Текст книги "Ребята и зверята. Стихи для детей и о детях"

Спасибо, «Ма», твои целую руки!

За то, что первый раз к себе прижала

В роддоме, – это после стольких мук!

Тебе я в ноги кланяюся, мама!

Тепло узнал я там же твоих рук.

А в доме колыбель сменяли руки,

И невеселым был ночной досуг.

Какие ты испытывала муки!

Но вырос я… здоровый баламут.

Любым усилием меня кормила —

И грудью и бутылкой с песнями.

Со стороны все выглядело мило,

И были эти песни здешними.

А в школе сколько было разных страхов.

Я был шалун и рвал немало брюк.

Ты вспомни – я какой был замараха.

От бед всех оставалась ты без рук.

Меня лелеяла – я был уж взрослый —

Благословляла на счастливый брак.

А ты сама жила лишь жизнью прошлой,

Не видел никогда я твой кулак.

Ты поседела…Я смотрю на руки —

Они все в жилках, вылезших на свет.

Спасибо, «Ма», ты вырастила внуков! —

Целую их – их в мире лучше нет!

Мультфильмы Диснея – порно для детей

Чудесные диснеевские мультики

Для малышей, смотрящих их, – губительны.

Как куклы пошлы в них, сладкие франтихи,

Хотя фигурки их обворожительны.

Их смысл с порно противоположен точно,

Но для сознанья ребенка идентичен.

Коль близость легкодоступна, то – порочна.

Растет ребенок к любви пессимистичен.

Согрет ребенок в них до созревания

И хочет это иметь в реальной жизни.

А в жизни часто – разочарования:

От пошлости, разврата, дороговизны.

Ведь все мечтают иметь принцессу (принца),

В недетской жизни нередко так бывает.

(И он/она) их ищет все время по старинке,

Во всевозможных гулянках выпасает.

Подружек всяких порою ласки пресны.

Он ищет снова привычные красоты.

А куклы в мультиках уж неинтересны,

Он в порно сайтах теплеет в нечистотах.

Какие могут быть игрушки

Помочь ли могут ей подружки,

Когда зубная боль у Гали?

Зовут гулять ее болтушки…

Ах, если б это они знали!

На ней еще ведь постирушка,

Она должна одеть братишку.

А братец младший просит мишку,

Всегда он хочет лишь игрушки.

Не знает Галя, что ей делать,

Куда деваться – уж мочи нет!

И братик, маленький бездельник,

Лежит в постели полураздет.

И ходит, стонет, плачет Галя,

И звонит маме на работу,

И слезы льются как капели,

А братец совершает шкоду.

Не хочет в доме он уюта.

И с люстры падают подвески.

Рассеяны они повсюду,

Лежат местами вперемешку.

Она садится рядом с братом,

И машет ему грозно пальцем.

И уже слезы водопадом

Льются по щекам страдалицы.

И наконец приходит мама,

И появился в доме папа,

А Галин взор уже в тумане…

Они уходят к эскулапу.

Их доктор принимает сразу.

Им объясняет в чем причина.

И доктор был тот с добрым нравом,

Сказал он Гале: «Молодчина,

Что ты терпела такую боль, —

Не каждый выдержит и взрослый.

Над братом дома взяла контроль,

Хоть братец, видно, твой несносный».

Ребята, выше ваши подбородки!

Как в Мексике девятилетний мальчуган

Однажды стал местной знаменитостью.

Он шел по дикой местности, где был не зван,

Забор он встретил с нудною безликостью.

Он обошел его и сильно пнул ногой.

Его он не обрушил – так он был тверд.

Увидел кость в стене большую и с брюзгой,

Сообразил вдруг, что нужен тут эксперт.

Недолго думая, он позвонил домой.

Не путаясь, он описал все кратко.

Эксперты тут же прибежали с быстротой.

Кость мастодонта была в древней кладке.

Такое редкое открытие сулит,

Быть может, еще важные находки.

Вот почему стал этот мальчик знаменит.

Ребята, выше ваши подбородки!

И маме с папой порою нужен курс ликбеза

Не любят дети быть заняты без интереса.

И у родителей всегда стоит задача:

Занять ребенка, может даже – одурачить.

И маме с папой порою нужен курс ликбеза.

В семье девчушка разбрасывала свои вещи,

И надо было научить ее порядку.

Ну не возьмешь же девчонку маленькую в клещи!

Не приучать к труду – получишь тунеядку.

Мать знала, – ее девочка играть любила.

Воспользовавшись дочкиной любовью к мультику

И Золушкой любимой поразвлекла малышку, —

Как в сказке этой злою мачехой пилила.

И девочка перевоплощалась в героиню,

Ведь ей казалось это все не понарошку.

И с радостью все делала ручками своими,

Вот так учила мать трудиться свою крошку.

Жила у соседа мартышка

Зевак всех привлекала у соседа

Бедовая мартышка-непоседа.

Все было страшно в доме интересно ей

Средь ценных комнатных хозяина вещей.

Ее привез к нему сосед-зоолог

Уже давно из самых-самых жарких стран.

Бывавший в разных южных ареалах,

К себе он возвращался ночью, в Ереван.

Проказница беду чинила с утра,

Когда она, смешно глядя, наискосок

Взбиралась на латунный старинный бра

И гладила чумазая свой хохолок.

Затем на стуле, доев банан любимый,

Из чашки, привезенной им и чтимой,

И тут же начинала смешно кривляться.

Ну как тут, видя это, не засмеяться!

Сначала прыгала на люстру сдуру,

И, изучив любовно арматуру,

Трясла скопившуюся на ней пыль на пол,

Хоть грязи и дымок от пыли и не шел.

И дале уж, совершив прыжок на шкаф,

Бумагу от давней пыли всю задрав,

Спускалася ниже немного этажом,

Фигурки трогала, лизала языком.

То на рояль шмыгнувши весьма смело,

Его открывши, что-то в нем нажимала.

Услышав звуки, пугаясь, убегала…

Устала прыгать – все ей надоело.

Еще, набедокурив где-то ловко,

Глядя в глаза хозяину, плутовка —

Умаявшись от весьма тяжкого труда, —

Глаза полуприкрыв, как будто бы спала.

Тогда хозяин садился за труды,

Лукавя, ставил на стол – воды, еды.

Мартышка тут же, увидев угощенье,

За стол являлась и – без приглашения.

Поев, попив чего-нибудь и – сразу

К нему на шею прыгала, зараза.

По нраву ей была голая плешина,

Размером меньше четверти аршина

Затем, пригнувшись своею мордой к ней —

В глазах сверкала радость всех степеней!

Хозяин тоже был всегда безумно рад, —

Она его сородич, младший в ветви брат.

Хозяин так любил эту мартышку!

И он ей, быстроногой, завсегда прощал.

Хозяин вдовый был, писал он книжки,

И мир в них – только добрым, теплым удивлял.

Поцелуй свою дочь, дорогая!

Поцелуй свою дочь, дорогая!

Приласкай, приголубь и спроси, —

Почему так живет, растлевая,

Хочет всю эту гадость вкусить?

Сколько можно ходить в дискотеки,

Танцевать, развлекаться с хлюстом,

На родительской быть на опеке

И, устав, лежать дома пластом?

Мы не просим тебя о подмоге.

На ногах семьей – крепко стоим!

Надоело так быть нам в тревоге.

Может, нюхаешь ты кокаин?

Век такой – мы не знаем, что делать!

Может помощь тебе уж нужна?

Видно, я уж тебя проглядела…

Ты в грязь эту давно ль влюблена?

Доча-доченька… Солнце родное!

Что творишь ты с своею судьбой?

Доча, доча моя озорная!..

Не пора ли покончить с гульбой!

Мы все мечтаем о долголетии

Мы все мечтаем о долголетии,

Но каждый проживает разный век,

А все зависит – в каком соцветии

Живешь ты, милый, добрый человек!

Живя в семье, где добрая старушка

Нам с самых малых лет растит ребят,

Мы точно знаем, это та резвушка,

Которые нам годы богатят.

Век новый требует семьей работать,

И здесь без бабушки не обойтись.

И кто детей так окружит заботой,

Кто может беды наши разгрести?

И бабушки у нас в семье – порука

Наш крепкий тыл, семью, не потерять!

Жизнь продлевают и себе, и внукам.

Мы их всегда должны обожествлять.

История науки подтверждает,

Что вместе с ними дольше мы живем.

Их беззаветный труд не увядаем,

Они у нас в семействах за рулем.

Осталось мало сил в солдате

Налит стакан воды из крана.

На кухне старой тишина.

Походкой быстрой внучка Жанна

Несет его, как плясуна.

Вода болтается в стакане

И плещется через края.

Придется убираться Жанне,

Ведь на полу уж колея.

Но вот она достигла двери

Той комнаты, где дед живет.

Открыть ее – тот шаг в барьере,

Сейчас она его возьмет.

Ведь мамы нет еще с работы,

Она приходит ровно в шесть.

И все за дедушкой заботы

У Жанны – их не перечесть.

Дверь скрипнула, потом открылась…

И Жанна смотрит на стакан —

Он цел почти, вода кружилась…

И дед сидит – могучий стан.

Она ведет его к кровати,

Дает таблетки и стакан.

Осталось мало сил в солдате.

От той войны – лишь много ран.

Педальную машину купили Коле

Педальную машину купили Коле,

Ему уже ведь очень скоро семь.

Но будет ли он этим хвалится в школе?

Он не придет туда как фарисей.

Никто такую машину не имеет,

А он друзьям лишь даст в ней сесть за руль.

И враг его по школе рассвирепеет,

И скажет очень злобно мне: «Куркуль…».

Без спора я научусь водить как папа.

Мальчишки будут мне завидовать.

Не буду при езде в ней я задавака,

Не буду никого травмировать.

Как благодарен я папе за машину!

Была не против покупки мама.

Теперь я дома не буду дебоширом,

Не буду в школе вам делать срама.

Сироты пишут в приют собаке

Разумно ли с зверьем противоречие,

Что существует и ведет к худому,

Когда свершается бесчеловечие

Для детских добрых душ детдома?

Они ухаживали за дворнягой,

И та была как у Христа за пазухой,

И вдруг с щенками увезли беднягу…

Кто сделал эту ребятам оплеуху?

Формально в деле чиновники правы:

Зверье – угроза для жизни и здоровья,

Ведь это у ребят была забава.

О культпоходе в приют ломают копья.

Дворняга была им как отдушина,

Теперь забота – щенков куда пристроить?

Шлют дети письма им и часть ужинов.

Щенков бы навестить – хочется героям.

И объявление в интернет сдано,

И всякое случится может каждый день.

Всем ли понятно волненье пацанов?

Щенки их сейчас от них на много пяден.

Работница детдома бежит в приют,

Чтоб убедиться, что щенки не розданы.

Ведь им давали тепло сердец, уют,

Ребята – добрые душой создания.

Ну, оторвись же наконец от кресла!

Ну, оторвись же наконец от кресла,

Мое прекрасное и умное дитя!

Ведь скоро, очень скоро, твои чресла

В него начнут, сынок, слегка произрастать.

Ну что ты там увидел на экране?

И отчего ты так в восторге, без ума?

Не лучше б с Чеховым да на диване?

Не тратил бы ты нервов с мамой дома зря.

Теперь часами я слышу трескотню, —

То нажимаешь ты на кнопки борда.

Твои без устали и смех, и воркотня…

Ты с гильдией своею играешь, гордый.

Мне непонятно, что ты теряешь время?

Ведь это – увлечение, я знаю.

Какая мудрость привходит в твое темя?

Оно пройдет – и я не унываю.

Рос мальчик…

Купали мама с папой долго в ванне малыша.

Он наслаждался, на них глядя, весело дыша.

И брызгал маме на ее халат,

Просил: «Чтоб скоро у меня был брат!».

А мать тужила, уже седая,

Его рожала, боль побеждая.

Попала уже в возрасте к серым шалопаям,

Был мальчик вынут – она была полуживая.

Когда уже немного он подрос,

Он задавал всегда один вопрос:

«Ну почему же, ну почему же нету брата —

Ты не одна ли, мамуля, в этом виновата?

Его бы мог я всюду защищать

От всяких разных грубых забияк.

Я б не позволил его даже словом обижать,

И все бы знали, что такое значит мой кулак».

И рос в семье любимец он один,

И перестал он задавать мучительный вопрос.

Он видел на щеках у матери премного слез,

И понял как в семье он дорог им.

Быль про дядю Лешу

Был март. Я ждал уже апрель,

Когда начнет стучать капель.

И солнце взглянет из-за туч,

И осветит окрестность луч —

Луч теплый, но еще косой,

Земля не заискрит росой.

Еще не даст он темных луж,

Но наледь на поземке уж.

Но шел степенный, мокрый снег.

И грустно я смотрел на брег,

Который уж давно замерз,

Где дядя Леша что-то вез,

И воз тяжел был, без колес,

И был он весь, как дед Мороз.

Я знал его давным-давно,

Я даже с ним ходил в кино

В наш старый сельский ветхий клуб.

Любил смотреть он «Мимино».

Курил трубой, снимал тулуп,

Глядя, смеялся от души,

На Мкртчяна нос и уши.

Он крепок был в свои года,

Не жаловался никогда.

Я как отца его любил,

С ним в баньку я всегда ходил.

Сейчас он шел, вперед глядя,

А жаль не видел он меня.

Хотел ему я закричать:

«Встречаемся мы завтра в пять

Пойдем куда-нибудь опять».

Он многое мог рассказать.

Всегда ему я что-то пел.

Он слушал все, закрыв глаза.

И говорил он: «Русская песнь

На душу льет святой бальзам».

И никогда он не спешил,

И ни о чем он не тужил.

На печке сухари сушил.

Он деревенской жизнью жил.

А я… всегда во всем спешу,

Могу легко ни пить, ни есть.

Познать я все хочу, прочесть.

Жить, не предавая душу…

Но прекратил идти вдруг снег,

И виден ясно милый брег.

Мечты, мечты, ты, человек,

Дерзай, осуществи в свой век!

Что случилось на пруду

Что случилось на пруду?

Летом был он весь во мху,

А зимою стал бумагой.

Бегает по ней ватага.

Малыши все в валенках,

К ним коньки прикручены.

Сколько их удаленьких,

Никем не обученных?

И народ на берегу,

В чаше льда один бегун.

Кто он – знает весь народ,

Был спортсмен, да вышел… Вот,

Он приветствует весь сход

И зовет детей на лед,

Хочет дать он им урок.

По натуре он не строг,

Может даже не один

Делает большой почин.

Для таких, как он, друзей

Он на льду был корифей.

После войны мы, крохи,

Все ли на «носорогах»?

Такие вот картинки

Бывали на глубинке

Во всех дворах московских

Лет шестьдесят пять назад —

Конечно, не кремлевских,

У захудалых наших хат.

Я вспоминаю это —

В коричневом берете

Пришелец объявился.

Мне кажется, не брился,

Наверно, с дня победы.

Погладил свою репу

И в рот взял сигарету.

На вид он был спортсменом,

Но в кителе военном…

Не будем об анкете.

Учил он нас кататься, —

Пришлось же поваляться!

Нас, малышей, учил он,

Весь местный зоопланктон.

Мы были карапузы,

Потели аж до пуза.

О, этот злободневный ритуал

Игру «Вордкрафт» придумали злодеи

На наши головы с умом простых людей.

Они, конечно, мира чародеи.

Хотел бы просто удавить я сих б. ей.

И сын любимый тоже смотрит на экран,

Как будто видит отраженье бога,

Как будто бы зашел он быстро в райский храм

И ждет с томленьем дивным диалога.

Его глаза и слух от вожделенья

И в них струится счастья и блаженства миг.

Хоть знает он о вреде облученья,

Опять он к компу с нетерпением приник.

А наша мать его все время теребит:

«Компьютер нарушает весь твой режим,

И ужин уже стал совсем холодным!».

От замечаний тех случается конфликт,

И долго в воздухе весь этот разговор.

Мой сын увещеванью уступает.

Так хочется порой вступить мне в этот спор.

Спокойней! Я вид делаю, что занят.

То происходит буквально ежедневно.

Для нашей мамы всегда был культ – еда.

Устав от приставаний, сын, наверное,

Из уст его с оскалом звучит: «О, да!»

А для меня момент сей сцены ритуал —

Жены ворчанья и впредь настойчивы.

И так мне хочется порой налить бокал

За старые в моей семье устои.

Старанья и стремленья – вещи разные,

Друг друга дополняя в этом мире,

Но в этом эпизоде несуразные,

Как будто копья ломают в тире.

Зачем же взрослого ребенка убеждать,

Что надо вовремя всегда покушать?

И он, конечно же, неправ – волнует мать,

Так в жизни много всяких побрякушек.

И я, обоих их любя, шугаю,

Что эти сцены, не трагедия, а чушь.

И жду уж много, много лет гадаю

Когда это закончится… сыграю туш.

Пусть будут с нами мама с папой

Я родилась, со слов моей родни, в войну.

И я почти не помню маму с папой.

Какой тиран накликал мне эту беду?

Я знаю, он с усами, он – проклятый.

Как я росла – тут вспоминать не хочется,

Как лишена была той детской ласки…

Но нагадала мне одна пророчица,

Что буду жить я в будущем, как в сказке.

Была в Руси родня большая по отцу,

Они боготворили хором папу.

Мне говорили все: забудь, оставь в шкафу,

И бедным просто подавай на лапу.

Я потеряла скоро всю эту родню.

По матери имею только дядю,

Он – инвалид войны, отведал он беду…

Как я горда, в его фигуру глядя.

Мы славим в песнях обычно мамочку,

От плоти мы ее – и этим горделивы.

Но почему мы не гладим папочку?

«Кого же ты больше любишь?» – стало мифом.

Я быстро выросла и стала мамой,

И муж мой во мне любой беды не чает.

И дочь теперь растет – и с мамой, с папой.

Она нас с няней на службу провожает.

А мне в любое время вечерами

Больно, что сложилась так судьба моя.

Пусть будет мир, и люди все – друзьями.

А мертвых не вернуть из небытия.

Кулишу С. Я

Был знаменитый Савва – одноклассник.

Среди благоволивших ему ребят

Уже в те годы был он скромный классик, —

Страницы книги нам это воскресят.

Он был тогда с прекрасной шевелюрой.

И в классе с ним никто не задирался.

С широкой и прямой большой фигурой,

Всех нас своим красноречием разя.

Имея папочку из киносферы,

Умело критику он высмеивал.

И знал он того мира все аферы,

И мимикой с шутками усеивал.

Увидел в книге я на фото Мишу —

Дружок мой, что с ним продолжал учиться.

Он по заслугам занял эту нишу.

Ушло то время – мне не быть провидцем.

Так мне и, видно, надо, дуралею!

Ведь время юное разделило нас.

Не знал тогда, что очень пожалею,

Что встреч с ним близких я не искал в тот час.

Хотел он сделать всем от души добро,

Что видно из прекрасных его эссе.

И твое светлое, доброе нутро —

Панно из мыслей в киношном фрикасе.

Да и стихи писал он неплохие,

Что вырывались из глубины души.

К его порывам все были глухие.

Он прожил жизнь всю в совковом мире лжи.

Трава растет

Трава мокра, как маслом полита,

И капельки росы на тоненьких стеблях…

Но скоро будет с солнцем маята.

Жизнь – непоседа. Под травой ползет червяк.

Вот вышло на ее поляну солнце,

Тепло и травка подсыхает.

Детишки лагеря через оконце

За ростом травки наблюдают.

Они ее посеяли недавно,

Им любопытно – как она растет.

Земля труды их оценила славно —

И стебли быстро новые дает.

Они же – школьные юннаты,

Вожатая их этому учила.

Они – как Родины солдаты!

А травка набирает силу.

Играют в игры дети где-то рядом,

А тут они установили зону.

И ходят дети около нарядом,

Чтоб дать развиться ей в сезоне.

Я вспоминаю с грустью мое детство

И травку молодую у реки…

К кому земля эта пришла в наследство?

Какие топчут ее сапоги?

А он был еще мал…

Была всегда проблема брюха у Мартына,

Порой великие делились этим с нами.

Его ж к искусству так влекло неудержимо!

Хоть голодал, ходил с дырявыми штанами.

Статистом был он в театрах, в представлениях.

Дефект был в речи – он «эРРР…» не выговаривал,

Что вызывало дурное впечатление,

Его старания кто-то опоганивал.

И речь его насмешки часто вызывала,

А он был еще мал и рвался на эстраду.

Пошел он, как бы сейчас сказали, «петь в подвал».

Что сочинял и пел там – люди были рады.

Ведь публика попроще, дефект был в песне скрыт.

И кто б Вы думали, так начинал? Вертинский!

Всю молодость бродил он по весям, полусыт…

Зато какой он путь проделал исполинский!

На Родину он возвратился с сотней песен,

Обласкан сразу был самим вождем великим.

Обрел он власть в стране над душами всех весей,

А был вначале, вспомните – таким безликим.

А биография его имеет пятна.

О странствиях по миру нет информации.

Суждения о нем, как о певце, невнятны.

Какой мы власти должны читать нотации?

«Бойцовский клуб» в детском саду, в Нью-Джерси

Чудовищных картинок в нашей жизни много.

Случается такое – иногда не ждешь!

Но если в садике малыш лупит другого,

То ты как взрослый, просто, мимо не пройдешь.

У неких взрослых другая философия,

Им видно нравится, как дети дерутся.

Ведь дети же – чужие, нет чувства фобии.

Идеям взрослых ведь дети поддаются.

Что воспитатели творят – родня не знала.

Они устроили «бойцовский клуб» в саду.

Проверкою случайной это распознали —

А то родители имели бы беду.

Они их сделали участниками клипов —

Передавали их знакомым и друзьям.

Вместо того чтобы растить нам эрудитов,

Они уродовали их – растя зверят.

Правоохранительные органы ведут

Об их жестокостях расследование.

Порою страшно – в каких руках наш лилипут!

Такое нас приводит к размышлению.

В какой стране…

В какой стране, когда – неведомо,

Жила в лесу прекрасная семья,

Где еще тропы неизведанны,

И, может быть, земля была ничья.

Здесь мальчик юный стремился к знаньям,

Ведь за дверями – леса, поляны.

Любил природы благоуханье,

Игру соседки на фортепьяно.

Охотник был он наблюдать за всем, —

Какие звери здесь и как живут,

Кто добрый домосед, кто изувер,

Кто делает за день какой маршрут?

Он травки собирал, потом сушил.

Ботаником, наверно, хотел стать.

Он от родни не ощущал нажим.

Ему твердили – будешь аллопат.

Когда цивилизация дойдет,

Когда врачи придут в наш дикий край,

Иметь уж будешь сам авторитет,

Успеешь протянуть ты всем нам длань.

В них что-то завораживает нас…

В Москве, на плаце Курского вокзала,

Где непрерывный поток людей бежит,

Мальчишке юному надоедала

Цыганка юная, что-то ворожив.

На обещанья он ее поддался,

Что он услышит, что он загадал.

Он электричку ждал и прохлаждался,

Никто так прежде его не осаждал.

Толпа цыган стояла тут же рядом,

Их взгляды жадные его пугали,

Они устроили здесь буффонаду.

Устроив бал – здесь пели, танцевали.

Милиция вела себя нейтрально.

Цыганка же все что-то говорила.

Зачем мне зрелище? Попал банально.

Кончать все надо с этой паутиной.

Он отдал быстро что она просила,

Толпа уже нашла другую жертву.

Давно то было… память воскресила —

Я вспоминал красавицу ту, стерву…

Взрослой стала я… «Подстрочник» Л. Лунгина, Астрель, 2010

Он занял ненадолго место папы,

И я тогда впервые поняла —

Он был в кафе, из школы провожатый,

А я, как дура, с ним туда брела.

Случилось, как-то мама объявила,

Что провожатый будет мне отцом,

Конечно, я еще была невинна,

Ему я стала сразу же врагом.

У мамы были, может быть, причины:

Отец уехал – как теперь нам жить;

И Гитлер начал властвовать в Берлине;

Что с новым папой я должна дружить;

Что мы должны во Францию уехать —

Не может папа быть тут журналист;

Тут скоро будут несогласных вешать;

И Гитлер есть большой авантюрист…

Во Франции он не нашел работы,

Тогда в Америку он собрался.

Терпела мама все мои бойкоты,

А я ждала, пока он убрался.

А я твердила маме, что не прощу.

Почему он занял место папы?

Мне не раз он снился наяву —

Как он в саду работает с лопатой.

Маленькой я помню – мы имели сад,

Хоть и молодой, зато красивый.

Руки папины здесь были нарасхват,

Как он был всегда со мной игривый.

И о папе, что уехал, – я грущу,

Ведь в тридцатом был приказ вернуться.

Мама, этого тебе я не прощу!

Как в тебе могла я обмануться?

Я не знаю, что случилось с мамой вдруг,

И она решила ехать к папе.

Не на Запад, а в Россию был маршрут.

Взрослой стала я на том этапе.