Текст книги "Найти филумбриджийца"

– Скорее! – заорал Вилли, прыгая в автоцистерну, – он перешел к постановительной части, еще четверть часа – и я погиб!..

Мы быстро наполнили цистерну остатками моей гидравлики и помчались за город. Не успели мы выехать на шоссе, как обнаружили, что на нашем пути выстроился тройной кордон из автомобилей.

– Проклятье! – заорал Вилли. – Они перекрыли дорогу к Унифиску! Это же прямое нарушение конституции! – не успел я и глазом моргнуть, как он увел машину в кювет, промчался мимо остолбеневших бородачей с автоматами и снова вырулил на дорогу. Вслед нам затарахтели автоматные очереди.

– Возьмите это, Эйк, – Вилли протянул мне небольшую базуку. – За нами, кажется, началась погоня.

– Обойдемся, – ответил я, достал из кобуры лазерный пистолет и срезал лучом могучий дуб, стоявший на обочине. Дерево повалилось на дорогу, загородив всю проезжую часть. Президент с уважением покосился на моё оружие.

– Не продается, – отрезал я, предупреждая возможные вопросы.

– Ах, дружище, я охотно верю, что у себя на Земле вы занимаете высокий пост, но жизни вы, честно говоря, не знаете. На этом свете всё имеет свою цену и всё продается. Любовь, честь, дружба, совесть – даже такие, казалось бы, абстрактные категории имеют свою вполне определенную стоимость, ну а что же тогда говорить о каком-то куске железа с рубиновыми кристаллами и ядерной накачкой средней сложности… Скажите честно, что вы хотите за эту игрушку? Килограмм золота? Два?

– Я хочу, чтобы меня поцеловали в зад! – заорал я. – Смотри куда едешь, мы сейчас врежемся в ворота!..

Цистерна подъезжала к огромному бетонному кубу, вокруг которого возвышался пятиметровый забор с наглухо закрытыми сталекерамзитовыми воротами.

– Перекрыть ворота! – возмутился Вили. – Какое вопиющее нарушение законов о смазке! – и достал заранее припасенный пулемет.

Не дожидаясь, пока он попросит, я выпустил из базуки три снаряда, которые снесли ворота, как ветром, и мы ворвались во двор. Навстречу нам летели пули. Выкатились с десяток тележек, стреляя разрядами. Я сжег штук пять, остальные разъехались. Цистерна въехала в здание Унифиска.

– Скорее, – закричал Вилли, посылая пули веером по двору. – Суньте рукав вон в ту дыру с надписью «для смазки». И не забудьте сказать, что Вильмейер хочет остаться президентом.

Я потащил тяжеленный рукав вглубь помещения. Репродукторы тем временем грохотали:

– На основании вышеизложенных тягчайших преступлений…

Я открыл кран и пожелал остаться президентом. Масло хлынуло в ненасытную глотку Унифиска. В передаче наступила пауза и – продолжалась до тех пор, пока все пять тонн не ухнули в отверстие. Потом репродукторы на той же ноте продолжили:

– … за истекшие годы в стране произошло значительное повышение благосостояние населения, улучшились условия труда и быта народа, окрепла экономика, повысился оборонный потенциал государства. Всё это произошло благодаря личной инициативе президента Вильмейера, его неустанным трудам на благо отечества…

Мы вышли во двор. К нам уже шли наемники, только что поливавшие нас свинцом.

– Три-четыре, – сказал их главарь, верзила с черной повязкой на глазу, увешанный оружием, как рождественская елка игрушками.

– По-здрав-ля-ем! – браво гаркнули сорок бандитских глоток.

– Хорошо, – процедил сквозь зубы президент, – С вами мы разберёмся позже. А пока арестуйте Манчено и доставьте его в тюрьму живым или мертвым. Возможно, он попытается бежать. Ну, да не мне вас учить.

К крыльцу подъехал роскошный черный лимузин. Вилли направился к нему, приветливо распахнув передо мной дверцу.

– Кстати, насчет лазера, – сказал он, дружески похлопав меня по плечу, – как я понял, ты пошутил насчет стоимости, но если тебе и в самом деле так этого хочется…

– Чего? – я и в самом деле не понял.

– Ну… чтобы тебя поцеловали… – он осекся и захлопал ртом, как рыба, выброшенная на берег из воды. Возможно, мне и не стоило бы так распускать локти, но в такие минуты не очень-то получается сдерживаться, и если лупишь, то от души… Ну да вы меня понимаете…

* * *

На следующий день Манчено застрелили «при попытке к бегству», но напряженность в столице не спала. Вилли в честь своего переизбрания (и вручения очередной награды) устроил грандиозную иллюминацию, раздачу денег, еды и подарков, бесплатные представления и беспроигрышные лотереи, а сам уселся обсуждать с парламентом вопрос о создании Центрального геологического бюро. Вечером я вышел прогуляться по городу. В чистом умеренно влажном воздухе рассыпались разноцветные звезды салюта. На площадях гремела музыка. Толпы народа высыпали на улицы столицы. И лишь в тот вечер понял я до какой же степени были развращены все эти люди атмосферой узаконенного взяточничества. Они подкупали не только президентов, министров, шерифов, судей, но и друг дружку. Взятки давали и получали буквально на каждом шагу. В ресторанах посетители подкупали официантов, чтобы их лучше обслуживали; музыкантов, чтобы те играли то, что им угодно; швейцаров, чтобы те ниже поклонились им на глазах у других. Все вокруг переплачивали за проезд на такси, за стакан прохладительного напитка, за сигареты, кружку пива и прочие продукты, причем попросить у продавца сдачи считалось признаком дурного тона, а дать денег под расчет – символом вульгарнейшей провинциальности.

Маленькие дети стонали: «Мама, я хочу пи-пи!», но мамы не обращали на это внимания и снимали карапузам штанишки лишь получив от них чисто символическую сумму в один «игрушечный» батт. Как мне объяснили, это был воспитательный прием. Дети постарше покупали друг у друга оловянных солдатиков, машинки и пластиковые модели, покупали учителей и школьных директоров, медали и аттестаты. Я видел матч по футболу между двумя университетскими командами. На глазах у всего стадиона одна команда подкупила другую и беспрепятственно забила ей пять мячей, недостающих для выхода в финал. Но они пожадничали и не подкупили судью, так что он им просто не засчитал эти голы. Однако больше всего я был поражен, узнав, что взяточничество на Плутозии было строжайшим образом запрещено и каралось законом! Некоторых прощелыг даже арестовывали, если они забывались и настолько наглели, что забывали подкупить и полицию. Но как только они исправляли эту ошибку, их отпускали. Но даже если им приходилось садиться в тюрьму, для них были подготовлены особые превосходно обставленные и расположенные в курортных зонах тюрьмы со всеми мыслимыми удобствами. И никого это не удивляло. И тогда я понял, что на мою долю выпала величайшая историческая миссия – освободить несчастный народ Плутозии от многовековой заразы коррупции.

На следующее утро я торжественно разругался с Вилли, выгнал пять торжественных делегаций с подарками и потребовал все расчетные книги за последние двести лет. Спустя пять часов перед моей резиденцией выросла гора бумаг. Вся эта макулатура наглядно отражала развитие экономики, науки и культуры, промышленности и энергетики, сельского хозяйства и образования на Плутозии со дня ее открытия. Вершина этой горы равнялась с крышей пятиэтажного дома, она запрудила целый проспект, а грузовики с гроссбухами всё прибывали.

– Не будете же вы, дорогой друг, – саркастически спросил меня Вилли, – копаться во всех этих отчетах и нарядах?

– Я – нет. Но компьютер моего звездолета располагает неплохой аналитической программой. И уж он-то во всём этом как-нибудь разберётся…

Недолго думая, я приказал отправить все бумаги на космодром. Затем я приладил один транспортер к основанию этой горы, второй транспортер подавал бумаги на сканер компьютера, а третий от сканера шел к запасному люку и выбрасывал переработанные бумаги на поверхность. И работа закипела!

Компьютер работал со скоростью хорошего жернова, перемалывая тонны обрушившейся на него информации. Пока мы трудились, мою «СКУКУ» ежеминутно навещали делегации фермеров, старост, учителей, школьников, писателей, студентов (а что творилось на сессиях – вообще уму непостижимо, это тема для особого рассказа). И каждая делегация оставляла мне что-нибудь на память. Как правило, это были плутониевые батарейки. Эти батарейки являются вечным двигателем для работы персональных компьютеров, они вставляются в бытовых роботов и прочую электронику. Однако в столь больших количествах на них можно просто взлететь в воздух. Тогда мне пришлось облачиться в свой суперскафандр и заявить, что еще одного такого подарка достаточно, чтобы отправить к праотцам всю столицу. Золота и брильянтов я не принимал из принципиальных соображений. Тогда мне стали преподносить цветы. Их я до сих пор не переношу. С женой развелся из-за того, что она взяла за моду по вечерам мазать за ушами розовым маслом. А весной, когда всё в природе благоухает, на моем столе обязательно стоит открытый флакончик с бензином. Он мне слегка напоминает о благах нашей цивилизации.

Однако цветочки-цветочками, а работу свою я всё-таки проделал до конца. Спустя сорок семь часов машина выложила мне все итоговые данные – и я просто остолбенел от изумления. За время своего существования эта конопляно-хлопково-подсолнечная планета ухитрилась провороваться насквозь, и всё по вине Унифиска. Вот кто вызывал во мне наибольшее негодование! Президент, парламент, законы, суд, конституция – всё это было лишь ширмой для того, чтобы прикрыть самое наглое и вопиющее беззаконие. Истинная же власть была сосредоточена в руках Унифиска и его окаянных фискальных тележек-персоналей, которые сновали буквально на каждом шагу. Эта в общем-то неглупая машина, призванная заботиться о людях и давать им полезные советы, совершенно зациклилась на самовоспроизводстве. Завод-автомат выпускал тележки, которые собирали масло, которое поступало на завод, который вновь расплавлял старые и выпускал все новые и новые партии кибердоносчиков, которые вновь и вновь бежали за новой порцией подачек. Унифиск буквально грабил всю планету, вынуждая население вырубать леса, осушать моря и засевать миллионы гектаров подсолнухом, соей, коноплей, короче, любыми масличными культурами. Правда, существовали и крупные плантации хлопка, но и их рассматривали с точки зрения получения хлопкового масла. Все это не могло меня не тревожить особенно если учесть, что и у нас на лпнетах, входивших в галактический союз Интерспейс после раскрытия последней аферы в Верховном Галактическом Суде все громче и громче стали раздаваться голоса о передаче судебной власти в руки электронных машин.

Все хорошенько подсчитав, я отправился на прием к Унифиску, одев тяжелый антиметеоритный скафандр и прихватив с собой оружие. Меня начинали побаиваться, так что я должен был быть готовым к любым эксцессам. Во дворе перед зданием супермашины уже столпились в ожидании меня десятки людей и с каждой минутой подходили еще, пока не заполнили весь двор. Как я потребовал заранее, для меня была сооружена трибуна (я лелеял надежду, что не заминированная), были приготовлены микрофоны и телекамеры. Речь моя должна была транслироваться на всю планету.

Я говорил битых три с половиной часа. Я рассказал о семи смертных грехах, о взяточничестве, которое со времен фараонов считалось тягчайшим из пророков, о симонии и коррупции как родимых пятнах и пережитках самых отсталых экономических формаций, Я показал народу всю глубину пропасти, в которую он скатился по вине своего кибервластителя; я пригрозил карами виновным, обличил ничтожество и подлость того образа жизни, который вел приниженный и обираемый народ Плутозии, я призвал их к свободному труду на благо общества, а в заключение сказал:

– На основании всего вышеизложенного я приказываю вам, Унифиск. немедленно самозаконсервироваться, прекратить производство и перепрограммировать завод на производство товаров народного потребления…

В толпе заволновались,

– В случае же неподчинения, – я поднял манипулятор с боевым лазером, – вы, Унифиск, будете немедленно уничтожены. Выбирайте!

Я же говорил, что он был машиной вовсе не глупой, инстинкт самосохранения сработал в нем правильно. За стеной тот час же прекратился гул станков, трубы перестали дымить. Одна за другой к моим ногам стали подъезжать тележки и тут же самодемонтировались, В толпе рыдали.

В эту минуту на трибуну забрался президент и закричал:

– Остановитесь! Эйк, заклинаю вас, не делайте этого! Посмотрите на этих женщин, на стариков и детишек, все они просят вас только об одном – дайте нам жить спокойно, как мы живем уже не одну сотню с лишним лет. Ведь я прав, дети мои?

Толпа одобрительно зашумела.

– Вы говорите, что наше общество плохо, – продолжал Вильмейер, – Возможно, оно не идеально. Но пока на белом свете есть вообще хоть какое-то общество, будут существовать выгодные должности, будут и люди, стремящиеся к ним, желающие получить жизненных благ больше, чем все остальные. И как тут прожить без того, что вы называете м-м-м… взятками, а мы попросту дружественными дарами. Да и что может быть ближе, приятнее и нужнее, чем вовремя сделанный подарок? Причем добровольно! От чистого сердца! И вовсе не за какую-нибудь подлость или преступление, а просто чтобы покровитель о тебе помнил, знал твое благорасположение, чтобы просто кивнул, заслышав в общем списке твое имя! И что может быть благороднее, чем щедро одарить наших спасителей? Врача, спасшего жизнь; журналиста, пощадившего репутацию; ревизора, спасшего от позора? Конечно, подобными методами, рядясь в тоги добрых самаритян, порой пользуются и некоторые гнусные проходимцы для достижения своих низменных целей. Но таким наша планета всегда давала и будет давать решительный отпор! И тому порукой все наше славное боевое прошлое, наши доблестные ветераны, наш верный и непогрешимый Унифиск!..

Его слушали затаив дыхание. А он, прирожденный демагог и профессиональный оратор, вел свою речь к логическому концу:

– Милый ты наш гость из космоса! Пришелец ты наш галактический, дражайший наш собрат по разуму! Ни с чем не сравнится наша благодарность тебе за то, что попытался ты образумить нас грешных, обратить в свою веру, научить нас жить по-иному. Да, ты и твои могучие сородичи можете нас принудить и мы согласимся с вами на словах, но в глубине души весь наш народ будет глубоко и искренне скорбить по утраченным свободам. Прости нас великодушно, но нынешней нашей жизнью мы жили, живем и надеемся жить и дальше. А теперь!.. – блистающим узором он обвел затаившую дыхание толпу, – Нашему дорогому гостю очень нравятся золото и ювелирные изделия, изготовленные нашими чудо-мастерами. Так последуем же, братья и сёстры, древнему обычаю, завещавшему нам ни в чем не отказывать гостю!».

А потом начался какой-то кошмар. Вся эта огромная толпа бросилась ко мне, мужчины и женщины стали срывать с себя часы, кольца, броши и браслеты и бросать к моим ногам. Быстро росла сияющая груда драгоценностей.».

– Остановитесь!.. – заорал я.

Последним ко мне подошел трехлетний мальчуган и протянул игрушку – великолепный маленький паровозик. Наверное, это было самой большой его драгоценностью… Я затрясся от ярости и потопал к своему звездолету.

* * *

На разгон я дал себе всего четыре часа и потому вдобавок к лучевой болезни заработал себе ещё и гипертонию. В анти-пространстве мне пришлось подзадержаться больше критического времени, и таким образом вышло, что на планете я провел не две недели, а всего сутки или двое, как я, собственно, и рассчитывал. Правда, на корабле еще долго после этого водились фантомы, да и сам я до сих пор не вполне уверен, вернулся ли ко мне мой положительный заряд. Кошки от меня до сих пор почему-то шарахаются. Я гнал свою «СКУКУ», ругаясь на всех известных мне языках; так что попавшийся мне было крейсер союзников принял меня за «летучего голландца» космоса и поспешно отслужил по мне заупокойную мессу. В другое время я бы с ними поиграл, но мне надо было поторопиться. По моим подсчетам, в нашей системе вот-вот должна была войти в строй кибернетическая машина Суперюстис, которой предстояло взять на себя основные функции судебного разбирательства, подбора и расстановки государственных деятелей, определения перспектив развития нашего общества. Я обязан был рассказать людям, на что они себя обрекают, предупредить о возможных последствиях.

* * *

Я вынырнул из антипространства неподалеку от Базы и сразу же отправился на прием к генералу. Но я к нему не дошел. По пути меня арестовали за самовольное оставление позиции, дезертирство и вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Основными свидетелями против меня выступил Валюха и капитан плутозианского рейдера. Когда я узнал, что судить меня будет Электронно-Военный Трибунал, сердце у меня упало. Как и встарь, все гражданские нововведения прежде всего внедряются в армии.

На глазах у язвительно ухмыляющихся следователей я заполнил анкету со своими показаниями. Затем они заполнили такую же анкету со своими заключениями и вложили оба листка в компьютер. Этого было вполне достаточно, чтобы юридическая программа сравнила доводы обеих сторон и вынесла вполне объективный приговор. Меня завели в кабину и усадили на стул. За дверью расположились следователи, генералитет, представители прессы. Сами понимаете, это был первый случай применения электронного судьи. Терминал возвышался невдалеке от меня, громадное хромированное пугало, похожее на некоего идола, этакий тотем нашей грешной цивилизации. К нему нельзя было прикасаться, задавать ему посторонние вопросы, даже источник питания у него был независимый, так что долг свой он исполнил бы даже при полном прекращении подачи тока.

Минуты две машина считывала программу, мигая глазками индикаторов, бегали стрелки по шкалам вольтметров, наглядно демонстрируя высочайшее умственное напряжение А потом лязгающий металлический голос принялся перечислять все мои прегрешения от самоволок до дерзостей, от выговоров до беспринципности. Когда кибер перешел к постановительной части, я понял, что обречен.

– На основании вышеизложенных тягчайших преступлений против нации и всего прогрессивного человечества, – гремел кибер, – вы, Акакий Борзой, признаетесь виновным в совершении преступлений квалифицируемых как особо опасные статьями 218 «прим» и 123 «бис», статьями 432 часть первая и…

В это мгновение я обратил внимание, на то, как тихонько приотворилась крышечка на передке с надписью мелкими буковками «для автономного питания». Пошарив в карманах, я нашел там последнюю случайно закатившуюся туда плутониевую батарейку, открыл, протер клеммы и… – Акакий Евграфович махнул рукой и поднялся»

– Что ж ты, Борзуша, на самом-то интересном месте… – дружно завозмущались обитатели Старой Хрычевни. – Ты – дальше, дальше-то давай, ты – про орден свой…

– А что орден? – Борзой философически пожал плечами. – Я вышел из кабинки генералом-аншеф-фельдмаршалом Всекосмических войск и гипер-адмиралом галактического флота с диктаторскими полномочиями на случай военных действий» Ну и с орденом, само собой. Хотя, конечно, орден – это так…побрякушка. Однако, красивая, – он любовно погладил орден, от чего тот буквально заискрился и начал что-то наигрывать. – Да и титул этот – тоже ерунда, я тут же в отставку подал, ее по-быстрому и приняли, чтобы шума не было… Но главное, вы бы видели, какие у всех этих мерзавцев были рожи…

Баку

1976–1989 гг.

Фирма гарантирует

– Ты когда-нибудь бывал на Эр-Лумбрии? – осведомился Василий Бардин, командор 2-го ранга и астронавт класса А «звездный», перелистывая страницы глянцевого проспекта.

– Ни разу в жизни, – ответил Ян Коровин, его бессменный напарник в полетах, пилот, механик и специалист по звездолетам всех видов и типов, когда-либо пересекавших Вселенную.

– А жаль… – задумчиво сказал Бардин, перевернув проспект вверх ногами и изучая какую-то схему.

Их гравитележка неторопливо плыла над гигантскими оплавленными плитами космодрома Дэнта-II. Неподалеку стоял исполинский звездный крейсер. Его серебристые стабилизаторы были испещрены черными полосами.

– Алло, диспетчерская, – позвал Коровин в микрофон, – может быть, этот, зеброидный? Номер Д-4600012…

– Нет, – ответила диспетчер Валентина. – Ваш корабль без номера, цвет – желтовато-золотистый, а кроме того, он сам вас узнает.

– Как это «сам»? – поразился Ян.

– Не знаю. Мы ввели в него ваши данные и он сказал, что будет вас встречать.

– Ну и ну! – пробормотал Ян, оглядывая бесконечное пространство космодрома, до самого горизонта уставленного громадами космических кораблей. – Слышишь, сам встречать будет, может быть, даже с музыкой. Это тебе не наши «астрофаги». Фирма!

– «Корабли класса «У-Тангуранга», – прочел командор, – это последнее слово космической техники. Просты в обращении, безотказны в работе, приветливы и самокурдичны…

– Само… чего?

– Курдичны. Наверное, самоуправляемые. «Три бозонных двигателя с кавертными ускорителями… стабильная гравитация не более 125 фью.

– Сколько-сколько? – подозрительно переспросил Коровин.

– 125 фью. Фью – это какая-то их единица измерения. Надеюсь, что это не наше «же». Вот, «гарантируется имплювизионная трансмутатация в пси-поле»…

– Что еще за поле? – возмутился Ян.

– Наверное, магнитное.

– А вдруг нет?

– Брось паниковать, старина, – рассмеялся Бардин и похлопал друга по плечу. – Эти звездолеты эр-лумбриане построили в незапамятные времена. Судя по их внешнему виду, это полные гуманоиды, ничем не отличимые от нас. Неужели ты думаешь…

– Я ничего не думаю, но что это за поле такое?

– Какое тебе до этого дело? Наше дело пригнать корабль на Землю, пусть тамошние умники разбиваются с ним.

– Может быть, они будут копаться там недели две… три… – мечтательно вздохнул Коровин. – Представляешь, три недели на Земле!

– «Фирма гарантирует, – продолжал читать Бардин, – максимальный комфорт для экипажа и пассажиров … прИямые контакты с парвенальными субструктурами… оригинальное противоперегрузИчное устройство пАзволевает вас забить при стартах и усидках». – Оба рассмеялись. – Грамотеи!

– Гляди, – толкнул его Ян. – Кажется, это наши.

Гравитележка вильнула вправо и прибавила ход.

Перед глазами космонавтов медленно вырастал ряд грандиозных желто-серых сооружений причудливой формы.

– Ну и как они тебе? – спросил командор,

– Не знаю, кто их конструировал, – но в дизайнерах у этих лумбрианцев был явно какой-то полоумный абстракционист.

Тележка остановилась у крайнего корабля. Неведомо откуда раздались нестройные дребезжащие звуки. К ногам космонавтов подъехала дорожка, которая вела, в люк, видневшийся вверху звездолета.

– Я же говорил, что будут встречать с музыкой. Ай да фирма! – крутил головой Ян. – Нашим до них еще расти и расти. Как думаешь, стоит ли нам брать с собою эти дурацкие скафандры? Меня с души воротит, как подумаю, что с ними придется три недели таскаться по всей Земле.

– Конечно, стоило бы их оставить, – на минутку задумался Бардин. – Но я уже за них расписался.

– И очень напрасно… – закряхтел Ян, доставая чемодан и ставя его на эскалатор. – На кораблях такого класса должен быть полный комплект скафандров трех типов…

Дорожка понесла их вверх, стремительно вбежала во внутренние помещения корабля и потекла по коридорам, сверкающим хромом, полированной бронзой и панелями «под дуб».

Ян присвистнул:

– И сколько же мы таких корабликов закупили?

– Ровным счетом двести двадцать три штучки! – ответил командор, озираясь по сторонам.

– Нам-то, наверное, на таких летать уже не придется. – вздохнул Ян. – Наше дело – каботаж.

– Как знать, – пожал плечами Бардин, – может быть, лет через двадцать наши тоже научатся делать такие сверхпространственники. Все-таки на Эр-Лумбрии древнейшая цивилизация, на миллион лет старше нашей, а мы их почти уже догнали. Хорошо еще, что нам удалось выторговать у них эти корабли, в обмен на энергетический запас Сириуса.

– Ого!

Это восклицание Яна Коровина вполне можно было отнести и к стоимости кораблей, и к помещению, в которое привела их эскалаторная дорожка. Это был грандиозный зал сферической формы. Вся поверхность его была выстлана ворсистым эластичным материалом, в котором оба пилота утопали почти по колено.

– Куда это мы, по-твоему, попали? – спросил Ян, подпрыгивая на полу, как на батуте. – В физкультурный зал или в спальню?

– По-моему, в отсек управления, – оказал командор, сверившись со схемой. – Все эти пульты с грандиозными экранами и миллионами кнопок и тумблеров давно уже стали анахронизмом. Только мы еще ставим их на свои корабли. – А на фирменных звездолетах стоят совершеннейшие киберпилоты, которым достаточно только сказать, куда хочешь лететь. А экипажу остается сидеть и…

– Где?

– Что «где»?

– Где сидеть? – спросил Ян. – Я не вижу здесь ни одного кресла.

– Не будь ребенком, – выговорил ему командор. – Может быть, прикажешь еще подать себе антикварный стол с витыми ножками? На современных кораблях давно уже ставят трансформирующуюся мебель. Вот увидишь, стоит нам только взлететь, и кресла появятся сами собой, да еще снабженные «оригинальным противоперегрузИчным устройством».

Подойдя к стене, Василий Бардин принялся тыкать в нее пальцами, заглядывая в проспект.

– Чего ты ищешь? – спросил Коровин.

– Здесь где-то должен быть коммуникатор, – ответил тот. – Должен же я как-то связаться с диспетчерской.

– Ну что, освоились? – раздался женский голос.

– Алло, Валюша, это мы! – сказал Бардин, оглядываясь по сторонам в поисках динамика. – Мы уже на «Тунгарунге». Когда нам «позволеваено» будет взлететь?

– В любую минуту. – ответила девушка. – Квадрат T-42-11 не занимать! Даю взлет. Я – «двадцать четвертая», даю взлет для корабля «У-Тангуранга» в квадрате Т-42-11.

Начался отсчет времени.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил командор. -

– Все ясно. – усмехнулся Ян, развалившись на полу. – Ты же сам сказал «коммуникатор» и «связаться с диспетчерской». Вот наш мудрый корабль тебя и связал с диспетчером.

– Ты хочешь сказать, что если бы я пожелал лично попрощаться с нашим начальником базы…

В ту же минуту одна из боковых поверхностей исчезла и перед ними появился начальник космодрома Фермуар Кломпьер.

– А вы что здесь делаете? – озадаченно спросил он.-

– Мы уже на корабле, шеф, – сказал Бардин. – И сейчас взлетим. Но предупреждаем вас, как только мы вернемся с Земли, будьте любезны зарезервировать для нас один такой кораблик.

– Только с креслами, – вставил Ян.

– Послушайте», ребятки, – заявил шеф, заложив руки за спину. – Не кажется ли вам, что вы слишком многого хотите? Мало того, что я вам устроил оплаченную командировку на Землю, причем на звездолете, который все сбудет делать за вас; мало вам этих полов, на которых вы разлеглись, как на пуховых перинах, так подавай вам еще и кресла. Если вы будете себя так вести, то я просто распоряжусь, чтобы обратно сюда его пригнали другие люди, а вы сразу же после прилета на Землю можете возвращаться назад первой же транспортной ракетой…

– Сгинь… – шепнул Ян.

Изображение исчезло. Командор строго взглянул на механика.

– Пожалуйста, поосторожнее со словами. Ты так можешь пожелать провалиться к чертовой бабушке, и интересно знать, куда же мы тогда пропадём?

– Ну не в тартарары же нас занесёт эта чёртова машина?

– Я и понятия не имею, каковы предельные возможности этого корабля. Знаю лишь, что эр-лумбриане так и не смогли объяснить нашим почему они не приемлют понятия «край Вселенной», но в принципе их машины летают именно так – от края и до края Вселенной.

* * *

Контакт с цивилизацией R-Loumbria произошел совершенно случайно и настолько неожиданно, что поверг в шок весь научный мир и вообще всё прогрессивное человечество (потому что непрогрессивное как обычно занималось пьянством, любовью, интригами и политикой). Случилось так, что один из наших звездолетов после встречи с космической миной остался без двигательного отсека и с остатками кислорода летел по инерции в какой-то космической пустыне, вдали от цивилизованных миров. Каково же было удивление астронавтов, когда неожиданно мимо них пролетел астероид с поверхностью, плоской как стол, на которой восседали несколько мужей почтенного вида в плащах-накидках античного покроя и вели между собой какую-то неспешную беседу. А наши бравые астронавты между тем, потные и отчаявшиеся вызвать помощь, в самом начале кислородного голодания, мысленно простившиеся или прощающиеся со своими родными и близкими, рисующие себе в воображении сцены собственной гибели созерцали проплывающий мимо них консилиум как предсмертное видение. Забегая вперёд, скажем сразу, наших бедолаг спасли. Более того, вскоре выяснилось, что встреча была не случайностью, а гибель их корабля потребовалась одному из эр-лумбрианских философов для того, чтобы обосновать тщету телесного бытия. Однако его оппонент предоставил собравшимся картины скорой встречи спасённых со своими чадами и домочадцами в доказательство того, что спонтанный эмоциональный всплеск телесных существ намного превышает положительные эмоции, постоянно обволакивающие бестелесные существа, пребывающих в постоянной нирване… Сами понимаете, какой небывалый подъем после этого контакта испытали все мистические, идеалистические и религиозные течения. Ведь человечески практически впервые воочию столкнулось с так называемыми «богами», то есть цивилизацией существ, для которых не существовало практически ничего невозможного. При этом они никого не мистифицировали, не делали никаких тайн из своего повседневного бытия и своих дальнейших планов. Разумеется, лумбриане знали и о вселенской энтропии и о разбегающихся галактиках и о грядущем новом Большим взрыве, но относились ко всем этим грядущим светопреставлениям вполне ровно, нейтрально и даже с некоторым юморком, наподобие того с каким нежащиеся на таиландском пляже сибиряки узнают о снежных заносах в родном Новосибирске. Ну, а когда лумбриане даже пустились в торговлю, в частности предложив землянам эскадру своих звездолетов в обмен на Сириус, они и вовсе развенчали себя. Божественный ореол их померк. Газетчики тут объявили, что машины их устаревшие, как морально, так и материально, а без Сириуса равновесие Галактики будет навеки разрушено и нас ожидает реальный конец света. Причём объявили даже его дату, на чём многие писаки очень неплохо нагрели себе руки.

* * *

– Так ты думаешь, эта жестянка и впрямь способна забросить нас на край Вселенной? – недоверчиво осведомился Ян.

– Причем не просто нашей, а любой мыслимой Вселенной. Так что прежде чем лететь, давай сначала зададим программу полета.

– Программа одна и самая простая ‑ твердая почва под задницей, завалиться в кабак и на сладкое сауна! – хохотнул Ян.