Текст книги "Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция"

Леонид Млечин
Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция

От автора

Может показаться странным, что в одной книге речь пойдет о таких разных людях, как Михаил Сергеевич Горбачев и Борис Николаевич Ельцин. Бóльшую часть своей яркой политической карьеры они вели друг с другом непримиримую борьбу и враждовали. Сначала один взял верх, потом другой.

Что же между ними общего?

Они оба пытались изменить, переустроить, преобразовать нашу страну, и в значительной степени им это поразительным образом удалось. Немногие российские властители могли этим похвастаться, хотя результаты горбачевских и ельцинских реформ далеко не те, на которые рассчитывали их авторы.

Многие от души ненавидят Горбачева и Ельцина, считают обоих виновниками разрушения великого государства, привычной и спокойной жизни. И не могут им этого ни забыть, ни простить.

Споры о том, что они сделали и зачем, стоило ли вообще браться за преобразования, которые обошлись так дорого, не утихают. Оценки радикально противоположны. И едва ли наше общество в ближайшее время придет к единому мнению относительно их роли в судьбе страны.

Но у Михаила Сергеевича и Бориса Николаевича есть искренние поклонники, которые восхищаются их мужеством: оба президента исполнили свою историческую миссию – вернули Россию на естественный путь развития, с которого ее силой увели в начале XX века. Они дали людям то, что принадлежит им по праву и чего были лишены несколько поколений, – свободу, право самим распоряжаться своей жизнью. Горбачев и Ельцин сделали то, что было необходимо для спасения страны и народа. До них никто на это не решался.

Часть первая

Август без президента

19 августа 1991 года страна проснулась и узнала, что президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев по состоянию здоровья отставлен от должности, а бразды правления взял на себя государственный комитет по чрезвычайному положению.

По прошествии лет августовский путч кажется чем-то смешным и нелепым, дворцовой интригой, кремлевской опереткой. Одни с трудом вспоминают, что Михаила Сергеевича вроде и в самом деле заперли в его летней резиденции в Форосе, а другие уверены, что он сам, не желая отказываться от морских купаний, послал ГКЧП навести порядок в стране, а потом почему-то на них обиделся и велел арестовать… Конечно, даже недавняя история быстро забывается. Но те, кто наблюдал за событиями не со стороны, кто находился тогда в Москве, помнят, что было не до шуток. ГКЧП продержался всего три дня. Но эти три дня разрушили нашу страну.

Горбачев находился в отпуске. Он должен был вернуться, чтобы 20 августа 1991 года подписать Союзный договор, по которому единое государство сохранялось, но в обновленной форме. Союзные республики получали значительно больше прав, но оставались в составе СССР.

Накануне отъезда в отпуск, 29 июля, Горбачев встретился в своей резиденции Ново-Огарево с президентом РСФСР Борисом Николаевичем Ельциным и президентом Казахстана Нурсултаном Абишевичем Назарбаевым. Обсуждались самые что ни на есть деликатные проблемы.

Горбачев вспоминает:

«Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями, создаваемыми Договором и для республик, и для Союза…

Возник разговор о кадрах. В первую очередь речь, естественно, пошла о президенте Союза суверенных государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачева.

В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы кабинета министров. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность… Конкретно встал вопрос о министре обороны Язове и председателе КГБ Крючкове – их уходе на пенсию.

Ельцин чувствовал себя неуютно: как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. А свидетелей в этом случае не должно было быть. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства.

Сейчас я вижу, что чутье его не обманывало. Плеханов (начальник девятого управления КГБ) готовил для этой встречи комнату, где я обычно работал над докладами, рядом другую, где можно перекусить и отдохнуть. Так вот, видимо, все было заранее “оборудовано”, сделана запись нашего разговора, и, ознакомившись с нею, Крючков получил аргумент, который заставил и остальных окончательно потерять голову.

Поэтому заявления гэкачепистов о том, что ими двигало одно лишь патриотическое чувство, – демагогия, рассчитанная на простаков».

Замену нашли только главе союзного правительства Валентину Сергеевичу Павлову, но и Крючкова с Язовым твердо решили отправить на пенсию. Кроме того, договорились упразднить некоторое количество министерств и ведомств. Ельцин пишет, что после августовского путча он своими глазами видел сделанную чекистами оперативную запись их разговора с Горбачевым и Назарбаевым.

Еще 3 января 1991 года на совещании у Горбачева возникал вопрос о новом главе правительства. Его советники, Евгений Максимович Примаков и Вадим Викторович Бакатин, предложили кандидатуру Назарбаева. Тогда вопрос отложили. Но премьер-министр Павлов знал, что не усидит в своем кресле. В июне его первый заместитель Владимир Иванович Щербаков пересказал своему шефу конфиденциальный разговор с Горбачевым: президент предлагал ему возглавить правительство. Так что Валентину Павлову тоже было что терять, – после подписания Союзного договора он бы перестал возглавлять правительство.

«Переворот готовили заранее, – вспоминает Петр Кириллович Лучинский, который в 1991 году был секретарем ЦК КПСС. – Определенные намеки поступали и в мой адрес. Например, Болдин, один из самых влиятельных помощников Горбачева, мне говорил сухим, едва ли не приказным тоном:

– Вам надо встретиться с Язовым!

Я уклонялся от этого, понимал, что дело нечисто, подозревал провокацию. Ведь я был недавним членом политбюро, мало ли, думал, какие у них существуют проверки… Кто же мог предположить, что один из самых доверенных людей Горбачева – Болдин устроит, по сути, государственный переворот?

Поговорить с Горбачевым по-человечески, задушевно, мне ни разу не довелось. Позже узнал, что близких товарищей у него, по сути, никогда не было. Разве что Раиса Максимовна – пусть земля ей будет пухом… В отношениях с соратниками он никогда “не опускался” до бесед по душам хотя бы за “рюмкой чая”. Кстати, я знаю, генсек уважал молдавский коньяк, предпочитая его даже “своим” кавказским…»

Председатель КГБ Крючков пытался установить контакт с секретарем ЦК по международным делам Валентином Михайловичем Фалиным, недовольным линией Горбачева в немецких делах. Крючков заговорил о «неадекватном поведении» президента, которое «всех беспокоит». Ни о чем не подозревавший Валентин Фалин предложил откровенно поговорить с Горбачевым. Больше Крючков ему не звонил.

Позднее следственная бригада под руководством генерального прокурора России установила, как развивались события.

4 августа, в воскресенье, Горбачев улетел в Крым. Его провожало все руководство страны. Вице-президенту Геннадию Ивановичу Янаеву Михаил Сергеевич сказал:

– Ты остаешься на хозяйстве.

Заместитель генерального секретаря ЦК КПСС Владимир Антонович Ивашко болел и уехал в подмосковный санаторий «Барвиха». Его обязанности исполнял Олег Семенович Шенин, отвечавший за оргвопросы. Олег Шенин прежде был первым секретарем Краснояр-ского крайкома. Летом 1990 года Горбачев перевел понравившегося ему Шенина в Москву членом политбюро и секретарем ЦК КПСС. Уходя в отпуск, Михаил Сергеевич просил его присматривать за партийными делами, в сложной ситуации действовать по обстоятельствам…

Горбачев, похоже, не хотел задумываться над тем, что секретарь ЦК по оргделам – его идеологический противник. В апреле 1991 года Олег Шенин выступал на партийной конференции аппарата и войск КГБ СССР:

– Если посмотреть, как у нас внешние сионистские центры и сионистские центры Советского Союза сейчас мощно поддерживают некоторые политические силы, если бы это можно было показать и обнародовать, то многие начали бы понимать, кто такой Борис Николаевич и иже с ним… Я без введения режима чрезвычайного положения не вижу нашего дальнейшего развития, не вижу возможности политической стабилизации и стабилизации экономики…

На секретариате ЦК бросил:

– Надо что-то делать. А то будем висеть на фонарях на Старой площади.

Но все это не помешало Олегу Шенину в марте 1991 года от имени секретариата ЦК поздравить Михаила Сергеевича с днем рождения, сказав о его выдающихся качествах. В тот день Горбачев пригласил к себе в кабинет всего полтора десятка человек, угостил шампанским.

Начальник службы охраны Плеханов улетел вместе с Горбачевым – так полагалось. Юрий Сергеевич Плеханов, окончивший заочно пединститут и перешедший с комсомольской работы на партийную, много лет работал у Андропова. После избрания Юрия Владимировича генсеком получил погоны генерал-лейтенанта и стал начальником 9-го управления КГБ (охрана руководителей партии и государства).

В те времена офицеры «девятки» не столько охраняли – не от кого было, – сколько обеспечивали быт высших руководителей, служили своего рода няньками. Охранники следили за порядком на госдаче, доставляли заказанные на спецбазе продукты, вовремя приглашали врача, вызывали портного из ателье – сшить костюм, возили на корт – заниматься спортом. Старшему охраннику из кассы 9-го управления выдавали и наличные – на мелкие расходы подопечного лица. Руководители партии и государства жили как при коммунизме, деньги им были нужны только для того, чтобы заплатить партийные взносы.

В Форосе Плеханов неожиданно сказал начальнику личной охраны президента генералу Владимиру Медведеву:

– У тебя усталый вид. Отдохнуть бы тебе надо.

Медведев удивился: отпуск ему всегда давали зимой, а тут такая забота. Смысл ее станет ясен позднее. Плеханов даже поговорил с Горбачевым, но тот своего главного охранника не отпустил. Через несколько дней Плеханов вернулся в Москву.

На следующий день после отъезда Горбачева, 5 августа, Валерий Иванович Болдин (заведующий общим отделом ЦК и глава президентской администрации) и секретарь ЦК Шенин позвонили Крючкову. С намеком спросили: читал ли председатель КГБ проект Союзного договора и понимает ли он, что будет означать его принятие? Крючков предложил встретиться в неформальной обстановке и обсудить ситуацию.

Он же нашел и место встречи – особняк комитета госбезопасности АБЦ, который находился на улице Академика Варги, дом № 1. В служебных документах АБЦ значился как «Объект КГБ СССР для обучения иностранцев и приема зарубежных делегаций». Здесь встречались высшие руководители комитета госбезопасности, когда им хотелось отдохнуть и поговорить в неформальной обстановке. В особняке есть сауна, бассейн, комнаты отдыха и хорошая кухня с запасом продуктов и выпивки на все вкусы. Объект круглосуточно охранялся прапорщиками КГБ. Право беспрепятственного доступа имели председатель комитета и его заместители.

Перед каждой встречей председатель КГБ звонил начальнику разведки генерал-лейтенанту Леониду Владимировичу Шебаршину (объект находился в его ведении), спрашивал, свободен ли гостевой дом, просил все подготовить.

В восемь вечера на улицу Академика Варги прибыл министр обороны маршал Дмитрий Тимофеевич Язов с одним охранником и без машины сопровождения. С его автомобиля в целях конспирации даже сняли проблесковый маячок.

Затем приехали Крючков на «Мерседесе», Болдин, Шенин, а также секретарь ЦК по военно-промышленному комплексу Олег Данилович Бакланов (он же председатель комиссии ЦК по военной политике и заместитель председателя Совета обороны).

Почему Бакланов присоединился к этой группе? Однажды на заседании политбюро Горбачев сказал ему:

– А ты какие деньги жрешь? Один старт твоей ракеты сколько стоит? Плюнул один раз в космос, миллиарды там летают…

На другом заседании политбюро Горбачев сказал:

– Мы тратим в два с половиной раза больше, чем США, на военные нужды. Ни одно государство, кроме слаборазвитых, которых мы заваливаем оружием, ничего не получая взамен, не расходует на эти цели в расчете на душу населения больше, чем мы…

В отсутствие Горбачева они чувствовали себя свободно и откровенно говорили о том, что наведение порядка в стране требует жестких мер и нужно их готовить. Разъехались около одиннадцати вечера.

На следующий день маршал Язов вызвал к себе командующего воздушно-десантными войсками Павла Сергеевича Грачева (удостоенного в Афганистане золотой звезды Героя «за умелое выполнение боевых задач при наименьших потерях среди личного состава») и сказал, что генералу поручается совместная работа с КГБ над важным документом. Велел Грачеву немедленно ехать в комитет, потому что Крючков желает с ним познакомиться.

Все это известно со слов самого Павла Сергеевича, который после провала августовского путча охотно беседовал со следователями. Маршалу Язову не оставалось ничего иного, кроме как подтвердить его показания.

– Крючков сам выходит мне навстречу, – рассказывал Грачев. – Обнял за плечи: «Слышал-слышал, молодец, теперь надо с тобой познакомиться… Хороший командир».

Было около семи вечера. В кабинете Крючкова находились генерал-майор Владимир Жижин, бывший начальник его секретариата, назначенный заместителем начальника 1-го главного управления КГБ (внешняя разведка), и полковник Алексей Егоров, помощник первого заместителя председателя КГБ Виктора Федоровича Грушко.

По словам Грачева, председатель КГБ говорил так:

– Внутриполитическая обстановка в стране нестабильна. Все это может привести к хаосу и негативным настроениям отдельных слоев населения. А в дальнейшем – даже к гражданской войне. Эту обстановку надо исправлять. Конечно, в первую очередь политическим путем – это смена руководства. Тем более что Михаил Сергеевич болен, тяжело болен, и возможно, что он через несколько дней подаст в отставку. Но в связи с тем, что его уход разные люди могут расценить по-разному, необходимо выработать план действий политического руководства страны в нестандартной обстановке. С этой целью необходимо проработать проект плана и представить его на рассмотрение политического руководства страны.

Грачев заметил:

– Я командующий воздушно-десантными войсками. Я в политике слабак, меня этому делу не учили. Я могу поехать, воевать, обучать солдат… По-моему, это не в мой адрес.

– Нет, в ваш адрес, – ответил Крючков. – В случае напряженной обстановки десантники в первую очередь нам потребуются, чтобы вместе с соответствующими органами государственной безопасности стабилизировать обстановку.

– Ну, если так, – кивнул Грачев, – доложу министру обороны.

– С министром обороны все согласовано.

– А что мне нужно делать?

– Есть хорошая дача. Там отдохнете и заодно поработаете вместе с нашими товарищами.

Грачев, Жижин и Егоров перешли в кабинет генерала Грушко, считавшегося в комитете любимцем Крючкова. Первый заместитель председателя уточнил, что им предстоит просчитать последствия введения чрезвычайного положения в стране, а также – какие силы для этого понадобятся. Дисциплинированный Грачев все же позвонил Язову и доложил о поручении председателя КГБ. Министр обороны разрешил ему участвовать в этой работе.

На следующий день Грачев подъехал к посту ГАИ по Ленинградскому шоссе. Там стояла черная «Волга». Два молодых человека предложили пересесть в их машину. Генерала доставили в красивый особнячок. Это был объект 2-го главного управления КГБ (контрразведка) под названием «конспиративная дача № 65» в деревне Машкино Химкинского района Московской области.

Там, как это принято у чекистов при работе с доверенными лицами, уже был накрыт стол. Начали с обеда. Один из офицеров КГБ объяснил:

– Павел Сергеевич, нам поручено разработать проект решения политического руководства на случай передачи политической власти от Горбачева другому лидеру нашего государства.

– А кто другой?

– Мы сами не знаем.

Они выложили на стол охапку бумаг.

– А это что такое? – спросил Грачев.

– Варианты перехода власти от одного правителя к другому в различных странах.

– Вы там что, тоже работали? Все заулыбались.

– Павел Сергеевич, если мы будем привлекать войска для усиленной охраны объектов, вы можете расписать, что нужно усиливать в городе Москве?

– Вы же знаете революцию семнадцатого года. Здания правительства, мэрии, банки, вокзалы, телефонные станции, телевизионные помещения… Можно набросать, конечно.

– И состав сил и средств, конечно.

– Тульская воздушно-десантная дивизия готова удерживать любой объект.

Втроем они подготовили обширную записку с указанием, какие силы для этого потребуются. Грачев предложил вызвать на случай волнений в Москве Тульскую воздушно-десантную дивизию. Повезли доклад Крючкову, Грачев отдал сокращенную копию Язову. В записке говорилось, что нет законных оснований для введения чрезвычайного положения, население будет реагировать негативно. Но Крючков сказал, что после подписания Союзного договора вводить чрезвычайное положение еще сложнее.

14 августа Крючков собрал свою команду. Сказал, что Горбачев не в состоянии адекватно оценить обстановку, у президента психическое расстройство, он собирается подать в отставку, и, вероятно, придется все-таки вводить чрезвычайное положение. Председатель комитета поручил – вместе с Грачевым – подготовить проекты первоочередных документов на случай введения чрезвычайного положения. Крючков продиктовал им несколько фраз, которые помощники старательно записали.

На следующий день Грачев, Егоров и Жижин встретились в том же загородном особняке и подготовили проекты материалов, которые вечером переслали Грушко и генерал-полковнику Владиславу Алексеевичу Ачалову, заместителю министра обороны, прежде командовавшему десантными войсками. Они вместе доработали документы, которые вскоре подпишут члены ГКЧП, – это «Постановление № 1», «Заявление советского руководства», «Обращение к советскому народу».

16 августа утром Грушко передал все документы Крючкову.

Дальше события развивались так.

16 августа секретарь ЦК Олег Бакланов приехал к Крючкову на Лубянку. Тогда, надо понимать, и было принято окончательное решение действовать. Из членов ГКЧП они двое оказались самыми деятельными.

Во второй половине дня Крючков сказал своему заместителю Гению Евгеньевичу Агееву, бывшему секретарю парткома КГБ, что создается комитет по чрезвычайному положению и Союзный договор 20 августа подписан не будет. Горбачева попросят передать власть ГКЧП. Предупредил: если он откажется, возникнет необходимость изолировать президента. Крючков поручил Агееву подобрать связистов, которые этим займутся, – им утром 18 августа лететь в Крым.

Генерал-полковник Агеев отозвал из отпуска начальника управления правительственной связи КГБ Анатолия Григорьевича Беду. 17 августа тот сформировал группу из пяти сотрудников во главе со своим первым заместителем Александром Сергеевичем Глущенко.

Крючков пригласил к себе и начальника службы охраны КГБ Плеханова, который должен был обеспечить доступ в резиденцию Горбачева, а при необходимости ее изолировать. Плеханов, в свою очередь, вызвал начальника специального эксплуатационно-технического управления при хозяйственном управлении КГБ Вячеслава Владимировича Генералова и поручил ему все организовать на месте.

Кроме того, из отпуска отозвали начальника 12-го отдела КГБ Евгения Ивановича Калгина, бывшего личного секретаря Андропова. 12-й отдел занимался прослушиванием телефонных разговоров и помещений, а также перехватом сообщений, передаваемых факсимильной связью. Контролеры 12-го отдела, в основном женщины, владели стенографией и машинописью, их учили распознавать голоса прослушиваемых лиц.

Крючков пояснил: накануне подписания Союзного договора готовится крупная провокация. Приказал Калгину и Беде организовать прослушивание разговоров, которые ведутся по телефонам правительственной связи Ельцина, главы российского правительства Ивана Степановича Силаева, вице-президента Александра Владимировича Руцкого, первого заместителя председателя Верховного Совета Руслана Имрановича Хасбулатова, государственного секретаря Геннадия Эдуардовича Бурбулиса, бывшего министра внутренних дел Вадима Викторовича Бакатина. Задача: не только знать, что они обсуждают, но и где в каждый данный момент находятся – на тот случай, если будет принято решение их изолировать.

Заодно подозрительный – по характеру и профессии – Крючков распорядился организовать слуховой контроль телефонов своих соратников Лукьянова и Янаева, чтобы знать, не попытаются ли они вести двойную игру. Прослушивание разговоров шло с 16 по 21 августа. Этим занимались 3-й отдел управления правительственной связи и контролеры 6-го отделения 12-го отдела КГБ. Самую интересную информацию представляли в письменном виде Крючкову, в его отсутствие – Гению Агееву.

Когда Ельцин вернулся в Москву вечером 18 августа, стали прослушивать все его аппараты – в Белом доме и на даче в Архангельском. 19 августа его телефоны просто отключили. 21 августа, когда путч провалился, Крючков распорядился прекратить прослушивание, а все материалы, включая магнитофонные записи, уничтожить…

16 августа после разговора с Крючковым маршал Язов распорядился выделить военные вертолеты для скорейшей доставки председателя Верховного Совета СССР Анатолия Ивановича Лукьянова, находившегося в отпуске, в Москву.

Будущие члены ГКЧП постоянно беседовали с Лукьяновым, от позиции которого многое зависело. Все контакты зафиксированы, потому что беседы велись через оператора спецкоммутатора – это система телефонной связи, пользоваться которой могли всего несколько десятков высших руководителей государства. Спецкоммутатор очень удобен: достаточно назвать оператору имя человека, с которым хочешь поговорить, и его отыщут, где бы он ни находился – дома, на даче, в машине или даже в самолете, – по закрытой космической связи. Но о каждом разговоре операторы делают пометку в журнале с точным указанием времени разговора и его продолжительности.

8 августа Крючков разговаривал с Лукьяновым двадцать с лишним минут. Через день опять позвонил Лукьянову. Потом с председателем Верховного Совета связался премьер-министр Павлов. 12 августа Лукьянову звонил еще один будущий член ГКЧП – секретарь ЦК Шенин. Он же попросил соединить его с Анатолием Ивановичем 16 августа. Тот был занят и перезвонил позже.

Для Лукьянова военные летчики подготовили два вертолета, оборудованные салонами для перевозки пассажиров литера «А». Но когда они прилетели на Валдай и сели на аэродроме Хотилово, выяснилось, что заторопившийся в столицу Лукьянов уже улетел вертолетом спецподразделения гражданской авиации. При этом Анатолий Иванович тщательно скрывал свое намерение неожиданно вернуться в Москву от самых близких сотрудников.

Тогдашний председатель Совета Союза Иван Дмитриевич Лаптев вспоминал, как 17 августа ему позвонил Лукьянов с Валдая:

– К подписанию Союзного договора все готово?

– Да, я только что заходил в Большой Кремлевский дворец, по-моему, все очень здорово.

– А сценарий Михаилу Сергеевичу послали?

– Еще вчера вечером.

– Ну, тогда, значит, так: я прилечу вертолетом в понедельник вечером, Михаил Сергеевич – утром во вторник. В двенадцать часов подпишем договор, мы с Горбачевым будем доотдыхать. Ты тоже можешь собираться в отпуск.

Лукьянов говорил все это Лаптеву, зная, что никакого подписания не будет. На языке спецслужб это называется «операцией прикрытия».

17 августа Крючков велел начальнику 7-го управления КГБ (наружное наблюдение, обыски, аресты) вместе с министерством обороны спланировать операцию по задержанию президента России Ельцина.

Председатель КГБ РСФСР (недолго существовавшего) генерал-майор Виктор Валентинович Иваненко вспоминал, как в мае 1991 года наивно спросил Ельцина:

– Почему нельзя договориться с Крючковым? Страна одна, дело общее, все заинтересованы найти выход.

Ельцин объяснил:

– Они же меня врагом считают. Борис Николаевич был прав.

Фактически путч начался 17 августа 1991 года, в субботу.

У Крючкова на все том же объекте АБЦ собрались министр обороны Язов, глава кабинета министров Павлов, секретарь ЦК Шенин, заместитель председателя Совета обороны Бакланов, руководитель президентского аппарата Болдин, заместитель председателя КГБ Грушко, замминистра обороны Ачалов и еще один заместитель министра обороны – главнокомандующий сухопутными войсками генерал армии Валентин Иванович Варенников.

Валентин Павлов в этот субботний день проводил заседание президиума правительства. Вернувшись в свой кабинет, распорядился вызвать машину, чтобы ехать на дачу. Вдруг позвонил Крючков. Это было около четырех дня. Председатель КГБ настойчиво попросил главу правительства заглянуть к нему, чтобы обсудить некоторые важные вопросы.

На объекте АБЦ собравшиеся расположились в беседке.

Премьер-министр Павлов начал разговор, сказав, что положение с уборкой урожая тяжелое, нет топлива, стране угрожают голод и холод. Пора принимать самые жесткие меры. Причем это надо сделать до подписания Союзного договора. Если документ подпишут, будет уже поздно.

Крючков вытащил из папки документы, подготовленные его подчиненными Егоровым и Жижиным. Ознакомил с ними будущих членов ГКЧП. Говорили сбивчиво, перебивали друг друга, хотя на самом деле основные шаги обсудили заранее. Генерал Варенников скажет потом на допросе:

– ГКЧП был создан до моего участия в беседе 17 августа. Сговорились лететь в Форос, чтобы заставить Горбачева ввести чрезвычайное положение. Если откажется – пусть подает в отставку и передает свои полномочия другим. В крайнем случае – объявить больным и изолировать в Форосе. Его обязанности примет на себя по конституции вице-президент Геннадий Янаев. Для руководства страной сформировать государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР.

Крючков многозначительно сказал, что относительно охраны Горбачева беспокоиться не надо. Генерал Плеханов обо всем позаботится, связь у Горбачева отключит и вообще примет меры. Какие именно меры – никто не поинтересовался.

На следующий день утром Язов провел совещание в министерстве со своими заместителями и начальниками главных управлений. Приказал командующему Московским военным округом генералу Николаю Васильевичу Калинину быть готовым ввести в Москву 2-ю мотострелковую и 4-ю танковую дивизии. Грачеву – привести в повышенную боевую готовность 106-ю (Тульскую) воздушно-десантную дивизию.

А Крючков поручил своему заместителю генерал-майору Валерию Федоровичу Лебедеву (выходец из 5-го управления, он руководил аналитической службой) установить наружное наблюдение за группой «сомнительных» депутатов. После введения чрезвычайного положения их предполагалось подвергнуть административному аресту и изолировать на территории воинской части, расположенной в поселке Медвежьи Озера.

Первый заместитель председателя КГБ Грушко позвонил начальнику разведки Шебаршину и от имени Крючкова приказал привести в боевую готовность две группы сотрудников отдельного учебного центра – по пятьдесят человек каждая.

– Какое задание? – поинтересовался Шебаршин.

– Не знаю, – коротко ответил Грушко. – Владимир Александрович звонил из машины. Велел передать приказ.

Еще недавно Шебаршин и Грушко были на равном положении. Но теперь Грушко стал не только первым зампредом, но и пользовался особыми правами внутри комитета как близкий к Крючкову человек. Он дал указание начальнику политической разведки, не считая нужным ничего объяснять, хотя прекрасно знал, зачем понадобится спецназ. Генералу Шебаршину, которого ни во что не посвятили, пришлось проглотить пилюлю. Впрочем, после провала путча это его спасет…

Отдельный учебный центр был создан после штурма в Кабуле дворца президента Афганистана Хафизуллы Амина, когда выяснилось, что у комитета госбезопасности нет своего спецназа. 19 августа 1981 года политбюро приняло решение создать внутри КГБ отряд специального назначения для проведения операций за пределами Советского Союза «в особый период». Отряд базировался в Балашихе, где еще со времен НКВД находился учебно-тренировочный комплекс диверсионных групп.

Шебаршину позвонил другой заместитель председателя КГБ, Гений Агеев, курировавший военную и транспортную контрразведку:

– Группы готовы? Направьте их в помещение Центрального клуба. И нужны еще сто человек, туда же.

– Экипировка, вооружение? – уточнил Шебаршин.

– Пусть берут все, что есть.

18 августа около часа дня в Крым вылетели Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников; их сопровождали Плеханов, Генералов, сотрудники управления правительственной связи (чтобы отключить Горбачеву все телефоны) и группа офицеров 18-го отделения службы охраны КГБ, вооруженных автоматами. Плеханову и Генералову Крючков подчинил Симферопольский пограничный отряд и Балаклавскую бригаду сторожевых кораблей.

А что тем временем происходило в Москве?

Глава правительства Павлов находился у себя на даче. Уезжал сын, по сему поводу был устроен прощальный семейный обед. Позвонил Крючков и сказал, что надо бы собраться – и лучше бы в кремлевском кабинете Павлова. Осторожный Валентин Сергеевич перезвонил Лукьянову и Янаеву: они-то приедут? Оба подтвердили, что будут.

Геннадий Янаев десять лет спустя рассказывал журналистам:

– Где-то в пять вечера 18 августа я поехал к одному из своих приятелей на дачу. Ужинали. Машина, оборудованная всеми видами связи, стояла около дачи. Вдруг мне докладывают, что в машину звонит председатель КГБ. Крючков мне говорит: «Мы тут собрались в кабинете у Павлова. Надо, чтобы вы подъехали».

К восьми вечера Янаев появился у Павлова. Там уже находились Крючков, Язов, Ачалов и одно новое лицо – министр внутренних дел Борис Карлович Пуго. Министр не знал о готовящемся заговоре, потому что находился в отпуске. С женой, невесткой и внучкой отдыхал в крымском санатории «Южный» (совсем рядом с Форосом).

В «Южном» отдыхал и тогдашний секретарь ЦК КПСС и будущий президент Молдавии Петр Лучинский:

«Компания подобралась замечательная: член Совета безопасности Евгений Примаков с внуком, министр внутренних дел Пуго с женой, невесткой и внучкой… Утром 19 августа жена включила радио, и мы не поверили своим ушам: государственный комитет по чрезвычайному положению берет на себя всю полноту власти!..

Среди членов ГКЧП назвали Бориса Пуго. Но ведь еще вчера утром мы всей своей пляжной компанией провожали его с семейством в Москву. Пригубили по рюмке, пожелали удачной дороги. На прощание невестка Пуго и Рафик Нишанов, председатель Совета национальностей, нас всех сфотографировали. Моему сыну Кириллу тоже потребовалось срочно в Москву, и я попросил Бориса Карловича прихватить его, если можно, с собой. Он с радостью согласился. Самолет «Ту-134», служебный спецрейс, мест на всех хватит.