Текст книги "Измена"

Леонид Зорин
Измена. Комедия в двух действиях

© Леонид Зорин

© Aegitas publishing house, 2022

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Аркадий Сергеевич Рафаэлев – сорокалетний служащий.

Зара Петровна – его жена, стоматолог, 36 лет.

Семен Тимофеевич Левкоев – заместитель заведующего 50 лет.

Нина Ивановна – его жена, этих же лет, в прошлом – методист.

Борис Анатольевич Пальцев – преподаватель литературы, 45 лет.

Юлия Львовна – его жена, знает немецкий язык, лет на десять моложе.

Федор Данилович Сыромятник – нотариус, род пятьдесят лет.

Анна Григорьевна – его жена, библиотекарь, много курит и потому басит, лет за сорок.

Роберт Максимович Ночуев – хормейстер, 38 лет.

Дина Васильевна Швец – диктор, приблизительно того же возраста.

Роман Романович Непотоцкий – провизор, между сорока и пятьюдесятью.

Глеб Алексеевич Валетов – поэт-песенник, ему под сорок лет.

Лида – горничная в гостинице, двадцатилетнее существо.

Действие происходит в Покровске.

Действие первое

1

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Стоит Рафаэлев. Стремительно идет Зара Петровна. Плащ, наброшенный на ее плечи, развевается за ее спиной.

Зара Петровна. Ты?

Рафаэлев. Да. Я.

Зара Почему ты сбежал?

Рафаэлев. Я не сбежал. Я бежал.

Зара. Почему ты здесь?

Рафаэлев. Потому что ночь.

Зара. Что из того?

Рафаэлев. Потому что улица.

Зара. Ты безумен.

Рафаэлев. Потому что фонарь. И аптека.

Зара. Зачем тебе аптека?

Рафаэлев. Ты этого не понимаешь?

Зара. Нет. Ты хочешь цианистого калия? Тебе его не продадут.

Рафаэлев. А жаль.

Зара. Иди домой.

Рафаэлев. У меня нет дома. Я уеду в Карелию. Там леса.

Зара. Что за вздор!

Рафаэлев. А вот и не вздор. Когда в истерическом самозабвении ты слушала эту мерзкую песенку, эту пресловутую «Верочку», Ночуев подмигивал всем и каждому.

Зара. Должно быть, ты сам ему раззвонил.

Рафаэлев. Почему ты так думаешь?

Зара. Я тебя знаю. Ты физически не способен хранить доверенную тебе тайну.

Рафаэлев (кричит). Я не мог! Я шатался под этой тяжестью. Я был вынужден ее разделить.

Зара. С кем?

Рафаэлев. С Ночуевым.

Зара. Это значит – со всеми. Ты повел себя как баба.

Рафаэлев. Зара!

Зара. На потребу досужему любопытству ты швырнул одновременно три имени. И мое, и свое, и имя Валетова.

Рафаэлев. На Валетова мне чихать!

Зара. Стыдись! Не теряй человеческого облика. Ревнуй, терзайся, но не забывай – речь идет о поэте, об избраннике.

Рафаэлев. Он – избранник?

Зара. Ты это знаешь сам.

Рафаэлев. Потому что он накатал эту «Верочку»?

Зара. «Верочку» поет стар и млад. И не только «Верочку», ты это знаешь. Его песни у всех на устах.

Рафаэлев. Его песни! Ночуев мне объяснял, как их варганят.

Зара. Слушай Ночуева.

Рафаэлев. А Ночуев – хормейстер. Профессионал. Он-то знает. Сочиняют мелодию, к ней подбирают бессмысленный текст. Он у них называется «рыба»…

Зара (возмущенно). У них!

Рафаэлев. Рыба! И уж под эту рыбу пишутся вот такие стишки. Такие ж бессмысленные.

Зара. Низко!

Рафаэлев. Как называется его сборник? «Мои песни»? Надо бы «Мои рыбы».

Зара. Подло!

Рафаэлев. И он еще – фарисей. «Вера, Верочка, Веруша, хорошо с тобой молчать, я молчанья не нарушу, на устах моих – печать». Ежели ты так любишь молчать, не голоси на всю Россию.

Зара. Рафаэлев! Ты себя унижаешь.

Рафаэлев (с горечью). Ты права. Я хранил семейный очаг. Я здесь глотал покровскую пыль, радуясь, что ты дышишь озоном в этом порочном нечистом Крыму.

Зара. Что же делать, если я полюбила?

Рафаэлев. Замолчи!

Зара. Как хочешь.

Рафаэлев. Нет, говори. Как все было.

Зара. Но ты же слышал…

Рафаэлев. Я требую.

Зара. Мы стояли с ним в очереди. Он был за мной. И внезапно заговорили друг с другом. Это был какой-то странный толчок. Оказалось, он родился в Покровске. Называл мне какие-то имена. Постепенно что-то росло, клубилось. И сгустилось. Так это началось.

Рафаэлев. Началось!

Зара (кротко). Без начала нет продолжения.

Рафаэлев. О, распутница.

Зара. Он меня звал иначе.

Рафаэлев. Он давал тебе прозвища?

Зара. Разумеется.

Рафаэлев. А какие?

Зара. В зависимости от обстоятельств.

Рафаэлев (кричит). От каких обстоятельств?!!

Зара. Возьми себя в руки.

Рафаэлев. Хорошо. Так как же он тебя звал?

Зара. Будь по-твоему. «Звереныш».

Рафаэлев. Звереныш?!! Тебя мало убить.

Зара. Мужайся, мой друг.

Рафаэлев. Продолжай.

Зара. Когда он бывал задумчив и особенно лиричен и нежен, он говорил мне: «Мой Микки Маус».

Рафаэлев (язвительно). Ах как трогательно!

Зара (кротко). Трогательно, мой друг.

Рафаэлев. Невозможно. Невыносимо.

Зара. Видно, так распорядилась судьба.

Рафаэлев. Но ведь это же драма.

Зара. И хорошо.

Рафаэлев. Как?!

Зара. Не все тебе жить без потрясений.

Рафаэлев. Но ведь я страдаю.

Зара. Я сострадаю.

Рафаэлев. Нет. Избавь. Лучше я уеду в Карелию.

Зара. Ну опять…

Рафаэлев. Да. В Карелию. Там леса. Здесь мне места нет. Меня преследуют. Измываются. Рады меня растоптать. Я – изгой, я – пария. Вот и Левкоевы ни разу не были у нас в гостях. А теперь, когда ты меня добила…

Зара. Я добила? Чудак. Я тебя подняла.

Рафаэлев. Чем? Изменой?

Зара. Они тебе все завидуют. За-ви-дуют. Неужели не ясно? От такого известного человека женщина вернулась к тебе.

Рафаэлев. А он что – не пускал тебя?

Зара. Несмышленыш. А о чем же он пишет мне?

Рафаэлев (снова взрываясь). Он еще пишет! Покажи мне письмо.

Зара. Никогда, мой друг.

Рафаэлев. Почему?

Зара. Я сказала. Это – святое.

Рафаэлев. Ах святое?! Эта цидулка?

Зара. Аркадий! Уважай себя!

Рафаэлев. Легко говорить.

Зара. Если сам себя уважать не будешь, то никто не станет тебя уважать. Не бежать от них надо тебе, дурачок, а идти им навстречу. Смело. Гордо. С властно поднятой головой. Да пойми, наконец, ты – победитель. В титаническом поединке за женщину, где ставкой была вся наша жизнь, ты одолел.

Рафаэлев (задумчиво). Ты полагаешь?

Зара. А с кем же я?

Рафаэлев. Да. Разумеется. Но он тебя звал «Звереныш».

Зара. Звереныш.

Рафаэлев. Ужасно.

Зара. Не валяй дурака. В конце концов, выбрала я тебя. Рафаэле в. Так, значит, перед тобой стояла проблема выбора?

Зара. Ты еще спрашиваешь. Это были страшные дни. Но я – Каштанка. Я привыкла к хозяину.

Рафаэлев (польщенно). А он страдал?

Зара. Ты еще спрашиваешь.

Рафаэлев (с искренним сочувствием). Бедняга!

Зара. Можешь его пожалеть.

Рафаэлев. Безусловно, мне жаль его. Я не зверь. Но все-таки как ты могла?

Зара. Могла. И больше – ни слова. Потом. Когда-нибудь. Сегодня это кровоточит…

Рафаэлев. Ты веришь, я на тебя смотрю какими-то свежими очами.

Я совершенно тебя не знал.

Зара. Я и сама себя не знала.

Рафаэлев. Мне кажется, это было вчера – я вошел к тебе в кабинет впервые. Белый от нестерпимой боли. С какой энергией и искусством ты удалила тот чертов зуб!

Зара (серебряно хохоча). Сегодня я делаю то же самое!2

Маленький сквер около Дома торговли и почтамта. Закат. Сидят Пальцевы, Анна Григорьевна Сыромятник, Ночуев и Непотоцкий. Из Дома торговли чуть слышно звучит какая-то мелодия.

Юлия. И вы это знали?

Ночуев. Разумеется.

Юлия. И ничего не говорили!

Ночуев. Не забывайте, это секрет.

Анна. Он сам вам все рассказал?

Ночуев. Вы бы видели. Руки блуждают, голос дрожит.

Пальцев. Неврастеническая фигура.

Ночуев. «Ночуев, мне нужен ваш совет. Ночуев, только вы с вашим опытом…».

Непотоцкий. Знал, к кому обратиться.

Ночуев. А что? Кое-какой опытишко имеется.

Доносится усиленный динамиком голос Дины.

Голос Дины. Дорогие гости Дома торговли! Сегодня на втором этаже – богатый выбор летних костюмов. Милые гостьи! Для вас приготовлены… (с некоторой игривостью) разнообразные купальники.

Звучит некая песенка.

Ночуев (кивая в сторону радиоголоса). Ох! Дина…

Пальцев (с улыбкой). Сирена.

Непотоцкий. Такая профессия.

Ночуев. Но – поразительные интонации! Ведь вроде бы предлагает одеться, а кажется…

Юлия. Прикусите язык. Недаром от вас жена ушла.

Ночуев. Что делать? Она сама виновата.

Юлия. Замолчите. Вы Казанова.

Ночуев. Ей надо было научиться прощать.

Анна. И как вам доверили хор девушек?

Ночуев. Сам удивляюсь.

Юлия. Авантюрист. Зачем они вам? (Кивая в сторону Дома торговли). Существует Дина. Оба свободны. Отличный дуэт.

Ночуев. Ай, оставьте, какая мы пара? Мы с Диной – два вольных стрелка. Два охотника. Можно сказать, два флибустьера на диких пастбищах любви.

Юлия. Несчастный. Любовь неповторима.

Ночуев. А я артист. Я люблю бисировать.

Юлия. Чудовище.

Анна. Обычное дело. В сущности, нестарый мужик. Перекипит.

Ночуев. Но – Зара Петровна! Кто б мог подумать?! Невероятно. Пломбы. Бормашина. Щипцы.

Юлия. «Не знаю я, что это значит, дас их зо трауриг бин».

Только Хайне так писал о любви.

Ночуев. Не только.

Юлия. Читайте в оригинале.

Появляются Левкоевы. Скромное величие.

Ах боже ты мой… Нина Ивановна!

Пальцев. Семен Тимофеевич! (С интересом.) Вы – домой?

Нина. Уговорила пройти через сквер. Хотя бы глотнет немного воздуха.

Левкоев. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Очень рад. Какой уж воздух? Такая жизнь – себе совершенно не принадлежишь.

Нина. Когда-нибудь он себя доведет.

Ночуев. Сгорите, а кто вам спасибо скажет?

Левкоев. Если уж совсем откровенно – адски устал.

Пальцев. Куда смотрит мэр?

Нина. Там рады, что он везет этот воз.

Левкоев. Ну, ну… Там хорошие люди.

Нина. Еще бы. У тебя все хорошие.

Левкоев. Ну, ну…

Нина (Непотоцкому). Как вы его находите?

Непотоцкий. Осунулся.

Нина. Жжет себя с двух концов.

Левкоев. Ну, ну… Не надо на мне фокусировать. Где Федор Данилович?

Анна. Прибежит. Задержался в своей конторе.

Левкоев. А Роза Евгеньевна? Хворает?

Непотоцкий (развел руками). Хворает.

Левкоев. Ну так – лежать, лежать. Так что же слышно у Рафаэлевых?

Ночуев. Вот видите… ворвался ко мне. «Необходим ваш совет… ваш опыт…».

Нина. Непостижима.

Ночуев. Его трясло.

Левкоев. И это действительно – Валетов?

Ночуев. Валетов.

Юлия. Можно сойти с ума.

Левкоев (задумчиво). Известное имя.

Нина. Автор «Верочки».

Левкоев. Да, и «Верочки» в том числе… И между прочим, – земляк. Покровчанин.

Ночуев. Он книгу ей подарил.

Левкоев. Да, я слышал.

Ночуев. С надписью. Шлет письмо за письмом.

Левкоев. Читал их Рафаэлев?

Ночуев. Какое! Она даже близко не подпустила. Таит, как святыню.

Непотоцкий. Дошло до святынь.

Юлия. Вы Мефистофель.

Непотоцкий. Да почему же?

Юлия. От вашего скепсиса веет льдом.

Нина. Вчера мы с Семеном Тимофеевичем проговорили об этом всю ночь. Семей Тимофеевич был расстроен.

Ночуев. Еще бы! Но брак – такой институт… Моногамия, в сущности, неестественна.

Левкоев. Ну, ну…

Ночуев. Ведь и женщину надо понять. Живет она своей будничной жизнью. Каждый день одно и то же лицо…

Нина. Смотря какое!

Ночуев. Это все так. Но вдруг является некто третий. Какой-нибудь этакий… вроде меня… Истребитель и скороход. Такой… Надбытный. Неокольцованный.

Нина. Недаром у вас худая слава.

Ночуев. Что делать, я ее заслужил.

Левкоев. И зря.

Ночуев. Да вот характерный случай. Рассказывал верный человек. Живет-поживает один гроссмейстер. Женат и счастлив. Все хорошо…

Левкоев. При чем тут гроссмейстер?

Ночуев. Его посылают на остров Мадагаскар. На турнир. И пока этот злополучный малый играет по швейцарской системе – с выбыванием…

Непотоцкий. А-я-яй…

Левкоев. Ну вот, при чем тут Мадагаскар? Ей-богу, эти ваши истории… Однако же что я хотел сказать? Само собой, я не одобряю подобной женской… неуправляемости… Отнюдь. Но он и сам виноват. Я имею в виду Рафаэлева. Как хотите – его несолидность… непродуманные заявления… странные выходки… одним словом, отсутствие всякой основательности… В известном смысле, Ночуев прав. Я не поклонник его философии…

Ночуев. У меня нет философии, у меня темперамент.

Левкоев. …но Зару Петровну можно понять.

Пальцев. Я совершенно с вами согласен. В этом случае не может быть унифицированного подхода. Все должно быть дифференцированно. С учетом многообразия жизни.

Непотоцкий. Что такое семейное счастье? Минута улыбки и годы забот.

Юлия. Вы – дух отрицания. Вы дышите холодом.

Непотоцкий. Так сказал один философ Запада.

Левкоев. Мало ли что он там сказал.

Нина. Вот именно. Все от нас зависит.

Левкоев. Мы – кузнецы своей судьбы.

Голос Дины (с непередаваемым лукавством). Дорогие гости! Если вы пожелаете сделать подарок своей жене, своей невесте, или… знакомой, в нашем Доме, на третьем этаже, вы обнаружите богатый выбор. Спешите делать подарки женщинам!

Звучит сопровождающая текст песенка.

Пальцев. Бедняжечка Дина… все обольщает.

Анна. В сущности, одинокая баба.

Ночуев (многозначительно). Все с тех пор не войдет в берега.

Левкоев. Да-а… та история нашумела. Не последний был человек в горсовете. Вовсе не рядовое лицо.

Непотоцкий. И можно сказать, потерял голову.

Левкоев. На учебу пришлось послать.

Пальцев. Бедная Дина. Стресс изрядный. Не повезло ей. Жалко смотреть.

Юлия. Ведь ты ж находил, что в ней что-то есть.

Пальцев. Тебе померещилось.

Юлия. Я не беспамятная. Какая-то свобода, раскованность, даже какой-то шик…

Пальцев. Пустяки.

Левкоев. Да уж, не стоит преувеличивать.

Ночуев. Вот Зара – совсем другая опера.

Левкоев. Пожалуй.

Пальцев. Зара – это сюжет

Входит Дина Швец.

Дина. Помешались на этой Заре. Что такого произошло?

Пальцев (кивок в сторону Дома торговли). Мы слушали вас.

Дина. Очень жаль. Я не в голосе. Не трогаете сегодня меня. Сегодня я злая и колючая. И не могу за себя отвечать. Какой-то чудовищный микрофон. Начисто невосприимчив к оттенкам, не говоря уж о полутонах.

Левкоев. Скромность – сестра таланта. Садитесь.

Дина. Я вовсе не скромная. Я взбалмошная. «Зара», «Зара»… Только и слышно.

Пальцев. По-моему, вы просто ревнуете.

Дина. Не трогайте сегодня меня. А то вам достанется на орехи. Нет, правда же, почему такой раж?

Дина. Конечно, на первый взгляд все просто. Здоровая женщина, море, юг…

Юлия. Да, но – Валетов!

Нина. В этом вся суть.

Дина. А что – Валетов? Не понимаю. «Валетов»… Если на то пошло…

Юлия. Ну кто же не помнит ту вашу драму…

Дина. Не будем об этом говорить.

Левкоев. И все же Валетов есть Валетов. Как-никак всенародное имя.

Дина. Но что вас убеждает в их близости?

Анна. А книга?

Дина. Не больше чем сувенир.

Нина. А надпись?

Дина. Не больше чем автограф. «Рафаэлевой – Валетов». Отписка. Пальцев (с умной улыбкой). Именно в этом не убежден. Если хотите, в этой надписи – особый человеческий стиль. Если хотите, она взывает. «Рафаэлевой – Валетов». Вы вслушайтесь. «Нас двое. Мы в мире, как в пустыне. Нас двое – и никого вокруг…».

Юлия (гордая мужем). На этом уровне он и ведет литературное объединение.

Непотоцкий. Конечно, в пустыне все может быть.

Негодующий взгляд Юлии.

Ночуев. Умри, Борис, лучше не скажешь.

Нина. Надпись говорит за себя, но главное – это их переписка.

Анна. Пишут и пишут!

Юлия. Письмо за письмом!

Левкоев. По скромному моему разумению, нет смысла игнорировать факты.

Ночуев (Дине). Нас больше. Выбросьте белый флаг.

Дина пожимает плечами, но не возражает. Внезапно Ночуев меняется в лице и начинает напевать:

 
Вера, Верочка, Веруша,
Хорошо с тобой молчать…
 

Юлия. Рафаэлев!

Нина. Один как перст.

Непотоцкий (с укором). Ночуев! Прикройтесь.

Ночуев. Всегда готов. (Напевает.)

 
Я молчанья не нарушу,
На устах моих – печать.
 

Пальцев. Лицо у него… Застывшая маска.

Анна (качая головой). В сущности, несчастный мужик.

Непотоцкий. Бедняга! Ему не сладко.

Ночуев. Еще бы!

Левкоев. Да, но во многом он сам виноват.

Приближается Рафаэлев. У него скорбно-торжественный вид.

Пальцев. Добрый вечер, Аркадий Сергеевич.

Ночуев. Прогуливаетесь?

Дина. Где Зара Петровна?

Рафаэлев. Зара Петровна зашла на почтамт. Она, – в угнетенном состоянии.

Анна. Не захворала?

Левкоев. Тогда – лежать.

Рафаэлев. Благодарю. Она не больна. В обывательском смысле слова. Дело значительно сложнее. Зара Петровна в большом смятении. Ее друг Валетов внезапно исчез. Не подает о себе вестей. Не отзывается на телеграммы. Как раз сейчас она выясняет, не затерялись ли его письма. Поскольку он пишет до востребования. Зара Петровна угнетена.

Долгая пауза. Общество не может понять, как надо реагировать на эти слова.

Пальцев. Но все-таки… Стоит ли так тревожиться? Он мог уехать.

Юлия. Ведь он поэт. Поэты – страшные непоседы. Возьмите Хайне. Лепотоцкий. Свободная вещь.

Рафаэлев. Именно такими же доводами я успокаивал Зару Петровну. Но женщина, подобная ей, не умещается в тесных рамках обычной и в чем-то плоской логики. Вы знаете старое изречение: сердце сердцу весть подает? Зара Петровна убеждена: что-то произошло роковое. Внутренний голос ей нашептывает: с Валетовым – худо. С ним – беда. Тем более еще там, на юге, он жаловался на меланхолию. Заре Петровне, очевидно, не следовало его оставлять во время опасного периода. И Зара Петровна себя казнит. А так как она торопилась ко мне, я сам себя чувствую виноватым.

Дина (негромко, но веско). Вы подлинный рыцарь, Рафаэлев.

Рафаэлев с тяжким вздохом машет рукой.

Ночуев. В самом деле так убиваетесь? Из-за Валетова?

Рафаэлев. Я – не Дантес. Прошу прощения, меня тревожит, что Зара Петровна так задерживается. Я должен быть рядом. Я очень боюсь, что наши худшие опасения небеспочвенны.

Юлия (мягко). Вы – паникер.

Рафаэлев. Дело ведь не во мне, а в ней. У женщин такой организации, как Зара Петровна, душевная жизнь нежданно-негаданно обретает вполне реальное бытие. Любое предчувствие, сон, даже спазм находят впоследствии обоснование.

Непотоцкий. Такие явления известны. Один мой очень хороший знакомый во время рабочего дня, за столом, почувствовал неприятное сжатие. И что же? Как выяснилось потом, в эту же самую секунду директор подписывал приказ о его увольнении.

Рафаэлев (с укором). Не ожидал.

Левкоев (Непотоцкому). Признаться, я плохо понимаю, какую вы видите параллель между вашим приятелем, нерадивым работником, ожидающим заслуженного взыскания, и обостренным беспокойством любящей женщины?

Рафаэлев. Не ожидал.

Непотоцкий. Простите, я только хотел сказать, что в науке есть белые пятна.

Рафаэлев. Вы сделали, мягко говоря, непродуманное сопоставление.

Левкоев. Бесспорно. Хоть я, со своей стороны, не одобряю какой бы то ни было мистики и прочей агностики, но не могу не согласиться– женское сердце – особый мир. И в этом смысле я понимаю состояние вашей жены.

Рафаэлев. Мне надо пойти на нее взглянуть. Я должен быть рядом. Я не прощаюсь. (Уходит.)

Юлия (Непотоцкому). И толстокожий же вы человек!

Нина. Заплесневели в своей аптеке.

Непотоцкий. Вы так говорите, а в Америке аптека – центр общественной жизни.

Нина. Что вы знаете об общественной жизни? Смею думать, я ближе к ней. Как бы то ни было, председатель товарищеского суда…

Непотоцкий. Но представьте… Какой-нибудь этакий Техас… Сравнительно небольшой городок. А в аптеке буквально не протолкнуться. В ней проводят целые дни.

Левкоев. А о чем это говорит? Людям просто негде собраться… Ну, вы сегодня отличаетесь…

Ночуев. Что с него взять! Но Зара, Зара…

Дина. Вместо того чтоб твердить о Заре, подумайте, каков ее муж. Юлия. Да, он раскрылся!

Нина. Он держится стойко.

Ночуев. Он шире моей бывшей жены.

Анна. В сущности, необычный характер.

Левкоев. Он понимает, что этот случай – не рядовой адюльтер.

Пальцев. Вот именно. И помнит, что Валетов – поэт. В его поведении, если хотите, есть уважение к литературе.

Левкоев. А главное – уважение к городу. Валетов – уроженец Покровска. Законная гордость покровчан.

Пальцев. И Рафаэлев это учитывает.

Левкоев. Рафаэлев на высоте.

Появляется Зара Петровна. Она в черном платье. В руке ее – томик. Рафаэлев бережно поддерживает ее за локоть.

Пальцев. Она.

Анна. Зара Петровна, голубушка!

Дина. Боже мой, как вы переменились!

Нина. Где ваш загар?

Юлия. Где блеск в глазах?

Дина. Ваш южный отлив…

Зара. Я забыла о юге. Все миновало. Все прошло. Каштанке казалось, что то был сон. Я – Каштанка.

Рафаэлев. Присядь, дорогая.

Зара. Мне зябко.

Рафаэлев. Сюда пересядь. Там дует.

Зара. Пусть дует. В конце концов, все равно.

Ночуев. Зара, пожалейте, себя.

Непотоцкий. Честное слово, все обойдется.

Рафаэлев (Непотоцкому, с укором). Как это все просто у вас… Пальцев. Аркадий Сергеевич, вы почернели. Меня глубоко удручает ваш вид.

Рафаэлев. Спасибо. Мой вид не имеет значения. Только б выстояла она.

Зара. Смейтесь, кто хочет, над телепатией. Я чувствую некую катастрофу.

Непотоцкий. Но все-таки, что это может быть?

Рафаэлев. Все может быть.

Зара. И меланхолия. И кризис. И ночная тоска.

Рафаэлев. А рядом – никого.

Зара. Ах, мало ли… Есть и завистники.

Левкоев. Как не быть?..

Зара. Сегодня я пломбирую зуб и вдруг отчетливо понимаю, что делаю что-то не то… Ужасно.

Рафаэлев. Все-таки, милая, пересядь.

Зара. Не важно. Вот… видите… его книга. Утром раскрыла наугад, и сразу мне бросилось в глаза… (Читает.) «Если занедужится, если на тебя вдруг судьба обрушится, в черный рог трубя…». (С усилием.) «Голосом любви только позови…». Нет, не могу… Невыносимо.

Пальцев. Да. Это уж не стихи. Пророчество. Интуитивное предсказание своей судьбы.

Непотоцкий (подходит к Заре с пузырьком). Чуть-чуть вдохните.

Зара. Оставьте. Зачем мне ваш нашатырь? Зачем?

Непотоцкий. Помогает.

Зара (тоскуя). Зачем все было? Зачем этот отпуск? Эта встреча?

Ночуев. А где она все же произошла?

Зара. В очереди. Он был за мной.

Рафаэлев. Ты расскажи, как ты обернулась.

Зара. Ах, что рассказывать? (Со вздохом.) Обернулась. Точно повинуясь толчку.

Ночуев. И что?

Зара. И увидела этот взгляд. И это был сглаз. С тех пор я порченая. Ра– дость ушла.

Юлия. Но она и была.

Зара. Была и ушла. Я – Каштанка. Каштанка. Нет, не то… Я порченая.

О, как мне зябко.

Движение Рафаэлева.

Не нужно. Этот холод – во мне.

Нина. Не думаете поехать в Москву?

Зара. Не знаю, что делать. Я мечусь. Я не могу оставить Аркадия. Одного. Я ему нужна.

Рафаэлев. Но ты и ему сейчас нужна.

Зара. Нужна. И здесь и там. Я нужна.

Ночуев (негромко). На вас невозможно смотреть без трепета.

Зара (кивая на женщин). Нет, они правы. Я – не та. Я потухла.

Ночуев. Ни в коей мере. Вы ослепительны и упоительны.

Зара (с горькой улыбкой). Я вся – другая. Я уж не та.

Ночуев. Вы были женой, а стали женщиной.

Левкоев. Пожалуй, Ночуев где-то прав. Возникло какое-то новое качество.

Пальцев. Такая пронзительная одухотворенность. И вместе с тем – по словам поэта – дышит почва. А может быть, и судьба.

Зара. Пойду на переговорный пункт. Буду звонить.

Дина. Куда?

Зара. Не знаю. Куда-нибудь. Все равно.

Рафаэлев. Я – с тобой.

Они уходят.

Левкоев. Нет, что-то в ней, несомненно, присутствует.

Ночуев. Поверьте, Валетов – не слепой.

Непотоцкий. Надеюсь.

Ночуев. Какая-то терпкость, а?

Пальцев. Во всяком случае – незаурядность.

Дина. Что скажете о наших мужчинах? Они обезумели.

Нина. Броде того.

Пальцев. Нет обыденности.

Юлия. Ну да! Типично мужская психология.

Левкоев. Стоит ли обобщать?

Юлия. А признайтесь. Втайне вы презираете верность, предпочитая запах греха.

Дина (Юлии). Даже не знаете, как вы правы.

Ночуев. Дина, я вас не узнаю. Вы из Аспазии стали Гретхен. До Пенелопы рукой подать.

Нина (грозно). А вам не по душе Пенелопы?

Ночуев. Что с ними делать холостяку?

Пальцев. Теоретически говоря, в раскованной женщине есть свой шарм. Не знаешь, что она завтра выкинет, и это не может не волновать.

Левкоев. Так сказать, жизнь на остриё…

Пальцев. Вот именно. На высоком градусе. Теоретически говоря. Представьте супругов Ивановых. Когда счастливее Иванов? Когда на его жену Иванову никто не подумает и чихнуть или когда вокруг Ивановой – общий психоз?

Левкоев. Да-а… Это задача.

Нина. Не слишком сложная, я вам скажу. Мы не так давно разбирали в нашем товарищеском суде одного теоретика.

Пальцев. За что же?

Нина. А за практику.

Юлия. Стыд и срам. Сначала вы сами будьте такими, как Рафаэлев.

Нина. Как бы не так! Далеко им до Рафаэлева.

Дина. Рафаэлев – один на миллион.

Юлия. Могу ручаться, мой Дорогой, что ты в подобной ситуации вел бы себя, как последний собственник.

Пальцев. Но как ты можешь так утверждать?

Юлия. Давай проверим.

Пальцев. Юлия!

Ночуев. Мудро.

Пальцев. Ночуев!

Ночуев. Теория мертва. Но вечно зелено древо жизни.

Левкоев. Зачем эти страсти?

Нина. Высокий градус. Как ты сказал, Семен Тимофеевич, – жизнь на острие?

Левкоев. Это – образ…

Нина. Если женщина оставляет профессию, в которой повседневно росла, чтобы всю себя посвятить мужу, она вправе рассчитывать на благодарность.

Непотоцкий (Дине). Честное слово, вы зря затеяли.

Дина. А вы бы вылечили жену!

Непотоцкий. Что за намеки?

Дина. Она хворает, а у вас развязаны руки.

Непотоцкий. Какие облыжные обвинения!

Входят Зара Петровна и Рафаэлев.

Пальцев. Ничего?

Зара. Я схожу с ума.

Вбегает Сыромятник.

Анна. Вот наконец мой Федор Данилыч…

Сыромятник. Валетов – в Покровске!

Общее движение.

Зара. О, боже мой…

Из рупоров Дома торговли начинает звучать мелодия, потом обозначаются слова. Это знаменитая «Верочка». Все ошеломленно смотрят то на Зару, то на Рафаэлева, то в сторону радиоголоса, который чуть хрипловато поет.

Радиоголос.

 
Вера, Верочка, Веруша,
Хорошо с тобой молчать.
Я молчанья не нарушу,
На устах моих – печать.
Слова – листва усталая,
Слова – водица талая,
Ручей, бегущий по камням.
Слова – одно журчание,
И лишь одно молчание —
Великий Тихий океан.
 
 
Молчаливого мужчину,
Славит женская любовь,
Будет сын, скажу я сыну
Никогда не суесловь.
Слова – листва усталая,
Слова – водица талая,
Ручей, бегущий по камням.
Слова – одно журчание,
И лишь одно молчание —
Великий Тихий океан.
 

Занавес