Текст книги "Дорога на Ханаан"

«Что значит „Эвель“? – говорит далее Б. Берман. – Я перевел бы это имя словом „бренность“. „Эвель“ – это тот, чье существование прерывается, необязательно насильственно, но по самой своей природе». Любопытно, что это самое слово использовано в знаменитом стихе из Книги Коэлет (Экклезиаст) и ошибочно переводится как «суета».

В этих же стихах нам сообщается и о роде занятий обоих братьев: «пастырь овец» и «обрабатывающий землю». Деятельность Каина была более древними и фундаментальным занятием – человек создан Господом, чтобы «работать землю» – более естественным, но и более «приземленным». Из Писания мы знаем, что обычно значительных духовных высот достигали именно пастухи – Авраам, Моисей, Давид.

Дальше речь идет о жертвоприношении братьев. «И было, спустя несколько времени, принес Каин от плодов земли дар Господу. И Эвель также принес из первородных овец своих и из тучных. И Господь обратил внимание на Эвеля и дар его, а на Каина и дар его не обратил внимания; и очень досадно стало Каину и поникло лицо его» (Б.4:3–5).

Не стоило бы придираться к мелочам, но пассаж «спустя несколько времени» в переводе на русский очень уж неизящен и аморфен. В подлиннике (по Берману) – «по концу дней», т. е. по окончанию земледельческого цикла, когда снят урожай. Время принесения жертвы обозначено, стало быть, вполне определенно.

Но что же случилось? Почему Каину стало досадно («сильно загорелось» – Берман)? Что такого необыкновенного произошло? У земледельческих народов, среди которых язычество всегда цвело пышным цветом, обряд жертвоприношения издавна был вполне обычным, рутинным явлением. Сообразно с этими устоявшимися традициями действовал и Каин: «принес от плодов земли» – и все. Совершил необходимый обряд. Формально. Как заведено. Эвель, напротив, выбрал лучшее из того, чем обладал – «из первородных овец своих и из тучных». От души, от сердца. Эвель, таким образом, не просто отдал долг, как это делают язычники, но посвятил себя Господу, причем совершил это не по необходимости (ведь не он старший в семье), а по своему собственному разумению, по своему душевному порыву.

Но в том то и дело, что Каин – первенец, «основа дома Адама». Принесение жертвы – его право и обязанность. Стало быть, в сложившейся ситуации Эвель в глазах старшего брата оказывался узурпатором, покусившимся на первородство. Это первый подобный эпизод в Пятикнижии. В дальнейшем борьба за первородство станет двигателем едва ли не большинства библейских сюжетов. Вспомним Ицхака и Ишмаэля, Иакова и Исава, Иосифа и его братьев… Понятно, что по праву претендующий на первородство Каин был взбешен.

Если до сих пор Господь обращался к человеку как к обобщенному представителю рода («адам»), то теперь впервые он начинает разговор с конкретной человеческой личностью. Сакральный смысл его слов столь всеобщ, что в подлиннике кажется весьма туманным. Чтоб хоть как-то донести его до читателя, переводчики просто вынуждены прибегнуть к интерпретации. «И сказал Господь Каину: отчего досадно тебе? и отчего поникло лицо твое? Ведь если станешь лучше, прощен будешь, а если не станешь лучше, то у входа грех лежит, и к тебе влечение его, но ты будешь господствовать над ним» (Б.4:6–7).

Сначала разберемся со словом «грех». Понятие «хатат», употребленное в подлиннике – это не собственно «грех» («хэт»), скорее возможность совершить грех, которая может быть использована, а может быть и отвергнута. «Хатат» – это влечение греха к человеку: «к тебе влечение его», а не «к нему твое влечение», как в тенденциозных интерпретациях, призванных установить исходную и безусловную греховность Каина. Ничего подобного нет и в помине. Наоборот, «хатат» может и должен быть побежден. «Хатат» лежит («ровец» – разлегся, развалился) у входа (ле петах), т. е. не внутри, а вовне, и поэтому, чтобы эффективно управлять им, надо, разумеется, не пустить его вовнутрь. «Хатат» – не склонность человека к греху, а направленность греха к человеку. И, стало быть, дело самого человека распорядиться своими взаимоотношениями с «хатат». Повторю: мысль эта выражена в подлиннике таким образом, что нам очень трудно воспринять ее в привычной для нас системе координат. Это не раз отмечали серьезные исследователи Пятикнижия, в том числе и выдающийся еврейский философа Мартин Бубер.

Рассказ о трагическом инциденте начинается так: «И сказал Каин Эвелю, брату своему…» (Б.4:8). Эта фраза представляется недосказанной: в каноническом переводе многоточие. В подлиннике знаки препинания отсутствуют. Так что же сказал Каин? Исследователи говорят о пропуске, о лакуне в тексте. Но так ли это? Имеют ли слова Каина хоть какое-нибудь значение для понимания происшедших событий? Нам дали понять: между братьями состоялся разговор, инициатором которого стал Каин. В принципе мыслимы два варианта развития темы: либо Каин прямо высказал брату свои претензии, после чего и возникла ссора, либо, наоборот, хитростью попытался усыпить его бдительность, чтобы нанести упреждающий удар.

Устная традиция дает свою интерпретацию так называемой лакуны в тексте.

«И сказал Каин Эвелю, брату своему:

– Поделим мир между собою.

– Поделим, – согласился Эвель.

Взял Каин землю, а Эвель стада. И условились не затрагивать один владения другого».[5]5
  Агада. Сказания, притчи, изречения Талмуда и Мидрашей; пер. С. Фруга; Ростов-на-Дону, «Феникс», 2000, стр. 28.


[Закрыть]

Так состоялся первый в истории раздел движимого и недвижимого имущества. Согласно этой версии, конфликт произошел после того, как Эвель погнал свои стада по земле, которая в результате раздела теперь принадлежала Каину. Каин возмутился, и Эвель в сою очередь предъявил брату претензии, поскольку тот носил одежды из шерсти его овец. Речь, стало быть, идет об имущественном споре. Поскольку никакого правового регламента разрешения подобных споров не существовало, конфликт перерос в трагедию.

«И когда они были в поле, восстал Каин на Эвеля и убил его» (Б.4:8–9).

Устная традиция комментирует это так: «Погнался Каин за Эвелем по холмам и долинам, пока не настиг его. Завязалась борьба. Не выдержал Каин, упал и, прижатый к земле, стал молить о пощаде: „Эвель, брат мой! Нас двое на земле. Умертвив меня, что ты ответишь отцу нашему?“ (В переводе „Агады“ Семена Фруга слово „отец“ написано с маленькой буквы. Но очень сомнительно, чтобы речь здесь шла об Адаме. – Л. Г.) Сжалился Эвель над Каином, освободил его. Встал Каин и убил Эвеля. Медленно, долго убивал его Каин: схватив камень, но не зная, как нанести смертельный удар, он наносил ему побои по всему телу, пока не перешиб ему горло, – и Эвель умер.»[6]6
  Там же, стр. 29.


[Закрыть]

«Несмотря на то, что Всевышний ввел смерть в существование людей, до сих пор никто еще не умирал, – рассуждает Борис Берман. – Каин не мог видеть смерть, мертвого человека. Да и понимал ли он, что это такое – умереть? И откуда ему было знать, что вообще возможно убить человека, то есть искусственно и насильственно выпустить его душу из тела?… Не ведал Каин тем более и того, каким способом можно „восстать“ на человека, чтобы убить его. В состоянии ли был он хотя бы замыслить убийство? То, что он смог это сделать и сделал, наверняка было для него самого неожиданностью, потрясением».

Несомненно… Но в практической плоскости все видится гораздо проще. Каин доподлинно знал, как умерщвляют скотину. Более того, он почти наверняка видел собственными глазами, как это делает его брат. В этом смысле Эвель сам подсказал убийце путь к собственному уничтожению. Если из сцены убийства, представленной в рассказе Устной традиции, убрать эмоциональные подробности, то получится, что Каин перерезал брату горло каменным ножом, то есть поступил именно так, как в эпоху неолита резали жертвенный скот. И Каин, по своей психологии типичный язычник, просто совершил подобие человеческого жертвоприношения, пользуясь тем, что «бренный» Эвель изначально как бы был предназначен к жертвенному закланию.

Преступление Каина тем и ужасно, что он пренебрег Божественной сущностью человеческой природы. У животного ведь тоже есть душа – «нефеш». Но только у человека есть «нешама» – Божественная душа, внедренная в него Всевышним. Покусившись на нее, человек неизбежно вступает в противоречие с Божественным устройством мироздания.

Во второй раз Господь обращается к Каину уже после совершенного им убийства брата. «И сказал Господь Каину: где Эвель, брат твой? А он сказал: не знаю, разве я сторож брату моему?» (Б.4:9).

Разумеется, в словах Господа речь идет отнюдь не о местонахождения тела. Его слова означают: «Что ты натворил? Ведь ты совершил непоправимое». В ответе Каина содержится ошибка, характерная для большинства переводов. В подлиннике сказано: «я и не знал» (Б. Берман), а это совсем другое дело. Если бы на вопрос «где Эвель?», Каин ответил: «я не знаю», то это означало бы, что он понял слова Господа в прямом смысле: «Куда девался Эвель? Почему его нигде нет?» Каин, мол, хитрит, увиливает от честного ответа… Но это, конечно же, смехотворно. Каин все понял, у него нет и тени надежды, на то, что Господь и в самом деле не ведает, куда запропастился его брат. Каин говорит: «Я и не знал!» Я не знал, что так получится. Я не предполагал, что мои действия приведут к таким ужасным последствиям. Ведь не я, а Ты сторож (точнее, «хранитель») всего земного бытия…

(Сравним с Устной традицией: «Подобно вору, который стал бы возлагать вину на свою стражу, не устерегшую его, Каин говорил:

– Да, я убил брата моего, но не Тобою ли внушено мне это злое дело? Ведь Ты – страж всего сущего на земле…»)[7]7
  Там же.


[Закрыть]

… Да, я толком не знал, что такое убийство и смерть. Как я мог предполагать, что убиение брата приведет не только к уничтожению «нефеш хая», как это случается с жертвенной скотиной, но и «нешама», связывающей человека с Богом.

«И сказал Он: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко мне из земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои, чтобы принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; изгнанником и скитальцем будешь ты на земле» (Б.4:10–13).

Эти слова Господа, вероятно, можно понять так: «Дело не в том, чего ты не знал, а в том, что ты сделал. Суть твоего знания заложена в самом устройстве мироздания и в самой природе человека. Поэтому и проклят ты от земли (а не от Господа), от реального естества мира…» Таким образом, труд землепашца отныне для Каина не возможен, ему предрекается какая-то новая судьба, связанная с «изгнанием» и «скитальчеством».

«И сказал Каин Господу: велика вина моя, непростительна. Вот, Ты сгоняешь меня теперь с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду шатающимся скитальцем на земле; и вот всякий, кто встретит, убьет меня» (Б.4:13–14).

После разъяснений Господа Каин наконец-то уяснил в полной мере, что содеял. Вот оно, «каиново раскаянье» – раскаянье под воздействием неопровержимых доводов и улик. Он понял, что возврата к прежней жизни нет. Но вместе с тем, он также понял, что получил некое новое предназначение, по всей вероятности, не осмысленное еще в полной мере, но требующее непременной реализации. Безусловно, Каин хочет хоть как-то «застраховать» свою жизнь: ведь путь к убийству проложен, и где гарантия, что кто-нибудь не захочет расквитаться с беззащитным изгнанником.

Об особой значительности намерений Господа говорит Его ответ. «И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знак, чтобы не убил его всякий, кто встретит его» (Б.4:15–16).

И снова неточность общепринятого перевода все переворачивает с ног на голову: в подлиннике не «сказал ему», а «сказал о нем». Не Каину адресует Господь Свой наказ, ибо это бессмысленно. Он обращается к мирозданию со словами, звучащими как древнее табу. Похоже, что речь идет не только о запрете на убийство самого Каина, но и всех его потомков до седьмого колена.

Знак («от») обычно идентифицируется с одной из букв Имени Господа на лбу Каина. Нам кажется, что такое толкование слишком литературно. Скорее все же речь идет о какой-то материальной форме нового содержания. Неслучайно ведь родилось понятие «каинова печать».

«И ушел Каин от лица Господа, и поселился на земле Нод, к востоку от Эдена» (Б.4:16–17). Земля Нод не идентифицируется ни с каким географическим названием. Считается, что это аллегорическое понятие – Земля Скитания, которое родственно слову «наванад» («скиталец»). Как указывает Б. Берман, в этом слове пропущена его первая часть, означающая собственно «странствие»; осталась вторая («нод» от «над») – «отчуждение».

Уже в изгнании Каин «познал» жену свою, которая родила сына Ханоха. Мы также узнаем об основании города, названного по имени Каинова сына. Вот, собственно, и все сведения, которыми мы располагаем о дальнейшей жизни героя. Далее следует перечень потомков Каина до седьмого колена… Но об этом чуть позже.

Следует помнить, что Автор Писания рассказывает нам только о глобальных событиях становления человеческой природы. Откуда нам знать, что происходило вокруг очерченных для нас границ? Нам поведали лишь о том, что случилось в Эдене, своеобразной лаборатории Всевышнего, устроенной Им для формирования человеческой самости. Даже не в Эдене вообще, а лишь в саду Эдена (ган Эден). О протяженности этих событий во времени мы можем только догадываться, причем с заведомо огромной погрешностью. Географическая идентификация земли Эден хоть и ведется учеными, а все ж остается лишь гипотезой, точнее множеством гипотез, одну из которых мы попытались рассмотреть выше. У нас нет никаких оснований утверждать, что «эденская лаборатория» была единственной. Нельзя исключить, что одновременно или с определенной временной паузой «эксперимент» мог быть повторен или даже умножен. Как бы там ни было, но из текста Пятикнижия мы знаем достоверно, что, помимо Каина и его родителей, на земле существовал как минимум еще один человек – будущая жена Каина, которая не являлась его сестрой. Возможно, у нее были родители, но не исключено, что она была создана Господом каким-то совсем неизвестным нам образом. Наличие этой безымянной женщины делает вполне вероятным существование и других людей на земле. Таким образом, город Ханох, основанный Каином, (возможно, это и был древний Иерихон) не был городом-призраком и имел свое население.

Объяснить смысл легенды о Каине и Эвеле, ученые чаще всего трактуют его как иносказательное отражение начавшегося конфликта между земледельческими и скотоводческими племенами: мол, евреи, сами бывшие скотоводами, воплотили свои обиды в образе пастуха Эвеля, незаслуженно пострадавшего от пахаря Каина. Это весьма трогательное объяснение оказывается и очень наивным. Заблуждение происходит от непонимания «расстановки сил». Нам ведь рассказана история Каина, а не Эвеля: Каин, а не Эвель, единственный допотопный патриарх, кроме Адама и Ноаха, который имеет свою историю в Пятикнижии. Определяя Каина как «изгнанника» и «скитальца», находящегося в то же время под особой защитой Господа, Писание предвосхищает в его лице многотысячелетнюю судьбу еврейского народа… Имя Каин интересно еще и тем, что в отличие от многих имен древности оно имеет совершенно прозрачную этимологию и означает «кузнец».

Как уже отмечалось, к началу V тысячелетия до н. э. человечество вступает в принципиально новую фазу своего развития – эру металлургии. С этого времени все события в его истории в решающей мере будут связаны с овладением искусством обработки металла. По-видимому, легенда о Каине повествует о возникновении группы людей новой, ранее неведомой профессиональной и социальной ориентации – кузнецов. Профессия кузнеца для того периода истории означала тоже, что и авиатор в начале XX века и космонавт – в его середине.

Естественно, древние кузнецы должны были вести бродячую жизнь «скитальцев», перемещая свое производство в зависимости от наличия легко доступной металлической руды и от возможности реализации плодов своего труда. Подверженный многим опасностям, практически беззащитный «изгнанник» должен быть огражден от посягательств словесным императивом – табу: «Всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро», а также охранным знаком, знаменитой «каиновой печатью». Есть разные толкования того, что представляла собой эта «печать»… Но если нечто материальное все же имело место в действительности, то почему бы не предположить, что печать эта была изготовлена из неизвестного в ту пору материала под названием металл как свидетельство особого назначения этого «скитальца» – носителя будущих традиций человеческой истории. Тем более что ранняя металлургия не была связана ни с разработкой месторождений руды, ни даже с поисками самородков; первый на земле металл выплавлялся из «небесных» камней в прямом смысле этого слова – из метеоритов, что, конечно, не могло не связывать кузнечный промысел с промыслом высших сил.

Впоследствии же разведка месторождений с неодолимой неизбежностью диктовала необходимость миграции кузнечного производства сперва на север и северо-восток, а потом и в более отдаленные регионы Евразийского континента. Не случайно ведь одним из главных героев древнего иранского эпоса стал кузнец Каве (видоизмененное «Каин»). Древняя армянская легенда повествует о Куаре и его братьях – основателях городов. Вспомним, что и Каин основал первый город на земле. Любопытно, что в одной из копий Шумерского царского списка, древнейшего памятника истории и культуры Месопотамии, город Куар упоминается в качестве резиденции допотопных царей.

Старинная хазарская крепость Куйяб (обратите внимание на чередование корней ков – куй), впоследствии известная как Киев, согласно легенде, которая приводится в «Повести временных лет», была основана на Днепре тремя братьями Кием, Щеком и Хоривом. Исследователи отмечают: пара «Кий – Щек» похожа на библейскую пару «Каин – Шет» – имена продолжателей рода Адама и Хавы. «… Имя третьего брата, Хорива, – пишет русский историк Георгий Вернадский, – имеет библейское происхождение. Хорив – это русская транскрипция имени Хореб. Имя это связано с названием холма Хоривицы, по-видимому, места поселения хазарских евреев в Киеве».[8]8
  Георгий Вернадский. История России. Древняя Русь. Тверь-ЛЕАН, М. – Аграф, 1996, стр. 337.


[Закрыть]

Пойдем еще дальше на север… Форма «калев» широко распространена в эстонском языке, в литовском встречаем «калвис» в значении «кузнец», в финском – название эпоса «Калевала». Интересно, что в генеалогиях древнего Израиля среди колена Иуды имя Калев упоминается неоднократно. Несколько раз Калев назван «книзититом», что соответствует потомку рода Кеназ или Кназ, почти наверняка связанному с кенитами (каинитами), потомками Каина. Один из крупных городов северной Сирии до сих пор называется Халеб (в европейском варианте Алеппо). И в этом нет ничего удивительного, если учесть, что в письменных документах II тысячелетия до н. э., обнаруженных в северо-западной Сирии, этническая группа Халеб упоминается рядом с кочевниками Хабиру, часто отождествляемыми с предками евреев. Круг, кажется, замкнулся…

Около 8000 года до н. э. после крушения Натуфийской культуры в Эрец Исраэль дети Каина ушли в свое первое изгнание. Только спустя несколько тысячелетий в разгар эпохи обработки бронзы мы вновь обнаруживаем их следы на «исторической родине».

ПОТОМКИ

Первые признаки новой стадии развития цивилизации, получившей название Энеолита (Халколита) – медно-каменного века, намечаются примерно к середине или даже к концу VII тысячелетия до н. э. и характеризуются становлением культурных комплексов на территории Месопотамии и современного Ирана. Есть все основания полагать, что именно в этот период были заложены основы металлургии, храмовой архитектуры, текстильного производства, на новый, гораздо более высокий, уровень поднялось производство керамики. В это время началось перемещение части населения с Ближнего Востока в Европу – особенно на Балканы и в западное Средиземноморье.

Несмотря на знойный и сухой климат, установившийся в Ближневосточном регионе в результате интенсивного таяния, а затем и полного исчезновения ледников на севере, в предгорных районах широко распространяются очаги земледелия. В некоторых местах здесь влагу давали тающие высокогорные снега. Использовали и воду горных ручьев; их запруживали, орошая таким образом свои поля.

В то же время разведение одомашненных животных нередко давало гораздо больший экономический эффект, чем мотыжное земледелие и тем более охота. В некоторых степных областях племена оставляли земледелие и переходили исключительно к скотоводству. Происходило так называемое первое великое общественное разделение труда.

Скотоводческие племена верхнего неолита и энеолита существенно отличались от своих коллег более позднего времени. Ведь первоначально были одомашнены лишь овцы, козы и свиньи, потом крупный рогатый скот, которые обеспечивали людей мясом, молоком, шерстью и кожей. Но лошадь и верблюд стали домашними значительно позже. Поэтому в ту пору люди еще не могли быстро менять дислокацию своих стойбищ. Как правило, племя обитало на одном месте вплоть до полного истощения пастбищ. Избыточная часть численно возросшего населения со временем вынуждена была переселяться в какой-то другой район. Пастбища скудели, и скотоводы расселялись все дальше и дальше от мест своего первоначального обитания.

По-видимому, уже в V тысячелетии до н. э. в некоторых областях Ближнего Востока человеку становятся известны золото, серебро, олово, свинец и, конечно, медь. Вплоть до появления железа именно медь, – сперва без примесей, а потом и в сплавах с другими металлами, особенно оловом – приобрела решающее значение в хозяйственной жизни людей.

Конечно, кремний или обсидан куда тверже меди. Но даже и в холодном виде медь способна изменять свою форму с помощью ковки, не говоря уже о расплавленной меди, которой можно придать любую форму. Для изготовления шлифованного каменного топора необходимо затратить недели, а то и месяцы напряженного труда. С помощью медных инструментов это можно сделать гораздо быстрее и легче. Медные ножи, топоры, наконечники копий, рыболовные крючки, иглы и многое другое стали более функциональными и легко усовершенствовались. Что же касается труб, проволоки и гвоздей, то всего этого просто невозможно изготовить из камня.

Первые, самые ранние способы выплавки металлов из руды были, разумеется, достаточно примитивными. Руду просто обжигали на костре, а затем нагревали в смеси с древесным углем в плавильных котлах. Из-за несовершенства металлургического производства, а также ввиду сравнительной редкости месторождений руды, доступных поверхностной разработке, медь еще долго не могла вытеснить камень из хозяйственной жизни людей.

Однако постепенное усовершенствование техники выплавки меди помогло значительно улучшить орудия производства. Медные мотыга и лопата позволили людям приступить к строительству оросительных каналов. Становление металлургии дало толчок к развитию ткацкого и гончарного производства. Усложнившиеся технологические процессы потребовали специализации. Началось второе великое общественное разделение труда – отделение ремесла от сельского хозяйства.

Глубинную, духовную сущность этих процессов представляет Автор Писания в легенде о Каине…

Нечего и говорить, что металлическое оружие значительно увеличило военное преимущество тех, кто им обладал. Простые межплеменные столкновения превращаются в настоящие войны. Вот о таком, весьма нежелательном направлении развития истории человека повествует рассказ о потомках Каина, и особенно те стихи, где говорится о клане Лемеха.

Среди наиболее развитых культур, входивших в энеолитический комплекс к началу V тысячелетия до н. э., выделяется Тель-Халафская культура, отличавшаяся необычайным совершенством и богатством керамики. Тель-Халаф расположен на границе современных Сирии и Турции у реки Кобур. Но речь идет не о каком-то одном поселении: впервые в истории человечества мы наблюдаем однородную культуру, охватывающую значительные территории северной Месопотамии, восточной Анатолии и Загросских гор Ирана.

Эпоха Тель-Халафа – время расцвета гончарного производства. Здесь найдено большое количество изящных и разнообразных по форме сосудов, украшенных богатым расписным узором. Местные гончары, кажется, впервые в истории, использовали в работе печи для обжига, температура в которых достигала, вероятно, 1200 градусов. Совершенство форм и орнаментов свидетельствуют о появлении профессиональных гончаров.

Стоит отметить, пожалуй, одно любопытное «новшество» Тель-Халафской цивилизации: здесь обнаружены специально изготовленные печати, которые служили для маркировки принадлежащих хозяину вещей. Некоторые ученые полагают, что именно здесь и тогда впервые на земле появилась частная собственность.

Но самая поразительная особенность Тель-Халафа заключается в наличии круглых построек, как жилых, так и хозяйственных. Как правило, внутрь глинобитных круглоплановых строений ведет широкий коридор. Впрочем, иногда встречаются и дома прямоугольной формы. Но в целом «тель-халафцы» порывают с уже укоренившейся многотысячелетней традицией возведения прямоугольных построек и возвращаются к круглым зданиям, не встречавшихся около трех тысяч лет после падения Иерихона I.

Интересную интерпретацию этих фактов предлагает исследователь еврейской истории Борис Мойшезон. «Группа людей с традицией круглых домов, – пишет он, – как-то выжила в промежутке между 8000 и 6400 годами до н. э., когда одна из таких групп должна была обитать где-то между северной Месопотамией и Закавказьем… Около 6000 года до н. э. начинаются две ясно различимые археологами миграции людей, приверженных к архаической традиции круглых построек. Одна из этих миграций соответствует появлению в северной Месопотамии основателей Тель-Халафской цивилизации. Вторая – приходу в Закавказье основателей культуры Закавказского энеолита…»[9]9
  Здесь и далее цитируется Б. Мойшезон «Загадки древних цивилизаций»; «Ной», армяно-еврейский вестник, М., 1996
  Борис Мойшезон – математик, доктор физико-математических наук, в 1972 году репатриировался в Израиль, работал профессором Телль-Авивского университета. С 1978-го профессор Колумбийского университета (США). Очерк Б. Мойшезона состоит из трех эссе, посвященных некоторым фундаментальным аспектам дописьменной истории человечества; он полон блестящих догадок и гипотез, не всегда, впрочем, соответствующих общепринятым научным взглядам.


[Закрыть] Исследователь отмечает, что на сходство обеих групп косвенно указывают и антропологические данные обнаруженных останков.

Раздел 4 Берешит заканчивается родословной Каина – так называемой кенитской генеалогией. Вот она: (Адам) – Каин – Ханох – Ирад – Мехияэль – Метушаэль – Лемех… О семейном клане Лемеха нам сообщаются некоторые важные подробности, и мы вернемся к ним позже. По сути дела на этом разговор о первой родословной на земле исчерпан.

Борис Берман дает следующую интерпретацию кенитской генеалогической линии:

ХАНОХ означает «воспитывает», «обучает», «развивает»; время Ханоха – это эпоха просвещения в худшем смысле этого слова, это «просвещенная» цивилизация, основанная на отчужденности человека от Бога, на бездуховном, автономном от Бога развитии;

ИРАД – значит «горожанин», от слова «ир», в понятии «ирад» есть оттенок самоволия и упрямства; время Ирада – это эпоха порочной, самодовлеющей урбанизации всего человеческого бытия (по-видимому, речь идет о расцвете городской цивилизации, противостоящей первоначальной пастушеской идиллии «ган Эден» и последующих шатров Авраама и его потомков);

МЕХИЯЭЛЬ – тот, в котором стерт Бог: эпоха тотальной урбанизации переросла в эпоху атеизма;

МЕТУШАЭЛЬ – призывающий к себе народные массы, взывающий к толпе и побуждающий ее действовать; эпоха атеизма перерастает, таким образом, в эпоху взбаламученных народных толп, стихийных непродуктивных преобразований;

И, наконец, ЛЕМЕХ: время Лемеха – это эпоха несчастья, страха и насилия…

Впрочем, в Пятикнижии сказано лишь, что Лемех взял себе в жены двух женщин – Аду и Циллу. Ада родила двух сыновей – Иавала, «отца всех живущих в шатрах со стадами», и Иувала, «отца всех играющих на киноре и свиреле». Двое детей было и у Циллы: сын Тувал-Каин (иными словами, Тувал-кузнец), «шлифующий и кующий всякую медь и железо», и дочь Наама, о которой здесь нам ничего не сообщается, но из устной традиции известно, что эта женщина впоследствии стала женой знаменитого Ноаха.

Отметим, что пара «Иавал – Тувал-Каин» похожа на пару «Эвель – Каин» и, следовательно, речь снова идет о скотоводах и кузнецах. И еще: в одной из первых, принципиальнейших легенд Пятикнижия наряду с важнейшими формами человеческой деятельности, такими как скотоводство и кузнечный промысел, стоит музыкальное творчество…

Далее приводится речение Лемеха, обращенное к своим женам, в котором вождь клана пытается объясниться в каких-то своих проступках, по-видимому, весьма серьезных… Устная традиция разъясняет суть трагических событий, произошедших во времена Лемеха. Оказывается, по роковому стечению обстоятельств он убил своего пращура престарелого Каина, а затем и своего собственного сына Тувал-Каина. Узнав об этом, Ада и Цилла в ужасе отказываются от мужа. В словах Лемеха звучат и угроза, и оправдание одновременно. Торжественность момента подчеркивается неожиданным переходом повествования на «высокий штиль». Вот как передает этот монолог Борис Берман:

 
«Слушайте моего голоса, жены Лемеха,
Внемлите моему речению,
Ибо мужа убил в рану мне,
И дитя (мальчика) в поражение мне.
Если дважды семь Каину месть,
То Лемеху – семижды семь»
 

(Б.4:23,24).

Б. Берман разъясняет смысл слов Лемеха: «Пусть я убил и пращура, и сына, и кого угодно, – ну и что? Каин за то же самое наказан через семь поколений. Да еще Господь предупредил, чтоб никто не смел его тронуть. И это Каин, символ убийства, а я всего лишь Лемех. Мне, Лемеху, отмстится „семижды семь“, то есть в столь отдаленные времена, что это сейчас не имеет значения… Лемех вызывающе демонстративно разрешает себе убийство. Безответственность Лемеха перед Богом дошла до степени цинизма».

Впрочем, в традиционном переводе смысл этого места заметно отличается от варианта, предложенного Борисом Берманом. Обычно слова Лемеха передают так: «… Мужа убил я за рану мне, и отрока за язву мне. Если Каин отмщен будет в семеро, то Лемех в семьдесят семь раз». В контексте сведений Устной традиции эти слова можно понять следующим образом: «Да, я убил и мужа, и отрока за причиненный мне ущерб… Если уж Каин, убивший безвинного брата, по словам Господа, будет отмщен „в семеро“, то за мою голову Он взыщет во много раз суровее…»

Очевидно, Лемех пытается уйти от возмездия, угрожая кому-то (вероятно, родственникам) кровной местью… Как бы там ни было, перед нами еще один убийца в роде человеческом. И эта экстремальная модель поведения грозит стать рутинной, что, по-видимому, и случится в преддверии Потопа.

Другой конспект сценария развития человеческого рода представлен Автором Писания в так называемой сифлянской генеалогии, с которой начинается раздел 5 Берешит. Вот она: (Адам) – Шет – Энош – Кейнан – Маалальэль – Иеред – Ханох – Метушелах – Лемех… Сын Лемеха Ноах как бы открывает собой новую эру духовной истории человечества, а потому, очевидно, речь здесь идет уже не столько о потомках Шета, сколько о предках Ноаха. Складывается впечатление, что в обеих генеалогиях разыгрывается один и тот же сценарий, но в разных постановках. По сути дела вторая попытка основать человеческий род базируется на Эноше. Недаром люди порой называются в Пятикнижии не по имени Адама или Шета, а по имени Эноша – «эношим». Приняв во внимание этот факт, мы обнаружим, значительное сходство обеих генеалогий.