Текст книги "Транзит"

Леонид Зорин
Транзит

© Леонид Зорин

© Aegitas publishing house, 2022

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Владимир Багров – архитектор-градостроитель, руководитель проектного института.

работают на заводе «Унмаш»:

Татьяна Шульга – мастер

Тихон Караваев – расточник

Петр Кузьмин – технолог

Клавдия – медицинская сестра.

Алла Глебовна – учительница.

Анатолий Пирогов – представитель горсовета.

Нина – его жена, архитектор.

Действие первое

Картина первая

Северный пейзаж. Багров и Пирогов. Несколько поодаль – Нина Пирогова. Багрову около пятидесяти, это высокий, представительный мужчина. Пирогову лет на десять меньше.

Пирогов. Вы словно на меня злитесь, Владимир Сергеич.

Багров. Разумеется, на вас.

Пирогов. Что же делать, если такая погода?

Багров. К бабушке вашу погоду.

Пирогов. Не летит самолет.

Багров. К бабушке самолет.

Пирогов. В конце концов, я не господь бог.

Багров. О да.

Пирогов (сдерживаясь). Возможности мои ограничены.

Багров. Уже понял.

Пирогов. Вам нравится обижать… дело вкуса.

Багров. Послушайте, родина посылает меня за свои бескрайние пределы. Через пять дней – кровь из ушей – я должен быть на пробуждающемся континенте. Неужели не ясно?

Нина (закуривая). В сущности, вы ребенок – вынь да положь.

Багров. Совершенно верно, я большое дитя. Я страшный капризуля и люблю, чтоб мои желания выполнялись.

Пирогов. Я понимаю ситуацию, но что же делать?

Багров. Пошевелите мозгами, найдите выход.

Пирогов (негромко). Поверьте, я ничего не имею против того, чтобы вы уехали.

Багров. В этом-то я не сомневаюсь.

Пирогов. Честное слово, вы могли бы не так открыто проявлять свою антипатию.

Багров. Как же я должен себя вести?

Пирогов. Ничего бы страшного не произошло, если бы вы приняли наше приглашение и пообедали у нас. И вообще если бы между нами возникли нормальные отношения.

Багров. Дело в том, что мы только начинаем ругаться. Я проектировал много объектов, и мне всегда мешали нормальные отношения с теми, кто воплощал мои замыслы. Мне много лет, у меня появился шанс создать город, какой я вижу в своем воображении, и я этот шанс упускать не намерен. Предпочитаю, чтобы вы считали меня вельможей.

Пирогов. Смею заверить, мы ни в чем не ущемили авторских прав.

Багров. Оставьте мои права в покое. Генеральный план для вас – закон.

Пирогов. А мы все делаем по генплану.

Багров. Послушайте, не притворяйтесь девицей, вам ясно, о чем я говорю. Вы разбили систему. Идея разбросана, рассыпана, разорвана на клочки. Раскидали город, а теперь будете ставить свои заплатки. Эта манера мне знакома. Так и намерены возить людей?

Пирогов. Владимир Сергеич, вы ведь знаете, между комбинатом и городом – деревня Углы. Мы и возим в объезд.

Багров. Углы… Углы.

Пирогов. В будущем их снесут, а пока что – придется терпеть.

Багров. Ну, еще бы! На главной улице – лужа, телега ее объезжает. Лужа высыхает, колея остается.

Пирогов (ему все труднее сдерживаться). Что прикажете делать? Багров. Ломать Углы. Ломать.

Пирогов. Там две тысячи жителей.

Багров. Знаю.

Пирогов. Надо выкупать их дома, платить за урожай.

Багров. Разумеется.

Пирогов. Москвичам слишком многое кажется легким.

Багров. Справедливо замечено, я – москвич. Я барин и живу по принципу «чего хочет моя нога». Но меж тем комбинат хочет того же.

Пирогов. Комбинат хочет подмять город, сделать его своим придатком. Вот чего хочет комбинат. Но это – не выйдет.

Багров. Хорошо, кабы вышло. Рассуждайте без фанаберии. В данном случае, Анатолий Данилович, город рождается из комбината Нет комбината – и города нет. И вам с этим придется считаться. Во всяком случае, еще многие годы. Вы меня расходами хотите смутить. Вы плохо знаете ваши расходы. Объезд – это три часа в пути. Три часа – с работы и на работу. В масштабах жизни – семнадцать трудовых лет.

Пирогов. Владимир Сергеич…

Багров. Это не все. Люди ходят не только на службу. Где находится вся обслуга?

Пирогов. Повторяю, я не господь бог.

Багров. Не повторяйте, я запомнил. И наконец, есть такая эфемерная вещь, как настроение. Представьте себе, и оно стоит денег. Может быть, даже самых больших. Сильно подозреваю, что у ваших горожан после их утренней дороги настроение примерно такое, как у меня после нашей беседы. А мне сейчас работать противно.

Пирогов. Мне – тоже.

Багров. Вот и договорились.

Пауза. Нина с интересом за ними наблюдает.

Пирогов. Владимир Сергеич, я не беззащитная овечка.

Багров. Анатолий Данилыч, со мной ссориться как с медведем целоваться: удовольствия на грош, а неприятностей не оберешься. Пирогов. Вы что же – запугиваете меня?

Багров. Я просто хочу напомнить вам ваши собственные слова – вы не господь бог, и ваши возможности ограничены.

Молчание. Женщина внимательно на них смотрит.

Пирогов. Пожалуй, у меня есть предложение.

Багров. Слушаю вас.

Пирогов. Ежели вовремя добраться до станции Унгур, вы можете поспеть к экспрессу. Он останавливается там.

Багров (подумав). Дорога, конечно, оставляет желать?

Пирогов. Не Москва – Минск, но терпимо. Один участок тяжеловат. Багров. Один – это еще Эльдорадо.

Пирогов. Есть у нас водитель – Алеша Каныгин. Если он возьмется – поспеете.

Багров. Надо рискнуть. Выбора нет.

Пирогов. Только б найти его. Теперь счет – на минуты. (Быстро уходит.)

Багров (глядя ему вслед). Так хочет избавиться от меня – авось что-нибудь сделает.

Нина. А вы – экземпляр.

Багров. Сообщать мне об этом – не обязательно.

Нина. Мужу ведь неприятно, когда вы при мне его цукаете.

Багров. Мало ли что кому неприятно.

Нина. Вы об этом, само собой, не подумали?

Багров. Ежели ему неприятно, почему он вас за собой таскает? Так вы ему нужны?

Нина (помедлив). Однако в ваших словах есть некая мысль.

Багров. В моих словах всегда есть мысль. В этом, знаете ли, моя специфика.

Нина. Итак?

Багров. Итак, я красоту жен к достоинствам мужей не отношу.

Нина. Вы слишком плохо о нем думаете. Я его сама просила.

Багров. Зачем?

Нина. Вы забыли, что я архитектор.

Багров. Вы об этом забыли, дорогая русалка. Вы должны горло за меня грызть.

Нина. Должна?

Багров. Обязаны. Это ваш муж не господь бог. А я как раз господь бог.

Для вас. Если уж вы архитектор.

Нина. Владимир Сергеич, вы старше меня…

Багров. Знаю, знаю…

Нина. Неужто же вы не привыкли к объективным причинам?

Багров. Я привык к тому, что один рождает мысль, а другой ее хоронит. Это разделение труда удивительно мне опостылело.

Нина. Мужа так же хватают за руки, как и вас.

Багров. Послушайте, вы ведь знаете, сколько у меня было объемов.

Если бы их сосредоточили в кулак, в городе бы уже появились ансамбли. Вы что ж, не понимаете, что на этих расстояниях они не работают?

Нина. Муж объяснил – мешает деревня.

Багров. Ни черта она вам не мешает, вы еще одну возвести готовы.

Нужны длинные дома, моя красавица, длинные, а когда ставят две секции торцом на север и юг – вот вам и деревня.

Нина. Не понимаю, при чем тут я.

Багров. Выньте сигарету изо рта, когда со мной разговариваете. Если вы ни при чем, зачем я трачу на вас порох?

Нина. Разрядиться хочется, очевидно. Коли вы проектируете город, проектировали бы и дома. Зачем вы отдали это дело Малявинской конторе?

Багров (хмуро). Сдуру. Холодные сапожники, тут вы правы. Да меня и не спрашивали.

Нина. Вы были в Алжире.

Багров. Согласен, идиотская практика.

Нина. Говорили с вашим заместителем. Он не возражал.

Багров. Мой заместитель все равно что дама в критическом возрасте – к сопротивлению не способен.

Нина. Должно быть, за это его и держите.

Багров. Слушайте, местная достопримечательность, вы прикусили бы язычок.

Нина. Видите, в отдаленности от столицы есть свои преимущества.

Багров. Любопытно – какие?

Нина. А независимости чуть больше.

Багров (поморщившись, махнул рукой). Полет шмеля. Ваша третья иллюзия, между прочим.

Нина. Почему – третья?

Багров. Первая была, когда вообразили себя архитектором, вторая – когда выходили замуж.

Нина (резко). Жаль, что вы здесь – гость.

Багров. Приезжайте в Москву, там я – хозяин. Кстати, когда собираетесь?

Нина. К лету.

Багров. Не забудьте прорезаться.

Нина. В Москве вы вежливей?

Багров. Само обаяние. Звоните смело.

Появляется Пирогов.

Нашли своего Алешу Поповича?

Пирогов. А он действительно богатырь. Все в порядке, Владимир Сергеич. Каныгин вас отвезет.

Багров. Отлично. Прошу вас помнить, Анатолий Данилыч, мы прощаемся ненадолго. (Идет.)

Пирогов (вслед, негромко). Скатертью дорога. (Засмеялся.) Кстати, она далеко не скатерть.

Нина. Все-таки маленькое удовлетворение?

Пирогов (почувствовал ее интонацию, оглядел ее). Что-то он и не посмотрел в твою сторону. (Уходит.)

Картина вторая

Холодные сумерки. Станционный буфет. За столиком – Багров. За дверью нестройный гул. Слышен голос: «Вольно!» К столику подходит Татьяна, она несет бутылку пива с надетым на нее стаканом.

Татьяна. Не потревожу?

Багров. Ни в коем разе.

Татьяна садится, наливает себе пива.

Простились?

Татьяна. С кем?

Багров. Там ребят провожали. В Вооруженных Силах служить.

Татьяна. Все отменилось в последний миг. Завтра.

Багров. Судьба отсрочку дает?

Татьяна. Гуляли ребятки всю ночь преждевременно.

Багров. Это не драма. Повторить можно.

Татьяна. Повторять только урок хорошо.

Багров. Полагаете?

Татьяна. В жизни повторно все хуже бывает – что петь, что пить, что слезы лить.

Зашипела радиоточка.

Первый голос. Итак, Павел Аркадьевич, суммируя все сказанное… Второй голос. Суммируя, я мог бы сказать, что у наших вирусологов есть достаточные основания для оптимистического взгляда на будущее. Болезнь, являющаяся бичом человечества, безусловно, будет побеждена.

Татьяна. Спасибо.

Первый голос. Спасибо, Павел Аркадьевич.

Багров. Подает надежду.

Татьяна. Куда ж без нее? (Отхлебнув.) Господи, сколько всего живем-то, – хоть бы уж не болеть эти годы…

Багров. Чего захотели…

Татьяна. Не так уж жирно.

Голос по радио. Восемнадцать часов восемь минут. Передаем популярную музыку.

Татьяна. Чем у нас «Маячок» хорош – поговорит, а потом сыграет.

Багров (кивнул). Радио гениально придумано. Один поворот – и ты его выключил.

Татьяна (помедлив). Вот ведь странно… Где я вас видела?

Багров. Нигде. Я не местный.

Татьяна. Местных я знаю. А все ж таки…

Багров. И я вас видел.

Татьяна. Должно быть, в прекрасном сне.

Багров. Должно быть.

Татьяна. Или на привокзальной площади. Я там вишу. На Почетной доске. Ничего – девушка. Симпатулечка. Правда, карточке уже семь лет.

Багров. Не важно.

Татьяна. И я такого же мнения.

Багров. Веселая вы женщина…

Татьяна. Я? Веселая…

Багров. Кого провожали?

Татьяна. Никого: Всех сразу.

Багров. То-то она на вас написана.

Татьяна. Кто еще?

Багров. Всемирная скорбь.

Татьяна. Какой… глазастый.

Багров. Да не слепой.

Татьяна. Ну и что?

Багров. Ну и вот.

Татьяна. Нашел богоматерь. Командированный?

Багров. Само собой.

Татьяна. К нам, на «Унмаш»?

Багров. Это что за зверь?

Татьяна. Чему вас учили? Это – Унгурский машиностроительный.

Багров. Прошу прощения.

Татьяна. Что с вас взять…

Багров. Нет, родная, я – не в Унгур.

Татьяна. Тогда почему вы, родной, – в Унгуре?

Багров. Фортуна ко мне повернулась тазом. Была нелетная, я спешил. Нашелся один паренек из фольклора, взялся к экспрессу подбросить. (Развел руками.) Рискнул.

Татьяна. Откуда – парень?

Багров. Былинный герой. Уверяли, что Алеша Попович. Я поверил. А он опоздал.

Татьяна. Худо дело.

Багров. Куда уж хуже. Все знаю, милая. Ждать до утра.

Татьяна. Так вы – москвич?

Багров. Москвич, москвич.

Пауза.

Татьяна. Нетерпеливый…

Багров (усмехнулся). Вынь да положь.

Татьяна. Надо было дождаться погоды.

Багров. Надо было, да надоело. Один убогий на нервы действовал.

Татьяна. Чем же убогий?

Багров. А шут его знает. Обиженный. Встречали таких? Глаза обиженные. Губы обиженные. Голос дрожит. Вот-вот расплачется.

Татьяна. Может, вы его обижали?

Багров. Такого и не хочешь – обидишь. А в общем, если правду сказать, я был рад, что погода нелетная.

Татьяна. Вот и радуйтесь в нашем буфете.

Багров. Очень часто летать приходится, а между тем я летать ненавижу. Говорят, тут дело в среднем ухе. Очевидно, у меня оно среднее.

Татьяна Чудно!

Багров. Что именно?

Татьяна. У всякого свое. Я б полетала, а на месте сижу. Вы не любите, а летаете.

Багров. Знаете, устаешь торопиться.

Татьяна (помолчав). Где же вы ночевать-то будете?

Багров. Это проблема?

Татьяна. Еще бы нет. В Доме приезжих всегда полно, а у колхозников ремонтируют.

Багров. Я к вашему начальству толкнусь.

Татьяна. Поздно уж, никого не найдете.

Багров. Ну и что?

Татьяна. Ну и вот.

Багров. Только без паники. Безвыходных положений нет.

Татьяна. Что-то у вас глаза блестят. Не простыли?

Багров. Возможно. Но меры приняты. (Показал глазами на рюмку.) Пойдемте на площадь.

Татьяна. А что там делать?

Багров. Хочу еще раз на вас взглянуть.

Татьяна. На фотографии? Вот еще невидаль. Да и в натуре я лучше.

Хоть старше.

Багров. Лучше, лучше, о чем тут речь.

Татьяна. Или анкетку прочесть хотите? Так я могу без прогулок сказать. Зовут Татьяной, фамилия – Шульга. На «Унмаше» – мастер модельного цеха.

Багров. Очень приятно.

Татьяна. А мне неприятно.

Багров вопросительно на нее смотрит.

То, что вы себя не назвали. Все вы такие в Москве?

Багров. Не все. Я один такой невоспитанный. Багров.

Татьяна. И фамилия ваша знакома.

Багров. Владимир Сергеевич. Теперь – всё?

Татьяна. Всё, всё. Успокойтесь, пожалуйста. Мне ваши данные без надобности.

Багров. Вот и чудесно. Пошли?

Татьяна. Куда?

Багров. Посмотрим на ваш Унгур-городок. Раз уж Меня судьба закинула, глупо в этом буфете сидеть.

Татьяна. Все ж таки выпейте на дорожку. Не нравятся мне ваши глаза. Да запахнитесь вы поплотней. Шарф аккуратней повяжите. (Помогает ему.) И шапку нахлобучьте – не Крым. Разболеетесь – что с вами делать?

Багров. Не разболеюсь. Мне нельзя. Государству и «Аэрофлоту» я нужен здоровый и транспортабельный. (Вздохнув.) Скоро лететь, пропади оно пропадом. «Граждане пассажиры, пристегните ремни».

Картина третья

Слышно, как бьют часы. Затем доносятся невнятные радиоголоса. Потом они звучат все отчетливее. Опрятная комната. В углу старинные громадные часы. Багров за столом – не спеша ест. Татьяна хозяйничает, искоса за ним наблюдая.

Первый радиоголос. Каковы же наши шансы в предстоящих поединках?

Второй радиоголос. Ну… по старой спортивной привычке я воздерживаюсь от предсказаний, но все же вряд ли стоило б ехать, если б я не рассчитывал на медаль.

Первый радиоголос. Благодарю, Николай Васильевич. Желаем успеха.

Второй радиоголос. Будем стараться.

Татьяна. Вот оно как – побьет человека, а ему за это еще и медаль.

Багров. На битых медалей не напасешься.

Татьяна. Битому наград не положено. Эту науку я проходила.

Голос по радио. Двадцать часов шесть минут. Передаем популярную музыку.

Татьяна. Убегала – забыла выключить. (Выключает.)

Но теперь музыка звучит из-за стены. Музыка, шум голосов и смех.

Багров. Видимо, от нее не спрячешься.

Татьяна. Лезет веселье из всех углов.

Багров (огляделся, с удовольствием). Уютно.

Татьяна. Уютнее, чем на станции.

Багров. Безотносительно – хорошо. Часы у вас – чудо. Бьют, как колокол.

Татьяна. Им, наверно, в обед сто лет. Мать рассказывала, у деда один раз денежки завелись. Он и купил.

Багров. Правильно сделал. Время должно уходить торжественно. С боем.

Татьяна. Как холода надоели. Не потеплеет до благовещенья. Да ешьте вы, ешьте, ради Христа.

Багров. Спасибо.

Татьяна. В Москве таких щей не дадут. Щи должны быть, чтоб ложка стояла.

Багров. Правда вкусно. Просто я сыт.

Татьяна (озабоченно). На самом деле заболеваете?

Багров. Наоборот, уже перемогся. Я ж сказал – хворать мне сейчас нельзя.

Татьяна. Хворь-то не спрашивает, когда можно.

Багров. Ошибаетесь. Надо ей приказать, и она отступит.

Татьяна. Уж будто?

Багров. Но, конечно, надо уметь приказать.

Татьяна (коснулась ладонью его лба). Дело нехитрое, я так думаю. На начальников быстро учат.

Багров. Вот бы мне вас раскусить да понять, что в вас намешано, моя милая.

Татьяна. Всего понемножку. И мускус и уксус.

Багров. Хорошо, коли так.

Татьяна. Мне иначе нельзя. Я ведь женщина-одиночка. Будешь сладкая – расклюют. Будешь кислая – расплюют.

Багров. В этом, пожалуй, есть резон.

Татьяна (у подоконника). Вот беда-то… картошка померзла.

Багров. Шут с ней, оттает…

Татьяна. Вкус будет не тот…

Багров. Хватит хозяйничать. Присядьте.

Татьяна (усмехнувшись). Теперь мне приказывает. Я – не болезнь.

Багров. Там будет видно, кто вы есть.

Татьяна. Ну, села. Что скажете?

Багров (не сразу). Хорошо. (На миг прикрыл глаза.) Вроде мне никуда не надо.

Грохот пляски. Чьи-то каблуки лихо стучат об пол.

На совесть трудятся.

Татьяна. Это – надолго.

Багров. Танец маленьких лебедей?

Татьяна. Свадьбу играют.

Багров. Серьезное дело. Вы часом не званы?

Татьяна. Вам-то что?

Багров. Вдруг вы из-за меня не идете.

Татьяна. Не казнитесь. Не собиралась.

Багров. Значит, с соседями не дружны?

Татьяна (резко). Будет вам! Мало своих забот?

Багров. Прошу прощения.

Татьяна. Я чаю согрею. (Пауза.) Что ли вы любопытный?

Багров. Нет.

Татьяна. За что же мне такое внимание? Очень, наверно, вам приглянулась?

Багров. Наверно.

Татьяна. Слово-то не воробей.

Багров. Я от слова не отрекаюсь.

Татьяна. Он сказал, а я теперь думай. Шутка это или намек?

Стук.

Кто там еще?

Клавдия (входя). Впускаешь, Шульга?

Вслед за ней входит Алла Глебовна – тоненькая, лет под тридцать. Клавдия старше ее лет на пять – плотная, шумная.

Татьяна. Сама себя впустила. Привет.

Клавдия. Аллочку я в подъезде поймала. На свадьбу спешит.

Алла (смущенно.) При чем тут спешка… Не в театр и не на концерт… Все-таки моя ученица. Уже два раза напоминала…

Татьяна. Словно винишься передо мной.

Клавдия. Я и сказала – не опоздаешь. Вали к Татьяне. Гость у нее.

Татьяна. Ну ты чекистка. Все уже вызнала.

Клавдия. Слухом земля пользуется, говорят. (Багрову.) Здравствуйте.

Меня зовут Клавдия.

Багров. А меня – Владимир Сергеич.

Клавдия. Запомним. Это вот Алла Глебовна. Учительница наших детей.

Багров (прищурясъ). Русский язык и литература?

Алла (потрясенно). Все правильно.

Багров (Клавдии). А вы чему учите?

Клавдия. Я бы сказала, да стыд не велит.

Татьяна. На ночь-то не пугай человека. Она у нас – медицинский работник. Раздевайтесь.

Алла. Я на минутку…

Татьяна. Слышала. Выпьешь с нами чайку.

Алла. Бога ради, ты не волнуйся.

Татьяна. Какое еще волненье. Садись. Чего другого не предлагаю.

(Кивок в сторону стены.) Там угостят.

Клавдия (Багрову). Вы не охотник?

Багров. Разве похож?

Клавдия. А разве нет? Где нашу Танечку подстрелили?

Багров. Какой я охотник? Годы не те.

Клавдия. Не скажите. Вы интересный мужчина. Очень даже оригинальный.

Багров. Спасибо на добром слове. Нет. Я не стрелок.

Клавдия. А кто же вы будете?

Багров. Просто транзитный пассажир. Да к тому же еще неудачник.

Клавдия. Что так?

Багров. На поезд свой опоздал. Тут меня ваша подруга и встретила.

Клавдия. Где ж – неудачник? Вам повезло.

Татьяна. Что-то ты больно разговорилась.

Клавдия. Да и ты ведь, Шульга, везуча. Надо же, как у тебя сошлось.

Я на станции хоть поселись – мне такого фарту не будет.

Татьяна. Тебе про нас-то кто насвистел?

Клавдия. Шурка-скрипачка вас углядела. Иду Сюда, а она уж тут… С Юрочкой Каплиным и с Безуглым. Вот тоже – девка страшней войны, а сразу двоих захомутала.

Татьяна. Она хоть и страшненькая, а с перчиком.

Клавдия. Мало ли что, и я – не изюм. Нет уж, кому какое счастье.

Из-за стены доносится пение.

Рано что-то хором запели.

Алла (Багрову). Почему вы были убеждены, что я веду литературу?

Багров. Сам не знаю. Так показалось.

Алла. Должно быть, книжницу сразу видно.

Багров. Вы здешняя?

Клавдия. Она нездешняя. Она у нас не от мира сего.

Алла. Ну, нет, теперь я уже унгурка. Три года работала в сельской школе, а после перевели сюда.

Багров. А где вы родились?

Алла. В Ленинграде. Но это было очень давно.

Клавдия. Надо же, как ваше лицо мне знакомо. Ей-богу, я вас по телеку видела. Вы не артист?

Багров. Еще какой. Моя фамилия Банионис.

Клавдия. Бессовестный, больше вы никто. Не хотите серьезного разговора.

Багров. Зачем он вам, в вечерний-то час?

Клавдия. Ладно уж, знаю я вашего брата.

Багров. И я знаю вашу медсестру.

Клавдия. Ничего вы про нас не знаете.

Багров. Бабы вы аховые. Для вас святого нет.

Клавдия. Ваше святое нам слишком известно. А на Баниониса я молюсь.

Татьяна. Слышь, медсестра, – погляди внимательно. Здоровый он у меня ай нет?

Клавдия. А где ему, бедняжке, неможется?

Татьяна. Не знаю, только не ест ничего.

Багров. Я здоров. И духом и телом.

Клавдия. Она за вас болеет, понимать надо. Дайте-ка вашу руку. Горячая. Пульс отчего-то лихорадочный. Впрочем, смертельной угрозы нет.

Татьяна. Тебя дело спрашивают.

Клавдия. А я – по делу. Если позволишь ему – будет жив.

Багров. Так обойдемся без профилактики?

Клавдия. Миленький, я бы вас уколола. Только вот не смекну – куда.

Багров. И не пробуйте – ничего не выйдет. На мне местечка мягкого нет.

Алла. А вы – в Москву?

Багров. В Москву.

Алла. Домой?

Багров кивает.

Вот, верно, рады…

Багров. Как вам сказать…

Татьяна. Он у нас – человек кочевой. Только приедет – и сразу лететь.

Клавдия. Нет, вы на нее поглядите. Уж всю его биографию знает.

Алла. Куда ж вы опять?

Багров. В город Бамако. Есть такая страна – Мали.

Клавдия. Это чего же вы в ней забыли?

Багров. Я бы и сам хотел понять.

Алла. Владимир Сергеевич, вы часто бываете за пределами нашей родины?

Багров. Достаточно часто.

Алла. В туристских поездках?

Багров. Больше – в командировках. А что?

Алла. Как жаль, что вы уезжаете завтра. Рассказали б моим ребятам…

Клавдия. Ну, так отложит отъезд – делов-то… С твоими двоечниками да не встретиться…

Алла. Ах, ну тебя, ты не поймешь.

Татьяна (у окна). Какая ночь студеная будет.

Багров (Алле). Своих у вас нет?

Клавдия. То-то, что нет. Сидит и смолит с утра до ночи. Вся в табаке – и сама и комната.

Алла. Может быть, это и смешно, но все-таки за двенадцать лет я ни разу еще дверь в класс не открыла автоматически. Открываешь и думаешь – начинается жизнь. Все остальное – предисловие.

Багров. Завидую вашим ученикам.

Клавдия. Ей жестокости не хватает. С этой шайкой иначе нельзя. А она на них смотрит, как вы – на Таню.

Татьяна. Ох, чудачка ты беспросветная…

Клавдия. Мой-то распрекрасный сыночек тоже ее ученичок. Такой атаман, что стон стоит. Товарищи плачут, соседи плачут, а пуще всех плачет по нем колония.

Багров. Сын – взрослый?

Клавдия. Кто их теперь разберет. Тринадцать стукнуло, значит, взрослый.

Алла. Мальчик трудный, но волевой. Надо понять – он себя ищет. Клавдия. Вот беда будет, коли найдет. Весь в отца, такое же золото. С мужем четырнадцать лет протрубили, а на пятнадцатый он говорит: давай, Кланя, врозь поживем. Что скажете, ничего себе шуточки?

Багров. Повеселили. Где ж он теперь?

Клавдия. Ищет себя… в южных краях. Там их много, таких лимонадников.

Татьяна. Ладно, подруга, не заводись.

Клавдия. Да уж кончился весь завод. Как ни крути, одно выходит: родилась по ошибке, родила по глупости.

Алла. Так даже в шутку нельзя говорить.

Клавдия. А вдруг – не шучу? (Смеется.) Шучу, не бойся. Хоть бы посоветовал кто – завлечь, что ли, доктора Льва Семеныча?

Татьяна. Давно пора.

Клавдия. Специалист отличный, только крохотный, как лилипутик. Уж не знаю, как с ним миловаться. Пропадет без вести, что делать– то буду?

Татьяна (Багрову). О чем задумались?

Багров. А ни о чем… «В столицах – шум, гремят витии…».

Алла. Правда, вот так привяжется строчка, и все ее твердишь и твердишь? Есть поразительные стихи погибшего на войне поэта. Он обращался к своей невесте, просто нет дня, чтоб я их не вспомнила: «Перебори душевный холод, полгода замуж не спеши, а я останусь вечно молод, там, в тайниках твоей души». Правда, удивительно сказано? Только представьте – годы идут, и женщина старится, и новый муж, и дети уже давно выросли. А тот, что ушел, – он все такой же. Молодой и неповторимый.

Клавдия взглянула на Татьяну, незаметно толкнула Аллу.

(Резко обрывает себя.) Знаете, что могут выкинуть дети, совершенно невозможно предвидеть. В лагере мальчики заворачивались в простыни и шли на второй этаж пугать девчонок. Я объясняю им, что от испуга бывают шоки, смертельные случаи. Хохочут! «Да нет, они бы не умерли. Мы постучали им по батарее, что идем их пугать». Непостижимо.

Появляется Караваев – невысокий мужичок неопределенного возраста, в костюме, при галстуке.

Караваев. Здравствуйте, дорогие товарищи.

Клавдия. Ну, Унгур… Тут не завьешься. Ты на одном конце чихнешь, а на другом здоровья желают.

Караваев. Слышал я, Таня, гость у тебя?

Клавдия. Тебе что за дело? Ты ей – отец?

Караваев. Я ей побольше отца. Я – отчим. Отчим – это святое слово.

Отчим растит чужое дитя.

Клавдия. Кто ее вырастил? Гриб сушеный! Ты в этом доме не задержался.

Караваев. Такой уж был поворот судьбы, но родственность я к ней сохранил. (Протягивает Багрову руку.) Караваев. Тихон Иванович.

Багров. Владимир Сергеевич.

Караваев. Я вам рад.

Клавдия (кивнув на Багрова). А уж он-то и вовсе счастлив. Татьяна. Что это ты разнарядился?

Караваев (небрежно). А на свадьбу просили прийти.

Клавдия. Слава те господи, упросили.

Караваев. Во – милосердная сестра. Спереди лечит, сзади калечит. Клавдия. Тебе-то всё – божья роса. Слышно, ты к Мотылихе прибился?

Караваев. А хоть бы и так.

Клавдия. Нашла сокровище.

Караваев. Про это ты не можешь судить. (Багрову.) Дочь у ней вышла замуж в Орел. Ясное дело, одной ей томно. Сама она – передовая женщина.

Татьяна. Женился бы, если передовая.

Караваев. Я в эти оглобли не коренник.

Татьяна. Все пристяжным норовишь?

Караваев. Естественно. Хомут не трет, и кнут не достанет.

Клавдия. Погонит она тебя в скором времени.

Караваев (гордо). Меня не гонят, я сам ухожу.

Татьяна (невесело усмехнувшись). На этот раз он правду соврал. Мать все надеялась, что вернется.

Караваев. Еще бы! Она меня обожала. К тому ж я ее с детями взял.

Клавдия. Да мука ей от тебя была.

Караваев. Где радость, там мука. Они как двойняшки.

Багров. Он хоть и строг, а справедлив. Это верно – за радость платят. Караваев. Милый, уж так природа устроена. Кто это любит одну весь век?

Алла. Есть и такие.

Караваев. А я им не верю. Это, знаешь, народ подозрительный. Алла. Только они и знают любовь.

Караваев. Ой, Алла Глебовна, школьники вырастут – не скажут спасиба за твою науку. Да дай ты мне лучшее в мире пирожное и вели его есть до старости лет – я же, как пес голодный, взвою.

Алла. Жена не пирожное.

Караваев. Тем более.

Клавдия. Что с ним говорить, с переспальщиком? День поживет – и хвост трубой.

Караваев. Ты с мужем пятнадцать лет прожила. Какая разница? Клавдия. Умолкни.

Караваев. Я жизнерадостный человек. Я и фигурки пилил, и плотничал, а уж расточника нет первей… У меня ремесел в руках была тыща, а я ни за одно не держался. Ни за ремесло, ни за бабу. Может, за то меня и любили. Очень легок был на подъем.

Клавдия. Жалели тебя, а не любили. Видят, что без царя в голове.

Караваев. А пусть жалели. Мне все едино. Хитры вы очень, да я хитрей. Так просто вам поддаться неловко, вот и плетете про свою жалость. «Ты мне не нужен, да жалко тебя». А я не спорил. Мне-то не жалко. Как хочешь, родная, – не в слове суть.

Осторожный стук.

Татьяна. Кто это там?

Голос. Можно?

Алла. Кузьмин.

Татьяна (хмурясь, тихо). Вот, как на грех…

Клавдия. Держись, Татьяна.

Татьяна (сердито, чуть слышно). Ладно, не маленькая.

Клавдия. И я – об этом. С маленькой-то спрос невелик.

Татьяна. Я у себя в дому хозяйка.

Клавдия. Дров бы тебе не наломать.

Татьяна открыла дверь. Входит Кузьмин. Опрятный, подтянутый человек средних лет.

Кузьмин. Прощения прошу, что беспокою. Я к тебе, Таня, вроде посла. Добрый вечер и здравствуйте – всем. Кого знаю, кого не знаю.

Татьяна. Что за посольство, Петр Матвеич? Присядь.

Кузьмин. Спасибо. (Садясь.) Я от Веры. И соответственно – от Грудцова. Все ж таки свадьба. Не каждый день. Если ты не придешь – огорчишь. Алла Глебовна, вас ожидают.

Алла. Я уж иду.

Караваев. Мы – на подходе.

Кузьмин (осторожно). Мне ситуация понятна. Но жизнь идет своим чередом. Скажу о Грудцове. Молодой товарищ. Приехал. Имеет квалификацию. Хочет найти свое место, жить прочно. Это заслуживает поддержки.

Татьяна молчит.

Я тебя целиком понимаю. И ты мое отношение знаешь… (Оборвал себя.) Но я не про то… Просто я думаю, если бы ты хоть ненадолго…

Татьяна. Не в этом дело, Петр Матвеич. Зла во мне нет – душа не пускает. Да и гость у меня – сам видишь.

Кузьмин (негромко). Можно и с гостем. Будут рады.

Татьяна. Так и скажи им – гость у нее.

Кузьмин. Дело твое. Прости за вмешательство.

Татьяна. И ты извини.

Кузьмин. Ладно. Оставим. (Багрову.) Мы с Татьяной вместе работаем. Кузьмин Петр Матвеич.

Багров. Багров.

Мужчины молча, внимательно оглядывают друг друга.

Кузьмин. Кто будете? Из каких краев?

Багров. Корреспондент из Москвы.

Кузьмин. Понятно. И на какой же предмет – у нас?

Багров. А изучаю Татьяну Андревну. Есть потребность ее воспеть.

Кузьмин. Ну что ж. Татьяна Андревна достойна. Вполне заслуживает статьи в областном и даже в центральном органе.

Багров. Совершенно с вами согласен.

Кузьмин. Если я вам могу помочь…

Багров. Очень возможно, что понадобитесь. (С еле уловимой усмешкой.) Внесете необходимую ясность.

Кузьмин (осторожно). Какую?

Багров. Могут возникнуть вопросы.

Татьяна (негромко). Будет вам, Владимир Сергеич.

Караваев. Вот почему про меня не пишут?

Клавдия. Ты б поделился с народом опытом – как «бормотуху» жрать натощак.

Караваев (оскорблен). Да я ее и в рот не беру. Я в ней давно разочаровался. Ну, с горя или на радостях. А ты вот скажи по справедливости – какую работу другой не сделает, мне ведь несут… Кузьмин. Скажу о тебе. Эх, Караваев, Караваев, с твоим мастерством, с твоими руками, – с доски Почета ты б мог не сходить.

Караваев. Спасибочки. Может, я в лоб раненный?

Татьяна. А ты помолчи – сойдешь за умного.

Караваев. Да я, падчерица, и вслух не дурак. И за ваших конструкторов разрываться не собираюсь.

Кузьмин (горестно махнув рукой). Эх, Караваев, Караваев, без ветрила ты человек.

Татьяна (неожиданно). Ну и ему приходится солоно. Напишут феню, а он – вертись.

Караваев. А я – про что?

Кузьмин (недовольно). Не пыли, Караваев. Настроишь товарища корреспондента – раздумает писать про «Унмаш». Как вам Унгур показался?

Багров. Не слишком.

Кузьмин (опешил). Вот что… (С подчеркнутой вежливостью.) Позвольте спросить – почему?

Багров. А строились без большого ума. Нехорошо бранить покойников, но посмотрите свежим глазом. Всё на юру, сквозняком продуто. Невесело.

Кузьмин (хмурясь). Так ведь не ярмарка. Да и такие уж здесь условия.

Багров. А чем они плохи? У вас редколесье. Тут и располагать дома. А вы все жметесь на пятачке да лепитесь под бок заводу. Поставили три коробки рядом.