Текст книги "Постижение. В Гомеры – поздно, а в Орфеи – рано"

– ВТОРОЙ ПАМЯТНЫЙ ПЕРИОД
«От посвящения до сотрясения – 1984—1998»

ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК (поэма)

«…Письма пишут по разным поводам,

Не похожи они друг на друга:

К Дню рождения, к свадьбе, «пó воду»

Или чтоб сократить разлуку…»

Где люди, там мысли, и мысли не пỳсты, порой —

Ответы к вопросам, которых никто не поверит —

Покрытые буквами кипы бумаги горой,

Которыми сложно оценивать что-то и мерить.

Не всё, что написано, часто достойно того,

А есть незаслуженно гибнущие писания.

Два выхода: или совсем не писать ничего,

Или присягнуть отвлечённому повествованью…

* * * * *

…В тот вечер мне очень хотелось кому-то помочь,

Но я специально не шел, ни к друзьям, ни к любимой.

Я длинною улицей брёл в наплывавшую ночь,

Не зная, что будет, и что ж так вокруг нелюдимо.

Что там оставлял я, в потоке житейских сует —

Проблемы и споры, и выигрыши, и утраты.

Я даже в последнее время забыл, что поэт,

Свободою и тем же временем и не богатый.

Но вот, я иду… Нет, я вру – не иду, но бегу!

Бегу от себя, хоть на ночь – в темноту, как на льдину!

И может случиться, кому-нибудь я помогу…

А нет, так хотя б напишу, как вокруг нелюдимо.

Мир станется, близким моим посвятятся стихи —

Достойны они, чтоб писали им без изворота.

И строчки, соскучившись, будут просты и легки,

И их появление новым окажется взлётом.

Вокруг никого, и я улицей длинной иду.

Но, что за картина моё приковала вниманье.

На центре дороги, ведь надо ж, на самом виду

Лежит – от меня в полуметре всего расстоянья,

Наверное, сорванный с дома жестокой рукой,

Потом подожженный, поскольку теперь он горящий,

Разбитый и нынче в ночи уже жалкий такой —

Почтовый, свой век отслуживший с достоинством, ящик.

Достаточно писем разбросано просто вокруг,

Известно лишь тем, кто поджёг, сколько уже сгорело,

Разорванных несколько – их вырывает из рук

Задиристый ветер, ему тоже скучно без дела.

Обрывки людских отношений и судеб чужих…

Я в праве читать их, последним я стал адресатом.

Нет, больше – надеждой последнею стал я для них —

Сначала читатель, потом непременно глашатай.

Из нескольких сложно составить обрывков письмо,

Из многих приходится выбрать… А здесь не хватает…

А кто-нибудь ждёт с нетерпением вместе с весной

Ответа и о происшедшем несчастье не знает…

* * * * *

«…Для тебя письмо это нежданно.

Дело в чём, не можешь ты понять.

Я ж полгода думал, как ни странно,

Прежде, чем решился написать.

Неизвестность – ничего нет хуже,

Это навсегда запомнил я —

Как петлёй, и с каждым днём всё туже,

Окружала медленно меня.

Ни причины нашего раздора

Я не знал, ни способа вернуть,

Что утеряно уж очень скоро.

Надо было делать что-нибудь.

Я гадал, надолго ли продлится

Эта пытка, а потом уже,

И способна ль будет прекратиться,

Сомневаться начал я в душе.

Но одно, одно я точно знаю:

Без тебя нельзя существовать!

Да, поскольку это время жизнью

Не имею права называть.

Что б ни делал, о тебе все мысли.

Говорю, не слушаю себя…

Уголь я в определённом смысле,

Я горю огнём, любя тебя.

Написав письмо, я будто ногу

Над глубокой пропастью поднял.

Или перепрыгну, слава Богу,

Или тихо кану между скал…

Может быть, тебе не интересно,

И граничат с глупостью слова.

Так выходит, снова неизвестность —

Для меня картина не нова.

И пока не обожжён ответом,

Приговором счастья моего,

Знай, что я люблю тебя и предан,

Не зависимо ни от чего!»

(1977.)

* * * * *

…Клочками бумага разбросана по мостовой,

И я подбираю, что ветер, не тронув, жалеет.

Вот то, что не стало еще догоревшей золой,

Но имени с адресом больше уже не имеет…

* * * * *

«… Учитывая Ваши возможности,

Не только из осторожности,

Но из-за обострения бдительности

И уверенности в его сомнительности,

Человека, чьё имя выше указывал,

Как я и ранее Вам уже доказывал,

Следует, насколько это возможно,

Считать неблагонадёжным,

Не всегда должно ответствующим,

И далеко несоответствующим.

Заявляю крайне доверительно,

Что является он подозрительным.

Обязуюсь я и в дальнейшем,

Согласуясь с чутьём острейшим,

В письменном виде уведомлять,

И доказательства предоставлять.

Убедительно отреагировать прошу

И ещё напишу…»

(1984.)

* * * * *

…Они потеряли сегодня и дом, и родню,

Пропали без вести. Надежды своё доживают.

Какой-то подлец-инквизитор придал их огню.

Кто ждал их, возможно, о них никогда не узнает…

* * * * *

«Здравствуй! Прости, что молчала так долго.

Но… я должна и пишу наконец.

Нужно сказать и сказать очень много…

Хватит горящих без нỳжды сердец!

Правду с начала рассказывать надо…

Я влюблена очень сильно была.

Больше двух лет – хоть словечка, хоть взгляда

Я от него понапрасну ждала…

Помнишь, я часто подолгу молчала —

Думала снова я только о нём.

Да, это так! От отчаянья стала

Видеть его я на месте твоём…

Ты уж прости, что я так откровенно.

Мне бы не надо об этом писать.

Только уж лучше всю правду, ведь верно,

Чем избегать, запираться и лгать?

Не было счастью свободного места.

Мир, мне и тот был часами не мил…

Ты мне помог… Ты был добрый и честный…

Только вот, зря ты меня полюбил.

Ты полюбил, ну, а я испугалась.

Всё бы тогда мне тебе рассказать!

Я же терпела, ждала и боялась,

Да и тебя заставляла я ждать.

Ты уж прости, что так долго молчала…

И… вообще, если можешь, прости.

Зла не держи, ведь мне лучше не стало.

Ты ж постарайся другую найти…»

(1978.)

* * * * *

…Что смог, подобрал я – обрывки какие-то фраз.

Ещё хорошо, если есть в них конец и начало.

Но я их не брошу, не дам им погибнуть сейчас,

Чтоб всяко послание болью своей прокричало…»

* * * * *

«Здравствуй, мой сыночек,

Николаша мой,

Ты неровность строчек

Мне прости, родной.

Руки ослабели,

Годы не вернёшь…

Что же о себе я?

Ты-то как живёшь?

Вдалеке от дома

Не скучаешь ли

По местам знакомым,

Где года прошли?

Помнишь, по соседству

С нашим домом был

Садик, где ты в детстве

Погулять любил?

Там теперь дорога,

Беспрерывно шум…

Ты прости, что много

Я тебе пишу,

Время отнимаю,

Коля, у тебя.

Ты ведь занят, знаю —

У тебя семья,

Трудности работы

На себе несёшь.

Без моей заботы

Ладно ты живёшь.

Не об этом, Коля,

Писано письмо.

Прежних вдвое доле

Думалось оно.

Я хочу, сыночек,

Вот о чём просить:

Видно мало очень

Мне осталось жить,

И письмо-то, может,

Не поспеет в срок.

Ты тогда, ну что же,

Не сердись, сынок.

Если же случится

Раньше прочитать

Приезжай проститься,

Если сможешь.

Мать…»

(1977.)

* * * * *

…Я сделаю так, чтобы многие это прочли,

Узнали о чём-то, пусть даже и позже, чем надо.

В огне большинство и разорваны, и не дошли.

Не многим хотя бы огласка пусть будет наградой…

* * * * *

«…Я пишу тебе, друг,

Потому что устал,

Потому что теперь

Я не знаю, кем стал.

Слишком много ушло,

Слишком много терял,

Слишком многим

Я в жизни своей доверял.

Я тебе написал

Потому, что другим

Я уже всё сказал

Своим словом нагим.

Всё сказал, что на дне,

Что язык произнёс —

На короткой волне

Мой фрегат меня нёс.

И от кика «Земля!»

Вдруг у многих людей

Не хватило руля

Для достойных идей.

Даже то нипочём,

Что средь многих других,

С кем был близок плечом,

Кто негромок, кто тих.

Не сказали они

Мне ни слова в ответ,

И уж многие дни

Никого рядом нет.

И тебя я забыл.

И тебя я не звал.

Потому, что ты – быль,

Я тебе написал.

Тебе, право, милей

Мне в ответ не писать,

Но обиде твоей

Мало ж лет за глаза…

Ты не можешь быть скуп

На пустые слова.

Ты не жаден, не глуп,

Не указ, не молва…

Стыдно! Мы – не враги!

Но стыжусь и письма…

Друг, пойми… Помоги…

Не сойти мне с ума…»

(1981.)

* * * * *

…Ещё два листа не дотлевшие в куче золы.

Да, ночь и для них оказаться могла бы последней.

Потуги мои, по сравненью со злом, так малы…

Но бережно я собираю погрома наследие…

* * * * *

«… Я пишу, потому что слабее тебя.

Я с тобою хочу попрощаться.

Всё, что раньше тебе говорила, любя,

Зачеркнуть мне, увы, не удастся.

То, что я поняла за последние дни,

В каждом слове печаль, не гадая.

Мы с тобой были вместе… Теперь мы одни…

Ты – не знаю, как, я же – страдаю.

Я уеду, уеду отсюда совсем,

Чтоб забыть, если это возможно.

Я люблю, мне не стыдно сказать это всем!

Только счастье моё было ложно…

Мне не жаль ничего, я любила тебя.

Мне не может быть даже и грустно.

Может, был ты со мною, совсем не любя?

Может, ты мне писал всё без чувства?

Я ждала, жду и буду, наверное, ждать —

Пусть останусь наивной девчонкой.

Я не знала, что можно однажды соврать…

Снится мне по ночам смех твой звонкий.

Может быть, у тебя есть другой человек,

С кем сейчас ты, и с кем ты смеёшься?

Я хочу, чтоб одно ты запомнил навек:

Я ждала, что ко мне ты вернёшься,

Я не знала, что стану тебе не нужна,

Что когда-нибудь это случится…

Но случившемуся я поверить должна —

Будто крылья обрезали птице!

Может быть, я во всём виновата сама…

Потому что люблю и любила.

Не забудутся мне ни зима, ни весна,

Каждый день – ненавистный и милый.

Я хочу, чтобы счастлив ты был без меня!

Пусть сейчас каждый день тяжелее…

Но потом, если будет оно, то, звеня,

Пусть обоим нам души согреет…»

(1980.)

* * * * *

…Домой я вернулся и снова, и снова читал,

Подклеивал и обрезал обгоревшие письма,

Разглаживал судьбы и чьи-то несчастья латал,

И тут же фиксировал вдруг возникавшие мысли.

Мне очень хотелось хоть чем-то, хоть малость помочь,

И я специально не шел ни к друзьям, ни к любимой.

Не мог я забыть, что другой выходил в эту ночь,

И подлость свершил, потому что вокруг нелюдимо.

И я подбирал те страницы по почеркам строк,

Поэму писал безымянных, безвестных поэтов,

Чьи, в прозу одетые, жизненный смысл и итог

Сгорели огнём и развеяны были по ветру…

(1984.)

* * * * *

…Хочу присягнуть отвлеченному повествованью,

Иначе придётся сосем не писать ничего,

Ведь есть незаслуженно гибнущие писания,

Но часто написанное не достойно того.

И сложно оценивать что-то, и сложно измерить

В исписанных мелко бумагах, лежащих горой.

Ответы к вопросам, которых никто не проверит —

Где люди, там мысли, и мысли не пỳсты, порой…

Собрано 5.05.84.

С ВИДУ – ТО Я НА СЦЕНЕ

Ирине Борисовой

Мне днём сновидений потоки,

А ночью не спится всё чаще,

И вновь недописаны строки,

И шепот какой-то кричащий.

И я говорю – безотчётно,

И думаю я – еле-еле,

Девятку ищу вдруг на чётной

Плющихинской субпараллели.

Мне жить надоело хорошим,

Мне быть надоело худым.

И я всё чаще непрошен,

И молнии с громом – в дым.

И день мне любой не ценен,

Пред зрительскою толпой —

С виду-то я на сцене,

Но в мыслях целуюсь с тобой.

15.02.84.

ТЕРПЕНИЕ

Напрасно мужик первобытный в кустах

Топор от досады раскусывал.

Мол, нету добычи, пещера пуста,

Хотя и капканы искусные.

Не ведал, что мамонт в пути уж его,

Не слышал глухого сопения.

А нужно-то было – всего ничего —

Терпение, только терпение.

Был юн и весьма недалёк трубадур,

Спеша, позабыв про манерности,

К своей госпоже дотанцовывать тур,..

С ключами от пояса верности.

Не ведал он, что не сносить головы.

Вернулся гонцом невезения

С дороги барон. Не хватило, увы,

Терпения, только терпения.

Старатель, промывший камней миллион

С участка забитого прадедом,

Всё проклял и, виски открывши галлон,

Прозвал свою жилу ненайденной.

Не ведал, что прадед был мудрый старик

И клад свой зарыл в упоении

Под деревом тем, у которого сник,

Кому не хватило терпения.

Впитавши всю пыль городскую собой,

Забрызганный микрорайонами,

В поту ты с работы вернулся домой —

В квартиру, тобой заселённую.

Не ведал того, что направился зря

Ты в ванную для омовения.

Горячей воды в доме нету с утра…

Терпение, друг мой терпение.

К чему это всё, непонятно пока.

Пишу, ноги свесивши с берега.

Итог подвести не мешало б слегка,

Открыть небольшую Америку.

О чём же стихи эти, спросите вы,

Мол, нету единого мнения.

Напрасно, прошу, не ломать головы.

Терпение, только терпение.

Когда послезавтра уйдёт во вчера,

Не канут впустую усилия.

Скорее всего, что наступит пора

Гармонии и изобилия.

Историки – люди с понятьем, не врут,

Такое моё разумение.

Не мы, так другие, глядишь, доживут…

Терпение, нужно, терпение.

30.05.85.

ПРОНОСЯТСЯ СТОЛБЫ КИЛОМЕТРОВЫЕ

Проносятся столбы километровые

И люди на платформах городов.

В пути так неизбежны встречи новые,

Но поезд мой не всех принять готов.

Он мчится вдаль и не сбавляет скорости,

В своих вагонах многое таит,

Не ищет пассажирах некой корысти

И не на каждой станции стоит.

Проносятся столбы километровые

И каждый новый виден впереди,

Но сколько их всего там уготовано,

Узнаю только лишь в конце пути.

Состав мой удлиняется со временем,

Но я его уверенно веду.

Вагоны, что мешают тяжким бременем,

Мы отцепляем прямо на ходу.

Проносятся столбы километровые,

Колокола вокзалов шлют привет,

Привычно мы в ответ гудим, здороваясь,

Прощаться ж времени всё чаще нет.

С билетом даже не у всех возможности

Уехать. Я не замедляю бег.

Не каждый вскочит на подножку поезда,

Скорее лучше спрыгнет человек.

Проносятся столбы километровые

И люди на платформах городов,

В пути так неизбежны встречи новые,

Но поезд мой не всех принять готов.

Сбавляет скорость только по желанию

И выбирает стрелочников сам,

Выводят песнь, что писана со знанием,

Надёжных пассажиров голоса.

03.09.85. г. Сочи-Москва.

ВЕРА

Не надо ходить далеко за примером.

Не надо искать, расточая мольбы.

У каждого в жизни какая-то вера

Становится Верой, уйдя из судьбы.

Да, радостей мало беспечно запомнишь,

Лишь горечь навеки на жадных губах.

В какой-то момент весь достоинства полный

Героем во времени был на бобах.

Всё верно, хоть в двадцать с немногим. Бестселлер!

Неужто, своё? А иначе же чьё?

Однажды по юности плохо расстрелян,

Потом переедешь с десяток ручьёв,

И в веру другую уже обращённый,

Не веря, но веруя зябким умом,

Теперь уже несколько раз непрощённый,

Стремишься ты к Вере в единственный дом.

Забудешь ты время, забудешь законы,

Себя и Лукавого перешалишь,

Но к Вере, с которой когда-то знаком был,

На лошади мёртвой ты вечно летишь.

Ты глаз молодых глубину не измеришь.

Где радости? Горечь одна на губах.

Но свечи поставлены вере и Вере

Героем во времени и на бобах.

Моряк, что рождён на разбойничьем судне,

И списан на сушу со временем вдруг,

Ждёт парус у моря и в праздник, и в будни,

И глушит душой завладевший испуг.

Твой путь не измерить единою мерой,

И парус, возможно, расправлен уже.

Не важно, когда и кто был твоей Верой,

Ты верил в неё и оставил в душе.

26.07.86.

СОЗВЕЗДИЕ СТРЕЛЬЦА

Только лишь при точном попадании

Звёзды зажигаются вокруг,

По стреле на каждое свидание,

На зачётный и почётный круг.

Он – кентавр, существо единое,

Этакий небесный молодец,

Половина тела лошадиная,

Вольный неподкованный стрелец.

Только лишь при точном попадании,

Будто в тире, сразу яркий свет,

К ночи и всегда к похолоданию

Вот уже, какую сотню лет.

Он скорее мчится, но не мечется,

Замыкая знаком зодиак,

Чудо с головою человеческой,

Символ авантюры и атак.

Только лишь при точном попадании

Лук его восторженно звенит,

Никогда не явится заранее,

И на страстный зов не прилетит —

Только вдруг и на одно мгновение

Дёрнется тугая тетива,

Вновь попал! И стало больше гением,

И в молитвы сложены слова.

Только лишь при точном попадании

Остаётся сам собой стрелец.

У него особое задание.

У него всегда один конец:

Гаснет, пролетев по небу зимнему,

И растратив колчана запас.

Свысока назначив щедрый минимум,

Всё же точен был с десяток раз.

Звёзды зажигаются во мгле,

Только лишь при точном попадании

Яркая ошибка мироздания —

И не под седлом и не в седле.

Не награда он и не возмездие,

Вздорный эгоист, не друг, не враг,

Меткое декабрьское созвездие,

Символ авантюры и атак.

01.09.86.

ФЛАГ ПО ВЕТРУ

Впереди нам не видно причала,

Но прибрежные птицы кружат.

Все, кто слаб, и кого укачало,

По каютам со стоном лежат.

Были слёзы, и были разлады,

Драки с другом, лобзанья с врагом.

И за всё нам под вечер наградой

Будет песня в порту дорогом.

Почему же всё так? Неужели,

Нужно множество лет потерять,

Чтоб уметь не садиться на мели

И соседу вполне доверять?

Значит, нужно гореть и стреляться,

И тонуть, и терять отчий дом,

Сотни раз и страдать и влюбляться,

Чтоб любить без оглядки потом.

Вот, под килем последние футы,

Толстой коркою соль на устах.

Корабли нас встречающей бухты

Как-то замерли с грустью в бортах.

Флаг по ветру! Спокойнее в марше!

Каждый что-нибудь в сердце зажал.

Что нас ждёт? Кто нам рад будет так же,

Как несчастен, когда провожал?

Словно тросы, и нервы тугие,

И все мышцы, как будто свело.

Нас не так уж и много такими

Возвратилось, какими ушло.

Море, море! Дурная отрада!

Что ни ночь, мне с тобой на беду!

Здравствуй, берег! Родная громада!

Не качай, как по трапу сойду.

30.07.87. г. Находка

МОРЕ ВСЕ РАНЫ ЗАЛЕЧИТ

Море все раны залечит и сгладит,

Море утопит дурные дожди,

Новые рейды и фрахты наладит,

Только уверенно морем иди.

Чистый закат, пусть он даже кровавый.

Будет гарантией ясного дня.

Ветру подставишь побитый, но правый

Борт, не желающий рыхлого дна.

Будешь молиться на каждом восходе

Даже и малой несущей волне.

Море для каждого разным выходит,

Разным по цвету и по глубине.

Радовать будет случайная встреча,

Если такая по курсу лежит.

Ждёшь ведь, пока море раны залечит,

Сгладит углы и лицо освежит.

Море простит и обнимется портом —

Море Великое жизни твоей —

Будет терпеть, пока сможешь ты штопать

Сотни пробоин своих кораблей.

Были потоки, топившие трюмы.

Валы ложились на палубы гладь…

Но только море излечит угрюмых

И сможет снова в матросы нанять.

Души, за правильность курса радея,

Преданно тел не покинут своих.

Лица с характерами затвердеют.

Ну, а сердец широта – на двоих.

В жизненной общей глубокой пучине

Тех замечают, кто даже в «дыру»

Плавает не по какой-то причине,

Но по велению и по нутру.

И потому море раны залечит,

Бухтой того приласкает, кому

Каждая с морем, пусть грустная, встреча

Будет, как ветер, нужна самому.

Он в корабле, как в своём организме,

Дырки всю ночь до рассвета латал,

Чтоб своим курсом с волною по жизни

Двигаться, твёрдо сжимая штурвал.

17.08.87. г. Сочи

БЫЛИ, БЫЛИ, БЫЛИ…

Были полёты

И были забвения,

Были работы

И озарения.

Были просчёты

И были ничтожества,

Высшего качества

Были художества.

Были копейки

И кипы бумажные,

Были скамейки —

Сухие и влажные.

Были и слёзы,

И радость объятия.

Были угрозы

И гнев моей матери.

Были советы —

Плохие, хорошие,

Лёгкое что-то,

Лежащее ношею.

Но никогда

Не старался избавиться

И не жалел —

Всё, что было, мне нравится.

24.09.87.

САМЫЕ, САМЫЕ, САМЫЕ

Самый пока разговор интересный

Не договорен ещё.

Самые милые наши беседы

Тоже пока впереди.

Самый удачливый путь, что с поправкой

На несуразный просчёт.

Самая верная цель, о которой

Часто не будешь твердить.

Самый удачливый стиль рифмованья

Не доработан слегка.

Самых опасных картины ошибок

Браво висят по стенам.

Самые сложные мысли-загадки

Сходят за шутки пока.

Самая страшная в жизни минута

Кажется праздником нам.

20.05.88.

КРИК ПТИЦЫ

Во сне как будто птица закричала,

Заманенная на глухой чердак…

…Я всем простил, и всё начну сначала,

Но не прощу себе, что надо так.

На птицу я имел большие виды

И на судьбу её мне наплевать…

…Я не прошу не наносить обиды,

А умоляю промах не давать.

Чердак на удивленье крепко заперт,

И птица очень жалобно зовёт…

…Уж лучше промокнуть пяток царапин,

Чем с лацканов отряхивать помёт.

Засовы не падут волшебно сами,

Чтобы проник я к узнице во тьму…

…Воспитывая противостоянье,

Решаю твёрдо для себя, чему.

В чердачное окно проникнуть проще,

Преодолев крутую крыши гладь…

…Давно не тот опасен, кто лишь ропщет,

Но кто, ропща, и дело может дать.

Удушливая пыльная картина,

Последний хрип позёмкою у ног…

…Не то, чтобы беспомощность противна,

Возможность одолжения не впрок.

Чердак проветрен, только непоседа

В земле, и эпитафия над ней…

…Когда подходит время для обеда,

Без ложки сложно, потрудись, имей.

Цветы полил, но в сторону глядится,

И громом нарастает тишина…

…Стремительная юность, словно птица —

Доверчива и незащищена.

Во сне ли эта птица прокричала?

Ведь наяву я ей не смог помочь!

…Когда всё начинается сначала,

Ошибки дня нельзя валить на ночь.

29.08.88.

СЛАБОСТИ

Вы скажите мне на милость,

Почему так получилось,

Что в масштабах всей страны

Мы на слабости сильны?

Наши слабости бесценны,

Но с наличием цены,

Как объекты полноценны,

Постоянно нам нужны.

Независимы, безвестны,

Хоть и явно на глазах,

Наши слабости, как песни,

Как весенняя гроза.

Вы скажите мне на милость,

Почему так получилось?

Не избавиться никак,

Каждый свой растит сорняк.

Осуждаем постоянно

И копаемся в себе,

Но бравируем упрямо,

Как кругам на воде.

Не количеством слабинок,

А диаметрами их.

И они неистребимы,

Проникают даже в стих.

Вы скажите мне на милость,

Почему так получилось —

Если слабостей вдруг нет,

Это худшая из бед?

Мы без слабостей не можем,

Знаем это и молчим,

И от них воротим рожу,

И невнятное мычим.

В час дурной, потупя взоры,

Затянувши поясок,

Сами слабостям, как воры,

Лучший отдаём кусок.

Состояньем слабины

Атлетически сильны.

Так вот всё и получилось!

Не пойму, кому на милость!

3.04.89.

ЧТО-ТО НЕ БЫЛО ДАВНО…

Что-то не было дождя давно,

И давно я не смотрел в окно.

Просто так в одно окно

Не смотрел уже давно —

Просто не было дождя давно.

Что-то не было давно весны,

Не являлись золотые сны.

Золотым сияньем сны

Не сияют без весны —

Просто не было давно весны.

Что-то не было давно стихов,

Что-то не было давно грехов.

Но стихи ведь без грехов,

Как грехи без их стихов —

Не грешится просто без стихов.

Что-то не был я давно собой.

Был такой и был сякой – любой.

Но, увы, другой любой

Не поможет быть собой.

К чёрту всё! И надо быть собой!

11.04.89.

«СПЯЩИЙ…»

По брусчатке Красной площади

Топот, ропот, шепоток —

Не будёновские лошади,

Не физкультников поток.

Эту очередь выращивать

Семьдесят старались лет,

То народ на «принца спящего»

Глянуть хочет – есть, аль нет.

Нет бы – ветром, да на лошади,

Чтобы пена вкруг удил,

К двери поперёк всей площади,

В губы чмок и разбудил…

Нет, идут толпою ровною.

Как за праздничный заказ,

И окончить сказку добрую

Некому и в этот раз.

То ли просто глянуть ласково,

Обновив собой тропу,

Как там «рыцарю прекрасному»

Во «хрустальном», во гробу,

То ли друг за другом пристально

Проследить, чтобы… А то —

На Руси большой, неистовой

Ух! … А тут, чтобы никто!

Спит, его и не в земле душа,

Знатный русский богатырь —

Или просто добрый дедушка,

Или гениальный хмырь.

Топот, шепот, прохождение,

Человеческая нить…

Не предскажешь поведения,

Очень страшно разбудить.

22.06.90.

ОН ПРИХОДИЛ

Он пришёл туда с весёлой доброй песнею.

Он подумал, с песней будет интереснее.

Только люди, вот, его, увы, не поняли

И совсем другим его слова наполнили.

Он пришёл туда с душою очень чистою,

С удивительными мыслями и истиной.

Только люди чистоты той не увидели

И жестоко незаслуженно обидели.

Он пришёл туда с улыбкой и прощением,

Не желая ни разбора, ни отмщения.

Только люди почему-то вдруг озлобились

И побили так, что чудом не угробили.

Он приполз туда с вопросом умирающий,

Но добили его чуткие товарищи,

Не спросив его ни имени, ни звания,

Камнем выразив людское понимание.

3.09.90.

ВОЙНА НЕ ОКОНЧЕНА

Знакомая фраза затёрта по плитам,

Годами подкрашена, водкой облита,

И снова она произносится сыто:

«Никто не забыт, и ничто не забыто».

Она на высотах тупых обелисков,

Она в многочисленных прозах-записках,

В фигурах гранита она исполинских,

И от безымянных огней она в искрах.

Она в черепах, пролежавших в болотах,

Она в катакомбах, в ущельях и в дотах,

В полегших – безжалостно брошенных ротах,

В погибших отважно, застывших в окопах.

Утоплены в тостах и славой залиты,

Воюют герои – в земле не зарыты.

Война не окончена. Тема открыта,

И помнит любой, что ничто не забыто.

22.06.91.

БЫЛИННЫЙ КАМЕНЬ

Я от камня направо свернул, отмахнувшись от шуток.

Как тропинка утоптана, глянь, богатырь-молодец.

Головы не сносить на плечах до скончания суток.

И она не успеет заметить бесславный конец.

Я от камня налево, и глазом моргнуть не успевши,

Повернул и почувствовал тотчас, что падает конь.

Соловей ли, разбойник, болотное ль чудище, леший —

Будет другом или разведёт подо мною огонь.

Я от Камня Судьбы по прямой неизвестной дороге

Всё ж пошёл, отогнав суеверие – утренний сон.

Интуиции ноль, только ужас и ватные ноги,

И огромная жадность идти и достать горизонт.

Я у камня сижу. Не с кем слова сказать, я немею.

От всего, что возможно, далёкий и на волоске.

Ничего не пойму и ни строчки прочесть не умею,

И сколоть эти буквы никак не подняться руке.

Я на камне стою. Непривычно, обидно и плохо.

Только ветер свистит в неурочный для путников час.

Мои ноги уже неподвижны, покрыл тёплый мох их.

На плечо сел орёл и клюёт мой всевидящий глаз.

Я под камнем лежу, мысли прочь отгоняю, но тщетно.

Беспробудная жертва и путаник целей и вер.

Я так сильно прижат, не нырнуть даже в тихую Лету.

Только чьи-то всё время шаги отдают в голове.

28.07.91.

ДВЕ ЛОШАДИНЫЕ СИЛЫ

Что так внезапно и странно взбодрило,

Словно застойного снова коня?

Чувствую две лошадиные силы

В этом единственном теле меня.

Мало меня, видно, в детстве пороли.

Не перестал я вертеть головы.

Две лошадиных: одна – сила воли,

Ну а вторая – неволи, увы.

Вожжи – струна! Ничего не поделать,

Время летит от беды до беды.

Даже дорогу одну не поделят,

Так и виляют у носа зады.

Мочи уж нету! Метаться доколе?

В споре друг с другом, как дети резвы

Две лошадиных: одна – сила воли,

Ну а вторая – неволи, увы.

Как две сестры, непохожих натуры.

Быть коренному меж них не дано.

Две непокорные крепкие дуры,

В жилах – не кровь, молодое вино.

Вечно вдвоём – до экстаза, до боли.

Как ни смешно – и в труде, и в любви.

Две лошадиных: одна – сила воли,

Ну а вторая – неволи, увы.

16.08.91.

ЧИКАГО

Мои годы – шары надувные.

Колкий ветер, их гнать обожди.

А в Чикаго мосты разводные

И не редкость дневные дожди.

Местный билдинг чуть выше Смоленки,

Только мне здесь теряться нельзя.

У меня и покрепче коленки,

И совсем уж другая стезя.

Под чужою символикой пляшем.

Только в сердце и флаг мой и герб.

Не сочтите, что слог приукрашен —

Я совсем не про молот и серп.

А в Чикаго мосты разводные.

Дождь дневной остужает мне кровь.

Мои годы – шары надувные.

Колкий ветер, мы встретились вновь.

5.03.92. г. Чикаго

СТИВЕНСОН-КРУИЗ

Когда манят сокровищами страны,

Лишь этот свет далёкий видит глаз.

Команду набирают капитаны

В борделях, по тавернам торопясь.

Когда обещан куш и сжаты сроки,

Не думают о трудности в пути.

Идёт братва на всё – в гребцы и в коки,

Лишь бы успеть на палубу взойти.

В пути все заодно, цель оправдает.

Никто не замечает мелких ссор,

Испытывают жажду, голодают,

Хоть и в штанине нож, в руке топор.

Твердь незнакома. Нов изгиб причала.

Какая ты? И первым кто сойдёт?

Но вот, «земля» на вантах прозвучала,

И капитан наметил фронт работ.

Над картою склонясь в своей каюте,

Сам капитан и боцман, и старпом —

Не ведали, что делалось на юте,

И сколько было шлюпок за бортом.

Когда большой кусок лежит в тарелке,

Приборы на руках, желудок крут,

Беседы о порядочности мелки.

Гасите свет! Они вас не поймут.

На сушу капитан сошёл последним.

Он шёл искать контакт, дарить идей.

С ним пара дураков из многолетних,

А может быть, порядочных людей.

Мессией он не стал. Там было трудно.

И клад. Как ни старался, не нашёл.

Он не был ни тупым, ни безрассудным

И при своих на палубу взошёл.

Корабль и не украли, как ни странно,

И многие вернулись из бегов.

Старпом стоял седой, а боцман пьяный.

Монах и по сейчас хвалит Богов.

Пересекли Атлантику обратно.

Я не был там, журнала не читал,

Но, что могло случиться, вероятно,

Предположил, додумал и сверстал.

Ну, капитану, видимо – судиться.

Он многим не заплатит за бега.

Кто не вернулся, станет вольной птицей.

Всегда ли это лучше? Не всегда!

Старпом взорвётся вдруг по-итальянски,

Не плавать поклянётся наперёд.

С монахом боцман, чёрный эль ирландский

Прикончив, вновь команду наберёт.

9.03.92. г. Нью-Йорк

КОРАБЛЬ СЛЕПЫХ

Плывёт вперёд по воле волн,

А может быть, назад —

Корабль слепых, а может, чёлн,

И чёрт ему не брат.

Вода давно истрачена,

И виски на столе…

И очень трудно зрячему

На этом корабле.

Проломаны отдушины,

Перегородок нет,

И свечи все потушены.

Зачем слепому свет?

И время здесь утрачено,

Вслед мыслям о земле…

И очень страшно зрячему

На этом корабле.

Безликие двуполые

Забились по углам,

И грязные, и голые,

Забыв и стыд, и срам.

И всё переиначено,

И записи в золе…

И очень больно зрячему

На этом корабле.

Был капитан ещё не стар,

А душу испустил —

Апоплексический удар

Давно его хватил.

И стая крыс не схвачена,

И трещина в руле…

И одиноко зрячему

На этом корабле.

Несутся песни за корму.

Слепым – что шторм, что мель.

Они привыкли ко всему,

Невидящие цель.

В погоне за удачею

Во мгле и на нуле…

И нету места зрячему

На этом корабле.

3.06.93. г. Вена

СЦЕНА БЕЗ ФАУСТА

Дойти до сцены Фаустом – не много.

Возможно это в Вене, господа,

Не чувствуя ни чуть стесненья слога,

Средств бедности и времени труда.

Всё так, и это будет не избито,

Не узнано, а позже не забыто.

И это будет так:

– Мне скучно без…

Банальных фраз и гениальных мыслей,

Людей пустых и приобретших вес,

Смешных гримас, восторженных и кислых,

Дурацких ситуаций и чудных,

Великолепных смелых положений,

Без этих нынче, завтра без иных,

А более – без столкновенья мнений,

Без радостей и без печалей то ж,

Без занятости, без пустой забавы.

Скучны мне равно, правда, как и ложь,

Забвенья серость, как и яркость славы…

А может быть, вот так:

– Мне скучно без…

Конкретности и полного незнанья,

Открытости ненужной и завес,

Метания из жара в замерзанье,

Внезапных остановок на бегу,

Покорных встреч и бурных взятий боем.

Сперва по другу, завтра по врагу

Я поскучаю. После – по обоим.

Без пёстрой толчеи мне скучный ад,

Но и без одиночества такое ж.

Надоедают тайна и парад,

За ставнями, иль как окно откроешь…

Нет, всё же лучше так:

– Мне скучно без…

Бездейства топи, важности решений,

Безумных бунтов и покойных месс,

Беспутства тьмы и ясных отношений,

Погибели и выхода во вне,

Греха обузы, святости ненужной,

Себя во всех и части всех во мне,

Без колыбели и без грязной лужи,

Без яркой непохожести минут,

Портретного невиданного сходства,

Без «нет нигде», без «всюду – там и тут»,

Без «вечно», «никогда», высот и скотства…

Единственно лишь так:

– Мне скучно без…

Азарта, бед, ненависти, восторга,

Губительности добродушных пьес,

Елея, ёрничества, жажды долга,

Без забытья, без искренней игры,

Без колкостей, любви, мучений мёда,

Вины, наветов, сплетенной муры,

Раскаяний, сатиры, тостов, моды,

Без умников, без фронды, без хулы,

Без чинопочитанья, чванства, шашней,

Щедрот и скупости, хандры, юлы,

Янтарной яви и мечтаний в ящик…

И это прозвучало, не избито,

Не узнано, не будет и забыто.

Быть Фаустом, или не быть – не много:

Желанье, Вена, Гёте, поздний час,

Отсутствие в себе стесненья слога…

Каков итог?

Всё изменить!