Текст книги "Поймать Большую Волну"

К этому времени у него обнаружилось хобби – коллекционирование картин мировых художников, антиквариата и старинной мебели. В его жизни все большую роль стали занимать красивые женщины, к которым он относился ненамного серьезнее, чем к дорогим вещам, ведь его сердце было открыто только двум женщинам – любимой жене и не менее любимой дочери.

Каждый раз, когда Марк возвращался домой после длительной командировки, дочка с визгом бросалась к нему на шею. В эту минуту он понимал, что в мире нет ничего ценнее семьи. И если бы ему предложили выбрать: либо все его шальные миллионы, либо только семья, он без раздумья выбрал бы семью.

Счастье, любовь, благополучие, успех – это стало привычной атрибутикой его жизни, простой будничной нормой. Казалось, что это на вечные века, что так и должно быть. Однако нашему удачливому герою время от времени напоминали, что он миллионер под прикрытием.

Однажды, возвращаясь домой после тяжелого перелета, Марк вышел из машины в предвкушении семейного тепла. Но неожиданно дорогу ему перекрыл Венгр.

– Нужно поговорить, – произнес он вполголоса и кивнул на открытую дверцу автомобиля.

Марк тревожно осмотрелся по сторонам и попросил:

– Давай завтра в гостинице «Дан».

– Нет, – отрицательно покачал головой связной. – Дело не требует отлагательств. Садитесь за руль, Марк Генрихович!

Марк снова покрутил головой, соображая, что случилось что-то из ряда вон выходящее, если связной не заботится о конспирации.

– В Мозамбике бойцы из национального сопротивления сбили наш самолет, – мрачно сообщил Венгр, расположившись на пассажирском сиденье. – Пилота, Александра Сергеева, захватили в плен. Повстанцы согласны обменять его на их командира Мачела Лодо, который находится в тюрьме.

– Так в чем проблема? – удивился Марк. – Обменивайте!

– Проблема в том, что Лодо сбежал из-под стражи. А его бойцы об этом еще не знают. Если узнают, то нашего пилота кончат в ту же минуту. Есть сведения, что он прячется в отряде южноафриканских повстанцев. Его нужно срочно отыскать.

– Не вопрос! – выдавил из себя улыбку Марк. – Завтра вылечу в Африку.

– Сегодня, – с нажимом произнес Венгр.

15

«А было ли это со мной? – вспоминал Марк, наблюдая за тем, как его новая компания на берегу океана слушала учителя Дебдана, который нет-нет да и поглядывал на притулившегося в сторонке новенького. – А ведь тогда у меня и мысли не возникало, что все это может закончиться плохо. Но закончилось так, как должно было закончиться…»

Пять минут спустя после встречи с Венгром Крамер уже летел на своем автомобиле в сторону аэродрома, на котором находился его личный самолет.

Найти мозамбикского боевика в юаровском отряде не проблема, там много знакомых Марка. Проблема в другом: как объяснить повстанцам, что Лодо ему нужен для обмена на русского летчика – практически врага для них.

Крамер надеялся только на деньги. Они всем затыкают рот, даже идейным. Но только на время. Когда деньги заканчиваются, идейных начинает прошибать на воспоминания. Когда-нибудь и африканские бойцы вспомнят, что лучший друг президента Бопутатсваны, почетнейший из консулов, заплатил большие деньги за освобождение русского военного пилота.

По счастью, раскрывать, для чего ему нужен Лодо, не пришлось. Среди африканских бойцов его не оказалось. Не оказалось его и среди других союзников мозамбикских партизан. Марк честно объездил все мозамбикские тюрьмы и притоны – командир повстанцев как в воду канул. А может, он действительно канул в водоем какой-нибудь крокодиловой фермы?

В одной из ночлежек для бродяг Крамер приметил какого-то человека средних лет и вздрогнул. Эта была точная копия той фотографии, по которой он разыскивал Лодо. Однако бродяжка из ночлежки оказался не им и даже не его родственником. «Бывают же такие совпадения», – подумал Марк, и тут же в голове созрел план.

– Хочешь заработать? – спросил у него миллионер.

Незнакомец с готовностью кивнул. Когда Крамер изложил то, что ему нужно было сделать, чтобы заполучить сто тысяч долларов, тот улыбнулся какой-то затравленной улыбкой и произнес:

– И всего-то?

– Так ты готов? – уточнил Крамер.

Нищий бродяга утвердительно кивнул.

После этого Марк поспешил отправиться к повстанцам. Притихшему партизанскому отряду он громогласно объявил, что готов выполнить их условия – обменять их любимого командира Мачала Лодо на русского летчика. Бойцы оживились. Стали настаивать, чтобы обмен произошел немедленно здесь же, у них на базе.

– Нет! – замахал руками Марк. – Не в моих полномочиях это решать. Надо посоветоваться с начальством.

Крамер прыгнул в машину и рванул в сторону города. Однако через некоторое время свернул с дороги и последовал вдоль речки. Доехав до моста, Марк остановился, заглушил мотор и взошел на мост. Он внимательно осмотрел окрестности и, когда заметил гладкую поляну, радостно рассмеялся:

– Это то, что я искал!

Довольный Марк запрыгнул в автомобиль и отправился искать дорогу, с которой съехал. Через пару часов он вернулся к мосту, но не один, а со своим личным пилотом. Указав ему на поляну, хозяин поинтересовался, взлетит ли с нее самолет.

– Нет! Наш самолет не взлетит, – ответил пилот. – Разбега маловато. Взлетит только «кукурузник».

– А ты умеешь управлять «кукурузником»?

– Обижаете, Марк Генрихович…

– Тогда у тебя хорошая возможность подработать!

На другой день «кукурузник» был взят напрокат на каком-то местном задрипанном взлетном поле.

Через пару часов Марк объявил повстанцам, что начальство хочет, чтобы обмен состоялся на мосту речушки, которая протекает неподалеку от их базы. Боевой товарищ партизан будет доставлен на самолете завтра.

Когда на следующий день пилот сажал на поляну у моста дышащий на ладан «кукурузник», Крамер в маленькое окошечко разглядел, что партизаны уже поджидают своего командира на четырех боевых машинах с пулеметами.

– Приготовьтесь к сюрпризу, ребятки, – счастливо улыбнулся Марк.

Выйдя из самолета, Крамер сделал приветственный жест и крикнул через реку, чтобы ему показали пилота. Из машины тут же вывели мужчину в кожаной куртке и подтолкнули к мосту.

– Идем, дорогой! Твой выход! – сказал Марк бродяжке. – Только голову держи выше! И улыбку сделай во весь рот!

Процессия с той стороны ступила на шаткие доски моста. Крамер мягко подтолкнул лжебоевика, который стал замедлять ход при виде суровых мужиков с автоматами. Когда стороны остановились на середине, Марк с обаятельной улыбкой произнес:

– Ну вот он, ваш герой… Забирайте!

Марк протянул руку пилоту и тихо произнес, потянув к себе:

– Пойдем, Саша!

Пленник быстрым шагом направился за спасителем, а лжебоевик почему-то начал пятиться.

– Бежим, Саша, пока не распознали! – воскликнул Марк, и пара пустилась в галоп.

Мужчины бежали не оглядываясь до самого самолета, который уже нетерпеливо рокотал и готов был развалиться на месте.

Боевики еще стояли на мосту и чего-то допытывались от заполученного товарища. А он, кажется, робко отнекивался.

– Рвем! – крикнул Марк, запрыгивая с освобожденным пленником в самолет.

«Кукурузник» дернулся и тронулся. Сначала медленно, потом быстрее. И только после того, как колеса оторвались от земли, все трое облегченно выдохнули и принялись хохотать.

16

Слова сидящего на песке старика, окруженного группой серфингистов, как-то очень душевно ложились на сердце. Давно Марк не слышал разговоров о самом сокровенном. Если быть точным, мудрые изречения вне книг Марк слышал только от двух людей – от мамы, когда она вспоминала дедушку Даниила, и от иорданского политзаключенного Илхама, с которым он делил камеру в тель-авивской тюрьме.

– Также нужно учитывать, – продолжал старик, – что чем сильнее накатывает волна, тем опустошительнее будет ее откат. Иногда волны бьют беспрерывными порывами, и кажется, что это будет длиться вечность. Иллюзия. Вечный закон не предполагает движения в одну сторону.

«А ведь точно! – подумал Марк. – Тогда казалось, что везение будет вечным. Но вечный закон не предполагает движения в одну сторону. Черт! Если бы знать это раньше…»

За спасение летчика органы госбезопасности в Москве представили Крамера к награде. Правда, знак «Отличный разведчик» позволили только подержать в руках, а везти с собой в Израиль не разрешили.

Зато после этого значительно расширилась география его командировок. Теперь он все чаще стал бывать в Советском Союзе и иметь дело с сотрудниками различных министерств. В одну из таких поездок он познакомился с народным артистом певцом Давидом Фришем. Причем познакомил их лично в своем кабинете на Лубянке генерал 5-го Управления КГБ Вячеслав Воронин.

Для госбезопасности Крамер продолжал быть активным агентом, поставлявшим ценные сведения из Израиля, причем не только промышленного, но и военного характера. Разворачивая деятельность своих фирм в Бопутатсване, а потом в Сьерра-Леоне, Марк в первую очередь брал на работу отставных офицеров израильской армии. И на это было две причины: они были более расторопными, чем гражданские, и в минуты расслабления за бокалом виски прекрасно развязывали языки. В результате они частенько выбалтывали секреты, которые интересовали Москву. Особую благодарность от родины Марк получил за уникальные сведения о системе подготовки «Сайерет маткаль» Армии обороны (ЦАХАЛ), которая разработала особую тактику действий. Сведения были получены от отставного генерала этого подразделения, который работал у Крамера начальником безопасности.

Наш неистощимый на выдумки друг также приложил довольно много усилий, чтобы продвинуть Советский Союз на африканский континент. Дело в том, что влияние Крамера в Сьерра-Леоне было таким высоким, что он зачастую брал в свои руки и дипломатическую деятельность государства – с официальной делегацией выезжал за рубеж. Он несколько раз приезжал в составе свиты президента этой африканской страны в Советский Союз и среди прочего участвовал в переговорах о предоставлении СССР прав на рыболовство у западного побережья Африки.

Но вот появились первые признаки отката волны, на которые Марк Крамер особого внимания не обратил, полагая, что Счастливчик – его второе имя.

Внезапно в Лондоне нашего удачливого знакомого подвергли аресту. Национальный банк Британии обвинил Крамера в крупных финансовых аферах: это аукнулась контрабандная торговля алмазами. Ведь Марку приходилось идти на различные банковские ухищрения, чтобы добиться перечисления средств за нелегальные поставки. Чего уж скрывать, кое-какие финансовые документы приходилось подделывать, чтобы придать движению денег легальный статус.

Крамера посадили под домашний арест на полгода. Но это было только началом. Возвратившись в Тель-Авив, Марк узнал от Венгра, что местной контрразведке известно от американских коллег, что на Восток регулярно передаются секретные сведения о военных технологиях Израиля. Возможно, что их передает Крамер.

– Так что будьте осторожнее! – предостерег Венгр. – Вы у ШАБАКа в разработке.

Вскоре Марк заметил за своей машиной слежку. Черный «мерседес» с затемненными окнами не слезал с его хвоста. А затем его вызвали в службу безопасности. Алмазный магнат отправился туда без какого-либо трепета, практически со счастливой улыбкой на лице. С ним по очереди беседовали три офицера. Они бились несколько часов, но так и ничего не добились от говорливого подозреваемого, сыпавшего веселыми остротами.

– Ну какой я шпион? – весело смеялся Марк. – Подумайте сами, откуда у Советского Союза такие деньги, которые могли бы меня заинтересовать?

И действительно, трезво рассудив, можно прийти к однозначному выводу – у блестящего миллионера Марка Крамера нет ни малейшего стимула для передачи секретных сведений на Восток. Ради денег? Ну это смешно! Ради идей социализма? Еще смешнее. Социализм предполагает всеобщее равенство, и в нем нет места миллионерам.

Словом, в тот день никаких оснований для подозрений у Крамера выявлено не было. Офицеры ведомства, попав под обаяние богатейшего человека Израиля, даже начали водить с ним дружбу. Некоторые стали завсегдатаями дружеских ужинов в роскошных ресторанах, которые периодически закатывал Марк.

Но произошло то, чего Марк никак не ожидал. Неожиданно арестовали Венгра. На первом же допросе международный связной сдал Крамера, раскрыв контрразведчикам, что он работает на Советский Союз с самого приезда в Израиль. Сотрудники спецслужб не поверили ушам. Особенно фантастичным казалось, что этот изнеженный и избалованный бизнесмен, рискуя получить свинцовую очередь в спину, вырвал из рук мозамбикских повстанцев советского летчика, подсунув им вместо командира вонючего бродяжку.

На операцию по задержанию Крамера сотрудники ШАБАКа решились не сразу. Они прекрасно понимали, что если задержанный откажется давать признательные показания, то повода для ареста не будет. Реальных доказательств как не было, так и нет. Есть только показания венгерского подданного, с которым Крамер мог пересекаться и по делам.

В тот роковой день Марк припарковался на одной из улочек неподалеку от дома, предвкушая сладчайший миг, когда он войдет в дом и к нему с ликующим визгом бросится дочь. Он давно уже ее не видел. Лилит училась во Франции и жила в его роскошном замке в Каннах. А сейчас она приехала в Израиль на каникулы.

Именно в эту минуту у Марка сильно испортилось настроение. Отнюдь не потому, что он заметил за собой слежку и почувствовал, что ему как разведчику приходит конец – нет, это вообще его не волновало! У него неожиданно проклюнулась совесть по отношению к жене. Ведь, говоря по совести, у него давно не было с ней теплых отношений. Он был рад ей лишь тогда, когда рядом находилась дочь. Вот дочку он любил искренне, без всяких «но». И их обоих любил без всяких «но», когда они вместе. А когда отдельно – Наталья его напрягала.

Это стало заметно после того, как Лилит улетела учиться во Францию. Находиться наедине с Натальей стало тягостно. Впрочем, в этом он виноват сам. Его бесконечные измены охладят кого угодно, а тем более – близкого человека. Когда на втором году их семейной жизни он начал изменять жене, то поначалу очень опасался, что она об этом узнает. А потом, по мере того как приумножались его миллионы, он перестал скрывать от жены свои отношения с любовницами, совершенно не думая о том, что Наталье может быть больно. Марк всегда думал, что красивые женщины нужны для развлечений и даже для престижа, а жена – для дома. Это родное и единственное существо, которое выше развлечений и престижа, поскольку создано для семейного очага. Это что-то интимное и глубоко личное.

Однако в последнее время жена все меньше увлекала его, а любовницы – все больше. Особенно въелась в душу эта девятнадцатилетняя чертовка Сара, служащая израильской армии. Она заводила Марка с полоборота и готова была на все и везде – в машине, в самолете, бассейне, в офисе на столе…

О ней молодой мужчина думал постоянно и считал дни в командировках, когда снова встретится с ней. Возвращаясь из Африки, он первым делом ехал к ней, и они, будто оголодавшие звери, бросались навстречу друг другу.

А жена – это другое. О жене Марк вспоминал наплывами и как-то не очень весело. Вот и сейчас он зайдет в дом, и жена улыбнется ему по привычке, а в глазах будет холод и какая-то усталость. «Но ведь это я виноват, что в них не стало радости… – подумал Марк. – И когда же так по-скотски очерствело мое сердце?»

Именно на этой мысли перед вышедшим из автомобиля Марком предстали два подтянутых сотрудника спецслужб. Они вежливо поздоровались и попросили пересесть к ним в машину, чтобы проследовать до гостиницы «Дан». Заверили, что там в непринужденной обстановке они зададут господину несколько вопросов. А потом привезут обратно.

Марк тяжело вздохнул, однако спорить не стал. Послушно пересел в их «мерседес». Машина направилась не в гостиницу, а прямиком в центральный офис службы безопасности Израиля.

В кабинете нашего ни о чем не подозревающего агента ждали сразу несколько высокопоставленных чинов. Не успел Марк расположиться на стуле напротив офицера, как высокопоставленный полковник контрразведки сурово выдал, сузив глаза:

– Все Крамер! Игра окончена.

Марк оглядел присутствующих рассеянным взглядом, продолжая думать о грустных глазах жены, и неожиданно для себя выпалил с виноватой улыбкой:

– Да! Игра окончена.

После этого его словно прорвало. В одну минуту он признался во всем и принялся подробно излагать про свои шпионо-разведческие подвиги. Что на него тогда нашло, Марк и по сей день не может понять. То ли он устал от всего этого и хотел поскорее вернуться домой, чтобы обнять дочку, а затем повиниться перед женой, то ли по-прежнему верил в свою счастливую звезду и индивидуальную особенность в любой ситуации выходить сухим из воды.

На основе его же собственных показаний самоуверенного героя обвинили в связях с враждебными режимами, шпионской деятельностью и в нанесении ущерба безопасности государству Израиль.

Суд приговорил его к девяти годам лишения свободы.

17

– Итак, чем сильнее накатывает волна, тем опустошительнее будет откат, – повторил старик и улыбнулся своей мудрой улыбкой, взглянув на Марка, который сидел в сторонке от группы.

«Как будто читает мою жизнь, – призадумался Крамер. – Про накат и опустошение – это точно обо мне…»

Еще вчера блестящий миллионер ощущал себя хозяином всего мира, которому позволено все, – сегодня весь мир сузился до одиночной камеры без естественного освещения. Свет он видел только тогда, когда открывалось маленькое окошечко, в которое ему протягивали миску с едой.

В одиночку Марк угодил по своему наивному убеждению, что деньги решают все даже здесь, в тюрьме. Поначалу его поселили в камере с каким-то арабом, который говорил только по-арабски и не мог изъясняться ни на иврите, ни на английском. Араб был настолько бестолковым, что не понимал даже жестов, и это очень раздражало Марка. Оказалось, что для Крамера общение было живительной силой, без которой он чахнул, как растение без воды. Странно, что иногда для понимания чего-то важного нужно обязательно оказаться в тюрьме.

Новый заключенный попросил аудиенции с начальником тюрьмы и потребовал в ультимативной форме перевести его в другую камеру, в которой сосед хотя бы мог говорить по-английски. Марк перечислил словоохотливых заключенных, с которыми он познакомился на прогулке, и потребовал поселить его с кем-либо из них. Также он потребовал от начальника более комфортную камеру и приличную еду из ресторана.

Видя, как окаменело лицо тюремщика, Марк снисходительно предложил ему за эту услугу триста тысяч долларов. Глаза начальника тюрьмы стали стеклянными.

– Вы мне предлагаете взятку? – спросил он, подозрительно сузив глаза.

– Упаси боже! – опешил Марк, который не видел во взятках ничего криминального. – Просто благодарность за оказанную любезность.

– Здесь не место, где оказывают любезности предателям, – произнес жестко начальник и нажал кнопку.

Тут же вошли два охранника. Тюремщик приказал сопроводить зарвавшегося заключенного в камеру-одиночку. «Неужели так мало предложил, что он оскорбился?» – была первая мысль. Марку и в голову не пришло, что тюремщик мог отказаться от денег из патриотических соображений.

Позже заключенный понял, что так взбесило начальника тюрьмы. В Израиле на всех каналах верещали, что бдительные службы безопасности арестовали и обезвредили коварного предателя Марка Крамера, которому Израиль дал все возможности стать одним из богатейших граждан страны. Вместо благодарности мигрант из СССР предпочел работать на русскую разведку.

Камера-одиночка была очень тесной. В ней Крамер сообразил, что, кроме общения, живительной силой для него является еще и движение. Он слышал в коридоре шаги надзирателя и думал, что этот охранник, живущий на свой скудный заработок, в тысячи раз его счастливее хотя бы тем, что может свободно ходить по коридору взад-вперед, не ограничивая себя в шагах. «Что пользы от всех моих миллионов, активов, алмазов, вилл, замков, если нельзя даже толком потянуться», – грустно думал узник. Вот тогда-то в этой камере наш неугомонный Марк впервые в жизни и усомнился в чудодейственной силе денег.

Тесная камера, а по сути, карцер по каплям высасывала жизнь. Стали появляться неприятные боли в груди. Поневоле припомнилось, что у него больные сосуды и в детстве сильно болело сердце, и что врачи уверяли – здоровье мальчика зависит исключительно от подвижности. Движение – это жизнь. Жизнь заканчивается там, где прекращается движение. «Жизнь – движение, только движение – недвижения жизнь не простит», – сказал кто-то из поэтов. И действительно, жизнь не прощала ему неподвижного и бестолкового прозябания на нарах, несмотря на то что его движения были ограничено невольно. С каждым днем здоровье несчастного заключенного ухудшалось все больше.

Если волна делает обратный откат, сопоставимый с полноводной волной удачи, то уносит с собою все. Не зря же говорят, что беда не приходит одна.

Спустя полгода после сидения в одиночке Крамеру наконец разрешили свидание с женой. Марк летел на него как на крыльях, вызывая недовольство сопровождавшего его охранника, но когда вбежал в камеру для свиданий, опешил. Наталья сидела на стуле, угрюмо уставившись в пол, и даже не пошевелилась в ответ на появление мужа.

– Наташа, здравствуй, – сказал Марк дрогнувшим голосом.

Супруга подняла голову и одарила беднягу потухшим взглядом.

– Значит, ты шпион, – устало произнесла она. – А я – жена предателя?

Марк тут же сник, не зная, что ответить. Хотел сказать дежурную фразу типа «так сложились обстоятельства» или «меня заставили», но в ответ только сокрушенно вздохнул. После тяжелой паузы он поинтересовался, через силу выдавливая из себя слова, как проходит учеба Лилит во Франции.

– Никак, – резко обрубила супруга. – Она уже не живет во Франции. Узнав о твоем аресте, она больше не захотела там жить. Я перевезла ее сюда.

– Зачем? – удивился Марк.

– Дочь затравили французские одноклассники, узнав, что ее отец советский шпион. Лилит не верит, что ты был шпионом. Думает, тебя оговорили.

Наталья расплакалась, а Марк, переступив с ноги на ногу, снова не нашелся что ответить. Сглотнув слюну, спросил:

– Ты ее уже определила в школу?

– Определила, – ответила супруга. – Под своей девичьей фамилией. Чтобы ее одноклассники не знали, кто на самом деле ее отец. Но рано или поздно они узнают.

Марк опустил голову еще ниже, не зная, о чем еще говорить. Наступила долгая пауза. Не выдержав напряжения, он вскинул голову и бодро произнес:

– Ничего! Все образуется!

Наталья отрицательно покачала головой:

– Ничего не образуется. Я не хочу быть женой предателя, который сидит в тюрьме. Я не хочу больше носить твою фамилию. Прощай!

Женщина поднялась с места и смерила мужа таким негодующим взглядом, что он сделал шаг назад.

– Ты хочешь меня бросить?

– Я уже тебя бросила. И больше не хочу тебя видеть. Но Лилит изъявила желание тебя навещать.

18

Если бы не Лилит, которой к этому времени стукнуло десять лет, Крамер так бы и угас в своей камере-одиночке от уныния и тоски. Но приходившая каждую неделю девочка воскрешала несчастного к жизни и озаряла его серое и унылое существование.

Первая встреча с дочерью была самой тяжелой. Лилит в слезах вспоминала, как сидела перед телевизором и ждала сенсационную передачу про то, как всевидящее око израильской контрразведки обезвредило опасного советского шпиона. Подсела мама и начала уговаривать дочь отправиться в торговый центр за покупками. Девочке очень хотелось посмотреть передачу, о которой завтра будет гудеть вся школа. Она наотрез отказалась от внепланового шопинга, хотя обожала подобные мероприятия. Тогда мама обняла ее и стала мягко намурлыкивать, что шпионом быть не так позорно, как это кажется. Вон весь мир восхищается Джеймсом Бондом, и ничего.

– Я и представить не могла, что ты, папа, можешь быть Джеймсом Бондом, – всхлипнула Лилит. – Ведь я всегда думала, что ты только бизнесмен и не имеешь привычки угонять самолеты, проникать на подводные лодки и стрелять из двух рук.

– Я никогда и не стрелял с двух рук, и на подводные лодки не проникал, и самолетов не угонял! – рассмеялся сквозь слезы Марк. – Зачем? Ведь у меня есть свой самолет! Ты же знаешь!

В тот день оба дали воли слезам. Потом дочка успокоилась и пообещала навещать отца каждую неделю.

После того как Лилит стала приходить регулярно, заиндевевшая душа узника начала понемногу оттаивать. Правда, пришлось пережить еще несколько тяжелых свиданий, когда дочь рассказывала о начавшихся кошмарах в израильской школе, где все-таки узнали правду о ее отце. Девочке объявили бойкот. С ней не разговаривали.

Марк принял несчастье дочери близко к сердцу, поскольку вспомнил, как тоже стал изгоем в школе, после того как его исключили их пионеров.

Все на свете заканчивается. Пресса понемногу начала забывать и о русском агенте Марке Крамере. Сначала он исчез с экранов европейского телевидения, затем – израильского, затем – из бумажных еженедельников, печатающих огромные развороты про шпионов.

Крамера перевели из кутузки в обычную камеру, где был кондиционер и телевизор. После темной и тесной одиночки эта комната с железной дверью казалась просторными роскошными хоромами. Поселили Марка с иорданским политзаключенным Илхамом, который так же, как и предыдущий сосед по камере, говорил исключительно на арабском. Однако на этот раз горемыка сразу нашел с ним общий язык. Первое, о чем договорились сокамерники на языке жестов, что Илхам будет учить Марка арабскому, а тот его – русскому.

Прогулки были лучшим временем для заключенных. Нужно восемь месяцев отсидеть в одиночке, чтобы понять, какое это счастье – прогуливаться по территории тюрьмы. Здесь все в густой зелени и цветах, а с упругих ветвей раздается птичья трель. Если бы не колючая проволока над головой и не решетки на окнах зданий, складывалось бы ощущение, что гуляешь по ухоженным аллеям городского парка. Причем среди деревьев можно увидеть весьма своеобразные скульптуры, созданные заключенными. Самым любимым творением тюремных обитателей было изваяние гипсовой девушки с веслом. Кроме скульптур в парке под деревьями встречались громадные клетки с попугаями, павлинами и зайцами.

Созерцание животных в клетках недолго умиляло Марка. Его больше интересовала тюремная библиотека, где был довольно богатый выбор книг для расширения кругозора. Именно здесь Марк углубился в чтение Библии, на которой, в общем-то, был воспитан. Сейчас она воспринималась по-другому. После Ветхого Завета Марк переключился на Новый Завет, затем изучил Коран, освоил сущность Заратустры. Довольно много времени узник посвятил изучению буддизма и индуизма, после чего вел приятные философские беседы со своим соседом по камере, поскольку оба делали большие успехи в изучении языков. Буквально через пару месяцев Марк уже мог говорить по-арабски, а Илхам мог не только общаться по-русски, но еще и писать. Крамер оценил усердие иорданца по изучению языка, который вне тюрьмы теоретически должен быть его врагом. Но здесь они находили кое-какое единодушие.

– Все-таки я верю пророку Исайе, – говорил он по-арабски, – человечество придет к единству. Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому…

– Все люди созданы из единой души, – соглашался иорданец на ломаном русском. – Поэтому единство – естественное состояние человечества. Только в исламе! «Ибо Ислам – это единственная ваша религия!» – говорил Аллах.

– Нет, – не соглашался Марк. – Ислам не дает свободу вероисповеданий.

– Но со свободой вероисповеданий лев никогда не станет есть солому, – иронично хмурил брови Илхам.

Оба заливались хохотом. Марка удивляло, что в тюрьме люди разных взглядов и вероисповеданий могут сосуществовать мирно и спокойно рассуждать о сущем.

– Почему же на воле они палят друг в друга из автоматов? – спросил своего собеседника Марк. – Как сделать так, чтобы мы все в этом мире существовали мирно?

– Нет ничего проще! – иронично отвечал Илхам. – Нужно всего лишь сделать весь мир тюрьмой…

К Марку опять вернулось обаяние. Ему, как прежде, хотелось всем нравиться, и теперь он точно понимал, чего хочет его истинная сущность – отнюдь не бешеных миллионов, а чтобы его любили.

Это не так просто, когда сидишь в тюрьме. Большая часть заключенных состояла из молчаливых озлобленных террористов из Палестины. Мрачная угрюмость была их обычным состоянием. Поскольку Марк уже мог изъясняться на арабском языке, он пытался многих из них подбить на непринужденный разговор, но часто натыкался только на агрессивное молчание. У некоторых во взгляде читалось такое, что сердце леденело от страха. «Все-таки ненависть к ближнему не признак большого ума», – сделал вывод Марк.

Большинство обитателей тюрьмы потребляли наркотики. Дурь проникала сквозь тюремные стены через служащих. Впрочем, время от времени начальство устраивало облавы и в определенные дни заставляло заключенных сдавать мочу на выявление запретного зелья.

Однажды во время очередного шмона, когда в лабораторию загнали человек двадцать и вручили им банки для мочи, Марк увидел, что у одного араба начинается ломка.

– Ну ты попал! – рассмеялся он, расстегивая ширинку. – Хочешь, помочусь в твою банку? Врач опупеет, когда выявит, что ты чист.

Араб потерял дар речи, не поверив, видимо, ушам.

– Слушай, а в мою банку можешь помочиться? – подал голос другой.

– И в мою тоже! – раздалось сзади.

– Да не вопрос, ребята! – обаятельно заверещал наш остряк. – Боюсь, что на всех не хватит.

Слух о том, что тель-авивский миллионер, не употреблявший ни грамма дури, щедро делится своей мочой с наркоманами, быстро пронесся по всей тюрьме. Едва Крамер появлялся в благоухающем тюремном парке, к нему выстраивалась очередь с банками.

Тюремные торчки запасались впрок. Кто-то придумал хранить мочу в полиэтиленовом пакетике и прятать его в трусах, подвязывая к резинке. В результате, по исследованиям наркологов, количество потребляемых наркотиков в тюрьме резко сократилось.

Таким образом, наш обаятельный друг даже среди убежденных арабских террористов, ненавидящих евреев, стал своим парнем.

19

Когда стемнело и взошла луна, стало совсем хорошо. Наплывающие на берег волны светились и навевали какое-то нездешнее умиротворение. Было очень уютно сидеть на берегу рядом с этой чудаковатой компанией серфингистов и слушать мягкий голос дедушки Даниила, точнее – учителя Дебдана. Нет, ей-богу, давно уже Марку не было так приятно и спокойно на душе.

Он с удивлением вспомнил, что за целый день ни разу брезгливо не поморщился из-за отсутствия комфорта, к которому испытывал слабость, и, честно говоря, страдал без него. Оказывается, можно жить и без комфорта.