Текст книги "Надежда на счастье"

Лора Ли Гурк
Надежда на счастье

Глава 1

Северная Луизиана,

1871 год

Когда Конор Браниган, наклонившись, проскользнул под канатами и вышел на ринг, мужчины Каллерсвилла сразу поняли: он слишком красив, чтобы быть хорошим бойцом. У женщин, конечно, мнение было бы совсем другое, но женщин тут не было. Так что мужчины Каллерсвилла посмотрели на гибкую фигуру и приятное лицо Конора и решили, что их местный чемпион – непременный победитель в этой схватке.

Конор задержался в центре ринга и поднял руку, приветствуя публику – невзирая на крики и свист, которыми встретили его, аутсайдера. Потом он не спеша вернулся в свой угол на ринге и приготовился ждать, когда букмекер примет последние ставки. Синие глаза Конора скользили по рядам зрителей, собравшихся в зале в этот пятничный вечер, но при этом он совсем не различал отдельных лиц. После двадцати городов и двадцати боев за семьдесят дней лица людей выглядели одинаково: все они были блестящими от пота, напряженными – и совершенно незнакомыми. Однако Конора это вполне устраивало, ибо он прекрасно знал: если победит сегодня вечером, то отпразднует свою победу горячей ванной, хорошей сигарой и бутылкой отменного ирландского виски, которую с ним разделит какой-нибудь добрый ангел с карминово-красными губами, не требующий ничего взамен, кроме долларовой бумажки и прощального поцелуя. А уже завтра он отправится в следующий город, на следующий бой.

И никаких уз, никаких семейных обязательств – такой была теперь жизнь Конора, и эта жизнь ему очень даже нравилась.

Раздались дружные приветствия – это в зале появился его противник, и Конор обернулся, чтобы посмотреть, как Элрой Харлан пробирается сквозь толпу. Местный чемпион – огромный и неуклюжий – ступил на ринг под восторженные крики своих друзей и соседей.

Конор прикинул, что Элрой тяжелее его на добрых сорок фунтов, но он по опыту знал: такие великаны обычно слишком медленно двигаются на ринге. Следовательно, этого противника можно было не опасаться. Элрой прошел в свой угол и бросил на Конора свирепый взгляд. Конор же откинулся на канаты и одарил противника насмешливой улыбкой.

– Ирландский сукин сын! – прорычал Элрой.

Конор ухмыльнулся еще шире; он прекрасно знал: взбешенные бойцы совершают множество ошибок.

Для него же бокс был просто работой, способом заработать себе на жизнь. Причем такая работа устраивала его гораздо больше, чем любая другая. Да, жизнь на боксерском ринге вполне ему подходила.

– Дразнишь, да? – послышался голос Дэна Суини.

Конор обернулся и с беззаботным видом пожал плечами.

– Не могу удержаться, Дэнни. Ты только посмотри на него. Мне, возможно, даже не придется ударить его. Я просто потанцую вокруг него, пока у него голова не закружится так, что он рухнет на ринг.

Манера Конора вести бой обычно служила предметом шуток между ним и его менеджером, но на сей раз Дэн не засмеялся. Осмотревшись, он склонился над разделявшими их канатами и сказал:

– Перевес на его стороне, парень.

– Неужели?

– Да, так и есть, – кивнул Дэн. – Элрой – безусловный фаворит. Правда, на него делались маленькие ставки, всего доллар или два. – Дэн помолчал, потом продолжил: – Но здесь есть двое богатеев из Нового Орлеана. Они видели твой бой в Шугнесси прошлой весной, поэтому сделали максимальную ставку на тебя. По пять сотен каждый.

– Значит, скоро они станут еще богаче, – с усмешкой заметил Конор.

Но Дэн решительно покачал головой:

– Нет, приятель. Букмекер ясно дал понять, что не намерен платить такие деньжищи. Ты ведь понимаешь, о чем я?..

Конор отлично все понял. Если победит он, то выиграют только эти двое, но букмекер потеряет при этом много денег. Пристально взглянув на Дэна, Конор медленно проговорил:

– Он хочет, чтобы я лег, верно?

– Скажем, что для нашего с тобой здоровья будет безопаснее, если этот бой выиграет Элрой.

Конор снова улыбнулся:

– Только через мой труп.

– И такое вполне может случиться, – проворчал Дэн. – Не будь дураком, парень.

Рефери поманил Конора, давая понять, что бой скоро начнется, и Дэн отошел от ринга. Оттолкнувшись от каната, Конор направился к середине ринга. Он понимал, что Дэн прав. Если сейчас он бросит вызов букмекеру, то непременно напросится на неприятности. Может, ему и удастся уйти из зала или даже из города, но не дальше. Лучше просто напороться на кулак старины Элроя и рухнуть на ринг. Проще. Безопаснее.

Стащив с себя рубашку, Конор швырнул ее в угол ринга, и по толпе тотчас же прокатился шум – все увидели шрамы, избороздившие его грудь и спину. Причем некоторые из зрителей восприняли эти шрамы как свидетельство отваги и мужества. Но сам-то Конор невольно стиснул зубы, снова вспомнив о тех, кто оставил эти рубцы. Он ненавидел этих людей и знал, что будет хранить свою ненависть до конца жизни.

Тут рефери провел мелом черту на пыльном полу и прокричал:

– Подойдите к линии, джентльмены! Не драться ногами, не выкалывать глаза, не кусаться!

В следующую секунду бой начался, и Конор мысленно крикнул: «К черту! Не стану сдаваться!» Элрой размахнулся, но Конор тотчас наклонился, и огромный кулак просвистел у него над головой. Выпрямившись, Конор обрушил на противника град ударов, после чего отскочил на несколько шагов. Взглянув на Дэна, он увидел, что старик неодобрительно качает головой. Но Конор уже сделал свой выбор и готов был отвечать за него.

Элрой снова размахнулся, и на сей раз Конор не успел уклониться. Кулак врезался ему в челюсть, и перед глазами у него потемнело.

«Господи Иисусе, Конор, уклоняйся, – услышал он голос брата Майкла, дававшего ему советы, будто они по-прежнему были мальчишками, будто они снова находились дома, в Дерри, будто Майкл все еще был жив – Просто не стой на месте. Уходи с дороги, если он идет на тебя».

И Конор последовал совету брата. Ловко уклонившись от очередного удара, он нанес Элрою три удара в живот, потом на мгновение отскочил, а затем со всей силы ударил противника в челюсть. Тот покачнулся и, едва стоя: на ногах, пробормотал:

– Что за черт?

В следующий миг Элрой получил еще один удар и с тихим стоном рухнул на пыльный пол. Конор же отошел в сторону, ожидая, когда противник поднимется на ноги и продолжит бой. Элрой попытался подняться, но ему не удалось встать даже на колени.

Конор в знак победы вскинул вверх кулак, а Элроя уже уносили с ринга. «Майкл гордился бы мной», – подумал Конор. Но он знал: триумф его продлится недолго, а плата за него будет дорогой.

Конор прошел в свой угол и взял полотенце. Вытирая пот с лица, он наблюдал, как потерявшие свои деньги зрители направляются к выходу. Только двое из них остановились у столика букмекера, чтобы забрать выигрыш. Конечно же, это были те два богача из Нового Орлеана. А Дэн, как Конор и предполагал, уже исчез.

Получив у распорядителя призовые двадцать пять долларов, Конор спрятал деньги понадежнее, хотя и знал, что люди букмекера непременно их отберут. Натянув рубашку, он подхватил кожаный мешок, в котором хранилось все его имущество, и направился к выходу. В широком дверном проеме его встретили трое мужчин, и один из них, стоявший посередине, произнес:

– Кое-кто хочет перекинуться с тобой словечком.

– В самом деле? – Конор усмехнулся. – Мне очень жаль, но я уже ухожу.

– А я так не думаю. – Стоявший в середине сделал шаг вперед, и двое других последовали его примеру.

Конор мог бы справиться с каждым из них по отдельности, пожалуй, даже с двумя, но когда против тебя трое, то шансов нет, это ясно. «И убежать, конечно же, не удастся», – подумал Конор. Опустив свой мешок, он размахнулся и нанес одному из противников мощный боковой удар, сбив его с ног. Но двое других тотчас же схватили его за руки.

Конор изо всех сил вырывался, но освободиться ему не удалось. А сбитый им с ног мужчина уже поднялся и приблизился к нему. И в тот же миг Конор нанес ему удар ногой в пах. Но эта победа стала для него последней.

Противник выпрямился, и Конор увидел, как тот размахнулся. Уклониться не удалось, и у Конора от мощного удара в живот перехватило дыхание. А противник продолжал наносить удары – один задругам. Несколько минут спустя двое других отпустили его, и он рухнул на колени. Затем от удара по почкам растянулся на животе и, облизнув губы, почувствовал вкус крови. И почти тотчас же все трое начали пинать его ногами. Через некоторое время Конор услышал, как что-то хрустнуло. «Ребро…» – подумал он, с трудом удерживаясь от стона.

Проклиная свою собственную глупость, Конор попытался отползти в сторону. Наверное, ему нужно было согласиться на поражение. Когда же он научится не плевать против ветра?

– Хватит, – послышался вдруг чей-то голос.

Конор почувствовал, как его перевернули на спину, а затем увидел стоявшего над ним невысокого худощавого мужчину с тонкой сигарой в зубах. Он поставил Конору на шею начищенный до блеска ботинок и проговорил:

– Позвольте представиться. Я – Вернон Тайлер. Но поскольку вы тут чужак, то мое имя, возможно, ничего вам не скажет. Так что я, пожалуй, объясню вам, как тут у нас обстоят дела. – Вернон убрал ногу с шеи Конора и затянулся сигарой. Потом вновь заговорил: – Мне принадлежит большая часть этого города, а также земли в окрестностях, которые я сдаю в аренду местным фермерам. Я владею лавкой и лесопилкой. Мне принадлежат ресторан, газета и гостиница. А то, что мне не принадлежит, я могу купить, если захочу. Я в этом городе босс. Я – банк, я – закон. Ты меня понимаешь, парень?

Конор с трудом кивнул. Он очень хорошо все понял. Все это, хоть и сказанное с другим акцентом, он уже слышал.

– Вот и замечательно, что понял, – продолжал Тайлер. – Сегодня вечером, парень, ты обошелся мне в кругленькую сумму, а я не люблю терять деньги. Так вот, если перейдешь мне дорогу еще раз, я сотру тебя в порошок. – Вернон швырнул сигару на пол и растер ее каблуком. Потом наклонился и, запустив пальцы в потайной карман Конора, вытащил оттуда деньги. Повернувшись к троице, стоявшей рядом, он сказал: – Возьмите этот мешок с дерьмом и бросьте его там, где ему место.

Конора тотчас же схватили за руки и поволокли по земле к стоявшей неподалеку повозке. Он стиснул зубы, перенося боль без малейшего звука. Закричать, показывая, как тебе больно, – значит сдаться.

Тронувшись с места, повозка покатила по ухабистой дороге. И каждый ухаб, каждая рытвина отзывались болью во всем теле. Конор закрыл глаза и начал считать про себя от тысячи до единицы – этот трюк он освоил уже давно. Если сосредоточиться на бессмысленном занятии, то иногда удается держать боль в узде. «Девятьсот девяносто девять, девятьсот девяносто восемь…»

Он лежал в повозке, катившей мимо полей Луизианы, но мысленно снова оказался в Маунтджое, в тюремной камере, в руках ублюдков-оранжистов.[1]1
  Оранжист – член Ордена оранжистов, созданного в 1795 году. Главная цель оранжистов – увековечить колониальную связь Северной Ирландии с Великобританией.


[Закрыть]

Повозка замедлила ход. «Семьсот двадцать шесть…» Кто-то пнул его сапогом, и он, выкатившись из повозки, упал на пыльную дорогу. «Семьсот двадцать пять, семьсот…»

В следующее мгновение Конора поглотила благословенная тьма, и он погрузился в небытие.

Оливии Мейтленд требовался мужчина. Требовался не только потому, что она хотела расчистить южное пастбище и следующей весной посадить там хлопок. Не только потому, что изгороди постоянно падали, а заднее крыльцо осело. И не потому, что через два месяца созреют персики, но некому помочь ей при сборе урожая.

Нет, дело было в том, что Оливия Мейтленд ужасно боялась высоты, а крыша уже давно протекала.

Она щелкнула поводьями, но Келли, упрямый старый мул, намеревался доставить ее в город, когда сам считал нужным, и спешить он вовсе не собирался. Поерзав на сиденье, Оливия попыталась набраться терпения. Может, на этот раз, приехав в город, она узнает, что кто-то откликнулся на ее объявление в газете. Она потратила деньги, полученные от продажи яиц, чтобы разместить объявление о поиске, но прошло уже больше трех месяцев, а никто до сих пор не откликнулся. Конечно, все, что она может предложить, – это кров и стол, а такое вознаграждение мало кого привлекает. Мужчины, жившие в окрестностях Каллерсвилла, предпочитали работать на лесопилке или арендовать ферму.

Капля дождя упала ей на руку, оставив темное пятно на поношенной кожаной перчатке. Потом упала еще одна капля, и еще… Оливия посмотрела на тяжелые свинцово-серые тучи над головой и задумалась, не повернуть ли обратно. Дождь уже шел накануне, и дорогу развезло. Она, конечно, сможет добраться до города, но если сейчас снова разразится буря, то Келли вряд ли сумеет доставить ее домой.

Возможно, она напрасно едет в город. В прошлую поездку Стэн сказал ей, что она больше не сможет покупать в его лавке в кредит. И теперь Оливия не знала, стоит ли снова просить его об этом.

Уставившись на ухабистую извилистую дорогу, Оливия тяжело вздохнула. После войны жизнь и так была тяжелой, а теперь стало еще тяжелее, потому что прошлым летом умер Нейт. Он был стар и часто болел, но для своего возраста был довольно крепок, ловко обращался с молотком и всегда помогал Оливии убирать урожай.

Ей нужно было растить трех дочерей, ухаживать за свиньями и курами, собрать урожай персиков в сентябре – но как одной управиться со всеми делами? До смерти Нейта Оливия даже не думала о том, что настолько зависела от старого фермера. Как же она теперь будет заботиться о своих девочках, если не удастся продать урожай персиков? Может, не следовало брать их к себе, когда их родители умерли? Да, возможно, не следовало. Возможно, им было бы лучше в приюте.

Оливия снова вздохнула. Ей было двадцать девять лет, но временами ей казалось, что гораздо больше.

– Господи, – пробормотала она, – пошли мне помощь.

Как бы в ответ на ее просьбу дождь усилился, и Оливия пробормотала:

– Что ж, все ясно, помощи не будет…

А она ведь не так уж много просит. Просто одного мужчину-помощника, мужчину, который не боится тяжелой работы и не ждет платы за нее.

Оливия слегка натянула поводья, чтобы Келли замедлил шаг на крутом повороте дороги. Фургон миновал поворот, и тут она заметила, что что-то лежит прямо у нее на пути, всего в нескольких метрах. Оливия резко дернула поводья, заставляя мула остановиться, и тотчас же поняла, что на дороге, прямо в грязи, лежит какой-то мужчина.

Может, ей лучше повернуть домой? Теперь, после войны, по дорогам бродило много подозрительных типов. Оливия не знала, на что решиться. Этот мужчина не казался опасным, но все же…

Еще немного помедлив, Оливия слезла с козел и, подобрав свою поношенную коричневую юбку, осторожно приблизилась к незнакомцу. Трудно было сказать, что это за человек, однако Оливия понимала, что он не из окрестностей Каллерсвилла. Его темные волосы были заляпаны грязью. А лицо – с тонкими чертами, чисто выбритое, но сильно распухло и все в кровоподтеках. Одежда на нем была рваная и тоже в грязи.

При ее приближении мужчина не шевельнулся, и Оливия подумала: «Уж не умер ли он?» Присев на корточки рядом с ним, она увидела, как поднимается и опускается его грудь. Значит, он не умер. По крайней мере – пока.

Оливия выпрямилась и осмотрелась, но не увидела поблизости ничего подозрительного. Почему же этот человек оказался здесь в таком состоянии? И, похоже, никаких пожитков у него с собой не было.

Внезапно мужчина застонал, и Оливия поняла, что ему очень больно. Нет, она не могла бросить его здесь. Если бы ей удалось как-нибудь затащить незнакомца в фургон, она смогла бы отвезти его к себе домой, и тогда…

Интересно, сможет ли он залатать крышу и помочь ей собирать персики? Нет, в таком состоянии едва ли.

Оливия вздохнула и, сдвинув на затылок шляпу, взглянула на темное небо, затянутое тучами.

– Ох, Господи, ведь это не то, что я имела в виду, – проговорила она с грустью.

Глава 2

Конор медленно приходил в себя. Он знал, что по-прежнему лежит на дороге и что дождь все еще идет. Чувствовал он также и боль во всем теле. Болело абсолютно все, и это заставляло его остро ощущать, что он уже очнулся. Он не открывал глаза, пытаясь вернуться в беспамятство, но из этого ничего не получалось.

Внезапно он услышал над собой женский голос. Открыв глаза, Конор увидел мокрый подол грязной коричневой юбки. Он поморгал, пытаясь сфокусировать взгляд, и наконец-то разглядел стоявшую рядом с ним женщину.

Конор перевел взгляд повыше, однако лица женщины не разглядел – она смотрела не на него, а на небо. Потом послышался ее тяжелый вздох, и она, опустив голову, посмотрела на него. Посмотрела – и нахмурилась.

– Ну вот… – произнесла она медленно и протяжно, как говорят жители Луизианы. – Выглядите вы очень жалко, мистер.

Конор был полностью согласен с такой оценкой его состояния.

– Вы тут потому, что пытались ограбить кого-то? – спросила женщина.

Конор покачал головой, и поморщился: каждое движение причиняло ему ужасную боль. С трудом сглотнув, он пробормотал:

– Нет, не поэтому.

– Вас кто-нибудь ограбил?

– Можно и так сказать.

– Ммм…

Женщина отвернулась, и ему показалось, что она хочет его покинуть. Он даже был в этом уверен, потому что увидел, что она подошла к фургону. Но женщина, забравшись на козлы, подъехала к нему поближе, а затем спрыгнула на дорогу и снова подошла к нему.

– Вы сможете забраться в фургон? – спросила она.

Конор кивнул, попробовал сесть, но тотчас же опять улегся на спину – боль в животе казалась невыносимой. Женщина наклонилась над ним, чтобы помочь, но он сказал себе, что помощь ему не нужна. Стиснув зубы, Конор сумел встать на ноги без посторонней помощи.

Но едва лишь он сделал шаг к фургону, все завертелось и закружилось у него перед глазами, и он покачнулся. Женщина тут же обхватила руками его за плеч и пробурчала:

– Гордый, да?

Конор промолчал, не зная, что ответить. Однако на сей раз не стал отвергать помощь. До повозки нужно было пройти всего несколько шагов, но ему показалось, будто он прошел несколько миль. Сделав глубокий вдох, он забрался в фургон и рухнул на дощатый пол. В следующее мгновение он закрыл глаза и снова потерял сознание.

Оливия же взобралась на козлы и щелкнула поводьями. Бедняга Келли немного побарахтался в грязи, но вскоре твердо стал на ноги и, развернув фургон, побрел в сторону дома.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и Оливия вздохнула с облегчением – теперь Келли сможет доставить их домой без особого труда.

«Но что же делать с этим мужчиной?» – думала она. Впрочем, у Оливии имелись кое-какие знания. Во время войны она не раз ухаживала за ранеными, поэтому теперь почти сразу же поняла, что у незнакомца сломано несколько ребер. Возможно также, что у него было внутреннее кровотечение. Следовательно, он поправится лишь через несколько недель, не раньше.

Оливия обернулась и посмотрела на незнакомца. Он снова был без сознания. Она гневно взглянула на небеса. В следующий раз, когда она будет просить Господа послать ей мужчину, она опишет более подробно, кто именно ей нужен.

– Он умер? – пискнула Кэрри.

– Конечно, нет, – заявила Бекки; ей уже исполнилось четырнадцать, и она была самой старшей из сестер. – Стали бы мы ухаживать за ним, если бы он умер, а?

– Думаю, нет, – ответила Кэрри. Стоя у фургона, она наблюдала, как Бекки и Оливия осматривали незнакомого мужчину, лежавшего в фургоне. Ее младшая сестра Миранда молча стояла с ней рядом. Честер, их пес, сначала обнюхал незнакомца, потом расположился неподалеку – Честер знал, что чужакам доверять нельзя.

– Как он? – спросила Бекки, взглянув на Оливию.

– Боюсь, очень плох, милая. Похоже, у него внутреннее кровотечение.

– Может, скатим его по доске? – предложила девочка.

Они нашли в сарае доску, которую использовали как носилки, чтобы внести раненого в спальню на первом этаже дома. Когда они укладывали его на постель, он громко застонал, но не очнулся.

Внимательно посмотрев на него, Оливия нахмурилась и пробормотала:

– Похоже, у него сломано несколько ребер. Думаю, надо его перевязать.

Чтобы перевязать раненого, требовалось сначала стянуть с него рубаху. Рубаха была в пятнах крови и такая рваная, что чинить ее смысла не имело. Оливия взялась за ворот и сильно рванула. Пуговицы отлетели, и рубаха распахнулась.

– Боже милостивый… – пробормотала она, увидев шрамы у него на груди.

– Что такое, мама?! – в испуге воскликнула Кэрри.

Оливия выразительно посмотрела на Бекки и проговорила:

– Милая, иди на кухню и возьми с собой девочек. И Честера возьми тоже. Поставь на огонь чайник. Отведи Келли в сарай. Потом принеси мне горячей воды и набери ведро холодной. Справишься?

– Да, конечно. – Взяв младших сестер за руки, Бекки вывела их из комнаты. Следом за ними пошел и Честер.

Оливия внимательно посмотрела належавшего перед ней мужчину. Несмотря на его плачевное состояние, он был крепок и мускулист – видимо, привык к тяжелой работе. «Когда раны заживут, он, возможно, захочет остаться тут на время, – подумала Оливия. – Может быть, Господь все-таки откликнулся на мою молитву?»

Склонившись над раненым, Оливия внимательно осмотрела шрамы. Некоторые из них выглядели так, как будто с него сдирали кожу. Ей доводилось видеть ужасные шрамы у черных рабов, видела она и шрамы у солдат Конфедерации, но никогда не видела ничего подобного. Глядя на незнакомца, Оливия испытывала искреннее к нему сочувствие. Было очевидно, что с этим человеком происходило что-то ужасное. Положив руку ему на лоб, она почувствовала легкий жар. И было ясно, что к вечеру жар усилится.

Внезапно раненый дернулся и разразился потоком проклятий. Оливия в испуге отдернула руку. Какой же он, должно быть, дурной человек, если даже в беспамятстве произносит такие слова. Нет-нет, наверное, она ошибается. Господь никогда не послал бы ей в помощь негодяя.

Оливия вышла из дома, чтобы набрать нужных трав. Немного поразмыслив, она нарвала листьев окопника – ей вспомнилось, что старая Салли, когда была жива, советовала собирать именно эту траву.

Поручив Бекки заварить окопник, Оливия нашла ножницы, йод, бинты и чистые тряпки. Вернувшись в комнату, она увидела, что незнакомец мечется по постели, как будто его мучают кошмары.

Приблизившись к нему, она снова потрогала его лоб. Теперь уже лоб горел; было очевидно, что жар усилился. Что ж, неудивительно, что он бредил.

Вошла Бекки с ведром холодной воды. Передав ведро Оливии, она вышла из комнаты и вскоре вернулась с котелком кипятка.

– Ублюдки! – закричал вдруг незнакомец, стукнув кулаком по подушке. – Кровожадные ублюдки!

Оливия взглянула на четырнадцатилетнюю Бекки, стоявшую у кровати. Девочка в ужасе смотрела на незнакомца.

– Бекки, иди собери девочкам что-нибудь на обед, – сказала Оливия. – А я останусь здесь.

– А тебе разве моя помощь не понадобится?

– Нет, я сама прекрасно справлюсь. – Оливия улыбнулась девочке. – Уже почти полдень, и я хотела бы, чтобы ты накормила малышек жарким, которое я приготовила сегодня утром.

Молча кивнув, Бекки вышла из комнаты. Оливия же, шагнув к изножию кровати, стащила с мужчины сапоги и тут же столкнулась с проблемой, о которой раньше не подумала. Как снять с раненого брюки. Он был довольно крупный, слишком тяжелый, и она не смогла бы его приподнять.

В конце концов, ей пришлось воспользоваться ножницами и разрезать брюки. Взглянув на обнаженное тело, Оливия поспешно отвела глаза и прикрыла его простыней. После войны нравы очень изменились, но все-таки еще оставались некоторые правила приличия, которые следовало соблюдать. Даже после несчастья с отцом она никогда не купала его сама – эту обязанность взял на себя старик Нейт. А во время войны, когда Оливия ухаживала за ранеными солдатами в походном госпитале, она лишь мельком могла увидеть раздетого мужчину – старшие подруги все делали сами, потому что Оливия была незамужней девушкой.

«Но почему бы и не взглянуть? – подумала вдруг Оливия. – Никто ведь не узнает».

Закусив губу, она посмотрела на приоткрытую дверь. Потом осторожно приподняла простыню и, бросив взгляд на лежавшего перед ней мужчину, поспешно опустила простыню. В следующий миг Оливия почувствовала, что краснеет.

«Ах, любопытство действительно ужасный грех», – промелькнуло у нее в голове.

Разрезанные брюки незнакомца она отправила в мешок для лоскутов вместе с клочьями рубахи. Затем перевязала его сломанные ребра, смазала раны йодом и наложила на ушибы и царапины компрессы из отвара окопника. К вечеру Оливия уже была без сил, но она знала, что работа еще не закончена – предстояло сбить жар, который все усиливался.

Всю эту ночь и две последующие Оливия ухаживала за своим пациентом – постоянно смачивала холодной водой его лицо и грудь, а также вливала ему в рот чай из коры ивы. Он то и дело приходил в ярость, и ей тогда приходилось уворачиваться от его кулаков. Отдыхала она лишь в те редкие моменты, когда он затихал.

Говорил незнакомец иногда шепотом, иногда громко, но почти все время бессвязно. Причем на каком-то странном языке. Время от времени он произносил и английские слова – Оливия уловила что-то о ружьях и об амнистии, а также о месте под названием Маунтджой и о мужчине по имени Шон Галлахер.

На закате четвертого дня жар у больного все еще не спал. Во время очередного приступа ярости он внезапно размахнулся и сбил фарфоровую фигурку, стоявшую на столике у кровати. Оливии не удалось ее поймать, статуэтка, упав на пол, разбилась. Это была фарфоровая пастушка, когда-то принадлежавшая ее прапрабабушке. Фигурку привезли из родной Шотландии, и она хранилась в семье три поколения, а вот теперь…

Во время войны Оливии пришлось продать почти все, чтобы свести концы с концами, но она так и не смогла расстаться с фарфоровыми фигурками пастуха и пастушки. Хрупкая пастушка перенесла путешествие, войну, нищету – и все лишь для того, чтобы ее разбили жестокие мужские кошмары.

Со вздохом опустившись в кресло, Оливия со слезами на глазах уставилась на осколки у своих ног. Она так устала, что у нее не было сил даже подмести.

В какой-то момент Конор понял: он уже не лежит на дороге. И еще он уловил чудесные запахи – соблазнительные запахи свежеиспеченного хлеба, крепкого кофе и чистых простыней. Значит, он на небесах… или в чьем-то доме. Почувствовав запах хлеба, он вдруг понял, что проголодался. Сделав глубокий вдох, он шевельнулся – и тотчас же боль пронзила его грудь. Есть сразу же расхотелось.

Минуту спустя, собравшись с духом, Конор открыл глаза – и поморщился от яркого солнечного света, заливавшего комнату. Откинув простыню, он обнаружил, что кто-то снял с него одежду и перевязал ребра. Но кто же это сделал? Он помнил бой на ринге и помнил троих мужчин, избивших его, а потом… Потом смутные, но такие знакомые картины – умирающие люди, убийцы Шона, кровь и ружья, тюремные стражники и голос Делемера. Господи, его снова преследуют эти кошмары!

А потом он вдруг вспомнил женщину. Да-да, она нашла его на дороге, и он забрался в ее фургон. Должно быть, он сейчас в ее доме.

Конор чуть приподнял голову, чтобы осмотреться, но тут все завертелось у него перед глазами, и он со вздохом откинулся на подушку.

– Доброе утро, – послышался чей-то тоненький голосок.

Конор повернул голову и увидел в кресле у кровати голубоглазую девочку лет десяти.

Облизнув пересохшие губы, он прохрипел:

– Да… здравствуй…

Девочка болтала ножками и внимательно смотрела на него.

– Почему вы все время кричите? – спросила она.

– Кричу?.. – переспросил Конор в недоумении.

– Да, все время. Вас слышно во всем доме. – Она нахмурилась и добавила: – Вы нам спать не даете ночью.

Тут Конор вдруг догадался: девочка слышала, как он кричал, когда его мучили кошмары. Одному Богу известно, что он наговорил.

– Должно быть, мне что-то снилось, – пробормотал он в смущении.

Девочка закивала:

– Да-да, конечно. Ночные кошмары. У меня они тоже бывают. Не беспокойтесь. Мама говорит, что кошмаров не нужно бояться, они ведь не настоящие.

Мама этой девочки понятия не имела, о чем говорила. Его кошмары были очень даже настоящие.

– Как давно я тут? – спросил он.

– Дня три, наверное.

– Три?.. – Неужели он действительно пролежал в постели так долго?

– А что значит «недоносок»? – неожиданно спросила девочка.

– Недоносок? – Пробормотал Конор, ошеломленный вопросом. Что же он еще наговорил, когда был в беспамятстве? – Думаю, девочкам в твоем возрасте не следовало бы знать такие слова, – ответил он, еще больше смутившись.

– Это плохое слово, да? – Малышка взглянула на него с любопытством. – Раньше я такого никогда не слышала.

Конор не смог сдержать ухмылки, настолько удивило его это замечание. Но тотчас же челюсть его пронзила острая боль, и он едва удержался от стона.

– Меня зовут Кэрри, – продолжала девочка. – А вы кто?

– Я… Конор.

– А на кого вы кричали все время?

Он на мгновение прикрыл глаза.

– Ни на кого… в общем-то.

– Вы обзывали своих врагов всякими словами.

– Обзывал? Нет-нет, ничего подобного.

– Да, обзывали. Вы говорили, что они проклятые уб…

– Кэрри! – раздался женский голос.

Конор снова приподнял голову и увидел женщину. Он сразу же узнал ее – женщину с фургоном.

– Кэрри, довольно, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что я тебе не разрешала заходить сюда.

– Но мне хотелось на него посмотреть, мама.

– Завтрак готов. Иди в кухню.

– Но…

– Иди, – приказала женщина, указывая на открытую дверь у себя за спиной.

Девочка тихонько вздохнула.

– Да, хорошо. – Она соскользнула с кресла. – До свидания, мистер Конор. – Помахав ему на прощание рукой, малышка направилась к двери. У порога задержалась и добавила: – Я просто хотела взглянуть на него, вот и все.

Девочка вышла из комнаты.

Женщина тут же приблизилась к кровати. Конору сразу же бросилось в глаза ее платье – тускло-коричневое, застегнутое до подбородка. А ее волосы – каштановые и довольно густые – были собраны в узел на затылке.

«Не очень-то она привлекательная», – подумал Конор.

Но когда женщина, остановившись у кровати, посмотрела ему в лицо, он изменил свое мнение о ней. У нее были чудесные темно-карие глаза, окруженные необычайно длинными ресницами. И в уголках глаз он заметил тонкие морщинки, свидетельствовавшие о том, что она часто улыбалась. Но сейчас она даже не пыталась улыбнуться.

– Меня зовут Оливия Мейтленд, – сказала женщина.

– Конор Браниган, – прохрипел Конор.

Ему ужасно хотелось пить.

– Знаете, мистер Браниган, вы вызвали тут… большое волнение. – Женщина едва заметно нахмурилась. – Надеюсь, теперь, когда вы очнулись, ваш словарный запас будет не таким ярким.

– Да, конечно… – Конор ухмыльнулся. – Постараюсь не ругаться.

– Постарайтесь, пожалуйста. – Оливия снова нахмурилась. – Я не желаю, чтобы вы так грубо выражались при моих девочках.

Оливия наклонилась и потрогала его лоб. Конор невольно улыбнулся, ощутив приятную прохладу ее руки. И еще он уловил чудесные запахи – запахи ванили и гвоздики. Облизнув губы, он пробормотал: