Текст книги "Бегство мистера Мак-Кинли"

Леонид Леонов
Бегство мистера Мак-Кинли

ОТ АВТОРА

На примере заурядного человека автор стремился показать переживания многих честных и симпатичных людей на Западе, также накидать предположительный ход вещей, если дело с разоружением затянется и международная жизнь останется без изменений.

Как это сразу видно, страна, люди и прежде всего рассказанные события явно вымышлены автором, хотя последние, по его глубокому убеждению, пока не состоялись единственно по нерасторопности изобретателей и бизнесменов. Поэтому даже комические сцены, если они найдутся здесь, должны читаться и сниматься всерьез, даже в грустном стиле, как возможный вариант действительности.

Хотя и недолговременное, появление дьявола – в разговоре со священником – не должно смущать присяжных мыслителей. Это всего лишь условная философская категория, принятая на Западе в рассуждениях о добре и зле.

Этим памфлетом автор подает свой голос за желанный мир на земле.

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М-р МАК-КИНЛИ, клерк, 49 лет.

М-с ШАМУЭЙ, вдова, 50 лет.

Мисс БЕТТЛ, девушка, 32 лет.

Изобретатель.

Шеф конторы.

Мосье КОКИЛЬОН.

Его супруга.

Священник.

Хозяйка, ее муж и дочка.

Сэр САМУЭЛЬ Д.БОУЛДЕР.

Администратор фирмы “BS”.

Председатель в сенате.

Оратор там же.

Продавец.

Ребята из свиты Боулдера.

Соседи во дворе.

Потаскушка.

Дьявол.

Дети.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ НАДПИСЬ НА ЭКРАНЕ

Сейчас вам будет показана забавная история некоего м-ра Мак-Кинли, из которой всякий сделает выводы по силе разумения. Он задумал сбежать из своей жизнеопасной эпохи, вместо того чтобы сообща с современниками внести в нее кое-какие поправки. Это совсем напрасное приключение могло длиться почти триста лет, если бы герой своевременно не пришел к более разумному решению.

Одновременно – по развернутой, в меркаторской проекции, карте планеты гуляют дымки и вспышки всех происшедших с начала века военных бурь и сражений.

На фоне сатанинского хаоса звуков: отдаленной артиллерийской пальбы, воздушных тревог, грохота обвалов, визга падающих бомб, сигналов горниста к атаке, стонов, крика и довольно некрасивой брани – странно приятная, властно запоминающаяся, как позывные райской радиостанции, куда-то вдаль манящая мелодия. Одно захлестывает другое.

Надписи на экране следуют поверх рваного, загнанного человека, который из глубины набегает на экран, мечется, потом в отчаянии замирает на месте, раскинув руки и с поднятым к небу кровоточащим лицом, посреди абсолютно голой, бескрайней, исковырянной местности.

Голос диктора. За минувшие полвека в небе над нами то в отдалении, то почти рядом непрестанно гремели тучки очередных международных осложнений. И так сложилось, что все наперечет детские воспоминания мистера Мак-Кинли были подсвечены тревожным и как бы праздничным отсветом войны.

Следуют кадры, снятые в виде выцветших неподвижных фотографий. По застылой улице с толпою на тротуарах ликующей походкой движутся войска. Отличный день, выкинутые вперед на марше ноги, сверкающие трубы оркестра. Толстая прозаическая стрелка указывает на тоненького, лет четырех мальчика, который на руках матери с видимым удовлетворением наблюдает шествие пехоты к назначенным ей подвигам и могилам.

Диктор. Познакомьтесь, юный господин на руках у миссис Мак-Кинли и есть симпатичный герой нашей повести. По молодости он еще не понимает, что перед ним происходит отправка экспедиционного корпуса в Европу, и тем более не предвидит, какие приключения ожидают его самого впереди.

Фотография оживает, все начинает двигаться со старинной скоростью в 16 кадров, мигать и галдеть. Слышны две—три музыкальные оркестровые фразы, потом видение замирает.

Диктор. Все это остается у нашего маленького наблюдателя далеко за пределами детской памяти… Более глубокий след в душе мистера Мак-Кинли оставили начальные радости бытия, в особенности подарки, которые время от времени слал своему любимцу его дядя, одинокий фермер из Канзаса.

У стола, на котором только что закончилась баталия оловянных солдатиков, тот же худенький мальчик с ружьем, саблей и барабаном на перевязи. Внезапно видение оживает, слышна короткая, прерываемая стрельбой из пугача барабанная дробь, и снова все застывает.

Диктор. С любимым дядей юный мистер Мак-Кинли познакомился лишь три года спустя, в госпитале, где тот находился на излечении после мировой войны.

Такая же подслеповатая, постепенно яснеющая фотография. Вооруженный игрушечной саблей мальчик в каскетке стоит перед забинтованной культяпкой в хирургическом кресле; в просвет меж повязок выглядывает крупный трагический глаз. Дядя тянет руку к племяннику, который с визгом прячется в коленях у матери. И снова посредством обратного хода кадров все становится на свои места.

Диктор. Благодаря длительным скитаниям дорожного инженера, старшего Мак-Кинли, по Европе и колониальным захолустьям, познания ребенка о войне значительно обогатились как с парадной стороны…

– пленительно для детского воображения сменяется караул у знаменитого дворца,

– подобно событию, перед мальчиком проходит фантастический офицер в перьях на шляпе, в лентах и эполетах, с громадным волочащимся палашом,

– гарцует на смотру опереточного вида кавалерийская часть в одной восточной столице.

Диктор. …так и с изнанки…

– закутанный в дымную мглу, колониальный, с пальмовыми крышами, красиво горит подожженный поселок,

– легкие пушки весело палят по отступающей толпе туземцев,

– но вот и они сами бегут навстречу удирающим поработителям с копьями и другим самодельным оружием наперевес.

Затем следует целая серия родственников – сняты по двое, по трое, поодиночке, большинство мужчин в военной форме. Одновременно возникают два голоса: глуховатый – Мак-Кинли, и другой, скороговорчатый, нетерпеливый временами, – Мисс Беттл. Видимо, на квартире у Мак-Кинли происходит маленькая пирушка, музыкальные отзвуки которой и всплески голосов то и дело врываются в разговор.

Мак-Кинли. Ну, здесь еще раз мой дядя… как он выглядел раньше, до постигшей его неприятности. Это мои родители… я очень похож на отца, не правда ли?

Мисс Беттл. А по-моему, еще больше сходства с вашей матерью!

Мак-Кинли. О, я бы очень хотел, благодарю вас! У него тяжкая судьба. Отец погиб при бомбежке Амстердама… я был уже на военной службе. А вот и я сам в военной форме, еду в Африку бить Роммеля. Вам нравится, мисс Беттл?

Мисс Беттл (с заминкой). Я бы не сказала, что война – ваша стихия, мистер Мак-Кинли!

Лишь теперь видна женская, еще без колечка на безымянном пальце, рука мисс Беттл, листающая, как выясняется, старинный семейный фотоальбом. Большинство снимков относится к военному времени.

Мистер Мак-Кинли смотрит на милую руку девушки. Его воображение надевает ей на палец обручальное кольцо, которое затем исчезает.

Мак-Кинли. Ну, здесь я отравился рыбой, лежу в лазарете. Это почта горит в Таммерзее… необыкновенный дым, похож на летящую утку, правда? Тут мои разные друзья тех лет… как видите, я самый трезвый между ними!

Дальнейший диалог невидимых пока собеседников, временами переходящий как бы в журчание ручейков, ведется при чередовании совершенно неподходящих к теме снимков. Одинокий солдат мокнет в карауле под проливным дождем, опрокинутый грузовик пылает на разбитой дороге, расстреливают у стенки шпиона с завязанными глазами.

Мисс Беттл. У вас тяжелый опыт за плечами, мистер Мак-Кинли.

Мак-Кинли. И, к сожалению, он не молодит… все труднее становится по утрам отрывать голову от подушки.

Мисс Беттл. Ну, это бывает и у меня к перемене погоды… Какая, однако, жаркая ночь! Неужели же у вас не сохранилось других, более отрадных воспоминаний?

Мак-Кинли. Что вы имеете в виду, мисс Беттл?

Мисс Беттл. Хотя бы сердечные привязанности. Ходят слухи, что вы самый влюбчивый человек на свете… что почти каждую на улице вы провожаете взглядом. У нас в конторе вы даже слывете под именем Синей Бороды. (Кокетливо.) Ну-ка признавайтесь, где вы их хороните?.. Неужели в этой комнате где-нибудь?

Мак-Кинли. О да, они у меня здесь, всегда под рукой.

Мисс Беттл. Так сколько же их было всего?

Мак-Кинли. Не ревнуйте меня к могилкам, мисс Беттл.

Точно из-за отвращения к гадким картинкам войны, объектив сползает сперва на колени мисс Беттл с дешевой сумочкой на них, потом своенравно, зигзагами блуждает по комнате с оставшейся от родителей старомодной, под стать фотоальбому, мебелью. В поле зрения случайно попадают то ноги мужчины, то несколько острый локоть его собеседницы, то их совместное, плечо к плечу, отражение в смутном зеркале, со спины. Лишь бы оттянуть главные сведения, объектив даже выглядывает на улицу, но там нет ничего примечательного, кроме пляшущей ночной рекламы. Тогда, как бы нехотя, объектив возвращается на собеседников, участников объяснения. Это Мак-Кинли и его сослуживица из конторы двумя этажами ниже, худенькая мисс Бэттл, еще достаточно миловидная и, наверно, даже привлекательная лет десять тому назад. Она могла бы составить отличную пару м-ру Мак-Кинли, благообразному мужчине лет сорока шести на вид, несколько пасторского облика, с оплывающей фигурой и поразительно неподвижным, всегда без улыбки лицом, выражающим глубокомысленное уныние. Вследствие какого-то органического поражения голова у него чуть набок. Впрочем, это маленькое уродство не портит его, а на службе даже придает ему вид сосредоточенной внимательности к клиенту.

Мисс Беттл. Вы не находите, что здесь очень душно, мистер Мак-Кинли? Как же люди в Африке живут?

Мак-Кинли. Я принесу вам что-нибудь выпить, мисс Беттл.

Он удаляется на свет и музыку в соседнее помещение, гостья неспешно движется по комнате. Ей попадаются на глаза главным образом характерные для холостяцкого быта несообразности. На камине она находит шесть положенных лицом вниз женских карточек. Вот оно, кладбище неосуществленных мечтаний! Все красотки, в одинаковых рамочках, с засушенным цветочком под стеклом. Прежние, более ранние, помоложе. Следовательно, седьмая по счету, повернутая лицом к стене, должна быть она сама, мисс Беттл?.. Так и есть! Молниеносно она обследует содержимое коробочки рядом. В ней припасенное заранее обручальное колечко, так и не доставшееся ее неизвестным соперницам. Мисс Беттл обнадеживающе улыбается себе в зеркало… Впрочем, она успевает отойти к окну, когда, удостоверившись в отсутствии жильца, в комнату заходит пожилая полная женщина, квартирная хозяйка м-ра Мак-Кинли.

Хозяйка. Ну, сделал он вам предложение наконец, этот ужасный человек?

Мисс Беттл. Пока нет, миссис Перкинс. Что-то мешает ему произнести решающее слово…

Хозяйка. За четырнадцать лет, что он живет у нас, мы так изучили его характер, что решили нарочно устроить для вас обоих эту вечеринку…

Мисс Беттл. Вы так добры к нам, миссис Перкинс.

Хозяйка. Ну, не теряйте бодрости. В атаку, и смерть холостякам!

Ночная улица за окном, движение огней, сквер внизу. Над площадью нависает загадочный рекламный транспарант: “Первый в мире сальваторий Боулдер и К°”.

Возвращается м-р Мак-Кинли с бокалами, один из них – для невесты.

Они чокаются, отпивают по глотку, потом – глаза в глаза:

Мисс Беттл. Что вы любите больше всего на свете, мистер Мак-Кинли?

Мак-Кинли. Детей.

Мисс Беттл. О, мне известно, вы кумир всех ребятишек в нашем районе. За что же вы так любите их?

Мак-Кинли (тихо и внятно). За беспорядок, за хлопоты, за бесконечные тревоги, которыми они наполняют нашу бездарную порой житейскую скуку.

Мисс Беттл смятенно и признательно тискает ему руку. Молчание. Кто-то заглядывает в дверь, видит скрещенные руки этой незадачливой пары и благородно исчезает. Нервное мигание световой рекламы за окном.

Мисс Беттл. На каждом шагу эта мрачная реклама… на спичках, в трамваях, в подземке, даже на тротуарах под ногами… Что они продают в конце концов?

Мак-Кинли. Не помню, какой-то газообразный соус, в котором покойники сохраняются без порчи хоть тыщу лет. Патент из серии ДОУ… Видимо, что-то по транспортировке скоропортящихся грузов на дальние расстояния.

Доносится танцевальная музыка.

Мак-Кинли. Хотите потанцевать?

Мисс Беттл. Да… (Они танцуют в довольно тесном пространстве). Почему вы не женились в свое время, мистер Мак-Кинли?

Мак-Кинли. Ну, видите ли… я одинокий, невеселый человек. И потом… я вам открою секрет. После простуды на фронте: мы простояли целую ночь в окопе по пояс в воде… и вот у меня всегда немножко… как видите, шея набок.

Мисс Беттл. О, это не портит мужчину в вашем возрасте, напротив… Это может выглядеть и достоинством в глазах разумной жены. (Очень душевно.) А ведь у вас могло бы быть уже множество детей… да и теперь… если, конечно, спохватиться не слишком поздно. Что же мешало вам завести их?

Мак-Кинли. Страх…

Мисс Беттл. …страх утратить свои холостяцкие свободы?

Мак-Кинли. Нет, другое. Я столько нагляделся детских несчастий в последнюю войну. О детях мало писали в газетах и судебных следствиях… В те годы еще более крупные купюры зверства были в ходу. Но так уж у меня устроен глаз, везде я вижу в первую очередь их. Они лежали даже под откосом у дорог… и у них были такие суровые, ничем не умолить, прокурорские лица. Так вот: я не могу взять на себя ответственность перед моими будущими малютками. Вот и сегодня: опять обещают серию проб новой водородной бомбы, а мир так верил в наступившее затишье.

Мисс Беттл (убежденно). Вы благородный человек, но теперь войне баста, она не встанет больше, она убила себя. Мой сосед… тоже вот прозевал жизнь, теперь наверстывает!.. Вчера в кино со мной обронил шутку, что отныне накал войны будет мериться количеством пены на устах противников. Это очень обнадеживает, правда? (Приблизив к нему лицо.) Прошу вас, не прячьтесь больше, взгляните мне в глаза, Мак-Кинли!

Он медлит, не хочет, отстраняется: он серьезный человек. Но ревность делает свое дело.

Мак-Кинли. Кто этот шутник?.. Я его знаю?

Мисс Беттл. На днях фирма переводит его в Африку.

Похожая на ультиматум пауза.

Мак-Кинли (со вздохом). Хорошо, давайте встретимся в очередную субботу на том же месте… Кстати, я приготовил для вас одну вещицу!

Мисс Беттл. Но вы опять обманете?

Мак-Кинли. В тот раз объявили репетицию, воздушную тревогу номер один. Все утро город был в панике…

Мисс Беттл. Свиданье было назначено на вечер! (Безответное молчание.) Пойдемте же, повеселимся хоть немножко, бедный мистер Мак-Кинли.

Диктор. Общеизвестно, что, передавая детям накопленные труды ума и рук, боль и надежды сердца, мы через этот взнос в будущее приобретаем право волноваться за весь род людской в его историческом пробеге. Это и есть единственно доступный нам вид бессмертия. Но, не имея склонности к азартным играм, мистер Мак-Кинли гнался лишь за тем простым счастьем, которое происходит от общения с малышами, доверчивыми и бескорыстными гражданами земли.

М-ра Мак-Кинли знают в районе, и едва он появляется в ближайшем сквере, все ребячье население немедля, словно под действием магнитной силы, устремляется к нему. Он невозмутимо движется со своеобычно поджатой на сторону головой, и, едва опускается на скамью, десятки ребячьих рук тотчас же обследуют содержимое его карманов, портфеля, свертка, даже сжатых кулаков. Это напоминает налет воробьев на вишневое дерево. Удостоверясь в напрасности дальнейших поисков, стайка разлетается – каждый уносит что-нибудь с собою. Родители и няньки с улыбкой наблюдают эту привычную сценку. Всем интересно, чем кончится у этого смешного господина его неутоленное влечение.

Он задерживается на скамье поглазеть на прохожих. Идет не очень молодая, несколько полная женщина, и м-р Мак-Кинли тотчас видит в воображении, как он сам шагает под руку с нею, ведя за собою сперва одного, другого, четвертого и пятого – и вот уже целую вереницу детей! Старшая девочка катит колясочку младшего братца впереди; очаровательный мальчуган с беззвучным, как всегда у призраков, барабаном завершает шествие семьи Мак-Кинли. (Кстати, эта привычка м-ра Мак-Кинли к машинальным прикидкам такого рода проявляется в продолжение всей повести о нем.) И куда ни посмотрит по дороге домой, всюду либо это повторяющееся в разных вариантах искусительное видение, либо рекламные объявления фирмы “Боулдер и К°”.

Образцы рекламных объявлений на пути м-ра Мак-Кинли.

“Не скупитесь, не торопитесь умирать. Жизнь продолжается. Обращайтесь в районные отделения фирмы “Боулдер и К°”.

“Комфортабельно, выгодно, безопасно. Сальватории Боулдер и К°”.

“Ваши шансы уцелеть ограничены. Первые две тысячи сто мест в сальватории Боулдера проданы. Завтра станет поздно”.

Мистер Мак-Кинли после ужина присел отдохнуть с газеткой.

Образцы газетных заголовков.

“Крупные бои в Индонезии. Озеро пылающего напалма. Рекордный взрыв артиллерийских складов”.

“Новое военное ассигнование. Еще 30 000 000 чего-то там на баллистическое вооружение”.

“Коронация водородной новинки Королева Смерти. Воронка в полкилометра глубиной”.

“Совещание атлантических штабов. Пробная мобилизация семи офицерских возрастов”.

Мистер Мак-Кинли присаживается к телевизору.

Образцы программ по всем каналам. Спуск на воду авианосца, и за кадром кто-то смеется на столь наивные, старомодные игрушки прошлого. Это старая кинохроника, сопровождаемая хлестким скороговорчатым обзором комментатора: “…Посмотрите на эту беззащитную, глупую игрушку, и вы поймете, какой детской поступью двигался вчерашний прогресс. Боевое вооружение состояло лишь в напрасной трате бессчетных ассигнований… и даже странно, что, вопреки таким промахам, человечество все еще осуществляет свой древний благородный девиз: через страдания и лишения – к звездам! Если вчерашняя война, как правило, представляла собою лишь развлекательную прогулку с веселыми фехтовальными поединками, хоровыми спевками и пирушками у бивачных костров, с веселой круговой чаркой или ночными приключениями на сеновалах в завоеванной стране, то ныне человечество становится перед более серьезной задачей воспитания боевого духа. Надвигается так называемая объемная концентрированная война, при которой всякая жизнь абсолютно выключается в обреченных секторах благодаря значительно повышенному коэффициенту полезного действия у современного оружия. Мы вступаем в эпоху, когда один человек простым нажатием кнопки может поднять на воздух соседний материк, хотя, правда, нет гарантии, что он сам успеет усмехнуться при этом своей удаче. Поэтому, если вчера еще…”

Мистер Мак-Кинли включает следующий канал.

Там художественный фильм. Рыскающие в ночном небе прожектора. Сквозь грязь и сумрак непогоды, поминутно прячась по горло в стылой воде артиллерийской воронки, шестеро ползут взрывать железнодорожный мост. Тянущие за душу визг и стук шарящего вокруг пулеметного обстрела.

Мистер Мак-Кинли мужественно ищет чего-нибудь для вечернего отдохновения.

Почему-то без всякого словесного сопровождения выступление какого-то осатанелого общественного деятеля, видимо сенатора. По выражению лица и жестикуляции нетрудно догадаться о содержании его речи.

Телевизор стоит у самого изголовья кровати Мак-Кинли. Уже с головой на подушке он наугад поворотами рычажка подбирает себе что-нибудь утешительное на сон грядущий. Ему попадается атака, и солдаты в шлемах бегут сквозь убийственно раздражающее мельканье куда-то в дымную тоскливую мглу. М-р Мак-Кинли закрывает глаза, но и во сне видит продолжение начатой телепередачи. Только теперь и он сам бежит с атакующими, пока не взрывается что-то у него на плече, и он падает, но уцелевшей рукой в воинском ожесточении хватает из-под ног свою другую, оторванную вместе с автоматом в ней, и продолжает этот вдохновенный бег к гибели. Очнувшись, м-р Мак-Кинли некоторое время лежит, одолеваемый звуковым хаосом сражения, потом пьет воду и беспомощно бредет к окну. Где-то плачет ребенок. Над городом, вдалеке, несокрушимо стоит огромный, грозный, сверкающий, на длинных металлических фермах, плакат:

“Не падайте духом, Боулдер и К° спешит к вам на помощь!”

Но в голове м-ра Мак-Кинли еще держатся впечатления сна. Бодрый, маршевый, подхлестывающий мотив гремит над спящим городом, огромные ночные призраки с походной выкладкой идут сквозь него в сумрак неба.

Диктор. Задолго до излагаемых событий в продаже стали появляться всякие патентованные средства, способные если не ослабить некоторые великие изобретения по части термоядерной энергии, то хотя бы выключать рассудок на время их действия.

В море шарлатанских выдумок выгодно выделились два разных по стоимости и принципу действия средства, лишь в силу посторонних причин не получившие широкого распространения. Третье вызвало наибольший спрос у современников и сыграло особую роль в судьбе нашего героя.

Надпись. – По должности м-р Мак-Кинли присутствовал на заседаниях Высшего и Научно-Лицензионного Совета, где получали утверждение все три эпохальных контр-изобретения.

В уютном, нарядном зале идет заседание Высшего Научно-Лицензионного Совета. Экспертные пройдохи, штатные работники, гении разных специальностей. За особым столиком м-р Мак-Кинли ведет протокол, рядом пульт для команд в проекционную и другие подсобные помещения.

Председатель (с видом иронического разочарования по поводу современной цивилизации). Следующим пунктом у нас… (справившись с повесткой) о, пытливая научная мысль предлагает вашему вниманию, господа, некие оптимистические пилюли с очаровательно-зловещим названием Дрим. Автор – доктор Френсис Липпинсток. Несколько забегая вперед, я скажу, что перед нами феномен, достаточно показательный для нашего печального времени, господа! Если не ошибаюсь, мистер Кинрей, вам предстоит докладывать об этой радостной новинке?

М-р Кинрей (с поклоном, методично, даже скучно). Представленные Фармацевтическим обществом на наше рассмотрение так называемые оптимистические таблетки созданы для защиты расшатанной психики населения от некоторых… я бы сказал, все более усложняющихся впечатлений атомного века и представляют собою довольно благодетельное, хотя, на мой взгляд, чрезмерно сильное, я бы даже сказал – двойного действия! – средство… с одной стороны, на основе общеизвестных подавляющих растительных алкалоидов круга Scopolia, усиленных добавкой тетраэтил-свинца… а с другой стороны – присоединением редко применяемых пока сверхвозбудителей из кураринов, которые являются четвертичным аммониевым основанием производных дибензилизо-хинолина. Указанное средство пластично и властно действует на спинной мозг, правда, иногда с длительным побочным параличом всех лицевых мышц и впоследствии конечностей… что открывает, впрочем, блистательные возможности для военного применения!.. Несомненный элемент новизны заключается здесь в последовательном включении составляющих элементов… прошу вас, мистер Мак-Кинли!

Пока докладчик чертит на доске химическую формулу пилюли, на экране рядом по мановению Мак-Кинли возникает увеличенное изображение пилюли в виде шарика с помещенным внутри зловеще-колючим ядром.

М-р Кинрей. Я имею в виду остроумнейший механизм воздействия. Как видите, курарин начинает свое контрдействие в условиях столбнячного затишья, образовавшегося после растворения скупуламино-содовой оболочки. В человеческом организме получается как бы бешеное завихрение, почти внутренний взрыв, и это стойкое ошеломление, я бы сказал, надежно охраняет психику от вторжения даже наиболее грозных внешних возбудителей. Таким образом, до сознания пациента вовсе не дойдет никакая бомба: ему просто будет не до нее. Я пока кончил, сэр!

Председатель. Благодарю вас, доктор Кинрей! Что ж… если в условиях термоядерного бедствия пренебречь сохранностью самого потребителя, то, несомненно, это счастливая находка в мировой фармакопее… хотя лично я предпочел бы полстакана виски со стрихнином! (Все жмутся и подавленно улыбаются.) Что там имеется из документов?

Мак-Кинли (привстав). Здесь также прислано заключение Института ядохимикатов, где в целом подтверждается благоприятное мнение доктора Кинрея. Следует читать, сэр?

Председатель. Полагаю, в этом нет нужды. Имеются вопросы у коллег?

Восторженный старичок (с юным голосом и крохотным личиком). Я считаю эти пилюли необычайной находкой нашего времени… и не забывайте, что по дешевизне ингредиентов ведь это же доступно для самых необеспеченных слоев населения!

Лысый ученый (похожий на дога с вислыми ушами). Но доктор Кинрей указал нам лишь, в чем именно состоит самый эффект применения, а вот какие производились пробы на живом материале?

М-р Кинрей (с поклоном в сторону кивнувшего ему председателя). Постараюсь вкратце… Любые воздействия на подопытную личность, включая выстрелы холостым пушечным зарядом почти в самое лицо испытуемого, неизменно вызывали у него после приема всего только двух пилюль припадок гебефренического… признаться, довольно заразительного для окружающих смеха. Если позволительно польстить присутствующим здесь авторам, то мне еще не приходилось наблюдать ничего равного по силе воздействия на кору головного мозга…

Трое присутствующих, очень разных по внешности и возрасту фармацевтов-изобретателей скромно улыбаются.

М-р Кинрей (с соответственным теме юмором). …если не считать травматическое вмешательство – скажем, наезд автомобиля или падение с крыши небоскреба! Число залпов доводилось нами до семи… Примечательно, что в дальнейшем самый показ пилюли вызывал у клиента немедленный приступ такого же рефлекторного веселья, благодаря которому он становился совершенно безразличен к окружающей обстановке. Единственным минусом средства надо считать остаточные явления слабоумия длительностью до полугода и выше. Кстати, подопытный субъект находится здесь и, если угодно уважаемому собранию, может быть представлен для осмотра и обследования…

М-р Кинрей с видом утомления опускается на свое место.

Председатель. Все это крайне соблазнительно… Однако не лучше ли вместо этого выслушать замечания авторов?.. Желаете, мистер Липпинсток?

Один из авторов, с чертами раннего палеозоя в лице, мелкими поклонами благодарит аудиторию за аплодисменты, потраченное время и оказанное внимание.

М-р Липпинсток. Нами доставлен сюда также стреляющий механизм, и мы могли бы повторить эксперимент в присутствии уважаемого собрания!

Председатель. О, я не вижу в этом особой нужды!.. Сущность открытия и без того очевидна, а у нас еще довольно большая программа впереди.

Слегка заикающийся ученый. Мне все же хотелось бы удостовериться в нынешнем состоянии подопытного лица!

Председатель подает знак согласия. Служители вводят на помост представительного, непричесанного господина в длинной белой сорочке. Доктор Кинрей с безопасного расстояния показывает ему припасенную пилюлю. Следует взрыв раскатистого смеха, и затем постепенно всем собранием овладевает такое же угрожающе-смешливое, вплоть до катания по полу, беснование, в котором порою слышится нежелательный патологический всхлип. Подопытного господина уводят.

Диктор. Второе изобретение, которое при некоторой доработке могло стать вершиной человеческого гения, опиралось на одно поразительное, знакомое нам со школьной скамьи соображение высшей математики.

Тот же самый, с тем же председателем зал заседаний Научно-Лицензионного Совета, только состав его несколько иной. В прежней позе сидит за своим пультом и м-р Мак-Кинли, производя необходимые по ходу собрания манипуляции.

Докладчик. За немногими исключениями, вы все мечтали в юные годы о полете в межзвездное пространство к своей первоначальной родине. Это пленительное, в детстве сводившее нас с ума стремление, ставшее ныне достижимым, господа, связано с одним общеизвестным математическим парадоксом. Он гласит, что за сравнительно краткий срок, проведенный воображаемым пассажиром в ракете, движущейся на почти предельной скорости, на земле протечет несоразмерно больший отрезок времени. Я позволю себе напомнить уважаемому собранию, что вывод этот естественно вытекает из уравнения… Попрошу вас, мистер Мак-Кинли!

Тот включает рычаги, на экране появляется формула —

Докладчик. …где t0 есть наше земное время, t1 – время ракеты…

Голоса (нетерпеливо). Все понятно, понятно, продолжайте… Дальше!

Докладчик. Следовательно, в случае разгона ракеты до скорости V с разностью в одну стотысячную от С можно добиться того, что за время двухлетнего пребывания в космосе на земле пройдет четыреста – пятьсот лет. А это и есть оптимальный срок, на который благоразумие повелевает нам покинуть этот мир ввиду чреватого опасностями международного перенапряжения…

Голос с места. Прошу одну рядовую справку. А не поступало ли заявок на какой-либо более целесообразный способ избавления от войны… скажем, обыкновенное разоружение?

Председатель (строго). Призываю вас к порядку. Здесь не место для красной пропаганды, сэр! Продолжайте, мистер Клиффорд…

Докладчик. Учитывая страстное и понятное стремление современников к бегству в достаточно безопасную неизвестность, достоуважаемый доктор Ричард Ластиг, знаменитый также своими классическими исследованиями океанского дна, построил предлагаемую вашему вниманию вместительную комфортабельную ракету… Пожалуйста, очередную серию, мистер Мак-Кинли!

М-р Мак-Кинли последовательно включает несколько диаграмм, астронавтических расчетов, фотографий и чертежей огурцеобразного летательного аппарата в разрезе.

Докладчик. Как видите, к услугам смельчаков здесь имеются бар, парикмахерская, бильярдный зал, ванны с постоянно циркулирующей после очистки водою. (Обращаясь к председателю.) Надо ли оглашать цифровые и прочие сведения, помещенные в проспекте, сэр?

Председатель. Ну разве только общие указания…

Докладчик. Ракета запускается в космическое пространство на двухгодичный срок, который используется для посещения незнакомых планет с попутным сбором гербариев или, скажем, по желанию, изучением древних языков. Первый пробный запуск ракеты осуществлен неделю назад с мыса Канаверал… ввиду сложившихся традиций, а также имеющихся там проверенных пусковых установок. Отправка сопровождалась значительным грохотом и внезапным сиянием, столь характерным для несовершенных устройств этого типа. Связаться с пилотами, чтобы справиться о самочувствии пассажиров, пока не удалось, ввиду того что, по расчетам, корабль находится сейчас уже за пределами солнечной системы… (со вздохом) и, возможно, еще дальше!.. Кстати, изобретатель прислал письмо с предложением двух мест для желающих членов Лицензионного Совета.

Кто-то с места. Надо думать, по цене это доступно лишь для избранных?

Докладчик. Мистер Ластиг оба места предложил gratis, бесплатно.

Председатель. Имеются ли среди присутствующих джентльменов желающие даром побывать в отдаленнейших провинциях мироздания?