Текст книги "Россия против России. Гражданская война не закончилась"

Брест-Литовск,
или Похабный мир

Судьба России в революционный год зависела от настроений людей в серых шинелях. С лета 1914-го и до осени 1917 года в России мобилизовали пятнадцать миллионов человек. Из них тринадцать миллионов, подавляющее большинство, были крестьянами. Они едва ли могли найти на карте Сербию, из-за которой вспыхнула мировая война, и просто не понимали, за что их отправили умирать. В Первую мировую войну в отличие от Второй в стране не возникло ощущение смертельной схватки: проиграем войну – потеряем все!

Сразу после отречения императора Николая II, весной 1917 года, начался саботаж войны. Миллионы жаждали мира любой ценой. Напрасно комиссары, назначенные Временным правительством уговаривали солдат продолжать войну: победа не за горами! Армия не хотела воевать.

Ленин, уловив настроения армейской массы, сделал ставку на лозунг, понятный и привлекательный для солдат: «Немедленный мир!». Сколько бы его ни обвиняли в отсутствии патриотизма, в пораженчестве и прямом предательстве, на митингах Ленин повторял вновь и вновь:

– Товарищи солдаты, кончайте воевать, идите по домам. Установите перемирие с немцами и объявите войну богачам!

Ленин понял: если что-то и может привлечь солдат на сторону большевиков, то только обещание закончить войну, демобилизовать армию и отпустить одетых в серые шинели крестьян домой – к семьям и земле. Он оказался прав. Солдаты столичного военного округа, не желая отправляться на фронт, помогли большевикам в октябре свергнуть Временное правительство.

Союзники России в Первой мировой войне – Англия, Франция и Америка – убеждали новую власть соблюдать взятое страной обязательство не заключать сепаратный мир с кайзеровской Германией.

Антанта, Entente cordiale («Сердечное согласие») – так называлось заключенное в 1904 году соглашение между Францией и Англией. Через три года к ним присоединилась Россия. В Первую мировую войну на стороне Антанты вступили и другие страны, в том числе и Соединенные Штаты. 5 сентября 1914 года представители Антанты подписали в Лондоне декларацию: «Российское, английское и французское правительства взаимно обязуются не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны».

Первая мировая, продолжавшаяся уже три года, шла к концу. Страны Антанты не сомневались в скорой победе и боялись, что выход России из войны продлит кровопролитные бои еще на два-три года.

Но, исполняя волю тех, кто привел большевиков к власти, нарком по иностранным делам Лев Троцкий по радиотелеграфу предложил всем воюющим государствам немедленно заключить мир без аннексий и контрибуций. Союзники – страны Антанты – ответили отказом. А враги – государства Четверного союза (Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария) – согласились. Они терпели поражение и хотели заключить сепаратный мир на Востоке, чтобы продолжить войну на Западе.

22 ноября 1917 года было подписано соглашение о приостановке военных действий на русском фронте от Балтийского моря до Черного. Глава американской военной миссии генерал Уильям Джадсон уговаривал наркома Троцкого по крайней мере добиться от Берлина обещания не перебрасывать немецкие войска с Восточного фронта на Западный. Троцкий соглашался, что долг России – не позволить Германии, воспользовавшись перемирием, отправить все войска на Запад. И не спешить с обменом пленными.

9 декабря начались переговоры российской делегации с представителями Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии в Брест-Литовске, где с 1916 года располагалась Ставка главнокомандующего германским Восточным фронтом генерал-фельдмаршала принца Баварского Леопольда. Он сменил на этом посту будущего президента Германии Пауля фон Гинденбурга.

Российскую делегацию (двадцать восемь человек) составили из видных большевиков и левых эсеров. Выделялась Анастасия Биценко, террористка, убившая царского военного министра. В делегацию включили по одному представителю от рабочих, крестьян и солдат. Австрийцы и немцы с удивлением взирали на эту пеструю компанию.

«Во время первого обеда, – вспоминал начальник штаба германского Восточного фронта генерал Макс Гофман, – напротив меня сидел рабочий, которого явно смущало обилие столового серебра. Он брал то один, то другой прибор, но вилку использовал для ковыряния в зубах. Рядом с принцем Гогенлоэ сидела госпожа Биценко, рядом с ней – крестьянин с длинными волосами и бородой. На вопрос вестового, какого вина ему налить – белого или красного, попросил того, что крепче».

Принято считать, что переговорами с немцами занимались исключительно дилетанты. В реальности в Петрограде собрали штабных офицеров, разведчиков, представителей всех фронтов и даже моряков с Балтики и Черноморского флота и отправили в Брест. Это Ленин распорядился командировать профессиональных военных – для работы над текстом будущего мирного договора.

Со стороны Германии и Австро-Венгрии переговоры формально вели дипломаты. Фактически позиции определяли военные. Министр иностранных дел Австро-Венгрии Оттокар фон Чернин заявил, что основные положения русской декларации могут быть взяты за основу – мир без аннексий и контрибуций.

На следующий день дипломатов поправил заместитель начальника генерального штаба генерал Эрих фон Людендорф:

«Создается впечатление, что не мы, а Россия является диктующей стороной. Я должен выразить свой решительный протест против того, что мы отказались от насильственного присоединения территорий и репараций… Не мы, а Россия нуждается в мире».

Немецкая делегация пошла на попятный и тут же выставила жесткие условия: линия фронта становится временной границей между Германией и Россией. Иначе говоря, большая часть Латвии, Литвы, Польши и Белоруссии остаются под контролем Германии. Советская делегация сообщила, что должна информировать Совнарком.

«Русские в отчаянии, собираются уезжать, – пометил в дневнике Чернин. – Они думали, что немцы просто откажутся от оккупированных областей и предоставят их русским».

Центральный комитет партии большевиков проголосовал за идею Ленина затягивать подписание мира в надежде на скорые революционные перемены в Германии.

В протоколе заседания ЦК записали:

«Тов. Ленин предлагает поставить на голосование, что мы всячески затягиваем подписание мира.

Ставится на голосование.

За – 12, против 1.

Ленин: При этом затягиваем мир прелиминарный (предварительный. – Авт.) в мир постоянный хотя бы путем уплаты 1 000 000 000 рублей.

Тов. Троцкий предлагает поставить на голосование следующую формулу: мы войну прекращаем, мир не заключаем, армию демобилизуем.

Ставится на голосование.

За – 9, против 7».

На заседании ЦК Сталин констатировал:

– Ясности и определенности по вопросу о мире нет, так как существуют различные течения. Надо этому положить конец. Выход из тяжелого положения дала нам средняя точка зрения – позиция Троцкого.

У власти в Советской России находились две партии – большевики и левые эсеры. На совместном заседании двух ЦК – большевиков и левых эсеров – еще раз одобрили формулу Троцкого: «Войны не вести, мира не подписывать, армию демобилизовать».

«Известия» процитировали слова Троцкого, сказанные на III съезде Советов:

– «Похабного мира» быть не может, может быть лишь несчастный мир.

Троцкий рассказывал на VII съезде партии:

– Перед последней поездкой в Брест-Литовск мы все время обсуждали вопрос о дальнейшей нашей тактике.

И только один голос в Центральном комитете раздавался за то, чтобы немедленно подписать мир: это голос Зиновьева. Он говорил совершенно правильно, я с ним был совершенно согласен. Он говорил, что оттягиванием мы будем ухудшать условия мира, подписывать его нужно сейчас. Но большинство сказало: нет, продолжайте ту же политику агитации, затягивания и так далее…

Для затягивания переговоров, заключил Ленин, нужен затягиватель. И в Брест-Литовск прибыл новый руководитель советской мирной делегации – нарком по иностранным делам Лев Троцкий.

Немцы считали Россию безнадежно слабой. 10 января Троцкий возразил Рихарду фон Кюльману, статс-секретарю Министерства иностранных дел Германии:

– У нас нет ни возможности, ни намерения оспаривать то обстоятельство, что наша страна ослаблена политикой господствовавших у нас до недавнего времени классов. Но мировое положение страны определяется не только сегодняшним состоянием ее технического аппарата, но и заложенными в ней возможностями, подобно тому как хозяйственная мощь Германии не может измеряться одним лишь нынешним состоянием ее продовольственных средств.

Тем временем 21 января 1918 года ленинское правительство аннулировало царские долги внешнему миру. Они составили 13,8 миллиарда рублей. Кто больше всех ссудил денег России? Франция, Англия, Соединенные Штаты, Бельгия.

Тем временем возник украинский фактор. В Киеве власть принадлежала Центральной раде, которая провозгласила «полную независимость» от России и создание Украинской Народной Республики. Киев пожелал сам вести переговоры о мире.

В Брест-Литовск прибыла украинская делегация, ее возглавил премьер-министр Украинской Народной Республики Всеволод Александрович Голубович, инженер по образованию и эсер по политическим взглядам. 10 января 1918 года он огласил ноту Центральной рады о непризнании советского правительства и о решении принять участие в мирных переговорах самостоятельно. Державы Четверного союза согласились.

А украинские большевики, собравшись в Харькове, объявили о создании Украинской Социалистической Советской Республики. Москва поддержала украинских большевиков военной силой. 1 февраля 1918 года в Бресте Троцкий заявил, что в составе российской делегации находятся представители украинского большевистского правительства, которое уже контролирует большую часть территории Украины. Но австрийский министр Оттокар Чернин ответил, что страны Четверного союза признают Украинскую Народную Республику.

Вот тогда стало ясно, что появилась Украина как самостоятельное государство. В Киеве очень хотели подписать мирный договор с немцами, австрияками, болгарами и турками, потому что это означало международное признание. А немцы и австрийцы, голодавшие в войну, подсчитывали, сколько продовольствия и сырья могут получить от Украины.

За Киев уже шли бои. Большевики успешно теснили войска, оставшиеся верными Центральной раде. Начальник штаба по борьбе с контрреволюцией на Юге России докладывал Ленину: «Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам… Просили перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг – быть беспощадными!»

8 февраля Троцкий телеграфировал Ленину: «Договор с Радой готов. Подписания его можно ожидать с часу на час. Только точные и проверенные данные, что Киев в руках советской власти, могли бы помешать этому».

Но 9 февраля Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария подписали с делегацией Украинской Народной Республики мир и договор о помощи, после чего немецкие войска вошли на территорию Украины. Секретным соглашением Киев обещал поставить Германии и Австро-Венгрии около миллиона тонн зерна, полмиллиона тонн мяса. Договор с Украиной австрийцы называли «хлебным миром».

Теперь германское военное командование потребовало предъявить Троцкому ультиматум: либо он подписывает мир на немецких условиях, либо возобновляются военные действия. И тогда Троцкий произнес свою знаменитую речь о том, что Россия не может принять те условия, которые выдвигает Германия и Австро-Венгрия:

– Мы не поставим подписи русской революции под условиями, которые несут гнет и несчастье миллионам людей. Мы выходим из войны и ждем, что другие народы последуют нашему примеру.

Заявление поддержали все члены русской делегации. Петроградский совет одобрил позицию Троцкого. ВЦИК – высший орган государственной власти – тоже признал его действия правильными. Но начальник германского генерального штаба генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург распорядился:

– Если русские намерены затягивать переговоры, возобновим военные действия. Это приведет к падению большевистского правительства, а те, кто придет к власти после него, вынуждены будут заключить мир.

Кайзеровская армия перешла в наступление. Германское военное командование верило в то, что оно пришло на территорию Белоруссии всерьез и надолго, и на Соборной площади Минска устроило военный парад. Если бы Германия выиграла Первую мировую, немалая часть Украины, Белоруссии и балтийские страны превратились бы в немецкие колонии.

Но в ту пору приход немцев не всех пугал.

«Большевизм, – записывал в дневнике профессор-историк Юрий Готье, – настолько дик и тяжел, что даже владычество бронированного немецкого кулака кажется меньшим злом, чем разгул русских горилл. Ужасно, если придут немцы; ужасно, если останутся большевики».

Нашлись люди, которые надеялись, что немцы уничтожат большевиков. Знаменитая писательница Зинаида Николаевна Гиппиус, люто ненавидевшая революцию, записала в дневнике: «Германия всегда понимала нас больше, ибо всегда была к нам внимательнее. Она могла бы понять: сейчас мы опаснее, чем когда-либо, опасны для всего тела Европы (и для тела Германии, да, да!). Мы – чумная язва. Изолировать нас нельзя, надо уничтожать гнездо бацилл, выжечь, если надо, – и притом торопиться, в своих же, в своих собственных интересах!»

Новые немецкие условия мира были хуже прежних: Россия теряла Прибалтику и часть Белоруссии. Города Карс, Батум и Ардаган надо было отдать Турции. А еще признать независимость Украины и немедленно демобилизовать армию и флот.

Большевики раскололись. Многие не принимали «похабного мира» – это выражение кандидата в члены ЦК, председателя Петроградской ЧК Моисея Соломоновича Урицкого. Темпераментный Феликс Дзержинский заявил, что подписание мира – это полная капитуляция. Левые эсеры, партнеры большевиков по правительственной коалиции, были категорически против. Ленин бросил на чашу весов всю силу своего убеждения: никакие потери не имеют значения, можно полстраны отдать, лишь бы сохранить власть и строить коммунизм! Троцкий не был с ним согласен, но, понимая опасность ситуации, воздержался при голосовании. Ленинская точка зрения была принята.

Троцкий попросил освободить его от обязанностей наркома по иностранным делам.

Записали в протоколе:

«Тов. Сталин говорит, что он не делает ни тени упрека Троцкому, но все же просит его выждать пару дней…

Тов. Ленин предлагает голосовать: ЦК, выслушав заявление тов. Троцкого, вполне мирясь с отсутствием тов. Троцкого во время решений в Совете народных комиссаров по иностранным делам, просит тов. Троцкого не отстраняться от других решений. Принято».

24 февраля Ленин и Троцкий подписали постановление Совнаркома:

«Согласно решению, принятому Центральным исполнительным комитетом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 24 февраля в четыре с половиной часа утра, Совет народных комиссаров постановил: условия мира, предлагаемые германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск».

Третья советская делегация прибыла в Брест в самом мрачном настроении. Подписывать мир никто ехать не хотел. С трудом уговорили члена ЦК партии Григория Яковлевича Сокольникова, будущего наркома финансов, Георгия Васильевича Чичерина, будущего наркома иностранных дел, и Григория Ивановича Петровского, наркома внутренних дел.

Секретарь делегации Лев Михайлович Карахан, будущий заместитель наркома иностранных дел, телеграфировал в Москву:

«Как и предполагали, обсуждение условий мира совершенно бесполезно, ибо они носят ультимативный характер. Вследствие отказа немцев прекратить до подписания договора военные действия мы решили подписать договор, не входя в его обсуждение».

Отдельный пункт договора был посвящен Украине:

«Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской Народной Республикой и признать мирный договор между этим государством и державами Четверного союза. Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной гвардии».

3 марта 1918 года, поставив свою подпись под мирным договором, Сокольников заметил:

– Мы ни на минуту не сомневаемся, что это торжество империализма и милитаризма над международной пролетарской революцией окажется временным и преходящим.

Россия утратила территории с населением в пятьдесят шесть миллионов человек, четверть всех железных дорог, три четверти черной металлургии, девяносто процентов добычи каменного угля, треть текстильной промышленности.

Советская делегация подписала договор с Четверным союзом. Но удастся ли его ратифицировать? Все висело на волоске. Ждали прихода немцев. 3 марта немецкая авиация совершила налет на Петроград. Одна бомба разорвалась неподалеку от Таврического сада. В Петрограде началась паника. Столицу перенесли в Москву.

Ночью 10 марта 1918 года специальный поезд № 4001 отошел от станции Цветочный пост – он увозил в Москву советское правительство. Разместились в Кремле, который представлял собой печальное зрелище.

«Часть зданий значительно пострадала еще в дни Октябрьских боев, – вспоминал комендант Кремля Павел Дмитриевич Мальков, член Центрального комитета Балтийского флота. – Во дворе Арсенала уродливо громоздились груды битого кирпича, стекла, всякой дряни. Верхний этаж огромных казарм, тянувшихся чуть ли не от Троицких ворот почти до самого подъезда Совнаркома, выгорел, и его окна зияли черными провалами.

На улицах была несусветная грязь. Весна стояла в 1918 году ранняя. Уже в конце марта было по-апрельски тепло, и по улицам Кремля разливались настоящие озера талой воды, побуревшей от грязи и мусора. На обширном плацу, раскинувшемся между колокольней Ивана Великого и Спасскими воротами, образовалось такое болото, что не проберешься ни пешком, ни вплавь».

12 марта 1918 года управляющий делами Совета народных комиссаров Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич подписал извещение:

«Всем СОВДЕПАМ, всем, всем, всем.

Правительство Федеративной Советской Республики, Совет народных комиссаров и высший орган власти в стране, Центральный исполнительный комитет Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов прибыли в Москву. Адрес для сношений: Москва, Кремль, СОВНАРКОМ или ЦИКСОВДЕП».

Делегаты VII съезда партии большевиков, экстренно собранного 6 марта 1918 года, полного текста мирного договора не видели. Видимо, не сознавали масштаба потерь. Ленин требовал от делегатов съезда не рассказывать о содержании договора о мире, чтобы сохранить «военную тайну».

14 марта созвали чрезвычайный IV съезд Советов – высший орган государственной власти. Итоги голосования: 785 голосов за ратификацию мира, 261 против, 215 воздержались. Левые эсеры проголосовали против ратификации. Наркомы от партии левых эсеров в знак протеста вышли из правительства.

Заключение мира и восстановление дипломатических отношений с Германией означало признание власти большевиков де-юре, что имело для них большое значение. 27 августа подписали с немцами дополнительные секретные соглашения к Брест-Литовскому договору. Россия обязалась еще и выплатить Германии контрибуцию – шесть миллиардов марок. Успели отправить 93 542 тонны золота.

Осенью 1918 года кайзеровская Германия рухнула, и больше платить не пришлось. 13 ноября Москва с удовольствием аннулировала Брест-Литовский мирный договор. Но получить назад русское золото не удалось.

Однако же главным последствием Брестского мира стала вовсе не потеря золота. А массовое возмущение, в первую очередь русского кадрового офицерства, которое восприняло мир с главным врагом, Германией, как позор и предательство. И восстало против большевиков.

Федор Августович Степун, писатель и философ, в Первую мировую служил в армии и был тяжело ранен на Рижском фронте; летом 1917 года он стал начальником политического управления в Военном министерстве. Он вспоминал те дни:

«Чем дальше развертывалась революция, тем неприемлемее становилась она для офицерства. Брестский мир, кровавым бичом хлестнувший по опозоренному лицу всей России, больше всего, с чисто психологической точки зрения, ударил, конечно, по рядовому офицерству… Все это делает вполне понятным, почему честное и уважающее себя офицерство психологически должно было с головою уйти в Белое движение».

Мир породил войну. Вспыхнула Гражданская война.

Часть вторая
Брат на брата

Москва. 6 июля. Мятеж

ЦК партии правых эсеров после Брестского мира заявил, что «правительство народных комиссаров предало демократическую Россию, революцию, Интернационал, и оно должно быть и будет низвергнуто… Партия социалистов-революционеров приложит все усилия к тому, чтобы положить предел властвованию большевиков».

Партия эсеров была самой популярной в России, потому что защищала интересы крестьян, составлявших восемьдесят пять процентов населения страны. Реальная опасность для большевиков возникла, когда подняли восстание и левые социалисты-революционеры, единственные политические союзники большевиков.

Яростной противницей мира с немцами была самая знаменитая и самая влиятельная женщина русской революции – вождь левых эсеров Мария Александровна Спиридонова.

Начиная с того январского дня 1906 года, когда гимназистка Спиридонова выстрелила в царского чиновника, и до 11 сентября 1941 года, когда ее расстреляет комендант орловского областного управления Наркомата внутренних дел, она проведет на свободе всего два года. Практически всю взрослую жизнь ей было суждено оставаться за решеткой. Менялись режимы, вожди и тюремщики, но власть предпочитала ее держать в камере.

Вот главный вопрос: знай она наперед свою трагическую судьбу, взялась бы она в тот январский день исполнить поручение боевой организации тамбовских социалистов-революционеров? Похоже, да. Страх за свою судьбу ее бы точно не остановил. Неукротимый темперамент, обостренное чувство справедливости, железный характер определили ее жизнь. У нее не раз была возможность изменить судьбу, спастись, но она упрямо двигалась по определенной в юности траектории, которая закончилась пулей в затылок.

Она провела на каторге одиннадцать лет. Ее освободила Февральская революция. У нее неожиданно открылись ораторские и организаторские способности. Когда она выступала, в ее словах звучали истерические нотки. Но в революцию такой накал страстей казался естественным.

В октябре 1917 года партия социалистов-революционеров раскололась. Правые эсеры выступили против захвата власти большевиками. Левые эсеры поддержали Ленина, вошли в правительство, заняли важные посты в армии и ВЧК. Мария Спиридонова стала заместителем председателя ВЦИК, формально вторым человеком в государстве.

Первое время Ленин дорожил союзом с левыми эсерами, которых поддерживало крестьянство. У них были крепкие позиции на местах. Но это сотрудничество постепенно сходило на нет, потому что левые эсеры все больше расходились с большевиками. Большевики не хотели раздавать землю крестьянам и заводили в деревне комитеты бедноты, которые просто грабили зажиточных крестьян.

Окончательный раскол произошел из-за сепаратного мира с Германией. Левые эсеры провели свой съезд и потребовали расторжения Брестского договора, считая, что он душит мировую революцию.

4 июля 1918 года в Большом театре открылся V Всероссийский съезд Советов. Настроения в зале царили антибольшевистские. Они усилились, когда выступил представитель Украины, который сказал, что украинцы уже восстали против германских оккупационных войск, и призвал революционную Россию прийти им на помощь.

С револьвером на боку член ЦК партии левых эсеров Борис Давидович Камков назвал большевиков «лакеями германского империализма». Камков, отражая настроения эсеров, крестьянской партии, пригрозил большевикам:

– Ваши продотряды и ваши комбеды мы выбросим из деревни за шиворот.

6 июля несколько членов ЦК эсеров демонстративно покинули Большой театр, где шел съезд Советов, и обосновались в штабе кавалерийского отряда ВЧК в Покровских казармах в Большом Трехсвятительском переулке.

Руководитель московских эсеров Анастасия Биценко тайно передала сотрудникам ВЧК эсерам Якову Блюмкину и Николаю Андрееву бомбы. Имя их изготовителя держалось тогда в особом секрете. А им был член ЦК партии левых эсеров Яков Моисеевич Фишман, будущий генерал, доктор химических наук и начальник военно-химического управления Красной армии. В царское время он бежал с каторги, уехал за границу и окончил химический факультет в Италии.

В два часа дня Блюмкин и Андреев на машине прибыли в германское посольство. Предъявили мандат с подписью Феликса Эдмундовича Дзержинского и печатью ВЧК. Потребовали встречи с послом Мирбахом.

Подпись Дзержинского на мандате, который Блюмкин предъявил в посольстве, была поддельной, а печать подлинной. Ее приложил к мандату заместитель председателя ВЧК Вячеслав Александрович Александрович (настоящая фамилия – Дмитриевский), левый эсер. Он был бескорыстным человеком, мечтал о мировой революции и всеобщем благе.

От партии левых эсеров его назначили заместителем Дзержинского в ВЧК. Феликс Эдмундович объяснял после мятежа: «Права его были такие же, как и мои. Он имел право подписывать все бумаги и делать распоряжения вместо меня. У него хранилась большая печать… Александровичу я доверял вполне».

Вячеслав Александрович не только заверил печатью поддельный мандат Блюмкина и Андреева, но и написал записку в гараж ВЧК, чтобы им выделили автомобиль.

Граф Вильгельм Мирбах возглавил в Москве германо-австрийскую миссию, когда еще только начались мирные переговоры. После установления дипломатических отношений граф Мирбах был назначен послом. Мирбаху несколько раз угрожали, и появление в посольстве сотрудников ВЧК он воспринял как запоздалую реакцию советских властей. Посол принял чекистов в малой гостиной.

Яков Блюмкин был очень молодым человеком. К левым эсерам он присоединился в семнадцать лет, после Февральской революции. Через год, в июне восемнадцатого года, его утвердили начальником отделения ВЧК по противодействию германскому шпионажу. Но меньше чем через месяц – после Брестского мира – отделение ликвидировали: какая борьба с германским шпионажем, если у нас с немцами мир?

«Я беседовал с послом, смотрел ему в глаза, – рассказывал потом Блюмкин, – и говорил себе: я должен убить этого человека. В моем портфеле среди бумаг лежал браунинг. «Получите, – сказал я, – вот бумаги», – и выстрелил в упор. Раненый Мирбах побежал через большую гостиную, его секретарь рухнул за кресло. В большой гостиной Мирбах упал, и тогда я бросил гранату на мраморный пол».

Убийство посла стало сигналом к восстанию. Левые эсеры располагали вооруженными отрядами в Москве и считали, что вполне могут взять власть в стране. Они все еще считали себя самой популярной партией в крестьянской России. На выборах в Учредительное собрание деревня проголосовала за эсеров, которые обещали дать им землю. И на выборах в Советы им достались голоса почти всех крестьян.

Через час Ленин позвонил Дзержинскому и сообщил об убийстве германского посла. ВЧК тогда не была еще такой всевластной организацией и многие новости узнавала со стороны. Импульсивный Дзержинский поехал в подчиненный ему кавалерийский отряд в Большом Трехсвятительском переулке. Отрядом командовал эсер Дмитрий Иванович Попов, моряк-балтиец и член ВЦИК. В его штабе и собрались члены ЦК партии эсеров.

Дзержинский рассказывал:

«Я с тремя товарищами поехал в отряд, чтобы узнать правду и арестовать Блюмкина. В комнате штаба было около десяти – двенадцати матросов. Попов в комнату явился только после того, как мы были обезоружены, стал бросать обвинения, что наши декреты пишутся по приказу «его сиятельства графа Мирбаха».

Дзержинский требовал выдать Блюмкина, угрожал:

– За голову Мирбаха ответит своей головой весь ваш ЦК.

Но левые эсеры отказались выдать Блюмкина и Андреева. Член ЦК партии левых эсеров Владимир Александрович Карелин, недавний нарком имуществ (ушел в отставку в знак протеста против Брестского мира), предложил разоружить охрану Дзержинского. Она не стала сопротивляться.

Александрович объявил председателю ВЧК:

– По постановлению ЦК партии левых эсеров объявляю вас арестованным.

Оставшись без председателя, подчиненные Дзержинского не знали, что делать. В критической ситуации чекисты растерялись. Вечером Александрович приехал на Лубянку и распорядился арестовать Мартына Ивановича Лациса (Яна Судрабса), члена коллегии ВЧК. Матросы хотели расстрелять Лациса. Александрович его спас. Распорядился:

– Убивать не надо, отправьте подальше.

Левые эсеры захватили телеграф и телефонную станцию, напечатали свои листовки. Военные, присоединившиеся к левым эсерам, предлагали взять Кремль штурмом, пока у восставших перевес в силах. Но руководители эсеров действовали нерешительно – боялись, что междоусобная схватка с большевиками пойдет на пользу буржуазии.

Левые эсеры исходили из того, что без поддержки мировой революции подлинный социализм в России не построить. Рассчитывали на поддержку революционного движения в Германии. А Брестский мир задержал германскую революцию на полгода. Мария Спиридонова писала Ленину:

«Мы не свергали большевиков, мы хотели одного – террористический акт мирового значения, протест на весь мир против удушения нашей Революции. Не мятеж, а полустихийная самозащита, вооруженное сопротивление при аресте. И только».

Пассивная позиция эсеров позволила большевикам взять инициативу в свои руки. Ликвидацию мятежа взял на себя нарком по военным и морским делам Троцкий. Он вызвал из-под Москвы два латышских полка, верных большевикам, подтянул броневики и утром 7 июля приказал обстрелять штаб Попова из артиллерийских орудий. Через несколько часов левые социалисты-революционеры сложили оружие. К вечеру мятеж был подавлен. Дзержинского и остальных арестованных освободили.

Убийцы немецкого посла Яков Блюмкин и Николай Андреев бежали на Украину, где левые эсеры тоже действовали активно. Андреев заболел на Украине сыпным тифом и умер. Блюмкин весной девятнадцатого вернулся в Москву и пришел с повинной в ВЧК.

На суде Блюмкин объяснил, почему он убил Мирбаха:

«Я противник сепаратного мира с Германией и думаю, что мы обязаны сорвать этот постыдный для России мир…

Но кроме общих и принципиальных побуждений на этот акт толкают меня и другие побуждения. Черносотенцы– антисемиты с начала войны обвиняли евреев в германофильстве, а сейчас возлагают на евреев ответственность за большевистскую политику и сепаратный мир с немцами. Поэтому протест еврея против предательства России и союзников большевиками в Брест-Литовске представляет особое значение. Я как еврей и социалист взял на себя свершение акта, являющегося этим протестом».