Текст книги "Формула неверности"

Глава четырнадцатая

Говорят, у родителей первые дети рождаются более крупными, но на примере Тани с Машей это правило можно было бы рассматривать как исключение, то, что обычно пишется в сноске со звездочкой.

Маша, на взгляд сестры, была росточка небольшого – всего метр шестьдесят пять, а Таня на целых десять сантиметров выше ее. Конечно, Мишка со своими метр восемьдесят пять подходил Татьяне по росту куда больше, чем Леня, который выше жены всего на два сантиметра. И заметно это, только если они стоят рядом босиком, а так обычно кажется, что она выше его. Прическа, каблуки, пусть и самые маленькие…

Что у Татьяны с головой? Чего вдруг она занялась этими подсчетами?

Ничего не вдруг. Все можно объяснить, если не закрывать глаза на правду. Танина ностальгия по прошлому вполне объяснима. Они с Ленькой все больше отдалялись друг от друга, вот она и цеплялась за что-то основательное. Вспоминала то время, когда она не чувствовала себя ненужной и одинокой. За ее жизнь с Мишкой.

Зря она все время талдычит, что разбитого не склеишь. Никто не разбивал их жизнь. Их просто насильственно друг от друга оторвали…

«Замечательная теория, не правда ли? Прямо хоть собирай вещи и возвращайся к бывшему мужу. А Маше оставить Леньку, раз уж они друг другу так по росту подходят! Если захотеть, можно объяснить самой себе все, что угодно!

Пожалуйста, Татьяна Всеволодовна, думайте о своих насущных делах!»

Маша оказалась права, к ее приходу Леню уже перевели в общую палату, где вместе с ним лежали еще пятеро мужчин. Таня подумала, что, наверное, она слишком лихо расправилась с деньгами, врученными ей супругом. А вдруг ему захочется лежать в отдельной палате, и она совершенно не представляла, сколько это может стоить.

Леонид, как видно, чувствовал себя более-менее сносно, потому что, увидев Таню, даже слегка помахал ей рукой: мол, я здесь. Но в остальном… Сейчас он не был похож на себя, бледный, заросший черной щетиной, с черными кругами под глазами.

Она прошла мимо кроватей, на которых лежали или сидели другие мужчины, которые проводили ее заинтересованными взглядами.

Таня могла, конечно, в угоду Леньке, который привык видеть ее куда менее яркой, чем теперь, вернуться к своему прежнему облику, но ей не хотелось больше идти на поводу ни у кого. Пусть и Леня принимает ее такой, какая есть, вернее, такой, какой она хочет быть. Даже в этом белом халате, отглаженном и затянутом белым же пояском, – чего-чего, а в их доме халаты не дефицит.

Все труднее оказывается держать в руках это ее новое «я», неуместно себялюбивое и эгоистичное. О чем думает Татьяна, будучи в этом храме Гиппократа!

– Первый раз в жизни я в больнице, представляешь, – проговорил Леонид почти весело и кивнул на капельницу: – А уж чужой крови и так называемого физраствора в меня столько закачали, что от горячей крови Каретникова остались одни воспоминания.

Он взглянул на нее доброжелательно.

– А ты знаешь, я был не прав. Что поделаешь, привык к тебе той, а теперь надо привыкать к совершенно другой. Но такой облик тебе идет больше. Ты и похорошела, и помолодела…

Кажется, разбавили не только кровь Каретникова, но и его собственнический инстинкт. Впервые она услышала от него подобный комплимент.

– Погоди обо мне. – Таня наклонилась к мужу и поцеловала его, приятно удивленная такими изменениями. – Это же не я лежу в больнице. Лучше расскажи, как ты себя чувствуешь?

– Торчу, понимаешь, здесь и удивляюсь, почему я до сих пор не умер.

– Вот ты пошутил!

– А кто стал бы горевать? – Он усмехнулся и посмотрел Тане в глаза.

Она на один миг смутилась и пробормотала по возможности искренне:

– Давай не будем обсуждать то, что, я надеюсь, произойдет еще не очень скоро.

– Но надеешься, что произойдет?

Вот так всегда, он обязательно все испортит. Опять он недоволен. Таня-то здесь при чем?

– Скажи, а ты знаешь, кто ударил тебя ножом? – спросила она; не потому, что ее это так уж интересовало, но чтобы поддержать разговор.

Лицо мужа в момент стало отчужденным.

– Какая тебе разница кто, – сказала он грубовато, – главное, не до смерти зарезали, и на том спасибо.

– Но как же… ты так спокойно об этом говоришь, будто тебе просто на ногу наступили. Наверное, и милиция станет тебя расспрашивать.

– Уже расспрашивала, – хмыкнул Леонид.

– И что ты сказал?

– Сказал, что бандиты напали. А я их в темноте не разглядел…

У Тани тоже испортилось настроение. Видит Бог, она хотела в сотый раз попробовать перейти с мужем на доверительные отношения. Чтобы он видел в ней не только домработницу и спальную принадлежность. Потому она сказала внешне спокойно и даже безразлично:

– Ну ладно, не хочешь – не говори. Тут я тебе продукты принесла.

Она стала выгружать пакеты в тумбочку у его кровати.

– Может, тебе хочется чего-нибудь вкусненького, так ты скажи. Я приготовлю.

– Пока я и сам не знаю, чего хочу. Не суетись. Ты же знаешь, я до жратвы не очень жадный. И не привередливый. К тому же ты так готовишь, что любое блюдо становится шедевром…

Это он спохватился, что слишком резок с ней.

– Пожалуйста, Тань, подсуетись там, со старшей медсестрой поговори или кто у них на этой работе… У меня в барсетке был сотовый телефон. Ты скажи, чтобы мне его вернули… Нет, погоди. – Он наморщил лоб, вспоминая. – Может быть так, что я оставил его в машине. Ты знаешь, где стоит моя машина?

– Знаю, у здания Машиной клиники.

Он смешался, но только на мгновение.

– Тогда ты сотик найдешь. Принеси мне его. Я тут осмотрюсь, а потом позвоню тебе, что да как. Маша сказала, вроде мне какое-то лекарство нужно, но она сама его привезет.

– У тебя была Маша? – удивилась Таня.

Леонид кивнул, и на мгновение взгляд его затуманился, как если бы он вспомнил о чем-то приятном. Но для Тани он проговорил уже будничным тоном:

– Заезжала перед работой. Все-таки она мне «скорую» вызвала и сама со мной поехала. Потому и решила узнать, не загнулся ли я.

Он криво усмехнулся. Между ними будто холодок прошел, выдувая остатки добрых отношений. Сразу стало неуютно, и Таня, еще немного посидев возле Леонида, распрощалась. Им впервые стало не о чем говорить. Странно, другие пары несчастье сближает. Наверное, те, в которых муж и жена любят друг друга. Или хотя бы еще помнят о своей любви.

Уже уходя, она спохватилась:

– Леня, ты не возражаешь, если я пока на твоем «форде» поезжу?

Ее просьба так удивила Леньку, что он даже не сразу нашелся что ответить.

– Понимаешь, городским транспортом ехать долго: сначала трамваем, потом троллейбусом.

– Конечно, езди, – наконец выдавил он. – Только будь осторожнее, у тебя ведь так мало практики.

Но Таня по его глазам видела, что только собственная беспомощность вынудила его согласиться. Он небось нарисовал себе яркие картины ее кокетства, заигрывания с другими мужчинами, повод для знакомства. Да что там знакомства, измены! А главное, что он лежит в больнице и не может ее контролировать!

Да он просто собственник! И тут уж не имеет значения, любит Таню или нет. Пока она его жена…

Но тут же он будто опомнился, поманил ее поближе, попросил ее руку и поднес к губам.

– Прости меня, Таня, если сможешь.

Она едва сдержалась, чтобы не выдернуть у него руку. Ни к чему ей эти индийские страсти, когда их киношный злодей вдруг пробуждается для добра и любви. Леониду Каретникову идет смирение, как монашке мини-юбка.

– Прощай, – все же сказала она и пошла прочь.

– Не забудь про сотовый телефон! – крикнул он ей вслед.

Таня представила, как он сейчас лежит и злится: симпатичная женщина в модных тряпках, на которые он по собственной глупости выделил офигенные деньги, – за рулем сугубо мужской машины. Нет, он совершенно напрасно уступил ее просьбе. О своих словах – насчет прощения – он, конечно, тут же забыл!

Правда, Таня и не призналась мужу, что к больнице можно было бы вовсе не ехать долго и с пересадками, а просто сесть на маршрутку. Но рассказ о ее двойных пересадках звучал так жалостливо.

У нее мало практики, видите ли! А когда он пил в компаниях и Таня везла его по ночным улицам через весь город, практики у нее было достаточно.

Мысли хаотично прыгали у Тани в голове с одной на другую, пока наконец опять не свернули в колею, с которой она все тщетно пыталась уйти: кто ударил Леньку ножом? Кому он перешел дорогу и где? Смешно думать, будто на него мог напасть работодатель, чтобы покарать за некачественную работу. Уж скорее вычел бы нанесенный убыток из зарплаты…

Да и деньги ему за прорабство вряд ли платили такие большие, тут Шурка права. Значит, муженек влез в какой-то криминал. А где криминал, там разборки – в боевиках об этом всегда говорится.

Гадай не гадай, а лучше всего, наверное, спросить обо всем у Леньки. Не теперь, пока он в больнице лежит, а попозже, когда выздоровеет… Если, конечно, захочет говорить. Не отмахнется, как только что. Как же Таня дошла до жизни такой, что у нее с мужем нет контакта? Вообще никакой душевной близости? И ее совершенно не успокаивает знание, что таких супружеских пар много. Она вовсе не хотела принадлежать к такой же.

Ко всему прочему, ее не оставляла в покое мысль, которую Таня усиленно от себя гнала: почему соврала ей всегда такая честная Маша?

Да и Леонида она терпеть не могла. А тут вдруг – забота выше крыши. Неужели это все из-за нее, из-за Тани? Заехала проведать перед работой, привезет ему какое-то там лекарство… Попробуй разберись, что к чему.

Из больницы Таня поехала к своей подруге Соне, которая работала в администрации города – возглавляла бюро по работе с кадрами.

Они не виделись месяца два – только перезванивались. Ленька терпеть не мог, когда в его отсутствие к Тане приходили подруги. Ему казалось, что они не могут говорить ни о чем другом, кроме как обсуждать его персону или делиться впечатлениями о других мужиках, что было еще хуже.

Мысли его по этому поводу оригинальностью не отличались: раз Таня ушла от первого мужа, может уйти и от второго, если вовремя не пресечь ее контактов с подругами. Все они как на подбор, конечно, шлюхи, а если Тане все-таки очень хочется с ними общаться, то вполне можно делать это в его, Леонида, присутствии.

Секреты? Какие секреты могут быть у жены от мужа?

Вначале Таня смеялась, настолько его требования представлялись ей дикими, а потом смеяться перестала, когда поняла, что муж не шутит.

Она приводила в пример Сониного мужа – Дениса, который нарочно оставлял их наедине и, уходя, шутливо приговаривал:

– Посидите-почирикайте: кто кого разлюбил, кто кому изменил…

– Да не хочу я быть ни на кого похожим! – орал Ленька. – У меня свои представления обо всем, и опыт показывает, что в своих предположениях я еще ни разу не ошибся!

Наверное, каждый человек себя несколько идеализирует, но чтобы настолько!

Подруги уговорили ее уступить Ленькиным прихотям. Не разваливать же семью из-за ерунды. Общались с тех пор в основном по телефону. Поэтому Соня удивилась ее звонку. И сказала ей – видимо, в кабинете был кто-то посторонний:

– Минуточку, Татьяна Всеволодовна, сейчас я найду документ, который вам нужен.

В трубке был слышен какой-то разговор, а потом Соня сообщила:

– Ну вот, теперь я одна, и мы можем поговорить. Как дела, есть новости?

– Навалом!

– Тогда молчи, тогда ничего не говори. Не хочу разбавлять этот «навал» одиночными фразами. Ты сможешь сейчас ко мне приехать?

– Смогу.

– Вот и приезжай. Мое начальство в командировке. Закроемся в кабинете и спокойно поговорим. Я закажу тебе пропуск.

Соне можно было говорить все. Она была такой подругой, о которой можно только мечтать. И теперь, сидя у нее в кабинете и глядя на ее веснушчатое, лучащееся добротой лицо, Таня почувствовала, как ей не хватало Сони все эти месяцы, да что там месяцы, годы!

Итак, она уступила Леньке, перестала встречаться с подругами. А что получила взамен? Ленька смог восполнить ей их отсутствие? Ничуть не бывало. В конце концов Таня осталась одна, успев отлучить от себя не только подруг, сестру, но и родную дочь.

Интересно, если бы с Леонидом жила Маша… Вот как, мы уже стали допускать и такое?.. Разве нельзя просто предположить? Так вот, она тоже стала бы выполнять его такие нелепые требования или все-таки настояла бы на своем?

Подруга Тани – Соня Ильина – редкий тип женщины-бессребреницы. У нее не было трепетного отношения к деньгам. И по логике, их у нее не должно быть, но супруги Ильины богаты. Уж она-то тем более могла не работать, но вот торчала же в этом кабинете, в то время как ее сыновей-погодков воспитывала гувернантка.

«Копейка рубль бережет», – говорит народная мудрость, но семья Ильиных никогда не берегла копейки. Их девиз «Нет денег, и это не деньги!» повторяли теперь по случаю знакомые и друзья.

Правда, это вовсе не говорит о том, будто Ильины швыряли деньги направо и налево. Они, как и прежде, были скромны и гостеприимны. И у них так же любили бывать все их прежние друзья и знакомые, хотя далеко не все из них добились таких же успехов и могут считаться «полезными».

Таня еще помнила время, когда у Ильиных деньги не водились. Вернее, их частенько не хватало даже до зарплаты. Но чтобы Соня хоть раз устроила мужу по этому поводу скандал или стала спекулировать детьми – мол, дети голодают…

Скорее, наоборот, в ответ на сетования мужа Соня успокаивала его:

– Не волнуйся, с голоду не помрем!

Как-то муж Сони обмолвился одному из друзей, что накануне им пришлось занимать на хлеб у соседей. В те времена даже скромную зарплату могли задерживать месяцами.

– Если бы моей жене понадобилось занимать на хлеб, она выгнала бы меня из дома, – удивленно проговорил друг.

А Соня как раз в те времена со смехом рассказывала Тане, как в очередной раз извернулась и сделала «кашу из топора», то есть изобрела еще одно недорогое, даже очень дешевое блюдо, или смеялась, как ее дети лопали суп из пакета по пять пятьдесят.

В общем, Соня Ильина – такой непотопляемый человеческий экземпляр, любимый мужем, детьми и друзьями, который всегда придет на помощь, у кого всегда можно одолжить денег и даже пожить в их теперь огромном доме столько времени, сколько нужно для улаживания своих дел, и на чьем плече всегда можно поплакать.

Муж Сони, Денис, тяжело осваивался в мире бизнеса и долгое время не мог найти свою нишу, работая в подручных то у одного своего знакомого, то у другого.

Предприниматели любили Дениса за его безотказность, но хорошее воспитание служило ему обычно плохую службу: приятели ему хронически не доплачивали за работу, ссылаясь на тяжелое положение, Денис обычно не спорил.

– Да устрой ты и его на работу в администрацию, – говорили подруги, – будет сидеть в кабинете, получать твердый оклад.

– Ну уж нет! – фыркала Соня. – Я насмотрелась на тех, кто в этих кабинетах работает. Чтобы до верха добраться, язык сотрешь.

– Почему язык? – недоумевали слушательницы.

– Это же сколько задниц нужно ежедневно лизать! – хохотала Соня. – Разве это мужская работа?

И опять смеялась, поняв двусмысленность сказанного.

– Задницы-то в основноммужские, а у Дениса ориентация нормальная.

Но им повезло, как порой везет оптимистам, которые верят в успех иего добиваются. Продавалась с молотка небольшая типография: со старым оборудованием, на окраине города – так что желающих ее купить не оказалось.

А Сонины родители как раз незадолго до случившегося продали дом умершей в селе бабушки. Понятное дело, планов было громадье, но Соня упала в ноги:

– Повремените! Отдайте деньги нам. На год. Вернем.

И работа пошла. Всего через три года Денис смог повезти свою семью по туристической путевке в Египет, а на четвертый год приступить к строительству дома в трех уровнях…

Это воспоминание о Сониной жизни промелькнуло в голове Тани, как будто кто-то быстро пролистал перед глазами знакомую книгу. «Хорошие люди должны жить достойно», – подумала она, сознавая, что этот тезис не слишком оригинален и далеко не всегда подтверждается жизненными примерами.

– О, Карпенко, ты ли это! – воскликнула Соня, едва завидев Татьяну на пороге своего кабинета. – Никак, у тебя настали лучшие времена.

– С чего ты взяла, что они у меня были плохие? – буркнула Таня; она знала, какой ехидной может быть Сонька, если ей дать волю.

– Ну как же, Каретников тебе бы такое не позволил. Для него ведь, чем хуже ты, тем лучше ему, а тут – звезда, да и только.

– Что-то у тебя это слово звучит, как… в общем, не как комплимент.

– Комплименты тебе небось мужики рассыпают? Избаловали.

– Какие мужики? – вздохнули Таня. – Для этого мне надо как минимум развестись. А вот ты, мать, вроде поправилась. Покруглела. Потяжелела. С чего вдруг?

– Есть с чего, – загадочно улыбнулась Соня. – Обо мне чуть позже. Ты лучше скажи, как там поживает наш общий знакомый Миша Карпенко?

– А почему ты спрашиваешь об этом у меня?

– Потому что, подозреваю, он от тебя далеко не уходит. Все время небось где-то поблизости крутится. Может, ждет, когда Каретников крякнет?

– Чего вдруг Каретникову крякать? Он всего на год старше Мишки!

– Мало ли. А на что Мишане еще надеяться? На то, что ты поумнеешь? Так этого можно и не дождаться.

– Какая же ты все-таки язва, Ильина!

Таня подумала, что ее друзья не приняли Леньку, наверное, потому, что любили Мишку. И вот теперь Соня спрашивала о нем, вовсе не думая о том, что Тане неприятно напоминание о бывшем муже. Подруга думала, что раз она так легко отказалась от своего брака, так быстро вышла замуж во второй раз, значит, просто разлюбила. И теперь можно походя трогать эту струну – нигде в Таниной душе ничего не отзовется.

– Не знаю! – отозвалась было по привычке она, но тут же – спрашивала не чужая тетя, лучшая подруга – поправилась: – Жив-здоров, что ему сделается, твоему Карпенко!

– Ага, – торжествующе сказала Соня, – значит, ты его недавно видела.

– Не далее как вчера, – сухо сказала Таня.

Она считала, что, поминая Мишку, ее друзья пытались вернуть к жизни нечто давно умершее.

– Нет-нет, не делай такой кислой физиономии, – запротестовала Соня. – Пожалуйста, о Мишеньке со всеми подробностями. Ты же знаешь, как я его любила.

Это было их коронной шуткой. Когда семьи Ильиных и Карпенко встречались, Соня всегда шутливо приникала к Мишке и говорила с придыханием:

– Здравствуй, моя безответная любовь!

– Здравствуй, моя единственная! – со слезой в голосе отвечал Мишка.

Это был ритуал, и к нему все в их компании привыкли. Таня и так собиралась все Соне рассказать, но теперь сделала вид, что рассказывает по ее просьбе. Мол, если подруга этого хочет. Чтобы заодно скрыть свой интерес при упоминании имени того, кто когда-то был ее мужем и первой любовью.

– Да, с такими событиями не соскучишься, – задумчиво проговорила Соня, когда Татьяна закончила свой рассказ. – Ну а ко мне ты чего пришла – соскучилась или по делу?

– И то и другое, – честно сказала Таня.

– Давай сразу с последнего.

– Мне нужна работа.

Соня откинулась на стуле и расхохоталась.

– Что это с тобой?

– Все-таки, Карпенко, ты баба везучая, хоть по-житейски и глуповатая.

– Ни фига себе, высказалась! – обиделась Таня.

– Такого мужика упустила. Эх, если бы не мой Ильин, только бы ты Мишаню и видела.

– Не волнуйся, я его и так не вижу.

– Кто знает…

– Соня, прекрати, догадываюсь я о твоих прожектах. Не забывай, я замужем за другим человеком.

– Вот именно, кто тебя в шею гнал?

– Сколько можно об одном и том же!

– Если бы все женщины были такие же эгоистки, как ты, в России не осталось бы ни одной крепкой семьи.

– Все, Сонька, ты меня достала! Подруга называется. Сто лет ее не видела, думала, она обрадуется, а тут – сплошные оскорбления.

– Да ладно тебе, Татьяна, обиженную из себя строить. Я и тогда говорила, и теперь скажу. Если ты хочешь быть замужем и иметь семью, то должна знать, что у мужчин бывают слабости, которым женщины в большинстве своем не подвержены. И надо уметь не только с этими слабостями мириться, но и оборачивать их в свою пользу. Так поступают все умные женщины. Понятное дело, без разборок и войн не обойдется, нельзя делать вид, будто ничего не происходит, иначе в конце концов мужчина станет вытирать о жену ноги… Скажешь, твой второй муж тебе не изменяет?

– Думаю, что изменяет.

– Ничего не понимаю. – Соня стукнула ладонью по своему столу с бумагами. – Тогда почему ты прощаешь ему то, что не простила Михаилу?

– Опять за рыбу гроши, – поморщилась Таня. – Зачем рвать себе сердце там, где уже ничего нельзя исправить. Ты говорила что-то насчет моего везения.

– Говорила. Потому что как раз за минуту до твоего звонка размышляла, кого найти на мое место.

– На твое? На теперешнее? – изумилась Таня. – Ты увольняешься с работы? Вы уезжаете? За границу?

– Мать моя, сколько вопросов! Никуда мы не уезжаем.

– Подожди, ничего не говори, я сама догадаюсь.

– Чего там догадываться, такого уже не скроешь.

Соня привстала из-за стола, давая Тане себя как следует оглядеть. Так вот почему подруга не выскочила ей навстречу, как обычно. Таня уже было подумала, она сердится на то, что они почти перестали видеться.

– А ведь когда мы с тобой последний раз встречались, ты мне ничего не сказала.

– Знаешь, Танечка, о таких вещах не хочется говорить на ходу. А ты, как всегда, так торопилась, прервала меня на полуслове…

– Прости.

– Бог простит.

– Как же ты решилась?

– Просто в один прекрасный день я пожаловалась Денису, как мне тяжело управляться с тремя мужчинами и почему мы с ним не завели себе девочку. Он так спокойно мне говорит: «Так какие проблемы? И сейчас еще не поздно. Благословляю тебя, иди за девочкой!» Сказано – сделано…

– Отчаянная ты женщина!

– Зря ты меня подкалываешь. Мой возраст вовсе не пограничный.

– Да нет, это я так, от зависти.

– У нас, если хочешь знать, одна завотделом в сорок шесть родила, и ничего. У меня к ее возрасту дочка уже в школу пойдет.

– А ты уверена, что будет девочка?

– Какая ты дремучая, Карпенко. Сейчас на интуицию мамаш не полагаются, а уточняют все с помощью ультразвуковых исследований. Слышала о таких?

– Чего ты веселишься? Ну реакция у меня сегодня замедленная. Так после всех вчерашних событий это и немудрено.

– Хорошо, не буду тебя кусать. Ты знаешь, почему я злюсь: мы лишились не только семейной пары, с которой много лет дружили, но я, ко всему прочему, лишилась подруги. Как часто мы теперь видимся? Молчишь? То-то же… Может, я из-за тебя решила себе Настю завести.

– Вот видишь, не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Не больно-то приписывай себе это в заслугу! Ты, кстати, тоже могла бы еще родить.

– Леня не хочет.

– Козел твой Леня!

– Соня, ты чего? Я все-таки с ним пока еще живу.

– Пока? Так ты собралась разводиться?

– Не смешно. Будешь продолжать в том же роде, твоя Настя злючкой родится.

– Серьезно, что ли?

– А то нет. Говорят, неродившиеся дети все понимают и чувствуют.

– Не каркай.

– Лучше насчет работы со мной поговори.

– Ты когда хотела бы начать?

– Через неделю. Мне же еще к мужу в больницу ходить.

– Хорошо. Но не позже. Мне через месяц в декрет уходить, а дел – куча, и всему тебя научить нужно.

– Ты скоро работу заканчиваешь? А то я тебя подвезти могу.

– Тебе, что ли, муж машину купил?

– Нет, я на его «форде» езжу.

– Спасибо, за мной Денис заедет. Передать ему привет?

– Спрашиваешь! Мы с ним тоже любили друг друга беззаветно.

А что им еще оставалось, когда Михаил с Соней разыгрывали страстную влюбленность.

– Кстати, он частенько вспоминает, как мы вместе с вами на природу ездили. И сколько раз у вас ночевали. И вы нас кормили-поили…

– А вы нам деньги на машину заняли.

– Вот, сама все время вспоминаешь, какой у нас был дружный союз четырех, а из-за тебя все коту под хвост пошло!

– Ты опять начинаешь?

– Иди уж, Татьяна, по своим делам. Твоему второму мужу привет не передаю. Нужен он ему как рыбе зонтик.

Последнюю фразу Соня проговорила уже без прежней задиристости, и Таня поспешила распрощаться с ней – ей тоже было грустно.

Кстати, вот где была кровь, так это в Ленькином «форде». Тане пришлось купить в ближайшей лавке большой носовой платок, чтобы, намочив его, стереть кровь хотя бы с сиденья. Вымыть машину предстояло дома. Неужели Каретников сел за руль, будучи так серьезно раненным? Что же его к этому подвигло?