Текст книги "Ночи с Камелией"

– Вы находите, – уточнила она, опять польстив ему.

– Под моим началом, ваше сиятельство, много людей трудится, все они, так или иначе, мне помогают.

– Не скромничайте, вы стали легендой. (Он все же покраснел от удовольствия.) А что, в городе много ли совершается преступлений?

– Пока затишье, – кратко ответил он. – Так, мелкие кражи да всякие негодяи бомбами кидаются.

– М-да, бомбы – это ужасно, – озабоченно вздохнула Марго. – Недавно возле нас взорвалась извозчичья коляска.

– Знаю-с, один негодяй смастерил бомбу, вез ее на извозчике, а она возьми да и взорвись. Повезло тому, кому эта бомба предназначалась.

– А нельзя ли взглянуть одним глазком, как вы работаете, сударь? – пошла в открытую Марго.

Он приостановился и посмотрел на нее, не скрывая изумления, затем сказал уже другим тоном, более официальным:

– Весьма странный интерес, ваше сиятельство.

И совсем не странный. У брата в имении она столкнулась с редкой историей, связанной с убийствами, казалось бы мистическими. Местная полиция с ног сбилась, а Марго сначала из любопытства вмешалась, потом увлеклась, а после остановиться уже не могла, так как и брат оказался в опасности, можно сказать, она одна раскрыла чудовищные преступления. Об этом муж не знал, она не посвятила его. Но, вновь столкнувшись со скукой и днями, как капли воды похожими друг на друга, она надумала хотя бы понаблюдать, как трудятся в следствии. Ей нужно было занять себя, потому что имелась еще одна причина, о ней Марго старалась не думать, очень старалась.

– Возможно, странный, – задумчиво произнесла она. – Но так хочется посмотреть на необычных людей, которые живут без славы, а дело делают огромное, нужное.

– Неужто вам нечем заняться?

– Ну, разумеется, есть, – мило улыбнулась она. – Наряды, драгоценности, сплетни. Чем не занятия?

– Фортепьяно, – подсказал он, не уловив иронии в ее словах, или прикинулся, будто не уловил.

– Стало быть, вы мне отказываете? – Она умела поставить собеседника в затруднительное положение.

Марго явно испортила Зыбину настроение, он, находясь перед выбором – отказать или удовлетворить каприз, насупился, выпятил вперед толстые губы. Жене статского советника отказать нелегко, про себя он посетовал, что мужья распустили жен, вот те и суют остренькие носики в чужой огород. Пожалуй, следует отказать, но учтиво, с прелюдией:

– Отчего же, сударыня…

– Благодарю вас! – слишком живо отреагировала Марго, раскусив его тактический ход, который он не успел осуществить. – Вы удивительный человек. Нынче не всякий отнесется с уважением к интересам дамы, а вы… вы другое дело.

Опять лесть. И он раскусил ее, потому что уже не распух от удовольствия, а прибегнул к запугиванию:

– Однако, ваше сиятельство, вы, паче чаяния, в обморок упадете, коль увидите, к примеру, кровь. А трупы так и вовсе безобразные встречаются, после ночами даже приставам снятся.

Кого напугать решил – Марго?

– У меня нет привычки падать в обмороки, да и трупов я не боюсь, – не оправдала она его надежд. – Значит, договорились, Виссарион Фомич? Едва случится тяжкое преступление, вы тотчас пошлите за мной. Не волнуйтесь, я только в сторонке постою да погляжу, вам не помешаю.

– Добро, сударыня, – недобро нахмурился он.

Ростовцев удалился в комнату отдыха, где находились одни мужчины, которые тоже любили посплетничать не менее женщин, однако называли это «беседой в узком кругу». Круг, действительно, был узок, по чистой случайности в комнате отдыха собрались приятели Ростовцева в очень незначительном числе – трое. Возраста примерно все одного, кроме Баенздорфа, который был старше лет на пятнадцать, а то и более. Войдя, Николай Андреевич услышал последние фразы, произнесенные Белевым:

– А привлекает загадка. Она почти неуловима, таинственна и далека.

– О чем речь, господа? – полюбопытствовал Ростовцев.

– Вы разве не слышали о таинственной незнакомке, взбудоражившей мужчин? – ответил вопросом на вопрос самый молодой – тридцатилетний Казарский.

– Не слышал, – сказал Ростовцев, опускаясь в кресло.

– В городе объявилась женщина, кто она – никто не знает, – говорил Белев, притом глаза его блестели азартом, как за ломберным столом. – Гуляет по улицам ночами, и, представь, ее можно взять на ночь.

– Ах, так это уличная девка! – презрительно бросил Ростовцев.

– Не скажи, – протянул сорокалетний отец семейства Белев, отличавшийся тихим голосом, тихим характером и тихими манерами. – Она не уличная девка, она уличная богиня. Один мой знакомый провел с нею ночь и говорит, что ничего подобного с ним в жизни не случалось. Пардон, мы здесь в тесном кругу, оттого позволю себе говорить откровенно. Она… – Он еще понизил голос, перейдя на полушепот. – Она не просто отдается, словно дешевая девка, она любит в это мгновение и страстно желает мужчину. Представь, что из этого следует.

– Ловко и умно разыгрывает страсть, – отнесся скептически к восторженным словам Ростовцев. – Деньги берет?

– Берет, – кивнул Белев. – Но не каждого одаривает собою.

– Что значит – не каждого? – спросил Ростовцев.

– Не со всяким пойдет, лишь с тем, кто ей по нраву придется. – Пренебрежительный ответ принадлежал Баенздорфу. Кажется, он тоже не увлекся слухами о девице легкого поведения.

– Да-с, господа, не с каждым, – подтвердил Белев и мечтательно продолжил: – Думаю, возраст играет в ее выборе роль. Она изысканна, трепетна, с упругим молодым телом. Почти не говорит, а коль говорит, то шепотом. Не велит зажигать огня, все происходит в темноте, но, господа, эта женщина знает толк в любви.

– Помилуй, может, она дурнушка, – захихикал Баенздорф. – Оттого и любит темноту, чтобы никто не увидал, как она безобразна.

– Ошибаетесь, – с жаром, что вовсе не соответствовало его репутации тихони, возразил Белев. Так на то и поговорка: в тихом омуте черти водятся. – У нее нежное лицо, губы, что лепестки, руки, словно…

– Ты, друг мой, знаком с ней? – ехидно спросил Баенздорф.

Ростовцев спрятал усмешку за наклоном головы, но его усмешка предназначалась Баенздорфу, которому осталось лишь вспоминать о сладком грехе, оттого он исходил желчью.

– Нет! – воскликнул Белев, а все пришли к выводу, что он успел отведать разврата. – Мой знакомый рассказывал, я всего лишь передаю его впечатления.

– Где ж она бывает? – задумчиво произнес Казарский, будто собирался немедленно кинуться на поиски девицы.

– Отыскать ее весьма затруднительно. Мой знакомый охотился за нею три недели, – ответил Белев со вздохом сожаления. – Но был вознагражден сполна. Говорит, дама горяча, а фантазии ее безграничны. Вы меня понимаете?

– Будет вам об уличной гризетке весь вечер толковать.

Ростовцев огляделся по сторонам. В дальнем углу, в кресле, закрытый тенью, сидел еще один мужчина – Долгополов. Николай Андреевич не был дружен с ним, а тут такая интимная тема, которую прилично обсуждать лишь с приятелями, да и то не со всеми. Долгополов продолжил тоном женоненавистника:

– В домах терпимости подобных женщин не перечесть. Эта отлична лишь тем, что умна. Как завлечь мужчин? Создать ореол загадочности, скрываться в темноте, тем самым притягивать даже господ, чтобы они платили ей больше, нежели в публичных домах. Загадки стоят денег.

Ростовцев хотел встать и уйти, но тему сменили. Николай Андреевич заметил, что дух прежнего разговора остался, так как присутствующих отличала рассеянность, будто мыслями они находились где-то на улице.

Тем временем Марго, оттанцевав с юным кавалером, который приглашал ее уж четвертый раз и порядком надоел дурацкими комплиментами, нашла повод от него избавиться. Увидев Долгополову, извинилась перед ним и подплыла к ней:

– Добрый вечер, Прасковья Ильинична.

– Ах, это вы, Маргарита Аристарховна, – улыбнулась та.

От наблюдательной Марго не ускользнуло, что Долгополова грустна, и это на балу! Когда-то она слыла первой красавицей и довольно долго удерживала корону. По ней сходили с ума, из-за нее стрелялись, но она была преданна мужу, который, женившись на ней, вытащил ее из нищеты. Ранее Прасковью Ильиничну отличал веселый нрав, а порочных связей за ней не числилось, как бы сплетники ни старались ее уличить. Не присущая Долгополовой грусть удивила Марго, хотя чему удивляться? Прасковье Ильиничне сорок два, считай, старуха, хотя она и сохранила красоту, на свои года не выглядела, да только в этом возрасте все одно – не до веселья.

– Отчего вы грустны? – спросила Марго.

– Разве? – Женщина сменила маску на более светлую. – Я немного задумалась.

– О чем же?

– О том, как скоротечно время. Кажется, еще вчера я блистала на балах, а нынче… Ах, время, жестокое время.

Она остановила взгляд на нынешней первой красавице – Нагоровой. Так смотрят матери на выросших детей – с печалью и нежностью. Статная, юная и прекрасная Нагорова танцевала в центре зала, но от нее веяло царственной прохладой и надменностью, она знала себе цену и собралась в Петербург, где женихи более высокого полета.

– Хороша, глаз не отвести, – произнесла Марго.

– Хороша, – без зависти согласилась Прасковья Ильинична и перевела взгляд на нее. – Вы, Маргарита Аристарховна, ничуть не хуже, к тому же в вас есть шарм, а без этого красота наполнена пустотой.

– Благодарю вас.

– Не стоит, я не комплимент сказала, а правду.

Их общество разбавили две дамы, одну из них – Вики Галицкую – Прасковья Ильинична по неизвестным причинам не жаловала. Показать свое отношение – верх неприличия, Долгополова и не показывала, была сама приветливость, но Марго почувствовала, как она натянулась, когда та подошла.

– Как вам бал? – спросила Вики. – По мне, так скука смертная.

– Да что же ты хотела, голубушка? – приподняла плечи ее спутница, заурядная во всех отношениях. – Это всего лишь бал, заранее известно, что тут будет. Вот в Петербурге…

– Поглядите, как Нагорова плывет, – перебила ее Галицкая. – Горда! Ходят слухи, будто из-за нее застрелился один поручик. По мне, так слух распустила ее маменька, чтобы вокруг дочери разговоров была уйма.

– Скажу по секрету, – заговорила шепотом ее спутница, – она глупа без меры… Так говорят.

– Неужели? – рассмеялась Марго, подозревая, что глупа не одна Нагорова. – Глупость при ее приданом не столь страшна.

– Верно, – рассмеялась и Долгополова.

Бал закончился под утро. Николай Андреевич по приезде домой начал было пенять жене за неуемное веселье и приставания к Виссариону Фомичу, да Марго, фыркнув, улеглась на край кровати и повернулась к нему спиной.

Два дня спустя Виссарион Фомич, придя на службу, только-только умостил тучный зад в кресло, которое стало мало, оттого причиняло неудобства, как вдруг сообщили: найден труп мужчины. Зыбин такие дела не пропускал, самолично ездил на место происшествия, когда же дело не представлялось сложным, поручал его подчиненным.

Он с трудом вытащил зад из кресла – подлокотники будто не пускали – и отдышался. Отчего-то втискиваться в него проще, чем выбираться, особенно при подчиненных и посетителях нехорошо вставать с натугой. Надо бы давно новое купить, в список необходимых приобретений кресло внесено, да начальство денег никак не давало. Идя к двери, он вспомнил о просьбе графини Ростовцевой на балу, а также о данном слове и, вернувшись к столу, написал записку: «Ваше сиятельство, случай подоспел, убит неизвестный господин…» Написав адрес и подписавшись, он сложил записку, ворча под нос:

– Нате вам, ваше сиятельство, труп-с, коль вас это занимает. А я с удовольствием погляжу, как вы в обмороке будете валяться.

Записку отдал писарю, тот живо убежал, молодой потому что. А Виссарион Фомич стар. Всякий сопляк, мечтавший занять его место, так или иначе напоминал ему о сединах. Дудки! Никуда он не уйдет, есть еще порох в пороховницах! Зыбин накинул шинель и отдал приказ караульному позвать извозчика.

Марго примчалась в тот момент, когда он сходил на землю, опираясь о борта коляски. Увидев графиню, он недовольно скривился, но поприветствовал ее:

– Мое почтение, ваше сиятельство. Быстро вы управились.

Марго поздоровалась, но руку для поцелуя не подала, пусть он знает, что здесь она не графиня и не женщина, здесь она такая же, как все. И пусть привыкает к ней. Раз позволил попасть на место преступления, то теперь никакими силами не удалит ее от себя. Их встретил полицейский и провел в обычный двухэтажный дом, разделенный на квартиры, где проживали мещане.

Поднялись по узкой лестнице, вошли в комнату, там находились еще двое полицейских и две женщины. Марго решила не путаться под ногами, не раздражать лишний раз Зыбина, встала у двери и принялась наблюдать.

– Ваше высокоблагородие… – Полицейский вытянулся, собираясь доложить обстановку, и жестом указал на женщин. Но Зыбин оборвал его:

– Опосля! Ну-с, где труп-то? – И покосился на Ростовцеву.

Ох, не любитель он всяких обмороков с истериками, слез и прочих женских фокусов! Однако ее сиятельство стояла и смотрела на кровать. Не падала. А еще графиня! Виссарион Фомич недовольно поджал губы и зашаркал к трупу.

Мужчина лежал поперек кровати, свесив ноги, и был полуодет – в брюках и наполовину застегнутой рубашке…»

3

Вопрос желудка у Бориса на первом месте, когда он является домой:

– Что мы будем кушать?

– Друг друга, – ответила София, допечатывая последние строки. Она старалась не отвлекаться.

– Оригинальное блюдо, – процедил Борис. – У тебя весь день свободен, неужели трудно оторваться от ноутбука и встретить мужа по-человечески?

– Подожди еще немножечко, мысль боюсь упустить…

– Черт знает что! – буркнул Боря и поплелся в душ.

Ужин на скорую руку София приготовила за считаные минуты, так что, когда муж вышел из душа, ему не к чему было придраться. Вообще-то он сносный, если сравнивать его с другими мужьями, просто занудный, но это не столь существенный недостаток, поэтому София терпимо относится к его вывертам. Борька требовал поесть, а сам ковырял вилкой пельмени, тогда как София ела с большим аппетитом. Случайно взгляд упал на часы, она ахнула:

– Боря! Два часа ночи! Где ты был?

– Извини, не предупредил, закрутился. Обмозговывали новое дельце, потом обмыли в кабаке.

– Значит, ты не голоден? Зачем же требовал ужин?

– Ужин дома для меня ритуал. Священный. Но полуфабрикаты в этот ритуал не вписываются. Чем ты занималась? Неужели весь день проторчала за компьютером?

Настала минута, когда следовало преподнести пренеприятную новость, и лучше это сделать сразу, не откладывая на потом:

– Не весь, – сказала София. – Я устроилась на работу.

– Да? – скис Боря. – На какую?

– В пресс-службу милиции.

– Куда?! В мили?.. – обалдел он. – Моя жена – мент! Нечего сказать, опустилась. Туда идут самые тупые, кого никуда не берут, даже в грузчики.

– Между прочим, тупые менты спасли твоей жене жизнь.

– Именно тупые: одного подонка целый год не могли поймать! Там только ментовские подстилки работают. Что, на мужиков потянуло?

– Боря, прекрати оскорблять меня, – вспыхнула София. – Мне нужна эта работа, я хочу изнутри посмотреть на то, о чем пишу, тем более что работать буду фактически по своей специальности журналиста.

– Авторы чтива придумывают истории, вот и ты придумывай. Зачем тебе наши менты, которых не было до революции? Да мне стыдно сказать, что моя жена…

– Боря, не бесись, я буду там работать.

– Лучше бы ты сторожила книжки от покупателей. Я – спать.

Возмущению Софии не было предела, но папа – мудрый, замечательный человек – учил ее выжидательной политике, ибо в запале легко натворить такого, о чем впоследствии пожалеешь. Да, точка кипения есть у всякого нормального человека, в данном случае кипение закономерно. Мужа устраивает положение, когда жена никто и ничто, а это тоже своего рода тирания, хоть и без мордобития. Пока София не видела выхода, за семь лет Борька умудрился внушить ей, что без него она либо по рукам пойдет, либо останется одна на веки вечные. Примерно четыре года довлел над ней страх потерять его, потом страх притупился, потом Софией завладела апатия ко всему, а сейчас она просыпается.

София ушла в кабинет Борьки, который успешно оккупировала, улеглась на диван и долго думала, как быть. Просыпание грозит переменами, а перемен боятся все люди, так как не уверены, что их жизнь изменится к лучшему.

Домашняя – такое определение дала София жене Зимовца. Лицо невыразительное, фигура расплылась, а ведь она не намного старше Софии. А еще у этой женщины на лбу было написано: пеку пироги, варю борщи, обожаю семейство. Вот бы Борьке такую жену! Конечно, Вера Ивановна была убита внезапным горем, но при всем при том не отказалась поговорить с Артемом.

– Мы запишем ваши показания? – спросил он разрешения.

– Записывайте.

Артем сунул Софии авторучку и папку с бумагой:

– Пиши.

– Что? – опешила та.

– Шапку я нарисовал, а ты пиши все, что услышишь. Вера Ивановна, как собирался провести ваш муж пятнадцатое января?

– Как обычно, то есть на работе, – ответила женщина. – Уехал с утра к девяти в институт, приехал на обед и снова уехал. Вечером позвонил, что вернется поздно, его обязали присутствовать на банкете. Кафедра выиграла грант, решили отметить. Больше он не звонил и домой не вернулся.

– Уехал… приехал… У него есть автомобиль?

– Да. Недавно Герман поменял машину, приобрел «ниссан» прошлого года выпуска… А автомобиль вы нашли?

– Мы даже не знали, что он был на колесах.

– То есть его вы нашли, а машины не было? – И тут в ней заговорила практичность: – Что же мне делать? За машину мы полностью не расплатились, а мне одной никогда не выплатить кредит.

– Постараемся найти автомобиль, – пообещал Артем. – Значит, ваш муж был на банкете с коллегами?

– Да.

– А как у него в институте дела шли?

– Когда как. Это же гадючник, преподаватели подсиживают друг друга, каждый хочет свое место сохранить, желательно за счет коллеги.

– Значит, у него и враги были?

– Враги у всех есть, даже у меня, домохозяйки, но не думаю, что его убили из-за институтских интриг. Там до этого никогда не доходило, достаточно съесть коллегу, чтобы его уволили.

– Деньги при нем были?

– Герман без денег не выезжал.

– Сколько?

– Точно не могу сказать… тысяч пять-шесть у него всегда имелось.

– А еще что ценного было?

– Телефон считается?

– Смотря какой.

– У Германа дорогой телефон.

– Понятие «дорогой» – относительное. Для кого-то две тысячи большие деньги, а кому-то десять тысяч кажутся копейками. Стоимость какая?

– Двадцать тысяч.

– М-м-м… – выпятил губу Артем. – Круто. А еще что?

– Золотой перстень с агатом на мизинце. Вроде бы все.

Вопросы Артем задавал короткие, Софии несложно было их записывать, как и ответы:

– Друзей из коллег имел?

– Среди коллег иметь друзей опасно, они сегодня в рот заглядывают, а завтра петиции против тебя подписывают. Но с одним Герман состоял в приятельских отношениях. Его фамилия Сирин, мне он не нравился.

– Чем же?

– Скользкий. Глаза у него всегда виноватые, в лицо почти не смотрит. Как вы будете думать о таком человеке?

Артем записал фамилии друзей, затем достал фотографию первого убитого, протянул Вере Ивановне:

– Посмотрите хорошенько: этот человек вам знаком?

Она достаточно внимательно рассмотрела фото, чтобы не сомневаться в правдивости ее слов:

– Этого мужчину я никогда не видела.

Дворники разгребали мокрый снег, залеплявший стекло, колеса буксовали, авто слегка заносило на скользкой дороге, а пасмурное небо превратило день в сумерки. В такую погоду клонит в сон, но Артем не подумал, что София такая вялая из-за погоды.

– Прошла эйфория? – спросил он.

– М-м-м? – встрепенулась София. – Нет, я думаю.

Не рассказывать же ему об осложнениях с мужем, возникших из-за новой работы, – Борька с утра с ней не разговаривал.

– Думать тут нечего, – сказал Артем. – Ты ждала чего-то необычного, а попалось разбойное нападение с целью угона автомобиля и ограбления.

София пару минут изучала его, затем заметила:

– Ты не договариваешь.

– Потому что сомнение есть. Видишь ли, София, как правило, угонщики не идут на убийство, им достаточно заполучить машину, профессионалу сделать это – раз плюнуть. За угон дадут меньший срок, если поймают, что далеко не всегда случается. А убийством органы занимаются вплотную, отсюда – риск большой.

– Себе же и противоречишь, по твоим словам выходит, данный случай не столь уж прост.

– Я просчитываю все варианты, чтобы потом не свалилась на голову неожиданность.

– При Зимовце были те вещи, о которых говорила его жена?

– Телефон и перстень? Нет. Кстати, интересная штука: он преподаватель в институте, доход, насколько мне известно, имеет небольшой, а колеса приобрел офигенные. И труба крутая – двадцать тысяч не каждый за мобилу отвалит.

– Преподаватели вузов умеют зарабатывать.

– Да? И как же?

– Подготовка в институт, за уши тянут нерадивых студентов, то есть репетиторством занимаются, ну и взятки берут. Раньше спрашивали: «На сколько сдал экзамен?», а сейчас: «За сколько сдал?» Студенты во время сессии платят за каждый экзамен лично преподавателю, если не хотят учить предмет. А бывает и так: учи или не учи – все равно плати. Я знаю по детям знакомых. Куда мы едем?

– В цитадель знаний и взяток – в институт. Чувствую, и первый труп был на колесах в момент убийства.

– А куда преступники машины дели? Это же прямые улики, на что они рассчитывают?

– С этим делом проблем нет. Перекрасил, номера на деталях перебил, если это крутая тачка, а потом ее долой из города.

– Значит, машина Зимовца еще в городе.

– Думаю, пока да, но где ее искать? Некоторые автолюбители делают в потайном месте метку, чтобы легче было найти автомобиль в случае угона. Но и такие меры редко помогают, потому что на выездах из города машины тщательно не осматривают. Зимовец меток не ставил, ты же слышала. Бизнесом в свободное от работы время не занимался, врагов как таковых не имел. Я надеялся, что его жена узнает первый труп…

– Ты думал, они связаны?

– Надеялся. Убиты-то они одним способом, но жена всех дел и знакомых мужа может не знать. Найти бы концы первого трупа, авось прояснилась бы ситуация.

В институте информации получили мизер: банкет продолжался до часу, Зимовец ушел раньше на час, ушел скромно, по-английски. К сожалению, Сирин находится в командировке, приедет через пару дней. Оставалось ждать. Идя к машине, Артем недоумевал:

– Не по дороге же он подобрал убийц! Кто станет подвозить ночью голосующих? Зимовец не кретин, как-никак доцент.

– Он же выпил, – сказала София. – Под хмельком притупляются инстинкты, человек себе кажется неуязвимым.

Артем открыл дверцу. Когда София уселась, он захлопнул дверь и обошел авто. Нехарактерное поведение для современного мужчины, отметила про себя София, даже Борька, претендующий на цивилизованность, не открывает жене дверцу.

Два дня в суете прошли незаметно. Впрочем, когда загружаешь себя, то, как ни странно, времени хватает абсолютно на все. Софии нравилось находиться при деле, к тому же у нее был свой маленький кабинет с компьютером и телефоном. Ощущение значимости не проходило. На третий день, когда она собиралась отправиться с Артемом в институт к Сирину, позвонили из оперативной части:

– София, тут, кажется, к тебе гражданин ломится.

– Ко мне? – удивилась она. Кто к ней может ломиться, она же всего ничего здесь работает. – А по какому поводу?

– Долдонит про рекламу по телику.

– Ну, ладно, я сейчас подойду.

Ух, как стало интересно, что за гражданин к ней пожаловал. София просто бежала к нему. Естественно, сразу догадалась, что пожилой мужчина в сером полупальто пятидесятых годов прошлого века и есть тот, кто добивался с ней встречи. Она подошла ближе:

– Вы ко мне?

– Может, к тебе, – пожал он плечами. Лицо неухоженное, волосы седые и взлохмаченные, на скулах щетина, в общем, доверия не внушал. – Я из-за рекламы.

– Простите, какой рекламы?

– Ну, что по телику крутят. Сказали адрес, я пришел.

– А что в той рекламе было? – не понимала София.

– Ну как же, – вытаращился он. – Витька там был.

– Какой Витька?

– Так это… вы ж его нашли. В рекламе так и сказали: «Найден труп мужчины, всех, кто знает…»

– А-а-а! – протянула София. – Поняла, поняла. Да-да, вы правильно… Идемте со мной. – По пути к кабинету она набрала номер на мобильнике и сообщила: – Артем! Свидетель пришел.

– Какой свидетель?

Еще один не понимает, что к чему.

– Первый труп узнал по нашей фотографии, которую я отвозила на телеканалы. Мы идем ко мне…

– Бегу, бегу! Ты, главное, не потеряй его.

София указала гражданину на стул, тот сел, сгорбился и уставился на нее: мол, спрашивай, я готов отвечать. А что ей спрашивать?

– Сейчас придет товарищ капитан, он занимается этим делом, – смущенно оправдалась София.

– Ничего, я подожду.

Через пять минут в кабинет ворвался раскрасневшийся Артем, подхватил стул, поставил его перед мужчиной и шмякнулся на него. Некоторое время он рассматривал пришельца, затем улыбнулся:

– Значит, вы знаете этого человека? – показал фото.

– Ага. Витька это, сосед мой. Я с ним в одном жакте живу, у меня две комнаты, а у Витьки пять. Там еще есть квартира из одной комнаты, но соседка померла, родственников у нее нету. Я все думал, куда Витька подевался? С работы приезжали, спрашивали, а я ничего не знаю. И вдруг ваша реклама…

– Фамилия Витьки какая?

– Жмайлов.

– Чем он занимался?

– Торговлей. Пиротехника у него, мелочи всякие. Хороший он мужик, мне к пенсии подкидывал деньжат, а я ему машину ремонтировал, я умею.

– Верю, – улыбался Артем. – Значит, у него машина есть?

– Ага. Джип и «газель», на «газели» он товар привозил, то есть не он, а его водитель.

– А гараж где?

– У нас во дворе.

– Так, так, так, – потирая подбородок, проговорил Артем. – И сейчас обе машины там стоят?

– «Газель» стоит. Я один раз открыл, пацан с Витькиной работы забрал ее, но вечером привез обратно.

– А джип стоит? Кстати, какой марки?

– Хорошей марки, – перебирая кепку пальцами, сказал мужчина. – Японской. Джипа в гараже нет.

– А где он?

– Так на нем Витька ездил, никуда он без джипа, даже за хлебом на колесах.

– Вы не знаете, куда он ездил перед тем, как пропал?

– Откуда ж мне знать? Он мне редко докладывал: мол, уезжаю туда-то, будут спрашивать, скажи, Ионыч… Это меня так зовут: Семен Ионыч.

– Ну а что он за человек был?

Из длинного рассказа Ионыча, который перемежался пространными отступлениями, выяснилось, что Жмайлов два года назад развелся с женой, купил ей и детям квартиру со всеми удобствами, сам же остался жить в жакте. С женой не общался, деньги на детей пересылал по почте, с детьми не виделся из-за нее же, жены, – злющей стервы. Получив свободу, Витька, тридцати четырех лет от роду, от счастья не знал, куда себя деть. Месяц на радостях обмывал развод, потом за ум взялся. Второй раз и не думал жениться, крестился: мол, избави бог, хотя девушки к нему липли. Но как только Витька понимал цель подруг, прогонял их безжалостно, потом и вовсе стал пользоваться услугами шлюх.

– Проституток? – уточнил Артем, а то ведь шлюхи тоже разные бывают, даже замужние.

– Ага, ихними, – подтвердил Ионыч. – Им деньги заплатил, они исполнили любой каприз да ушли.

– Домой приводил? – спросил Артем.

– Бывало домой, а то и на дороге прямо, ну, в джипе. После Витька делился со мной впечатлениями, говорил, шлюхи лучше жен, они никогда не отказывают, а секс обеспечивают со всеми вашими пожеланиями…

София, учитывая требования Артема, помалкивала, но после рассказа Ионыча внутри у нее что-то толкнулось, заставив замереть, словно она боялась потерять едва уловимую нить, ведущую к развитию сюжета. Какая разница, что послужило поводом, главное – она уже видела убедительные картины, которые станут основой…

Ее детектива

«Лица Марго не видела, как ни вытягивала шею. Секунду спустя Зыбин загородил труп собственным круглым телом. Она огляделась.

Комната большая и светлая, обставленная скромно. На диванчике с потертой обивкой небрежно брошены пальто, сюртук и шляпа с перчатками, рядом на полу валяется трость – вещи дорогие. Посредине стол, накрытый вышитой скатертью с кистями, вокруг стулья с круглыми спинками, у окон жардиньерки с цветами. Тумбочка у кровати, там же, на полу, чуть сдвинутый коврик. Женщины сидели у стола, полненькая плакала, утираясь платочком.

– Кто его нашел? – повернулся к ним Зыбин.

– Я-с, – поднялась моложавая женщина. – Убираться пришла, меня господин наняли, а дверь не заперта. Я вошла и увидала их. Трясла-трясла, а они никак… А как поняла, что они мертвые-с, закричала и…

– Ясненько, – сказал он. – А чья квартира-то?

– Ох, моя, – захныкала полненькая женщина, чуть постарше первой. Указав глазами на труп, рассказала: – Они-с квартиру сняли, а жить в ней не жили, правда, платили исправно кажную неделю.

– Давно ли он снял квартиру?

– Тому три месяца. Завтрева как раз.

– Так-таки никто не жил? Для чего ж квартиру он снял?

– То мне неведомо, – плаксиво протянула она.

– Имя с фамилией знаешь?

– Мое? – вскинула глупые глаза хозяйка квартиры.

– Его, – рявкнул Виссарион Фомич.

– А, ну да. Бубнов Иван Иваныч. Такой уважительный, такой вежливый, такой…

– Довольно, – поморщился он, опускаясь на стул. Зыбин оглядел комнату; по нему было видно, что он озадачен. Обратился к полицейским: – Улики имеются?

– Нет, ваше высокоблагородие. Чисто.

– Позвольте мне взглянуть на… – Последнее слово Марго проглотила, ибо Зыбин одарил ее зверским взглядом, но разрешил:

– Извольте, глядите.

Марго приблизилась к кровати…

– Я знаю этого господина, – сказала она. Зыбин повернулся к ней всем корпусом, поднял лохматые брови: мол, неужели? – Это не Бубнов. Его зовут Нифонт Устинович Долгополов. Он дворянин. У него есть дом, семья, прислуга, выезд, недавно купил поместье…

– И квартиру снял, – подытожил Виссарион Фомич. – Снял, а его убили. Не странно ли, ваше сиятельство?

– Действительно, странно, – пробормотала она, разглядывая труп. – Позвольте, а почему вы решили, что его убили? Следов насилия нет…

– А вы чуток рубашку на груди отодвиньте и поглядите. Там, где сердце…

Глаза его хитро прищурились, он явно мечтал посмотреть, какова будет реакция графиньки. Только не дождется он от нее потери сознания, летом она перевидала трупов – ему не снилось. Марго склонилась над Долгополовым, приподняла край рубашки… в районе сердца увидела малюсенькую ранку с запекшейся кровью. Она выпрямилась:

– Чем это его?

– Чем-то острым и тонким, – пробубнил Виссарион Фомич, недовольный ее крепостью. – Любезные, – снова обратился он к полицейским, – поспрашивайте соседей, авось кто видал убийцу.

– Да тут спрашивать некого, – захлюпала носом хозяйка. – В первом этаже жильцов нет, никто с весны не снимает – дорого. А во втором жила модистка, да съехала с месяц назад.

– Ну, напротив опросите жильцов, – махнул он рукой.