Текст книги "Рецепты счастья"

Лариса Алексеевна Рубальская
Рецепты счастья

© Рубальская Л.А, 2020

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2020

Предисловие

Мои дорогие и любимые читатели и почитатели!

Я очень рада, что мы опять встретились на страницах этой книги. И опять у нас есть повод поговорить.

Я часто говорю о себе так: я не так много знаю, как много помню. Это так и есть. Но ведь помнить – это совсем не плохо.

Например, кто-то умный рассказывает что-то очень интересное, и вдруг – раз! Детали забыл!

Название, например, какое-нибудь или имя. И тут я – раз! И напомнила. А до этого и сама не знала, что я это знала. Вот такое у меня странное свойство памяти. Иногда сама думаю – откуда это в моей голове? Да что тут, собственно, думать? Тут просто надо небо благодарить, что одарило меня этим чудесным свойством. Что я и делаю – благодарю небо всем сердцем и душой.

Вот и рецепты, которыми я хочу поделиться с вами, я нахожу в лабиринтах своей памяти, и сколько чего взять, положить, замесить, сколько варить и жарить – все по памяти. А вы уж сами из своего опыта добавляйте да улучшайте мои рецепты. А стихи и рассказы – это для настроения. В них грусти немного, а не-грусти побольше. Как в рецептах соли и сахара. Кому как вкуснее.

Главное – чтоб было самое главное для счастья – кого кормить и чем кормить. Ведь если есть кого кормить – значит, вы не одиноки, не в смысле замужем-незамужем, детей полон дом или их нет. А в смысле – есть кого усадить напротив себя за стол, поставить вторую тарелочку, да подливать-подкладывать. Хоть подружке, хоть соседке, хоть дальней или близкой родне. Ведь в одиночку есть не интересно, правда же? Надо, чтоб поели, а потом еще попросили и похвалили.

А вот вторая половина этого простого счастья – чем кормить. Это очень важно – не как в сказке, «по сусекам наскрести», а иметь возможность купить хороших продуктов и щедро их приготовить. Всем сердцем желаю вам быть здоровыми и сильными, иметь хорошую работу и чтоб была такая обычная возможность – готовить и кормить, ведь так радостно угощать и делиться.

Так что готовьте по моим нехитрым и очень вкусным рецептам, зовите гостей и читайте им под салатик или блинчики понравившиеся вам мои стихи. Если, конечно, такие найдутся.

А если обнаружите, что у меня в рецептах что-то не так – например, перца многовато, или, наоборот, не хватает сахара – пишите мне в инстаграм или приходите на концерты и принародно высказывайтесь.

В общем, надеюсь, что мы друг другу пригодимся.

Я сердцем и душой с вами.

Лариса Рубальская

Январь

 
Зима. Мороз. Январский снег.
Но солнце повернулось к лету.
Мой самый главный человек
Родился в чудный месяц этот.
 

1. Борщ с черносливом. (Я люблю без мяса, но отдельно сваренное мясо можно порезать маленькими кусочками и положить в готовый борщ.)

Все, как надо для борща: Потушить порезанные свеклу, морковь, лук на сливочном масле.

В кастрюлю переложить все из сковородки, а саму сковородку с остатком масла сполоснуть водой и вылить все в кастрюлю. Добавить порезанные капусту, помидорку (можно из банки с резаными помидорами), половинку картошки и чернослив. Добавить соль, сахар, лимонную кислоту (все по вкусу). Сварить. Получится вкусно.

2. Назовем это блюдо, например, «Ночка зимняя».

Все просто: Нарезать белый хлеб (лучше взять уже нарезанный батон. Там кусочки ровные). Натереть сыр (можно старый, который вы забыли съесть и он подсох, а можно просто твердый). Натереть его на терке. Переложить в миску, туда разбить яйцо, помешать и посолить. Разогреть сковородку с растительным маслом. Массу из сыра и яйца мазать на кусочки белого хлеба и, перевернув сыром вниз, положить на горячую уже сковородку. Минуты через 2–3 перевернуть и поджарить низ еще 1–2 минутки. Все – готово. Сыр расплавился и зарумянился, блюдо готово. Деткам тоже очень нравится.

Постарайтесь забыть

 
Я прошлою зимою так продрогла
Без друга, без любви и без тепла.
Я думала, что вы ко мне надолго,
Казалось мне, я вас всю жизнь ждала.
 
 
Вы были так решительно несмелы,
Вы были так пленительно смелы.
Я ничего сказать вам не посмела,
Когда вы так стремительно ушли.
 
 
Постарайтесь забыть,
Как в камине дрова догорали,
Как закутала ночь в покрывало колдунья-метель.
Постарайтесь забыть,
Что шептали вы, как целовали,
Как я верила вам и какой была смятой постель.
 
 
Ни недругом не стали вы, ни другом,
Я вас искать под утро не помчусь,
Вы мой недуг. Я мучаюсь недугом
И, может быть, не скоро излечусь.
          Но я и вам покой не обещаю
          И знаю, что вы вспомните не раз,
          Как, согревая ночь, дрова трещали,
          Но это вам неведомо сейчас.
 

Сибирячки

 
Я живу, закон не нарушая,
И за мной не водится грехов.
Почему же ночью спать мешает
Старая сибирская любовь?
 
 
Сколько верст я по земле измерил,
И каких девчонок ни встречал,
Ты, моя сибирская потеря,
В сны мои приходишь по ночам.
 
 
Я проснулся после спячки,
И с шальною головой.
Сибирячки, сибирячки,
От любви я сам не свой.
 
 
Мне под силу разные задачки,
На любой вопрос найду ответ.
Только без девчонки-сибирячки
Все равно мне счастья в жизни нет.
Но однажды, словно в море лодка,
Вдруг причалишь к берегу любви.
Ты, моя сибирская находка,
Вдруг пройдешь по улицам Москвы.
 

«В день, когда ты ушла…»

 
В день, когда ты ушла,
Снег засыпал дорогу у дома,
По которой могла
Ты еще возвратиться назад.
В день, когда ты ушла,
Стало все по-другому.
Намело седины
В золотой облетающий сад.
 
 
В день, когда ты ушла,
Еще долго шаги раздавались.
Это эхо твое
Не хотело мой дом покидать.
В день, когда ты ушла,
Твое имя осталось
Среди горьких рябин
В облетевшем саду зимовать.
 
 
В день, когда ты ушла,
От меня улетела синица.
Я ловил журавля,
А синицу не смог удержать.
День, когда ты ушла,
Больше не повторится.
Снег метет за окном.
И от холода ветки дрожат.
 

Не было бы счастья…

Это был последний Новый год моего одиночества. Уже за месяц все вокруг как будто сговорились, достают меня одним и тем же вопросом: Ларис, ты где Новый год? Где-где… Как будто бы не знают, что нигде. Никаких предложений и приглашений. И зачем тогда спрашивать? Я решила никого не погружать в свои печали, и бодро всем отвечала, что пойду в Большой, на «Щелкунчик». Это был верняк – там всегда 31 декабря «Щелкунчик» идет, и билеты стоят очень дорого, и не достать. Но у меня там, в Большом, остались связи, после того, как я ездила с оперной труппой в Японию в качестве переводчика. И уж один-то билетик мне всегда там найдут. Или посадят на приставное кресло. Но это так, к слову. Не хочу я ни в какой театр. И вообще никуда не хочу.

Еще в ноябре надо мной каждое утро всходила радуга. В смысле, я была счастлива, потому, что, просыпаясь, всегда на подушке рядом видела любимое лицо этого дурака Борьки, уже давно брошенного женой и лечившего свои сердечные рваные раны в моих объятьях. Борька подходил мне в мужья по всем показателям. Во-первых, я его любила. Ну и во-вторых – все остальное. А главное – он свободен! Холостяк! Бывшая жена не в счет. Так мне, по крайней мере, казалось. Надо сказать, что вопрос о замужестве стоял уже очень остро, как-никак тридцатник отгуляли. Пора-пора-порадуемся. Да только радоваться, получается, нечему. Потому что именно эта бывшая его Наташка позвонила 28 ноября и сказала, что помнит, что у ее Борюсика день рождения, и почему бы им его, по старой памяти, вместе не отметить. Ну Борька и согласился, и радуга надо мной погасла. Даже за вещами приходить ему ко мне не было необходимости, потому что он их никогда в мой дом не приносил. Наверно, все-таки ждал Наташкиного зова.

А тут все вопросы свои насчет Нового года задают, как будто бы не видят моих зареванных глаз. Все ведь видели, все всё знают, а все равно спрашивают. А тут еще на экране телевизора все от радости одурели – Новый год! Джингл-белл-джингл белл!!! Семейное у всех счастье!

Обнадеженные моим «Щелкунчиком», друзья и подружки постепенно перестали меня пытать и стали готовиться к празднику – кто как, кто куда, кто с кем.

Мимо елочных базаров я проходила закрыв глаза, а от запаха хвои меня подташнивало. В голове была только одна мысль – скорей бы это тридцать первое декабря наступило и прошло. А там уже будет легче.

В отличие от меня мои подружки Нового года ждали, любили этот праздник. Забыли, что ли, что старше становятся – цифры ведь никто не отменял.

Как-то забежала Ирина. Ее с Игорем пригласили в какую-то крутую компанию. У нее новое платье готово, а подходящих украшений нет. И она пришла порыться в моих «драгоценностях» – недорогой, но вполне симпатичной бижутерии. – Ларис, одолжишь на денек? Да бери, пожалуйста, – хоть на денек, хоть навсегда. Производи впечатление. Мне ведь все равно уже ничего никогда не понадобится – осколки разбитого сердца не склеить, не сложить… Ирина убежала, вполне счастливая, и обещала потом рассказать, как там, в крутой компании, было. И еще она сказала, что у нее предчувствие, что в эту новогоднюю ночь Игоряшка сделает ей предложение.

Галка тоже жила в ожидании счастья. Прямо перед Новым годом должен прилететь с Ямала ее любимый Толик. Уже полгода он там вкалывает, и скучает и грустит по ней, но вырваться к Галке своей ненаглядной никак не может – держит важная работа. И вот, наконец, под Новый год прилетит и привезет ей разных подарков. Особенно Галка мечтала о вкусной ямальской рыбке – нельме, муксуне. Они будут стругать замороженные тушки тонкими кусочками, а потом есть, обмакивая в соль, смешанную с перцем. Там, на Ямале, именно так делают.

Вот чудная эта Галка. Нет бы думать, как они с Толиком целоваться-обниматься будут, а она – рыбку в соль с перцем… Не буду же я ее мечту исправлять – пусть как хочет, так и мечтает. Все равно ей лучше, чем мне. Одно только ожидание – уже счастье. А у меня и этого нет.

Санек и Серега – рыцари мои верные, дружки надежные, в Новый год, как они говорят, будут «бороться с нуждой». Это означает – выступать будут на разных праздничных площадках. Они – гитаристы, аккомпанирующий состав. Гитары под мышки – и на всю ночь: перебегать, переезжать с одной площадки на другую да деньги по карманам раскладывать. Новогодняя ночь музыкантов полгода кормит. Хорошо, что работы много – певец, которому они аккомпанируют, как раз в большой популярности, нарасхват. И сам он парень добрый – с ребятами заработком делится. Только хорошо бы, чтобы новогодняя ночь была не очень холодной, а то можно и пальцы отморозить – струны-то у гитар металлические, а площадки в основном открытые – на улицах и площадях. Они, мои дружки, меня, конечно бы, одну в новогоднюю ночь не бросили, но, сами понимаете, жить-то на что-то надо.

Может, правда на «Щелкунчика» пойти? Театр уж полон, ложи блещут – точно так, как писал Великий поэт. Музыка в балете великая, а говорят, что такая музыка души лечит, и фуэте всякие вообще отвлекают от мыслей. Конкретно, о Борьке– дураке несчастном, и вообще о том, что никому на свете я не нужна. Но как представлю картину – окончился балет, и я одна иду по предновогоднему городу. Сыпется серебряный снег, торопятся встречать Новый год счастливые люди – бегут и едут мимо с сумками, подарками – парами и семьями. А я, как дура, топаю одна, с кислой физиономией.

Еще три дня назад оставалась слабая надежда на Юльку. Она, конечно, компания не самая веселая. Еще бы – тридцатилетие отгуляли три года назад, а Германа, как говорится, все нет. Думаете, я «Пиковую даму» вспомнила? Да нет. Как раз так зовут Юлькиного возлюбленного. Герман женат и уже пять лет Юльке голову морочит, что жену свою он не любит, а любит как раз Юльку, и что вот-вот разведется, и они с Юлькой поженятся. И Юлька, дуреха, ждет. А Герман, как отпуск – с женой, субботы с воскресеньями – дома, с семьей. Вот и любит моя Юлька все эти пять лет только вторники и четверги. Я-то давно поняла, что ничего у них не изменится. Даже подсчитала все вторники и четверги в году – количество дней, когда Юлька бывает счастлива. Всего-то около ста дней получилось – не так уж и много. Тем более, что иногда эти дни на праздники выпадали.

Так что Юлька была реальной кандидатурой моей новогодней напарницы-страдалицы, но так вышло, что три дня назад у нее заболела собака. Она, Юлька в смысле, – волонтер, и всех собак на улице подбирает, лечит, выхаживает. И как раз у любимой ее собаки, семнадцатилетней дворняжки Дуни, что-то серьезное с печенью, и Юлька на работе взяла отпуск и сказала, что ни за что Дуньку, эту старушку беззубую, одну в новогоднюю ночь не оставит. Я, конечно, Юльку не понимаю, но она человек очень добрый и преданный, даже чересчур, и ее в этом деле не сдвинешь. Я иногда даже думаю, что Герман, может, из-за собак этих поселиться у нее не торопится. Короче, выходит, что и Юлька в Новый год может составить мне компанию только по телефону.

А за Дуньку я рада: хоть она под бой курантов будет не одна.

Никакой елки! Еще чего! Потом иголки два месяца подметать! И готовить ничего не буду – кому есть-то? Тридцать первого нарочно долго не вставала с кровати – спать-то не могла, но просто так валялась, чтоб остальная часть дня покороче была. Лежала и думала о судьбе своей горючей, о Борьке-дураке, о друзьях и подружках.

Вот, к примеру, Борька. Что ему было не так, что Наташка его бывшая едва пальчиком пошевелила и он бросился в свою былую жизнь, в этот, как он мне рассказывал, ад кромешный. Одни скандалы и Наташкины истерики. И даже один раз какое-то настоящее предательство. Борька говорил, что я – его счастье, о котором он даже и мечтать не мог.

По специальности Борька был инженером, но устроился работать куда-то на киностудию, где снимают документальные фильмы. Он там за аппаратуру отвечает и числится помощником оператора. Работа ему нравилась – поездки, новые места, интересные люди. Ну а зарплата, сами понимаете… Вот из-за этого с Наташкой и скандалы. А я что – во-первых, прилично зарабатываю – гид-переводчик, редкий язык, японский. Две экскурсии в день – Москва – столица СССР – пять рублей, Кремль – сердце столицы – три рубля. Да еще японские туристы подарки дарят – колготки, авторучки, зонтики. Один раз даже часы Seiko подарили. А сколько мне зонтиков этих надо? Уже всех вокруг ими одарила, а излишки – в комиссионку. Это еще добавочный заработок. Так что для истерик поводов нет, как у его избалованной Наташки. И вообще, к слову скажу, я всю жизнь очень умеренных потребностей человек. И до сих пор всегда хочу меньше, чем могу себе позволить. Это такая моя жизненная привычка и наука. Я – сама-сама-сама!!! И никто мне ничего не должен. Удобно, кстати. Но мужчины, как видно, любят как раз тех, кто все время у них что-то требует. И Борька – конкретный пример. А я, дурочка, хотела ему на Новый год дорогущую меховую шапку подарить – ведь на съемках часто холодно бывает. А эта его любимая вязаная шапочка меня просто раздражала. Наташка, видите ли, когда-то сама ему связала. Лучше бы работать пошла и сама себе на капризы свои деньги зарабатывала. А то за все их совместные семь лет только шапочка вязаная – вся ее работа. А остальное – одни истерики.

Да ну что я-то об этом думаю? Не хочет шапку из ондатры – как хочет. Только зря я на нее деньги копила.

Потом я стала думать об Ирине и Игоре. Вот про кого-то иногда говорят – хорошая пара. Так вот это как раз они и есть. Ирина – художник. Кукол шьет. Очень интересные у нее человечки получаются. Даже не человечки, а какие-то живые, умные символы жизни. Каждая кукла с характером. И на выставки у нее этих кукол охотно берут. Недавно она даже получила заказ – сделать кукольную пушкиниану. И самого поэта, и женщин его любимых – Гончарову Наталью, Анну Павловну Керн, Арину Родионовну тоже обязательно, а как же – Буря мглою небо кроет. Надо также убийцу, этого злодея Дантеса, смастерить, и царя – как же без царя? Ирина счастлива. Еще бы, такие образы!!! И однажды она попросила меня к ней в мастерскую прийти, помочь. И так было чудесно – я читала стихи, Пушкина, наизусть, конечно. Ирина слушала и рисовала наброски – эскизы к куклам будущим. И я даже один стишок, подходящий к этой теме, придумала. И потом на выставке, на стенде с Ирининой пушкинианой был листок с этим стихотворением.

Ирина постарше меня, и сроки ее замужества уже подходили к финишной прямой. И тут ей встретился Игорь. И ничего страшного, что он старше ее на шестнадцать лет. До встречи с Ириной – убежденный холостяк. Умница – ученый человек. Космос, астрофизика – его страсть. Рассказывает – заслушаешься. И друзья у него все ученые, умные-преумные. Ирина как раз и стала его звездой и чудным мгновеньем. Осталось только предложение сделать. Ирина ждет, и я жду и надеюсь вместе с ней, потому что очень ее люблю.

Галка – дуреха. Нет, вообще-то она умница. У нее чего ни спросишь – все знает. Хочешь по истории, хочешь по литературе. В университете она лучшей на курсе была. Самой умной и самой красивой. И замуж первая вышла. И развелась тоже первая. И ведь не он ее в отставку послал, как сейчас говорят, отгрузил. Она сама решила, что любовь должна быть не такой, как у нее с Евгением. Я пытала Галку – ну что не так-то? Из ее рассказов никак не получался неверный, скряга, ревнивец или вообще отрицательный мерзкий тип. Мы, правда, не вдавались в подробности сексуальных моментов. У нас вообще эти разговоры не были популярны. Может, как раз там и было объяснение Галкиного внезапного решения развестись. И прожили-то они всего каких-то два месяца. А потом сразу одна за другой стали у Галки случаться именно такие любови, о которых она мечтала. Но прожитые с Евгением два месяца оказались рекордом продолжительности ее отношений со встреченными мужчинами. Они мелькали, как летучие молнии в грозовом небе, обжигали Галку, испепеляли ее нежное сердце и растворялись в небытии.

После каждого облома, а обломы случались, как я уже сказала, не по ее инициативе, Галка рыдала по нескольку дней. Говорила, что кто-то ее сглазил, может, даже сам Евгений. С горя она вдруг стала сочинять стихи. По крайней мере, ей казалось, что это стихи. Про всех героев – одни и те же строки. По смыслу – как у Цветаевой: «Мой милый, что тебе я сделала?!!!» Только каждый раз подставлялось имя нового милого.

И вот однажды в однообразной цепочке Гариков-Юриков-Стасиков появился Толик. Нормальный, симпатичный мужик, работяга. Монтажник. Правда, глубиной интеллектуального наполнения не перегруженный. Однажды я зашла к Галке, а они с Толиком как раз кроссворд разгадывали. Галка строчила буковки по клеточкам, как пулемет. А Толик смотрел на нее и улыбался. Любовался, короче. Сам он не мог отгадать ни одного слова.

Толик часто исчезал – уезжал работать на севера, как он говорил. Там его очень высоко ценили за монтажные умения и платили хорошие деньги. Иногда он ненадолго прилетал в Москву к своей ненаглядной Галочке, привозил вкусную рыбку, и Галка была счастлива. Она никогда не говорила о будущем и не строила планов на семейную жизнь с Толиком. Просто любила и была любима.

Может быть, что-нибудь все-таки приготовить? Я же не знала, что Борька «скроется из глаз в серебре декабря», и заранее накупила продуктов для новогоднего стола. Вон, полная морозилка. Самой ведь есть тоже что-то надо. Я же голодовку в связи с предательством этого дурака не объявляла, много чести. Я вообще готовить люблю, да и за делом день скорей пройдет. Я увлеклась, все получалось быстро, вкусно и выглядело красиво. О том, что кормить-то всем этим некого, я забыла.

Кстати, сколько раз за свою жизнь я произносила свою нехитрую мудрость, что счастье – это если есть кого кормить и чем кормить. Особенно часто я повторяла эти слова, когда наступило мое второе, главное одиночество.

Стрелки неслись по циферблату к вечеру. В дверь позвонила соседка – Ларисочка, елочку не возьмешь? Бесплатно! Понимаешь, я притащила, Колька-муж и Вадька-сын. Как сговорились. Куда нам три елки? Одну я уже пристроила Вере Ивановне, пенсионерке, выше этажом. Даже игрушек елочных отнесла и нарядить помогла. Она уж так благодарила, и вот еще одна лишняя елка – хочешь, даже игрушечками поделюсь.

Елка была такая хорошенькая, что я не смогла от этой красавицы отказаться. За игрушками полезла на антресоль. Хорошо, что не свалилась. Верхолаз я всю жизнь не очень умелый. Вообще, падать – это мое. Полгода назад упала на ровном месте, сломала нос. Когда косточку в носу на место ставили, увидела небо в алмазах. Я и не подозревала, что в глазах может уместиться столько искр. Долго зеркала отражали мое синее опухшее лицо. Хорошо, что в это время как раз японские группы не приезжали и я могла на работу не ходить.

Кстати о сломанном носе. Как же я про Кристину-то забыла? Она что-то в последнее время не появляется. Наверно, занята – поймала очередную жертву. Вот почему я о ней говорю? С носом моим сломанным связано. Кристи нарисовалась минут через десять после моего падения – пришла рассказать о своей очередной победе на мужском фронте. А тут как раз я, с окровавленным носом. Еле-еле ей дверь открыла. Она, как кошмар мой увидела, про победу свою забыла, давай воевать за мой нос. Мазала, промокала, потом потащила в клинику к своему знакомому хирургу, и правильно сделала. Хирург косточку на место поставил и вернул мне мою временно испорченную красоту. А если бы Кристина тогда не пришла, осталась бы я навеки с кривым носом. Кто бы тогда потом меня по телевизору показывал?

Кристи – охотница. За мужскими карманами. От природы ей досталась тоненькая и женственная фигурка, которая примиряла взгляд с крупным и, хоть и не сломанным, но кривым носом, который ей тоже достался от природы. Но стоило мужским глазам соскользнуть с этого носа вниз, на Кристинину грудь и талию, мужчина тут же оказывался в ее сладкоголосом плену.

Кристи преподавала вокал в музыкальном училище. Там она кружила головы всему мужскому населению – от профессоров до студентов. Как ей это удавалось – я объяснить не могу. Но первым же желанием владельца этой самой вскруженной головы было желание потратить на Кристи деньги. А ей только этого и надо. Какая там любовь! Какие такие страсти-мордасти? Разорить и отгрузить – вот ее девиз. Она и разоряла, причем не только кошельки, но и доверчивые души. Да, эта ласковая и нежная канарейка знала, чего хочет.

А я никогда ни от кого ничего не ждала. Я сама люблю дарить и угощать. Причем это не зависит от того, насколько широки мои возможности. Сколько есть, столько и ладно. А на шапку ондатровую Борьке-предателю я накопить смогла. Хоть она и дорогая. Жалко, план моей щедрости рухнул, так и не осуществившись. А Кристина, хоть вообще душа добрая, Новый год с ней вдвоем – нет, мне этого не хотелось. Она же всю ночь про деньги говорить будет. Да и она сама, я думаю, ко мне не рвется – чего ей со мной оливье-то жевать? Она кого-нибудь на ресторан дорогой раскрутит.

Я покорила вершину под названием антресоль, достала коробку с игрушками и мишурой, елку нарядила. Даже снизу ваты положила – снежком ее укутала, смотри, не замерзай. Потом детство свое вспомнила, как бабушка мне на утренник новогодний в школе корону мастерила – разбила елочную игрушку на мелкие осколки, потом вату клеем намазала и осколками этими посыпала, чтоб блестела. Снег вокруг елочки моей заискрился, и это воспоминание о детстве потянуло за собой и другие воспоминания. Так, качаясь на волнах памяти, я сама не заметила, что подвинула стол, постелила скатерть со снеговиками, поставила на него все, что приготовила. Нашла красную свечку, тоже поставила на стол. Получилось красиво.

До Нового года оставалось два часа. По телевизору пел тот самый певец, с которым сейчас как раз боролись с нуждой Санек и Серега – дружки мои надежные, оплот нерушимый. Сколько раз в жизни они придут мне на помощь! А потом уйдут навсегда, но это еще очень нескоро.

Певец исполнял какую-то новую песню. Прежде я ее не слышала. Моих ребят на экране не было – съемка проходила раньше, и он пел с каким-то другим составом.

Серега и Санек дружат с детства. Они еще в школе сколотили музыкальную группу и придумали смешное название – «Деньги на бочку». Группа пела о школьной жизни, о первой любви. И все девчонки в городке принадлежали им. Так сложилась жизнь, что женились они на сестрах-двойняшках. Санька – на Лере, а Серега – на Вере. А потом оказалось, что Саня любит как раз Веру, а Серега – наоборот, Леру. Просто они сразу не разобрались. Причем то же самое испытывали и их жены. Так что никакой трагедии не случилось – просто пары переженились по новой и очень дружно зажили. Только жены их, близняшки неразлучные, остались жить там, в маленьком алтайском городке, детишек воспитывают. А парни подались покорять Москву своими талантами. Гитары в их руках были как живые – радовались и печалились. И обратно на Алтай ребятам возвращаться совершенно не хотелось.

Как-то так вышло, что мы однажды познакомились и подружились на долгие годы.

Интересно у японцев. Звуки всякие они слышат совсем не так, как мы. По-своему слышат. Вот, например, дождь идет, мы говорим – кап-кап, а они – поцу-поцу. Снег у нас под ногами – скрип-скрип, а у японцев – кису-кису. Младенец наш плачет – уа-уа, а у них – огя-огя почему-то. Я им говорю, как у нас, а они смеются. Говорят, что мы слышим неправильно. И собака лает совсем не гав-гав, а кан-ван.

Отчетливое гав-гав раздалось за дверью, а потом звонок, и я пошла открывать.

Евдокия вошла первой.

– Стой, стой, надо лапы вытереть! Дуня, куда ты? – Юлька схватила бедную дворнягу. – Ларис, дай что-нибудь, а то она весь пол испачкает.

Вытертая Дунька бодро вспрыгнула на диван, улеглась и стала рассматривать наряженную елку. Судя по выражению морды, на душе у Евдокии было спокойно и радостно.

Смешная моя Юлька – раздела свою шубу синтетическую, купленную уже сто лет назад. Надо сказать, что семья у Юльки совсем не бедная, отец какая-то шишка в министерстве и вполне мог бы приличную шубку дочке справить. Но дочка ни в какую – я убитых зверей на себе не ношу. Под синтетической шубкой оказался какой-то замысловатый карнавальный костюм. Новогодний праздник Юля рассматривала как зимнюю сказку. Поэтому так чудно и нарядилась.

– С наступающим, Ларисочка! Мы с Евдокией подумали-подумали и решили, что встречать Новый год втроем нам будет веселее. Так я тебе про «Щелкунчика» и поверила! В таком настроении не до фуэте и батманов. Ну, думаю, не прогонишь ты нас с Дунечкой. Кстати, мы к праздничному столу тоже кое-что принесли. И Юлька вытащила из сумки мандарин и конфету «Кара-кум». – Вот, а мандарины, скажи, только в Новый год так замечательно пахнут.

Много-много лет назад, было мне лет одиннадцать-двенадцать, гуляли мы с ребятами таким же снежным зимним вечером, незадолго до Нового года у нас в переулке. Еще не так много времени прошло после окончания войны, фрукты покупались нам только по большим праздникам – во-первых, дорого. Во-вторых – не достать. Нут вот, значит, гуляем мы, снегу радуемся. И вдруг я вижу – женщина идет, и в авоське у нее подпрыгивают ярко-оранжевые мандарины. Они так волшебно светились, что мы все перестали играть и уставились на эту авоську. И вдруг из авоськи выкатывается один мандарин и падает в сугроб. Счастливая владелица авоськи, не заметив потери, продолжала идти. И тут я, пионерка, честная не в меру, сорвалась с места и понеслась к этому оранжевому чуду. Схватила мандарин, догнала тетку с авоськой.

– У вас, извините, мандаринчик выпал. И протянула ей ударивший в нос душистым запахом заповедный фрукт. Тетка взяла, кивнула головой и продолжила свой путь.

Вернувшись к ребятам, я поняла, что больше у меня во дворе друзей нет. Они все смотрели на меня молча, осуждая. А ведь тоже пионеры – всем ребятам примеры!!! – думала я, начитавшаяся Тимура с его командой и Васька Трубачева с его товарищами.

Помирились ребята со мной, дурой рахиткой несчастной, так и быть, перед самым Новым годом – мирись, мирись, мирись и больше не дерись.

Спросить Юльку про Германа я боялась. Да что спрашивать – и так ясно. Сидит он с семьей у телевизора, тещины пирожки трескает. Потом, как всегда, наврет чего-нибудь Юле про свой вечный радикулит. Хорошо, что я всякой всячины наготовила. Вот и компания нарисовалась. Дуньке я кину кружок копченой колбасы. С наступающим, Евдокия. Гав-гав!!!

Дверь я, что ли, плохо закрыла? Мы услышали голоса – кто-то вошел. Испугаться мы не успели, потому что два заснеженных человека, не раздеваясь, ввалились в комнату и оказались Галкой и Толиком. Они толкали перед собой огромную коробку – рыбный запах перекрывал ароматы мандаринов и хвои.

– Привет, девочки. Давайте по-быстрому рыбку чистить, – закричал Толик, как будто мы его как раз ждали, и Галка тоже засуетилась, открывая коробку.

– Галь, может объяснишь, откуда вы взялись? Ты ж не собиралась

– А что тут собираться? Я Толика в аэропорту встретила, а он, вместо здрасьте, сразу скомандовал ехать к тебе, Лариса. И всех наших велел обзвонить, чтоб пришли. Он столько рыбы привез, что нам вдвоем ее целый год есть не переесть. Давайте быстрей чистить, резать, а то до Нового года полчаса всего осталось. А еще надо Старый проводить успеть.

Ирина с Игорем пришли без десяти. Они проводили Старый год в крутой компании, а потом, найдя какую-то вежливую причину, схватили такси и ко мне.

– Ириш, ну зачем ты себе праздник испортила? Пришли бы завтра или послезавтра. Ирина смотрела на меня так, что я понимала без слов, о чем она думала в этот момент. Она просто не хотела словами напоминать о том далеком страшном для ее семьи дне. Когда полетела к ним на помощь, прервав черноморский отдых, и смогла помочь, и никогда об этом не напоминала. А она, подружка моя дорогая, не забыла и, видимо, решила, что теперь она всю жизнь будет делить со мной все мои печали. Тоже мне – печаль! Борька-дурак! Спасибо, Ирочка.

Игорь с Толиком расправились с рыбой. Они виделись впервые, но разговаривали друг с другом так, как будто десять лет просидели за одной партой. Не очень молодой ученый и совсем еще не старый работяга-монтажник. Два классных, настоящих мужика.

Густобровый лидер поздравил с Новым годом весь советский народ, мы хором, как полагается, посчитали до двенадцати, и покатилось время в Новый, 1976 год.

Сначала пили за девчонок, потом за мужчин, за дружбу. А когда Юлька, в карнавальном костюме, предложила выпить за любовь, поднялся Игорь и сказал, что он счастлив встречать Новый год с нами, замечательными друзьями его любимой женщины Ирины, и что он, прямо при нас, просит ее стать его женой. Галка, Юлька и я так обрадовались, как будто это нас позвали в жены.

К двум часам ночи, закончив процесс набивания карманов новогодними гонорарами, объявились Санек с Серегой. Да еще с ними, совершенно неожиданно, пришел сам этот певец популярный. – Девчонки, накормите! Налейте-ка по рюмочке – Хэппи Нью Йеар!