Текст книги "Дом в центре"

9. Вариант варианту…

Я сидел за столом, покрытым грудой атласов, справочников и энциклопедий. Скорее всего, я делал не то, что следовало. Но в комнате Атланта было лишь две вещицы, при мысли о которых в моём воспалённом мозгу начинал мерцать знак вопроса.

Я понял, почему старика звали Атлантом. У него было хобби: начав собирать фотографии атлантов и кариатид, он перешёл к сбору фотографий всевозможных лепных украшений и статуй на зданиях. Я вспомнил, почему Атлант никогда далеко не удалялся от Дома: он был абсолютно неспособен к иностранным языкам. Такой вот безобидный оригинальный «божий одуванчик». Вся его комната была забита толстенными папками с названиями городов СССР. В каждой папке десятки и даже сотни изумительных цветных фото. Да, только Дом мог помочь в составлении такой уникальной коллекции. Вряд ли в каком музее имелось что-либо подобное. Но мне от этого великолепия было ни тепло, ни холодно. Нигде – ни слова, ни полслова об отце.

А заинтересовали меня два пухлых конверта с такими же как и в папках, фотографиями. Конверт с надписью «Вышгард» я просто отложил, а вот надпись «Верхний Новгород» заставила задуматься. Поразмыслив, я захватил оба.

И уже день ломал голову в поисках городов с таким названием. Их не существовало! Я не ограничился СССР, повозился с Болгарией и Югославией, потом с Чехословакией и Польшей. Вышгард мог быть и там. Пусто.

Сообразив, что задача не имеет решения, я задумался о своих дальнейших действиях. Внезапно дверь в комнату распахнулась. Я схватил пистолет.

– Ишь какой нервный стал, – сказал отец, – Боже! Как тебя разнесло. Сколько тут у вас времени прошло?

– Недели две. А у вас?

– Тоже, – папа с облегчением вздохнул. – Обувайся, быстро пошли за мной.

– Не пойду. Объясни свои фокусы. Я тут землю рою, Атланта убили, ты исчез. Не знаю уже что и думать, а ты – как огурчик. Развлекаешься, наверное? Где тебя носило?

– Атланта?! Вот сволочи! Хотя, его же никто не знал… Неужели Кардинал совсем зарвался?

– Это не Кардинал.

– Тогда кто же? Увы сейчас не время выяснять. Но жалко, чертовски жалко. А вот в истерику не ударяйся, некогда бастовать. В тюрьме я сидел. Ясно? Теперь пошли. Перед человеком неудобно, поспеши, ждут нас.

Чуть ли не на ходу завязывая шнурки, я пошёл за отцом. Путь наш лежал наверх, на четвёртый этаж.

– Сергей, мой сын. Хочу, чтобы он был в курсе, – отец представил меня женщине среднего (это от тридцати до пятидесяти) возраста, одетой в умопомрачительный наряд.

Я вспомнил слова Атланта. Да, к ней определённо подходило слово «дама». А я-то пенял на атлантовскую старомодность!

Втроём, тесной группкой мы стали спускаться по лестнице. И вышли на улицу.

– Чёрт знает что! – царственно выругалась дама.

– Опять ты, Серж, – со злостью сказал отец.

Мне стало ясно: я их пересилил, и отца, и даму. А скорее всего – только даму. Мы с отцом были ведомыми. Но вывел-то всех я! На родную привычную ленинградскую улицу.

– Ну и сынок у вас! – дама была возмущена.

– Извините, мы исправимся, – отец только что не ходил на цыпочках. – Серёга, дай руку и закрой глаза. И думай о чем-нибудь нейтральном.

Мы вернулись в Дом. С нейтральными мыслями и закрытыми глазами, держа отца за руку и спотыкаясь на ступеньках, я кончил путешествие на незнакомой улице. Она была тихой и спокойной, но совсем недалеко ощущалась жизнь огромного города.

– Мне пора, – дама развернулась и ушла.

– Где мы? – спросил я.

– В Стокгольме.

– Я-то думал, что в Стокгольм можно и без помощи сбегать.

– Да я оговорился. Мы в Бирке. Географически это очень близко, но Стокгольма здесь нет вообще. Вместо него – Бирка. Ведь мы в другом варианте. Посмотри на Дом!

Я оглянулся. Дом как Дом. Ба-а! Да Дом же в Ленинграде! Он на всю Землю один-единственный, в Стокгольме ему делать нечего, даже если этот Стокгольм «с биркой». Я посмотрел внимательней и обнаружил, что собачья голова на Доме какая-то странная. От собаки другой породы, что ли.

Отец высмеял мои выводы. Вместо собаки здесь был медведь. Мы зашли в подъезд, и на решётке лестничных перил вместо собачьих головок я увидел маленьких медвежат. Интересно, почему здесь медвежата, а не медвежьи головки?

– Куда нас занесло?

– О! Это долгая история. Её на рассказать стоя. Пошли-ка в кафе.

На соседней улице мы спустились в уютный подвальчик. Выпив две чашки превосходного кофе и съев пирожных без счета, я выслушал отца не перебивая. Возражения готовы были посыпаться из меня одно за другим, но я смолчал. Вся окружающая обстановка, наш Дом, но с медведями и в центре незнакомого города… Все подтверждало правоту отца.

Разгадка таилась на четвёртом этаже Дома. Изучая историю человечества, люди могли делать весьма проблематичные выводы о том, как бы жили страны и народы если бы события сложились не так, а иначе. Дом же, начиная с четвёртого этажа, позволял своим жильцам свободно жить в различных вариантах земной истории. Каждый вариант был абсолютно реален для тех, кто в нём существовал. Остальные представлялись всем лишь дерзкими гипотезами учёных. Но только для обитателей четвёртого этажа и выше были реальны ВСЕ варианты. Из одного варианта в другой они могли ходить так же свободно, как мы с отцом ходили из города в город. В этом и заключалась вариативная функция.

Я слушал, по привычке стараясь не задумываться над научной стороной дела, и пытался избавиться от сомнений в собственной нормальности, нормальности отца, нормальности окружающего нас мира. Отец невнятно излагал, что вероятность – это не математическое, а физическое понятие, такое же, как пространство, время, энергия, масса. На этом, мол, и зиждется вероятностная, то бишь вариативная функция, а уж дальше нам лезть не стоит.

Когда я смирился с мыслью, что все в мире висит на волоске, а каждый удачный или неудачный чих может породить новые, соответственно, удачные или неудачные миры, отец принялся уточнять наши координаты. За несколько минут я распрощался с мечтами побывать в романтических мирах, где Цезарь или Александр Македонский жили долго-долго, где Карфаген победил Рим, где Антоний победил Октавиана и долго и счастливо жил в супружестве с Клеопатрой. Нет. Путешествие отца было продиктовано чисто утилитарными целями борьбы с Кардиналом. И потому-то нас занесло в такой мир, мысли о котором никогда даже в диком бреду не могли влезть в голову порядочному историку. Да и непорядочному тоже.

Мы сидели в одном из самых крупных городов мира, столице Федеративной Республики Балтийского Союза, одной из сверхдержав этого варианта. Республика включала в себя (без строгого совпадения с границами в нашем варианте истории) Данию, Норвегию, Швецию, Финляндию, Латвию, Литву, Эстонию и Северо-Запад РСФСР. Абсолютно противоестественный, на мой взгляд, конгломерат процветал. Для людей, живущих в этом варианте, слова о 1000-летии крещения Руси, отмечавшемся у нас на так давно, были пустым звуком. Нет, вру. Скорее, они прозвучали бы дико. Такой же дикой и противоестественной казалось мне реальность этого варианта, где практически на всей территории СССР, не входящей в ФРБС, царил ислам.

Как только до меня дошло, что я не ослышался и ничего не напутал, я мёртвой хваткой вцепился в папашу. Какая цепочка событий привела к столь невероятному результату? Кто допустил подобное безобразие? Отец не знал. Я аж зашёлся в приступе возмущения. Надо же быть настолько нелюбопытным! Это же просто тупость какая-то!

Отец небрежно отмёл мою критику.

– Я не хочу быть похожим на лекаря из старого анекдота, – сказал он. – Этот лекарь очень настойчиво спрашивал: «Скажите, больной потел перед смертью? Это очень важно!» Мне плевать, потел ли больной, мне надо, чтобы он выжил. Мне недосуг узнать, как почти вся Россия омусульманилась. Зато я знаю, что Кардинал начал сотрудничать с Объединённой Исламской Республикой, а это сулит нам так мало хорошего… Понял?

Понятно… Но непонятного все равно оставалось намного больше. Зачем нам вслед за Кардиналом залезать в этот бредовый, противоестественный вариант?

Я кинулся в атаку.

– Почему ты решил искать союзников именно в этом варианте, где позиции ислама в среде русских так сильны? Ведь те, у кого ты просишь помощи, абсолютно чужие в нашем мире. Они намного ближе к Европе, а не к Евразии, как мы. Ты должен был найти промежуточный вариант. Например, где привычный нам Советский Союз поделён примерно пополам. По Волге или там Уралу. На Западе христиане, а на Востоке – мусульмане. С таким вариантом бы ты легче договорился.

– Начну с конца, – сказал отец. – Договариваться не с кем. Я профан в вариантах, а наша провожатая совершенно не заинтересована в хождениях и поисках. Она и сюда-то привела нас без особого желания. И ещё. Я считаю, что в любом варианте истории помогать нам будут только тогда, когда почувствуют либо угрозу для себя лично, либо выгоду. Пока, благодаря Кадиналу, они чувствуют угрозу.

– Им-то до Кардинала какое дело?

– Самое прямое. Он действует, суля выгоду. Думаешь взялся бы ему кто-то помогать из чистого идеализма? Этот мир по сравнению с нашим отстаёт в науке и технике. Чувствуется отсутствие России среди европейских стран. Ну, а отставание в технике, это и отставание в оружии. Тут не знают ни реактивной артиллерии, ни сверхзвуковых самолётов. Об атомной бомбе и говорить нечего. Кардинал связался с организацией «Душа пророка». За ней стоит один из аристократических правящих кланов Объединённой Исламской Республики. Кланы, как ты понимаешь, грызутся насмерть. Но и интересы державы блюдут. Кто сумеет изготовить лучшее оружие – тот на коне. Один из главных противников ОИР – Балтийский Союз. Нужны им под боком прекрасно вооружённые мусульмане?

– Нет, – согласился я.

– Было у меня ещё одно искушение, – признался отец, – связаться с местным Израилем.

– А что местному Израилю до нашего Союза? – изумился я.

– В чём-то ты прав. В этом мире Израиль и ОИР иногда даже оказываются геополитическими союзниками против Турции. Но в последнее время «Душа пророка» стала поддерживать антиизраильские силы среди племён Аравийских Эмиратов…

– Каких эмиратов?

– Ах да, ты не в курсе. Местный Израиль возник после изгнания евреев из Испании. Здесь он намного сильней и больше размером. Я ещё хотел сыграть на их желании отвести исламскую угрозу от Израиля в нашем варианте. Но потом передумал. Слишком неявная здесь выгода.

Мне стало очень интересно, как выглядит географическая карта этого мира. Но спросить об этом не удалось. Заказав очередную порцию кофе и пирожных, отец перешёл к допросу.

Я рассказал все без утайки. Кончил своей встречей с братом Борисом и упрёком, что столько лет был в неведении.

– Ничего страшного, посмотрим, сколько ты детей наплодишь и от скольких женщин, – отец вроде как и не понял, в чём суть упрёка. – Но, кажется, я начинаю тобой гордиться. Ведёшь ты себя как дурак, язык твой на цепь посадить надо, а вещи творишь невероятные. Никто так не владеет Домом, могу поклясться. Вот говорят: «Сказка – ложь, да в ней намёк». Третий сын – всегда дурак, и всегда он выигрывает. С тобой – то же самое.

– У тебя ещё сын есть?

– Дело не в количестве, – усмехнулся отец и ушёл от прямого ответа. – Дело в глупости. Совсем не обязательно быть третьим. Достаточно быть дураком. За одни сутки превратиться в Геракла! С помощью обыкновенного зеркала! Ну, какому умному человеку придёт в голову что-нибудь подобное? А с собакой? Это же мистика чистейшей воды!

Я хотел сказать, что оба мы, сам Дом, все его жильцы, варианты истории – сплошная мистика, и мои штучки-дрючки с Ветром на подобном фоне выглядят просто дёшево. Но папа подозвал официанта, расплатился с ним какими-то квадратными купюрами, и мы пошли к выходу.

– Отправляемся в Новгород, – коротко бросил отец. – В Балтийском Союзе шесть федеральных земель. Новгород – федеральная столица. По количеству жителей он только Бирке уступает. А по площади даже превосходит. Мы посетим ИИИ, Институт Изучения Ислама. Проще говоря – восточный филиал контрразведки. Я туда сразу же обратился, как только прибыл. А они меня – в тюрьму. Я на лестнице убежал, и опять к ним. А меня в дурдом. Я и оттуда убежал. Меня опять в тюрьму, да по всей строгости. Уже испугался, что не выберусь. Сбежал по дороге на допрос. И опять к тому же офицеру. Говорю ему, что в последний раз предупреждаю. Если Исламская Республика их оккупирует – пусть пеняет на себя. Слышал бы ты, как я изъяснялся! У них же и язык-то не совсем русский, куча скандинавских слов намешана…

Я слушал и удивлялся. Какая сила погнала моего отца из уютного мира, где ему подвластно все и вся? От роскоши курортов, из объятий жены и не только жены – в абсолютно чужой противоестественный вариант, в лапы какой-то бредовой контрразведки, в стены психушки? Оказывается… трусость, оказывается… лень?

– Весь этот шпионаж, – говорил отец, – все эти потасовки и перестрелки лучше смотреть на экране, а не переживать самому. Я не хочу этим заниматься, я этого просто боюсь. Вот ты накачался, натренировался и запас гору оружия. Все равно, грош тебе цена. Ты – террорист-любитель. Самоучка. Чтобы расправиться с Кардиналом и его бандой, нужен террорист-профессионал. Лучше несколько. Я попросил дюжину. Мне дали одного. Да и то… со странностями.

С умной беседой на устах мы дошли до Дома, поднялись на пару лестничных пролётов и вышли обратно. Нет, не обратно. Отец вывел меня на широкий проспект. В окружении газонов и кустарника просторно стояли дома-небоскрёбы. Люди и автомобили мчались по своим делам. Слышалась непривычная полузнакомая речь. Отец в кафе говорил не так…

– Здесь рядом, – папаня был так доволен перемещением, словно только-только научился делать подобные фокусы. – Ты этого парня увидишь, так не спрашивай, почему у него все волосы седые.

– А почему? Какая-нибудь жуткая история?

– Да уж. Седой (это кличка, имя мне так и не сказали) был офицером очень способным, карьеру делал лихо. При большом чине в первых помощниках состоял. Приехали они на аэродром как-то и сидели там в джипе открытом. А рядом пассажирский вертолёт садился с генералом, которого они встречали. И надо же такому случиться – рухнул вертолёт. А начальник Седого как раз прикуривал и за секунду до аварии уронил зажигалку. Седой полез её под сиденьем искать. Только нашёл, а в это время – взрыв и лопасть от винта над машиной пролетела. Разгибается Седой, а все вокруг без голов сидят. Ну и – пожар, вертолёт разбитый, все как полагается. Он и поседел за несколько минут.

– Вертолёт?

– Седой! Не цепляйся к словам! Ему что-то серьёзное теперь доверить боятся, врачи не рекомендуют.

– А у нас несерьёзно?

– У нас – бред сивой кобылы! Все считают, что я их как-то дурачу. А на такое им Седого не жалко. Но он, кстати, парень не промах. Мы из него выжмем немало.

Я подумал, что человек, переживший то, что пережил Седой, сам сумеет выжать что угодно и из кого угодно. Но и папаня ведь не совсем дурак!

Мы зашли в один из самых низких небоскрёбов, сели в лифт с удивительно малым для такого дома количеством кнопок и вышли на шестом этаже. Пройдя по коридору, мы сели в другой лифт, где отцу пришлось предъявить пропуск. Закончилось наше путешествие в аскетически обставленном кабинете. Там нас ждали два солидных мужика при мундирах и непонятных регалиях. Рядом с ними сидел Седой, одетый в штатское.

Отец представил меня, сказал, что во всём мне доверяет и если его, отца, не будет, то у меня, сына, есть все полномочия. Беседу я понимал неплохо, лучше, чем по-польски или по-болгарски. Офицеры разглядывали меня, как редкий экземпляр в зоопарке, но в их взглядах читалось большое уважение к моим новым габаритам. Седой же глянул пару раз искоса и только презрительно ухмыльнулся. Мне показалось, что я прочитал его мысли: «Тоже мне, здоровяк нашёлся! Любитель сопливый!» От этого косого взгляда я разозлился. Неожиданно заработал какой-то печатающий аппарат в углу комнаты. Один из офицеров оторвал бумажку, прочитал, передал другому.

– М-да, – сказал тот, обращаясь к отцу, – ваши друзья шалят. Организация «Дух пророка».

– "Душа пророка", – поправил отец, – Это друзья наших врагов. Что они натворили?

– В Твери, как и в других пограничных районах, чуть ли не треть населения – мусульмане, – сообщил офицер с трагическим выражением лица. – Хотят присоединиться к Исламской Республике. А эти бандиты, которые из «Души пророка», молодёжь на беспорядки толкают. Хорошо хоть, что будут выкручиваться без нас. Сегодня это не по нашей части. Спецотряды все в Менске, армию привлекать не хотят, а дружине одной не справиться. Всю Тверь разнесут гады.

– Их Менска – это наш Минск, – сказал отец то ли мне, то ли себе, – самолёты здесь хилые, от нас отстают здорово. Без армии им не обойтись.

Дружина – это милиция, подумал я. Или полиция. Мне все никак не удавалось «переварить» презрительный взгляд Седого, ну а местные проблемы с Тверью казались надуманными, бутафорскими. И тут меня осенило. Вот как можно утереть нос Седому!

– Сколько человек надо перебросить в Тверь? – спросил я.

– Надо несколько тысяч, – ответил офицер. – Но здесь в Новгороде только восемьсот. Остальные в Менске, я же говорил.

– В здании есть лестница, идущая сверху донизу?

– Есть.

– Хорошо. Доставьте сюда своих восемьсот человек и достаньте фотографии с видами Твери. Я вас туда доставлю. Ах да! Ещё нужна очень длинная верёвка.

Седой смотрел на меня с презрением. Отец – с недоумением и злостью. Он понимал, что я влез в опасную авантюру. Если ничего не получится, не видать нам ни помощи, ничего. Такая толпа!.. Вдруг не получится? Плевать. Кривая вывезет.

Оба офицера выскочили из кабинета. Они немного посовещались за дверью. Потом один вернулся и принялся звонить, а второй куда-то побежал. Отец, не проронив ни слова, сидел с несчастным видом. В своё время он заставил местных олухов поверить в чудеса. Что же он стушевался?

Через полчасика всё было готово. Я разместился на двенадцатом этаже, чтобы иметь запас лестницы в малознакомом мне варианте. За мной вверх по лестнице располагались спецотрядовцы в полном боевом облачении. Многие были с овчарками. Отец «для поддержки» замыкал шествие. И все мы были в одной связке.

Я спускался вниз по лестнице лёгкой трусцой с полузакрытыми глазами. Мимо меня уже давным-давно должны были проноситься перила с чугунными медвежатами. Должны. Обязательно. Но открывать глаза не хотелось.

И всё же я их открыл. Медвежата были тут как тут. Я начал вспоминать понравившуюся мне тверскую улицу. Не подведи, Лестница! Будь ты хоть с медвежатами, хоть со щенятами – не подведи!

И она не подвела. Затянутые в чёрную кожу спецотрядовцы, все как один в белых шлемах с пластиковыми забралами, выстроились колоннами на изумительно красивом тверском бульваре. Их старший офицер, краснощёкий толстяк, сам себя шире, связался с местным начальством, и через десять минут за нами приехали автобусы. События развивались как в бредовом сне наяву, цеплялись одно за другое. И от меня больше уже ничего не зависело. Я выпустил джинна из бутылки. А в джине было восемьсот человечьих сил.

Беснующаяся толпа спокойно занималась своим делом: била витрины, скандировала лозунги, писала что-то на стенах огромными арабскими буквами. Заметив спецотряд, демонстранты принялись швырять камни. Солдаты строем шли вперёд. От камней их защищали небольшие круглые пластиковые щиты. Но стоило противникам подойти друг к другу вплотную, спецотрядовцы преобразились. Щиты повисли на локте левой руки, в воздух взлетели дубинки. Началось избиение. Демонстрантов было намного больше, раз в десять, что ли. Они тоже дрались, а у многих из них были палки. Но ничего поделать со специально обученными войсками они не могли. Да ещё овчарки! Вот это точно страх божий!

Отец, Седой и армейский начальник находились рядом со мной. Мы медленно перемещались вслед за «линией фронта». Во взгляде Седого читалось уважение. Во взгляде офицера было не просто уважение, а благоговение. Даже можно сказать – религиозное преклонение. Он готов был за мной хоть в огонь, хоть в воду. А если в мой мир, в мой вариант?

Где-то наверху над нами раздался звон разбитого стекла и женский визг. Мы подняли головы. На балкон ближайшего дома буквально сквозь окно выскочил молодой парень в рубашке навыпуск, как у других демонстрантов. Он замахнулся правой рукой, но Седой оказался быстрее. Пистолет словно материализовался у него в руке и дважды выстрелил. Парень упал на балконе. Через несколько секунд там прогремел взрыв.

– Ещё немного, – сказал офицер, – и конец нам. Почему стоим на открытом месте? Не годится такие глупости делать.

И тут смутьяны перешли в наступление. Спецотрядовцам пришлось расступиться: прямо на них покатились автомобильные шины, начинённые чем-то очень горючим. В образовавшиеся бреши врезалось пришедшее к демонстрантам подкрепление: с палками, цепями, ломами, в касках, напоминающих строительные. Все близлежащие улицы заполнило скандирование:

– Са-ид! Са-ид! Са-ид!

Восемьсот человек – мало, подумал я. Этих придурков здесь тысяч десять. Ох как нас сейчас будут убивать!

– Саид – это самый главный в Исламской Республике, – попытался было объяснить мне отец. Но было уже не до разговоров. Прямо на нас мчалась толпа. Первым в драку вступил Седой. Он захватил руку с ломом, вывернул её и швырнул бывшего обладателя лома на асфальт. Лом остался у Седого. Что делали отец и офицер, я не видел, на меня налетел белобрысый верзила с цепью, вопящий: «Аллах акбар!». Почти как Седой, я нырнул под цепь и двинул верзилу в солнечное сплетение. Потом, как на тренировке, подпрыгнул и ударил ногой. За бахвальство это меня чуть не наказали ещё несколько хулиганов, решивших не дожидаться, когда я кончу выпендриваться. К счастью, на помощь пришёл Седой с ломом. Я побежал, мы побежали… Отец был где-то рядом, он кричал: «Сергей! Ты жив?!». Я орал: «Да!». Чья-то палка чуть не сломала мне ключицу, офицер свистел в какую-то дурацкую дудку, наверху загрохотали вертолёты… Точка в этом приключении получилась увесистая и ослепительно-чёрная. Она вспыхнула у меня в голове, и всё остальное происходило без моего участия.

Как и полагается, вначале был белый потолок, потом в кадр влез сидящий рядом отец.

– Ага, – сказал он. – Проснулся, авантюрист чёртов, – и тут же зашептал прямо в ухо, – идиот слабоумный, зачем на публику работал? Нас ведь теперь черта с два выпустят. И Седого не дадут. Мы теперь – секретное оружие.

– К чёрту! – я сел. Голова раскалывалась. – Надоело! Пошли отсюда.

– Куда пойти? – шёпотом шипел отец. – Куда? Сильвия через два дня должна зайти. Нас теперь на молекулы разберут за это время!

Сильвия?.. Я вспомнил даму в вечернем платье, напоминающем пеньюар. Или в пеньюаре, напоминающем роскошное платье. Сильвия… Ой, как-то мне не до неё сейчас. Как мне не нравится в этом проклятом варианте! В голову лезла дурацкая фраза какого-то кулака из телесериала о коллективизации: «Я не против колхоза, но не в нашей деревне». Мне хотелось придумать что-то похожее своей афористичностью. Например: «Я не против ислама, но не в нашем варианте». Ох, как болит голова.

– Не нужна мне твоя Сильвия, – сказал я. – Обойдёмся. Даром я её пересилил, что ли, в самый первый раз? Зови Седого!

Седой нашёлся секунд за двадцать. За ним примчалась толпа офицеров. Теперь предстояло разыграть контуженного, иначе от них не ускользнуть. Ещё надо разжечь их интерес. И быть рядом с отцом!

– Не мешайте! – скомандовал я. – Наша установка… Папа, помоги! Там… в Твери…

– Тут, – поправил отец.

– Ещё лучше. Выведите меня на улицу.

Отец с Седым подхватили меня под руки и зашли со мной в лифт. Я прислонился к стенке и стал вспоминать свой ленинградский лифт. Старый, скрипучий, которым никто никогда не пользовался. Эй! Отец всех домов! Эй! Лифт всех лифтов! Я хочу в Ленинград. Голова закружилась, лифт все мчался, словно к центру Земли. Молча я молился Дому, Лестнице, Лифту, Богу и Черту. Движение замедлилось, потом прекратилось. Заскрипели двери. За ними виднелась решётка, украшенная собачьими головками…