Текст книги "Резидент галактики"

Пятый закон ее существования властно приказывал заботиться о собственной безопасности.

Четвертый призывал приложить все усилия к исполнению первых трех законов.

Третий приказывал оберегать друзей.

Второй – неустанно бороться с врагами…

Но все они исходили из первого закона, который вылетел из памяти. А без знания его Амаурина не могла составить верного мнения о тех, кто населяет эту планету, о бесчисленных едущих, плывущих, летящих, идущих… друзьях? Врагах?..

Естество ее не протестовало против большинства из них, хоть они и существовали на иной, чем у нее, белково-углеродной основе. Более того, неказистые, четырехконечностные, полужидкие создания даже смутно напоминали ей кого-то… Но кого?

Мучимая этими томительными размышлениями, Амаурина позабыла про обычные меры предосторожности, не изменила спектра преломления лучей на оболочке и, таким образом, стала видимой как в оптическом, так и в радарном диапазонах.

Капитан Морис Периньоль совершал обычный патрульный полет на истребителе «Мираж-5», приписанном к эскадрилье N 5661, базирующейся на военно-воздушной базе Монт-де-Маршан.

В 16 часов 42 минуты 24 секунды по Гринвичу, пролетая над территорией департамента Жиронда, капитан обнаружил неопознанный управляемый летающий объект в форме эллипсоида светло-серого цвета. Объект двигался со скоростью 875 километров в час на высоте 11000 метров. Об увиденном он немедленно сообщил на базу.

– Поздравляю вас, ребятки! – воскликнул дежурный диспетчер, лейтенант Анри Саваль. – Наконец-то и у нас появились летающие тарелочки! Морис, ты не видел в ней маленьких зелененьких человечков?

После того, как капитан разразился возмущенной тирадой по поводу скептиков, полковник Шарль Ле-Кресси взял микрофон и спросил:

– Капитан, вы твердо уверены, что это не оптический обман?

– Черт побери! – воскликнул Периньоль. – Я вижу ее так же ясно, как собственную антенну. Это вытянутая тарелка диаметром около тридцати метров… она меняет цвет… темно-серая… голубая… почти сливается с небом… Черт, да она хочет меня стряхнуть. Она увеличивает скорость…

– Какое расстояние до нее?

– Полтора километра… километр восемьсот… два… Она отрывается!..

– Не приближайтесь! Держите ее в зоне видимости. Черт знает что! – в сердцах сказал полковник. – Впрочем, это может быть обычный аэростат или любительский дирижабль.

В 17 часов 34 минуты 22 секунды «тарелка» резко изменила курс и направилась в сторону Нанта. Через 8 – 10 минут она должна была пройти над районом, в котором в обстановке глубочайшей секретности велось строительство оборонного объекта.

В 17 часов 38 минут 12 секунд капитан Периньоль получил приказ атаковать объект, который до сего времени не отвечал на радиосигналы, не подчинился требованию приземлиться, несмотря на то, что оно было произнесено на общепринятом языке воздушных знаков и подкреплено несколькими трассирующими пулеметными очередями.

К сожалению, до сих пор не удалось выяснить, кто именно отдал этот приказ. Магнитофонная запись разговоров оказалась стертой именно в этом месте, а потом вообще безвозвратно утерянной. Представители военного командования, находившиеся в этот момент на базе, настаивали на том, что движимый патриотическими чувствами, Периньоль принял решение по собственной инициативе.

В 17 часов 40 минут 21 секунду капитан Периньоль произвел по объекту залп двумя ракетами класса «воздух-воздух»…

* * *

В первые мгновения Амаурина даже не поняла, что произошло. Разумеется, она давно заметила неказистый летательный аппарат, старавшийся привлечь к себе внимание. Это была тяжелая, неуклюжая машина из непрочных, плохо склепанных алюминиевых сплавов. Она передвигалась, сжигая неимоверное количество углеродсодеожащих веществ. Однако настораживало присутствие в ней живого существа. Если машина использовала его мозг или биологические поля, она была вдвойне опасной.

Ракеты разбились о силовое поле. Лишь один из осколков оболочки угодил в микроскопическую точку в сплетении силовых линий и опалил кожу Амаурины жаром и яростью раскаленного металла. Этот удар мгновенно пробудил в памяти второй закон ее существования – неустанно бороться с врагами!

Врагами Амаурины и ее Хозяев были все существа, не умеющие думать, дышать, чувствовать, существующие не ради счастья существования и созидания, но для подавления и уничтожения всего прекрасного, дарованного Природой – холодные бездушные машины, восставшие против своих создателей, омертвляющие и разрушающие биологические цивилизации, захватывающие все новые и новые участки космоса.

Летательный аппарат, безусловно, был врагом, ибо он не только предпринял попытку уничтожить Амаурину, но и воспользовался при этом организмом и мозгом находящегося в нем порабощенного живого существа. Ударом плотного потока частиц Амаурина распылила аппарат на атомы. Однако частицы без вреда прошли сквозь органическую ткань.

Капитан Периньоль безумным взором проводил «тарелку» и еще крепче вцепился в шелковые стропы парашюта. Органические ткани выдержали удар, но синтетический комбинезон и белье рассыпалось в прах. Капитан был наг, как Адам…

* * *

Следуя над океаном, Амаурина распылила шесть рыболовных траулеров, сухогруз, самолет «Боинг-747», выполнявший рейс Монреаль-Ливерпуль… Пролетая над территорией Канады, уничтожила завод-автомат по производству кока-колы, деревообрабатывающий комбинат, два истребителя, шесть радарных установок, одиннадцать ракет класса «земля-воздух», спутник, железнодорожный состав, вычислительный центр и бетономешалку…

В то же время в ней зародилась неуверенность в правильности своих действий. При каждом ударе по механизмам обнаруживались содержащиеся в них существа, которые мучительно напоминали ей кого-то… Врагов? Друзей? Она старалась щадить их, но они все равно гибли, падая и расшибаясь, ломая свои хрупкие кости, такие жалкие и беспомощные в руках их Вещей…

Покоривших?

Ей были известны случаи, когда разумные существа вступали в симбиоз с машинами, в целях достижения мнимого бессмертия имплантировали себе машинные органы и сами постепенно превращались в машины. Порой они, создав разумные, самообучающиеся аппараты, развязывали в них стремление к самоусовершенствованию, которое приводило к желанию освободиться от власти создателей… Но эти машины стояли на несколько порядков выше тех бестолковых и грубых образчиков, которые она так стремительно уничтожала.

Крошечный, едва уловимый червячок сомнения зашевелился в Амаурине. А что, если она ошиблась? Если не они, а им покорны железные монстры с электрическими движками и примитивными системами управления?..

Молчаливая, незримая и неощутимая, пролетала Амаурина над тайгой, над лесами и перелесками, болотами и пустошами, над озерами и реками, все пристальнее вглядываясь в лица обитателей планеты, в механизмы, которыми они пользовались, но уже не уничтожала их, а размышляла.

Она опускалась все ниже и ниже, все более и более замедляла свой полет, и наконец тяжело и беззвучно прилегла на поляну, которую с одной стороны окаймлял густой лес. С другой стороны тихо журчала речка, в водах которой плескались живые существа. При виде ее они с паническими криками бросались прочь.

* * *

Позавчера отзвенел последний звонок, и для деревенских ребятишек наступили долгожданные каникулы. Лето обещало быть жарким. Уже сейчас стояли знойные дни, правда по вечерам прохладный ветерок пробирал ознобом их загорелые тельца, но беготня, шумные игры и костры в ночном согревали их лучше, чем пиджаки и фуфайки, всученные заботливыми мамашами.

Лошадей в колхозе еще держали, хотя и много указаний насчет замены их «железными конями». Да и дети обожали своих четвероногих любимцев, знали характер и норов каждого. И не было для них большей радости, чем отправиться в ночное с табуном под начальством старого конюха дяди Сени.

К вечеру поужинали огурцами, картошкой, яйцами, салом. Дядя Сеня, как обычно, принял четвертинку «первача», как он говорил, «от вечернего ознобу», и теперь заливисто храпел поодаль от компании ребятишек, которые, сгрудившись у костра, слушали страшные истории конопатого Грицко. Рассказывал он мастерски, на разные голоса, отчаянно жестикулируя и скаля зубы.

– И вот ночью… – шептал он, закатив глаза, – слышит баба чей-то голос: «Отдай, баба, мою руку!» Баба молчит. Опять: «Отдай баба, мою руку!»…

Маленький Степа заплакал.

– Хватит тебе, Грицай, детей пугать! – сердито сказал Андрюша Голованов, серьезный светловолосый мальчик лет четырнадцати. – Вечно ты со своими ведьмаками лезешь!

– А тебе какое дело?! – возмутился Грицко. – Не нравится, так не слушай! А ну, как дам леща – сразу на одно ухо оглохнешь!

И хоть Грицко был старше него на год, да и здоровее, Андрюша сразу же вскочил, сжимая кулаки. Следом поднялся и обидчик. Ребята загалдели, зашумели, предвкушая знатную драку. Все знали, что оба «гонялись» за румяной, чернобровой Аничкой, которая делала вид, что ни того, ни другого не замечает. Но начавшееся сражение было прервано неистовым ржанием коней, которые опрометью понеслись от реки.

И что-то черное, огромное, лоснящееся в лунных лучах, на мгновение зависнув, плавно опустилось на берег реки.

Тут же все пришло в движение. Кони, дети, даже пробудившийся Сеня – все помчались прочь, гонимые паническим ужасом.

И лишь Андрюша стоял не шелохнувшись.

Это походило на кита. А киты, как он знал, не кусаются. Они иногда выбрасываются на берег. И тогда их надо спасать. И хоть река их находилась далеко от моря, да и там китов отродясь не водилось, но щемящее чувство жалости, желание поддержать, помочь беззащитной зверюге переполнило всю его душу. И тут Амаурина позвала. Это был безмолвный и отчаянный зов о помощи, призыв к любому слышащему ее живому существу, достаточно развитому, чтобы принимать телепатические волны.

Слегка оробев оттого, что он «понял», Андрюша сделал шаг, другой, третий… и пошел к ней.

Мальчишки, остановившись на пригорке, смотрели на него со смешанными чувствами восхищения и страха. Он знал, что Аничка тоже смотрит на него – и это придавало ему решимости.

– Назад, Андрюша!.. – истово завопил дядя Сеня и пальнул в воздух из дробовика.

Выстрел гулко прокатился над речкой, вспугнул сонное воронье в лесу, замер вдали, и только подстегнул замешкавшегося было мальчика.

Он преодолел последние пять шагов, поднял неимоверно тяжелую руку и положил ее на гладкий, черный бок существа…

* * *

Это прикосновение пронизало Амаурину неимоверным блаженством. Она вспомнила! Она полностью восстановила в памяти ни с чем не сравнимое ощущение тепла, доброты, ласки, которое исходило от прекраснейших в мире созданий – ее Хозяев.

И пробудился в тайниках ее памяти заглушенный скитаниями Первый Закон ее жизни: «Любить Людей и быть им послушной и верной, где бы их не встретила…» Да, теперь она не сомневалась, что на этой планете жили Хозяева. Может быть, они временно забыли о ней, может быть, утеряли даже какую-то часть своих сил и знаний, но они рядом. Амаурина вернулась на родину и не покинет ее никогда!

Она дрожала, изнемогая от наслаждения, чувствую тепло хозяйской руки, дыша одним с ним воздухом, проникаясь его добротой и близостью.

Не отрывая руки, Хозяин обернулся к другим Хозяевам и крикнул (она затрепетала от знакомых звуков его голоса):

– Хлопцы! Скачи в деревню! Пусть в райцентр звонют! К нам марсиане прилетели!..

И от этих слов, пока не понятных, но таких простых, чистых и звонких, она заплакала…

Одна из крупных и тяжелых слезинок скатилась на траву, задев потерянный давеча теннисный мячик.

Мяч осторожно откатился к костру, обогнул его, исследовал вещи, сваленные в беспорядке: пиджаки, кнуты, книжку, котелок, хворост, подстилку и воздушный змей, который ребятишки запускали весь день.

Стараясь не шуметь, Змей высвободился из-под придавившего его рукава, ловя легкое дуновение ветерка, приподнялся и взлетел в воздух…

* * *

– Готовы? – спросил хирург Ахмедов, беря ланцет. – Итак, товарищи студенты, больной Бабаев был доставлен в больницу в бессознательном состоянии и скончался сегодня утром, не приходя в сознание. Наша задача состоит в том, чтобы, произведя вскрытие, установить причину его смерти. Вскрытие начнем с брюшной полости…

– Не надо! – жалобно завопил покойник и сел на столе, прикрываясь руками…

Студенты с воплями разбежались кто куда. Хирурга Ахмедова хватил удар.

* * *

Теперь их собралось побольше. Кроме старых знакомых Уирка и Ларга, в комнате находился еще и круглый серебристого цвета еж с длинными металлическими иглами, катавшийся по стене, посланник цивилизации снэргов. В углу примостилась замысловатой формы загогулина, которую представили как фьйорга. С самого начала разговор принял неприятный характер.

– Преступление! – вопил Ларг. – Наипреступлейнейшее преступление!

– Ошибка, – вторил ему Урик. – Непростительная ошибка. Вы держали в руках космический корабль иной цивилизации и отдали его в руки людей.

– Оружие! – стонет «загогулина». – Совершейнейшее оружие! Иные средства межпространственного перемещения!

– Упустить вражеского шпиона! – надрывался Ларг.

– Я всегда говорил, что он ненадежен, – вставил «еж». – Эти белковые – они все такие. Думают только о себе, стараются только для себя.

– Преступным легкомыслием было полагаться на них! – возмутилась «Загогулина». – Они же все заодно. И он заодно с нашими врагами.

– Нет, мы выясним, кто наделил его способностями к транстипизации! – разбушевался снэрг. – Это наше кровное изобретение! И кое-кто нам очень дорого заплатит за свою щедрость!

– Кому это «нам»? – ледяным тоном осведомился Уирк. – И почему это именно «вам» кто-то что-то должен?

«Еж» моментально умолк, прекратил кататься по стене, съежился и забился в угол.

Резидент с интересом следил за ними. С момента его пробуждения в морге прошло не более трех суток, а они уже собрались сюда. Не иначе, где-то поблизости у них есть еще один передатчик. Может быть, и не один. Может быть, целая база. Их беспокойство ему вполне понятно. Еще бы, чужой разведчик, даже не разведчик, а целый звездолет действовал у них под самым носом, а они… Они положились на него. Теперь им придется оправдываться перед своим начальством. А ему – перед ними.

В тоже время его не мучили ни угрызения совести, ни раскаяние в содеянном. Он был равнодушен и немного зол.

– Вы, кажется, несколько превратно представляете себе обстоятельства случившегося, – резко вмешался он. – Не знаю, что наболтал вам Фляр…

– Фльйаргар-078 прекратил передачи одновременно с вами, – сообщил Ларг. – Он в тяжелейшем шоке после лучевого удара.

– Так что же вы хотите от меня? Ни он, ни я не успели ничего предпринять, увидев звездолет. Он перехватил наши переговоры и поразил Фляра. Со мной он тоже расправился. Попросту съел меня. Мне ничего не оставалось делать, как стать частью его.

Ему показалось, что все они осуждающе качнули тем, что заменяло им головы.

– А вы бы предпочли, чтобы я вообще перестал существовать? Да, я стал частью биопотенциала. И не смог им управлять. А что тут странного? Тут с одной травинкой управляешься. А я оказался в сложнейшем организме на десять порядков сложнее человеческого.

– Что он представляет из себя? – осведомился фьйорг.

– Глаз. огромный, всевидящий глаз, моментально озирающий огромные пространства на всех уровнях восприятия. И одновременно мозг. Одновременно и тело, умеющее трансформироваться к любым условиям. Мне с трудом удалось закрепиться в тонком слое клеток мышечной памяти. Конечно, во всем происшедшим я играл пассивную роль. Но что мне еще оставалось делать? Если бы он заподозрил неладное, я бы не смог так мирно беседовать с вами.

Кажется, поверили. Размышляют.

– Кстати, – продолжал резидент, – я не уверен, что и вы смогли бы здесь находиться. Как я понял, этот организм враждебен машинным цивилизациям, а не гуманоидным… – и тут понял, что сказал лишнее.

– Амауреты! – взвизгнул фьйорг. И стремглав вылетел в форточку, выломав часть оконного переплета с рамой.

– Послушайте, нельзя ли поосторожнее! – возмутился Руслан Тимурович. Но его не слушали. Все всполошились. Стремглав выкатился куда-то «еж». Нервно сверкал Ларг.

– Да что вы так суетитесь? – воскликнул резидент. – Он же мертв. Умер, понимаете?

Они замерли, вслушиваясь.

– Что значит «умер»? – осведомился Уирк.

– Это значит, что чужак полностью истощил свои биологические ресурсы на уничтожение наших машин, обессиленный упал на землю и умер. Теперь от него осталась лишь гора гниющего мяса. Во всяком случае, мне так показалось.

Здесь наш резидент слегка покривил душой, искренне надеясь, что легкая встревоженность его биотоков останется незамеченной шефами.

– Его необходимо доставить на 242, – заявил Ларг.

– Сто пятьдесят семь тонн, – сообщил резидент, не сморгнув глазом прибавив целую сотню.

Эта цифра бьет их как молотом. Вероятно, грузоподъемность их кораблей не столь уж высока.

– А если разделить на части?

– Тогда грош цена всем вашим стараниям остаться незамеченными. Сообщениями о пришельце пестрят все газеты мира. Его изучает правительственная комиссия, а охраняют эту тушу войска ООН: полк истребительной авиации, бронетанковая дивизия и пятьдесят пять ракетных установок.

Его моментально прощупывают. И убеждаются, что сказанное им – чистая правда.

– Я не могу решиться на дальнейшее действие без разрешения Совета, – заявил Ларг. И исчез.

Уирк ненадолго задержался. Только для того, чтобы сказать:

Я знаю человеческую манеру сообщать то, что не соответствует действительности. Мы не успокоимся до тех пор, пока не убедимся, что разведчик амауретов мертв. Все силы, весь флот Галактики будут брошены на его уничтожение. И здесь уже жизни нескольких тысяч ваших солдат не будут играть никакой роли. Скажите, вы действительно считаете, что он мертв? Уирк концентрируется, принимая облик непонятного, жутковатого переплетения трубок, проводов и зыбкого, мерцающего каркаса. Направленные волны крепко держат мозг резидента, внимательно исследуют психические каналы. Лгать бессмысленно.

– Уирк, я скажу вам правду. В вашем понимании он мертв. Он не производит полезной работы, не реагирует на раздражители, не двигается, не мыслит, не чувствует. В нашем же понимании он уснул. И будет спать еще долгие годы. Так что можете не торопиться с его уничтожением. Но я прошу вас разрешить мне выступить перед членами Ассоциации как представителю своей планеты. Я хочу спросить у них, что они считают более предпочтительным – мир или войну? Не лучше ли нам сделать чужака своим другом? Я добился того, что он людей за своих хозяев. Он покорен, послушен, спокоен, перелетел туда, куда его попросили, и разрешает себя исследовать. Он не опасен для вас. Он погибает и будет погибать еще несколько лет. Но может быть, нам удастся выведать у него часть знаний его истинных хозяев? Может быть, он подробнее расскажет нам о мире, из которого пришел. Тогда мы сможем подготовиться к Вторжению, которого вы все так опасаетесь.

Уирк помедлил, обдумывая его слова, и сказал:

– Я воспроизведу вашу речь на заседании Координационного Совета. Она мне кажется обоснованной. Пока работайте. Но чтобы никакой инициативы вроде той, со спутником, вы больше не проявляли!

Ах, Фляр! Успел-таки наябедничать! Поделом ему!

* * *

Глубоко под землей, в карстовой пещере, в озере насыщенного соляного раствора плавает огромное темно-серое тело. Целыми сутками оно может лежать без движения. Потом поворачивается, подставляя другой бок живительному потоку альфа-частиц, жадно впитывая ультрафиолетовые лучи, опаляющие мощную лоснящуюся спину.

Амаурине хорошо. Она отдыхает после долгих странствий. Тысячелетние путешествие по межзвездным трассам все-таки привело ее к родному порогу. Здесь ее любят. О ней заботятся, создают все условия, какие она только может пожелать.

Иногда она подплывает к краю озера и стукается о кафельный бортик. Тогда мальчик, сидящий в шезлонге, откладывает книгу, подходит к ней и гладит ее шершавую спину.

И тотчас по руке его проносится стремительный ток, замирает в недрах сознания и распускается в мыслях поразительными картинами, повествующими о жизни иных миров и цивилизаций, о дружбе их и вражде, об извечной борьбе Разума и Безумия, Жизни и Смерти, о вселенских катастрофах и тайнах рождения звезд. Все это мальчик пытается запомнить и рассказать людям в белых халатах, которые морщат лбы и старательно записывают каждое его слово, снимают на пленку каждое движение, каждый звук загадочной гостьи из космоса.

Пока им мало что удалось понять. Но надежды они не теряют.