Текст книги "Лорд и хозяйка гостиницы"

Летиция Райсвик
Лорд и хозяйка гостиницы

Пролог

1814 год, Суссекс

Сеял мелкий, унылый дождик. Все в это серое сентябрьское утро казалось унылым, поникшим от беспросветной тоски и безнадежности: трава, уже желтеющие деревья в саду, увядающие осенние цветы – все в мире, решительно все, точно оплакивало свою горькую судьбу.

Во всяком случае, так казалось Рут Прайс, стоящей у окна комнаты, где она провела последние несколько дней после внезапной смерти любимого отца – дней, прожитых ею в доме его приятеля сэра Эдуарда Хоф-брука. Она стояла, созерцая безрадостный пейзаж, но ее мысли были еще более безрадостными.

Если бы еще три года тому назад одиннадцатилетней Рут кто-нибудь сказал, что все это произойдет именно с ней, она бы ни за что не поверила и назвала бы этого человека бессовестным вруном. За что добрый и милосердный Бог будет наказывать такую послушную и добрую девочку, как она? Она ведь всегда вела себя как положено воспитанному и кроткому ребенку, любила батюшку и матушку, слушалась всех наставлений взрослых. Но Бог почему-то решил обрушить на нее свои кары. Два года назад, когда Рут было всего двенадцать, пролежав неделю в жестокой лихорадке, умерла ее дорогая матушка, урожденная Вайолет Мур. Она была еще совсем молодой, всего тридцати трех лет от роду, такой доброй и любящей. Не успело пройти и двух лет после ее смерти, не успела девочка как следует оправиться от этой страшной потери – скончался милый батюшка, преподобный Бенджамен Прайс. Он просто в одно утро – такое же унылое, как и сегодняшнее, – не проснулся и не вышел, как обычно, к своей дочке Рут. Измученную, ослабевшую от слез девочку забрали к себе сэр Эдуард и его жена леди Элен. В их доме, знакомом Рут с самого детства, в обществе дочерей сэра Эдуарда – своей ровесницы Люси и маленькой Дороти она стала понемногу успокаиваться, приходить в себя. В душе она мечтала, что, может быть, сэр Эдуард будет так добр, что оставит ее навсегда у себя. Конечно, она не могла надеяться на то, что они будут к ней относиться как к родной, но все же… Робкие надежды уже поселились в сердце Рут, однако то, что произошло вчера утром, повергло ее в полное отчаяние.

После завтрака она перебирала вещи в комнате, которую теперь считала почти своей. Внезапно дверь отворилась, и Рут увидела служанку леди Хофбрук – Минни.

– Мисс Рут, леди Элен кличут вас к себе, и немедленно, – выпалила девушка.

Не понимая, зачем так срочно она могла понадобиться леди Элен, Рут послушно отправилась вслед за горничной в комнаты хозяйки. Еще больше она удивилась, застав там самого сэра Эдуарда. Они оба выглядели немного взволнованными.

– Э-э… Рут, дорогое мое дитя, очень рад тебя видеть. Надеюсь, ты хорошо спала ночью? – неожиданно спросил сэр Эдуард. Рут еще больше поразилась. Почему он ее об этом спрашивает, ведь они уже виделись сегодня за завтраком! Но, как положено благовоспитанной барышне, она присела и вежливо ответила:

– Благодарю вас, сэр, отлично.

– Рут, дорогая моя, прошу тебя, выслушай нас внимательно, – продолжал хозяин каким-то странным тоном. – Ты уже почти совсем взрослая барышня и должна многое понимать. Твой покойный батюшка – да упокоит милосердный Господь его безгрешную душу – был, как бы это лучше сказать, человеком несколько беспечным. Одним словом, он не сумел должным образом позаботиться о… о твоем будущем. Короче говоря, он не оставил тебе практически ничего.

Слезы подступили к глазам Рут при этих словах. Мало того что сэр Эдуард напомнил ей о недавней потере; нет, он еще худо говорит о ее покойном батюшке! Да как он смеет! Но воспитанность не позволила девочке протестовать. Она продолжала стоять молча, из последних сил пытаясь сдержать рыдания.

– Так что, милая Рут, – снова заговорил сэр Эдуард, – надеюсь, ты все поймешь. Мы не настолько богаты, чтобы взять тебя к себе, как свою родную дочь. Ну и… – Тут он вопросительно взглянул на жену. Леди Элен на миг смутилась, опустила голову, но почти сразу выпрямилась и заговорила в своей обычной чопорной и поучающей манере:

– Рут, мы должны тебе сообщить, что скоро ты покинешь наш дом. Мы, конечно, сожалеем об этом и охотно оставили бы тебя, если бы могли, но у тебя, оказывается, есть весьма близкий родственник. Это мистер Джон Прайс – родной брат твоего отца, твой дядя. Он недавно посетил наш дом и изъявил желание сам заниматься твоим воспитанием и опекать тебя. Мы не вправе ему в этом отказать. – Супруга сэра Хофбрука поджала тонкие губы и вздохнула.

– Какой еще дядя Джон? Я не знаю никакого дяди! – испуганно попятилась Рут. – Я не хочу ни к какому дяде!

– Рут, не будь же ребенком. Перестань говорить глупости, – серьезным тоном произнес сэр Эдуард. – Твой дядюшка – почтенный человек со средствами. Он сможет достойно содержать тебя, как и положено для девицы твоего положения. Тебе будет у него хорошо.

– Твой дядя Джон – владелец большой гостиницы в Лондоне. – Голос леди Хофбрук звучал торжественно. – Нечего и говорить, что он приличный и достойный джентльмен. Он приедет за тобой завтра днем, и ты должна успеть собраться, чтобы не заставлять его попусту тратить время на ожидание.

Рут была убита их словами. У нее не оставалось сил, чтобы сопротивляться, бороться за свое право жить здесь. Да и что она могла поделать: одинокая, обездоленная сирота без гроша в кармане! Кто станет ее слушать? Ей придется подчиниться судьбе.

И вот сегодня она проводит последние минуты в доме сэра Эдуарда. В час дня должен прийти дилижанс, в котором прибудет за ней дядюшка Джон. Почему-то этот неизвестный дядюшка так пугал Рут, будто он был страшный людоед из сказки. Она молила небо, чтобы хоть что-нибудь случилось, помешало ему приехать сюда и она осталась здесь, в родных местах. Где-то в душе девочки теплилась слабая надежда на то, что вдруг сэр Эдуард передумает и решит оставить ее у себя.

– Рут, милая, тебе не кажется, что уже пора отправляться?

Голос леди Элен нарушил ход ее размышлений. Она оглянулась, безжизненным взором уставившись на хозяйку.

– Ну же, Рут, возьми себя в руки. Ты не малый ребенок. Собирайся, Парсонс проводит тебя до дилижанса.

Слова леди Хофбрук звучали жестко и холодно. Рут всегда подозревала, что эта женщина ее не любит. Теперь она смогла в этом убедиться. Девочка опустила голову, глотая слезы, и пошла за своим саквояжем.

Дальнейшее происходило как в тумане. Вот она прощается с сэром Эдуардом, леди Элен, их дочерьми, прислугой; вот выходит в сопровождении садовника Парсонса из дома, вот они бредут к проезжей дороге, где должен остановиться дилижанс… Рут было уже все равно. Прощай навеки веселое, беззаботное детство, радость, свет, родительская любовь и дружба! Будущее темно, пугает своей неопределенностью. Что ее ждет впереди?

Старик садовник, шедший рядом с Рут, бормотал ей прямо в ухо, желая утешить свою юную спутницу:

– Да вы не убивайтесь так, мисс Рут! Что сделано, то сделано, прошлого, известно, не воротишь. Может статься, ваш дядюшка и хороший человек, добрый. Будете жить у него как родная, получше, чем у нашей-то хозяйки. Та и к своим дочкам уж как строга! А он, видно, добрый и богатый джентльмен, раз берет вас к себе.

Рут слышала эти речи словно сквозь сон, не улавливая их смысла. Она сейчас знала только одно – вот придет дилижанс и она навеки простится со всем, что ей дорого и мило.

Стоя на обочине дороги в ожидании прибытия дяди Джона, Рут молила Бога, чтобы дилижанс задержался, а еще лучше совсем не приходил. Но разумом она понимала, что эти моления – лишь наивные детские мечты, которым не суждено сбыться. Все равно сэр Эдуард отошлет ее к дядюшке не сегодня, так завтра или через день.

Наконец послышался стук колес. С бьющимся от страха и волнения сердцем девочка заметила вдали силуэт приближающегося экипажа. Он остановился неподалеку от них, кучер спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Какой-то человек вышел из дилижанса и направился к ней. Боже мой, подумала Рут, неужели этот… это страшилище мой дядя?

Действительно, тот, кто направлялся к ним, вряд ли мог вызвать доверие у кого бы то ни было. Тощий, потрепанный человек неопределенного возраста с испитой физиономией, одетый в хотя и модный, но уже изрядно засаленный сюртук. Его хитрые серые глазки бегали по сторонам, рот кривился в неприятной усмешке. Из-под шляпы торчали, неопрятные седые космы. И именно этот человек оказался ее дядей!

– Ххе… а вот, надеюсь, и моя бедняжка Рут. Совсем уже взрослая девица, настоящая красавица… – начал дядя Джон, еще шире растягивая в улыбке свой гнилозубый рот. – Рад тебя видеть, милая моя, хотя мой покойный братец Бенджамен ничего мне о тебе не говорил, упокой его Господь. Ну, поцелуй же своего дядюшку!

Мерзкая рожа, дохнув перегаром, вплотную приблизилась к ее лицу, коснулась пышных рыжеватых локонов. Девочка в ужасе отпрянула. Если бы старик Парсонс не держал ее за руку, она постаралась бы убежать.

– Мисс Рут, да не бойтесь вы, ведь он ваш дядюшка. Даст Бог, все у вас с ним пойдет хорошо, заживете в Лондоне, – увещевал ее старый садовник, – а вы, мистер Прайс, уж будьте с ней подобрее. Ведь такое у бедняжки горе, сироткой осталась в ее-то годы!

– Уж не сомневайтесь, никто ее не обидит, – пообещал дядя Джон. Он внимательно, с неприятным огоньком в глазах рассматривал девочку. – Ну, Рут, не бойся меня. Бери свои вещи и пойдем. Кучер ведь нас ждать не будет.

Рут в последний раз с тоской огляделась вокруг, словно надеясь, что кто-то придет к ней на помощь, спасет от этого ужасного человека, но рядом не было никого, кроме старика Парсонса. Тот, слегка смутившись, передал дядюшке Джону ее вещи и пробормотал:

– Прощайте, мисс Рут, дай вам Бог всего хорошего. Не забывайте нас.

Тут дядя Джон подхватил девочку под руку, в другую руку взял ее саквояж и устремился к дилижансу. Спотыкаясь, Рут потащилась за ним. Он втолкнул ее внутрь, захлопнул дверцу и крикнул кучеру:

– Можете отправляться!

Через пару секунд экипаж со скрипом и грохотом тронулся с места. Рут приникла к окну. Невыразимая тоска сковала ее сердце. Фигура старого Парсонса, машущего ей на прощание рукой, удалялась, становясь все меньше. Внезапно она почувствовала на своем плече чью-то жесткую руку и отшатнулась в страхе – это был дядюшка Джон.

– Ну хватит, ты не малое дитя. Сейчас же успокойся и веди себя как подобает.

Рут почувствовала, как по ее лицу потекли слезы. Она больше не могла их сдерживать – не могла и не хотела. Она закрыла лицо руками, плечи ее затряслись от рыданий. Дядюшка, недовольно ворча, отвернулся. А Рут все продолжала плакать о своем светлом, безоблачном прошлом. Она знала, что оно больше никогда не вернется. Детство кончилось, дилижанс увозил ее в пугающее, непонятное будущее, навстречу неизвестной судьбе.

Глава 1

1826 год

Тусклое ноябрьское солнце уже село, когда экипаж наконец вполз во двор почтовой станции.

– Переночуем здесь, – сказал мистер Мортон.

– Да, сэр.

Рут вышла из почтовой кареты и окинула все вокруг опытным глазом хозяйки гостиницы. Она вообще не спешила выносить окончательное суждение, пока не увидит, в каком состоянии находится столовое и постельное белье, и не оценит вкуса предложенного им обеда.

– Перекусим попозже, сначала отдохнем немного с дороги, – предложил мистер Мортон.

– Конечно, сэр, – согласилась Рут и посторонилась, давая ему дорогу.

Спустя примерно час она, закончив приводить в порядок волосы и набросив на плечи теплый платок, призванный защитить ее от зимних сквозняков, спустилась к обеду. Но, дойдя до нижней ступеньки лестницы, остановилась в нерешительности. Рут понятия не имела, какую именно из гостиных предоставили мистеру Мортону.

Она поискала взглядом, кого бы спросить, но никого не увидела, хотя откуда-то – скорее всего из распивочной – доносилось глухое бормотание голосов. Пожав плечами, она подошла к первой же двери и легонько постучала. Если мистера Мортона там нет, – что же, она извинится и уйдет.

Знакомый голос пригласил ее войти, что она и не замедлила сделать. Но, войдя, Рут тотчас замерла на месте, ошеломленная. Не веря своим глазам, она уставилась на стоящего перед ней человека.

Нет, это не голос мистера Мортона, и человек с бокалом бренди в руке, повернувший голову к двери, вовсе не мистер Мортон.

– Что такое? – спросил он, мельком взглянув на нее.

Высокий, с каштановыми волосами, одет как настоящий джентльмен. Но изысканный костюм столичного франта не мог скрыть мощных мускулов его плеч и груди.

Несмотря на холодный вечер, сюртук молодого человека висел на спинке стула, а сам он оставался в прекрасного покроя шелковом жилете, ловко охватывавшем плечи и узкую талию. Даже когда он делал что-нибудь простое, например наливал бренди, то двигался с пружинистой и одновременно ленивой грацией тигра. Да, Рут знала этого бесстрашного наездника и великолепного атлета.

Он все еще стоял вполоборота к ней. Но едва он взглянул на нее, как она тотчас узнала это любимое, незабвенное лицо. Квадратная челюсть, орлиный нос, пронзительные карие глаза, иногда искрящиеся весельем, иногда суровые и способные, казалось, за секунду увидеть больше, чем иной человек увидит за всю свою жизнь.

Это был Джордж!

Сердце Рут отчаянно забилось. На секунду ей стало страшно, что он услышит его бешеный – стук. Она стояла обомлев, перед глазами все плыло и кружилось. Силясь ответить на его вопрос, она лишь безмолвно приоткрывала рот, судорожно глотая воздух.

– Ну? – спросил он, с нетерпением обернувшись, поскольку не услышал ответа.

Внезапно он тоже замер с приоткрытым ртом. Она увидела, как расширились от удивления его глаза.

В коридоре было довольно темно, к, хотя Рут не могла себя видеть, она знала, что стоит в кругу мягкого света, падающего от канделябра. Ее великолепная кожа отливала алебастром, а рыжеватые волосы отсвечивали червонным золотом. За семь лет Рут изменилась мало, и надежды на то, что он ее не узнал, не было.

Рут неотрывно смотрела на него, не в силах отвести глаз, слегка приоткрыв от удивления рот. Он повернулся к ней. На миг ей показалось, что он не узнал ее. Затем их глаза встретились.

О, каким твердым, даже жестоким взглядом он посмотрел на нее! Уж и следа былой нежности не осталось на лице единственного человека, которого она любила. Один лишь гнев горел в его светло-карих глазах.

– Любовь моя, – неспешно произнес он неожиданно спокойным голосом, хотя, судя по выражению его лица, скорее можно было бы ожидать, что он закричит с яростью. – Вот нежданная радость! Как вы нашли меня?

– Я вас не искала, – ответила Рут, слишком потрясенная, чтобы удивиться его вопросу. Она только понимала, что он здорово разозлен их неожиданной встречей. Это-то и было для нее больнее всего, хуже самых жестоких слов. – Я вас не искала. Это просто случайность.

Она почувствовала, что руки ее затряслись, и спрятала их в складках простого дорожного платья.

Джордж Фицуотер сардонически улыбался.

– Отличный случаи подвернулся, не правда ли?

Сказав это, он обошел Рут и закрыл дверь. Когда он проходил мимо, то слегка задел ее, отчего она почувствовала спазм в горле. Она не понимала, чем вызван его гнев, но, зная этого человека достаточно хорошо, ощутила огромное напряжение, прикрытое показным спокойствием.

Рут как-то вся съежилась, будто хотела стать совсем маленькой. Она отчаянно пыталась взять себя в руки, но это ей плохо удавалось. Но ведь она действительно не пыталась его найти, встретиться с ним и сейчас менее всего ожидала увидеть его.

Джордж подошел к буфету и налил второй бокал бренди.

– Этого вам хватит? – спросил он жестким голосом.

– Что? – спросила она туповато, в замешательстве глядя на протянутый ей бокал.

Ни слова, ни жесты Джорджа не выдавали его чувств.

– Не скромничайте, дорогая, – посоветовал он сухо.. – Мы же не дети, и не стоит строить из себя невинную девочку. Сделка есть сделка, а пустых слов я не люблю.

Рут автоматически взяла бокал, осознавая, что именно он от нее ждет. Но смысл его слов оставался ей непонятным. Если бы она могла разобраться, рад ли он, несмотря ни на что, их встрече или же, наоборот, рассержен, она бы как-нибудь справилась с неловкостью. Но его бесстрастность лишала ее всякой уверенности и сковывала мысли.

Только гордость позволяла ей скрывать смущение и горе под видимостью самообладания.

Рут всеми силами старалась понять, что Джордж имел в виду, говоря о «сделке».

– Может, вы думаете, что я пришла просить у вас денег? – спросила она наконец. – Потому что я… потому что мы… Вы думаете, я пришла просить… Или, может быть, даже шантажировать вас?

Ее голос дрожал от такой догадки. Она смотрела на него с ужасом, ибо ей казалось, что подозрения ее вполне подтверждаются его странным поведением.

– О, уж это точно вам не удастся, дорогая моя, – ответил он насмешливо. – Ваша репутация – или что там еще – может кого и заставит беспокоиться, но только не меня. Но ведь я бываю сговорчивым в мелочах. Особенно если вы, с присущим вам очарованием, сумеете попросить меня хорошенько…

При этих словах он окинул ее весьма недвусмысленным взглядом.

Рут закрыла глаза, сокрушенная и уязвленная его словами. Однако она понимала, что Джордж вполне мог предположить, будто она пришла чего-то выпрашивать. Даже воздух вокруг него, казалось, был наполнен запахом богатства и благополучия. Рут подумала, что, видно, его постоянные раздоры с семейством прекратились. И неудивительно, если он решил, что она хочет поторговаться с ним, напомнив о прошлом…

Тем не менее теперь, когда первое потрясение от неожиданной встречи прошло, Рут испытывала боль и гнев. Как он мог предположить такие ужасные вещи? Чем она заслужила подобное презрение?

Она смело и открыто встретила его взгляд. В ее серых глазах мелькнуло гневное выражение оскорбленного достоинства.

– Нет, сэр. – На этот раз голос ее прозвучал так же холодно и твердо, как до этого звучал его голос. – Я понятия не имела, что вы остановились здесь, пока не открыла эту дверь и не увидела вас. Я просто ошиблась дверью и, будьте уверены, больше вас не побеспокою.

Сердито брякнув донышком бокала о столик у двери, Рут повернулась к двери, чтобы уйти.

– Рут!

Она остановилась, испуганная настойчивостью его оклика. Но не успел он и слова сказать, как раздался робкий стук в дверь. В комнату вошел хозяин гостиницы.

– Обед сейчас будет готов, милорд, я хотел спросить, угодно ли вам?.. – Тут он умолк, с удивлением воззрившись на Рут.

– Мэм! Я не ожидал…

– Я ошиблась дверью, – пояснила она. – Просто не могла вспомнить, какую гостиную вы для нас выделили. И как раз собиралась уходить.

– О, извините, мэм, это моя вина! Пожалуйста, позвольте мне проводить вас. Ваш дядюшка ожидает вас в дальней гостиной. А вас, милорд, прошу простить меня, я сейчас вернусь.

И с этими словами хозяин гостиницы подобострастно поклонился им обоим.

Рут позволила увести себя, освободив таким образом Джорджа от своего присутствия. Глубоко потрясенная неожиданной встречей, она понимала, что им теперь нечего сказать друг другу, но все же сожалела, что их разговор столь резко оборвался.

Она спрашивала себя, зачем он окликнул ее, и затем с ужасом подумала, что, наверное, теперь на ее голову посыплется множество обвинений. Нет, лучше всего никогда не встречаться с ним больше. Она еще могла понять причины, по которым он тогда не женился на ней, но почему в нем проснулась эта бешеная враждебность, оставалось для нее загадкой. Против воли Рут снова и снова погружалась в горькие воспоминания. Прошлое, казалось, навеки забытое и погребенное, вставало перед ней…

Тот проклятый день в декабре, семь лет назад. Тогда Шон пришел к ней, чтобы сказать о решении Джорджа Фицуотера, сломавшем всю ее жизнь, разбившем все надежды. Она не могла понять, почему этот здоровяк шотландец так смущен и почему мнется, словно боится говорить с ней…

– Так что он сказал? – Рут почти кричала, дрожа от волнения.

– Он велел передать… – забормотал Шон, – передать вам, мэм, что это никак нельзя. Что вы были правы тогда, говоря, что это будет неравный и…

– И что?

Обычно зычный голос шотландца совсем заглох.

– …неравный и позорный брак, – договорил он несчастным голосом.

Рут с ужасом смотрела на него. Ее серые глаза расширились и горели страданием, но она не плакала. Шон никогда не видел ее плачущей, как бы жестока ни была к ней жизнь, а жизнь обходилась с Рут Прайс весьма жестоко…

Тогда ей было всего девятнадцать… Всего девятнадцать, но она уже успела столько всего испытать в жизни, что другой женщине этого хватило бы и на семьдесят. С четырнадцати лет ее преследовали нищета, лишения, унижения. И все же, несмотря на невзгоды, кожа ее оставалась на удивление белой и шелковистой, а пышные рыжеватые, цвета светлой бронзы волосы казались светящимися.

Но в те минуты все краски схлынули со щек Рут, и на побледневшем как смерть лице жили одни глаза, ибо, подойдя к крайним пределам страдания, она из последних сил боролась с горестной потерей, о которой тогда только что узнала.

Шон наблюдал, как она безмолвно стояла, покачиваясь из стороны в сторону, зажав рукой рот, чтобы не зарыдать.

Он не знал, чем помочь ей.

– Он сказал, что всегда доводит все до конца, – тяжело проговорил он.

– Вы отдали ему мое письмо? – спросила Рут.

Голос ее дрожал от непролитых слез.

– Да, мэм.

– Он прочитал его? Он знает, где я? Почему он не пришел сам сказать о своем решении? – С каждым вопросом голос ее звучал все напряженнее и отчаяннее.

– Не могу знать, мэм, – беспомощно пробормотал Шон. – Может, ему не хватило храбрости?..

– Нет уж, храбрости ему бы хватило, – возразила она. – Думаю, он просто не хотел причинять мне излишней боли. В конце концов, он только повторил то, о чем я сама говорила ему не раз. Этот брак действительно мог бы стать позорным…

На последних словах она запнулась и отвернулась, глядя слепыми глазами в угол комнаты.

– Что вы теперь станете делать, мэм? – с некоторой неловкостью спросил Шон.

– Не знаю.

– Может быть, вам…

– Не знаю, ничего не знаю!.. – Внезапно голос Рут осекся, будто она лишилась последних сил.

Она вышла из гостиной, поднялась в свой номер, закрыла дверь и повернула ключ в замке. Начиная с четырнадцати лет – с той поры, как она попала в притон дяди Джона, – Рут запиралась на ключ каждый вечер.

Здесь силы оставили ее, и она рухнула на пол, дав наконец волю слезам.

Сильный ветер выл в щелях скрипучих дряхлых рам, дребезжал стеклами, но Рут ничего не слышала. Не слышала она и голос дрозда-дерябы, что самозабвенно воспевал зимнюю бурю, угнездившись в сотрясаемых ветром ветвях вишневого дерева…

Тогда этот удар судьбы грубо отбросил Рут в жестокий мир реальности.

…Она долго сидела, отупев от горя к пролитых слез. Вдруг ее напугал неожиданный шум. Она вздрогнула, но быстро успокоилась, поняв, что случилось. Просто гостиничная вывеска затрещала под очередным ударом шквального ветра. Не выдержав столь сильного напора, она треснула и, с грохотом сорвавшись с креплений, рухнула на землю.

Рут не особенно удивилась этому. Владелец гостиницы весьма лениво относился к своим обязанностям. Его мало волновали такие пустяки, как подгнившая опора вывески. Она подозревала, правда, что причина этого небрежения кроется скорее в плохом здоровье уже пожилого хозяина, нежели в его лености. И все три дня, что она провела в гостинице, у нее чесались руки завладеть делом, к которому здесь относятся так беззаботно и нерачительно. Рут подумала, что деньгам, которые ей оставил недавно скончавшийся дядя Джон – впрочем, больше против своей воли, – можно найти очень недурное применение. Ведь гостиница стояла почти заброшенная, все равно что бесхозная. Именно в этот момент в ее голове родилось и окрепло твердое решение – самой стать ее хозяйкой.

На следующее утро она уже знала все твердо. Она переговорила с хозяином, и после недолгих препирательств он даже с каким-то облегчением уступил гостиницу Рут. Шон тогда согласился остаться с ней, чтобы помочь, как он помогал прежнему владельцу. Так началась ее новая жизнь, семь лет назад…

Она вдруг вспомнила, что хозяин гостиницы, обратившись к Джорджу, назвал его милордом. Вот оно что, подумала Рут, старый Фицуотер наверняка умер! Теперь Джордж сам стал лордом, получил огромное наследство. Что же, положение обязывает его не вспоминать о такой унизительной мелочи, как связь с какой-то безродной девчонкой много лет тому назад, ведь это совсем не вяжется с его титулом.

Нелегко это было – встретиться с мистером Мортоном и разговаривать с ним спокойно, как ни в чем не бывало. Однако Рут приходилось частенько сталкиваться с подобными трудностями. К тому же мистер Мортон был слишком занят собственными неприятностями, чтобы заметить, что она чем-то расстроена.

– Так вы, оказывается, мой дядя? – спросила она, удивленно подняв брови, когда слуга оставил их одних.

Мистер Мортон сильно смутился и покраснел.

Этому тощему, сутуловатому человеку еще не исполнилось и пятидесяти. Но выглядел он много старше, в силу того что все время суетился и чего-то пугался, как это свойственно старикам. Вот уже несколько лет он был частым гостем «Толстого Кота» – гостиницы, уже семь лет принадлежавшей Рут. Она привязалась к нему, но прекрасно понимала, что стоит этому почтенному пожилому человеку узнать о ее прошлом, о том, как она жила до того, как стала хозяйкой гостиницы, и их добрым отношениям наступит неминуемый конец.

– Я подумал, что для вас это будет удобнее, – торопливо забормотал он. – Все-таки немного странно, что мы путешествуем вместе, а так, ну что ж, дядя и племянница, тем более после того, что случилось сегодня утром…

Рут подавила улыбку. Этим утром конюх дерзко прошелся насчет старика, путешествующего с молоденькой женщиной, и мистер Мортон страдал из-за этого целый день.

– Благодарю за заботу. Но прошу вас, пожалуйста, не расстраивайтесь так из-за меня.

– Ну как же тут не расстраиваться, – пылко сказал он. – У вас и так из-за меня куча хлопот, ведь это я вовлек вас в ситуацию, которая обещает стать еще хуже. Да, она в самом деле может стать еще неприятнее.

Серьезно озабоченный мистер Мортон поднял к губам салфетку.

– Я сама ввязалась в это дело, – спокойно сказала Рут. – Может быть, я ошиблась. Лучше, чтобы это было так.

– Расскажите еще раз, что вы тогда услышали, – попросил мистер Мортон. – Мне все никак не верится, что Чарльз…

– Это случилось поздно вечером, несколько дней назад, – терпеливо начала Рут. Она уже не впервые пересказывала эту историю мистеру Мортону. – Ваш племянник Чарльз возвращался от вас в Бат и по пути остановился в «Толстом Коте». Выпив полбутылки бренди, он разболтался со своим слугой Джонсом. Я случайно услышала его слова. Он говорил, что вы наотрез отказались покрыть его долги и не позволили взять для этого денег из его собственного наследства.

– Это правда. – Мистер Мортон энергично кивнул. – Я подумал, если я заставлю его быть более благоразумным, в будущем это весьма пригодится ему в жизни. Состоялся весьма неприятный разговор. Он употреблял такие сильные выражения, что…

Рут смотрела на мистера Мортона с сочувствием, но ничего не говорила, а дослушав, продолжила свой рассказ:

– В тот вечер он сказал, что если ему не удастся в срок расплатиться с одним привередливым ростовщиком, то придется вышибить дяде – то есть, простите, вам – мозги, поскольку нельзя же заставлять человека ждать еще целых два года, чтобы взять свои собственные деньги.

– Я всегда считал, что брат сделал большую глупость, оставив ему состояние на таких тяжелых условиях, – вздохнул мистер Мортон. – Теперь, извольте видеть, я должен опекать Чарльза, пока ему не исполнится двадцать пять лет, или до тех пор, пока не почувствую, что он достаточно созрел, чтобы самостоятельно распоряжаться своим капиталом.

– Да, вы мне уже говорили, – сухо сказала Рут. – И еще, что, если вы умрете раньше, чем Чарльзу исполнится двадцать пять, должен быть назначен другой опекун. Ну, а если вы будете живы и здоровы, то сразу же передадите наследство в его собственное распоряжение. Думаю, ваш брат принял довольно – таки странное решение.

– Вот именно, – согласился мистер Мортон с самым несчастным видом. – Подозреваю, он сделал так потому, что я гораздо моложе его и моя смерть казалась ему чем-то весьма отдаленным. К тому же, он менее всего мог думать, что оскорбит Чарльза, назначив опекуном члена семейства.

Рут смолчала и на этот раз. Она никогда не встречала мистера Мортона-старшего, но отлично знала его сына, Чарльза. И если сынок под стать своему папаше, то неудивительно, что старик так поступил. Его целью было рассорить своего брата с Чарльзом.

– Пожалуйста, продолжайте. Я прервал вас… – сказал мистер Мортон.

– Ну, потом он заговорил о еще одном способе раздобыть необходимые деньги, – продолжала Рут. – Он, кажется, думает, что может заполучить в жены богатую наследницу. И с этой целью по приезде в Бат намерен возобновить свои ухаживания За мисс Ренфрю…

– Не сомневаюсь, она действительно богатая наследница и хорошей фамилии, – сказал мистер Мортон. – Я бы даже сказал, что это весьма подходящая пара, если бы не…

– Если бы вы не знали еще кое о чем…

– Да, я знаю. Он угрожает… угрожает лишить меня жизни из-за этих проклятых денег. – Мистер Мортон нервно теребил салфетку. – Возможно, я должен был захватить с собой своего адвоката или хотя бы агента адвокатской конторы. Но, если кто-нибудь пронюхает об этой истории, разразится скандал… И потом, глядишь, еще окажется, что все это – недоразумение… О, дорогая моя миссис Прайс, – с тревогой продолжал он. – Я клянусь, что во всем вам доверяю… Но не исключено, что он просто наболтал ерунды, выпив лишнего, а на самом деле ничего такого не думает.

– Надеюсь, что это так, – спокойно заявила Рут.

– И вообще, зря я потащил вас с собой, – пустился в сожаления мистер Мортон, возвращаясь к началу их разговора. – Я подвергаю вас…

– Но ведь я обвинила вашего племянника в преступных намерениях, – твердо сказала Рут. – И хорошо, что смогу свидетельствовать в том случае, если между вами разгорится вражда. Ну а при необходимости попрошу извинения за свою ошибку.

Рут не сомневалась, что с тех пор, как она предупредила мистера Мортона об опасном настроении его племянника, она просто обязана проследить, чтобы ее слова не возымели дурных последствий. Конечно, было бы лучше, если бы мистер Мортон взял с собой адвоката или какого-нибудь толкового человека. Но в конце концов, вопреки его опасениям, она тоже сумеет постоять за себя. Уж в этом она была совершенно уверена.

С другой стороны, она достаточно честна, чтобы признаться себе: семь лет, поглощенных хлопотами по обустройству «Толстого Кота», измотали ее. Ею в последнее время стали овладевать скука и беспокойство. Конечно, хорошо бы посетить Бат при более приятных обстоятельствах, но выбора не было. А раз так, то почему бы не посетить этот город хотя бы для того, чтобы по-дружески помочь мистеру Мортону.