладошку.
Да мне не во что даже верить.
Я сама уже где-то в прошлом.
 
 
08.03.1996.
 

«Многое не сказала…»

 
Многое не сказала.
Всё заметёт зима.
Площадью у вокзала
Будничная прошла.
Любовь не моя затея.
Каприз, вплетённый в стихи.
Разные несовпаденья.
Так – барашки тоски.
Я подошла к киоску.
Листала журналы там.
Вот я и стала взрослой,
Чёрствой, как ты мечтал.
 
 
1996.
 

«Ты свыкся с жизненной тишиной…»

 
Ты свыкся с жизненной тишиной,
Со снегом, со скукой дня,
С огромной пропастью за стеной,
С бетоном и тьмой… а я?
 
 
Ты вышел в улицы суету,
Стандарты поняв и приняв,
Раздув по ветру сон и мечту,
Где раньше вмещалась я.
 
 
А я растревоженная живу,
Шаблонам толпы не вняв,
Скуля ночами в своём дому
В подушку своё: – А я?..
 
 
Ты не дурак, чтоб вступится в муть,
Где встреч топляки горят.
Что было – сплыло – то не вернуть.
И куклой застыла я.
 
 
Располагаясь мечтать и ждать,
Любовь точно плод тая.
В попытке вновь, кулачишки сжав,
Шепнуть за спиной: – А я?!
 
 
1996.
 

«Всегда ли смогу укрыться я…»

 
Всегда ли смогу укрыться я
За хиленькой философией?
А впрямь – настоящих рыцарей
Заменят смешные копии?..
 
 
Вся жизнь суетой повязана.
И грёзы в детстве оставлены.
Ушла, как лишняя, сказочность
С конями по разнотравью.
 
 
В забытом мире замедленно
Летят наши души светлые,
Как в небе дикие лебеди
Над краем суровым северным.
 
 
Полозья скрипят тревожные
Клинками ржавыми бытности,
Сквозь нас прорезая сложности,
Перерезая нити нам.
 
 
А мир-то был удивительный.
А ожидалось многое.
И чудо, и свет события…
Но лезвия в грудь, со строгостью.
 
 
Неужто вершин не взявшие
Те молчуны под ношами?..
Живу и полнюсь печалями.
Из мягкой делаюсь жёсткою.
 
 
1996.
 

6. В сутолоке городской

«Не разумея сущность быта…»

 
Не разумея сущность быта,
От вечно пачканных кастрюль
Я убегаю к тайне смысла,
К стихам, где небо и июнь.
 
 
И бросив дом по дням воскресным,
Затем что круглая земля,
Хрустя снежком бегу на встречу
К таким же «чокнутым», как я.
 
 
1996.