Текст книги "Интегральные деревья"

– Рассказывал ли я тебе, – спросил Харп, – про Глорию и индюшек?

– Нет. – Гэввинг слегка расслабился. Он нуждался в том, чтобы отвлечься.

– Это было двенадцать или тринадцать лет назад, перед проходом Голда. Тогда предметы не падали так быстро, как сейчас. Спроси Града, он расскажет тебе – почему, я-то не могу объяснить, но это правда. Так что если бы она просто упала в загон для индеек, она не проломила бы его. Но Глория пыталась передвинуть котел, она держала его в руках, а его масса была в три раза большей, чем ее, так что, когда она потеряла равновесие, она начала бежать, чтобы не врезаться в землю, и при этом разнесла загон для индеек. Это было проделано так, что и нарочно не придумаешь. Индейки разлетелись по всему Сгустку и по небу. Мы вернули обратно едва-едва треть. Тогда мы отстранили Глорию от кухонных обязанностей.

Еще одно отверстие, на этот раз большое – три комнаты, оформленные из опорных веток. Пустые. Гэввинг сказал:

– Председатель, должно быть, уже почти оправился от пуха.

– Уже период сна, – ответил Харп.

Период сна был лишь слабыми сумерками, наступающими, когда дальняя дуга Дымового Кольца просеивала солнечный свет, но толща листвы также блокировала свет, поэтому жертва пуха могла успеть выйти, чтобы поесть.

– Он увидит, как мы сюда входим, – сказал Гэввинг. – Хотелось бы мне, чтобы он все еще не мог выходить.

Теперь впереди мерцал свет костра. Они прибавили шагу: Гэввинг – принюхиваясь, Харп – волоча на тросе гриб. Когда они вошли в Общинные, их головы были высоко подняты и глаза никого не избегали.

Общинные были обширным пустым пространством, огражденным переплетением мелких веток. Большая часть племени образовала алый круг, в центре которого находился кухонный котел. Мужчины и женщины носили рубашки, блузы и штаны, выкрашенные алой краской, которую Ученый делал из кронид; иногда он красил одежду в черный цвет. Красное ярко выделялось среди листвы кроны. Дети были в одних лишь блузах.

Все непривычно молчали.

Костер уже почти прогорел, а кухонный котел, древняя вещь, – высокий, широкий цилиндр с ручкой из того же материала – сейчас содержал не больше двух горстей варева.

Грудь Председателя все еще наполовину покрывал пух, но волокна пуха сжались и уже окрасились в коричневый цвет. Председатель был смуглым мужчиной среднего возраста с квадратной челюстью и выглядел несчастным и расстроенным. Голодным. Харп и Гэввинг подошли к нему и протянули свою добычу.

– Пища для племени, – сказал Харп.

Их добыча выглядела мясистым грибом с ножкой длиной в полметра, чувствительные органы и щупальца которого прятались под края шляпки. Легкое обвивало ножку гриба, сообщая ему при сокращении реактивное ускорение. Часть шляпки была откушена, возможно каким-то хищником, но шрам уже наполовину зарос. Вещь выглядела более чем неаппетитно, однако законы общества налагали определенные обязательства и на Председателя.

Он принял добычу.

– Завтрашний завтрак, – сказал он любезно. – Где Лэйтон?

– Его больше нет, – ответил Харп, прежде чем Гэввинг успел вымолвить хоть слово. – Мертв.

Председатель выглядел потрясенным.

– Как?! – Потом: – Погодите. Сначала поешьте.

Это была обычная вежливость по отношению к возвратившимся охотникам, но для Гэввинга ожидание было хуже пытки. Им подали миски, в которые плеснули несколько горстей зелени и похлебку из мяса индейки. Они ели, сопровождаемые голодными взглядами, и, быстро очистив свои миски, отставили их.

– Теперь говорите, – сказал Председатель.

Гэввинг был рад, когда Харп начал рассказ.

– Мы расстались с остальными охотниками и полезли по стволу. Наконец мы могли поднять головы в небо и увидели голый ствол, уходящий в бесконечность…

– Мой сын пропал, а ты тут пичкаешь меня поэзией?

Харп подпрыгнул.

– Прошу прощения. На нашей стороне ствола ничего не было – ни опасности, ни дичи. Мы отправились вокруг ствола. Тогда Лэйтон увидел меч-птицу, далеко на востоке, ее несло к нам ветром.

Председатель с трудом владел голосом:

– Вы что, отправились за меч-птицей?

– На кроне Квинна голод. Мы упали слишком далеко внутрь, слишком близко к Вою, Ученый сам сказал. Никаких зверей не пролетает поблизости, вода не стекает по стволу…

– Я что, недостаточно голоден, чтобы понимать это без вас? Это знает каждый ребенок. При чем тут охота на меч-птицу? Ладно, продолжай.

Харп рассказал все, не упомянув о непослушании Лэйтона и описав его как обреченного героя.

– …И мы увидели, как Лэйтона и меч-птицу медленно относит ветром на восток, на километр по голой ветке, потом вниз. Мы ничего не могли сделать.

– Но у него был трос?

– Да.

– Может, он сумеет зацепиться где-нибудь, – сказал Председатель. – Где-нибудь в лесу. На другом дереве… Он сумеет зацепиться посредине и спуститься… Ну… по крайней мере, для племени Квинна он потерян.

Харп сказал:

– Мы ждали в надежде, что Лэйтон сможет вернуться обратно, сможет перебороть меч-птицу и зацепиться за ствол. Прошло четыре дня. Мы ничего не видели, лишь гриб пролетал с ветром. Мы выбросили наши гарпуны, и я поймал эту штуку.

Председателя трясло от омерзения. Гэввинг мог понять его мысли: «Вы поменяли моего сына на это грибное мясо?» Но вслух Председатель произнес:

– Сегодня вы последние из возвратившихся охотников. Вы должны знать, что сегодня случилось. Во-первых, Мартал убита бурильщиком.

Мартал, одна из самых старых женщин, приходилась теткой отцу Гэввинга. Морщинистая старуха, всегда в хлопотах, всегда слишком занятая, чтобы болтать с детьми, была первой кухаркой племени Квинна. Гэввинг пытался не думать о бурильщике, зарывшемся в ее кишки. И пока он пожимал плечами. Председатель сказал:

– После пятидневного сна мы организуем прощальный ритуал для Мартал. Второе: Совет решил послать полную охотничью экспедицию вверх по стволу. Они могут не возвращаться, если не узнают ничего, что помогло бы нам выжить. Гэввинг, ты присоединишься к экспедиции. Тебе расскажут о твоей миссии подробнее после похорон.

Глава вторая. ИСХОД

Устье дерева представляло собой воронкообразное углубление, густо исчерченное голыми, мертвыми с виду опорными ветками. Граждане племени Квинна угнездились в дуге над почти вертикальной стеной углубления. Пятьдесят или более граждан собралось, чтобы сказать последнее «прости» Мартал. Почти половину из собравшихся составляли дети.

К западу от Устья дерева виднелось одно лишь небо. Небо окружало их, и не было никакой защиты от ветра здесь, на самой западной оконечности ветви. Матери укрывали младенцев в складках блуз. Племя Квинна алело меж густой листвы, точно россыпь алых кронидов.

Мартал была среди них, на нижнем краю воронки, окруженная четверкой родственников. Гэввинг рассматривал лицо мертвой женщины. Оно было почти спокойным, думал он, но ужас еще не успел полностью оставить его. Рана виднелась у нее на пояснице – разрез, сделанный не бурильщиком, а ножом Ученого.

Бурильщик был тоненьким созданием, не крупнее большого пальца ноги взрослого человека. Он вылетал из ветра – слишком быстрый, чтобы его можно было увидеть, пронзал плоть и зарывался в нее, волоча за собой свой собственный, постепенно раздувающийся желудок. Если ничего не предпринимать, он пробуравливал тело насквозь и покидал его, оставив там увеличившийся в три раза желудок, набитый яйцами.

Глядя на Мартал, Гэввинг почувствовал себя плохо. Он спал слишком мало, был на ногах слишком долго, его желудок уже урчал, пытаясь переварить завтрак, состоявший из грибного отвара.

Харп стоял за ним, едва доставая Гэввингу до плеча.

– Мне очень жаль, – сказал он.

– Ты о чем? – спросил Гэввинг, хоть и понимал, что имел в виду Харп.

– Ты не отправился бы, если бы Лэйтон не умер.

– Думаешь, это наказание Председателя? Ладно, я тоже так думаю, но… но… ты не пойдешь с нами?

Харп широко развел руками и, что было совсем не похоже на него, не сказал ни слова.

– У тебя здесь слишком много друзей, – кивнул Гэввинг.

– Точно. Я умею хорошо рассказывать. Может, из-за этого.

– Ты можешь отправиться добровольцем. Представляешь, какие истории ты принесешь, когда вернешься назад?!

Харп открыл рот, закрыл его, пожал плечами. Гэввинг сменил тему разговора. Раньше он лишь догадывался, а теперь знал точно: Харп боится.

– Никто мне ничего не рассказывает, – пожаловался Гэввинг. – Ты что-нибудь слышал?

– И хорошие новости, и плохие. Вас девять, а должно было быть восемь. Тебя добавили потом. Хорошая новость – всего лишь слух: вашим вожаком будет Клэйв.

– Клэйв?

– Сам. Очень вероятно. Так что, может, это и правда, что Председатель пытается избавиться от тех, кто ему не по нутру. Он…

– Но Клэйв – лучший охотник во всей кроне. Он же зять Председателя!

– Но он не живет с Мэйрин. Помимо этого… я думаю…

– Что?

– Все это слишком сложно. Я могу ошибаться. – И Харп отплыл в сторону.

Дымовое Кольцо, как белая полоса, постепенно растворяющаяся в бледной синеве неба, сужалось, загибаясь на запад. Далеко в нижней части дуги виднелся Голд – сгусток движущихся бурь. Гэввинг оглядывал дугу, пока его взгляд не уперся в Вой, который находился внизу, – слепящий свет, точно алмаз, вставленный в кольцо.

Сейчас все это выглядело гораздо более четко, чем в те времена, когда Гэввинг был еще ребенком. Тогда Вой казался мутным и размытым.

Когда они проходили Голд, Гэввингу было десять лет. Он помнил, как Ученый предсказывал всякие катастрофы, потому что испытывал страх, который эти предсказания у него вызывали. Тогда воющий ветер здорово пугал всех… но Голд прошел, и штормы ослабли.

Через несколько дней он перенес первый приступ аллергии.

Лишь теперь, годы спустя, засуха достигла своего апогея, но и тогда Гэввинг сразу почувствовал неприятности. Он почти ослеп, его глаза точно резало ножом, нос заложило, в груди хрипело. Разреженный, сухой воздух – объяснил Ученый. Некоторые могли выносить его, некоторые нет. Голд изменил орбиту дерева, сказали ему, дерево передвинулось ближе к Вою, уйдя слишком далеко от медианы Дымового Кольца. Гэввингу велели спать в Устье дерева, где протекал ручеек. Это было незадолго до того, как все ручьи полностью пересохли.

И ветер стал сильнее.

Он всегда дул прямо в Устье дерева. Крона Квинна широко раскинула по ветру зеленые паруса, пытаясь поймать все, что только может принести с собой ветер: воду, пыль или грязь, насекомых или более крупных созданий… Все это процеживалось сквозь раскинувшуюся листву или оседало на мелких ветках. Опорные ветви медленно двигались вперед, на запад, пока постепенно не образовали большую коническую яму. Даже старые хижины передвинулись в Устье дерева, где были раздавлены и проглочены, и каждые несколько лет приходилось строить новые жилища.

Все уползало в Устье дерева. Ручьи, которые сбегали по стволу, натыкались над Устьем на искусственный бассейн, но вода все равно сбегала в Устье в виде кухонных или банных стоков или уходила, когда граждане избавлялись от мертвых тел, чтобы «кормить дерево».

Сплетенная из опорных веток корзина, в которой лежала Мартал, уже сдвинулась на несколько метров вниз по склону. Все это сооружение опустилось на край, где жил Альфин, хранитель Устья.

Детей учили, как нужно заботиться о дереве. Когда Гэввинг был младше, в его функции входило собирать мусор, навоз и землю, чтобы опускать их в Устье, вынимать оттуда забившиеся камни, находить и убивать паразитов. Ему эта работа не слишком нравилась – Альфин был сущий ужас, а не начальник, – но некоторые из паразитов были съедобными, это он точно помнил. Там же росли и земножизненные культуры – табак, маис и помидоры, их нужно было собрать до того, как дерево успеет проглотить их.

Но в эти мрачные дни добыча, пролетающая мимо, попадалась редко. Даже насекомые вымирали. Для племени не хватало еды, не говоря уж о мусоре, которым обычно кормились насекомые и дерево. Земные культуры почти полностью вымерли. Ветки были наполовину голыми – новая листва не отрастала на них.

Альфин заботился об Устье дольше, чем Гэввинг жил на этом свете. Мрачный старик ненавидел половину племени по той или иной причине. Гэввинг его тоже боялся. Альфин посещал все похороны… но сегодня он действительно выглядел взволнованным, словно с трудом пытался не выказывать своей скорби.

День был пасмурным. Яркое пятно – Солнце – снижалось, расплывалось в воздухе. Скоро оно посветлеет и засияет на востоке. Пока же… да, вон идет Председатель, тщательно одетый, в капюшоне, накинутом на голову, – пух еще беспокоит его. Его сопровождают Ученый и Град. Град, белокурый юноша, на четыре года старше Гэввинга, выглядит чересчур серьезно. Гэввинг гадал: это из-за Мартал или по личным причинам?

На Ученом болтался древний растянутый джемпер, который обозначал его ранг, – выцветший, плохо подогнанный, с узором на одном плече. Его штаны доходили лишь до колен, а задравшаяся рубаха оставляла неприкрытым часть живота, поросшего серой шерстью. Отслужив неисчислимым поколениям, загадочная стеклянистая ткань начала проявлять признаки износа, и Ученый надевал ее только для официальных церемоний.

Град был прав, неожиданно подумал Гэввинг: эта древняя униформа великолепно сидела бы на Харпе. Ученый заговорил, упомянув о последней обязанности Мартал – накормить дерево – и напомнив всем присутствующим, что однажды это будет и их обязанностью. Он изложил все очень кратко, а затем уступил место Председателю.

Заговорил Председатель. Он ни словом не упомянул плохой характер Мартал, но зато сказал очень много о ее умении обращаться с кухонным котлом. Он сказал и еще об одной утрате – о своем сыне, который потерян для кроны Квинна, где бы тот ни находился. Он говорил долго, а Гэввинг гадал – почему.

Четыре младших мальчика всем своим видом изображали абсолютное внимание, но пальцами ног тихонько пинали кустик вертолетных растений. Потревоженные растения реагировали тем, что выбрасывали семена и маленькие лопасти, закругленные на концах. Мальчики важно стояли в вихре крохотных вертолетиков.

Многие с трудом сдерживали смех, но Гэввинг почему-то не мог смеяться. У него было четыре брата и сестра, но все они умерли, не дожив до шести лет, как и многие дети в кроне Квинна. А теперь, в пору голода и жажды, дети умирали еще легче… Гэввинг был последним в своей семье. Все, что сегодня происходило, навевало на него воспоминания, точно он видел это в последний раз.

Но почему? Это же всего-навсего охотничья экспедиция! Однако его сжавшийся желудок знал лучше. Участник одной-единственной неудачной охоты, каким образом он был выбран для этой долговременной охотничьей экспедиции?

Месть за Лэйтона? А других тоже за что-то наказали? И кто были эти другие? Что им разрешат взять с собой? И когда наконец закончатся эти бесконечные похороны?

Председатель все говорил о голоде и необходимости жертвоприношений, и теперь его взгляд то и дело останавливался на отдельных лицах. Среди них был и Гэввинг.

К тому времени, когда долгая речь закончилась, Мартал опустилась еще на два метра вниз по склону. Председатель поспешно отбыл навстречу разгорающемуся дню. Гэввинг со всех ног поспешил к Общинным.

Вся экипировка была свалена на сеть, сплетенную из остатков сухих опорных веток, которые племя Квинна называло «землей». Гарпуны, связки тросов, копья, якоря, сети, коричневые мешки, грубые одеяла, полдюжины реактивных стручков, сандалии-кошки… все это, может, и сохранит их в живых. Все, кроме… еды? Никакой еды Гэввинг не увидел.

Здесь уже находились и другие. Даже на первый взгляд они являли собой компанию, подобранную по странному принципу. Он увидел знакомое лицо и позвал:

– Град! Ты тоже идешь?

Град подошел к нему.

– Верно. Я приложил руку к планам этой экспедиции, – признался он.

Град, хотя и был неуклюжим, являлся счастливым представителем традиционно научной профессии. Однако он пришел вооруженным своим собственным тросом и гарпуном и, казалось, рвался вперед, полный нервной энергии. Он огляделся вокруг и воскликнул:

– Ах ты, древесный корм!

– Ну, и что все это значит?

– Ничего! – Град поддел пальцами ног стопку одеял и добавил: – По крайней мере, мы не будем раздеты.

– Зато будем голодны.

– Может, на стволе найдется что-нибудь поесть. Хорошо бы!

Град был давним другом Гэввинга, но не слишком-то хорошим охотником.

А Меррил! Меррил сочли бы крупной женщиной, если бы не ее тоненькие скрюченные ножки, не соответствующие туловищу. Но руки ее, несмотря на скрюченные пальцы, были длинными и сильными, да и почему бы нет? Она использовала их для всего, даже для ходьбы. Сейчас она скорчилась у плетеной стены Общинных, неподвижная, ожидающая.

Одноногий Джиован стоял за ней, уцепившись одной рукой за мелкие ветки, чтобы удержать равновесие. Гэввинг еще помнил Джиована как ловкого неутомимого охотника. Потом что-то напало на него – он так никогда и не смог описать, что именно. Джиован вернулся едва живой, с разбитыми ребрами и оторванной левой ногой, обрубок которой был перехвачен сделанным из троса жгутом. Четыре года спустя старые раны все еще постоянно тревожили его, и он не давал никому забыть об этом.

Далее следовала Глория – ширококостная, домашнего вида женщина средних лет. Детей у нее не было. Ее неуклюжесть снискала ей нежеланную славу. В этом она винила Харпа, рассказчика, и не без основания: история про загон для индеек пользовалась популярностью, и он помнил еще одну, касающуюся алого шрама, который бежал по ее левой ноге. Этот шрам она приобрела еще тогда, когда выполняла обязанности кухарки.

Ненависть в глазах Альфина напомнила о том времени, когда Глория врезала ему по уху балкой из древесины ветви, но еще больше это свидетельствовало о склонности Альфина копить старые обиды. Садовник, мусорщик, похоронный распорядитель… Он не был охотником, а уж тем более исследователем, однако же и он был тут. Не удивительно, что он выглядит растерянным.

Глория сидела скрестив ноги, опустив глаза. Альфин разглядывал ее с растущей ненавистью. Застывшая в неподвижности Меррил казалась расслабленной, Джиован что-то бормотал себе под нос.

И это его компаньоны? Желудок Гэввинга сжался в агонии вокруг остатков гриба.

Затем в Общинные быстро вступил Клэйв, по обе стороны от него шли две молодые женщины. Он огляделся с таким видом, точно ему понравилось увиденное.

Это правда. Клэйв тоже шел с ними. Они наблюдали, как он поддевает ногой багаж, кивает, кивает.

– Хорошо! – энергично сказал Клэйв и еще раз оглядел ожидающих его спутников. – Мы должны нести весь этот древесный корм на себе. Можете поделить его между собой. Возможно, вы предпочтете нести его на спине, связав тросами, но выбор за вами. Потеряете свою ношу – отправитесь домой одни.

Гриб перестал ворочаться в желудке у Гэввинга: Клэйв был идеальным охотником – длинным и тощим, два с половиной метра костей и мышц. Он мог поднять в воздух взрослого мужчину, охватив его голову пальцами одной руки, а длинные пальцы ног могли так же ловко швырять камни, как руки Гэввинга. Его напарницами были Джайан и Джинни, двойняшки, темноволосые и хорошенькие дочери Мартал и давно умершего охотника. Без всяких приказов они начали складывать оборудование в мешки. Остальные придвинулись, чтобы помочь.

Альфин сказал:

– Я так понимаю, что ты наш вождь?

– Верно.

– И что мы будем делать со всем этим?

– Мы пойдем вверх по стволу. Нам придется обновить отметки племени Квинна. Мы будем идти, пока не найдем что-нибудь, что поможет спасти племя. Может, это будет еда…

– На голом стволе?

Клэйв оглядел его.

– Мы проводим всю нашу жизнь на двух километрах ветви. Ученый сказал мне, что ствол достигает в длину сотню километров. А может, и больше. Мы не знаем, что там есть. Но в чем бы мы ни нуждались, здесь этого нет.

– Ты же знаешь, почему мы идем. Нас просто вышвыривают, – буркнул Альфин. – На девять ртов меньше, и ты погляди, кто…

Клэйв оборвал его. Он мог бы перекричать громовой раскат, если бы захотел.

– Хочешь остаться, Альфин? – Он подождал, но Альфин не ответил. – Тогда оставайся. Объяснишь всем, почему ты не пошел.

– Я иду, – пробормотал Альфин почти неслышно.

Клэйв не угрожал ему, да этого и не требовалось. Все уже было решено. Того, кто не захотел бы идти, осудили бы как мятежника.

Однако и это не имело значения. Если Клэйв шел, то, значит, Альфин ошибался, и желудок Гэввинга ошибался тоже. Они найдут то, в чем нуждается племя, и они вернутся. Гэввинг присел, чтобы упаковать свой мешок.

Клэйв сказал:

– У нас есть шесть пар сандалий-кошек. Джайан, Джинни, Град… Гэввинг. Я понесу остальные. Мы посмотрим, кто еще в них нуждается. Каждый возьмет по четыре копья. Прихватите с собой несколько обломков скал. Я не шучу. Вам понадобится по крайней мере один камень, чтобы забивать копье в древесину, а может, вам захочется что-нибудь бросить. Кинжалы есть у всех?

Период сна еще не кончился, когда они выбрались из листвы, и все пораженно замигали: ствол казался необычайно высоким. Дальняя крона была почти неразличима и едва синела, почти не отличаясь цветом от неба.

Клэйв крикнул:

– Несколько минут на еду. Потом набейте рюкзаки листвой. Мы не встретим листву еще очень долго.

Гэввинг очищал опорную ветвь от волокнистой сахарной листвы. Он пристроил собранную охапку между спиной и рюкзаком и вылез на ствол. Клэйв уже был впереди.

Кора на стволе отличалась от движущейся коры на ветках, толщина ее достигала нескольких метров, а в трещину мог наполовину спрятаться человек. Меньшие трещины представляли собой удобные зацепки для пальцев.

Гэввинг не привык к сандалиям-кошкам, и ему приходилось слегка прихрамывать, чтобы возвращать их на место, иначе они соскальзывали. Мешок за спиной то и дело норовил опрокинуть Гэввинга. Может, нужно было закрепить его ниже? Зато помогал прилив. Хоть он и тащил вниз, но еще и прижимал к стволу, словно ствол был наклонным.

Град двигался хорошо, но пыхтел. Может, он провел слишком много времени за своими занятиями? Но, как заметил Гэввинг, его рюкзак был больше, чем у остальных. Что он там тащил, кроме провизии?

Меррил была без рюкзака, с одним тросом. Она умудрялась удерживаться на нем, используя одни лишь руки. Джиован, используя обе руки и уцелевшую ногу, почти догнал Клэйва, хоть его челюсти и были стиснуты от боли.

Джайан и Джинни, зависнув на толстой коре над Гэввингом, остановились, точно по команде. Они поглядели вниз, потом друг на друга и, казалось, собрались заплакать. Внезапная острая тоска по дому сжала горло и Гэввингу. Ему так хотелось вновь оказаться в хижине для холостяков, растянуться на своей койке, уткнуться лицом в поросшую листвой стену…

Двойняшки возобновили свое движение. Гэввинг последовал за ними.

Все идут хорошо, подумал Клэйв, хотя еще беспокоился о Меррил. Она замедляла их движение, но, по крайней мере, очень старалась. Когда они доберутся до середины ствола, ей будет легче передвигаться на руках. Там совсем нет прилива, вещи там парят, никуда не падая, если верить всем этим выдумкам Ученого.

Альфин один задержался, застрял на краю кроны. Клэйв ожидал от него всяческих неприятностей, но не сейчас. Альфин был старшим из этой команды, ему за сорок, но он мускулистый, здоровый. Воззвать к его гордости? Он крикнул:

– Тебе нужны сандалии-кошки, Альфин? Возможно, Альфин и перебирал в мыслях множество остроумных возражений, но ответил невыразительно:

– Может быть.

– Я подожду. Джиован, веди группу вперед.

Клэйв открывал свой рюкзак, когда Альфин двинулся, чтобы присоединиться к нему. Альфин лез с полузакрытыми глазами. В этом было что-то странное, что-то неправильное.

– Я надеялся, что ты, по крайней мере, не отстанешь от Меррил, – сказал Клэйв, протягивая Альфину сандалии.

Альфин ничего не ответил, натягивая первую сандалию, но затем произнес:

– Какая разница? Мы все равно мертвы. Но это не принесет проклятому размору ничего хорошего. Он лишь избавился от увечных…

– Кто?

– Председатель, наш чудный Председатель! Когда люди голодают, они срывают свою злость на том, кто стоит у власти. А он выпихнул всех калек, которые в любом случае не сделали бы ему ничего плохого. Посмотрим, что он запоет, когда его выкинут в небо.

– Если ты думаешь, что я калека, посмотрим, как ты перегонишь меня, – легкомысленно ответил Клэйв.

– Все знают, почему ты тут, ты и твои женщины.

– О, может, и так, – согласился Клэйв. – Но если думаешь, что тебе придется по душе жить с Мэйрин, можешь попытаться, когда вернемся. Я не смог. Ей это не понравилось, и ее отцу тоже не понравилось. Но, знаешь, она была хорошо сложена, чтобы рожать младенцев, и я как раз достаточно вырос тогда, чтобы заметить это.

Альфин фыркнул.

– Я говорю то, что думаю, – сказал ему Клэйв. – Если осталось хоть что-то, что может спасти племя, это должно быть где-то над нашими головами. И если мы разыщем это, то я, думаю, и сам смог бы стать Председателем. Как ты считаешь?

Пораженный, Альфин уставился на Клэйва:

– Может быть. Жаждешь власти, а?

– Я еще не решил окончательно. Давай скажем, что я просто достаточно безумен, чтобы идти на Голд. Вся эта сумасшедшая… Положим, Джайан и Джинни могут о себе позаботиться, а если нет, то могу я. Но я вынужден был взять Меррил, поскольку за это Председатель дал мне реактивные стручки, а потом, в последнюю минуту, он навязал мне Гэввинга, и это был последний удар.

– Гэввинг ничуть не хуже остальных детишек, которых я тренировал. Постоянно задавал вопросы, так что я даже не знаю, у кого любопытства больше, чем у этого мальчика…

– Не в этом дело. У него лишь начала пробиваться борода. Он никогда не делал ничего плохого, разве что присутствовал, когда проглотили этого чертова дурня Лэйтона… Оставим это. Альфин, кое-кто из нашей группы представляет для остальных опасность.

– Ты знаешь об этом.

– Как бы ты с этим справился?

Улыбающийся Альфин – явление достаточно редкое. Он подумал, потом ответил:

– Меррил рано или поздно убьет себя. Но Глория убьет кого-нибудь другого: соскользнет в неудачное время. И здесь легко помочь делу: дождись, пока мы не заберемся выше, где прилив будет слабее, и толкни ее, когда она начнет терять равновесие. Пошли ее домой кратчайшим путем.

– Ну, я об этом тоже думал. Ты опасен для нас, Альфин. Ты всегда таишь злобу, а у нас и так много забот, чтобы еще озираться назад из-за тебя. Если ты будешь замедлять наш ход, если ты будешь доставлять мне хоть малейшее беспокойство, я отправлю домой кратчайшим путем тебя. У меня и без того хватает проблем.

Альфин побледнел, но ответил:

– Может быть. Избавься от Глории, пока она не столкнула кого-нибудь со ствола. Попроси Джиована.

– Я не подчиняюсь твоим приказам, – сказал Клэйв. – И еще одно. Ты тратишь слишком много энергии из-за того, что постоянно сердишься. Экономь ее. Тебе еще понадобится твой гнев. А теперь – вперед.

И когда Альфин возобновил путь, Клэйв последовал за ним.