Текст книги "Исход"

Леон Юрис
Исход

«Исход» – история величайшего чуда нашего времени, не имеющего аналогов в истории человечества.

Это рассказ о втором рождении народа, который был рассеян по миру два тысячелетия назад.

«Исход» – история о сражающемся народе, о людях, которые не просят прощения ни за то, что рождены евреями, ни за то, что хотят жить, не теряя чувства собственного достоинства.

Леон Юрис

Эта книга посвящается

моей дочери Карен,

сыновьям Марку и Майклу,

а также их матери

В основе книги – реальные исторические события. Наверное, есть еще их живые свидетели и участники. Поэтому считаю необходимым подчеркнуть, что все герои романа вымышлены автором. Разумеется, кроме людей известных, которые названы в книге своими именами – Черчилля, Трумэна, Пирсона и других, чья жизнь и деятельность связаны с этим временем и этими событиями.

Книга первая. ЗА ИОРДАНОМ

Доколе Господь не даст покоя братьям вашим, как вам, и доколе и они не получат во владение землю, которую Господь, Бог ваш, дает им за Иорданом; тогда возвратитесь каждый в свое владение, которое я дал вам.

Втор. 3, 20

ГЛАВА 1

Ноябрь 1946

Добро пожаловать на Кипр.

В.Шекспир

Самолет затарахтел по разбитой посадочной полосе и остановился перед огромным щитом с надписью: «Добро пожаловать на Кипр».

Марк Паркер посмотрел в иллюминатор и увидел в отдалении, среди гор северного побережья, причудливые зазубрины хребта Пентадактилос. Примерно через час он будет на перевале по дороге в Кирению. Паркер поднялся, поправил галстук, опустил засученные рукава рубашки и надел пиджак. «Добро пожаловать на Кипр, добро пожаловать на Кипр…» – звучало у него в голове. Это же из «Отелло», подумал он, но не смог припомнить, что там дальше.

– Что-нибудь такое везете? – спросил таможенный инспектор.

– Два фунта героина-сырца и каталог порнографических картинок, – ответил Марк, ища глазами Китти.

Шутники эти американцы, подумал инспектор, пропуская его. Подошла девушка – агент британской туристической компании.

– Мистер Паркер?

– Так точно.

– Звонила миссис Китти Фремонт, она извиняется, что не смогла вас встретить, и просила ехать прямо в Кирению. Она заказала для вас номер в отеле «Купол».

– Спасибо, мой ангел. А как здесь поймать такси в Кирению?

– Сейчас устрою, сэр. Буквально несколько минут.

– Здесь найдется чего-нибудь выпить?

– Конечно, сэр. Кафе в конце зала.

Прислонившись к стойке бара, Марк маленькими глотками прихлебывал обжигающий черный кофе. «Добро пожаловать на Кипр… добро пожаловать на Кипр» – хоть убей, не мог вспомнить, как там дальше.

– Вот так встреча! – загудел рядом голос. – Я еще в самолете подумал, что это вы. Марк Паркер, верно? Держу пари, вы меня не помните.

Нужное подчеркнуть, подумал Марк. Это было: в Риме, Париже, Лондоне, Мадриде; в баре Хозе, в трактире Джеймса, в кабачке Жака, в притоне Джо. В то время я писал о: войне, революции, военном перевороте. В ту ночь со мной была: блондинка, брюнетка, рыжеволосая, а то и двухголовая.

Неожиданный приятель между тем не умолкал:

– Помните, я заказал тогда мартини, а у них не оказалось вермута. Припоминаете?

Марк вздохнул и глотнул кофе в ожидании новой атаки.

– Я знаю, вам все это говорят, но я и в самом деле с удовольствием читаю ваши репортажи. Что поделываете на Кипре? – Он подмигнул и толкнул Марка в бок. – Держу пари, опять что-нибудь этакое… Почему бы нам не встретиться где-нибудь да не выпить? Я остановился в Никосии в «Паласе». – Он протянул визитную карточку. – И кое-какие связи у меня есть. – Он снова подмигнул.

– Простите, мистер Паркер. Машина ждет вас.

Марк поставил чашку на стойку.

– Мне было очень приятно, – буркнул он и двинулся к выходу. За дверью карточка полетела в урну.

Такси тронулось. Марк откинулся на спинку сиденья, на мгновение закрыл глаза. Хорошо, что Китти не смогла приехать в аэропорт. Столько прошло времени, столько надо сказать и столько вспомнить! При мысли о скорой встрече с ней его охватило волнение. Китти, красавица Китти!

…Кэтрин Фремонт – этакая «девчонка с нашего двора», в одном ряду с домашним яблочным пирогом, сосиской в булке, бруклинской кукурузной лепешкой – точная копия рекламного сорванца: торчащие косички, веснушки, скрепки на зубах. Но в один прекрасный день скрепки исчезли, появилась губная помада, округлился на груди свитер – гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. Марк улыбнулся: какая же она была красивая тогда, какая свежая и чистая.

…И Том Фремонт, столь же незыблемая часть американской традиции. Стриженый «под ежик», с вечной мальчишеской улыбкой на губах, пробегающий стометровку за одиннадцать секунд, с тридцати футов забрасывающий мяч в баскетбольную корзину, способный с закрытыми глазами собрать автомобиль последней марки. С тех пор как Марк помнил себя, Том Фремонт был его самым близким другом.

…Том и Китти. Яблочный пирог и мороженое… горячие сосиски с горчицей. Типичный американский парень, типичная американская девушка, типичнейший Средний Запад, штат Индиана. Да, Том и Китти подходили друг другу, как дождь и весна.

Китти была очень серьезной, задумчивой девушкой, с какой-то тихой грустью во взоре. Наверное, только Марк принимал эту грусть всерьез – для остальных Китти оставалась воплощением оптимизма и надежности: твердо держала руль обеими руками, всем находила верные слова, всегда сохраняла рассудительность. И все же грусть никогда не покидала ее – Марк знал об этом.

Он часто спрашивал себя, почему его так влечет к Китти? Может быть, потому, что она кажется такой неприступной? Китти всегда была девушкой Тома, и ему оставалось только завидовать другу.

Когда Том и Марк учились в университете, они жили в одной комнате. Весь первый год Том страдал из-за разлуки с Китти. Марк помнил, как ему часами приходилось выслушивать горестные жалобы, успокаивать его. Потом настало лето, и Китти уехала в Висконсин. Она была еще школьницей, и родители хотели, чтобы разлука поумерила пыл молодых людей. Том и Марк тем временем на попутных подались в Оклахому подработать на нефтепромыслах.

К началу нового учебного года Том основательно поостыл. Переписка с Китти становилась все реже, а его свидания с разными девицами в университетском городке – все чаще. Казалось, все кончено между новоиспеченным светским львом и ждавшей его дома девушкой. На последнем курсе Том уже почти не вспоминал о Китти. Лучший нападающий баскетбольной команды, он стал кумиром университета. Что же касается Марка, то он довольствовался тем, что купался в лучах славы друга. А сам приобрел славу бездарнейшего студента-журналиста за всю историю их alma mater.

Но вот поступила в университет Китти, и грянул гром!

За месяц до выпускных экзаменов Том и Китти решили пожениться. Прихватив с собой в качестве свидетелей брачной процедуры Марка и Эллен, они с четырьмя долларами и десятью центами на всех пересекли на старом «форде» границу штата и пустились искать мирового судью. Медовый месяц молодожены провели на заднем сиденье драндулета, который застревал в грязи проселочных дорог, а в дождь протекал, как сито. Многообещающее начало для образцовой американской четы.

Они держали свой брак в тайне еще год после того, как Том закончил университет. Тем временем Китти прошла курсы медсестер. Ходить за больными, думал Марк, – это как раз для Китти.

Том боготворил ее. Раньше он был необуздан, чересчур уж независим. Теперь все переменилось, и он все больше входил в роль образцового мужа. Начал с чуть ли не самой маленькой должности в крупной рекламной фирме. Поселились они в Чикаго. Китти работала сестрой в детской больнице. Они пробивали себе дорогу дюйм за дюймом, чисто по-американски. Сначала квартира, потом маленький домик, потом новый автомобиль, выплаты в рассрочку и большие надежды. Китти забеременела, и родилась Сандра…

Такси замедлило ход, въезжая в предместья Никосии – столицы Кипра, что раскинулась на коричневой равнине между северной и южной горными цепями.

– Говорите по-английски? – спросил Марк шофера.

– Да, сэр.

– Там, в аэропорту, надпись: «Добро пожаловать на Кипр». А как полностью – как там дальше?

– По-моему, никак. Это просто для туристов.

Въехали в город. Ровная местность, желтые каменные дома под красной черепицей, море финиковых пальм – все это напомнило ему Дамаск. Шоссе тянулось вдоль древней венецианской стены, очерчивающей старый город идеальной окружностью. На фоне неба Марк разглядел минареты-близнецы в турецком квартале города. Эти минареты были пристроены к Святой Софии – превращенному в мечеть величественному собору времен крестовых походов. Проезжая вдоль крепостной стены, они миновали укрепления, увенчанные сооружениями, напоминающими гигантские наконечники стрел. Марк уже бывал на Кипре и помнил, что этих торчащих на стене стрел было одиннадцать… Странное число. Он хотел было спросить у шофера, почему именно одиннадцать, но промолчал.

Через несколько минут Никосия осталась позади. Они продолжали путь по равнине на север, минуя одну за другой похожие друг на друга деревни с серыми глинобитными домиками. В каждой высилась водонапорная башня с надписью: построена милостью Его Величества короля Великобритании. На бесцветных полях крестьяне убирали картофель, погоняя мулов великолепной местной породы.

Такси набрало скорость, и Марк опять погрузился в воспоминания.

…Марк и Эллен поженились вскоре после Тома и Китти. Брак с первого же дня стал мучением. Два хороших человека, не созданных друг для друга. Они не расходились только благодаря спокойной, мягкой мудрости Китти. Оба приходили к ней по очереди излить душу. И Китти умудрялась поддерживать их союз даже тогда, когда никакой надежды на его спасение не оставалось. Потом он все же рухнул окончательно, и они разошлись. Марк благодарил судьбу, что у них не было детей.

После развода он перебрался в восточные штаты и, не задерживаясь подолгу ни на одной работе, превратился из бездарнейшего на свете студента в бездарнейшего на свете газетчика. Марк стал одним из тех летунов, которые часто встречаются в газетном мире. Это была не тупость, не отсутствие таланта, а всего лишь полнейшая неспособность найти свое место в жизни; Марк был творческой натурой – рутинная работа глушила его творческие силы. Тем не менее у него не появилось желания попытать счастья на писательском поприще. Марк знал, что не осилит этой каторги. Так он и прозябал в подвешенном состоянии – что называется, ни рыба ни мясо.

Каждую неделю он получал письма от Тома – о продвижении по службе, о любви к Китти и Сандре.

Приходили письма и от Китти, трезвые комментарии к восторженным строкам Тома. Китти держала Марка в курсе дел его бывшей жены, пока Эллен вновь не вышла замуж.

В 1938 году мир внезапно раскрылся перед Марком Паркером. В АСН, Американском синдикате новостей, оказалась вакантная должность в Берлине, и он из газетчика-неудачника вмиг преобразился в респектабельного международника.

На новой работе Марк обнаружил недюжинные способности. Он нашел стиль, свойственный ему одному, Марку Паркеру, и никому больше. Марк не стал звездой прессы, но у него открылся безошибочный инстинкт, отличающий истинного газетного волка: он чутьем угадывал будущую сенсацию, когда она еще только назревала

Мир представлялся ему сущим балаганом. Марк изъездил вдоль и поперек Европу, Азию и Африку. У него было имя, он любил свое дело, пользовался кредитом в баре Хозе, в трактире Джеймса, в кабачках Джо и Жака, и у него был неисчерпаемый запас блондинок, брюнеток и рыжих для пополнения придуманного им клуба «красотка месяца».

Когда началась война, Марк носился по всему свету как угорелый. Было приятно изредка возвращаться в Лондон, где его обычно ждала стопка писем от Тома и Китти.

В начале 1942 года Том Фремонт пошел добровольцем в морскую пехоту. Он погиб в Гвадалканале. Через два месяца Сандра умерла от полиомиелита.

Марк взял внеочередной отпуск, чтобы съездить в Штаты, но, пока добирался, Китти Фремонт куда-то уехала Он безуспешно искал ее, пока не пришлось вернуться в Европу. Она словно исчезла с лица земли. Грусть, которую Марк всегда ловил в глазах Китти, теперь казалась ему сбывшимся пророчеством.

Сразу после войны он опять вернулся в Америку, чтобы начать новые поиски, но след Китти давно простыл.

В ноябре 1945 года АСН командировал его в Европу писать о Нюрнбергском процессе. К этому времени Марк стал уже общепризнанньм авторитетом в международной журналистике. Из Нюрнберга он прислал серию блестящих статей и оставался там, пока нацистских главарей не вздернули. Перед тем как отправить его в Палестину, где, по всем приметам, назревал военный конфликт, АСН предоставил Марку отпуск, в котором тот и в самом деле очень нуждался. Он решил провести отпуск, как подобает Марку Паркеру – со знакомой француженкой, работавшей в Афинах сотрудницей ООН.

И тут-то, как гром среди ясного неба, на него обрушилась новость. Марк сидел в американском баре в Афинах, коротая время с коллегами-газетчиками, как вдруг разговор зашел об американской сестре милосердия, которая творит чудеса в приюте для греческих сирот. Один из корреспондентов только что вернулся оттуда и собирался написать о том приюте.

Этой сестрой милосердия была Китти Фремонт.

Марк тут же послал запрос и узнал, что она в отпуске на Кипре…

Равнина кончилась, и такси стало взбираться в гору по узкой извилистой дороге через перевал Пентадактилос.

Смеркалось. На перевале Марк попросил шофера остановиться. Он вышел из машины и посмотрел вниз на Кирению, маленький, похожий отсюда на драгоценное украшение городок, прилепившийся к подножию горы у берега моря Наверху слева виднелись руины монастыря святого Илариона – древней крепости, которую легенды связывали с Ричардом Львиное Сердце и красавицей Беренгарией. Хорошо бы вернуться сюда вместе с Китти, подумал Марк.

Пока они добирались до Кирении, почти стемнело. Городок сплошь состоял из выбеленных известью домиков с красными крышами. Над ними возвышалась крепость, стены которой тянулись до самого моря. Трудно было представить себе что-нибудь более живописное, старомодное, причудливое. Они миновали миниатюрную гавань, объехали мол, на одной стороне которого был причал, а на другой – старое укрепление, башня Девы.

С давних пор Кирению, один из самых мирных уголков на земле, облюбовали художники и отставные офицеры-англичане.

Неподалеку от гавани вздымалась глыба отеля «Купол». Огромное бесформенное здание казалось неуместным на фоне сонного городка. Тем не менее «Купол» стал со временем одной из достопримечательностей империи. Всюду, где развевался Юнион Джек11
  Флаг Великобритании (Здесь и далее примеч. ред. )


[Закрыть], отель знали как место встречи англичан. Это был лабиринт нависающих над морем баров, террас и веранд. Длинный, в добрую сотню метров пирс соединял гостиницу с маленьким островком в море, идеальным местом для купанья и солнечных ванн.

Такси остановилось. Выбежавший носильщик подхватил багаж. Марк расплатился с шофером и оглянулся вокруг. Был ноябрь, но погода стояла теплая и ясная. Самое подходящее место для свидания с Китти Фремонт!

Портье протянул Марку записку: «Дорогой Марк! Я застряла в Фамагусте до девяти часов. Пожалуйста, прости. Умираю от волнения. Пока».

– Цветы, бутылку виски и ведерко льда, – приказал Марк.

– Миссис Фремонт позаботилась обо всем, – ответил портье, передавая ключи носильщику – У вас смежные комнаты с видом на море.

Марк заметил ухмылку на лице портье, ту же грязную ухмылку, которой встречали его во всех гостиницах мира, когда он являлся с женщиной. У Марка мелькнуло странное желание все объяснить портье, но он удержался: пусть этот чертов похабник воображает что ему угодно.

Полюбовавшись темнеющим морем, он распаковал багаж, налил себе стакан виски с содовой и выпил, лежа в горячей ванне.

Семь часов… Ждать оставалось целых два часа.

Он открыл дверь в комнату Китти. Пахло приятно. Купальный костюм и несколько выстиранных пар чулок висели над ванной. У кровати рядом стояли туфли, на туалетном столике – парад косметики. Марк улыбнулся и подумал, что даже в отсутствии Китти бросалось в глаза, что здесь живет красивая женщина. Он вернулся к себе и растянулся на кровати. Как отразились на ней эти годы? Какие следы оставило перенесенное горе? Китти, милая Китти… Дай Бог, чтобы у тебя все было хорошо… Сейчас ноябрь сорок шестого, стал прикидывать Марк, когда же он видел ее в последний раз? В тридцать восьмом, незадолго до отъезда в Берлин. Восемь лет… Китти, стало быть, уже двадцать восемь.

Слишком много волнений для одного дня. Марк начал клевать носом.

Звяканье кубиков льда, звук, ласкающий слух Марка, поднял его из глубокого сна. Он протер глаза, потянулся за сигаретой.

– Вы спите словно под наркозом, – произнес явно британский голос. – Я стучал целых пять минут. Пришлось попросить коридорного открыть дверь. Вы, надеюсь, не сердитесь, что я налил себе стаканчик?

Голос принадлежал Фреду Колдуэллу, майору британской армии. Марк зевнул, потянулся, чтобы стряхнуть остатки сна, и посмотрел на часы. Четверть девятого.

– Что вы делаете здесь на Кипре, черт возьми? – спросил он гостя.

– Мне кажется, скорее я должен спросить вас об этом.

Марк закурил и посмотрел на Колдуэлла. Он не испытывал к нему ни симпатии, ни антипатии, скорее всего, он просто презирал его. До этого они встречались дважды. Колдуэлл был адъютантом полковника, ныне бригадного генерала Брюса Сазерленда, очень толкового фронтового командира. Первая их встреча состоялась во время войны где-то в Нидерландах. В одном из своих репортажей Марк тогда написал о тактическом промахе британского командования, который стоил жизни полку. Во второй раз они встретились в Нюрнберге, на процессе. В свое время соединение Брюса Сазерленда первым вступило в немецкий концлагерь Берген-Бельзен. Оба, Сазерленд и Колдуэлл, выступали свидетелями.

Марк пошел в ванную, плеснул в лицо холодной воды и стал искать полотенце.

– Чем могу быть полезен, Фредди?

– Из Си-Ай-Ди позвонили сегодня в штаб и сообщили о вашем прибытии. У вас нет официальных полномочий.

– Господи, что за подозрительность! Сожалею, но придется разочаровать вас, Фредди. Я здесь просто в отпуске по пути в Палестину.

– Мой визит неофициальный, Паркер, – сказал Колдуэлл. – Просто у вас несколько повышенная чувствительность от наших прошлых встреч.

– Ну и память у вас! – воскликнул Марк и стал одеваться.

Колдуэлл налил ему виски. Марк смотрел на офицера и спрашивал себя, почему тот всегда его так раздражает. В Колдуэлле ощущалось высокомерие, которое выдавало особую породу – колонизатора. Напыщенный узколобый тупица Поиграть по-джентльменски в теннис – разумеется, во всем белом, хлопнуть стакан крепкого джина с тоником – и к черту туземцев.

Марка раздражало в Колдуэлле полное отсутствие совести; понятия о добре и зле майор черпал из воинского устава и из приказов начальства.

– Выходит, тут, на Кипре, делаются какие-то грязные делишки, а вы их покрываете?

– Не валяйте дурака, Паркер. Это наш остров, и мы хотим знать, что вам здесь понадобилось.

– Вот это мне больше всего и нравится в вас, англичанах. Голландцы просто велели бы мне убираться подальше. Вы же говорите: «Пожалуйста, идите к дьяволу». Вам же ясно сказано: я в отпуске. Встреча со старым другом.

– Можно узнать фамилию друга?

– Женщина по имени Китти Фремонт.

– Китти, сестра милосердия? Да-а, это женщина, ничего не скажешь! Я на днях познакомился с ней у губернатора. – Фредди Колдуэлл вопросительно поднял брови, глянув на распахнутую дверь, ведущую в комнату Китти.

– Соберите свои грязные мысли и хорошенько выстирайте! – взорвался Марк. – Мы с ней знакомы двадцать пять лет.

– Но ведь чувства с годами не угасают, как говорят у вас в Америке, не так ли?

– Совершенно верно. И поэтому ваш визит ко мне – не что иное, как вмешательство в личную жизнь. Убирайтесь.

Колдуэлл улыбнулся, поставил стакан и зажал щегольской стек под мышкой.

– Фредди Колдуэлл, – сказал Марк, – хотел бы я поглядеть на вас, когда у вас сгонят с физиономии эту улыбочку.

– Что вы хотите этим сказать, черт возьми?

– Мы живем в сорок шестом году, майор. Масса людей читала во время войны лозунги, разъяснявшие, во имя чего, собственно, шла эта война, и они верили в эти лозунги. Ваши часы отстают, Колдуэлл. Еще немного, и вы останетесь у пустого корыта: сначала в Индии, затем в Африке, а потом и на Ближнем Востоке. Я останусь здесь, чтобы поглядеть, как вы потеряете мандат на Палестину. Вас вытурят также из Суэца и Трансиордании. Солнце империи близится к закату, Фредди. Что станет делать ваша жена, когда у нее не будет душ сорок негритят, которыми она управляет с помощью кнута?

– Я читал ваши репортажи о Нюрнбергском процессе, Паркер. У вас ужасающая американская склонность к преувеличениям. Кроме того, старик, у меня нет жены.

– В вежливости вам не откажешь.

– Итак, не забывайте, Паркер: вы здесь в отпуске. Я передам генералу Сазерленду привет от вас. Всего хорошего!

Марк улыбнулся и пожал плечами.

И тут его осенило. Надпись в аэропорту… Полностью этот стих гласил: «Добро пожаловать на Кипр, козлы и ослы!»