Текст книги "Пляски простаков"

3

Второй час ночи, а Розе не спалось. Она разволновалась, словно сейчас находилась не в уютной постели, а в полицейской машине. Позже она поняла, как рисковал Мустафа и какому риску подверг сына. Почему он это сделал? Кто ей мог ответить, кроме самого Мустафы – седовласого, коренастого, с огромными и умными глазами турка? Но тогда она не спросила его, не спросила и потом. Тогда Роза пережила еще несколько страшных мгновений, которые не позволяли задуматься.

… Мустафа приказал водителю заехать по пути еще в какое-то место, турецкий язык Роза понимала совсем плохо. Он неторопливо вышел, не подав знака, значит, бежать следовало не в этом месте. Еще покружили по городу, объезжая точки, находившиеся под контролем полиции. Позже она догадалась: покровитель тянул время. И вот выехали на улицу, вдалеке висели опознавательные знаки полицейского участка. Роза напряглась, а Мустафа что-то бросил водителю, тот остановился примерно в пятистах метрах от полиции. Мустафа взглянул на Розу и указал глазами в переулок, где она заметила зад бежевого автомобиля. Он вышел, направился к лавке. Роза лихорадочно мяла пальцы, оглядываясь по сторонам.

Вдруг увидела, как из машины у полицейского участка вылезли старуха и мужчина, они двинулись в их сторону. Роза узнала обоих. Екнуло сердце, забилось, причиняя боль, отдаваясь в ушах. Не раздумывая, она выскочила из машины и помчалась фактически навстречу своим палачам – переулок находился как раз посередине. Старуха завизжала, выкрикивая какие-то слова. Мустафа обернулся, оценил ситуацию, но бросился не наперерез девушке, а к машине, запрыгнул. Водитель, сорвав машину с места, догонял девушку, но так случилось – перекрыл дорогу преследователю, едва не сбив того. Ему помешал Мустафа, схватившись за руль. Роза запрыгнула в бежевый автомобиль и закричала на турецком:

– Чабук! Чабук!

Как она ненавидела это слово! Слишком часто оно звучало приказом ей, поэтому его первым и запомнила: быстро! Но тогда оно было спасением, надеждой, связующим звеном между ею и водителем. Сидевший за рулем черноволосый мужчина не выключал мотор, он сразу рванул и скрылся, прежде чем полицейская машина вырулила в переулок.

Получилось – Роза убежала на глазах у всех. Возможно, вина полицейского Мустафы была, да только в чем? В том, что он вышел купить лимонад? Так даже не успел купить. Пренебрег мерами предосторожности и не запер надежно девушку? Наверное, в этом вина есть. Так ведь Мустафа не мог предположить, что свекровь и муж выйдут из машины. Девчонка заметила их, испугалась – у нее же плохая голова – вот и дунула прочь. А тут такси на пути. Номер никто не успел рассмотреть, да и что это даст? Таксисту все равно кого везти, раз платят деньги. За руль схватился? А как же было не схватиться, когда водитель мчался на мужа девушки? В общем, Мустафа счастливо избежал серьезных неприятностей. А вот Розу они поджидали.

«Свекровь» предоставила фотографии Розы, требовала найти ее. В полиции пообещали сделать все возможное, чтобы вернуть невестку «домой».

Тем временем Ингин благополучно спрятал девушку в небольшом загородном доме. А ей стало плохо, ломило кости, подступал жар. Началась обычная ломка. Роза решила не сдаваться, знала: надо переждать. Да и кто ей предоставит наркотики? Хотя и терпела, не показывала вида, как ей плохо, боясь потерять покровителя, тем не менее становилось все труднее справляться с собой.

Мустафа приехал вечером, и тут у него и сына разгорелся спор. По всей вероятности, Ингин пенял отцу, подвергшему опасности не только свою репутацию полицейского, но также вовлекшему в это дело сына. Ничего из их разговора Роза не разобрала, кроме слова «депорт». Она вскочила, закивав головой:

– Да! Да! Депортация! Пожалуйста! Я хочу – депорт!

Мустафа и Ингин лишь с жалостью посмотрели на нее. Роза разволновалась:

– Нельзя? Почему? Я хочу домой. У меня в России мама…

С трудом объяснили, что депортировать ее могут только в дом мужа. У полиции есть ее фотографии, на границе обязательно схватят.

– Но у меня нет мужа! Это ложь! – расплакалась Роза, понимая, что из страны теперь не выбраться. А тут еще боли…

– Роза, почему они в тебя так вцепились? – спросил Ингин. – Ты что-то знаешь, чего не должна знать?

Она передернула плечами, мол, не знаю ничего. Но Роза понимала, что должна убедить их не отдавать ее. Поэтому продолжила говорить пересохшими губами, перемежая русские фразы с английскими:

– Они били. Потом… насиловали. Я подумала: если стану послушной, мне будут доверять. Я подчинилась. Помогала убирать, смеялась. Мне было плохо. Они кололи… я делала вид, что мне нравится. А я не хочу, правда, не хочу… Так вошла в доверие. Меня хвалили, давали деньги, потом отнимали. Стали выпускать. Я бегала в лавки за сигаретами и… не помню. Всегда возвращалась. Время увеличивала, когда отлучалась. Но все равно возвращалась. Однажды не вернулась… и встретила вас…

Она подняла глаза на Мустафу, проверяя: понял ли, о чем рассказывала.

– Тебе плохо, дочка? – спросил он.

Роза ушла в угол, потеряв интерес к собственной судьбе. Усевшись, принялась раскачиваться, дабы отвлечься от болей. Ингин и Мустафа переговаривались.

– Кажется, у нее ломка, – сказал сын осуждающе. – Она еще и наркоманка.

– Не надо, Ингин, ей несладко пришлось. Она говорила правду. Чтобы сделать рабыню послушной, достаточно несколько раз вколоть, ты же знаешь. Видишь, как она борется? Принеси холодного вина.

– Как хочешь, отец, но ты ввязался в скверную историю. Если узнают, что мы скрывали ее у себя… ты знаешь, что будет. Ты рискуешь, отец, очень рискуешь.

– Аллах захотел, чтобы я помог ей, значит, так тому и быть.

Ингин ушел за вином, а Мустафа присел около девушки на корточки, развернул карту Анкары:

– Где тебя держали? Вот здесь, – он ткнул пальцем в карту, – мы встретились. А откуда ты бежала? Покажи. Там еще есть девушки?

Она утвердительно кивнула и, словно от мороза, поежилась.

– Дочка, покажи место. Это плохие люди. Их место в тюрьме.

Роза собрала силы и попыталась сосредоточиться. Карта расплывалась перед глазами, бил колотун и катился холодный пот. И все же Роза определила юг, север, восток. Она указала пальцем в северо-западный район, затем откинула голову к стене. Мустафа поднялся, в это время сын принес бутыль вина, налил в стакан и протянул Розе:

– Пей. Все пей.

У сына Мустафы с английским был полный порядок. Роза разжала непослушные пальцы, взяла стакан и поднесла ко рту. Терпкий, пряный аромат ударил в нос, она залпом выпила сухое красное вино, прислонилась к стене. Почему-то стало ломить в ключицах, нестерпимо ломить. Ингин налил второй стакан, протянул:

– Пей. – Роза отрицательно мотнула головой. Жгло в желудке, горело тело. Ингин настойчиво повторил: – Пей!

Девушка послушно выпила. И еще заставили пить. Роза плохо соображала, боли и опьянение мутили, она поднялась и, шатаясь, побрела к выходу, чувствуя тошноту. Мустафа помог выйти, придерживал за плечи, когда девушку вывернуло наизнанку. Тут же перед носом появился полный стакан вина:

– Пей!

– Не могу, – промямлила Роза, раскачиваясь. Теперь все вокруг плыло и крутилось не от наркотической недостаточности, а от сильного опьянения.

Выпить заставили. Ее рвало, но ей вновь приказывали пить. В конце концов Роза отключилась. И проспала до утра. На следующий день ломка возобновилась, ее снова заставляли пить вино до бесчувствия. Когда Ингин и Мустафа уезжали, Розу запирали, поставив железную лохань и вино в большой, литров на пять, бутыли, приказав пить, пока не свалится без памяти. Она неукоснительно выполняла требования, потому что хотела вернуться домой, к маме. Мама… Она была так далеко. Мама ждала Розу, любила ее, только к ней стремилась девушка. Мысли о маме спасли Розу, когда было нестерпимо плохо, а она, стиснув зубы, не жаловалась, лишь думала: все пройдет, надо переждать. И пила вино.

Ломка прошла в пьяном угаре, но Роза не сошла с ума от болей и, к счастью, не пристрастилась к алкоголю. В конце недели бледная, с синими кругами под глазами Роза отказалась от вина, сообщила, что ей стало лучше. Мустафа погладил ее по голове:

– Ты сильная девочка.

А утром закрыл ее в багажнике и, помолившись, повез в Стамбул.

4

Два часа. Роза улыбнулась, а не улыбалась она давно. Лежа на диване в полной безопасности, вдруг поняла, что ей достался ОДИН ШАНС ИЗ ТЫСЯЧИ. И шанс этот – Мустафа, образ которого останется в ее сердце навсегда. Кто знает, может, обосновавшись на новом месте, Роза сможет пригласить человека, называвшего ее дочерью? Будет совсем другая встреча – полная безбрежного счастья, благодарности и любви. А уж Роза теперь никуда, никогда, ни за что не поедет. На глаза навернулись слезы, но она ясно видела седые волосы, густые усы, черные глаза, человеческие глаза…

Около восьми часов добирались до Стамбула. Там порт, там надежда на спасение. Стоило попробовать попасть на корабль, плывущий в Россию. Россия… Роза согласна была на лодку и весла, уж как-нибудь догребла бы. Ее не пугало расстояние, по карте посмотришь – так и плыть всего ничего. Но существуют границы с той и с другой стороны, существуют законы, существуют люди, карающие за нарушения законов. Все равно, пусть нищета, лишения, но в России. Пусть тюрьма, но в России, дома.

Подъехав к Стамбулу, Мустафа дал Розе одежду, какую носят большинство женщин в Турции – черный балахон, закрывший ее с головы до пят. Ждали темноты. Вечером, когда город заискрился огнями – а это потрясающее зрелище, – Мустафа привез Розу в дешевый отель на окраине. Весь следующий день она просидела в номере, не обращая внимания на старую обстановку и облезлые стены. Только по призыву муэдзина с минарета определяла время. То, что она уже не в Анкаре, радовало, но и тревожило. Как попасть на корабль без документов? И Россия большая, если приплыть в отдаленную от дома точку, как потом добираться?

– О чем это я? – говорила себе вслух Роза. – Доберусь. Пешком доберусь. Только бы попасть на тот берег, а уж там доберусь.

Вечером отправились в порт. Мустафа узнал у знакомого, работавшего в порту докером, когда отправляются ближайшие корабли в Россию. Прогулочной походкой они проходили мимо причалов, Мустафа указал на лайнер, исковеркав слово:

– Одесса.

– Это не Россия, – нахмурилась Роза.

– Новороссийск, – показал на следующий корабль.

– Да! – загорелись глаза у Розы. – Это близко.

– Тогда ждем, когда будут возвращаться из города моряки. Дочка, ты подойди к ним и попроси перевезти тебя. Вот деньги. Должно хватить.

Услышав русскую речь, Роза несмело подошла к двум матросам и молодому человеку – по одежде чином старше. Последнего и окликнула:

– Господин капитан…

– Вы меня? – удивился он, оглянувшись.

– Да, да! – волнуясь, проговорила она. – Можно с вами поговорить?

Он отошел от матросов, те остановились неподалеку, с любопытством поглядывая на девушку, так хорошо говорившую по-русски.

– Что вам угодно? – подошел он к ней. – Только я не капитан, а мичман.

– Господин мичман… мне надо попасть домой… в Россию… Не могли бы вы мне помочь? Я заплачу…

– Ну, а в чем проблема? Возьмите билет…

– У меня нет документов, – перебила Роза, еще больше разволновавшись.

– А где они? – поднял брови тот.

– Я… у меня их забрали… пожалуйста, помогите… Я заплачу, только перевезите меня на тот берег… домой…

– Девушка, я не могу этого сделать, – холодно сказал мичман.

Это был внешне очень симпатичный молодой человек, но, видимо, ни разу не хлебнувший отчаяния, унижения, стыда и страха. У него все получалось в жизни, оттого черствость по отношению к девушке без документов в чужой стране он посчитал буквой закона, которой должно следовать.

– Я умоляю вас… поговорите с капитаном. Может, он согласится? Я подданная России, поверьте. Мне же надо как-то вернуться домой, ведь всякое случается…

– Ну, а как случилось, что подданная России очутилась в Турции без документов? Я ничем не могу вам помочь, извините.

Не желая больше разговаривать, он вернулся к матросам. Роза услышала:

– Чего она хотела? Это проститутка?

– Она хочет в Россию. Выйдут замуж за турков, а потом не знают, как сбежать от них. Идемте, мы и так задержались.

Они говорили о ней, удаляясь, но Роза больше ничего не расслышала. У нее шумело в голове, как перед потерей сознания, едва переставляя ноги, вернулась к Мустафе.

– Тебя берут? – спросил он. – Почему ты молчишь?

– Отказал… – и Роза дала волю слезам.

– Не плачь, дочка. Это не так просто, как тебе кажется.

– Он же русский, русский… Отказал…

– Пойдем, пойдем, – увлекал Розу за собой Мустафа, так как на них обращали внимание. – Что-нибудь придумаем.

В номере Роза упала на кровать и произнесла:

– Мне не выбраться. И вас подведу. Езжайте в Анкару, отец, а я уж сама… Вы и так сделали для меня слишком много. Мне никогда вас не отблагодарить.

В тот момент ее посетили мысли о самоубийстве. Это выход, единственный… Но Мустафа обнадежил:

– Дождись завтра, дочка. Я поговорю с докером. Контрабанду возят, неужели человека не перевезут? Надо подождать до завтра. Спи.

Роза решила: если завтра ничего не получится, уйдет потихоньку от Мустафы, а там… маленькая оттяжка поможет приготовиться. Словно почуяв ее настроение, Мустафа полночи расспрашивал о ней, родителях, стране. Роза разговорилась, рассказала все про себя и свою подругу. Ее вдруг прорвало, говорила и говорила, пока не услышала храп. И Роза утомилась, постепенно заснула с мыслями, что не имеет больше права подвергать риску хорошего человека.

Мустафа вернулся с радостной вестью: Розу берут на борт небольшого судна, которое следует в Сочи, попутно зайдет в турецкий порт на Черном море, а остановку сделает… в ее родном городе, забросят товар. Но не все так гладко. Согласились перевезти через море, а вот перед таможенным досмотром Розе придется добираться вплавь. В России таможенники дотошные, заглядывают во все уголки. Если ее подберут пограничники, скажет, что в лодке каталась, далеко уплыли, а за время дороги Роза должна сама придумать историю, почему оказалась в открытом море одна.

– Ты согласна? Тебе дадут спасательный пояс…

– Да! Да! Да! – только и бормотала она, не веря в свое счастье.

– Роза, вода у берегов России холодная, – предупредил он. – Ты можешь замерзнуть и не доплыть.

– Я доплыву, отец, я доплыву.

– Прости, другого варианта нет.

– Я доплыву. Я доплыву.

Ночью… как странно, Роза уже забыла, как выглядит солнечный день. Глубокой ночью отправились в порт. В условленном месте их ждал докер, провел известными только ему лазами к посудине, на которой Розе предстояло плыть. Светила луна, большая и яркая, поблескивали звезды – в этом краю они горячие, казалось, от них дополнительно идет на землю тепло. В затемненном месте среди груд металла Роза прощалась с Мустафой:

– Отец… я не знаю, как вас благодарить… Вы спасли меня. Знайте, я всю жизнь… всю жизнь буду молиться о вас и вашей семье. Я никогда не забуду вас. Мой отец погиб, когда мне было два года. Я его совсем не помню. Сейчас я думаю, что мой отец вернулся ко мне. Благословите меня.

Она стала на колени. Он положил руку ей на голову:

– Храни тебя Аллах. Я рад, что все обошлось. Прощай.

В порыве благодарности Роза поцеловала его руки и побежала к посудине. Душили слезы. Это были слезы счастья и боли, но сладкой боли. Это были слезы прощания, когда понимаешь, что никогда больше не увидишь человека, спасшего тебя. Мустафа спас ей жизнь, не рассчитывая на благодарность, рискуя собственным положением, заплатив деньги, которые Роза не вернет. Ее поместили в трюм, где лежали тюки. На рассвете посудина отчалила.

Сколько времени плыли, Роза не знала. Она вообще тогда плохо ориентировалась во времени, час иногда казался сутками, а сутки месяцем. Судно было не российское, турецкое; зная горячий характер мужчин, она не выходила на палубу, дабы не провоцировать их. Ей приносили еду, и Роза все съедала, так как понимала: понадобятся силы, много сил и выносливости. Каждая секунда приближала ее к родному берегу, где никто не посмеет сделать из нее грязную тряпку. Но какие же они длинные – секунды.

Только не давали покоя слова Мустафы: почему задались целью ее вернуть, зачем заготовили документы о браке? Роза думала и думала, однажды ее осенило: НИ ОДНА ДЕВУШКА НЕ ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ! Их увезли обманом, а те, кто продал их, находятся в России. Им сообщат, что Роза пропала, и тогда… тогда они будут ее искать, они не допустят, чтобы она стала свидетельницей. Где станут искать? Дома! Радость и счастье померкли. Теперь предстояло с осторожностью ступить на российский берег и таиться. Желанная Россия уже не чудилась безопасным местом. Роза плыла в неизвестность, возможно, в лапы негодяев, которые не лучше содержателей притона в Турции, а много хуже. Возможно, они уже ждали ее там.

Однажды, когда посудину довольно сильно кидало, к ней пришел матрос.

– Идем, – сказал он по-английски. – Тебе пора.

Снова страх обуял Розу: сейчас она очутится одна в море, совсем одна. Девушка поднялась на палубу. Ночь дохнула прохладой, нет, холодом. Море штормило, волны бились о посудину с яростью. На палубе было несколько человек, они пришли поглазеть на сумасшедшую, вздумавшую вплавь добираться до берега. Мужчины были одеты в непромокаемые куртки, вязаные шапочки и ежились от ветра. А Роза поначалу даже не почувствовала холода, страх просто-напросто обдавал жаром все тело. Капитан посудины сказал по-русски:

– Шторм мало. Тебе помощь. Держи пояс. С ним не будешь утонуть.

Роза сняла черный балахон, который дал Мустафа, под ним была ее одежда – брюки и кофточка. Пояс помогли надеть, закрепили. Роза взялась за холодное железо борта и глянула вниз. Ветер. Брызги. Бездна. «Шторм мало»? Да нет, волны большие.

– Эй, девчонка, – крикнул кто-то по-английски. – Ты правда прыгнешь?

– Куда плыть? – спросила девушка капитана, чувствуя, как тело покрылось мурашками. Но это от страха, обыкновенного страха.

– Вон там маяк. На него держи курс.

Роза увидела мелькание маяка. О, как это далеко, как далеко! И холодно. И звезды холодные в черном небе. А внизу бурлящая бездна, готовая с радостью поглотить Розу. Выдержит? «Я выдержу, я доплыву»! – упрямо повторила про себя Роза. Она перелезла через борт, оглянулась, не решаясь прыгнуть:

– Какой сейчас месяц и число?

– Пятый май, – сказал капитан и протянул плоскую бутылку. – Выпей, некоторый время тепло станет. Пливи бистро, не становись.

Роза отхлебнула несколько глотков крепкого напитка, вернула бутылку, набрала воздуха и… прыгнула вниз. Погрузившись под воду, едва не вскрикнула там – соленая вода была очень холодной. Вынырнув, поплыла, разгребая воду руками. До ушей долетало на английском и русском:

– Удачи тебе! Она сумасшедшая! Нет, она смелая…

Но Роза не вслушивалась в слова мужчин на судне, понимала лишь одно: грести руками, во что бы то ни стало грести, грести быстро! И все-таки это май, а не январь. Вода только в первый момент показалась ледяной, потом Роза привыкла и не ощущала холода. Ей даже понравилось барахтаться среди волн, ощущать вкус соленой воды и свободы. Какое это прекрасное чувство – освобождение! Теперь ей казалось – что тут плыть! Вон огни города, маяк. Совсем близко. Но это было обманчивое ощущение. Вскоре в кожу вонзились мелкие ледяные иголочки, постепенно ввинчивались глубже в тело…

А на судне выкрикивали прощальные слова. Моряки были потрясены мужеством слабой девушки, но они не знали, через что прошла Роза, откуда взялось мужество. Роза постепенно приближалась к берегу. Переворачивалась на спину, когда уставали руки, и работала ногами, потом поворачивалась на живот и гребла руками, не разрешая себе долгий и пассивный отдых.

Волны накрывали с головой, играя с глупой девчонкой в опасную игру: жить – умереть. Тело требовало отдыха, но Роза знала: остановка – значит смерть. Смерть от холода, холода начала мая. Легкие разрывались от недостачи воздуха, тогда девушка приостанавливалась на секунду и представляла себе жаркий день. Думала о том, что вода в мае должна быть не ниже пятнадцати градусов, а то и выше. Но, чувствуя, как тело немеет и ломит в суставах, рвалась вперед. Только вперед. И надо шевелить всеми частями тела. Вперед, вперед – к берегу!

Ее не засекли пограничники – это был хороший знак. До ушей уже доносилось шуршание листвы от ветра, с шумом разбивались волны о камни. Роза поняла: до финиша рукой подать. Но берег оказался неприступным, а самыми тяжелыми стали последние метры. Волны неистово били по телу, отбрасывая от берега, море не хотело отпускать добычу. Роза боролась с откатом волн, взмахивая руками из последних сил. Ну вот же он, берег… а до него не добраться. Еще совсем немного. Неожиданно ноги коснулись камешков… Это было дно! А сил не было. Обратное течение обхватило ноги и потянуло назад. Роза сдавалась, сдавалась в трех метрах от берега. Тогда она закричала, закричала с отчаянием человека, боровшегося до конца. И погрузилась под воду. Тут же ступни опустились на камни! Но в легких не было воздуха. Последняя попытка… Роза пошла под водой, упираясь ступнями в камни, преодолевая силу обратного течения.

Неожиданно море подтолкнуло Розу: ладно, иди. И голова очутилась над поверхностью. Роза судорожно вдохнула, и сразу же волна накрыла ее с головой. Но девушка уже твердо стояла на ногах. Роза падала, выбираясь; увлекаемая течением, возвращалась в водную пучину. А рухнув на берег, вцеплялась руками в камни. Наконец волны с ненавистью ударили Розу в последний раз. Девушка дала себе немного времени отдышаться. Она устала, ей хотелось спать. Нельзя – тормошил кто-то внутри. Роза заставила себя встать.

Течение отнесло ее от города. Роза пошла вдоль берега, не ощущая мышц, ни о чем не думая. Она просто переставляла ноги. Иногда отключалось сознание, а ноги шли и шли… Когда попала в дом и увидела маму, в глазах потемнело, а потом все пропало…

Стрелки подбирались к трем часам. Роза перевернулась на бок и посмотрела на приготовленные вещи, стоявшие в комнате мамы у стены. Завтра рано утром она и мама оденутся, Роза перевяжет щеку, будто зуб болит, и пойдут на автостанцию. С завтрашнего дня начнется новая жизнь, а то никак не удается покончить со старой. Роза надеялась, что, как только уедет из города, Турция и прочее останутся позади, а она все-все забудет. Кроме Мустафы, который дал шанс выжить. Роза уснула, прошептав напоследок:

– Аллах, Иисус Христос и все боги, какие есть, храните Мустафу… и не забудьте о вашей Розе…