Текст книги "Защитник. Рука закона (сборник)"

Ник, когда прилетит „Бык“, обращайся помягче с Тиной Джордан. Старайся лишний раз не дергать ее. Она пережила тяжелое потрясение. Думаю, она до сих пор винит себя в том, что случилось с Эйнаром.

Повторяю…»

Люк подвел шлюпку к месту стоянки, когда уже совсем стемнело.

– Вам придется подождать в шлюпке, Бреннан, – сказал он. – Ник не сможет нести нас обоих.

– Я сам могу докатиться, – ответил Бреннан-Монстр.

Ник прошел по тропе и дальше по краю пылевого озера с постыдной торопливостью.

– Успокойтесь, – недовольно проворчал Люк. – В такой темноте далеко не убежишь. Вы так упадете и разобьете свой шлем, да и мой заодно.

– Он может первым оказаться у корабля, – резко возразил Ник.

Бреннан выбрал короткий путь и катился прямо по пыли.

– Не спешите. Вам его уже не опередить, но он все равно не сможет подняться по трапу.

– Возможно, он что-нибудь придумает. Если он… О черт!

Ник сбросил скорость. Бреннан уже подкатился к трапу и лежал там, словно прозрачная сосиска, поджидая их.

– Ник, вы ему верите?

Сол ответил не сразу.

– Думаю, он рассказал правду. Он поясник. Или бывший поясник.

– Он все время чертыхается, а не поминает Финейгла.

– Я тоже. Но он меня узнал. Нет, дело не в этом. Я объясню вам, что меня на самом деле убедило. Он не спрашивал о своей жене, потому что она сама может о себе позаботиться. Он спросил о своем грузе. Он поясник.

– Значит, мы принимаем на веру всю его историю. Изменения и все прочее. Ничего себе!

– Да, всю историю. Люк, я сначала подниму вас, а потом вернусь за Бреннаном. Но я не спущусь до тех пор, пока вы не свяжетесь с Церерой. Я хочу, чтобы все это было записано, прежде чем он окажется на борту. Я еще не понял, что он намерен дальше делать.

– Ах вот как.

– Он сам сказал, что у защитников меняются интересы.

Гарнер уже заканчивал, когда Бреннан выбрался из своей застегивающейся оболочки. Он не стал жаловаться на задержку.

– Если вы беспокоитесь из-за того, где меня разместить, то я переживу без компенсационного кресла, – сказал он. – Оставьте мне линию для связи с вами, и тогда я могу даже посидеть в грузовом трюме. Но мне бы хотелось, чтобы меня как можно скорей запустили в кабину, если вдруг сломается мой самодельный регенератор воздуха.

– В этом нет необходимости. У нас здесь тесно, но не настолько. – Ник протиснулся мимо Бреннана, внутренне вздрогнув от прикосновения к его сухой коже, и сел в кресло пилота. – Кажется, нам пришло сообщение.

Они прослушали в тишине голос Лита Шеффера.

– Жаль Нильссона, – заговорил Бреннан чуть погодя. – Видимо, он съел очень много – в таком случае у него было мало шансов, даже если бы он не миновал возраст изменения.

Никто ему не ответил.

– Знаете, а Шеффер прав. Вам потребуется несколько лет, что доставить корабль Фсстпока домой.

– У вас есть идея получше?

– Конечно есть, я ведь не такой тупица, как вы. Я сам могу управлять кораблем.

– Вы? – Ник удивленно посмотрел на него. – Разве Посторонний разрешал вам управлять своим кораблем?

– Не разрешал, но я видел, как он это делает. Сложно, но ничего загадочного. Уверен, что разберусь с управлением. Вам остается только доставить меня туда и обеспечить топливом.

– Ага. А что делать с грузовым отсеком? Оставить там, где лежит?

– Нет, в этом отсеке установлен гравитационный поляризатор.

– Да?

– Не говоря уже о запасе корней, которые мне в любом случае необходимы. И не забудьте про семена. Джентльмены, когда вы наконец оцените всю мощь моего восхитительного разума, то сразу догадаетесь, зачем нужны семена. Это страховка для всего человечества. Если когда-нибудь нам понадобится настоящий вождь, мы быстро его создадим. Нужно будет просто выбрать сорокадвухлетнего бездетного добровольца и оставить его или ее на плантации дерева жизни.

– Не уверен, что мне нравится это предложение, – заметил Гарнер.

– Гравитационный поляризатор – весьма важная вещь. Вы вместе с флотом Объединенных Наций можете достать его, пока мы с Ником отправимся за кораблем Фсстпока…

– Но… – начал было Ник.

– Первое время вы можете не опасаться марсиан. Перед уходом я вылил в пыль часть запасов воды. Не разрешайте никому входить внутрь без скафандра. Еще какие-нибудь подробности нужны?

– Нет.

Гарнер почувствовал себя новичком, впервые вставшим на лыжи. В какой-то момент он перестал контролировать ситуацию, и события понеслись с пугающей быстротой.

– Подождите, – сказал Ник чуть ли не с яростью в голосе. – С чего вы вообще взяли, что мы разрешим вам управлять кораблем Постороннего?

– Не торопитесь, подумайте, – ответил Бреннан. – У вас останутся в залоге мои корни. И куда я, по-вашему, могу улететь с двигателем Бассарда? Где я продам его? Куда спрячусь, с моей-то внешностью?

Ник смотрел на Бреннана, словно загнанный зверь. Куда подевалась его свободная воля?

– Вероятно, это самый ценный артефакт во всем пространстве, которым владеет человечество, – продолжал Бреннан. – И он улетает из системы со скоростью несколько сотен миль в секунду. Каждая минута размышлений обойдется вам в несколько часов буксировки из межзвездного пространства. Вы заплатите за нее и дополнительным топливом, и питанием, и лишней работой, и задержкой во времени. Но все равно не торопитесь, подумайте.

Бреннан-Монстр решил, что может расслабиться. Впереди его ждали периоды бешеной активности…

Они оставили Гарнера на Фобосе, дозаправились топливом и полетели дальше. Гарнер снова встретился с Ником лишь через семь месяцев. Бреннана он не видел больше никогда.

Всю оставшуюся жизнь он вспоминал тот разговор в тесной кабине. Бреннан лежал в крайне неудобном положении – на спине с поднятыми вверх ногами, его невнятный, почти нечеловеческий, наполненный щелчками голос доносился из-за кресла пилота. Бреннану тяжело давался звук «в», но все же его можно было понять.

Подсознательное напряжение покинуло Ника, как только они оказались в невесомости. Марс медленно сворачивался в точку, сверкающие разнообразные пейзажи постепенно лишались подробностей, приобретая красноватый оттенок.

– У вас ведь есть дети, – внезапно вспомнил Люк.

– Я осведомлен об этом. Но не беспокоюсь за них. И не собираюсь стоять у них над душой. Без меня у них больше шансов стать счастливыми.

– Гормональные изменения на вас не подействовали?

– Я такой же бесполый, как рабочая пчела. Возможно, в какой-то степени они и подействовали. Но думаю, что лишившиеся потомства защитники испытывают желание умереть во многом из-за культурных традиций. Их так воспитали. Я вовсе не убежден, что плодильщики не могут жить счастливо и спокойно без постоянных указаний своих предков. Ник, вы можете объявить, что Посторонний убил меня?

– Зачем?

– Так будет лучше для детей. Я не смогу видеться с ними, не усложняя им жизнь. И для Шарлотты тоже будет лучше. Я не хочу возвращаться в общество людей. Там нет для меня ничего интересного.

– Бреннан, никто в Поясе не презирает калек.

– Нет, – принял окончательное решение Бреннан. – Выделите мне астероид, где я смогу установить купол и выращивать дерево жизни. Обеспечьте меня ежемесячной связью с Церерой, чтобы я был в курсе текущих событий. Я заплачу за это своими изобретениями. Думаю, что сумею спроектировать пилотируемый таранный корабль. Лучше, чем у Фсстпока.

– Вы называете это растение деревом жизни? – спросил Гарнер.

– Да, это хорошее название. Вы ведь помните, что Адам и Ева вкусили плоды древа познания добра и зла. В «Бытии» сказано, что их изгнали из Рая потому, что они могли вкусить плоды древа жизни и жили бы вечно. «Стал как один из Нас» – это означает, что они стали бы равны ангелам. Похоже, что эти два дерева – одно и то же.

Люк достал сигарету.

– Не думаю, что это хорошая идея – выращивать дерево жизни.

– А мне еще больше не нравится идея государственной тайны, – добавил Ник. – В Поясе никогда не было государственных тайн.

– Надеюсь, что сумею убедить вас. Я не могу защищать своих детей, но я постараюсь защитить все человечество. Если я буду нужен, я появлюсь. Если нужно будет много защитников, у нас есть корни.

– Возможно, лечение окажется хуже болезни. – Люк зажег сигарету. – Что, ес…

Бугристая рука выскочила из-за аварийного кресла, вырвала сигарету и резко затушила о стенку кабины.

Люк вспомнил об этом потрясении, проходя через двойной воздушный шлюз на оси Фермерского астероида.

Когда-то давно это был обычный железо-никелевый астероид почти цилиндрической формы, движущийся по орбите между Марсом и Юпитером. Затем Пояс преобразовал его в полый мир: придал нужное вращение, раскалил металл почти до температуры плавления и выдавил его огромным количеством воды, образовав полый цилиндр с внутренним диаметром в десять миль. Вращение обеспечило ему половину земной силы тяжести. Большая часть необходимого Поясу продовольствия выращивалась именно здесь.

Однажды Люк уже побывал на Фермерском астероиде. Он любовался здешними ландшафтами, кольцевым озером и пестрыми полями, расходившимися во все стороны и вверх – туда, где виднелись крошечные тракторы, вспахивающие борозду за бороздой в десяти милях у него над головой.

Внутренний шлюз вывел его в сторону от оси. Здесь, за солнечным козырьком, куда не попадали лучи осевой ядерной солнечной установки, было холодно. Водяной пар, остывая, собирался в айсберги, которые в конце концов сползали по склону и таяли в реке, несущей свои воды по извилистому руслу в озеро, что охватывало кольцом весь Фермерский астероид.

Ник Сол встретил Гарнера и помог добраться по склону к поджидающему его самоходному креслу.

– Догадываюсь, почему вы здесь оказались, – сказал ему Ник.

– Официально я здесь по требованию Объединенного правительства звездных колоний. Они получили вашу просьбу отправить предупреждение в Вундерланд. Но они так и не разобрались в ситуации, и я ничем не смог им помочь.

– Вы же получили мой отчет, – сухо заметил Ник.

– Это был не очень подробный отчет.

Чуть помедлив, Ник кивнул:

– Да, это моя вина. Мне просто не хотелось говорить об этом – если честно, то и сейчас не хочется… И черт возьми, было уже поздно что-то предпринимать. Но мы не сидели сложа руки. Мы выследили его.

– Что там произошло, Ник?

– Когда мы с Бреннаном прилетели, уже многое было сделано. Они собирались соединить два одноместника, так чтобы тяга их двигателей расходилась примерно на десять градусов, а затем связать всю эту конструкцию кабелем с кораблем Пак. Жилой отсек находился позади него на расстоянии в восемь миль. Мы могли отбуксировать его домой на малой тяге. Но Бреннан сказал, что двигательный отсек корабля Пак может дать тягу в десять раз больше.

Итак, мы зашли в сферический жилой отсек корабля Пак, и Бреннан начал возиться с пультом управления. Я провел там пару дней, наблюдая за ним. Оказывается, весь корпус отсека можно сделать прозрачным или какую-то его часть, как тогда, когда мы обнаружили его. Мы расширили отверстие, которое проделала в корпусе Тина Джордан, и вставили в него воздушный шлюз.

Через два дня Бреннан объявил, что во всем разобрался и остается только заправить топливом двигательный отсек. Он сказал, что если бы мы решили буксировать корабль – пришлось бы отключить все защитные системы. Черт возьми, Гарнер, откуда я мог знать…

– Не могли. Это и сейчас кажется бессмыслицей.

Ник провел рукой по седому гребню.

– Мы уже установили переходник, чтобы состыковаться с топливным клапаном на корабле Пак. Бреннан настоял на том, что все сделает сам и даже наденет противорадиационный скафандр. Его собственный одноместник прикрепили к буксировочному тросу на случай, если по дороге произойдет что-то непредвиденное. Это была моя идея, Гарнер.

– Ага.

– Он включил двигатель и полетел в сторону Солнца. Мы пытались пристроиться к нему, но он все время маневрировал, проверяя систему управления. Поэтому мы решили держаться на расстоянии. А потом… Потом он просто повернул в межзвездное пространство.

– Вы пытались догнать его?

– Что значит «пытались»? – почти взвизгнул Сол. – Мы летели вровень с ним! Я не хотел ему угрожать, но он не выходил на связь, а у нас заканчивалось топливо. Тогда я приказал Дубчеку и Гортону применить плазменную струю двигателя как оружие, если он не повернет обратно.

– И что было дальше?

– Думаю, он включил поле коллектора. Электромагнитное возмущение выжгло все наше оборудование, и мы могли так и умереть в космосе. Хорошо еще, что двигатели не взорвались. В конце концов нас догнал танкер, и мы смогли кое-что подремонтировать. Но к этому времени Бреннан уже набрал скорость и мог использовать коллектор.

– Замечательно.

– Черт возьми, откуда мне было знать? Он оставил у нас свои запасы еды, та корзина с корнями была уже почти пустой. Может быть, это какой-то изощренный способ самоубийства? Или он опасался того, что мы могли сделать, имея пилотируемый таранный корабль?

– Я об этом не подумал. Знаете, возможно, в этом все дело. Помните, как он раздавил мою сигарету?

Ник фыркнул:

– Конечно помню. Он потом всю дорогу извинялся, но так и не позволил вам закурить. Мне показалось, вы были готовы его ударить.

– Он защитник. Все, что бы он ни делал, делается для нашей пользы.

Люк нахмурился, пытаясь вспомнить… Но нет, больше ничего в памяти не всплыло. Так говорила его школьная учительница?

– Он просто не хотел, чтобы мы заполучили корабль Пак и узнали что-то важное о корабле или о нем самом.

– Зачем же тогда он торчал два месяца за орбитой Плутона? Двигатель Бассарда не останавливают на полдороге! Это будет стоить уймы резервного топлива! И там вообще ничего нет…

– Этот район называется Кометный пояс. Большую часть времени кометы проводят именно за Плутоном. Этот пояс очень разрежен, но там есть материя. Есть даже десятая планета.

– Он не приближался к Персефоне.

– Но мог встретить по пути множество комет и подойти к любой из них.

– Верно… Итак, он провел там два месяца – во всяком случае, так показали наши датчики монополей. Месяц назад он двинулся дальше. Мы следили за ним долго, пока не убедились, что он летит с ускорением к альфе Центавра. К Вундерланду.

– Сколько времени ему понадобится, чтобы туда добраться?

– О, в любом случае не меньше двадцати лет. У его двигателя небольшая тяга. Но мы можем отправить предупреждение и сделать так, чтобы наши преемники через пятнадцать лет предупредили их еще раз. На всякий случай.

– Хорошо, это мы сделаем. Что еще? Вы знаете, что мы откопали грузовой отсек?

– Это все, что нам известно. Объединенные Нации тоже умеют хранить тайны.

– Мы уничтожили корни и семена. Никто не был в восторге, но мы все-таки сделали это.

Прошло немало времени, прежде чем Ник ответил:

– Хорошо.

– Хорошо или плохо, но мы это сделали. Нам не удалось понять, как действует гравитационный поляризатор. Если это действительно он. Бреннан мог и солгать.

– Нет, это действительно гравитационный поляризатор.

– Откуда вы знаете?

– Мы проанализировали курс, которым Посторонний летел к Марсу. Его ускорение менялось в зависимости от местных гравитационных градиентов: не только тяга, но и направление.

– Хорошо. Возможно, это нам поможет. Что еще мы можем сделать?

– С Бреннаном – ничего. В конце концов он умрет от голода. Тем временем мы всегда будем знать, где он находится.

– Или где находится источник монополей.

– У него нет другого корабля, не снабженного комплектом монополей, – теряя терпение, возразил Ник. – У него нет запасов продовольствия, и точка. Он умрет, Гарнер.

– Я стараюсь не забывать, что он умнее нас. Если он каким-то образом применит гибернацию, то сможет добраться до Вундерланда. Это процветающая колония… Но что дальше? Что ему нужно в Вундерланде?

– Что-нибудь такое, о чем мы даже не подумали бы.

– Я так и не узнаю, что это. Я умру прежде, чем он долетит до Вундерланда. – Люк вздохнул. – Бедняга Посторонний. Он проделал такой долгий путь, чтобы привезти нам корни, которые дали бы нам возможность вести нормальную жизнь.

– У него были благие намерения. Жизнь несправедлива к нам, героям, – с серьезным видом сказал Ник.

Интерлюдия

Как описать двухсотлетний период? Мера времени – события. За двести двадцать лет произошло много важного.

Высохший труп Фсстпока оказался в Смитсоновском институте. Среди ученых случилась небольшая дискуссия о том, причислять ли его к человекообразным. Все сведения о нем были получены через третьи руки, а Бреннан исчез, но скелет в точности соответствовал строению человекообразных – кость к кости.

Лукас Гарнер умер, когда корабль Пак едва проделал половину своего пути. Он так и не повернул назад. Ник Сол стал свидетелем того, как магнитный след чужака миновал Вундерланд; прошло еще два года, но корабль продолжал ускоряться в неизвестность. Ник терялся в догадках.

Базу «Олимп» на Марсе восстановили, чтобы изучать грузовой отсек корабля Фсстпока прямо на месте. Это показалось проще, чем поднимать его, преодолевая гравитацию Марса, при работающем гравитационном поляризаторе. Исследовательская группа не соглашалась остановить поляризатор, пока не станет ясно, как его потом включить. Зависший над площадкой базы одноместник расплавил пыль, чтобы обезопасить исследователей от марсиан.

Население Пояса значительно увеличилось. Полых миров становилось все больше; часть из них снабдили двигателями, чтобы они могли перемещаться. Старательская работа требовала все больших усилий, лучшие месторождения совсем истощились. На крупных астероидах появились города. И все меньше поясников умели управлять одноместниками.

С Марсом столкнулся большой ледяной астероид, вызвав песчаные бури и незначительные сейсмические толчки, которые доставили немало хлопот базе «Олимп».

Звездные колонии процветали и изменялись. На Восточной стороне Джинкса – там, где горы поднимались выше атмосферы, – развивалась вакуумная индустрия. На Плато начались репрессии. Население Вундерланда постепенно росло и растекалось по большому континенту, так что прогресс городов происходил медленно. На планете Мы Это Сделали цивилизация уходила под землю, спасаясь от зимних и летних ураганов. На Доме все было благополучно, он процветал, используя новые технологии и опыт ошибок других, более ранних колоний.

Между Землей и колониями существовала лазерная связь; беспилотные таранные корабли, запускаемые с линейного ускорителя на Юноне, приносили колониям новые знания. В последнее время главными такими «подарками» стали биологические разработки: семена растений и оплодотворенные яйцеклетки животных. Новости из колоний поступали редко, хотя Джинкс и Дом имели в распоряжении превосходные связные лазеры.

Проблема наркомании на Земле сошла на нет еще при жизни Лукаса Гарнера. Потенциальные наркоманы предпочитали мозговые имплантаты, получая при этом более полные ощущения за меньшую плату, хотя им и приходилось поначалу потратиться на операцию. Мозговые имплантаты никого не беспокоили и не считались серьезной трудностью. К 2340 году с этой проблемой почти справились.

Население Земли сохранялось на одном уровне, при необходимости его рост сдерживали силовыми методами.

Гравитационный поляризатор так и остался за пределами человеческого понимания.

Усовершенствованная аллопластика – применение искусственных материалов вместо пересадки чужих органов – решила проблему нехватки доноров. Население даже проголосовало за отмену смертной казни за некоторые виды преступлений, таких как уклонение от налогов и незаконная реклама. Жесткая власть АРМ – Технологической полиции Объединенных Наций – несколько смягчилась.

Настоящих войн не случалось уже долгое время.

Жизнь в Солнечной системе стала в некотором смысле идиллической…

Вандервеккен

Пакостность Вселенной стремится к максимуму.

Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так.

Первый и второй законы Финейгла

Он проснулся от холода, обжигающего нос и щеки. Проснулся и открыл глаза навстречу ночной темноте и яркому сиянию звезд. Он сел и выпрямился в безграничном удивлении. Сесть оказалось не так просто. Он был закутан, словно в кокон, в свой спальный мешок.

Силуэты горных пиков упирались в пелену неба. Вдали у холмистого горизонта горели огни города.

Прошлым утром после недели путешествий по окрестностям он направился к «Вершинам». Он прошел весь маршрут, милю за милей, поднимаясь вдоль карниза по узкой тропинке, ограниченной зарослями толокнянки и пустым пространством, туда, где в скале были высечены грубые ступени с металлическими перилами. Свой поздний ланч он съел на самой вершине. Отдохнув, он начал спуск, но ноги отчаянно протестовали против новой нагрузки. Причудливые вертикальные пики «Вершин» тянулись к небу, словно пальцы. А потом… что было потом?

Видимо, он все еще находился на склоне горы, его спальный мешок растянулся поперек тропинки.

Он не помнил, как ложился спать.

Может быть, у него контузия? Может, он упал в пропасть? Высвободив руку из спального мешка, он ощупал себя, проверяя, нет ли ушибов. Ничего похожего. Он прекрасно себя чувствовал, нигде ничего не болело. Теперь ветер холодил его руку, и он опять удивился. Днем было очень жарко.

К тому же свой рюкзак он оставил в машине. А машину оставил неделю назад на парковке у «Вершин». Этим утром он вернулся туда и положил в багажник лишние вещи, в том числе и спальный мешок. Как все это очутилось здесь?

Тропа, ведущая к «Вершинам», была достаточно опасной и при ярком дневном свете. Элрой Трусдейл не собирался ходить по ней в темноте. Он перекусил тем, что нашел в отсыревшем от росы рюкзаке – который должен был лежать в машине, а не возле его головы, – и решил дождаться утра.

На рассвете он тронулся в путь. Ноги сами несли его вперед, пустынный горный пейзаж радовал глаз. Спускаясь по тропе, он громко пел о невероятных маршрутах, покоренных им, и никто не кричал, чтобы он заткнулся. Ноги совсем не болели после вчерашнего подъема, и он решил, что находится в прекрасной форме. Хотя только дурак мог отправиться с рюкзаком по этой тропе – разве что рюкзак ему навязали на полпути вверх.

Когда он добрался до парковки, солнце поднялось уже высоко.

Автомобиль стоял там же, где Трусдейл его и оставил, все дверцы были заперты. Он перестал насвистывать. Это выглядело полной бессмыслицей. Какой-то добрый самаритянин нашел его бесчувственное тело на тропе – или сам же и оглушил, – но не стал звать на помощь, а спустился вниз, взял из автомобиля рюкзак и потащил в горы, чтобы упаковать Трусдейла в спальный мешок. Что за чертовщина? Может быть, кто-то решил воспользоваться машиной Трусдейла, чтобы совершить преступление и подставить его? Когда он открывал багажник, в глубине души ожидал обнаружить там труп, но не нашел даже пятен крови. Вместе с облегчением пришло легкое разочарование.

В салоне автомобиля на развлекательном центре лежала кассета с сообщением.

Элрой вставил ее в аппарат и прослушал:

«Трусдейл, это говорит Вандервеккен. Возможно, вы уже поняли, что потеряли четыре месяца своей молодой жизни. Приношу вам свои извинения. Это было необходимо, и вы можете позволить себе потерю четырех месяцев, а я могу заплатить за них справедливую компенсацию. Если коротко, то вы будете получать ежеквартально по пятьсот марок всю оставшуюся жизнь, при условии, что не станете выяснять, кто я такой.

Вернувшись домой, вы найдете кассету с подтверждением моих слов от „Баррета, Хаббарда и Ву“, в которой вам сообщат все подробности.

Поверьте, вы не сделали ничего противозаконного за те четыре месяца, которые исчезли из вашей памяти. Вам довелось увидеть много интересного, но именно за это я плачу вам.

Вам в любом случае не удастся меня опознать. Образец голоса ничем вам не поможет. В „Баррет, Хаббард и Ву“ тоже ничего не знают обо мне. Поиски были бы долгими, дорогостоящими и напрасными, так что, надеюсь, вы не станете этого делать».

Элрой даже не шелохнулся, когда из кассеты повалил едкий дым. Отчасти он этого ожидал. В любом случае он уже узнал голос. Свой собственный голос. Должно быть, он записал это сообщение для… Вандервеккена. В то время, о котором ничего не помнил.

– Ты ведь не стал бы лгать самому себе, Рой? – обратился он к почерневшей кассете.

При каких обстоятельствах?

Он выбрался из машины, зашел в офис туристического бюро и купил там ленту утренних новостей. Проигрыватель в его машине еще работал, хотя кассета с сообщением превратилась в обуглившийся ком. Он поставил новостную кассету, чтобы проверить, какое сегодня число. 9 января 2341 года.

А должно быть 8 сентября 2340 года. Он лишился Рождества, Нового года и еще четырех месяцев… чего? Закипая от ярости, он схватил телефон. Кто должен заниматься похищениями? Муниципальная полиция или АРМ?

Он подержал телефон в руке, а затем положил на место.

До него дошло, что он вовсе не хочет вызывать полицию.

По дороге в Сан-Диего Элроя Трусдейла мучило ощущение, что он угодил в ловушку.

Он потерял свою первую – и на данный момент единственную – жену из-за своего нежелания тратить деньги. Она часто повторяла, что это его личный недостаток. Ни у кого больше такого не было. В мире, где никто не голодал, образ жизни считался более важным, чем кредитная безопасность.

Но он не всегда был таким.

Трусдейлу с рождения принадлежал целевой фонд, должный обеспечить ему пусть и не богатство, но безбедную жизнь до конца дней. Так и было бы, но Трусдейл стремился к большему. В возрасте двадцати пяти лет он убедил отца передать ему все эти деньги. Он хотел сделать кое-какие инвестиции.

Если бы все получилось так, как было обещано, он стал бы богачом. Но это оказалось очень сложное мошенничество. Где-то на Земле или в Поясе жил сейчас в роскоши человек, которого действительно могли звать Лоуренс Сент-Джон Макги, а могли и как-нибудь иначе. Возможно, он так и не сумел потратить все эти деньги, даже живя на широкую ногу.

Может быть, Трусдейл воспринял все это слишком болезненно. Но у него никогда не было особых талантов, он не мог рассчитывать на свои силы. Теперь он прекрасно понимал это. Он работал продавцом в обувном магазине. А до этого была станция техобслуживания, где он торговал аккумуляторами и проверял двигатели и воздушные турбины. Он поддерживал физическую форму, потому что так делали все. Жир и дряблые мышцы расценивались как безответственность по отношению к самому себе. Он сбрил бороду – роскошную бороду, – после того как Лоуренс Сент-Джон Макги скрылся со всем его состоянием. У рабочего человека нет времени на то, чтобы заботиться о своей бороде. Две тысячи марок в год. Нет, он не мог отказаться от таких денег.

Он очутился в ловушке из-за собственных недостатков. Будь проклят этот Вандервеккен. Вероятно, Трусдейл сам на это согласился, позволил подкупить себя. Это ведь его собственный голос звучал на той записи.

Постойте. Возможно, никаких денег на самом деле и не будет… Это просто дешевый трюк, дающий «Вандервеккену» несколько часов форы и уводящий Трусдейла на несколько сотен миль к югу.

Трусдейл позвонил домой. За четыре месяца там набралось множество сообщений. Он назвал фирму «Баррет, Хаббард и Ву» и дождался, когда аппарат все проверит.

Сообщение нашлось. Трусдейл прослушал его. Там говорилось именно то, чего он и ожидал.

Тогда он позвонил в Ассоциацию частных предпринимателей.

Да, «Баррет, Хаббарт и Ву» были здесь зарегистрированы. Вполне уважаемая фирма, специализирующаяся на акционерном праве. Элрой попросил номер их телефона.

Баррет оказалась женщиной средних лет в деловом костюме. Она держалась деловито и решительно, наотрез отказываясь что-либо ему сообщить, даже после того как он назвал свое имя.

– Я только хочу узнать, уверена ли ваша фирма в его платежеспособности, – сказал он ей. – Этот Вандервеккен обещал выплачивать мне пятьсот марок ежеквартально. Если он срежет выплаты, то зарежет меня без ножа, понимаете? Независимо от того, соблюдал я условия соглашения или нет.

– Вы не правы, мистер Трусдейл, – строго ответила она. – Мистер Вандервеккен выплачивает вам ренту. Если вы нарушите условия соглашения, рента переходит… Позвольте, я сверюсь с документом… Переходит в Фонд социальной реабилитации преступников до конца вашей жизни.

– А условия заключаются в том, что я не буду выяснять, кто такой мистер Вандервеккен.

– В общем и целом – да. Подробней об этом сказано в сообщении, которое…

– Я получил его.

Он выключил связь. И задумался. Две тысячи в год, до самой смерти. И это не розыгрыш. Вряд ли такой суммы хватит на жизнь, но она станет хорошей прибавкой к заработку. Он уже придумал с полдюжины способов потратить первые выплаты. И еще он может найти себе другую работу…

Две тысячи в год. Это чрезмерный гонорар за четыре месяца работы. Почти любой. Что же он делал эти четыре месяца?

И как Вандервеккен узнал, что этого будет достаточно?

«Вероятно, я сам ему подсказал, – с горечью подумал Трусдейл. – Предал самого себя». Но по крайней мере, Вандервеккен не соврал. Пятьсот марок каждые три месяца могут привнести частицу роскоши в его жизнь… И он будет теряться в догадках до конца своих дней. Но не пойдет в полицию.

Никогда в жизни он не испытывал таких противоречивых эмоций.

Он решил проверить остальные сообщения, сохраненные в телефоне.

– Но вы все-таки пришли, – сказал лейтенант АРМ.

Это был мускулистый мужчина с квадратной челюстью и недоверчивым взглядом. Посмотрев ему в глаза, каждый засомневался бы в том, что говорит.

Трусдейл пожал плечами.

– Что заставило вас изменить решение?

– Опять деньги. Я начал проверять сообщения в телефоне. Оказалось, что со мной пыталась связаться еще одна юридическая фирма. Вам знакомо имя миссис Джейкоб Рендалл?

– Нет. Подождите минуту. Эстель Рендалл? Та, что была президентом Клуба струльдбругов до тех пор, пока…

– Она была моей прапрапрапрабабушкой.

– И умерла месяц назад. Примите мои соболезнования.

– Спасибо. Я… понимаете, я редко виделся с Несравненной Стеллой. Может быть, два раза в год – на день ее рождения и на именины или что-то вроде этого. Помню, однажды мы с ней обедали через несколько дней после того, как я потерял все свои деньги. Она была сумасшедшей, это точно. Она предложила возместить мне убытки, но я отказался.

– Из гордости? Зря. Это могло случиться с каждым. Ремесло Лоуренса Сент-Джона Макги старо как мир и отточено до совершенства.

– Я знаю.

– Она была старейшей женщиной в мире.

– Я знаю.

Президентом Клуба струльдбругов считался самый старший по возрасту член клуба. Это было просто почетное звание. Всеми делами занимался исполнительный директор.

– Ей было сто семьдесят три года, когда я родился, – продолжал Трусдейл. – Никто из нас уже не верил, что она когда-нибудь умрет. Полагаю, это звучит глупо?