Текст книги "Бегство мистера Мак-Кинли"

Задумчивое молчание, по рукам собрания идет отлично сработанная модель ракеты доктора Ластига. Тем временем Мак-Кинли рассеянно смотрит на свесившийся со стола краешек газеты с объявлением:

“Новый сальваторий Боулдер и К° – в Гималаях. Глухо, глубоко, гигиенично. Запись круглые сутки”.

Диктор. В отличие от столь рискованных способов эвакуации человечества из современности, фирма Боулдер предложила более экономный и впервые с гарантией полной физической сохранности тела и рассудка.

Голос диктора вперебивку с надписями. Идея Сальваториев, обителей спасения в переводе – стала осуществима после случайного открытия, происшедшего еще в тридцатых годах в глухом уголке Канады. Школьный учитель мосье Жак Кокильон, несмотря на почтенный возраст, пытливый химик-любитель, неожиданно и путем смешения веществ домашнего обихода получил в своей крохотной лаборатории прозрачное, студенистого строения воздухообразное вещество, противоречившее всем общепринятым представлениям о газе. За очевидную ненаучность поступка министерство образования уволило изобретателя из школы, а местная печать успела вдоволь поглумиться над стариком, когда несчастная случайность раскрыла миру истинную ценность находки, вскоре вошедшей в мировую практику под именем коллоидального газа. По ошибке оказавшись в контейнере с указанным газом, мосье Кокильон впал в состояние глубокого и длительного сна, несмотря на трехлетние попытки национальной медицины вернуть учителя к жизни, причем уже через полгода было констатировано заметное улучшение его здоровья. Изношенное сердце мосье Кокильона приобрело четкий, здоровый ритм, а возрастная седина сменилась прежней смолевой окраской волос. Маленький домик в Канаде стал местом паломничества мировой науки, взявшейся за разгадку этого биологического феномена.

С середины надпись на экране сменяется картинками довольно заурядной местности, где произошло великое открытие.

Захолустные с крупными стогами сена луга. Низкое небо, вересковые заросли на опушке сквозного соснового бора. Старинный автомобиль, за рулем фермер с потухшей трубочкой. Он объясняет нам с экрана, как проехать к дому мосье Кокильона. Невдалеке дощечка с указателем: “До музея Кокильона – два километра”. Из-за холма виднеется колокольня кирхи и купа деревьев – сад прославленного теперь ученого. Одноэтажный домик; вокруг туристические автобусы, грузовики. С одного как раз сгружается громадная эмалированная машина для изучения здоровья мосье Кокильона.

Лаборатория, самодельные приборы, термостаты и насосные установки. В углу киоск для продажи открыток и жетонов с изображением мосье Кокильона. В другом углу, под стеклянным колпаком, лежит он сам – сатанинской внешности господин с хохолком и бородкой; с сюртука свисает гораздо позже прикрепленный орденок.

С чеканным металлическим звуком качается стрелка постоянного пульсометра, и автоматические перья бегут по бумажным лентам, фиксируя состояние различных физиологических функций в спящем гении. Пока группа ученых из Европы вполголоса беседует с хранительницей музея, пожилой, тощей и в старинном пенсне на ленте мадам Кокильон, парикмахер в противогазе подстригает усы и бородку у мосье Кокильона, после чего метелочкой смахивает образовавшийся сор с его щек и галстука.

Мадам Кокильон (со вдовьим бесстрастным лицом и заученным тоном). Три года назад, господа, в непогодный осенний вечер, продрогнув на охотничьей прогулке, мой муж зашел погреться в соседний бар (указывает на фотографию бара с мордатым буфетчиком, за стойкой, с бутылочной коллекцией спектральной расцветки за его спиной) и часа два спустя, среди ночи, неизвестным образом оказался здесь, в экспериментальном помещении, где – видимо, зацепившись ногой и падая, – сам же открыл рукавом впускной газовый кран. Вбежавшая на стук мадемуазель Лизбет обнаружила мосье Кокильона с бутербродом в зубах на полу, без чувств и уже в довольно высоком газовом слое. Поскольку состав газа еще не изучен до конца, трехлетние попытки пробудить мосье Кокильона не привели ни к чему. Вместе с тем, во избежание летального исхода, медицинский совет в Оттаве запрещает выносить мосье Кокильона из газовой среды. (Коснувшись рукой фотографии своего супруга на стене – серого, довольно противного, анемичного старика.) Здесь вы видите прежнего мосье Кокильона, откуда можете заключить, что теперь он выглядит гораздо лучше. Открытый им газ Кокильона обладает благотворным влиянием на любое органическое вещество. Как видите, надкушенная ветчина на бутерброде с тех пор еще не испортилась, а этому букету, господа, уже три года!

Ученые качают головами, переглядываются, обмениваются научными непонятными словами.

Первый из них (взволнованно). Я уверен, когда его разбудят наконец, настанет новая эра в медицине…

Второй. …особенно в случаях неизлечимых покамест заболеваний. (Сличая портрет с оригиналом.) Но, знаете ли, мадам, он у вас чертовски поправился за то время, этот дьявольский Кокильон!

М-м Кокильон (сокрушенным, доверительным тоном). Он молодеет с каждым днем, господа… я просто теряюсь, что будет, когда он очнется: это всегда был такой донжуан! Кстати, обратите внимание, господа: случайно попавшая туда, под стекло, муха успела увеличиться в четыре с половиной раза за тот же срок.

Посетители отходят в сторонку, чтоб не мешать. Как раз надвигается киноаппарат в окружении целой группы озабоченных операторов, и начинается научно-документальная съемка феноменального насекомого через толстую тубу с телеобъективом.

Диктор. Вторая мировая война завершилась общеизвестной, еще небывалой убойной силы новинкой, и с той поры технический прогресс продолжал свое стремительное шествие, по отзыву трезвых наблюдателей, в не совсем желательную сторону.

Вихрь переслоенных одна другою картинок – паник, эвакуации, маршировок, взрывов, заседаний какой-то высокоавторитетной, поразительно нерадивой организации по разоружению – и всё дипломаты, дипломаты – бритые, холеные, очень довольные жизнью – за коктейлями, ленчами и просто так, за перекуром в кулуарах.

Диктор. И тогда среди нарастающего международного беспокойства весь мир облетела весть, что секрет мосье Кокильона разгадан, что сам он разбужен наконец, что его неоднократно видели в разных общественных местах.

На экране мосье Кокильон, запечатленный на нескольких фотографиях: выпивает с кем-то в баре гостиницы; он же в трусиках на пляже с игривой и привлекательной дамой, отнюдь не супругой; он же при выходе из патентной конторы.

Диктор. Стало известно также, что секрет газа приобрел какой-то никому пока не ведомый Боулдер и в ближайшие затем полгода пророчество о великой будущности открытия мосье Кокильона блистательно оправдалось… однако несколько в неожиданном направлении.

На железных дорогах Европы и трансамериканской автомагистрали, на караванных дорогах Африки и Азии, в портах и на аэродромах, даже на телеэкранах в исполнении поющих красоток на всех языках мира – неотвязчивая, языкастая реклама:

“Не старейте, не хныкайте, не сдавайтесь – “BS”.

Диктор. И вдруг эти две буквы “BS”, Сальватории Боулдера, становятся на Западе паролем спасения, выражающим стремление граждан любой ценой избегнуть потрясения надвигающейся термоядерной войны.

Так образовался концерн с легендарным коммерческим размахом, поглотивший крупнейшие химические, сталелитейные, горнорудные и другие предприятия мира. Уже не любовь, не голод, не алчность, как раньше, а страх стал править человеческим поведением на Западе, и Сэм Боулдер стал его Премьером. Эта загадочная вначале фирма строила глубоко в недрах гор и на дне океанов надежные, горизонтального образца убежища, в которых желающие за известную сумму могли бы переждать, вернее – переспать ближайшие два-три века, пока на планете не установится политическая погода, благоприятная для человеческого существования.

На экране странички из проспекта фирмы и ее филиальные предприятия пока только в долинах Гималаев и в Скалистых горах. Снаружи – сравнительно невзрачные, хотя и прочные плоскокрышие сооружения, все остальное и главное – далеко под землей.

Диктор. Имя Боулдера приобрело ореол незримого, победившего смерть избавителя. Впервые мир взглянул в лицо этого неукротимого предпринимателя, оседлавшего самую доходную эмоцию человека – Страх, когда старик был выставлен кандидатом на пост президента. И вот черед газетных заголовков с отказом этого человека от предлагаемой чести. Он одинок, ему за восемьдесят, он не любит власти, его хобби – тюльпаны.

Наконец мы видим на экране этого седого, угрюмого старца с пронзительным взором и стиснутыми на коленях кулаками.

И тотчас же на экране – выступление министра обороны с требованием двух миллиардов на новейшее ракетное оборудование.

Спекулятивная горячка на бирже. Акции “BS” лезут вверх!

Потом тот же Сэм Боулдер сажает тюльпаны, сидя на скамеечке. Чьи-то неслышные руки, разного цвета и много, помогают ему в этом священнодействии.

На экране дневные и ночные очереди у контор предварительной записи в сальватории Боулдера – толпа во всевозможных одеждах, в разных столицах Земли. Оживленная, с участием полиции, свалка у входа из-за боязни упустить шанс на спасение.

Вывешивается в окне объявление: “Не спешите, сохраняйте человеческое достоинство. Места хватит на всех. Начато экстренное бурение в материковых базальтах Антарктики”.

И снова Боулдер со своими тюльпанами. Вот, сидя в шезлонге, он созерцает их царственное, до самого горизонта, цветение.

И, наконец, новое испытание знаменитой Н-бомбы с повышенными коэффициентами убойного действия.

Заголовок: “Рекорд смерти. Ничего живого – ползающего, плавающего, летающего, бегающего – в кубе со стороной 800 километров!”

На экране взрывной гриб особо причудливой формы. Похоже, что у него сбитая набок, ухмыляющаяся физиономия.

Диктор. Этот вставший над миром призрак и стал фирменной маркой “Боулдер и К°”.

Всевозможные отклики моды на это – от дамских причесок и пирожных вплоть до модных значков с непременным водородным грибом в петлицах у молодых людей бездельного вида.

Диктор. Год назад никто не предполагал, что можно добывать такие бешеные деньги из обыкновенного человеческого страха. Запасы этого сырья и безграничные недра земли обеспечивали концерну рекордные доходы: взнос делался немедленно, а получение товара отодвигалось на века. То было стихийное стремление продлить дыхание путем бегства в любую неизвестность из эры оружия, несправедливости и социального насилия. Временами это приобретало черты и размах политического движения… впрочем, мистер Мак-Кинли, чтобы не повредить себе на службе, избегал вникать в события, а тем более объединяться с кем-либо в поисках выхода, который напрашивался сам собой… Он приложил чудовищные усилия, чтобы пробраться на пресс-конференцию, которую окончательно окрепшая фирма давала представителям общественного мнения, газетным агентствам, иностранной прессе.

Беснующаяся толпа в чаянии пропусков у входа. Портрет Сэма Боулдера, похожего на Дарвина, только постарше, встречает в вестибюле надписью: “Добро пожаловать!” Переполненный круглый зал заседаний с опоясывающими галереями для публики. Юпитеры выхватывают для ведущейся киносъемки отдельные детали из этой гудящей сумрачной бездны. Всюду поражающие выражением нетерпеливого внимания людские лица, лишь один м-р Мак-Кинли, хотя и стиснутый с боков, сохраняет прежнее невозмутимое спокойствие, даже ухитряется делать какие-то заметки в блокноте, особенно при демонстрации процедурного фильма, и это дает основание думать, что уже в то время он был готов принять свое буквально головоломное решение.

Над президиумом, где красуются священники, генералы, дамы-грымзы благотворительного вида, висит гигантская фирменная марка – термо-ядерный гриб с подписью внизу: “Хотите попробовать?” На трибуне заканчивает свое выступление представитель фирмы, корректный, со стальным голосом господин, почти надменный порою от сознания своего превосходства, отсутствия серьезных конкурентов и безвыходного положения будущей клиентуры.

Гул стихает.

Представитель фирмы. …Таким образом, господа, за ничтожное, сравнительно с целью, вознаграждение фирма несет всем отчаявшимся единственную в наше время надежду, если не считать, хе-хе, московских деклараций! (И он выразительно смеется.) Однако, идя навстречу имущественным различиям клиентов, при заключении договора мы вынуждены сделать некоторые практические поправки на неизвестность. Поэтому при высадке в любой точке будущего все клиенты, вне зависимости от оплаченной категории, получают гарантированный горячий завтрак, пачку сигарет, десять долларов в валюте даты прибытия и приспособленный к любым случайностям комбинезон взамен истлевшей за это время одежды… Но, разумеется, желающие могут при поступлении в сальватории делать сверх того банковские взносы, возвращаемые с повышенными вдвое и втрое против обычного процентами. Таким образом, выгодность нашей сделки так же очевидна, как и ее гуманность. Кроме того, за средний срок пребывания у нас в двести пятьдесят лет вы фактически экономите уйму денег…

На экране возникает таблица экономии из среднего расчета в три века:

на ботинках —

на сигаретах —

на выпивке —

на чаевых —

на докторах —

на интимных удовольствиях.

Представитель фирмы. Нам остается просмотреть документальный киноочерк, как же все это совершается у нас!

Зал смотрит информационно-процедурный фильм.

На экране снят забавный, восточного типа толстячок, видимо не подозревающий о происходящей съемке. Его колебания, испуг, смущение уступают затем место явным признакам удовольствия. Клиента раздевают, ловкие, стерильно белые, невозмутимые девицы моют его струями мыльной воды, он попеременно скрывается в облаке пены и пара, его массируют с помощью многорукой электромашины с одновременной подводкой профилактических токов через провода, подключенные к различным точкам тела.

Он чертовски конфузится в своих трусиках, когда эти элегантные, высокие, печальные богини в медицинских халатах прикасаются к нему, без единого, впрочем, слова. Слышно его замирающее хихиканье, так как, несмотря на пугающую новизну и щекотку, это довольно приятная, в общем, операция!

Короткий смешок бежит по залу.

Голос представителя фирмы. Обратите внимание, с какой тщательностью удаляются из организма не только телесные, но и духовные шлаки. Прежде всего – устранение из памяти всех поводов для психического, наиболее зловещего в наши дни, склероза. Лаборатории фирмы “BS” курируются лучшими психиатрами и невропатологами мира. (Со смешком.) Бедняга не догадывается, что мы за ним наблюдаем. По десятизначной шкале счастья, составленной Люзье и профессором Виджиарачава из Бомбея, наши клиенты достигают девяти с половиной баллов. На десятом месте помещается уже полное освобождение от житейских печалей, так называемая нирвана… Но сами понимаете, что один факт приобретения места в сальватории не освобождает нашу клиентуру от налогов, семейных обязательств и воинской повинности!

Тем временем электрический подъемник без прикосновения рук бережно перекладывает одетого теперь в розовый хитон волосатого толстячка на предварительную тележку, которая покрывается тканью небесно-голубого цвета. Все это подвергается дополнительной обработке на подготовительном контейнере, в том числе особым бактерицидным облучением, ибо, по словам диктора, как и всякие живые существа, микробы в коллоидальном газе Кокильона также усиливают свою вирулентность. Толстяка с номером 215, серия ПР на пятке вдвигают в продолговатое, таинственно освещенное помещение, которое затем герметически завинчивается подобием огромной круглой пробки. Со вкусным сипеньем откачивается воздух, уступающий место газу, который, как нам видно в смотровую щель, вызывает блаженную улыбку у засыпающего клиента.

Голос представителя фирмы. При этом клиент видит сон, заказанный им по особому меню… Пардон, миссис Грэйс, что было заказано господином двести пятнадцать, серия ПР?

Дама смотрит перфорированную учетную карту. (Происходит их служебное перешептывание.)

Голос представителя фирмы. Пардон, оказывается, это не для широкого оглашения… наша фирма гарантирует полное инкогнито, но данный случай исключительный… клиент принят нами с большой скидкой. Этот уважаемый и знатный, разорившийся на прошлогодних беспорядках господин происходит из Ирана… (Игриво.) Намекну лишь: клиентом заказано нечто вроде бурлеска в восточно-райском стиле!

Пока знатного иранского господина водворяют на отведенное ему место в подземной скале, играет приятно запоминающаяся, шелковистая музыка… и когда впоследствии м-р Мак-Кинли попадает в какое-либо житейски затруднительное положение, он подсознательно слышит ту же мелодию.

Диктор объясняет устройство солнечных, поддерживающих режимные условия в сальваториях, практически вечных батарей, так как, по его словам, ученые сомневаются, чтобы в ближайшую тысячу лет человеку стало посильно погасить солнце с целью доставить противнику предельно крупные неприятности.

Дальше следуют вопросы на пресс-конференции.

1-й вопрос. Имеется ли у клиента “BS” право прервать заключенный договор, если политическая погода установится наконец раньше обозначенного в договоре срока?

Ответ. Разумеется… если вы в своем контракте обусловите такой пункт. В таких случаях производится выплата тридцати пяти процентов оставшейся суммы в валюте франкодаты прибытия.

2-й вопрос. Поступит ли коллоидальный газ в продажу отдельными баллонами?

Ответ (со смешком снисхождения). Боже, для чего вам это, и как же вы предполагаете им воспользоваться без специального оборудования?

– Я имею в виду многосемейных… у кого нет наличных средств на покупку нескольких индивидуальных кабин.

– Вот я и спрашиваю, какими средствами вы достигнете герметичности в домашних условиях? Ваш газ просто вытечет…

– Но раз вы говорите, что он коллоидальный, значит, он может стоять на месте!

– Да как же сможет что-либо устоять, черт возьми, когда начнется этот адский термоядерный апокалипсис?

Следует перебранка, шум недовольства кругом – зашиканная, потертая жизнью личность снова пропадает в море голов.

3-й вопрос. Какая гарантия, что ваши клиенты проснутся в обозначенный срок, а не останутся навечно замурованными в горе?

Ответ (после некоторой паузы). Простите, ваш вопрос имеет скорей философское, чем практическое значение. Но я постараюсь ответить… Конечно, наши фирменные гарантии не больше чем гарантия уютной загробной жизни в религии, которую вы исповедуете. Однако на кладбище вы же отправляетесь вовсе без всякого договора! А в данном случае вы имеете дело с реальными, достоверными юридическими лицами, зарегистрированными в Департаменте торговли. (С высокомерным терпением.) Дошло наконец? Мерси… следующий!.. Простите, говорите громче, в микрофон, пожалуйста, ничего не слышно из-за этих проклятых прожекторов.

4-й вопрос. Меня интересует, насколько тесно бывает в этих… ну, ваших сейфах на среднюю цену.

Ответ. Простите, вы собираетесь там играть в бридж или заниматься по утрам гимнастикой?

– Я все же настаиваю на ответе, мистер менеджер.

– Видите ли, себестоимость проходки в граните на такой глубине крайне высока, приходится ужиматься! Королевские, самые дорогие у нас апартаменты строятся в размер трамвайного вагона, а на среднюю цену, как вам сказать… ну, с тем же приблизительно комфортом… как помещалась мумия в египетском саркофаге.

5-й вопрос (с другого конца зала). Скажите, ваших клиентов тоже потрошат при этом, как в Египте?

Дерзость вопроса вызывает у высокопоставленного администратора строгий, даже негодующий взгляд.

Ответ. Интересно… это у вас наследственный оптимизм – плясать на похоронах или вы пользуетесь пилюлями Липпинстока?

Общий шум, смех, возгласы, аплодисменты, шиканье.

6-й вопрос. Чем вы объясните участившиеся слухи, будто ваша уважаемая фирма “BS” всех своих клиентов тотчас по усыплении складывает штабелями на дне приспособленной для этого непромерзающей шахты, после чего их заливают известью на заказанный срок?

Вопрос задан раздельным, невозмутимым, отчетливым голосом. Скандальное замешательство, почти сенсация. Все торопятся разглядеть загадочного разоблачителя, а фоторепортеры – сделать снимки для газет. Вопрос принадлежит мистеру Мак-Кинли, который, стоя в своем ярусе, невозмутимо ждет ответа с головой на бочок и заложенной за борт пиджака рукой. Растерявшийся было администратор со сдержанной ненавистью щурится влево и вверх, на скандалиста.

Ответ. Прошу вас оставить в бюро внизу ваши адрес и фамилию, сэр. В отмену наших правил вы получите личное приглашение фирмы на осмотр нашего местного филиала заодно с государственной Приемочной комиссией.

Мистер Мак-Кинли благодарит поклоном и, вытирая испарину напряжения с лица, снова принимается за свои таинственные заметки и чертежи в записной книжке. Конференция продолжается.

Надпись на экране. “Тем временем на противоположной половине планеты было объявлено о частичном роспуске своей армии и ликвидации авиабаз на чужих территориях, об односторонней отмене всеотравляющих термоатомных испытаний”.

Газетные извещения с заголовками по этому поводу.

Диктор. Таким образом, к тому времени, как Мак-Кинли собрался сделать официальное предложение мисс Беттл, военная тема схлынула с экранов и газетных полос, в мире значительно повеселело.

В назначенную роковую субботу м-р Мак-Кинли проснулся в отличном настроении. Напевая, он готовит себе завтрак, напевая, бреется, напевая, к недоумению соседей-пассажиров, едет в автобусе на службу, напевая, работает у себя в бюро. Он весь в предчувствии назначенных на этот день скромных радостей наступающего уик-энда.

До окончания занятий ему остается лишь снести шефу неотложные бумаги на подпись… Поглядывая на часы, он отправляется к нему в приемную и застает там вопиющий беспорядок, за который кто-то заплатит потерей места. Секретарши нет, неисправный диктофон оказывается включенным. М-р Мак-Кинли невольно становится свидетелем происходящего у шефа сверхсекретного разговора.

Шеф (раздраженно). Простите, я так и не понял ни черта из вашей болтовни. По характеру вашей заявки вам нужно в военное министерство. Но у вас нет ничего на руках… вдобавок, по выяснении дела, вы еще, оказывается, энтомолог! Чего вы хотите?.. Объяснитесь ясней и покороче…

Изобретатель. О’кей, я повторю, босс!.. Мои трехмесячные раздумья о современной войне привели меня, знаете, к довольно безотрадным выводам. Как это ни дико звучит, но именно война в наши дни оказалась наиболее запущенной областью человеческой деятельности. Несмотря на все новинки более емкого, чем когда-либо, истребления, война вырождается на наших глазах, приходит к собственному бесславному отрицанию, из бизнеса превращается в нонсенс. Судите сами, босс, классическая война имела целью утоление назревших эгоистических, в национальном масштабе, вожделений за счет непроворного соседа, то есть по возможности дешевое и эффективное ограбление слабейшего… но, прошу внимания, ведь современная-то термоядерная бойня в положение ограбляемого неминуемо ставит самого победителя, хо-хо! если бы даже такой объявился вдруг в силу непредвиденных капризов провиденья!.. Вы следите за развитием моей мысли? В самом деле, в то время как всякая полнометражная, как она мыслилась дедам, война предполагала в качестве приза аннексии и контрибуции, то, с вашего позволения, кто именно оплатит вам расходы нынешней войны, босс, когда в результате ее противник начисто исчезнет с лица земли, а его надежно опустошенная, вдобавок зараженная территория станет на много лет адской радиопоражающей ловушкой? Черт возьми, да вам не достанется даже труп врага, чтобы утолить на нем воинский экстаз и раздражение! Напротив, собственные налогоплательщики учинят вам крупные уличные неприятности, тогда как избавленная от житейских хлопот жертва ваша будет безнаказанно потешаться над вами оттуда, ха-ха… если только допустить загробное существование!

Шеф (начиная вслушиваться). Довольно свежие мысли!.. Так в чем же, собственно, ваша идея?

Изобретатель. Я имею в виду, босс, что нынешняя высокопроизводительная атомно-водородная война при всей своей мнимой свирепости крайне, я бы даже сказал – непозволительно гуманна… и прежде всего бессмысленна! Вы нажали кнопку – нет столицы противника, а ее население даже без особых болевых ощущений, потому что этак в девятнадцатую секунды, окажется на километровой высоте в виде розоватого вулканического облачка. Однако единовременно с вами нажмет кнопку и ваш компаньон по развлечению… И вот вы сами также плывете по небу в состоянии этакого газообразного пепелка, хе-хе!.. и даже не успев занести в дневничок свои попутные переживания. Кстати, вы слышали смешной анекдот про двух чудаков, которые со скуки съели по жабе за скромное взаимное вознаграждение, сколько помнится, в полсотни монет? Так вот, к концу года ожидается выпуск так называемых пакетных бомб, в один прием смывающих целые материки… но ведь это же коммерция безумия, босс!

Его собеседник угрожающе шевелится, переставляя предметы на столе.

Шеф. Э-э, позвольте-ка, как вас там… вы это, кажется, насчет так называемого разоружения?

Изобретатель. Наоборот, мистер Гровс! Если бы оно случилось, у вас-то еще хватило бы на первое время хлебных крошек в кармане – перебиться, а мне первому и сразу придется с голоду подыхать. Так вот, слушайте-ка меня поприлежней наконец, пока я не сбежал к вашему конкуренту…

Фу, жара какая!

Действительно, воздух почти раскален, как это бывает там накануне осени. Напрасно жужжат вентиляторы. Чрезвычайно своеобразной и лютой наружности изобретатель составляет себе из напитков на столике загадочную смесь, смотрит на просвет, сознательно терзая разбуженную любознательность шефа, потом пьет, созерцая в окне плывучий, из-за полуденной дымки, вид этих застылых стоэтажных кристаллов. У изобретателя хватает нахальства расстегнуть ворот рубашки, – тогда становится видна его грудь, заросшая черным волосом, как, верно, и все остальное тело.

Он продолжает, время от времени давясь хрипучим, металлическим, вроде как при переключении шестерен, смешком.

Изобретатель. Я говорю – напротив, босс. Раз в поколение хорошая потасовка только бодрит прогресс, но я предлагаю взамен бессмысленной концентрации грубой убойной силы применить более тонкие психологические воздействия. Пора освежить войну, вернуть ей былое мистическое величие, этот начисто утраченный ею апокалипсический ужас с его великолепной свитой из адских псов, ухмыляющихся скелетов и прочей замогильной чертовни, как это изображено во фламандском бреду у Брейгеля!.. Снова призвать на вооружение зубовный скрежет, первобытную щекотку страха, затрагивающего наиболее сокровенные биологические клавиши, этакое порабощающее волю смертное содрогание, трепет почти предельной боли, однако без спасительного летального исхода. Настало время, босс, ввести в обиход нечто поцелесообразнее этих ворчливых и разорительных грибов с сердитой шляпкой, черт бы их побрал, и вместе с тем нечто такое, чтоб человечество завизжало, как младенец на коленях у Вельзевула, босс! Я даже предвижу создание двусторонних психологических средств на манер липпинстоковских пилюль – с одной стороны, мобилизующих чувство самосохранения, а с другой – вызывающих физиологическое отвращение к собственному бытию… У-ху-ху, представляете себе современную мотодивизию, пораженную судорогой кровавой рвоты на марше? Надо только пошарить в исторических хрониках, – может, там и отыщется что-нибудь вроде великолепного белкового яда Борджиа или того знаменитого лейстеровского насморка…

Шеф. Да, это и вправду увлекательно… тут непочатый край работы. Вы истинный поэт, продолжайте же, прошу вас!

Изобретатель. Словом, отныне вам следует производить не падаль, не бесполезных калек, а прежде всего сумасшедших! Вообразите шествие танцующих в кровоточащих лохмотьях безумцев, которые своею грозной непоправимой немотой, х-ха, красноречивее расскажут о вашем могуществе, чем даже горы гниющих тел. Что-нибудь в духе византийского Василия Болгароктона, который отпустил на родину полтораста тысяч ослепленных им пленных… по десятку слепцов на поводыря! Словом, у меня уйма замыслов в голове и несоответственно мало возможностей!.. Для начала я могу предложить гибриды новых, гомерической отвратности и баснословной плодовитости насекомых, каких еще не бывало на свете… правда, в ограниченном количестве пока. При виде моих трехголовых жучков я и сам тороплюсь опустить глаза, чтоб не слишком расстраиваться. Я мог бы в трехмесячный срок наладить их серийное производство, в условиях гарантированного сбыта, разумеется… а пока угодно ли вам взглянуть на эти картинки?

Каковы милашки!

Слышен шелест бумаги и удовлетворенное кряканье шефа.

Тем временем в приемной собралось много служащих. Не спуская глаз с аппарата, они внимают чугунным перекатам изобретательского баса. Какая-то стенографистка тихонько плачет в углу, но вот пугается общего внимания и, улыбаясь, делает вид, что красит губы. В окне, несмотря на ясный день, в полную мощность световая реклама фирмы “Боулдер и К°”.

Управляющий конторой (овладев собой). Сейчас, по-видимому, последует заключение сделки. Приготовьте регистрационные бланки, мистер Мак-Кинли, а пока… (окончательно придя в себя) , кто дал вам разрешение покинуть свои рабочие места, господа?

Люди долго не могут опомниться от подслушанного ими проекта обновления войны.

И сразу небо как бы крепом затянулось в тот погожий денек, а заодно и радость назначенного на вечер обручения. Однако верный данному слову м-р Мак-Кинли по дороге домой покупает орхидейку в целлофановой упаковке: для избранницы! Дома он переодевается в парадный, неизменно черный костюм… и тут случайно прошедший под окном взвод солдат вызывает у него подобный удушью упадок решимости. Сдернув галстук с шеи, он валится в кровать, впрочем не спуская глаз с фотографии улыбающейся мисс Беттл.

– Вот уже третий раз вы поступаете со мной нехорошо, мистер Мак-Кинли, – говорит мисс Беттл из своей рамочки, скорее грустно, чем с упреком.

Мистер Мак-Кинли закрывает глаза, чтоб не видеть.

– Я вас дожидаюсь на углу целых восемь минут, а вы еще не выезжали из дому… Конечно, в моем возрасте надо быть терпеливей, но нельзя же напоминать об этом девушке так часто! Ради вас я отказалась от загородной прогулки на пароходе с друзьями…

– Если бы вы знали, мисс Беттл, – мучится угрызаемый совестью м-р Мак-Кинли, – как страшно повторить ошибку собственных родителей… в отношении меня самого!