Текст книги "Ельцин"

Смотрины на Старой площади

От многих неприятностей молодого Ельцина спасал второй секретарь Свердловского горкома Федор Морщаков. Борис Николаевич надолго сохранит к нему благодарное чувство. Именно Морщакова Ельцин назначит первым управляющим делами президента России – до того, как присмотрит на эту должность якутского мэра Павла Бородина.

На строительной площадке Ельцина приметил человек, который сыграет в его судьбе ключевую роль, – один из самых заметных партийных работников Свердловска Яков Петрович Рябов. В 1963 году в области создали комбинат крупнопанельного домостроения, главным инженером поставили Ельцина, через два года стал начальником комбината. Рябов симпатизировал настырному и упрямому строителю. Ельцин мало говорил и много делал; он знал, что от выполнения плана зависит репутация области, и не подводил начальство.

Рябов повсюду вел за собой Ельцина, спасая его в тяжелых ситуациях. В 1965 году пригласил к себе в аппарат Свердловского обкома – заведовать отделом строительства. Прежнему заведующему было пятьдесят четыре года, и он казался Рябову человеком в возрасте, а секретарю понадобился молодой и энергичный работник.

Пригласив Ельцина, Рябов среди прочего сказал ему:

– Вот меня предупредили, что у тебя есть такие-то и такие-то недостатки…

Ельцин его сразу спросил:

– А кто вам это рассказал?

Рябов его одернул:

– Борис Николаевич, разве такой вопрос надо задавать? Следует, наоборот, сказать: да, это во мне есть, постараюсь исправить…

– Так он их все равно вычислил, – рассказывал мне Рябов, – и потом не давал им ходу, хотя ребята отличные.

Борис Ельцин четырнадцать лет проработал на стройке, прежде чем его пригласили в партийный аппарат. Вот что отличало его, к примеру, от Лигачева или Зюганова и вообще всех тех, кто всю жизнь провел на комсомольско-партийной работе, перебираясь из кабинета в кабинет.

Ельцин и без того научился на стройке быть жестким, а тут еще школа Рябова, который строго спрашивал с подчиненных. Мастер спорта по классической борьбе, первый секретарь Свердловского обкома, Рябов умел заставлять других работать и сам работал много. Вот, говорил Рябов, мое кредо:

– Я всегда объяснял: тех, кто не выполняет моих заданий, могу один раз предупредить, второй. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить, или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение.

Это дивный принцип: умри сначала ты, а потом я! Так и делались карьеры. Вверх шли по головам менее ловких и умелых. Ничему иному партийная жизнь и не могла научить Ельцина. Стоило ли потом удивляться и возмущаться, что, став первым секретарем в Москве, он жестоко ломал судьбы своих партийных подчиненных, не способных обеспечить ему успех. Он рвался вверх, и рядом с ним выживали только те, кто мог ему помочь подняться еще на одну ступеньку. И всю свою профессиональную жизнь он без сожаления расставался с теми, кто стал ему не нужен.

Продвижение Ельцина на следующую ступеньку партийной лестницы произошло не скоро. Он семь лет просидел в кресле заведующего отделом, прежде чем в 1975 году стал секретарем обкома. Ему поручили все строительство, благоустройство области и дороги, строительную, деревообрабатывающую и лесную промышленность. Сбылась его мечта. На новой должности он уже стал самостоятельной и видной фигурой. Все меньше тех, кто может тебе приказывать, все больше тех, кому приказываешь ты.

Ельцин проработал секретарем обкома всего год, как Рябова забрали в Москву. Молодого, напористого и умелого свердловчанина Брежнев сделал секретарем ЦК КПСС по военной промышленности – вместо Дмитрия Федоровича Устинова, который стал министром обороны. В этот день решилась и судьба Бориса Ельцина.

Леонид Ильич спросил Рябова:

– Кого будем ставить вместо тебя в Свердловске?

Рябов предложил Геннадия Колбина, который прежде работал в Свердловском обкоме, а потом был переведен в Грузию вторым секретарем республиканского ЦК. Но Брежнев считал, что Колбин в Грузии нужнее. Тогда Рябов предложил своего воспитанника Бориса Ельцина. Брежнев удивленно спросил:

– А кто он такой? Мы его не знаем.

Рябов объяснил:

– Ельцин – это человек, с которого можно спросить. Человек, который может заставить работать, который сам работает. И человек, который прошел у меня хорошую школу. Я его сам воспитывал.

Брежнев согласился:

– Тебе виднее. Раз ты уверен, я поддерживаю.

Пока решалась его судьба, Ельцин находился в Москве – на месячных курсах в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Его неожиданно вызвали на Старую площадь. Сначала с ним разговаривал секретарь ЦК по кадрам Иван Капитонов, потом секретарь ЦК по промышленности Андрей Кириленко и наконец секретарь по идеологии Михаил Суслов. Никто из них ничего конкретно Ельцину не сказал. Его расспрашивали, к нему присматривались. Это были смотрины.

Только Михаил Андреевич Суслов, фактически второй человек в партии, чуть прояснил ситуацию, когда стал спрашивать, чувствует ли в себе Ельцин силы для самостоятельной работы и хорошо ли знает областную парторганизацию.

Потом Капитонов и Рябов отвезли его в Кремль к Брежневу. Высокий и надежный, Борис Ельцин понравился генеральному секретарю. 2 ноября 1976 года на пленуме Свердловского областного комитета Бориса Николаевича Ельцина избрали первым секретарем. Он сразу поставил на ключевые должности своих людей. Таково было еще одно правило аппаратной жизни – зачем держать рядом с собой людей, у которых ты еще недавно был в подчинении, кто будет по привычке вести себя на равных? Надо окружать себя теми, кто не сомневается в твоем превосходстве, кто с первого дня привык смотреть на тебя снизу вверх…

Многие потом замечали, что Ельцин лучше всего чувствует себя в роли первого человека. А вот подчиненные из таких людей, как он, выходят неважнецкие. Это совершенно точное наблюдение. Он по характеру хозяин, который органически нуждается в полной, ничем не ограниченной власти. С той минуты, как Борис Ельцин стал первым секретарем, он поверил в то, что может и должен руководить всем и всеми. И это естественная для него роль.

Итак, она звалась Наиной

В 1978 году Ельцина избрали депутатом Верховного Совета СССР. В 1981 году на XXVI съезде КПСС – членом ЦК. Ельцин мог поставить себе в заслугу обширное жилищное и дорожное строительство в области. Он получил разрешение пустить в Свердловске метро. Приезжая в Москву, стучался в самые высокие кабинеты, его всегда принимали. Первые секретари обкомов – одна из главных опор режима. От них зависел даже генеральный секретарь, потому он старался с ними ладить.

Борис Николаевич нашел способ сделать приятное генеральному секретарю. Ельцину напомнили, что в конце двадцатых годов в области работал Леонид Ильич Брежнев. Ельцин засадил работников обкомовского архива за работу. Они нашли протокол заседания бюро Бисертского райкома партии (Свердловский округ Уральской области) от 9 октября 1929 года, когда Леонида Ильича «как служащего-специалиста, принимающего активное участие в общественной работе» приняли кандидатом в члены ВКП/б/. Протокол переслали Леониду Ильичу.

Ельцин заботился об авторитете власти и построил самое высокое в стране здание обкома партии – высотку, в которой свердловчане увидели некий фаллический символ и потому именовали самым неприличным образом – «член КПСС».

Свердловский обком – один из самых больших в стране. В нем работало примерно двести человек – с учетом сотрудников Дома политического просвещения и партийного архива. Пять секретарей, множество отделов: тяжелой промышленности, машиностроения, оборонной промышленности, лесной промышленности, строительства, торговли и бытового обслуживания, науки и культуры, административных органов, пропаганды и агитации, организационно-партийной работы, общий…

Борис Николаевич, как и его предшественник Рябов, любил порядок и старался планировать работу. Очень рано приезжал в обком, собирал секретарей, обсуждал распорядок дня и недели, определял, кто чем займется: один секретарь поедет на стройку, другой – на пуск промышленного объекта, третий – на городскую конференцию.

По вторникам проходило бюро обкома. Первый вопрос – утверждение кадров, потом все остальное. В повестке все расписано: когда начинается обсуждение вопроса, когда заканчивается, кто отвечает за его подготовку. Ельцин, следуя примеру Рябова, следил за тем, чтобы бюро шло по графику. Если секретарь обкома или заведующий отделом, которые поставили вопрос, не управлялись в отведенное время, их ждала выволочка.

В Свердловске он вел себя, как потом в Москве. Однажды попытался на трамвае проехать от «Уралмаша» до центра города. После этого принял решение строить в городе метрополитен.

На встрече со студентами начались жалобы на пустые полки магазинов. Кто-то поинтересовался:

– А вы-то где пиджак приобрели?

Ельцин отвернул полу пиджака:

– Чешский пиджак, жена в ЦУМе купила, любой может приобрести.

С подчиненными Ельцин держал дистанцию, ни на минуту не забывал, что он первый человек в области. Но одновременно считал необходимым поддерживать с ближайшим окружением личные отношения – не только работать, но и отдыхать вместе. Членов бюро обкома вместе с женами Ельцин заставил играть в волейбол – все выходили на площадку два раза в неделю.

Будущую жену Ельцин встретил в институте. Рассказывают, что вроде бы сначала он ухаживал за другой девушкой, но она вышла замуж за его однокурсника, о чем потом сильно жалела, и быстро развелась… А Ельцин нашел женщину, которая стала спутницей его жизни.

Анастасия Иосифовна Гирина – на год моложе Бориса Николаевича. Она училась на строительном факультете, специальность ходовая – «канализация и водоснабжение». Она рассказывала, что дома ее всегда звали Наей, в школе – Наиной. В шестидесятые годы она даже официально поменяла имя и получила новый паспорт на имя Наины. Она родилась в Оренбургской области. Детство у нее было таким же трудным, как и у мужа, – в семье шестеро детей. В 1950 году поступила на строительный факультет Уральского политехнического института, тот самый, где учился Борис Ельцин.

Студенческий роман перерос в крепкое чувство. Наина Ельцина прошла рядом с мужем весь его трудный путь. Он, наверное, по-своему всегда ее любил, но был слишком занят своей карьерой.

Наталья Константинова, бывший работник пресс-службы Кремля, так пишет о Наине Иосифовне: «Возможно, все эти сорок с лишним лет ей не хватало тепла и заботы, хотя какая женщина признается в этом вслух. Только однажды вырвалось в разговоре с младшей дочерью Татьяной о семейном житье-бытье: «Если бы меня мой муж каждую минуту так целовал, как твой Леша…»

Борис Николаевич бывал с ней грубоват, мог прикрикнуть. Сам признавался: «Я человек жестковатый, не отрицаю. Наине со мной трудновато приходится».

Александр Шохин рассказывал характерную сцену. Кто-то из приближенных наполняет Ельцину рюмку. Наина Иосифовна пытается его остановить:

– Борь, ну не пей!

– Цыц, женщина!

Приносят борщ. Ельцин берет солонку. Наина Иосифовна предостерегает:

– Борь, ты попробуй сначала. Борщ соленый.

Не обращая внимания на ее слова, начинает трясти солонку…

Наина Иосифовна – волевая сильная женщина, иначе бы она не смогла жить с человеком с таким трудным характером. Наина Иосифовна была ему преданна. Когда он стал болеть, повсюду с ним ездила, ухаживала за мужем. Никогда не жаловалась и не рассказывала о семейных проблемах. Говорила журналистам:

– Мы никогда с Борисом Николаевичем всерьез не ссорились. Наши дети никогда не слышали ссор. Да и повода не было всерьез поссориться. Мы с ним были как одно целое.

Она, конечно же, переживала за мужа.

Наталья Константинова:

– Во время поездок по стране к ней подходили люди, забрасывали вопросами, особенно о Чечне. От некоторых вопросов у нее на глазах выступали слезы. Летом 1996 года на Мамаевом кургане в Волгограде ее окружили ветераны. Они жаловались на жизнь. После беседы Наина Ельцина отошла в сторону и заплакала.

В 1956 году Наина и Борис поженились, через год родилась Елена, еще через три года – Татьяна. Ельцин хотел сына, но вырастил двух девочек. Отсутствие наследника в семье со временем сделает более обостренным поиск наследника политического…

Наина Иосифовна два десятка лет проработала в «Водоканалпроекте». Когда молодой строитель Ельцин женился, он получил комнату в коммунальной квартире. Двухкомнатную квартиру (маленькую и очень холодную в четырехэтажной новостройке) ему дали, когда родилась Елена и он стал начальником управления. Избранный первым секретарем, Ельцин въехал в пятикомнатную квартиру, в которой прежде жил Рябов. Потом Борис Николаевич велел пристроить к дому возле пруда новый подъезд, и там квартиры получили члены бюро обкома. Этот дом в городе называли «дворянским гнездом».

Руководителям области – секретарям обкома, первому секретарю Свердловского горкома, председателю облисполкома, главе профсоюзов и начальнику областного управления КГБ – полагались дома в дачном поселке, выстроенном еще в тридцатые годы.

Первого секретаря обслуживала «Чайка», естественно, с номером 00–01. Но по области он обычно ездил на «Волге» с номером 00–02. А охотиться или рыбачить – на газике 00–13. Спец-номера были важной частью быта высших чиновников. Даже среди членов бюро обкома шла конкуренция за самые заметные номера на персональном автомобиле. Став первым секретарем, Борис Николаевич в своей манере приказал сократить до минимума количество «блатных» номеров. Когда кто-то из областных руководителей пожаловался на «невнимание» со стороны ГАИ, Ельцин жестко сказал:

– А я вас ждал с другим докладом.

Слух об этом немедленно распространился по всем начальственным учреждениям области, и разговоры о спецномерах прекратились. Но сотрудники ГАИ и так знали все начальственные машины Свердловска, так что проблем у чиновников не было.

В Москве, став президентом, Ельцин прикажет построить для высшего руководства отдельный дом – на Осенней улице и сам определит, кто станет там жить, не понимая, что через несколько лет прежние добрые отношения расстроятся. Сергей Филатов, который руководил президентской администрацией, рассказывал мне, что присутствовал при дележе квартир в президентском доме:

– Противная сцена, очень противная… Я вообще считаю, что это было неправильно – построить президентский дом и какую-то группу людей туда поселить. Что теперь с этим домом? Гадючник какой-то образовался. Сплошной клубок – как пауки в банке. Там ни одного друга нет – одни недруги.

Дом купца Ипатьева

В самом центре Свердловска находился дом купца Ипатьева, в котором провели последние дни своей жизни император Николай II и его семья. Здесь они и были расстреляны в июле 1918 года. Когда-то сюда водили на экскурсии пионеров и иностранных гостей – расстрелом врагов трудового народа гордились. Потом настроения в обществе менялись, возник неподдельный интерес к старой России, к императорской семье. Идеологическое и чекистское начальство забеспокоилось: дом Ипатьева превращается в объект поклонения.

26 июля 1975 года председатель КГБ Юрий Андропов отправил секретную записку в ЦК КПСС:

«Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города… Представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому партии решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города. Проект постановления ЦК КПСС прилагается. Просим рассмотреть».

4 августа политбюро одобрило записку Андропова и поручило «Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка Ипатьева в порядке плановой реконструкции города». Но это решение было исполнено только через два года. Предшественник Ельцина Яков Рябов утверждает, что постановление политбюро давно было получено в обкоме, но он не спешил его выполнить, потому что краеведы хотели сохранить дом как памятник истории. А Ельцин, напротив, проявил инициативу и снес дом.

Борис Николаевич потом рассказывал, что на него Москва очень сильно давила, что он дважды отказывался исполнить приказ о сносе дома Ипатьева, а потом все-таки капитулировал. Так или иначе, но в те времена отношения с КГБ у Ельцина были очень хорошие.

Бывший генерал госбезопасности Валерий Воротников пришел в краевое управление КГБ с поста второго секретаря Свердловского обкома комсомола. Он рассказывал мне:

– Ельцин часто у нас бывал. Я ему докладывал об обстановке. К нашей информации он относился внимательно, принимал меры. Была проблема, которая состояла в том, что областные руководители считали, что местные подразделения контрразведки – это «их» информационная служба. Но в КГБ был очень строгий принцип: мне не сообщать в Москву всю правду о том, что творится на моей территории, – это грех самый тяжкий. Бывали такие случаи, когда не хотелось какую-то информацию сообщать в центр, но я не мог не сообщить. А система была такая. Я подписываю шифровку, и, если речь идет о важной информации, ее – даже без подписи председателя КГБ – автоматически отправляют высшим руководителям страны. То есть хозяин области отдает себе отчет в том, что произойдет после того, как такая информация уйдет в Москву.

Когда происходило чрезвычайное происшествие, начинались проблемы. С точки зрения местной власти это пустяк. А с точки зрения центра это очень важно. Например, прорвало трубы, снабжающие теплом рабочий поселок. Это произошло ночью. Утром уже стали восстанавливать. Я все выяснил: масштабы ЧП, ход работ. И собрался доложить первому секретарю. Тут мне звонят и слезно просят не говорить Ельцину:

– Мы уже все сделали, авария ликвидирована. Зачем Бориса Николаевича беспокоить?

В понедельник во время беседы с Ельциным я об этом деле умолчал. Вернулся к себе. Через полчаса звонит телефон, и я получил очень серьезный втык от Ельцина: почему не рассказал о ЧП? Мне было стыдно, это был урок, и я понял, что не докладывать всю информацию – чревато…

Эпидемия в Свердловске

С КГБ Ельцину пришлось тесно сотрудничать в апреле 1979 года, когда в городе произошла тщательно скрываемая вспышка таинственной эпидемии. Многие люди умерли, потому что медицина оказалась бессильна против неизвестной болезни. Официальное объяснение – люди скончались после употребления в пищу мяса зараженных животных.

Но этой версии не поверили. Летом 1992 года Ельцин во время поездки в Соединенные Штаты признал, что в Советском Союзе врали, когда говорили, что не производят биологическое оружие. Он сообщил, что эпидемия в Свердловске возникла из-за того, что биологическое оружие вырвалось на свободу. По мнению специалистов, в Свердловске находится один из заводов, который занимался созданием биологического оружия.

В результате аварии в воздух попал аэрозоль, содержащий патогенные микроорганизмы. Ветер разнес их над городом. Видимо, это был новый вид оружия, вакцину против которого еще не разработали. Спасти заболевших было невозможно. До сих пор неизвестно, какой именно вирус мог вырваться на свободу. Считается, что это один из штаммов сибирской язвы. Другие специалисты полагают, что, судя по симптомам, это была или Q-лихорадка, или лихорадка Марбурга.

После своей поездки в Соединенные Штаты Ельцин уже не был так откровенен. Видимо, ему объяснили, что не стоит раскрывать все карты, когда речь идет об оружии. Трагедия в Сверд-ловске все еще остается таинственной историей.

Призван под знамена Горбачева

Михаил Сергеевич Горбачев позже старательно уверял, что перевод Ельцина в Москву в 1985 году совершился не по его инициативе: «Лично я знал его мало, а то, что знал, настораживало». Эти слова кажутся странными. Если бы генерального секретаря Горбачева, затеявшего перестройку, что-то настораживало, Ельцина бы в аппарат ЦК не взяли. Горбачев был человеком малопьющим, Лигачев пьяниц на дух не выносил. Если бы им сказали, что Ельцин изрядно закладывает за воротник, он не только в Москву не попал бы, но и в Свердловске бы не усидел.

Но Ельцин был одним из тех, кого Горбачев сразу призвал под свои знамена в Москву. Буквально через десять дней после избрания Михаил Сергеевич приискал Ельцину место в аппарате ЦК.

21 марта 1985 года на заседании политбюро Горбачев заговорил о том, что вскоре соберется сессия Верховного Совета РСФСР и пора освободить от должности заместителя председателя Совета министров России Алексея Максимовича Калашникова, просидевшего в этом кресле пятнадцать лет. А на его место (то есть с большим понижением) перевести заведующего отделом строительства ЦК КПСС Ивана Николаевича Дмитриева.

Предложение генерального секретаря в своей напористой манере поддержал секретарь ЦК по кадрам Лигачев. Это означало, что они с Горбачевым заранее обговорили этот вопрос. Таким образом в аппарате ЦК освободили место для Ельцина.

Горбачев поинтересовался мнением тогдашнего секретаря ЦК по экономике Николая Рыжкова, которому в те годы очень доверял. Рыжков, бывший директор Уралмаша, хорошо знал Ельцина по Свердловску и отозвался о нем неодобрительно:

– Намыкаетесь вы с ним горя. Я его знаю и не стал бы рекомендовать.

Тогда Горбачев поручил Егору Лигачеву, ведавшему кадрами, еще раз взвесить все «за» и «против». Лигачев поехал в Свердловск и через несколько дней позвонил Горбачеву:

– Я здесь пообщался, поговорил с людьми. Сложилось мнение, что Ельцин – тот человек, который нам нужен. Все есть – знания, характер. Масштабный работник, сумеет повести дело.

– Уверен, Егор Кузьмич? – строго переспросил Горбачев.

– Да, без колебаний.

Ельцина приметил еще Юрий Андропов в бытность его генеральным секретарем. Может быть, с подачи свердловских чекистов, может, какие-то другие причины заставили его обратить внимание на свердловчанина. Андропов и принял решение его выдвинуть.

Сам Борис Николаевич, выступая позднее в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ, на вопрос о его отношении к Андропову заявил:

«Отношение самое, самое хорошее. Я был у него два раза за короткий срок, когда он был генеральным секретарем. Должен отметить, что и разговор его очень умный, и реакция на просьбы, и оперативное решение вопросов, которые я ставил. А как он вел пленумы… Конечно, нам не хватало такого генерального секретаря».

Егор Лигачев не раз вспоминал, как в конце декабря 1983 года ему из больницы позвонил Андропов и попросил при случае побывать в Свердловске и «посмотреть» на Ельцина. Это не был вопрос: разузнайте, хорош или плох свердловский секретарь? Ответ у Андропова уже был, но он хотел, чтобы выдвижение Ельцина шло обычным порядком.

Лигачев правильно понял Андропова и поручение выполнил немедленно. В январе он приехал в Свердловск: формально – принять участие в областной партконференции, а в реальности – увидеть, каков Ельцин в деле. Лигачев не мог не доложить Андропову, что генеральный секретарь, как всегда, прав в подборе кадров. Тем более что энергичный и решительный первый секретарь наверняка понравился и самому Лигачеву.

Но Ельцина тогда так и не выдвинули, потому что Андропов умер, обновление кадров приостановилось и возобновилось уже при Горбачеве. Первый секретарь Свердловского обкома был заметной фигурой, считался сильным и перспективным партийным работником, поэтому Горбачев и поспешил включить его в свою команду.

Лигачев, решив, что Ельцин должен работать в Москве, добился своего. С Ельциным Егора Кузьмича роднили бешеная энергия и отсутствие иных интересов, кроме работы. Но, говоря словами Николая Рыжкова, «как одноименные заряды, они обязаны были рано или поздно оттолкнуться друг от друга…».

3 апреля 1985 года Ельцину прямо в машину позвонил секретарь ЦК Владимир Иванович Долгих, сказал, что политбюро поручило ему сделать Ельцину предложение – перебраться в Москву и поработать в ЦК заведующим отделом строительства. Ельцин отказался. Во-первых, таков был партийный ритуал: надо было продемонстрировать готовность трудиться на своем месте, не рваться в столицу. Во-вторых, Ельцин сознавал свое положение хозяина крупнейшей области и искренне считал, что роль заведующего отделом для него маловата. Первый секретарь такого крупного обкома мог рассчитывать сразу на пост секретаря ЦК.

На следующий день Борису Николаевичу позвонил Лигачев:

– Твой отказ не поймут в политбюро. Думаешь, я рвался в Москву? Давай, не мудри, соглашайся. Я сегодня иду к генсеку. Раздумывать нечего. Надо.

12 апреля Ельцин уже приступил к работе на Старой площади. Вероятно, в разговоре с Лигачевым мелькнуло обещание не держать его долго в кресле заведующего отделом: это положение временное. Но пока что Ельцин, который уже привык быть полным хозяином, оказался в кресле подчиненного, высокопоставленного, но чиновника. Это сильно угнетало самолюбивого и самостоятельного Ельцина.

Руководитель отдела ЦК был хозяином в своей отрасли. Он вызывал к себе на Старую площадь не только министров, но и заместителей председателя Совета министров СССР. Однако внутри аппарата ЦК Ельцин был всего лишь одним из двух десятков руководителей отделов. Он получал указания от курирующего секретаря ЦК и отчитывался перед ним. А он уже привык к самостоятельности, к тому, что сам решал, чем заняться сегодня, а чем завтра.

На приеме в Кремле по случаю Дня Победы в Великой Отечественной войне был руководитель кремлевской медицины академик Евгений Чазов. Он вспоминал: «Среди гостей я увидел Ельцина. Он скромно и, как мне показалось, одиноко стоял за столиком среди малоизвестных ему представителей тогда-шней московской элиты. Я подошел к нему и искренне поздравил с переездом в Москву. Он обрадовался знакомому человеку, разговорился, сетуя на то, что пока еще не может привыкнуть к новой работе и московской жизни».

Борис Николаевич видел, что, несмотря на высокую должность, он всего лишь исполнитель. Ключевые решения принимались на секретариате ЦК, где он мог присутствовать с правом совещательного голоса – сидеть у стеночки и слушать. На заседания политбюро его приглашали только в том случае, если рассматривался вопрос, связанный со строительными делами. Как только его вопрос заканчивался, Ельцин должен был выйти. Члены политбюро, занятые государственными делами, смотрели на него невидящими глазами.

Но мнительный Ельцин напрасно обижался на Горбачева, который положительно оценивал активную работу нового завотделом. Он писал: «Ельцин мне импонировал, и на июльском Пленуме я предложил избрать его секретарем ЦК. Не скрою, делал это, уже «примеривая» его на Москву».

В те времена Ельцин вел себя как положено партийному чиновнику. Бунтарем он станет не сразу. Личный повар Горбачева Анатолий Галкин рассказывал через несколько лет в газетном интервью: «С Ельциным у нас были прекрасные отношения, когда Горбачев пригласил его из Свердловска. Мы с ним за руку здоровались, могли поговорить по-простому. Ельцин часто у меня спрашивал: «Как там Наш, как у Него настроение?»

На заседании политбюро 29 июня 1985 года Ельцина рекомендовали избрать секретарем ЦК по строительству. Происходило это, судя по краткой записи, так. Горбачев заговорил об огромных масштабах незавершенного строительства:

«За решение этой проблемы мы взялись, принят ряд известных вам крупных постановлений. Укрепили этот участок, взяв сюда, в Москву, заведующим отделом строительства т. Ельцина, работавшего первым секретарем Свердловского обкома партии и имеющего хороший опыт в области строительства. Может быть, посмотреть его секретарем ЦК КПСС, который, оставаясь заведующим отделом, на уровне секретаря ЦК КПСС занимался бы вопросами строительства?»

Сомнение выразил глава правительства Николай Тихонов, который ревностно относился к любым кадровым решениям в сфере экономики. Он не хотел, чтобы секретарем ЦК по строительству стал горбачевский выдвиженец.

Тихонов спросил:

– А как он себя покажет в новой роли?

– Вопрос понятный, – ответил Горбачев. – Но у товарища Ельцина есть хороший опыт: он работал прорабом, главным инженером, начальником строительного треста, а затем начальником Свердловского домостроительного комбината. Затем работал в Свердловском обкоме партии. Так что он знает эту отрасль и имеет опыт партийной работы.

Но Тихонов продолжал возражать генеральному секретарю:

– Но я как-то его не чувствую.

На выручку бросился Лигачев:

– Товарищ Ельцин активно взялся за дело, был в ряде министерств, к нему потянулись люди.

Поддержал кандидатуру Ельцина и его куратор Долгих, хотя возвышение Бориса Николаевича ничего хорошего ему не сулило:

– Товарищ Ельцин правильно строит отношения с министрами. У него хорошая связь с обкомами партии. Поближе познакомившись с ним, я не обнаружил у него слабых мест.

Горбачев продолжал давить:

– В области строительства очень многое нужно сделать. Требуется энергичный человек.

В этом Тихонов согласился с генеральным:

– Строительство – наше слабое место.

Генерального поддержал еще один член политбюро – Михаил Соломенцев:

– Нужно рекомендовать товарища Ельцина секретарем ЦК. Он будет расти. Данные для этого у него есть: образование, инженерная практика в области строительства. В общем, это человек с перспективой.

Горбачев счел, что добился своего, и удовлетворенно заключил:

– Я специально поднял этот вопрос для того, чтобы обменяться мнениями, хотел проверить себя и узнать мнение товарищей. Тогда как будем поступать? Будем рекомендовать товарища Ельцина на пленуме избрать секретарем ЦК?

Теперь уже все согласились с Горбачевым. Тихонову оставалось работать на посту главы правительства меньше трех месяцев.

Через день, 1 июля, в Свердловском зале Кремля собрался пленум ЦК. По традиции кадровые вопросы обсуждались первыми. Все кандидатуры предлагал генеральный секретарь, ничего лишнего не говорили. Вопросы не задавали.

Когда пленум окончился, Ельцина бросились поздравлять недавние коллеги – первые секретари, жали ему руку и многозначительно желали успеха. Его сразу же из зала пригласили пройти в комнату президиума, где собиралась партийная верхушка. Здесь пили чай с бутербродами и пирожными, обменивались мнениями. Начался новый раунд поздравлений – на сей раз Ельцину пожимали руку те люди, чьи портреты трудящиеся по праздникам носили на Красной площади. Отныне он стал одним из них.

После пленума Ельцин вернулся в свой старый кабинет, в приемной его ждал офицер девятого (охрана высших должностных лиц) Управления КГБ – прикрепленный к нему охранник, который станет неотлучно сопровождать его повсюду.